Г л а в а 1. Общая характеристика основной литературоведческой 26 страница



Стиль, таким образом, - это уже способ воплощения избранных стра­тегий, своеобразная художественная тактика. Стиль - это «целостное единство всех принципов художественной изобразительности и вырази­тельности» [60, 28]. Стиль и есть «красота» художественного произведе­ния, его высшее эстетическое качество. Стиль потому и стиль, что в нем все внутренне организовано, подогнано друг к другу. В стиле нет почти

122

ничего случайного. Вот жизнь не обладает свойствами стиля, в ней все хаотично. Жизнь, загнанная в рамки стиля, перестает быть жизнью. Наи­более яркие потенциально стилевые возможности в жизни свойственны предельно ритуализированному поведению (например, военным и религи­озным церемониям, судопроизводству и др.).

Искусственность, рукотворность художественного произведения в том и заключается, что оно обладает стилем. Поэтому искусство в известном смысле противостоит жизни. Оно, если угодно, мертво. Но оно способно оживать. И живет оно только в момент восприятия (иногда с помощью посредника-исполнителя): в момент сопереживания, анализа, интерпрета­ции. Литературное произведение оживляет только воспринимающее сознание. Отсюда ясно, что анализировать стиль произведения и анализи­ровать стоящую за произведением жизнь - далеко не одно и то же. Нельзя допускать этой подмены понятий. Анализ произведения - это в первую очередь эстетический анализ препарированных и «сопряженных» явлений жизни.

Итак, произведение, обладающее стилем. - тго как бы жизнь, имита­ция жизни. Оно отбирает и упорядочивает жизненные проявления Внут­реннее единство стиля складывается из единства всех без исключения его компонентов. Литературный стиль отражает целостность литературных образов. Охарактеризуем компоненты стиля.

Ситуация. Автор считает целесообразным использовать этот термин в интерпретации Г. Н. Поспелова [62. /72-182]. Ситуация - это сопряжение мировоззрений, расстановка персонажей вокруг определенного типа кон­фликта. Цель расстановки - выявить соотношение характеров, всегда со­ставляющих своеобразный ансамбль личностей. Именно с ситуации, поня­той таким образом, и начинается художественная конкретизация «лично­сти и обстоятельств», начинается воплощение всех предыдущих страте­гий. Например, ситуация комедии А. С. Грибоедова «Горе от ума» харак­теризуется противостоянием главного героя Чацкого и «фамусовского общества». Они противостоят друг другу как противоположные, мировоз­зренчески полярно ориентированные силы. Причем конфликт такого рода не исчерпывается конфликтом «отцов и детей» в России начала XIX века. Конфликт несет на себе и печать универсальности. Точно так же, но в иной конкретно-исторической ситуации противостоят «отцы и дети» во многих других произведениях русской классической литературы: в романе И. С. Тургенева, где ситуация вынесена в заглавие, в трагедии А. Н. Ост­ровского «Гроза» и др.

Таким образом, в ситуации обозначаются и основной конфликт, и по-разному относящиеся к нему персонажи. Конфликты и ситуации всегда в

123

чем-то универсальны и в то же время конкретны. В .лирике ситуация мо­жет быть камерной, но ее не может не быть: лирический герой всегда как-то соотнесен с миром иных ценностей. Иногда смысл ситуации может быть убран в подтекст, и внешне открытого идейного противостояния мо­жет и не наблюдаться (как, например, в пьесах А. П. Чехова). Часто ситуа­ция обозначается в экспозиции - особой фазе сюжета, специально предна­значенной для обрисовки ситуации.

Разворачивается ситуация в сюжете. Под сюжетом традиционно по­нимается череда событий, связанных между собой либо хронологической. либо причинно-следственной связью. Может существовать и какая-то дру­гая связь (ассоциативная, трансцендентальная и др.). Но так или иначе все остальные виды связи тяготеют либо к принципу хронологической, либо логической обусловленности событий. Соответственно различают сюжеты хроникальные и концентрические. Первые составляют сюжетную основу этологической группы жанров, вторые - романической.

Этот уровень стиля содержит гораздо более отчетливую степень кон­кретики, чем предыдущий. Сюжет состоит из эпизодов - участков текста, характеризующихся «триединством»: единством времени, места (про­странства) и действия (ролевого состава действующих лиц). Это единство и очерчивает границы эпизода.

Человеческие отношения - всегда отношения деятельности, активного взаимодействия. Развитие личности вне отношений деятельности невоз­можно. Поэтому сюжетообразование всегда было важнейшей частью эпо­са, долгое время именно оно компенсировало неразвитость детализирую­щего слоя. Действия человека совершаются в пространстве и времени. Поэтому пространственно-временная характеристика произведения (так называемый хронотоп) - неотъемлемая часть характеристики сюжетосло-жения.

Существенное значение имеет композиция сюжета - фабула. В связи с этим различают фазы сюжета: экспозицию, завязку, развитие действия, кульминацию и развязку.

Художественный текст, однако, состоит не только из эпизодов. Его можно расчленить и на иные единицы целостности - на фрагменты. А это уже иной уровень стиля - композиция. При всей, казалось бы. простоте и очевидности понятия оно терминологически крайне размыто. Так. говорят о композиции сюжета, характера, образа, фразы и т. д. Приведем опреде­ление композиции из работы В. И. Тюпы: «Композиция литературного произведения как произведения искусства слова - это построение целого путем организации словесных ''массивов"1, отрезков речи, выстраивание

124

целого из фрагментов. Единица композиции для литературоведа - участок текста, характеризующийся единством субъекта высказывания (повество­ватель, рассказчик, персонаж) и способа высказывания (повествование, описание, изложение, сказ, медитация, реплика, ремарка). При анализе литературной композиции центральная проблема - не проблема точки зрения (это уровень детализации), а проблема внешних (начало, конец главы) и внутренних (фрагментированность) границ текста» [72, 93]. До­бавим, что компоновку литературного произведения на уровне внешних границ текста во избежание путаницы предпочтительнее называть архи­тектоникой. Последняя является «глобальным» аспектом композиции.

Сюжеты, «отягощенные» композицией, переключают внимание читателя именно на этот стилевой слой. «Очищенные» же от композиции произведения «голые» сюжеты тяготеют к периферии литературно-художественного творче­ства (детективы, фантастика и т. п.).

Итак, сюжетосложение и композиция - это «каркас», на котором распо­лагается «плоть» произведения, все «приемы и средства», точнее, все ос­тальные уровни стиля. (Можно ли говорить о совпадении объемов понятий «стиль» и «техника писателя», «приемы» и «средства выразительности»? Очевидно, нет таких приемов, которые были бы только приемами, но при этом не были бы стилем. Любой прием поглощается понятием «стиль» и в этом отношении тождествен ему. Но если стиль является эстетической кате­горией, то техника - это искусство создавать стиль.) Сюжет и композиция «сотканы» из деталей - предметных, психологических, символических [29, 104-114]. Причем сам отбор и компоновка деталей происходят не во­обще, а с точки зрения определенного персонажа, рассказчика, повествова­теля, Таким образом, через детали одновременно осуществляется и субъек­тивная организация произведения.

Детализирующий слой - это плоть произведения. В произведениях Нового и новейшего времени (особенно в эпоху реализма) деталь часто выполняет двойную, тройную и даже более сложную функцию. Деталь многогранно характеризует не только объект восприятия, но и субъект. Многофункциональность детали оказывается необходимой реализму по той причине, что помогает выявить внутренне противоречивую целост­ность человека. Вот пример, где разные детали (предметные, психологи­ческие, символические) выполняют несколько функций: «По безлюдной площади прошел маляр, весь измазанный краской, с ведром и кистью - и опять никого. С ободранного тополя внезапно оторвался желтый дырявый лист и, кружась, поплыл книзу - и сразу вихрем в голове закружились: взмах белого платка, выстрелы, кровь. Встают ненужные подробности:

125

как он приготовлял платок для сигнала. Он заранее вынул его из кармана и, зажав в маленький твердый комок, держал в правой руке; потом осто­рожно расправил его и быстро махнул, но не вверх, а вперед, словно бро­сал что. Словно бросал пули. И вот тут он перешагнул через что-то, через какой-то высокий, невидимый порог, и железная дверь с громким скрипом железных петель захлопнулась сзади - и нет возврата» (Л. Н. Андреев. «Губернатор»). Безлюдная площадь, измазанный краской маляр, ободран­ный тополь, желтый дырявый лист - это не только социальные, бытовые и эстетические приметы, но и характеристика психологического состояния воспринимающего. Детали выступают как средство психологического анализа. Сознание губернатора представлено нам от третьего лица - пове­ствователем, образом автора. Поэтому детали передают нам концепцию личности не только персонажа, но и повествователя. Кроме того, желтый дырявый лист одновременно воплощает несколько ассоциативных рядов: он желт - сложная цветовая символика; он дыряв - эстетически уродлива даже природа, такое восприятие - симптом полнейшей внутренней дис­гармонии; дыры листа явно ассоциируются с дырами от пуль на телах убитых; лист падает - налицо символ умирания; лист кружится - и этим возбуждает новую ассоциативную цепочку: он напоминает взмах платка. послуживший сигналом к расстрелу. Возможны и иные толкования дета­лей. Важно отметить, что вся эта информация сконцентрирована только на одном стилевом уровне - на уровне деталей.

Деталь (любая) - это не просто предмет как таковой или словесный его эквивалент, словесное обозначение «внесловесной» реальности. Важ­нейшая роль детали заключается в том, что она оказывается опосредую­щим звеном между людьми. Любая деталь социально нагружена, она вы­ступает как симптом отношений, связей личности с другими (или с собой). Поэтому постижение глубинных закономерностей жития человека актуа­лизировало внешний мир, «внешние вещи» (Э. В. Ильенков), которые на­полнены внутренним смыслом для личности. Словесная деталь (да и во­обще художественное слово) в этом ряду - тоже «внешняя вещь». Челове­ческое отношение всегда предполагает опосредованное орудие общения -«внешнюю вещь». Чтобы человек «заговорил» с собой (отнесся к себе, как к другому), необходимо наличие трех тел: «Я» - «внешняя вещь» - «Не-Я». Человеческое измерение возникает только в этой системе.

Деталь почти всегда связана с «идейным центром» произведения. И то обстоятельство, что этот уровень активно развивается в последние два сто­летия, говорит о том, что духовность человека на подъеме, что человек ищет себя. Если вообразить себе «человека молчащего», лишить человека дара

126

речи, то его можно будет постичь только через посредство детали. Деталь очень чутка к самым сложным проявлениям человеческой личности.

Но человек говорит. И только «человек говорящий» может раскрыться до последних глубин. Речь - это «речевая детализация». Система точек зрения осложняется системой речевых характеристик. Появляются слова, и художе­ственное произведение обретает свой материальный облик.

Этот уровень стиля также стал активно разрабатываться в последние два века. И настоящую революцию в области речевого поведения героев произвел реализм [29, 150-216]. Художественная речь не бывает ничьей, она всегда принадлежит какому-либо лицу. Принадлежность речи во мно­гом определяет ее особенности. Речь окончательно материализует и субъ­ективную организацию произведения. В реализме речь персонажей была окончательно отделена от авторской речи (от речи повествователя, образа автора). Более того, функционально была разделена внутренняя и разго­ворная речь (повествователей, лирических героев). Прямая речь, таким образом, меняла свои формы и функции.

Основные разновидности прямой речи - диалог, монолог, полилог, ре-тика - в реализме сохранились Но если дореалистнческие функции пря­мой речи сводились в основном к характерологическим, нравоописатель­ным и сюжетообразующим, то в реализме прямая речь, сохранив все пре­дыдущие функции, осваивает новые, и в невиданном объеме. Характеро­логическая функция кардинально меняется. Полноценный характер требу­ет ярких, индивидуальных социально-психологических речевых примет. Кроме того, строй речи должен был отражать и формирующуюся миро­воззренческую программу.

Реалистический метод породил аналитический диалог с непременным авторским комментарием, который зачастую меняет смысл диалога на прямо противоположный. Это характерно для толстовских диалогов. По­является и другой тип диалога - диалог с подтекстом, с двойной мотиви­ровкой, где функции авторского аналитического комментария выполняет самый разнообразный контекст. Он также впервые появился у Л. Н. Толстого. Высшего своего развития этот тип диалога достигает в пьесах А. П. Чехова. В XX веке он был характерен для прозы Э. Хемингуэя. Наконец, отметим диалоги интеллектуальные, в которых выражаются различные идеологические позиции («Жизнь Клима Самги-на» М. Горького). Диалог приспособился к отражению поведения челове­ка в его обусловленности не только сознанием, но и подсознанием.

То же можно сказать и о монологе. Обновление монолога вызвано те­ми же причинами: сосредоточенностью на диалектических противоречиях души и ума, психологизацией действий и состояний героев. Смятенное

127

сознание находит свой аналог - иррациональный монолог, или лоток сознания. Хрестоматийный пример - монолог Анны Карениной перед ги­белью. В XVIII главе «Улисса» Дж. Джойса, представлена развитая форма потока сознания, по сути уже отрицающая сама себя, так как монолог из средства превратился в самоцель. Несмотря на кажущееся сногсшибатель­ное новаторство Джойса, по функции его поток сознания мало отличается от толстовского: перед нами та же имитация фактуры «дословесного» не-расчлененного потока сознания, вскрывающего неконтролируемое «тай­ное тайных» (Вс. Иванов) человека.

Сознательное же, целенаправленное поведение осмысливается в мо­нологах логических, членораздельных. Оба типа монолога вполне мо^ут сочетаться (вспомним тот же монолог Карениной).

Феномен «раздвоения личности», раздираемой внутренними противо­речиями, нашел специфическую форму внутренней речи -монолог в фор­ме диалога. В качестве примера укажем на «беседу» Ивана Ильича с са­мим собой (глава 9 «Смерти Ивана Ильича»).

Особо следует отметить сказовую манеру, сказ (повествование от первого липа), с таким блеском воплощенный в русской литературе (Н. С. Лесков. И. С. Шмелев и др.).

Наконец отметим косвенную речь, которая в реалистической прозе также выполняет одновременно несколько функций.

Итак, речь как таковая становится предметом изображения. Речь пер­сонажей оказалась как бы тождественной предмету изображения. Это уникальная особенность художественной литературы, колоссально увели­чивающая возможности воздействия произведений на читателя. Иллюзия «как бы жизни» становится максимальной.

Однако речь так же организованна, как и все остальные уровни стиля. В ней нет и быть не может ничего случайного. Словесная сторона стиля, будучи лингвистической реальностью текста, обладает и соответствую­щими специфическими аспектами. Слова тщательно отбираются (лексико-морфологический аспект), расставляются определенным образом (син­таксический аспект), семантическая сторона подкрепляется аспектом звучания (художественная фонетика), ритмом и интонированием (изме­нением высоты звука). Не забудем также про иносказательные возмож­ности художественной речи, связанные с многозначностью используемых слов. Все эти лингвистические резервы становятся художественными средствами. Словесная сторона материализует все предыдущие уровни. Анализировать словесную ткань, абстрагируясь от художественной на-груженности слова, бессмысленно. Как совокупность элементов стиля

128

словесная сторона воплощает речевую и предметно-психологическую де­тализацию, расположенную на композиционном и сюжетном уровнях. Стилевая доминанта, далее, определяется факторами стиля: методом, ро­дом, метажанром. жанром. В свою очередь, стратегии типизации опреде­ляются концепцией личности.

Поэтому словесная сторона должна рассматриваться не изолированно (это может быть оправданно лишь в учебно-методическом плане), а как уровень, который определяется всеми остальными и в то же время сам их фокусирует и воплощает. Если мы «тронем» словесный уровень (поменя­ем эпитет, знак препинания, суффикс, заменим ямб на дактиль и т. п.), это сразу же отразится на всех остальных уровнях - а значит, и на концепции личности.

Слово («внешняя вещь») выполняет художественную функцию - ту функцию, которую задает ему художественное содержание. Художествен­ное слово - это «внешняя вещь» между автором, повествователем, персо­нажем и читателем во всех возможных сочетаниях: между автором и по­вествователем, автором и персонажем, автором и читателем и т. д.

Естественный язык - это особая знаковая система. Проблема в том, что язык изящной словесности, опираясь на естественный язык, функциони­рует как знаковая система иного порядка: как словесно-художественная сис­тема. Отсюда следует, что лингвистический анализ художественного текста адекватен знаковой системе естественного языка - и не более того; эстети­ческий анализ - это анализ словесно-художественной системы, где естест­венный язык с его нормативностью и упорядоченностью представляет лишь один из уровней сложнейшей художественной информации.

Художественный язык амбивалентен: он одновременно есть форма существования естественного языка и языка искусства. Причем функцио­нальные особенности первого подчинены специфическим функциональ­ным отношениям второго. Естественный язык, иначе говоря, будучи сис­темой, сам становится элементом художественной целостности.

Разные аспекты художественного слова достаточно подробно изуча­ются в своих основных функциях в литературоведении и языкознании. Позволим себе лишь обратить внимание на ритм как особый стилевой уровень произведения. Наиболее удачным представляется следующее оп-ределение ритма: это «организованность речевого движения, которое опирается на периодическую повторяемость отдельных элементов этою движения и охватывает закономерности членения на отдельные речевые единицы следования этих единиц друг за другом, их взаимного сопостав­ления и объединения их в высшие единства» [32, 31].

129

К данному определению следует относиться не как к попытке фор­мально описать текст в аспекте симметрического (асимметрического) че­редования «речевых единиц». Надо иметь в виду, что ритм как один из уровней стиля (микроуровень) внутренне согласован, соотнесен со всеми иными уровнями произведения, включая содержательные макроуровни, к том числе концепцию личности. Важно видеть «ритм как образ, а не схе­му» [91, 195], важно различать художественные функции ритма.


Дата добавления: 2021-02-10; просмотров: 58; Мы поможем в написании вашей работы!

Поделиться с друзьями:






Мы поможем в написании ваших работ!