XIV картина. «Граница литовская» 31 страница
Тут надо оправдать эмоции. Здесь нужно дать иронию. Он ставит [Гаврилу Пушкина] в неловкое положение:
«А вы, кого против меня пошлете?
Не казака ль Карелу? али Мнишка?
Да много ль вас, всего-то восемь тысяч».
Я говорю прозой, но я все остановки и все цезуры насыщаю моим содержанием: при этих словах — затылок почесал, при других — сделал такое-то движение. Я даже до такого цинизма дохожу. Но везде надо оправдать существование этих остановок. Это плюс владение стихом в его четкости составляет монолитность формы и содержания. У Пушкина форма неотрывна от содержания.
Стремительность. Это страшное слово. Движение стиха у Пушкина обязывает каждую новую строчку подгонять в горку, а не с горки. Вы говорите: «Ошибся ты: и тех не наберешь…» ( читает ).
{286} Это вы идете с горки . Это не правильно . Надо идти в горку , то есть должно быть стремление каждую следующую строчку говорить выше , за исключением редкого случая , как у Пимена , где четыре строчки поставлены в скобки и их надо прочесть проходно . Поэтому он говорит : «Здесь видел я царя…» ( читает ). Это особый случай.
Наверное, это будет еще в сцене Марины с Самозванцем, где Марина будет играть с ним как кошка с мышкой, где она будет его соблазнять и, может быть, иногда они будут говорить, не подгоняя в горку, а сбрасывая вниз. Но большей частью Пушкин дает предыдущую строчку говорить тише. Это дает движение стиха, а то стих вянет. С этой точки зрения Басманов — Свердлин говорит слишком в себя, а между тем Басманов должен говорить из себя. Его надо заставить говорить не конспиративно, а говорить [так], как будто они находятся друг от друга на расстоянии 100 метров. На этой площади нет ни одной души, и можно говорить громко и свободно. Он ничего не боится — за дверью стоит стража. Так что должна быть текстовая открытость, как говорят — душа нараспашку. Басманов не замыкается в себя, он не боится говорить даже на некотором расстоянии, и Пушкин не приближается, он как-то замешкался.
|
|
|
Значит, вы должны открыто говорить. Это будет совсем другая манера разговора, в особенности Басманова, который без пяти минут военный диктатор. Ситуация такова, что у Басманова больше наполеоновских моментов. Я подгоняю вперед хронологию. Я беру раскрытие всех моментов, которые зарождались в Александровскую эпоху. Пушкин тоже очень вперед махал. Поэтому я ужасно не люблю Александровской эпохи, в ней неинтересно копаться.
Ну, давайте еще раз. […]
Эта сцена означает следующее: [Гаврила] Пушкин пришел уговорить Басманова перейти на сторону Димитрия Самозванца. Это уговаривание происходит таким образом: Басманов держит себя так-то, Пушкин — так-то, причем один другого хочет поразить целым рядом аргументаций, которые определяют их характеры. Это своего рода математика, и тут должна быть точность.
|
|
|
«Не войском, нет, не польскою помогой,
А мнением; да! мнением народным».
Эти две строчки имеют большую значимость идеологического плана. Поэтому эта фраза должна быть подана курсивом. Я буду прозаировать:
«Ошибся ты: и тех не наберешь —
Я сам скажу, что войско наше дрянь,
Что казаки лишь только села грабят,
Что поляки лишь хвастают да пьют,
А русские… да что и говорить…
Перед тобой не стану я лукавить;
Но знаешь ли, чем сильны мы, Басманов?
( произносит энергично )
Не войском, нет, не польскою помогой,
А мнением; да! мнением народным».
Вы понимаете эту программу? Это строчки, на базе которых исследователи будут докапываться до вскрытия ситуации, данной здесь, когда они будут разбирать, какие взаимоотношения здесь между народом и царем, {287} какие — между народом и Димитрием , какие — между Борисом Годуновым и Димитрием и т . д .
Понимаете? Как у Грибоедова, вы будете нащупывать его идейное содержание в этих фразах и будете вскрывать его мировоззрение: на чьей он стороне, как он представляет себе эту путаницу во время смут на Руси, какую роль в этой трагедии играет народ.
|
|
|
Зрители не должны пропустить, что одно из действующих лиц говорит: «Мы не сильны ни войском, ни польскою помогой, а слушайте, слушайте, чем мы сильны: мы сильны мнением ( пауза ), да, мнением народным».
Понимаете? «Народ» вы уже поставите на пьедестал, то есть вы вкладываете в него какую-то силу; и тогда я оглядываюсь назад и смотрю, как вел себя народ, когда выбирал Бориса, и знаю, что из-под кнута приставов народ голосовал за Бориса. Ведь мы имеем такое место, где кто-то из народа говорит: «Намажь себе луком глаза, чтобы получились слезы».
Вот как можно определить, каков он, этот народ. Есть целые исследования, которые определяют по этим маленьким фразочкам «Бориса Годунова», что народ — был пассивен или активен при выборе Бориса Годунова в цари? Да, он был пассивен. Был пассивен, когда выбирал, когда шел за Димитрием, но везде хитрил. Понимаете, он шел пассивно, но не как стадо баранов. У них так получалось: «Пожалуйста, голосую, как вы хотите, но мы знаем, что и на нашей улице будет праздник». Народ накапливал громадную волю через лабиринт внутренней его пассивности.
Возьмите Белинского, ведь он массу ошибок наделал, но невольно, эмоционально; у него было необычайно тонкое социальное чутье. Он, наряду с большими ошибками в определении, что такое Борис Годунов, дает целый ряд вещей, определяющих подлинность явлений. Критикуя Пушкина, он делал такие заявления, которые как бы давали все. Понимаете, тут был такой орешек, который очень трудно раскусить. Это настолько трудно раскусываемый орешек, что по поводу этой вещи написано столько много (это я преувеличиваю). Может быть, по значимости столько же много, как у немцев написано про Гамлета, потому что Гамлет это тоже орешек трудно раскусываемый. Что Гамлет — сильная или слабовольная натура? Вы можете найти тысячу книг по этому поводу. Так и здесь. Что Борис Годунов — только цареубийца или что-то другое? Что это — человек, которого мучает совесть, или что-то еще? Что Борис Годунов — хороший или плохой человек?
|
|
|
Понимаете, здесь миллион вопросов, и мы должны ответить на них. Хорошо тем, кто пишет, — они поставили вопрос и сдали его в печать, а нам нужно знать ответы на все вопросы потому, что неопределенность на сцене нельзя играть. Вы должны точно знать, какой Борис Годунов. И я должен сказать, что Пушкин знал, что собою представляет Борис Годунов, если он не брал у Карамзина материалов, а взамен этого вставил свою концепцию, даже в целом ряде мест, где он подражал Карамзину. Полевой говорит, что Пушкин следовал Карамзину, а Пушкин, если он не брал у Карамзина, то давал свою концепцию. Если он и знал, что он врет перед историей, то он очень убедительно это сделал. А часто бывает, что искусство побеждает убедительность. Вы можете на сцене сделать что-то парадоксальное, но если вы это делаете убедительно (мимикой, гримом), то публика это проглатывает. Простите за отступление. Давайте еще раз.
{288} ( Агранович читает:
«Ошибся ты : и тех не наберешь —
Я сам скажу , что войско наше дрянь…» )
«Ошибся ты» — это не есть начало монолога. Это ответ на вопрос Басманова. Понимаете, в запасе энергии не чувствуется, что вы делаете подступ к большой тираде. Вы понимаете? Давайте.
( Агранович и Свердлин читают дальше .)
( Свердлину .) Хотя Басманов говорит сам с собой, в раздумье, но в смысле звучания он должен говорить как бы для зрительного зала. Поэтому надо, когда вы читаете, взять кого-нибудь из зрительного зала себе в собеседники. В ту эпоху не говорили так сумрачно, тогда выражались ясно и не в духе упадничества. Люди тогда были более здоровыми, они были больше всего на воздухе. А у вас получается впечатление разговора человека у камина, человека новой эпохи — XX века. Тут колесо истории вертится, жернова крутятся. Если подбросить крысу, то от нее одно мокрое место останется. […]
Вот видите, у Пушкина есть такие места: «Да! мнением народным»; да, «везде измена зреет». В каждом углу — измена. Народ ищет правды. И когда он ставит на трон Бориса, он знает, что не в этом правда. И когда он ставит Димитрия на трон, он тоже знает, что не в этом правда, но он чувствует за собой власть. Народ недоволен, и поэтому «везде измена зреет». Поэтому надо прочесть эти слова с великой значимостью: «Он прав, он прав; везде измена зреет…» ( читает ).
Понимаете, это надо прочесть с большой открытостью, потому что больше всего говорит [А. С.] Пушкин, хотя и говорит Басманов; но так как он касается таких струн, которые определяют обстановку, то он вкладывает и такие вещи: «Ужели буду ждать, чтоб и меня бунтовщики связали и выдали Отрепьеву?» Он этими словами вскрывает язву. Так что здесь стоит как будто Басманов, но где-то из-за его плеча торчат кудри Пушкина. Точно так же, как и в «Горе уму», всюду я вижу Грибоедова.
Иногда является необходимость зрителю раскумекать, что происходит. Если же мы в погоне за легкостью будем наваливать события за событиями, тогда может возникнуть антимузыкальность. В каждом куске есть свое rallentando внутри общего allegro. Так и здесь — надо определить, какие мы будем задерживать монологи в целях раскрытия большого содержания, которое пришлось по цензурным условиям Пушкину запрятывать. Мы же немножко раздвинем швы, чтобы дать возможность выторчать ушам побольше, чем это дозволено было при Пушкине. Это не будет преступлением. Мы изучили массу материалов спорных и бесспорных. Мы выходим с большим вооружением и знаем, что это такое — «Борис Годунов»… Десять лет тому назад Художественный театр так не разбирал вещи. До 1917 года мы не понимали Пушкина или не осмеливались разобрать Пушкина, а теперь мы осмеливаемся, но должны быть зоркими.
Нам очень помог Пяст. Он растопырил швы, потому что форма хитро выбрана, и я думаю, что он (Пушкин) получил большое наслаждение оттого, что ему было очень удобно в этой форме расставить так слова. Он дал такие отдушины, которые при хорошей трактовке режиссера должны у актеров засветиться. А так как зритель культурно вырос, то все обстоятельства позволяют нам раскрыть все то, что было загнано в подполье {289} при Пушкине . Пожалуйста , выходите и расскажите , что такое «Борис Годунов» .
Перейдем к следующему эпизоду, «Граница Литовская». Я считаю, что если определить всю сюиту, то это одна из тех сцен, на которой лежит отпечаток медлительности. Это одна из тех сцен, которую нельзя брать в движении. Поэтому самые слова должны быть, особенно у Курбского, какие-то тяжелые, можно сказать, парчой одетые, или как тяжелая кольчуга, а под кольчугой что-то мягкое, а под мягким может быть еще и жестокое. Таким образом, должна быть тяжесть слов, тяжесть движений. Потом меч. Это тебе не сабелька Варвиля, это тяжелый меч, и весит он очень много. Если бы сцена наша была как в цирке, то можно было бы, конечно, прекрасно поставить эту сцену: влетают кони и т. д.; но в театре, если учесть еще нашу сценическую площадку, это невозможно. Поэтому придется идти на другое, то есть, когда раскроется занавес, кони уже будут на сцене, они уже дошли до границы. Придется так сделать.
Теперь так. Сразу, как только свет выключился в зрительном зале, Курбский сразу начинает:
«Вот, вот она! вот русская граница» ( читает ).
Эти первые слова — «русская граница» — надо так произнести: громко, тяжело. «Святая Русь» — вы произносите не так, — медленнее. Причем слово «святая» должно быть произнесено четко — «святая», чтобы было ясно слышно после «в» — «я». Вот как у Гоголя подают галушки, которые прямо летят в рот.
Вот в Финляндии на станции вы вносите одну марку и имеете право брать себе в буфете все, что вам захочется, перед вами шестьдесят восемь разных закусок на разных блюдах. Ешьте сколько хотите. Я спрашивал буфетчика: ведь это же вам не выгодно, но получил ответ: ничего подобного, только одна треть человечества много ест, когда видит перед собой столько блюд, а две трети ощущают неловкость от такого обилия и едят очень мало.
Ко мне в гости, когда я был режиссером Александрийского театра, приходил часто мой племянник. Я всегда его угощал конфетами. Один раз, вместо того чтобы дать ему конфету, я взял коробку и высыпал перед ним все конфеты. Мальчик в течение пяти минут сидел, ничего не брал.
Значит, что-то творится с человеком, когда он видит изобилие.
Вот я и говорю, что «Святая Русь» надо произносить жирно. «Отечество» — тут он должен, конечно, пустить трехэтажное русское ругательство. ( Самойлову .) Ты не говори просто: «Отечество, я твой», а ты говори: «Отечество — трам-тарарам, я твой — трам-тарарам».
Вот как должны ядрено звучать эти стихи. Они должны быть насыщены вульгарностью. Вот как весовщики, грузчики: каждый предмет, который они поднимают, обругивают. На Волге грузчики каждый ящик спускают с трехэтажным ругательством.
Вот мне рассказывала Зинаида Николаевна, как она гримировалась, а рядом рабочий страшно ругался. Она вышла и говорит ему: как вам не стыдно так ругаться? Он посмотрел на нее и сказал: черт знает что такое — дома ругаться нельзя, на работе нельзя. […]
{290} XI картина. «Краков. Дом вишневецкого»
Мне нравится этот стиль эпизода. В нем есть парадность. А с другой стороны, — вроде экспонатов зверинца. Это уже не люди, а именно экспонаты.
«Но кто, скажи мне, Пушкин, красавец сей?»… «Ты кто такой?»… «Ты кто?»… «Что хочешь ты?»…
Опять этот вылез? А тебе что надо? А это откуда чучело гороховое пришло?
Это большое удивление. Тогда это мне облегчит их вздыбливать в красках. Хорошие данные у Карельских. Он хорошо произносит монолог патера. У него хороший тембр голоса. Но это надо уметь произнести, чтобы человек осознал стилевые свойства, которые пришли прямо на сцену; но он этих стилевых свойств актера еще не осознал. Карельских имеет замечательную роль, но он еще стесняется, он еще не вылезает с этим. А Курбский, может быть, поможет, он, может быть, его поймает не в конце, а в середине и будет с ним ругаться по-матерному. Только один раз разрешается Курбскому ругнуться по-матерному, а из стенограммы мы потом это вычеркнем. Значит, у Курбского эта черта есть.
Ну, давайте.
Простите, я прослушал. Я наклонился к М. М. и сказал ему, что есть опасность, что публика может не понять этого замысла. Тут должно быть, хотя это и предложено: в обстановке некоего торжества прием представителей некоторых организаций в тронном зале. Сама обстановка такова, что слишком бытовая интимность помешает некоторой надушенности. Только чистили комнату, надушили ее — такой парад необходим, иначе ни патер, ни другой не прозвучат.
Давайте.
Опять вот слово «набожность». В данном случае это существительное, употребляемое с великим отбором. Имя существительное является некоторой характеристикой. Поэтому надо это слово «набожность» чуть-чуть дать с подчеркиванием, тогда и остановка ощутится. Как в типографии говорят: «вразрядку». Так надо это слово произносить. Звучание до последнего мягкого знака.
Еще раз. […]
10 декабря 1936 года
XVIII, XVI и I картины. «Севск», «Равнина близ Новгорода-Северского» и «Кремлевские палаты»
Самозванец — Царев, пленник — Темерин, ляхи — Голубович, Павлов, Михайлов, Маржерет — Мологин, Розен — Витухин, беглецы — Михайлов, Витухин, Шуйский — Старковский, Воротынский — Павлов
Мейерхольд. Давайте начнем.
Я помню, в 1919 году в гражданскую войну старики возглавляли отряды. На войну шли все — и старые и молодые. Так что здесь пленник может быть и стариком. По краскам интересно, когда это будет старый человек, {291} а не молодой человек тридцати лет . Когда Курбский молодой человек — это интересно , а пленник молодой человек — это не интересно . Пленник — это старый , мудрый человек .
Так что здесь необходим старичок, крепкий, но седой. Смотрите, как он держит себя свободно, когда он говорит Самозванцу: «Вор». Так может говорить только старик.
( Темерину .) Я считаю, что вам надо остановиться на этой роли. Только я заметил, что вы боитесь играть стариков, а между тем у вас хорошо получается пленник. Правда, это маленькая роль, но можно маленькую роль так сыграть, чтобы она запомнилась на всю жизнь.
Вот, например, я спросил Прокофьева, кто ему больше всего понравился в «Ревизоре»? Я ожидал, что он назовет кого-нибудь из [исполнителей] главных ролей, но оказалось, что ему больше всего понравился голубой гусар — Маслацов. Он был в восторге от его мимики, а роль ведь очень маленькая. Так что дело не в большой роли. Надо уметь играть и маленькие роли, чтобы они производили большое впечатление.
Этот старичок пленник производит впечатление патриота. Здесь надо выявить социальную природу пленника. В армии он всегда говорит: «Под Варшавой мы посмотрим, кто сильнее». Это воин, да еще к тому — патриот.
Значит решено: пленник — старик, сильный, прямой. Это ясно.
Возьмем следующий эпизод — «Равнина близ Новгорода-Северского».
Воинов читает почему-то один Витухин, а здесь должно быть несколько человек, не менее двенадцати, и все они кричат: «Беда, беда! Царевич! Ляхи! Вот они! Вот они!»
Давайте дальше.
( Мологин читает Маржерета .)
Царев. Нужно, чтобы актер говорил по-французски с русским акцентом.
Мейерхольд. Надо идти на то, чтобы публика здесь ничего не поняла, а музыкально — публика примет такой ералаш войны, где имеется много наемных войск, то есть то, что было у нас в гражданскую войну на Юге, где я сам видел шотландские войска в юбочках. Это было очень смешно. Они что-то перевозили на кораблях.
Так что меня эта сцена не смущает.
Розена надо загримировать белым. Это смешно. Он почти весь закрыт кольчугой. Это хорошо. Он будет по-немецки говорить с акцентом.
Так что я считаю, что сегодня мы зря назначили тринадцатый и девятнадцатый эпизоды, потому что с ними мы ничего не сделаем, кроме выяснения — кто что будет играть. Мы выяснили, но для этого не надо было назначать репетицию. Я думал, что сегодня я увижу Боголюбова. Мы совсем не встречаемся с ним. Я имел с ним только одну встречу. Это не нормально, тем более что я заготовил для него большой исторический материал. Потом нам будут читать лекцию по истории и, кроме того, какая-то особа прочитает нам лекцию о декабристах. Нам нужно держаться в рамках исторических правд. Мы должны прощупать все сцены «Бориса Годунова». Сегодня мы день потеряли.
Эту сцену «Севск» надо уже перенести на репетиции. Надо только заказать бороду для пленника.
{292} Вообще , планировка в этой пьесе — самое легкое дело .
Абдулов. «Корчму» мы будем делать за столом?
Мейерхольд. «Корчму», я думаю, мы будем читать только тогда, когда получим пение. Клавираусцуг уже получен. Мы перепишем его. Рицнеру дано задание, чтобы были индивидуальные роли. Как только будет готово пение, мы моментально поставим эту сцену.
Вообще в «Борисе Годунове» роль режиссера, с точки зрения планировки, самая легкая. У режиссера должны быть литературные знания и умение проникнуть в пушкинский текст. Это трудно, но эта работа мною была сделана 10 лет тому назад, и мне сейчас надо только кое-что вспомнить.
Перейдем к следующему эпизоду — «Кремлевские палаты».
Трудность этой сцены состоит в том, что она написана прологообразно. Пролог как форма требует особой чопорности, я бы так сказал — особого звучания. Тут слишком большое раздрабливание может ухудшить положение. Тут можно эту сцену сыграть как сцену двух заговорщиков. Для этого есть все элементы. Но так как заговор находится в рамках пролога, то должно быть особое исполнение, то есть не надо мельчить образ, а немного украсить некоторой чопорностью, торжественностью, важностью, поскольку это пролог трагедии. Это то, что у Шекспира очень характерно, например перекличка Марцелло и Бернардо в «Гамлете». Обыкновенно эту сцену вычеркивают, хотя всякий солидный театр не позволит эту сцену вычеркивать. Это замечательная картина: мороз, холодная ночь, звезды и перекличка двух голосов.
Дата добавления: 2021-01-21; просмотров: 66; Мы поможем в написании вашей работы! |
Мы поможем в написании ваших работ!