Г л а в а 1. Общая характеристика основной литературоведческой 29 страница

Подход к художественному произведению как к системно организован­ной иерархической структуре, как видим, способен многое прояснить и в закономерностях читательского восприятия, и историко-функциональной стороне существования литературных произведений. Мысль Ж. П. Сартра: «Мы читаем роман, роман читает нас», - вполне справедлива. Художествен-

145

ное произведение так или иначе подразумевает наличие читателя, рассчи­тано на воздействие на иное личностное сознание. В некоторых случаях литература способна оказать значительное влияние как на индивидуаль­ное, так и на общественное сознание. Однако вопросы прагматического воздействия литературы на личность, на формирование общественного сознания - это также вторичная для литературоведов задача, это вопросы психологов, педагогов, социологов и т. д. Почему одни люди являются талантливыми и даже гениальными читателями, а другие бездарны? Мож­но ли развить читательский талант или он дается нам от рождения? Каж­дый ли способен стать личностью? Почему так мало личностей, и что надо делать, для того чтобы их стало больше? И стоит ли к этому стремиться? Какова роль произведений искусства в духовном становлении личности, нации, человечества? Эти и подобные им вопросы не являются литерату-1, роведческими. Здесь располагается нижний «предел» предмета исследова­ния для литературоведа. Социология литературы - это уже не столько ли­тературоведческая, сколько социологическая дисциплина.

4.3. Психологизм в литературе

Интерес к душевной жизни человека, иначе говоря, психологизм (в самом широком понимании), в литературе присутствовал всегда. Это вполне естест­венно. Психологическое (душевное) - один из уровней личности, миновать его, исследуя личность, никак невозможно. Все, что связано со способами проявления, реализации личности, всегда имеет психологический аспект. Что же, однако, конкретно понимается под психологизмом в литературе?

Психологизм в литературе может иметь по крайней мере три разных аспекта, в зависимости от того, что считать объектом исследования: пси­хологию автора, героя или читателя. Сразу же объяснимся. Искусство нельзя рассматривать как подраздел психологии. Поэтому «...только та часть искусства, которая охватывает процесс образотворчества, может быть предметом психологии, а никоим образом не та, которая составляет собственное существо искусства; эта вторая его часть, наряду с вопросом о том, что такое искусство само по себе, может быть предметом лишь эс­тетически-художественного, но не психологического способа рассмотре­ния» [87, 94]. Психология творчества и психология восприятия искусства сразу же исключаются из сферы анализа. Нас будет интересовать «психо­логия героя» - в той мере, в какой она будет составлять «собственное су­щество искусства». Психологизм не может быть анализом художественно­го произведения. Это анализ сферы психологической, но не духовной.

146

Нам важна не технология творчества или технология его восприятия (вы­теснение бессознательного, прорыва его в сознание, влияние бессозна­тельного на сознание, переход одного в другое и т. д.), а результат: нечто имеющее духовную ценность, сотворенное по законам красоты. Нас будет интересовать психология героя как способ передачи духовности в лите­ратуре, срастание и переход психологической структуры в эстетиче­скую. Таким образом, под психологизмом понимается исследование ду­шевной жизни героев в ее глубинных противоречиях.

Существование терминов «психологический роман», «психологиче­ская проза» заставляют еще более конкретизировать понятие психологиз­ма в литературе. Дело в том, что упомянутые термины закрепились в ли­тературоведении за произведениями классической литературы XIX-XX веков {Г. Флобер, Л. Н. Толстой, Ф. М. Достоевский, М. Пруст и т. д.). Значит ли это, что психологизм появился только в XIX веке, а до этого его не было? Повторим: интерес к внутренней жизни человека в литературе присутствовал всегда. Однако психологизация литературы в XIX веке дос­тигла невиданных масштабов, а главное - качество реалистической психо­логической прозы стало принципиально отличаться от всей предшест­вующей литературы. Как видим, интерес к внутренней .жизни и психоло­гизм — понятия далеко не тождественные.

Реализм как метод создал новую, совершенно необычную структуру персонажа. Дореалистическая эволюция структуры литературного героя вкратце была такова. Начнем с того, что процесс проникновения концепции личности из жизни в литературу был всегда (как и обратный процесс). Однако в разные эпохи по-разному понимали соотношение искусства и действитель­ности, располагали разными принципами эстетического моделирования лич­ности. Дореалистические принципы моделирования личности так или иначе искажали, упрощали реальность. Исторически разные формы персонажеобра-зования - это. если угодно, различные принципы искажения действительности в соответствии с преобладающим миросозерцанием, это всегда абсолютизация какого-то свойства, качества. Поиск модели личности, в которой противоречи­во сосуществовали бы противоположные качества, привел к появлению реа­лизма.

Архаическая и фольклорная литература, народные комедии создали персонаж-маску. За маской была закреплена устойчивая литературная роль и даже устойчивая сюжетная функция. Маска являлась символом определенного свойства, и подобная структура персонажа не способство­вала исследованию свойства как такового. Для выполнения этой задачи потребовалась иная структура персонажа - тип. Затем наступило время

147

типа. Классицизм выкристаллизовал то, что можно назвать «социально-моральным типом» (Л. Я. Гинзбург). Лицемерие Тартюфа, скупость Гар­пагона («Скупой» Ж. Б. Мольера) - свойства моральные. «Мещанин во дворянстве» тщеславен, но в этой комедии социальный признак затмевает моральный, что и отражено в заглавии. Таким образом, в комедии основ­ной принцип типизации ■- преобладающее морально-социальное свойство. И этот принцип при доминировании одного из двух начал плодотворно работал в литературе в течение веков, включая ранний реализм. Даже у Н. В. Гоголя, О. де Бальзака, Ч. Диккенса мы находим социально-моральные типы. У Гоголя на первый план выступает моральное значение (гоголевские типы: Ноздрев, Хлестаков, Собакевич, Манилов и т. д.), а у Бальзака - социальное (Горио, Растиньяк и др.).

Подчеркнем: личность в условных, дореалистических системах отра­жается не через характер (его еще нет в литературе), а через набор одно­направленных признаков или вообще через один признак. От типа идет прямая дорога к характеру. Характер не отрицает тип. он строится на его основе. Характер всегда начинается там, где одновременно совмещает­ся сразу несколько типов. При этом «базовый тип» в характере не размы­вается до аморфности (он всегда просвечивает сквозь характер), однако резко усложняется иными «типическими» свойствами. Характер, таким образом, представляет собой набор разнонаправленных признаков при ощутимом организующем начале одного из них. Иногда достаточно слож­но обнаружить грань, за которой кончается тип и начинается характер. В «Обломове», например, очень ощутим принцип социально-моральной ти­пизации. Лень Обломова - это помещичья лень, обломовщина - социально-моральное понятие. Энергия Штольиа - это качество немца-разночинца. Тургеневские персонажи - рефлектирующие дворяне-либералы, разночин­цы - в гораздо большей степени характеры, чем типы. Характер, как мы помним, - социальная прописка личности, внешняя оболочка, но не сама личность. Характер формирует личность, и при этом формируется ею сам. Характер - это уже индивидуальное сочетание психологических призна­ков. Развитые многомерные характеры потребовали психологизма для своего воплощения. Характеры классицизма хорошо знали противоречия душевной жизни. Противоречия между долгом и страстью определяли интенсивность внутренней жизни героев классических трагедий. Однако колебания между долгом и страстью не стали психологизмом в современ­ном понимании этого термина. Бинарный принцип душевных противоре­чий имеет «формально-логическую основу» (Л. Я. Гинзбург). Страсть и долг разделены и взаимонепроницаемы. Долг исследуется как долг,

148

страсть - как страсть. Умозрительное их противопоставление обусловли­вало рациональный способ исследования. Рациональная поэтика и к ду­шевной жизни подходит рационально. «Бинарность» не стала «единством противоположностей», формальная логика - диалектической. Человек, рационалистически понятый, не был еще целостной личностью. Для этого надо было формально-логическую обусловленность противоречий заме­нить динамической, диалектической. Точнее было бы подразумевать под психологизмом исследование диалектики душевной жизни в ее обуслов­ленности диалектикой жизни духовной. Без диалектики интерес к психо­логической жизни есть, а психологизма в его специфическом, принятом в литературоведении значении — нет.

Итак, психологизм связан прежде всего с многомерностью характера, формирующегося одновременно и средой, и личностью. Это оказалось возможным и необходимым по следующим причинам. Реализм, как уже упоминалось, вырос из пафоса объяснения жизни, из убеждения в том, что существует реальная, земная, постижимая обусловленность поведения героя. Сама обусловленность во многом и стала предметом изображения в реализме. Вершина реализма - творчество Л. Н. Толстого, которое можно рассматривать как энциклопедию психологической жизни людей различ­ных социальных слоев и жизненных ориентации: в произведениях Толсто­го мы обнаружим целый спектр психологических жестов (внутренних и внешних), разные типы психологии речевого поведения. Именно он «до­вел до предела реалистическую обусловленность - и в самых широких ее социально-исторических очертаниях, и в микроанализе самых дробных впечатлений и побуждений» [29, 82). Это означает, что личность, как она понимается в психологическом романе, состоит уже не из одного или не­скольких свойств, которые и определяют поведение. Личность зависит от множества факторов одновременно. Человека одолевает «путаница» мыс­лей и чувств, в которой, по словам чеховской героини, «...так же... трудно разобраться, как сосчитать быстро летящих воробьев» («Несчастье»).

Человек ведет себя загадочно. Чтобы разгадать эту загадку, надо уста­новить зависимость его поведения от многочисленных мотивов и мотиви­ровок, которые и ему самому не всегда ясны [32, 200-206]. Деятельность человека становится полимотивированной. Перед нами совершенно ори­гинальная концепция личности. Вначале интуитивно, а потом в значитель­ной мере сознательно (как Толстой) писатели начинают выделять три уровня человеческой личности, о которых было сказано в главе 2.3. «Лич­ность как объект и субъект эстетической деятельности»: уровень телес­ный, являющийся сферой первичных биологических влечений; уровень

149

 

душевный, психологический, тесно связанный с социальными ценностя­ми, с правилами жизни; уровень духовный, собственно человеческий, за­висимый от первых двух, но при этом свободный и даже определяющий первые два. Знаменитая толстовская «диалектика души», «текучесть сознания» есть не что иное, как перекрещивание мотивов разных сфер. А перекрещивание мотивов, их борьба возможны благодаря тому, что «пси­хологическая проза» раньше психологии открыла механизмы порождения и функционирования различных мотивов поведения, а именно: поведение определяется не только сознанием, но и подсознанием, бессознательным. В дореалистической литературе мотив и поступок были связаны прямо, недвусмысленно: обманщик лжет, злодей интригует, добродетельный кри­стально чист в мыслях и поступках. В центре психологического анализа оказались противоречия между мотивом и мотивом, мотивом и поступ­ком, неадекватность поведения и желаний, влечений. Психологический анализ был призван вскрыть бесконечно дифференцированную обуслов­ленность поведения. А сейчас и наука активно изучает иерархию мотивов, предлагает различные «принципы шкалирования мотивов» [51, 203].

Но не психологический механизм как таковой, как конечная цель ока­зался в центре внимания реалистической прозы. Он помогал по-новому ставить и решать нравственные, духовные проблемы. (Кстати, интересно отметить такую закономерность: крупнейшие психологи XX века -3. Фрейд, Э. Фромм, К. Г. Юнг, В. Франкл и другие - не случайно прихо­дили к философии. Они установили зависимость психологии от «систем ориентации и поклонения». Франкл даже основал новое направление в науке - логотерапию, цель которой - излечивать собственно психические заболевания духовной терапией. Новое понимание человека, отношение к нему не как к типу, а как к характеру, к многоуровневой личности в корне изменило поэтику психологической прозы.) Кардинальный признак соци­ально-морального типажа - свойство - есть результат внешнего воспри­ятия персонажа. Однозначная формула типажей - это взгляд со стороны. Однако то, что извне есть свойство, поступок, изнутри есть процесс, мо­тив. Психологический анализ заменил изображение извне изображением изнутри. «...Аппарат психологического анализа он (роман XIX века. -А. А.) устанавливает как бы изнутри, чтобы увидеть душевные явления такими, какими они предстали бы человеку в процессе самонаблюдения. Изображение изнутри (в сочетании с новым принципом обусловленности) изменило этический статус романа. Не потому, что анализ отменял зло, но потому, что изнутри зло и добро не даны в чистом виде. Они восходят к разным источникам, приводятся в движение разными мотивами» [48, 426].

150

Л. Н. Толстой стал показывать дурные мысли хороших людей - и хорошие мысли дурных людей. Моральные качества человека оказались не раз на­всегда данными свойствами, а динамичным процессом. Добро у Толстого становилось добром только побеждая зло. противостоя ему. Без зла суще­ствование добра стало немыслимо. Единство противоположностей дейст­вительно стало источником внутреннего развития, духовного роста героев. Такой подход в принципе позволяет объяснить в человеке все. Человек оказался способен свою слабость превращать в силу, силу в слабость. Принципы обусловленности поведения героя, рассмотренные сквозь призму психологизма, стали обнаруживать за своей простотой бесконеч­ную сложность.

Попробуем обозначить доминантные принципы поведения такого сложнейшего героя Толстого, каким является Пьер Безухов. Коротко их можно сформулировать приблизительно так: поиски универсальной исти­ны, единого начала, способного объяснить все факты, все необъятные яв­ления бытия, поиски единого всеобъемлющего смысла, который выводил­ся из реальности реальным человеком. Задача Безухова настолько «про­ста» (капля!), что требует исследования океана (войны и мира). Кстати, образ капли и глобуса-океана, наиболее органично выявляющий связь все­го со всем, прямо присутствует в романе Толстого.

Многократно отраженная целостность - вот направление пути Петра Кирилловича. Конца у этого пути нет. как нет, по существу, и начала. Це­лостность человека (единство рационального и иррационального в нем) продемонстрирована в романе во множестве вариантов. Фактически дан весь спектр постепенного перехода от полюса рационального (немецкие генералы, Наполеон, старый князь Николай Андреевич Болконский, Анд­рей Болконский) к полюсу иррациональному, интуитивному (Кутузов, княжна Марья, Николай Ростов. Платой Каратаев). Кульминационное. гармоническое начало, уравновешивающее полюса, представлено Безухо-вым (мужской вариант) и Наташей Ростовой (женский). Выборка имен, разумеется, только обозначает тенденцию, а отнюдь не исчерпывает всех персонажей романа того или иного плана. Целостность человека пронизы­вает целостности иного порядка: целостность семьи, города, нации, чело­вечества (мира). Как можно было Безухову (а вместе с ним и повествова­телю, и Толстому) решить такую библейской сложности задачу?

Безухов отыскал то, что только и может помочь выстроить мировоз­зрение: он нашел методологию. «"Самое трудное (продолжай! во сне думать или слышать Пьер) состоит в том, чтобы уметь соединять в душе своей значение всего. Все соединить? - сказал себе Пьер. - Нет, не соединить.

Нельзя соединять мысли, а сопрягать все эти мысли - вот что нужно! Да, сопрягать надо, сопрягать надо!" - с внутренним восторгом повторил себе Пьер, чувствуя, что этими именно, и только этими словами выражается то, что он хочет выразить, и разрешается весь мучащий его вопрос». Сопря­гать - значит видеть опосредованную связь всего со всем в этом мире. Сопрягать - значит мыслить диалектически. Вот зачем понадобилась Тол­стому личность в истории и история в личности. «Война и мир» уже в са­мом заглавии содержит единство противоположностей, целостность. За­главие романа - наикратчайшая формула реальности. К идиллической гармонии, по Толстому, ведет тяжкий путь драм и трагедий. Иного пути к гармонии нет. Если представить себе задачу Толстого, продиктованную новым видением человека, то становится ясно, что психологизм невоз­можно трактовать только как новый арсенал поэтических средств. Психо­логизм вначале стал новой философией человека, его мировоззренческой и нравственной структурой, и только потом уже - эстетической. «Пережи­вание мыслей» становится основным стержнем Безухова. Мотивы разных сфер подчиняются духовным запросам свободной личности. Литература не изменила себе: она по-прежнему интересуется личностной проблемати­кой. Но в динамической структуре личность предстала текучей, несущей в себе добро и зло одновременно.

Говоря о психологизме в литературе, невозможно хотя бы бегло не коснуться творчества Ф. М. Достоевского. Оно во многом, казалось бы. противоречит сказанному о сущности психологизма. Не затрагивая гене­зиса «романа идей» Достоевского, отметим, что не типы и характеры ста­ли его основой. Известно, что Достоевский отрицал социальный детерми­низм. Среда, по Достоевскому, никак не может «заесть то, что является сущностью человека. Личности героев писателя не формируются характе­ром, а характер мало зависит от обстоятельств. Личность у Достоевского предельно автономна, независима от среды. Психологизм писателя не вскрывает связь личности, характера и обстоятельств, а имеет дело непо­средственно с ядром личности. Для Достоевского, предтечи модернизма, главным было метафизическое понимание свободы воли. Поведение героя почти напрямую определяется идеей. «Экзистенциальные дихотомии», говоря словами Э. Фромма, составляют основной комплекс идей его пер­сонажей. Предпосылки, определяющие поведение человека, лежат не в сфере биологической или социально-психологической, хотя его герои не лишены и этого контекста. Он сдернул все покровы с личности - социаль­ные, кровнородственные, психофизиологические - и докапывался до «личности как таковой». Мысль превращается у героев Достоевского в

152

идею. Идеи, в отличие от мыслей, чреваты волевым импульсом, они тол­кают к действию. Вот почему все события в романах обусловлены идеями. Возникает вопрос: следует ли считать «идейные романы» Достоевского психологическими романами в том смысле, какой мы вкладывали в это понятие, говоря о романах Толстого? Герои-идеи, герои-символы Досто­евского в корне отличаются от героев «из плоти и крови» Толстого. Во всяком случае, не вписывая характер в среду, не выводя особенности лич­ности из среды, Достоевский оснастил свои романы совершеннейшей «психологической техникой». Одновременные и разнонаправленные по­буждения человека через подсознание управляют поведением его персо­нажей. «Диалектика идей» в романах Достоевского реализуется через пси­хологическую структуру персонажей. Это и сформировало конкретно-историческую сторону метода писателя.

---

Дата добавления: 2021-02-10; просмотров: 77; Мы поможем в написании вашей работы!

Поделиться с друзьями:

---

---

Мы поможем в написании ваших работ!