XIV картина. «Граница литовская» 36 страница




Из темпа — кода. «Узнал я истину» — пауза, «Тебе открою» — и в крик: «Ты убил свою жену!» И дальше холодно: «Я все сказал». Испанский театр здесь весь.

У князя — больше надо стремительности, не уподрабнивать все.

«Маскарад» надо дать плакатно.

1 октября 1938 года
Вечер[cxcv]

Юрьев ( говорит , что ему всегда было приятно выйти на сцену даже в массе . Удивляется , почему это теперь не так с молодежью ). Что они, нас за актеров не считают, что ли? Мне приятно было смотреть на крупных актеров, и меня всегда можно было найти в театре. Молодежь теперь все критикует, а я им раньше всегда говорил: «Прежде чем приступить к работе, выучите наизусть басню Крылова “Обоз”».

3‑я картина

Мейерхольд. Как было раньше? Пустая сцена, морозное окно, из-за него — часы.

Юрьев. Не так. Была пустая сцена, никого на ней не было, чтобы зритель смотрел декорацию. Окно, звезды, хотя нет, куранты раньше всего, я спиной к публике смотрю в небо, когда кончался звон курантов — оборачиваюсь… Куранты перед словами «Бог справедлив» — пауза, ходил, перед столом говорил свою фразу.

Мейерхольд. Это было не верно, это для Лермонтова очень статично.

Декорацию высматривать не надо. Это на один миг, здесь один уголок, зритель увидит все сразу. Конец прошлой картины был быстрый, поэтому надо, чтобы здесь [Арбенин] вошел быстро, слуга за ним, Арбенин {325} снимает фрак , слуга дает ему халат , Арбенин уже в халате , чтобы публика видела , что Арбенин приехал только что с мороза , поэтому спрашивает — где барыня . Иначе если войти в халате , то не верится , что этот вопрос — «Где барыня ? » — не задан раньше . Теперь будет естественно : слуга понесет фрак , Арбенин позвонит , вернет слугу .

Куранты надо выбросить.

Юрьев. Глазунов очень дорожил ими.

Мейерхольд. Куранты можно вставить в другое место.

Надо уйти со сцены, затем промчаться быстро в другую сторону, вернуться, сесть на стул — пантомимическая сцена. Кипение ревности. Не на звезды смотреть, а выглядывать карету — не подъехала ли.

Юрьев. Я так и делал всегда: говорил, после выглядывал в окно.

Мейерхольд. Да надо выглядывать до, а не после! Сначала сыграть озирающегося зверя, а затем уже дать слова. Ревность всегда дает слежку.

Я не хочу, чтобы на третьей картине лежал флер траура. Мне хочется снять бой часов и снять фрак сейчас же, надо не пустить сюда красок из девятой картины.

В первой же сцене — заноза ревности, ее и нужно хранить. К окну, лбом к стеклу, метание по комнате — вот что должно быть у Арбенина. Когда входит Нина — пусть как Отелло! Пусть в Арбенине возбуждается {326} чуть ли не женоненавистничество . Пусть зритель думает , что Арбенин может ударить Нину . Отсюда пойдут новые штрихи в мизансценах . [ … ]

[Я пишу] сценарий для, Шостаковича «Печорин», советую перечитать «Героя [нашего времени]»[cxcvi]. У Арбенина печоринские мотивы: «То сам себя не понимал, что мир меня не понимал», «Любил я часто, чаще ненавидел, а более всего страдал», «Романа не начав, я знал уже развязку».

Не надо печали, все монолитнее. Все на дрожжах ревности, а не раздумья. Книга, взятая Арбениным в конце монолога, — ошибка! Он должен грохнуться на тахту, он зверь. Публика должна бояться встречи Нины и Арбенина, ее входа.

Юрьев слишком грустит, звериное начало смягчено, а оно должно звучать. Больше биологического начала.

Каждый монолог имеет свое развитие, свои стадии, надо не застревать на них, а актеры боятся растерять куски. Арбенин ломает монолог на несколько частей, а этого не надо. Эпизод называется «Ревность» — надо туда не вкрапливать других спадов.

Юрьев боится потерять свою сакраментальность, он нес свои переживания как сосуд, полный до краев. А это должно быть только после бала. Мы трактовали раньше Арбенина в третьей картине ошибочно.

Актриса Тхоржевская писала из Лондона[cxcvii] об одном актере в роли Гамлета, который всю первую половину пьесы смешил публику, дабы потом ужаснуть. Это интересно.

Нина пусть не входит на цыпочках. Сделать эту сцену по-шекспировски. То, что Нина идет на цыпочках, — это из плохих французских комедий. […]

Иногда монолог разбивают на куски, живые куски, а иногда хочется просто монолога. Пусть здесь у Арбенина будет просто монолог, а не куски. Должно быть раздражение на всех, на все.

Вдруг звоночек, [Арбенин] бежит, за кулисами его голос; она входит раньше и, испуганная его голосом, съеживается как виноватая. Арбенин идет мимо нее. «Вот, ты опять не в духе» или «Да ты опять не в духе» (две редакции).

Подозрение о браслете мелькнуло на маскараде, когда он смотрел на браслет, поэтому он подозревает, что она не дома, подсознательно подозревает. Он думает, что Нина на маскараде.

Нина должна говорить: «Опять не в духе» — с капризом, больше по-женски.

Юрьев. Я хочу показать драму недоговоренности. Оба любят, но подойти друг к другу не могут. Рознь этих двух людей, не могущих сговориться.

Студенцов. В «Маскараде» параллель с историей Пушкина: Шприх — Дантес, Натали — Нина.

Мейерхольд. «Маскарад» написан в 35‑м году, до дуэли Пушкина.

{327} 2 октября 1938 года
1‑я картина

Мейерхольд. Первый понтер — читает буднично. Второй понтер — желчная, неприятная личность, его ремарки: злобно, насмешливо.

О терминах карточного стола: не надо их выделять, их нужно однообразно говорить. Тембры только различны. Внутри не надо разнообразия. Пусть как будто один человек читает «Маскарад». Это для того, чтобы выделилась одна вещь, которую нужно услышать. Фраза четвертого понтера: «Кто нынече не гнется» — грибоедовская фраза, ее нужно курсивом, чтоб было бичевание подлости. Раньше все это смазывалось. Все понималось так, что в картах что-то «не гнется».

Банкомету не кричать «Убита», ибо публика может подумать, что под столом находится убитая женщина, и банкомет ее обнаружил, приподняв скатерть и заглянув под стол.

Все на страстях, крупный игорный дом, здесь игра кончается часто самоубийством, снимают кольца, спускают имения…

«Вам надо счастие поправить» — надо меньше тривиальной простоты. Станиславский [говорил]: «Самое страшное на сцене — тривиальная житейская простота».

Нельзя, чтобы звучало под театр миниатюр, под рассказы Горбунова. Ведь эти военные — они сейчас поедут на бал к Энгельгардту, они пышные, они мчатся по Невскому на рысаках, в касках с перьями. Это как в Монте-Карло, как в игорном доме в Виши, куда не проникнешь без специального пропуска. В Монте-Карло, когда срывают банк, стол покрывают черным сукном.

Как только заговорили Арбенин и Казарин — впечатление тонкого плетения кружев. За словом в карман оба не лезут. Как в комедиях О. Уайльда. Надо так говорить, чтобы публика хотела их встречи, их интересно слушать! Разговор их не камерный, не интимный.

( Гайдарову .) Опять «Шприх» с мягким знаком! А этого не должно быть, так как люди вроде Казарина должны любить русификацию немецких фамилий. У Шприха должен быть максимальный подхалимаж: «Я вас знаю». Но гнуться не надо, это мелко. Он гнется внутренне, «он — франтик», по словам Арбенина, значит, все-таки и денди. Надо, Шприху помнить, что у него все [время] злобная улыбка, оскал рта такой, как у мертвеца-желчника.

Нужно актерам читать эпиграммы Пушкина, Лермонтова с эстрады — это замечательная форма.

Казарину нужно очень остро читать характеристику, Шприха — как эпиграмму. Конец — как на рисунках Добужинского: хвостик под эскизом. «Короче — ты его полюбишь».

Казарин и Арбенин обмениваются эпиграммами, как Пастернак с Маяковским могли бы обмениваться четверостишиями.

Баронесса. В ней волна эротичности. Лермонтов хотел показать неблагополучие общества. А был женоненавистником. Баронесса не авантюристка, но интриганка. Влияние рисунков Гаварни, Домье. Она не идет ва-банк с князем, легкий флирт.

Сцена баронессы и князя. Стихи должны быть легки, все кружевнее, легче, от Арлекина, от бубенцов. […] Когда она гадает, то она стреляет {328} в него глазами , стреляет словами , идет стрельба слов . Баронессе нужна цыганщина . В ней чары цыганки , чтобы было цветистее . [ … ]

Лермонтов писал под влиянием испанской драмы; конечно, ему нужно было бичевать то, другое, но он купался, как художник, в эффектах.

4‑я картина

Разговор Нины и князя — светский штамп.

Женщины Лермонтова — всегда женщины, они всегда около людей. Нина, конечно, слегка кокетничает со Звездичем, какое-то волнение у нее пробегает, и Звездич, прощаясь с ней навсегда, тоже чувствует на себе, что Нина держит на нем глазок. […]

Князю держать интерес к браслету, он подготавливает замечание о маскараде: «Пикников двадцать я отдам… за маскарад». Слово «маскарад» бьет Нину, ибо и она вчера была виновата, ее тоже какая-то маска мяла, она даже браслет потеряла. Князь говорит подчеркивая, с фатовским, дурацким смехом о том, что узнал там дам. Баронессу этот смех очень больно задевает.

«Ах, князь» — баронессе говорить без «аха», просто.

«Отречься не могу, стыдиться же готов» — сказать это с блеском: дороже продать. Лермонтов удивительно умел кончать эпизоды. Можно историку литературы писать диссертацию об умении Лермонтова заканчивать сцены.

Входит чиновник, он долго готовился дома, примерял галстух, брал особого лихача, шел анфиладой, смотрел в зеркало, вошел, блеснул, ему хотелось, чтобы его усадили, обратили внимание, а его задвинули. Он заблестел и потух, заблестел и потух.

{329} «Будто в свете только муж» — начало эротической сцены . Дыхание у князя прерывистое , поэтому монолог : «Но если он вас любит» — короче , по дыханию . Сцена переплетается с Пушкиным , со сценами из «Дон Гуана» , это ария , ариозо , ее нужно выделить .

Нина прослушала арию до конца, не оборвала ее после слов «А если любит он», она тоже взволнованна как женщина.

Звездич взволнован, говорит как испанец. «Ну, ты вырвалась — добро» — сквозь зубы.

Шприх такой человек, что слово «интрига» он выделяет так же, как символисты слова Душа, Воля писали с большой буквы. Он должен так сыграть, чтобы зритель вернулся, взял Лермонтова с полки и перечитал слова баронессы — что она там такое говорила? — и ахнул: «Да ведь она предала Нину, а за болтовней и не было заметно ее предательства».

3 октября 1938 года
1‑я картина
Читают: роли игроков пробуют Судовский, Урванцов, Васильев, Кузнецов, Мерцалов, Клейнер, Козловский, Фокин; князь — Болконский, Шприх — Эренберг, хозяин — Светлов, банкомет — Фокеев, Трушов — Царев и Козловский, слуга — Колотушкин

( Читают до слов : «Ни до чего тот не добьется…» .)

Мейерхольд ( Судовскому ). Почему вы ссоритесь? У вас первый понтер ссорится с банкометом. Интонация ссоры. Из‑за чего вы злитесь? Вы не должны злиться. Вы бросаете на стол золото и вступаете в игру, но делаете это торжественно, потому что вы хорошую сумму бросаете. Импозантность должна быть в силу того, что вы 100 рублей, а не 5 рублей кладете.

( Читают до слов : «И не мешало бы загнуть» .)

( Клейнеру .) Вы паузу не ощутили. По-моему, вы вступили немного раньше — на секунду. Нет шороха, движения. Надо эту паузу услышать. Тут есть какой-то шорох.

( Читают снова .)

«Не мешало бы загнуть» — это какой-то «терминус техникус» игры, и его надо немного выдвинуть. А вы говорите без ударения. Что такое «загнуть» — страницу в книге? Не звучит как технический термин ( показ ). Слова, относящиеся к технике, всегда произносятся с каким-то особым подчеркиванием, нельзя бросать такие слова небрежно. Как-то вкусненько подано должно быть. Когда играют в винт, произносят какие-то слова: «шлем» — это не бутафорский шлем. Игроки как-то всегда эти слова вкусно подают. Как гурманы, которые любят покушать, не просто говорят: «масло, грибки», а как-то по-гоголевски, как он описывает. Ведь если начать читать Гоголя на эстраде, надо вкусово это подавать, нельзя небрежничать. Нужно говорить с большим вкусом. «Ва-банк!» — это не шутка, и надо, чтобы это прозвучало. Когда князь произнес слова «Ва-банк!», кто-то из понтеров говорит: «Эй, князь! Гнев только портит кровь, играйте не сердясь» — это значит, что в словах «Ва-банк!» он уже почувствовал темперамент человека, у которого вскипел гнев, и этот {330} гнев может ему кровь испортить . «Ва - банк ! » ( показ ). И так же надо говорить слова: «Убита!»

Это все слова, оправданные процессом игры. Это не болтовня, это настоящая работа, сложная, имеющая свою технику. И правильно в прошлый раз Урванцов подбросил мысль, что здесь несомненно затесались люди с шулерскими наклонностями, профессионалы шулера. Тут есть какие-то махинации в игре.

( Читают до слов : «Ни до чего тот не добьется…» )

( Клейнеру .) Добродушие есть, а нужно больше желчи к тем, кто гнется. Немножечко злобнее отношение. Еще раз.

( Читают .)

( Клейнеру .) «Ни до чего тот не добьется» — отчего вы так снизили? Отчего так по-стариковски? Как сторож в саду: «Яблоки не надо рвать». Есть какое-то добродушие, выпад из темпа. Затормозить — это одно, но надо сохранить все же пружину напряжения действия. Ведь в этой сцене есть страстность, поскольку уж они добрались до карт и все настроены метать банк, понтировать. Это какая-то работа, требующая страстности. Бесстрастные люди не играют. Давайте этого четвертого понтера не делать таким вялым, пусть он тоже будет страстным.

( Повторяют сцену .)

( Клейнеру .) «Послушай, милый друг…» — почему вы торопитесь? Почему тут нельзя торопиться? Ведь он хочет что-то важное сказать, тут как будто две точки стоят, он хочет, чтобы это было хорошо прослушано, потому что здесь не столько слова важны, сколько то, что за этими словами скрыто: «Кто нынече не гнется…» ( Показ .)

Вероятно, характер будет какой-то другой, вы сами придумаете его, это будет человек с биографией, это определится и в гриме, и в походке, и в том, как вы сидите у стола; но сейчас я занят не этим, а тем, чтобы подобрать тембры, чтобы голоса были живые. Сейчас, когда Урванцов говорит, он уже подбрасывает в мое сознание мысль о том, что это будет за личность. […] «Кто нынече не гнется» — эти слова должны прозвучать значительнее, это лермонтовское подражание Грибоедову. Это то, что в Грибоедове восхитило Пушкина…

( Слова 4‑ го игрока передаются Судовскому вместо Клейнера .)

( Клейнеру .) Вы молодой актер, и не сдавайтесь никогда. Добивайтесь. Если эти строчки мы попросим прочитать Урванцова, он сделает это, потому что он знает, как быка брать за рога. А вы еще не можете знать. Поэтому не сдавайтесь, работайте, и в следующий раз вы опять произнесете эти фразы. Добивайтесь этого.

( Читают еще раз .)

Еще немножечко острее. Чтобы было ощущение, что то, что он сейчас скажет, все покроет.

( Читают еще раз .)

Сильнее звук, но не значит, что надо орать. Бывает так, что все правильно, но хочется чуть-чуть интенсивнее. Острее. Хлестко. Эта фраза — пощечина. Пощечина общественному укладу.

( Повторяют сцену два раза .)

У вас такая интонация: «Послушай, милый друг, сейчас будут петь арию». То есть «послушай» у вас звучит [буквально]. Ведь это façon de parler: «послушай, милый друг» — ведь это не в буквальном смысле слова.

{331} ( Читают .)

И так как «Послушай, милый друг» вы будете говорить быстрее, то правило стихотворной строчки таково, что если я украл время у того, что идет дальше, то я обязан удлинить фразу: потерянное время вознаграждается паузой. Как в музыке: если музыкант израсходовал время, он сейчас же ставит пустотный знак, заполняет это время — говорит, что тут пауза в 1/8 или в 1/32.

( Повторяют сцену .)

Обратите внимание на ремарку: 3‑й понтер тихо 1‑му: «Смотри во все глаза». Не упустите этого. А дальше — начнется новый ритм: «Ва-банк!» ( Показ .)

( Повторяют сцену .)

Для чего у Лермонтова сделано так хитро? «Кто нынече не гнется, ни до чего тот не добьется» — и тихо: «Смотри во все глаза». И вдруг: «Ва-банк!» — кричит. Чтобы после тихого точно выскочило что-то, и тогда можно будет сказать: «Эй, князь, гнев только портит кровь». А сейчас нельзя этого сказать, потому что нет этого волнения, не брошено это. А бросить можно только тогда, когда будет верно сказано: «Смотри во все глаза»; потом — пауза, и потом — «Ва-банк!». А так — нет подготовки, нет трамплина для этого скачка. Здесь какая-то аритмия все время идет.

( Повторяют сцену .)

( Судовскому .) «Ни до чего тот не добьется…» — опять бытовите, жанрите под купчика: «Ни до чаво тот не добьется…» Это салон, тут все притворяются, что все живут на Английском проспекте — не на Песках.

( Повторяют сцену .)

«Смотри во все глаза» — сказано тихо, но а‑сценично. А надо быть тихим, но сценичным. Этому нас учили Сальвини, Росси, которые шептали иногда, но это до последнего ряда было слышно. ( Показ .)

( Повторяют сцену .)

[…] На репетиции, чтобы сносно произнести фразу, я, как вы видите, все время себя раздражаю. Это нужно обязательно. Так спокойно нельзя этого сделать. Надо себя немного разогреть, как лошадка на бегах. А то не возьмешь приза никогда.

( Мерцалову .) «Позвольте получить» — что это такое за «позвольте получить»? Как в лавке. Буквально. Даже не в лавке «Гастроном № 1» — там такого не может быть, а на улице у лотка, где моченые яблоки продают. Надо придумать, как это должно звучать. Опять вспоминается покойный Корвин-Круковский: как-то широким броском надо это бросить[cxcviii]. Как-то надо это придумать.

( Повторяют до слов : «Я ждать сто лет могу» .)

( Эренбергу .) Ведь это первая фраза, Шприха. Это ведь тот человек, о котором Казарин будет говорить: «Глаза — стеклярус точно», которого будут называть жидом, которому будет эпиграмма посвящена: «С безбожником — безбожник, с святошей — езуит…» и т. д., — и вдруг он так начинает! Мелко. Мелко. А играл его, Шумский в Малом театре. По-моему, вы теперь уже должны ходить по коридору и другим два пальца подавать. Буквально. А Н. Н. Урванцову я бы даже и двух пальцев не стал подавать. Вы представьте — вы приглашены тут гастролировать. Вот вчера я был в Тбилисском театре[cxcix]. Весь оркестр уже сидит, а первая скрипка вошла в последний момент. Не то что он опоздал, он тут все {332} время был , но он дает всем войти , чтобы вся публика видела , как он войдет . Я уж знаю , что он давно пришел , а он вошел и начинает распаковывать свою скрипку , ноты . И дирижер знает прекрасно , что он это себе «выход» делает . И вот , на вашем месте я бы тоже не сидел там , а стоял бы — тут же , за дверью , а потом бы сразу вошел и сказал . Тогда ваша реплика выйдет . Вы понимаете , что эта роль обязывает . И тогда выйдет . Тут уж и галстух надо подбирать себе утром какой - то другой . Это все помогает .

( Повторяют сцену .)

Хорошо было сказано: «Позвольте получить» — с каким-то полувопросом. Это ничего.

( Читают .)

( Болконскому ). Князь немного старо сказал: «Я с честью их достал, и вам их не купить». Надо моложе. Задорнее. Это — плевок.

Эренберг. Почему в ремарке сказано: «Шприх подходит с участием»? Нужно ли тут участие?

Мейерхольд. Лермонтов хотел только подчеркнуть, что, Шприх прилез сюда, чтобы выручить князя. Чтобы зритель знал об этом. Это шприховское участие. Тут дело не в этой ремарке, а в том, что он этим влезает в свет. […]


Дата добавления: 2021-01-21; просмотров: 65; Мы поможем в написании вашей работы!

Поделиться с друзьями:






Мы поможем в написании ваших работ!