ЧАСТЬ VI. ВМЕСТЕ ПРОТИВ ЗМЕЯДОВ.

21. Штурм Луксура.

К

 ороль Стигии Джосер с тоской смотрел на великий город. Он искренне любил

 его — как может человек подобного Джосеру склада вообще что-либо любить

 искренне. На шкале его привязанностей Луксур стоял сразу после Камии, при-ключений, власти и интриг. Луксур для Джосера был не просто город, древняя сто-лица великой империи, не просто дом, где он появился на свет и где, несмотря на все его странствия по миру, минула большая часть его жизни.

Луксур для Джосера был выдающимся символом мечты всей этой многокрасоч-ной жизни. В некотором роде Луксур походил на неприступную красавицу, стремле-ние обладать которой превратилось со временем в маниакальную страсть. Обладание Луксуром означало бы исполнение мечты о власти, о великой империи, покорно ле-жащей у ног, о грандиозных свершениях, намного превосходящих подвиги стигийс-ких героев былых времен…

И вот теперь, когда в руках у Джосера была абсолютная власть, а посвященный жрец Хнум-Собек, последний представитель некогда всемогущего синклита, покорно склонил перед ним голову, король все равно чувствовал, что без Луксура его победа ущербна. Чтобы утолить свою мечту, он должен покорить столицу!

Она лежала прямо перед ним, величественная громада, окруженная высокими и толстыми стенами из желтого песчаника. Нет, не придется въезжать ему в древний Луксур на вороном коне, во главе триумфальной процессии, сопровождаемой восто-рженными криками горожан и торжественным пением парадных горнов. Увы! Ему придется отвоевывать свою столицу. И не путем закулисных интриг, как это нередко бывало в стигийской истории, а в самом что ни на есть прямом смысле слова — ему придется брать город штурмом. А когда он, наконец, возьмет столицу, навстречу ему все равно не побегут восторженные толпы горожан — ибо проклятые чудища, истин-ные отпрыски их общего бога Сета, истребили всех жителей Луксура: одних прине-сли в жертву Вечному Отцу, других замучили до смерти, а третьих съели.

Поэтому Джосер не ожидал победы в обычном смысле этого слова. Если штурм завершится успешно, король войдет в мертвый город, а стигийцы, которые доживут до того момента и которых он приведет с собой, станут первыми людьми Луксура за последнюю луну. Он знал, что доживут немногие. Каждая жизнь змеяда будет сто-ить ему жизней четырех-пяти его верных подданных. Он готов был платить за Лук-сур такую цену. Возвращение Луксура людям — это не победа короля, а его долг пе-ред державой, созданной людьми. Люди в Луксуре, столице Стигии, — это символ её очищения; это значит, что вскоре и вся держава очистится от чешуйчатых чудищ.

Вот почему король Джосер столь страстно, упорно и скрупулезно готовился к этому бессмысленному в военном отношении штурму.

Через три седмицы после памятной битвы у горы Монтесан под его началом была армия в сорок пять тысяч воинов. Она стояла огромным лагерем в ста пятиде-сяти милях восточнее Луксура, затем переместилась ближе к городу.

Две седмицы ушли на выучку, перегруппировку, стратегическое планирование операции, составление схем штурма, постройку осадных орудий и изготовление снарядов.

Тем временем достойнейший Хнум-Собек не уставал поставлять королю самые свежие сведения о ситуации в других районах страны. Чтобы не зависеть от одних только «летучих посланцев» волшебника, Джосер использовал и обычных гонцов-скороходов.

Отовсюду поступали благоприятные для людей известия. Вдохновленные пер-выми успехами короляизбавителя, стигийцы поднимали восстания против змеядов. Так, защитники Кеми не только отбили все атаки чудищ на город, но, улучив момент, сами атаковали их и, понеся неизбежные потери, все же разгромили группировку змеядов. То же самое происходило и почти в каждом городе на побережье Стикса. Люди отбили у змеядов Файон, крепость на Сгибе,[1] заставили их отступить вглубь пустыни от полуразрушенного Бусириса.

Но, тем не менее, юг и восток страны по-прежнему принадлежали змеядам. А 50-титысячная орда аккалы Таниты неумолимо приближалась к южным рубежам. Как сообщали «летучие посланцы» Хнум-Собека, сейчас полчища змеядов пробира-ются сквозь джунгли Куша. По словам волшебника, в течение ближайшей седмицы орда Таниты выйдут к Сухмету, крупнейшему городу юга Стигии; чтобы оттуда при-быть к Луксуру, им потребуется не более двух седмиц. Джосер был не в силах ос-тановить эту страшную орду. Он мог лишь хорошо подготовиться к встрече с нею.

Пока же он готовился штурмовать собственную столицу.

Среди военачальников короля Джосера оказались двое совершенно необычных лю-дей. Мало того, что они не были стигийцами, — эти люди вовсе не принадлежали к хайборийской цивилизации.[2]

Один, рослый, широкий в плечах, словно сотканный из переплетенных мускуль-ных канатов, толстогубый, синеглазый, с вновь отросшей гривой вороных волос, был облачен в тяжелую кольчугу, сапоги и круглый шлем без гребня. На левом бедре он носил тяжелый двуручный меч; кроме него, подобный меч имелся лишь у самого стигийского короля, который лишь немного уступал статью синеглазому варвару. На правом бедре богатырь держал увесистую секиру. Семерка метательных ножей прис-троилась в ряд на его широком поясе.

Подле героя стоял на особой подставке громадный станковый лук, сооруженный специально для этого человека и по его указаниям. Лук этот в его руках мог выпу-скать тяжелые стрелы так далеко и так метко, что заменял собой самый совершен-ный бриколь. Несмотря на такой груз вооружения, двигался Конан легко, как и по-добает грозному льву. Он старался не думать о том, что по-настоящему грозным лев обычно бывает на свободе, а не на длинном поводке…

Второй военачальник, вернее, военачальница, мускулистая, почти как мужчина, высокая и стройная, зеленоокая, с коротким ежиком белых волос, была красива кра-сотой дикой волчицы. Вся ее одежда состояла из сандалий и льняной тряпицы на шнурках, настолько узкой, что она едва прикрывала лоно, а сзади не была заметна вовсе. На таком облачении настоял сам король Джосер: ради поднятия боевого духа его войска Аманде предстояло еще раз сыграть роль воплотившейся богини Дэркето.

Ее, впрочем, не пришлось долго уговаривать, так как Аманда, во-первых, нико-гда не отличалась излишней стеснительностью, во-вторых, образ богини дев-воите-льниц как нельзя лучше соответствовал ее характеру и внешнему облику, в-третьих, она верила, что в таком виде получит больше шансов обратить на себя внимание Ко-нана. С севера, со стороны Стикса, дул пронизывающий стылый ветер, леденя кожу, но для выносливой Аманды он не мог служить причиной отказа от впечатляющего — особенно на фоне одетых в теплые туники, хитоны и куртки стигийцев — образа ве-ликой богини Дэркето.

Аманда руководила отрядом арбалетчиков. Этих людей обучала она сама по за-данию короля Джосера. Каждый из них был вооружен внушительным дублетером усовершенствованной конструкции и полным колчаном коротких стрел. Еще прежде, в лагере, Аманда сумела доказать изумленному Джосеру, что одна такая стрела, вы-пущенная из такого дублетера, пролетает четверть мили и вонзается в «десятку» ми-шени, а другая стрела попадает в круг соседней. Конечно, если стреляет сама Ама-нда. Обученные ею стигийцы, впрочем, стреляли сносно, попадая в круг с расстоя-ния шестисот футов. Лично для Аманды соорудили небывалое орудие, нечто сред-нее между арбалетом и бриколем. Она сама называла свою машину «станковым пу-леметом», с той лишь разницей, что вместо пуль он выпускал стрелы. Первые про-бные выстрелы показали, что самострел Аманды способен точно поражать цели да-льностью до полумили с периодичностью два-три выстрела в минуту.

Глядя на артиллерийское хозяйство своей подруги, прежний аквилонский король Конан поневоле испытывал зависть и досаду. Особенно обидным ему казалось то, что Аманда научила отменно стрелять воинов его злейшего врага, в то время как ку-да полезней было б ей поднатаскать в стрельбе из арбалетов его боссонцев.[3] Он надеялся, однако, что такая возможность ей еще представится.

Как и Конан, Аманда была уникальна, и именно в таком качестве была необхо-дима в предстоящей баталии. Ее поводок был чуть длиннее, чем у Конана, но она предпочитала полагать себя свободной абсолютно.

Они приняли окончательное решение участвовать в битве со змеядами на стороне Джосера после удивительного события, случившегося третьей ночью. Во сне Конану явился Тезиас. Да, именно, тот самый карлик, Великая Душа, давний и заклятый враг его.

Карлик предстал в своем обычном меховом облегающем костюме, хмурый, уста-лый и как будто больной. Тезиас всегда выглядел живым мертвецом,— кем и был в действительности,— но теперь в нем не было привычного Конану яростного жизнен-ного пламени, искры глумливого торжества над миром ничтожнейших смертных; и даже глаза, магнетические агаты, на бескровном лице карлика горели как-то иначе… Великая Душа предстал перед Конаном, сдержанно кивнул старому знакомцу и не-медленно перешел к делу:

— Я скоро умру, киммериец. Ты должен это знать. Тебе не удастся расквитаться со мной. И богам ревнивым, недругам моим, не удастся. Сама Судьба сделает это за вас. Меня убьет то самое Существо, которое уже умертвило Джейка и Тхутмерта-ри. Я его третья, и последняя, жертва…

Предвосхищая возможные вопросы Конана, Тезиас молвил:

— Брахо не убил это Существо лучом из Медальона. Брахо испепелил лишь материальную оболочку. Существо живо. Оно превратилось в Чистое Сознание. И оно теперь отдыхает, чтобы обрести силы для расправы со мной. Я обречен и знаю это… Перед смертью я пытаюсь искупить свои грехи. Как ты знаешь, нагрешил я по-рядочно… Твоя догадка верна: я оживил Синих Монахов. Сообразно моей воле, они уничтожают черные яйца змеядов, то есть зародышей расы тху. Как избавить от за-родышей тху человеческих женщин, я пока не знаю. Но я работаю над этой пробле-мой и надеюсь решить ее прежде, чем меня настигнет Существо… Больше я ничем не занят… Советую тебе смирить на время свою ненависть к Джосеру. Пойми: пока в ми-ре людей жив хотя бы один змеяд, вы не враги, а союзники. Уничтожьте змеядов вме-сте, а потом, когда сгинет проклятое племя истинных детей Сета, разбирайтесь в своих отношениях… Знаю, ты не ждешь от меня добрых советов. И все же поду-май. Негоже тебе стоять в стороне, когда другие сражаются с нечеловеческим злом. Кста-ти, только так ты сумеешь бежать из стигийского плена… Прощай же, великий герой.

С такими словами карлик исчез. Проснувшись затем, киммериец не смог разоб-раться, что явилось ему: «живое воплощение» самозваного бога, фантом, послан-ный Тезиасом, или карлик взаправду разговаривал с ним. В одном он был уверен: это не сон и не колдовской морок. Великая Душа обладал, помимо других своих уме-ний, способностью проникать в человеческие сны и видоизменять их. Явление Тези-аса во сне чем-то напоминало встречу с пророком Эпимитреусом в недрах священ-ной горы Голамайры,[4] с той разницей, что, в отличие от пророка, карлик никуда Конана не звал, а самолично к нему явился.

Верить ли его словам — вот в чем был главный вопрос. Конан поверил, не разу-мом, но душой, не раздумывая ни мгновения. Это был тот редкий случай, когда лю-тый враг искреннее преданного друга. Да и врагом ли был теперь для него карлик Тезиас, третья жертва?.. Скоро и Великая Душа, как до него Джейк и Тхутмертари, получит от Судьбы по заслугам, — но прежде, в отличие от них, сам хочет пред Судьбой оправдаться. Что ж, его можно понять и даже одобрить. Пусть хотя бы у порога смерти совершит нечто ладное. Лишь бы снова благими своими намерениями не вымостил дорогу в ад для простых людей, коренных жителей этого мира…

И Конан решился. По правде сказать, он и без советов Тезиаса решился бы. Он не мог поступить иначе. Он пошел бы сражаться против «истинных детей Сета» под знаменем самого костлявого Нергала, лишь бы не лежать в сторонке, не смотреть, как сражаются со злом другие.

Он публично поклялся Джосеру кровью сурового Крома, святой киммерийской клятвой, в том, что не убежит с поля боя и его, Джосера, не предаст. Еще он пок-лялся, — на этот раз мысленно, а не принародно, — что найдет возможность раскви-таться с Джосером, но так, чтобы не нарушить первую свою клятву. Он сумеет это сделать.

Дальновидный Джосер, однако, священной киммерийской клятвой не удовлетво-рился. Он напомнил Конану о коварстве снадобий Имхотепа. Мол, даже если убе-жишь, варвар, далеко не уйдешь — загнешься без этих снадобий. Наполовину Конан был уверен в том, что стигиец блефует, но на другую половину подозревал, что нет, не блефует — на самом деле страхуется. Ладно, время покажет, решил Конан. А пока он и Аманда готовились к сражению со змеядами.

Еще Конан успокаивал свою совесть тем, что он штурмует именно Луксур. Для Конана, как и для Джосера, Луксур был не просто большой и старый город. Для Ко-нана Луксур всегда был символом древнего стигийского зла, с которым он бился всю жизнь. Даже в лучшие свои годы, во время победной тайанской войны,[5] и по-зже, уже став королем Аквилонии, в самых смелых мечтах он не грезил о штурме Луксура. Столица Империи Зла казалась вечной, недостижимой и несокрушимой, как само это Зло. Но теперь он готовился войти в Луксур в рядах победителей.

Он не удержался и сказал Джосеру:

— Клянусь Кромом, я буду рад, когда стигийская столица склонится перед аквилонским королем!

Это был удар ниже пояса, самая хлесткая пощечина по самолюбию стигийского властителя. Джосер посерел лицом, напрягся, вот-вот готовый броситься на Конана.

Но сдержался, высокомерно усмехнулся в ответ:

— Придет свое время, и ты встретишь мою армию у стен своей столицы!

Конан лишь презрительно скривил губы. Он не представлял, каким недобрым чу-дом могла бы армия змеепоклонников очутиться у стен великой Тарантии.

А зря! Уж ему-то следовало бы знать, сколь жестоко и изощренно порою шутят со смертными лукавые боги.

* * *

С

 первыми лучами солнца штурм начался.

 То было время, когда бодрствующие по ночам змеяды обычно отходят ко сну. В этот день они, впрочем, спать не собирались, так как штурма ждали. Накануне вече-ром к восточным воротам Луксура подъехал король Джосер и посулил пощаду, если змеяды по собственной воле покинут город. В ответ в него полетели копья, камни и крепкие проклятия на древнем языке детей Сета и на ломаном стигийском. Джосер знал, как его встретят. С его стороны это была часть игры, психическая атака.

Стигийская армия еще за два дня до штурма заняла господствующие позиции во-круг города. И она постоянно перемещалась, да так, что из города казалось, будто стигийцев раза в два-три больше, чем на самом деле. Джосер демонстрировал вра-гам, засевшим в столице, свою самоуверенность. На их глазах достраивались гига-нтские гелеполи[6] и толена,[7] подвозились внушительные снаряды для огромных катапульт, нацеливались на ворота баллисты и бриколи, тренировались лучники и арбалетчики, гарцевала конница… Чудища бесновались на стенах и башнях города, посылали свои проклятия и копья, но ни те, ни другие не долетали до стигийцев: проклятия отражали защитные чары достойнейшего Хнум-Собека, ну а тяжелые копья змеядов не долетали до лагеря людей по причине обыкновенного земного тяготения.

Конечно, в городе также имелись метательные машины, луки и арбалеты. Одной из целей психической атаки Джосера было заставить змеядов выложить все свои ко-зыри. Станут ли они пользоваться метательным оружием или не станут, по-прежне-му полагая луки, арбалеты, катапульты, баллисты и бриколи оружием «нечистым», недостойным истинных детей Сета? Джосер надеялся как следует разозлить чудищ, чтобы они еще до начала решающей схватки показали, на что способны.

У него получилось, он разозлил. Глубокой ночью накануне штурма растворились ворота, и отряд примерно в сотню змеядов бросился на людей. В той ночной схват-ке чудища пали, прихватив с собой в царство Сета целую когорту стигийцев. Но эта вылазка не застала Джосера врасплох. Пока ворота были открыты, три когорты от-борных воинов устремились к ним. Ворота тут же начали затворяться: недавние жи-тели подземной страны как нельзя лучше понимали решающее значение ворот.[8] Метательное оружие змеяды применять не стали.

Итак, штурм Луксура начался на рассвете.

Первыми ударили дальнобойные катапульты. Эти огромные машины стреляли не глыбами и даже не бочонками с воспламеняющимися смесями. Джосер не собирался ни разрушать, ни поджигать город. Наоборот, он рассчитывал взять Луксур, макси-мально охранив его от разрушений. Главная его задача состояла в том, чтобы унич-тожить как можно больше живой силы змеядов. И сделать это с дальнего рассто-яния, до того, как люди и чудища вступят в ближний бой.

Поэтому катапульты выпускали запаянные сосуды с ядовитыми смесями. Бочон-ки, шары и фиалы перелетали через городскую стену и разрывались в местах скоп-ления змеядов. Вскоре ядовитое облако бледно-желтого цвета появилось над столи-цей. Джосер молился, чтобы вдруг не поднялся ветер, способный увести облако смерти от города, на головы людей. Ветра не было, и стигийский король видел в этом доброе предзнаменование: возможно, Владыка Ночи уже сделал свой выбор — выбор в его, Джосера, пользу…

Газ, изготовленный Имхотепом по рецепту атлайского медикусу Паксимена, был смертелен в течение получаса. За это время погибало любое живое существо, по-павшее в сферу его прямого действия. Затем газ распадался и более опасности не представлял.

Газовая атака началась с центра города. Чтобы спастись от ядовитого облака, у змеядов были три возможности: спрятаться в городских подземельях, отойти к окра-инам и перейти в контратаку.

Прятаться от ничтожных человеков, ходячего мяса, гордые дети Сета не захоте-ли. Их поведение также было предугадано Джосером. Поэтому, дав несколько уда-чных залпов по центру города, артиллеристы чуть сократили угол стрельбы и сле-дующими залпами обрушили отравляющие смеси уже на окраины.

Нет, Джосер не рассчитывал вызвать панику среди чешуйчатых чудовищ. Злобные и жестокие, на проявления страха они не были способны. Он всего лишь хотел спро-воцировать новые вспышки гнева с их стороны.

Огромные врата Луксура растворились опять, и уже не сотня, а добрая тысяча во-оруженных громадными волнистыми мечами и палицами чудищ устремилась в конт-ратаку.

Стигийцы их ждали. В тот же момент батарея бриколей, нацеленная на ворота, дала согласованный залп. Тяжелые стрелы, способные пробить пятирядный часто-кол, не просто поражали змеядов. Они насквозь протыкали чешуйчатых чудищ и сваливали их с ног. На глазах у десятков тысяч зрителей — пока не участников бит-вы! — одна такая стрела со свистом прошла сквозь змеяда, пронзила следующего и закончила свой путь в животе третьего чудища.

Еще не вступив в бой, отряд змеядов потерял две трети бойцов. Змеяды не знали, что на перезарядку бриколей требуется время. Они решили, что колдовское оружие вот-вот выстрелит снова и бросились обратно в город, под защиту стен. Нет, они не испугались — но им было велено не тратить свои жизни попусту.

Сосуды с ядовитым газом закончились, и катапульты умолкли. Люди не могли знать, сколько змеядов задохнулось в ядовитом облаке. На стенах не было видно ни-кого. Однако ни Джосер, ни Конан, ни Аманда не рассчитывали на легкую победу. Змеядские колдуны, хоть и слабые в сравнении с магами-людьми, наверное, как-то защищали своих воинов. Да и город был слишком велик, чтобы ядовитое облако мо-гло накрыть его целиком и повсюду.

Штурм получил передышку. Люди ждали, когда рассеется газ, и готовились к следующему этапу атаки. Потом к городу двинулись гигантские гелеполи. Всего их было семь, и они наступали со всех сторон. Это было сделано, чтобы рассеять си-лы защитников Луксура. Две самые большие башни, десятиэтажные, пододвигались к восточным воротам, которые стигийцы избрали главным объектом атаки.

На стенах снова появились змеяды. Они проявляли очевидные признаки беспо-койства. Судя по всему, чудища до самого последнего времени не верили, что эти огромные деревянные сооружения, напоминающие пирамиды-пилоны, смогут дви-гаться и угрожать им. Монстры делали в воздухе знаки змея; это свидетельствовало о том, что они по-прежнему считают гелеполи не постройками людей, а творения-ми их враждебной магии.

Первая башня пододвинулась к городской стене. Открылись бойницы, и на чудищ посыпались стрелы. В тот же момент дала первый залп батарея Аманды. Стрелял из своего гигантского лука и Конан. Ни одна из выпущенных им стрел не миновала цели!

Чудища прикрывались огромными щитами, из-под которых кидали копья. Стрелы луков и арбалетов не пробивали такие щиты, но «станковый лук» Конана и машина Аманды действовали эффективно. Да и обычные стрелы нет-нет, но находили лазе-йки, унося жизни чудищ или хотя бы раня последних. Тем временем другие стигий-цы поблизости от стен устанавливали толена.

Затем змеяды догадались обмотать свои копья паклей и поджечь ее. До распо-ложения лучников и арбалетчиков они достать не могли и потому обрушили свой гнев на подступившие башни. Их ждал неприятный сюрприз: гелеполи не возгора-лись. Предусмотрительный Джосер велел заранее покрыть осадные башни огнестой-кой краской.

Вот так, под ливнем стрел, чудища постепенно отступали. На широком парапете все меньше и меньше оставалось грязно-серых фигур со змеящимися хвостами. Стре-лять просто не в кого было. А это неизбежно означало, что грядет самый кровавый для людей этап штурма.

Упал мостик первого гелеполя. Десятки стигийцев с победным ревом бросились на стену. Это были смертники. Им предстояло своими жизнями заплатить за возмо-жность для следующего отряда пробраться к воротам изнутри.

Тотчас змеяды кинулись навстречу, и завязался бой. Из второго гелеполя также был выброшен мостик. Новый отряд смертников устремился на стену. Одновременно четыре огромных толена подняли корзины с воинами на уровень парапета. В корзи-нах находились лучники. Однако там, где змеяды уже сцепились с людьми, стрелы уносили жизни и тех, и других. Джосер дорожил жизнями своих воинов, но излишне не берег их. Завладеть городом он обязан был любой ценой.

Змеяды скоро поняли, как лучше всего отражать проникновение людей на стены. Копья и огонь не действовали, тогда чудовища хватали крупные булыжники и со всей своей силы кидали их в людей. Силы змеядам было не занимать, каждый ме-ткий бросок стоил человеку жизни. Несколькими удачными попаданиями особенно здоровых глыб чудища разрушили два из семи гелеполей. Журавли толен чуть ото-двинулись назад, чтобы их не постигла та же участь. Однако прежде змеяды пере-били один журавль, и огромная корзина с полусотней лучников рухнула на землю.

Пока продолжалась атака смертников, штурмовые отряды стигийцев приблизи-лись к стене с двойными самбуками.[9] В одном месте лестницу неправильно поста-вили, и самбук обрушился, когда на него уже взобрались пятнадцать человек. Рядом самбук установили верно, но атакующие лезли вверх, мешая друг другу. С этим Джосер ничего не мог поделать: опыт приходит только в бою.

Отбросив свой гигантский лук, — он сделал свое дело, — в атаку устремился и сам Конан. У варвара была веревочная лестница с крюком-захватом. Однако прежде, чем воспользоваться ею, киммериец решил показать стигийцам, как устанавливать самбуки и взбираться по ним.

Чтобы иметь власть над этими людьми, он за день до штурма потребовал от Джо-сера сделать его генералом стигийской армии. После некоторых раздумий король согласился. Вместе со званием генерала киммериец получил новое имя Анубисис. Конан достаточно знал стигийский язык, чтобы представлять, как переводится это имя.[10] Ссорится с Джосером еще и по этому поводу он не стал; промолчав, сде-лал вид, что не знает вложенного в имя значения, а про себя обещался при случае поквитаться за «Анубисиса» отдельно.

Так вот, голубоглазый генерал Анубисис фактически возглавил штурм Луксура. Ему было плевать, что скажет потом Джосер. Он штурмовал столицу ненавистной Империи Зла, и отпрыски злобного бога Сета, защищавшие ее, закономерно стали его врагами. Конечно, лучше б делать это с аквилонской армией, но, на худой ко-нец, сойдет и стигийская. Под руководством Конана все новые и новые группы ата-кующих поднимались на стены и вступали в схватку с чешуйчатыми чудищами.

Затем он закинул свою лестницу и тоже взобрался на парапет. С мечом в правой руке и с секирой в левой киммериец обрушился на змеядов. Те уже как будто прис-трастились к возможностям людей, и появление нового врага, человека по виду, но словно демона по силе и ловкости, явилось для них полной неожиданностью. Коне-чно, чудища были и крупнее, и выше, и сильнее Конана — но среди змеядов не бы-ло великих воинов, равных ему. Конан стремительно атаковал, рубил, сносил голо-вы и расчленял тела; ответные удары волнистых мечей змеядов настигали пустоту. Чудища для него были грозными, но медлительными противниками.

Вскоре он и сам понял то, о чем Джосер и Аманда говорили ему много раз. От мечей и палиц змеядов нет защиты. Этих монстров можно лишь атаковать. Кираса и шлем не спасут, а погубят. Тогда он не поверил им, выбрал самый прочный доспех и облачился в него. Опытный воин должен уметь признавать свои ошибки, не дожи-даясь, когда меч или палица врага докажут их на деле. Улучив момент, он освобо-дился от кирасы и шлема, оставшись в куртке-безрукавке и кожаных штанах. Конан ощутил свободу и с новыми силами ринулся в бой.

Он поразил десяток чудищ, прежде чем те сообразили, кто для них главный про-тивник. Игнорируя стигийцев, змеяды старались приблизиться к варвару, окружить его и уничтожить. Вот тяжелое копье пронеслось в дюйме от его лица. Киммериец понял, что пора менять тактику. Насытившись ураганом кровавой сечи, он мог поз-волить себе вернуться к обязанностям военачальника. Или воплотиться в роли дивер-санта.

На стенах сражение не прекращалось. Змеядов было уже мало, в сравнении с наступающими на их позиции людьми, но те, что оставались, успешно сдерживали все атаки стигийцев. Нигде в поле видимости Конана людям не удалось проникнуть в город. Штурм затягивался.

К изумлению змеядов, этот варвар, самый грозный их противник, вдруг прыгнул со стены обратно. На лету варвар зацепился за самбук и уже по нему спустился на землю. На вороном коне подлетел Джосер.

— Ты храбро дрался, киммериец! — прокричал король. — Я не ошибся в тебе.

— Мне нет нужды в твоих похвалах, стигиец, — недобро прищурившись, ответил Конан. — Я дерусь не ради тебя, ты это знаешь… Ладно, к делу. Я попробую открыть ворота с той стороны. Пусть твои воины отвлекут гадов. Ну и, ясное дело, будь го-тов войти, когда калитка откроется. Понятно тебе?

Лицо Джосера передернула гримаса бешенства. Это ему показалось, или безрод-ный варвар в самом деле указывает властелину древней Стигии, что делать? Ничего не сказав в ответ, король стигийцев отъехал. Полагая, что тот достаточно умен, чтобы последовать его разумным советам, Конан приступил к исполнению своего замысла.

Он подобрался к правому пилону[11] ворот. Основная битва кипела левее. Бой-ницы были пусты. Огромный пилон высотой не менее десяти этажей казался поки-нутым. Навряд ли там ждет засада, подумал Конан. Для устройства такой засады чудища должны мыслить менее прямолинейно. Киммериец забросил свой крюк за одну из бойниц и принялся быстро карабкаться вверх.

Засады там не оказалось. Он проник в небольшое караульное помещение, пус-тое, как карман бродяги. Одной рукой держа меч, а другой — метательный нож, Ко-нан осторожно приоткрыл дверь. На площадке тоже никого не было. Киммериец вы-шел на крутую лестницу и стал спускаться вниз. До самого конца ее никто не встре-тился ему. Это могло лишь означать, что все неприятности ждут его впереди.

Так оно и случилось. Врата изнутри сторожили два десятка хвостатых чудищ, и лапы их сжимали ничуть не игрушечные клинки. Киммериец был бесстрашный че-ловек, но тут у него прошел мороз по коже. Получается, змеяды оказались достато-чно глупы, чтобы оставить без присмотра привратный пилон, но достаточно умны, чтобы надежно защитить самое святое — ворота в цитадель!

— С такой оравой мне не справиться… — пробормотал Конан.

Признав этот факт, он и не подумал отступать, как сделал бы любой другой на его месте. Тренированный ум варвара принялся перебирать варианты. Лобовая атака здесь не пройдет; даже если ему удастся положить пять чудищ, шестой монстр пос-тавит точку в его жизни. А в царстве Нергала не очень-то разгуляешься и, главное, обратной дороги нет…

Ядовитого газа у Конана также не имелось, равно как и лука, и арбалета, и лю-бого другого оружия, убивающего на расстоянии. Кроме семи метательных ножей. Предположим, все ножи поразят цель. Останется чертова дюжина тварей. Все равно многовато…

Нужна была какая-то хитрость. И он ее придумал.

Вместо того чтобы нападать на монстров, киммериец поднялся по лестнице вверх, примерно на уровень восьмого этажа. Разыскав комнату, выходящую окнами вовнутрь, Конан подошел к треугольному окну, высунулся — и, выразительно потрясая секи-рой, проорал самые оскорбительные ругательства, какие только знал в стигийском языке. К ругательствам прибавил богохульства, поскольку, в отличие от воинов Джо-сера, не был связан обязательствами перед Великим Змеем.

Выходка Конана произвела должный эффект. Возможно, если б он еще чуть пос-тарался, кое-кто из его врагов тут же испустил бы дух от разрыва сердца. Но у него не было времени особо изощряться. Да и без того морды змеядов вытянулись, поба-гровели, а в больших желтых буркалах зажегся адский огонь. Поскольку копья до восьмого этажа не доставали, змеяды-стражники оставили свои посты у врат и бро-сились ловить кощунника.

К сожалению для Конана, не все. Пятеро все-таки остались. Всего лишь пятеро!

Убедившись, что остальные полтора десятка на самом деле собираются добраться до него, а добравшись, прикончить, Конан резво выскочил из палаты и стремительно бросился по лестнице вниз, навстречу змеядам. Но не затем, чтобы драться. Он, че-ловек, был куда умнее их, детей Сета. Заслышав близкий топот ног и стук хвостов, Конан забежал в одно из караульных помещений, не забыв притворить за собой дверь. Это было на уровне четвертого этажа.

Как и ожидал киммериец, змеяды протопали мимо, наверх. Они-то считали, что если ходячее мясо орало свои грязные кощунства из окна восьмого этажа, то там, у того окна, они это мясо и найдут. Как бы не так!

Вручив своим детям адскую силу и злобу, но обделив их умом и хитростью, Сет крупно просчитался, мимоходом отметил Конан. Когда змеяды пронеслись мимо, он выскочил из своего убежища и побежал в противоположном направлении, то есть вниз.

Четвертью минуты спустя два метательных ножа воткнулись в шеи змеядов. Пре-жде чем опомнились остальные стражники, следующий нож вонзился в грудь очере-дного монстра. Еще одна промашка Сета, подумал варвар: надо было сердце чуди-щам запихнуть куда подальше, в задницу иль в пятку. А так стражников осталось двое на одного Конана. Это был неплохой расклад.

Он выскочил им навстречу. С бешеным ревом змеяд обрушил на человека огром-ный волнистый меч. Конан ушел от удара и огрел монстра секирой. Тот оказался крепок. Но, пока стражник приходил в себя, расстаться с жизнью пришлось его то-варищу, который сразу после удара клинка Конана еще твердо стоял на ногах, но голова его уже жила своей отдельной жизнью.

Когда киммериец разделался со стражниками, те полтора десятка, что ушли ло-вить его, как раз появились в том самом окне. Таким образом, за считанные минуты Конан и его враги успели поменяться местами. Теперь змеяды посылали ему ответ-ные поздравления с восьмого этажа пилона. Не тратя времени на благодарственную речь, варвар кинулся к колесу.

Здесь проблема заключалась даже не в том, что обычно такое колесо крутили сразу три человека. Змеяды заклинили рычаг здоровенной железной балкой — ведь наружу они более не собирались. Конан обхватил балку обеими руками. Казалось, вот-вот канаты его мускулов порвутся. Так бывало с ними не раз, и киммериец по-нимал: рано или поздно — да, порвутся. Но не теперь и не здесь! Он должен взять этот проклятый город.

Конан вытаскивал балку и одновременно уклонялся от копий, летящих в него сверху. Он был готов биться об заклад, что из полутора десятков чудищ по меньшей мере половина в это самое время спешит обратно. Прежде чем они здесь появятся, нужно освободить рычаг и отворить ворота.

Первое Конан сделать успел, второе — нет. В тот момент, когда он извлек бал-ку, сверху раздался пронзительный крик, и тотчас сердце Конана как будто окунулось в ледяную бездну.

Кричала женщина. В огромном войске Джосера женщина была одна. Нетрудно догадаться, как и почему строптивая подруга оказалась на вершине пилона. И вмес-то того, чтобы крутить рычаг, Конан бросился выручать Аманду.

Навстречу ему выскочили шестеро змеядов. Сражаться с ними Конан и не думал. Он гибко отскочил в сторону и, пока те ориентировались в новой обстановке, снова запустил свой крюк. Киммериец принялся взбираться вверх. Криков больше он не слышал, но о худшем думать не хотел. Его боевая подруга — не из тех воительниц, кто умирает быстро и легко.

Шестерка змеядов, завидев, что человек опять ускользает от них, взъярилась так, что от воя их Конана пробрало до самых костей. В него вновь полетели копья. На этот раз он очутился между двух огней. Еще бы им умения, да копья получше, мы-сленно усмехнулся киммериец.

Он взобрался на пятый этаж и проскользнул внутрь сквозь узкую бойницу. Соб-рать веревочную лестницу не было уже времени, да и навряд ли змеяды позволят ему еще раз воспользоваться ею. Выскочив в коридор, Конан рванулся наверх. На восьмом этаже он едва не споткнулся о труп змеяда и мысленно отдал должное бо-евой подруге. На следующем пролете ему пришлось добить еще одного. И вот он на десятом, на последнем этаже.

Взору его предстала следующая картина. Семеро чудищ ломились в окованную железом тяжелую дверь. Громадные мечи и палицы уже почти что сокрушили дверь.

— Надеюсь, там есть окно, а у нее есть лестница, — пробурчал киммериец.

Какое-то чувство подсказывало ему, что ни окна, ни лестницы там нет — а есть только Аманда, которая, как обычно, сперва встревает в схватку, а лишь затем ду-мает о последствиях.

И в тот же миг он обрушился на семерку монстров. Увлеченные штурмом двери, они заметили его не сразу, а лишь когда число их сократилось до пяти. Тут же за-были про дверь и про воительницу — искомый противник, ходячее мясо, безбожный кощунник, сам явился к ним.

Мечи зазвенели. Конан вынужден был отступить. Змеяды бросились за ним. Лес-тница была достаточно узкой. Это причиняло неудобства обеим сторонам: змеядам — потому что они не могли атаковать все сразу, а человеку — потому что у него су-зилось пространство для маневра. И змеядов по-прежнему было пятеро. К тому же, они атаковали сверху, с более выгодной позиции.

Меч Конана принял на себя страшный удар, пропел прощальную песнь и слома-лся. Киммериец выбросил обломок в ближайшую тварь и отступил далее, продол-жая сражаться секирой. Он ранил змеяда, но и тот оставил кровавый след на его плече. Конан принужден был отступать, с ужасом думая, что будет, если снизу явя-тся те шестеро…

На восьмом этаже он подхватил волнистый клинок убитого змеяда. Внезапно впереди него и, соответственно, позади атакующих, раздался победный вопль. Где-то меж грязно-серых чешуй мелькнуло загорелое женское тело. Задний монстр за-шатался и рухнул.

Теперь их было четверо против двоих. Понимая, что Аманде не выстоять, Конан словно демон бросился вперед. Волнистый клинок змеядов показался ему чересчур тяжелым, плохо сбалансированным. Однако у чудища, в следующий же миг павше-го от этого клинка, должно быть, имелось на этот счет другое мнение.

Он наконец увидел Аманду. Воительница орудовала тяжелым копьем, также тро-фейным. Вот она пронзила еще одну тварь, и силы сравнялись. Тогда ближайший к ней монстр замахнулся на нее громадной палицей. Ей некуда было отступить. И, если бы воин-змеяд не потратил драгоценные два мига на восхваление Отца Сета, возможно, этому воину не пришлось бы столь скоро отправляться к нему. А так, ра-ньше, чем палица змеяда начала свое падение, секира, брошенная Конаном, вошла сзади в его череп, и змеяд упал вместе со своей палицей.

Последнего монстра прикончили вместе, Конан и Аманда.

Он не успел еще оставить этот мир, как белокурая воительница бросилась к сво-ему спасителю. Куда-то делась ее декоративная тряпица, и теперь из одежды на женщине были лишь сандалии. Ее тело оказалось всё в крови, но ни одного серьез-ного ранения не было.

 —О, Конан!—хрипловато вскликнула она, заключая могучего варвара в свои объятия.

Дальше случилось странное. С неженской силой разорвав на киммерийце куртку, которую он сам считал прочной, Аманда принялась целовать его обнаженный торс, да так, что эти поцелуи больше походили на укусы. Он не успел опомнится, как она рванула его пояс, затем схватила рукой вырвавшийся на свободу, отчего-то не-ожиданно активный детородный инструмент и сама ввела его во влагалище.

Самое непостижимое для Конана заключалось в том, что он не воспрепятствовал ей. Она застала его врасплох, но и он вдруг словно обезумел. Они соединились и закружились в каком-то диком танце неудержимого, звериного соития, когда оно ничем не напоминает плотскую любовь человека, а только принимает иной вид жи-вотной схватки. Здесь, на лестнице в стигийском пилоне, над трупами змеядов схва-тка продолжалась; Аманда кусалась и царапалась, как волчица, терзаемая львом, а Конан-лев тискал и мял ее, точно свою добычу. Оба трепетали в судорожном экста-зе. Со стороны это был самый грубый, похабный, необузданный, отвратительный секс. Но они об этом не думали. В те мгновения они не думали вообще ни о чем.

Сколько это продолжалось, они не знали. Может быть, минуту, а может быть, и час. Первой мыслью, даже не мыслью, а ощущением, явилась опасность. Инстинкт не подвел Конана, как подвел его разум. Он внезапно отбросил Аманду и резко от-прянул. Не сделай он этого немедля, миг спустя в его спине торчал бы длинный волнистый меч.

На этот раз тварей было только две. Схватка продолжалась; во все том же безу-мном исступлении Конан их убил, сам не поняв, как.

Тем более этого не понимала Аманда; скорее всего, она даже не увидела этих змеядов. Она видела только Конана, вернее, тот его орган, который занимал сейчас все ее воображение. Она тут вновь рванулась к варвару, вдруг пала на колени, схва-тила орган обеими руками, заглотнула головку и принялась жадно сосать. Как вид-но, она не рассчитала свои силы, и Конан почувствовал сильную боль.

Боль отрезвила его. Он вдруг все вспомнил и все понял. Это случилось — то, что он так упорно стремился предотвратить. И воплотилось в самой гадкой, стыдной форме.

Еще коварно припомнились ему Тхутмертари, которая овладела им подобным же образом,[12] и то страшное, что последовало после их соития у волшебного озера в Преисподних Мирах. Но тогда в ход шло колдовство, а что оправдывает его сейчас?!

Он захотел убить Аманду. Но, заглянув в ее ополоумевшие глаза, передумал. Ведь эта женщина сейчас торжествовала победу — так, как могла, не умом, но пло-тью. В отличие от Тхутмертари, она не имела задней мысли. Она была простая же-нщина, не волшебница и не богиня. Здесь и теперь она была сучкой, которая нако-нец-то дорвалась до своего самца. Дорвалась до вожделенного, схватила его, и по-беждала, побеждала, побеждала — столько, сколько могла… А могла она много.

Конан отшвырнул ее прочь — грубо, как она того заслуживала. Точно волчица, она бросилась на него снова, и тогда он сам схватил ее и встряхнул, как куклу. Бе-зумные глаза выкатились, а руки, как змеи, продолжали шарить в поисках члена. Конан дал ей оплеуху, настолько крепкую, что изо рта воительницы потекла кровь. Но и это не отрезвило ее.

— Ну ты, опомнись, дуреха!! — рявкнул он.

И еще раз ударил, посильнее. Аманда упала. Раздался стон. Шатаясь, она под-нялась. Безумие в зеленых глазах сменялось недоумением, и утробный голос про-изнес: — Ты мой… Я хочу тебя… Еще!!

Ему пришлось ударить еще и еще. Он поднял руку на женщину, он бил ее, чтобы привести в чувство. Ее глаза превратились в щели, и оттуда сочилось пламя разго-рающегося гнева.

— Почему ты остановился?.. Ты меня больше не хочешь?!

— Кром! — взревел Конан. — Да опомнись ты наконец, похотливая самка!

— Кобель… Или я, или никто…

Аманда схватила метательный нож. Она собирается меня убить, тотчас понял Конан. И в следующий миг он отключил ее ударом ребра кисти по шее. Пырнуть его ножом она немного не успела.

— Позже с тобой разберусь,— брезгливо бросил киммериец. — Обещаю, тебе бу-дет очень стыдно!

Однако в последнем сам он не был так уверен.

Конан поднял порванный ремень, кое-как соорудил себе пояс, вооружился и дви-нулся вниз. Последнее, что ощутил он, покидая место схватки, — не инстинктом, а обыкновенным обонянием — стойкий привкус, который создал он сам. И этот запах подействовал на него почти как газ Имхотепа на змеядов — Конан знал, что этих мгновений он не забудет никогда…

У ворот все пришлось начинать сначала. И он начал, вновь сразился, и вновь по-бедил. Подробности неуместны; после случившегося в пилоне они не значили для Конана ничего. Он был машиной убийства, демоном, уничтожителем змеядов. Так он топил в их крови свою слабость.

Затем пришел черед колеса. В исступлении он сражался с рычагом, и тот мед-ленно, но отступал в страхе. Гигантские ворота затрепетали, скрипнули, разжали створки. То были ворота фантастической толщины, дремучие, как сама стигийская держава; недаром Джосер отказался от использования таранов, тараны с ними бы не справились. Да и нужны ворота ему были в целости, он прозорливо полагал: они еще пригодятся, когда он с верным войском будет внутри города, а лютый и могу-щественный враг — снаружи…

А проем в воротах ширился; вдруг откуда-то возникли еще змеяды, они сперва не поверили, что ворота открываются, потом опомнились…

Но было поздно — стигийская конница стремительно ворвалась в город. Впере-ди, размахивая тяжелым прямым клинком, скакал король Джосер. За ним последова-ли другие, конные и пешие, одна когорта, другая, третья, легион — и это нашествие змеядам уже было не остановить. Стигийцы, сами точно змеи из прохудившегося ме-шка, заструились во все стороны, расползаясь по городу, и убивали, убивали, уби-вали… Они знали, что многим из них придется пасть, прежде чем умрет в Луксуре последний враг, но знали также, что эта уже была их настоящая победа.

Конан же ничего этого не видел. Он лежал там, у ворот, где свалился без чувств в то самое мгновение, когда рычаг колеса достиг своего предела. Стигийцы, подо-бравшие его под вечер, увидели, что руки варвара по-прежнему сжимают огромный рычаг.

* * *

К

 огда подвели итоги штурма, — а случилось это еще не скоро,— выяснилось сле-

 дующее. Из сорока пяти тысяч нападавших пали семь тысяч и две тысячи были ранены. Из змеядов не уцелел никто. В последние часы битвы вожаки змеядов под-палили город, и в пламени пожарищ нашли свою смерть еще несколько сотен сти-гийцев. Джосер, к счастью, предусмотрел такой разворот событий. Пожары удалось погасить к утру следующего дня.

А ночью столица Стигии пылала, отбрасывая зарево на десятки миль вокруг; его видели даже на том берегу Стикса.

Все это, впрочем, было уже неважно, поскольку древний Луксур отныне вновь принадлежал людям. И то действительно была победа, большая, чем ожидал король Джосер. Каждый выполнил свой долг — так, как велело ему сердце и настолько, на-сколько хватило силы духа.

22. Смерть, страсть и надежда.

В

 Луксуре оправдались худшие подозрения короля Джосера.

 Древняя столица Стигии была мертвым городом. Змеяды разрушили всё, что

 носило на себе печать человеческой цивилизации. В руинах лежали королевс-кий дворец, гвардейские казармы, здания архива и казначейства, монетный двор, дома князей и генералов — то есть практически разрушен был весь центр города. Ве-ликолепная Аллея Королей превратилась в зловонный овраг; статуи стигийских мо-нархов былых времен, украшавшие ее, были осквернены, а затем уничтожены. Чу-дища пощадили лишь главный храм Сета, недавно называвшийся «парадным», и те-перь этот мрачный черный куб со змеящимся конусом одиноко возвышался средь развалин.

Гигантская статуя королевы-богини Тхутмертари, изваянная из чистого золота, — его награбили воины Армии Тьмы в Шеме и Куше, Туране и Черных Королевствах, — и водруженная чуть более луны тому назад над этим святилищем в знак торжества Тхутмертари над Сетом, была сброшена наземь. Она рассыпалась на тысячи крупиц. Змеяды демонстративно пренебрегали драгоценным металлом; так что, когда люди вошли в город, оказалось, что горы золота лежат у них под ногами, в буквальном смысле слова. Когда же золото собрали, король Джосер убедился, что является, во-зможно, самым богатым государем в мире.

Но это было слабое утешение. Джосер с радостью отдал бы все золото, если бы так можно было вернуть прежний Луксур и прогнать змеядов со стигийской земли. Увы, даже горы золота не могли обратить время вспять. Возможно, пригодятся они еще, когда придет пора возрождать из руин столицу и другие великие города импе-рии. Пока же золото насмешливо сияло на людей, никого, впрочем, не возбуждая, — ибо в мертвом городе никакие блага, кроме благ жизни, не имеют цены.

Джосер взял Луксур. Моральная победа была одержана. Гонцы короля разносили радостную весть по всей державе. Она укрепляла боевой дух стигийцев. Повсюду разгоралась война людей против змеядов. Новые и новые рати, остатки прежней ре-гулярной армии и наспех собранные части, двигались к Луксуру. А в самом Луксуре тем временем начиналось страшное отрезвление.

Сорокатысячная армия короля Джосера нуждалась в воде и в пище. Ни того, ни другого в захваченном городе не было. Вода в Королевский Канал поступала из Стикса, а воду Стикса пить нельзя. Всякий, испивший из священной реки, попадает в самую дальнюю и самую страшную из преисподних Отца Сета…

Конечно, воду Стикса пили, предварительно подвергнув ее очищению и освяще-нию. Однако змеяды разрушили все очистные сооружения. Остались лишь три арте-зианских колодца, и к ним выстраивались огромные очереди. Джосеру пришлось вве-сти нормирование воды. Самые нетерпеливые, на свою беду, испили воду из Коро-левского Канала — и все погибли вскоре от неизвестной болезни; легенды не врали…

Еще хуже была ситуация со съестными припасами. Змеяды уничтожили все про-довольственные склады. Сами-то они питались своими врагами; повсюду в городе были следы их людоедских трапез. В подвалах королевского дворца ими даже бы-ли устроены склады засоленных человеческих тел — так сказать, запас провизии на будущее. Это было жуткое зрелище. Усталым, измученным людям пришлось три до-лгих дня опустошать погреба и как-то хоронить своих несчастных собратьев по расе…

На четвертый день после штурма, когда ситуация с водой и пищей стала крити-ческой, счастье, наконец, улыбнулось Джосеру. Вдруг из храма Сета вышли люди. Их явление казалось чудом. Эти люди не пришли издалека. Они были жителями Луксура, в основном жрецами и послушниками. Спасаясь от змеядов, они укрылись в тайных криптах древнего святилища. Змеяды не сумели отыскать туда дорогу, и так эти люди выжили.

Фаталисту по убеждениям и философу в душе, Джосеру показалось их спасение глубоко символичным. Двадцать тысяч лет тому назад, когда предки стигийцев по-бедили последних змеелюдей, те оставили поверхность, укрылись в подземной стране Йесет-Мет, и люди не смогли найти туда дорогу.[13] Теперь случилось то же самое, только роли поменялись. Теперь люди спасались от змеядов под землей — и спаслись!

Король Джосер вознес хвалу Сету: две тысячи уцелевших невольно принесли с собой благие вести для сорока тысяч страждущих. В подземельях храма предусмот-рительные жрецы Сета держали немалые запасы продовольствия. Расположение этих складов всегда держалось в тайне от светских властей. Когда лет пятьдесят тому на-зад, во время голода, постигшего центральные провинции страны, король Ментуфер попытался выведать, сколько в храме есть провизии и где именно она находится, жреческий синклит дал ему решительный отпор. Чтобы положить конец напрасным надеждам, хитроумные жрецы объявили таинственные продовольственные склады плодом фантазии. Когда же и это не помогло, намекнули монарху, что человечес-кую пищу в святом храме Вечного Отца могут разыскивать лишь святотатцы. А это уже было очень серьезно, даже могучему Ментуферу пришлось отступить.

В годы юности Джосер не верил сказкам о запасах зерна, сушеных фруктов, вя-леного и соленого мяса и рыбы в святилище Сета. Жрецов он никогда не любил и над историями, прославлявшими их дальновидность, смеялся. Оказалось, напрасно. Пришло время, когда предусмотрительность жрецов спасла его армию.

Сперва, конечно, ему пришлось за спасение армии побороться все с теми же жре-цами. Несмотря ни на что,  они не желали указывать законному королю дорогу к своим богатствам. Джосер увещевал, просил, соблазнял,  умолял, грозил, в конце концов, демонстрировал свой гнев… Всё бесполезно. Проклятые жрецы предпочита-ли уносить секреты в могилу. Но Джосер не имел права отступить, как отступил его отец.

И тогда состоялся крупный разговор короля с достойнейшим Хнум-Собеком. При-зывы Джосера войти в положение и подумать о державе наталкивались на глухой непробиваемый аргумент посвященного жреца: негоже смертному властителю зари-ться на святое. В Луксуре волшебник стал вести себя вызывающе, а с той поры, как в лице спасшихся от змеядов жрецов обрел верных до фанатичности последователей, и вовсе перестал слушаться короля. Чувствуя, что по-хорошему с чародеем не дого-вориться, Джосер предложил ему прикинуть, что предпримет голодная армия, если открыто объявить ей, кто укрывает продовольствие. Посвященный жрец прикинул и, скрепя сердце, приказал адептам отворить закрома. В мыслях же своих ХнумСобек поклялся именем Сета, что когда-нибудь заставит Джосера пожалеть о проявленной им настойчивости — как и о многом другом, о чем королю придется горько пожалеть.

Размеры закромов поразили Джосера. Пожалуй, их содержимого хватило бы на пропитание сотне тысяч человек в течение целого года. И еще больше король воз-ненавидел жрецов, которые веками гноили подобные богатства, в то время как те могли пойти на благо стигийской державе. Они, жрецы, настоящие святотатцы, раз устроили продовольственные погреба в храме Вечного Повелителя. Джосер, конеч-но, понимал, зачем: в периоды различных потрясений, будь то голод, мор или по-литическая нестабильность, жрецы в прямом смысле слова подкармливали нуждаю-щихся и так обретали себе новых слуг, получали власть над ними.

Нашлась и пресная вода, причем в безграничных количествах: через дальние кри-пты протекала подземная река. Жрецы заверили, что ее можно пить без риска для здоровья, и хотя бы в этом не соврали.

Решив, таким образом, главные бытовые проблемы своей армии и столицы, ко-роль Джосер вернулся к большой войне и к большой политике. «Летучим послан-цам» Хнум-Собека он не доверял более, но его собственные гонцы сообщали ему, что орда змеядской царицы Таниты неумолимо приближается к Луксуру.  В нелег-ком пути змеяды, естественно, терпят потери, — от прежней пятидесятитысячной рати остались тысяч сорок пять боеспособных воинов,— но и это была сокрушитель-ная сила. Как и ожидал Джосер, Танита сначала захватила, а уходя, разрушила ве-ликий Сухмет. В Луксуре появились первые беженцы с юга. И это означало, что за ними вскоре явятся те, кто заставил их бежать.

Поэтому Джосер ускоренными темпами стал готовиться уже не к штурму, а к за-щите Луксура. Король Стигии не мог позволить себе второй раз потерять свою сто-лицу.

* * *

К

 онана и Аманду поселили в уцелевшем доме какого-то стигийского барона на

 южной окраине Луксура.  Первые два дня после штурма Имхотеп опять лечил их, а затем, когда варвар и воительница встали на ноги,  выяснилось, что эти вы-дающиеся военачальники стигийской армии, немало сделавшие ради общей победы над змеядами, лично проявившие чудеса героизма, — скорее пленники, чем гости вероломного стигийского монарха.

К ним приставили охрану. Как сообщил им Джосер, дабы уберечь великих вои-нов от козней зловредных жрецов. На деле это означало, что Конана и Аманду всю-ду сопровождали стигийские гвардейцы. По-видимому,  гвардейцы действительно получили приказ беречь обоих и, вероятнее всего, как раз-таки от жрецов, думал Конан.

Киммерийцу по-прежнему приходилось принимать коварные снадобья Имхотепа. На третий день заточения он пробовал бросить, и эта попытка чуть не стоила Конану жизни. Бедняге лекарю пришлось снова спасать варвара. Джосер добился своего: без снадобий Конан загибался, а со снадобьями не мог устоять на ногах более пяти ча-сов подряд. Таким образом, чтобы осуществить побег, ему и Аманде недостаточно было просто вырваться из плена. С собой беглецам пришлось бы прихватить эти са-мые снадобья. Но Имхотепа охраняли не хуже, чем Конана и Аманду, а снадобья свои королевский лекарь держал в особом тайнике. И даже не это было хуже всего, а то, что Имхотеп приготавливал снадобья непосредственно перед употреблением. Джосер доходчиво объяснил Конану его положение, сказав напоследок, что на сей раз предусмотрено всё и, «как это ни печально, у тебя, варвар, нет ни единого шан-са бежать от меня».

Киммериец сам считал иначе. Побуянив немного для отвода глаз, Конан сделал вид, что смирился со своей участью. Тем временем в голове его родился план по-бега. Сначала требовалось перехитрить стигийцев, то есть сбросить с себя оковы имхотеповых зелий.

Приняв очередное снадобье, киммериец не глотал его, а держал во рту. Затем, когда Имхотеп уходил, Конан выплевывал часть зелья, а остальное глотал. И с ка-ждым разом выплевывал больше, а глотал меньше. Он был осторожен, он знал, с кем имеет дело. Стоит Джосеру что-нибудь заподозрить, и придется строить новый план побега, это в лучшем случае. Но Джосер был слишком занят подготовкой к от-ражению орды змеядов, а его слуги, стигийские стражники, как видно, полагали варвара неспособным выбраться из хитроумной ловушки, устроенной их повелителем.

Эксперименты над собой проходили тяжело для Конана. По-видимому, дозиров-ка снадобий имела значение, и один Имхотеп знал, чего и сколько киммерийцу ну-жно принимать. Конан отвыкал от зелий постепенно, и все-таки его ломило. Ему приходилось сносить жуткие боли, показывая себя здоровым и полным сил. Иначе Джосер с Имхотепом заподозрили бы неладное.

Первое время киммерийцу было так плохо, что он порою сомневался, дотянет ли сам до побега. Да и тот ли это был план? Неестественная бледность покрывала его лицо, губы всегда были плотно сжаты. Передвигался Конан огромным усилием воли. Аманда, бывшая с ним в сговоре, беспокоилась за него, и киммерийцу, дабы сохранить свою тайну, пришлось обманывать и ее. На вопросы воительницы, поче-му он не такой, как прежде,  Конан отвечал, что не привык сидеть в клетке и лако-миться всякими пакостными зельями; больше она ничего не смогла от него добиться.

На самом деле главная проблема заключалась именно в Аманде. Конан устроил боевой подруге хорошую взбучку за ее поведение во время штурма. Сперва она едва не провалила дело, а затем совершила то, к чему всегда стремилась и чему всегда противился Конан. В ответ Аманда говорила, что она его не насиловала, что он взял ее сам и им было хорошо вместе. Никакой вины воительница за собой не видела. Несмотря на строгий запрет Конана, она снова и снова возвращалась к случаю в пи-лоне, в открытую демонстрировала киммерийцу свои женские прелести и требовала повторения той жаркой любви.

Эти домогательства сопровождались обидными шуточками насчет мужской силы варвара: мол, докажи, не ослабляют ли ее зелья Имхотепа. Сделать с Амандой ни-чего нельзя было: упрямая и строптивая, она, похоже, решила заполучить пригля-нувшегося ей мужчину любой ценой. Огромному варвару приходилось применять к ней силу, но даже тогда, утирая кровь с разбитых губ, воительница продолжала тя-нуться к его причинному месту. Конан все чаще и чаще вспоминал слова Милиуса, сказанные ему насчет Аманды: «Эта женщина представляет для тебя опасность».[14] Тогда, в таинственном чертоге мага, Конан пренебрег его туманным предостереже-нием и настоял на воскрешении своей подруги. Теперь же, когда и без нее положе-ние Конана было хуже некуда, она его доставала.

Само собой, явные притязания, что демонстрировала Аманда в отношении Кона-на, не могли укрыться от проницательного взора короля Джосера. И Джосер не пре-минул этим воспользоваться. Конана и Аманду поселили в одной палате, где стояла единственная широкая кровать. Можно себе представить, как радовалась таким выиг-рышным условиям Аманда и как зол на нее и на Джосера был Конан. Очевидное потакание Джосера прихотям Аманды убеждало киммерийца в том, что «заниматься любовью», как этого хочет подруга,  ему ни в коем случае не стоит.

Конан пытался объяснить ей все по-доброму. Мол, стигиец нарочно устраивает нашу близость, чтобы как-то использовать нас. Но Аманда этого не понимала. Она видела другое: Джосер был ей друг, доброжелатель,  Конан — идиот, отвергающий ее. Все разговоры на эту тему заканчивались криком и рукоприкладством. Конан уже подумывал о том, что такая боевая подруга, как Аманда, больше помешает ему в устройстве побега, чем поможет. В ее преданности он по-прежнему не сомневался, вот только чувства у этой женщины, похоже, были всегда сильнее разума.

Иногда, в особенности ночью, когда Аманда переходила от словесных домога-тельств к делу, ему приходила в голову мысль исправить свою ошибку. Он пони-мал, что это нужно сделать, но рука не поднималась на Аманду. Ему приходилось поднимать руку на злых волшебниц, таких как Тхутмертари, и на отъявленных, не-исправимых негодяек, подобных Камии, но на похотливых самок, воспылавших к нему страстью, — никогда. Обычно он их либо удовлетворял, либо уходил от них, а чаще делал сначала первое, потом второе. В случае с Амандой идти навстречу ее домогательствам он отказывался, — особенно после постыдного соития в пилоне, среди схватки, — а уйти от нее в текущих обстоятельствах он, разумеется, не мог. И все повторялось и повторялось, от раза к разу, ночь за ночью, день за днём.

Конан дорого бы дал, чтобы выпутаться из этой глупой ситуации. Чувствуя, что терпения его надолго не хватит, варвар прибег к хитрости. Он шепнул Аманде: будь по-твоему, но сперва мы сбежим из Луксура.

Это стало его ошибкой. Аманда, во-первых, не поверила, во-вторых, не захоте-ла ждать и, в-третьих,  принялась подгонять его. Конан стал опасаться, что она случайно выдаст его Джосеру. Он был мрачнее тучи и уже подумывал, не лучше ли чуть поступиться совестью, чтобы наконец-то обрести свободу.

Но Судьба избавила Конана от этого трудного выбора.

* * *

К

 ак-то утром, после ночи, когда киммериец в очередной раз отверг домогательс-

 тва Аманды, король Джосер пригласил воительницу к себе, якобы для обсужде-ния планов предстоящей военной кампании. Ставка Джосера располагалась в одном из подземных чертогов разрушенного королевского дворца. Аманда пришла злая и растрепанная, не желающая думать ни о чем другом, кроме своих плотских вожде-лений. Тонко чуя ее настроение, Джосер начал с похвал ее воинской доблести, а далее незаметно перешел к восхвалению женских достоинств отважной воительницы.

— Ты знаешь, я ведь много всяких женщин повидал, но чтобы сразу была и си-льна, и красива, и умна, как ты, — нет, подобных видеть мне не приходилось, — говорил король, подливая Аманде вино. — Твой Конан — последний кретин, раз не ценит такую женщину, как ты.

Слова падали на благодатную почву. Воительница мрачно сказала:

— Он то же самое мне говорил. Заливал, значит, кобель паршивый… А может, я ему разонравилась?

— Тогда он полный идиот, — фыркнул Джосер. — О, если б у меня не было своей жены, то я б!..

Стигиец выразительно причмокнул, глядя на Аманду, не оставляя никаких сомнений, как он поступил бы,  если б не имел жены.

— Конан трепался, что твоя жена — стерва редкостная. Мол, тебе и ей верить нельзя ни в чем. Себе дороже встанет.

Джосер понимал, что это последние проблески сопротивления, даже не стал во-змущаться дерзостью этой скудоумной бедняжки.

— Мало ли что Конан наболтает. Он меня давно не любит. Как-то раз я его в одном деле обскакал, и он мне этого простить не может. А тебе я хочу только доб-ра, дорогая Аманда.

Воительница презрительно усмехнулась и залпом опорожнила чашу. Джосер под-лил еще вина и сказал: — Правда, поверь. Вот мы с тобой знакомы уже целую лу-ну, верно? Скажи, делал ли я тебе чего дурное?

— Ты держишь меня в клетке, — пробурчала женщина.

— Ради твоего же блага! — с неподдельной искренностью в голосе воскликнул стигиец. — Иначе ты, считай,  труп.

— Это еще почему?

Джосер выразительно огляделся по сторонам и, хотя в палате они были одни, наклонился к уху Аманды и доверительно прошептал:

— Жрец Хнум-Собек проходу не дает мне насчет тебя и Конана. Он только сна-ружи человек, а внутри — кровожадная тварь, знаешь ли. Хочет вас обоих в жертву Сету принести, вот так. А с Сетом, ты уж мне поверь,  шутки плохи.

Отважная Аманда невольно поежилась. Как и всякий нормальный человек, она старалась держаться подальше от черного колдовства. Жреца Хнум-Собека, «Чере-па», она тихо ненавидела с той самой минуты,  когда он впервые появился на ее глазах.

— Почему ты не убьешь Черепа? — спросила она короля.

Джосер вздохнул.

— Не могу я, понимаешь. Хнум-Собек — слуга Сета, бога моего, посвященный жрец. Сет такое дело не одобрит. А еще Хнум-Собек — волшебник! Может, пригоди-тся со своими чарами. Но тебя и Конана я все равно ему не отдам, обойдется.

— Почему ты нас защищаешь?

— Я хороший король, — усмехнулся Джосер. — А вы хорошие воины. Предстоит война, а на войне вам нет цены, вы это доказали. Я буду скверным королем, если позволю колдуну расправиться с вами. Как видишь, я честен с тобой.

Аманда кивнула. Если б этот парень стал заливать, как замечательно он лично к ней относится, она бы не поверила. После обидных неудач с Джейком, Робертом и Конаном она вообще перестала верить этим кобелям…

— Одно меня серьезно беспокоит, — покачал головой король.— Ты не в должной форме, да и Конан тоже.

— Я в форме, — буркнула воительница. — А до этого кобеля мне дела нет.

— Я же вижу, — участливо промолвил стигиец. — Поверь мне, я хочу помочь. И могу помочь.

Женщина подняла на него глаза: — Как?

— У меня есть средство, как вернуть рассудок твоему мужчине. Тогда он придет в норму и тебя оценит. Ты понимаешь, что я имею в виду?

— Приворотное зелье, что ли? — несмотря на привычно угрюмый тон, каким бы-ли произнесены эти слова, Джосер уловил в голосе Аманды очевидный интерес.

— Вроде того. Дашь ему — и он твой. И не будете так мучиться, ты и он.

Зеленые глаза воительницы заблестели. Как же я сама не подумала о приворот-ном зелье! — простучало в ее голове.

— Ты не шутишь, стигиец?

Вместо ответа король достал из кармана туники крохотный флакончик.

— Возьми. Капнешь ему в рот, когда будет спать. Проснется — сам поймет, что нужно делать. Вспомнишь меня добрым словом. На, бери.

Аманда протянула руку, чтобы взять флакончик, но тут же отдернула ее.

— Ты мне помогаешь, так? А чего хочешь взамен? — с подозрением спросила она.

— Хочу, чтобы вы перестали ссориться, — невозмутимо ответил Джосер. — Не дело это. Он твой мужчина,  это факт, и ты имеешь право на него. Так что бери, не пожалеешь.

Воительница колебалась. На память тут пришли все скверные слова, сказанные Конаном об этом стигийце. «Джосер — змей намного опаснее жреца Хнум-Собека, — предупреждал ее киммериец.— Не верь ни единому его слову. Если он не обманул сегодня, то обязательно обманет завтра. Таково его жизненное кредо, и такова его суть. Он подонок». Вспомнилась и притча о двух гадюках, вползших в дом после пожара и насмерть укусивших беспечных хозяев. Те гадюки были Джосер и Камия…

— Нет, не возьму, — пробурчала Аманда. — Кто знает, вдруг это никакое не приворотное зелье, а новая гадость твоего холуя Имхотепа.

К ее удивлению, Джосер не обиделся и не стал настаивать. Он просто убрал флакончик и, пожав плечами, сказал:

— Ну, как хочешь. Мое дело было предложить. Если надумаешь, приходи.

К вечеру Аманда надумала.

* * *

Э

 то было восхитительно!

 Джосер ничуть не соврал. Во флакончике действительно оказалось приворотное зелье, да еще какое! Когда Конан, утомленный физическими и душевными муками, наконец-то заснул, Аманда бесшумно подкралась к нему и капнула зельем в рот, как учил стигиец. И сразу начались чудеса.

Варвар проснулся. Глаза зажглись огнем страсти. Не говоря ни звука, он схватил Аманду и овладел ею.  И безумная схватка плоти повторилась. Он терзал ее, как прежде, в пилоне во время боя, а она стонала и вопила в упоительном экстазе. Это-му, казалось, не будет конца. Разгорелся рассвет, но Конан его не заметил. Аманда сгорала заживо в огне животной страсти, и все ей было мало.

Затем, когда светило взошло над городом, действие зелья закончилось. Кимме-риец свалился, захрапел. Это произошло так быстро, так внезапно, что они даже не успели рассоединиться.

И тут Аманда испугалась. Она представила, что будет, когда Конан проснется, все вспомнит и поймет.  Теперь он точно убьет ее. Но Аманда не хотела умирать, едва познав свое счастье.

Она вызвала стражников, велела принести воды, все вымыть, вычистить и про-ветрить. Никто ничему не удивлялся: во-первых, бесстыдство и ненасытная похоть белокурой воительницы были общеизвестны, вовторых, именно так, сообразно леге-ндам, и надлежит вести себя воплотившейся в земной женщине богине Дэркето. Ес-ли бы она вела себя иначе, целомудренно, вот это было бы очень подозрительно! Одно казалось странным: согласно легендам, богиня Дэркето предпочитала самые разнузданные оргии, а это ее живое воплощение почему-то оказалось однолюбкой. Однако волю Аманды исполнили. К полудню в палате Конана и Аманды уже ничто не напоминало о недавнем буйстве страсти.

Киммериец до вечера так и не проснулся. Когда пришел со своими снадобьями Имхотеп, Аманда спросила его, в чем тут дело. Мудрец в ответ странно хихикнул и глубокомысленно заметил, что Его Святейшее Величество король Джосер в некото-ром смысле даже лучший лекарь, чем он, Имхотеп. Осмотрев Конана,  мудрец влил ему в рот всего одно снадобье, против обычных пяти, и ушел.

Наступала ночь. Разум Аманды уснул, а рука потянулась к заветному флакончи-ку. Она сняла колпачок — и с ужасом обнаружила, что флакончик пуст!

Это открытие привело ее в отчаяние, а страсть, требуя свое, подсказала выход. Даже не надев сандалии,  не говоря уже обо всем остальном, Аманда выскочила из палаты и ринулась к королевскому дворцу. Она боялась опоздать. О том же, что у Джосера может попросту не оказаться нового зелья, она не желала и думать.

Королевская стража со страху чуть не убила ее. Уж слишком жутко выглядела в ночном Луксуре, городе мертвых руин, нагая женщина с безумными глазами и пова-дками свирепой волчицы. Ее все же признали и пропустили к королю.

Джосер не спал. На большом столе лежали военные карты. Король вычерчивал что-то на них. Аманда ворвалась в чертог, и ее хрипловатый голос раздался с по-рога: — Ты, стигиец! Почему не предупредил меня, что зелье только на раз?

Джосер взглянул на нее и пожал плечами.

— А ты не спрашивала.

Воительница облизнула высохшие губы.

— Дай, дай еще.

— Я вижу, тебе понравилось, — тонко усмехнулся стигиец.

— Дай, — угрюмо процедила Аманда.

Будь на месте Джосера человек, менее сильный духом, он, вне всякого сомне-ния, поспешил бы убраться подальше от этой алчущей волчицы. Но Джосер спокой-но подошел к Аманде, извлек из кармана новый флакончик и многозначительно по-днес его к самым ее глазам.

Эти глаза блестели, как два раскаленных изумруда. Женщина выхватила флако-нчик и ринулась прочь.

— Желаю удачи! — вдогонку ей бросил король.

А когда она исчезла в луксурской ночи, дал волю смеху.

* * *

И

 все повторилось сначала. Аманде даже показалось, что страсть стала еще жарче

 и что,— о, чудо! — Конан берет ее не из-за замечательного зелья, а по собствен-ному мужскому хотению. Может быть, он всегда желал ее, Аманду, и зелье Джосе-ра лишь пробудило в Конане это желание.

Значит, цель близка, как никогда. Очень скоро она добьется своего. Этот потря-сающий мужчина, истинный герой, будет принадлежать ей, только ей, и никому бо-льше.

Планы она строила, конечно, не в пылу страсти. Она думала о них, направляясь к Джосеру за новым,  третьим по счету флакончиком. Она была счастлива и не за-мечала ничего вокруг. Никто, кроме Конана, ей не был нужен, и ничего, кроме страсти с ним, не имело для нее значения.

А Джосер замечал все. Он видел ее израненное в животной схватке тело, синяки, царапины, кровоподтеки,  распухшие губы, растрепанные волосы и горящие страс-тью глаза… Он усадил победившую — с его помощью — воительницу на табурет и налил ей вина.

Вино Аманду также не интересовало.

— Дай мне еще.

— Что? — деланно изумился Джосер.

По лицу женщины пробежала гримаса.

— Ты знаешь, что. Дай!

— У меня к тебе будет ответная просьба,— хладнокровно заметил стигиец.— Нам надо кое-что обсудить.

Аманда недоуменно моргнула. И хотя Джосер говорил на прекрасном аквилонс-ком языке, который она понимала, так как аквилонский странным образом напоми-нал ей смесь английского и французского, женщине почудилось, будто мужчина на-против нее несет полнейшую бессмыслицу.

— Чего-чего? — переспросила она.

— Нам надо кое-что обсудить, — повторил король. — Но если ты сейчас не можешь, я готов немного

подождать. А пока отдохни. Я вижу, ты всю ночь трудилась.

В последних словах стигийца Аманде почудилась издевка. Женщина вскочила с табурета.

— Ну, ты! Давай скорее зелье, я уйду! Нечего мне тут мозги пудрить!

— И откажешься поговорить со мной, своим другом, который столько для тебя сделал? — вздохнул Джосер.

Это было выше ее сил. Аманда набросилась на него. Она знала, из какого кар-мана он достает заветные флакончики. Не хочет сам отдавать — так я возьму…

Аманда оказалась на полу, с заломленными за спиной руками.

— Ты некрасиво поступаешь, — пожурил ее Джосер. — Я могу рассердиться и не дать тебе зелья.

Воительница попыталась вырваться — но не тут-то было. Хватка Джосера оказа-лась железной. Аманда затрепетала; так пойманный кролик бьется в когтях гиены.

— Отпусти меня, урод!

Стигиец тотчас отпустил ее. Она встала и злобно ощерилась на него. Король скрес-тил руки на груди,  показывая, что совсем не боится. Это ее отрезвило немного.

— Чего тебе надо от меня, стигиец?

— Сначала поговорить.

— Ну так говори, чего ж ты ждешь?

Джосер покачал головой.

— Сомневаюсь, способна ли ты сейчас мыслить разумно. А разговор у нас вый-дет серьезный. Может быть,  отложим до завтра?

Из его слов Аманда поняла одно: до завтра зелья не будет. Это не укладывалось в ее голове. А как же Конан?..

— Поговорим сейчас, — буркнула Аманда. — Выкладывай, чего ты хочешь.

— Сперва успокойся и выпей вина. Дело серьезное.

— А когда поговорим, зелье дашь?

— Разумеется, — кивнул Джосер и уточнил: — Если договоримся.

Они присели к столу и выпили вино. Чувствуя, что Аманда уже успокоилась, насколько это вообще было возможно, Джосер сказал:

— Дело в змеядах. Скоро предстоит решающая схватка с ними…

— Знаю, не слепая, не глухая, — пробурчала воительница. — Дальше-то что?

— Не перебивай, — нахмурился король,— а слушай. Я два раза повторять не ста-ну. У меня шестьдесят тысяч бойцов здесь, в Луксуре. У Таниты — сорок тысяч или сорок пять. Учитывая, что такое человек и что такое змеяд, мои шансы один к трем. Положим, Луксур я смогу удержать. Но змеяды меня из города не выпустят, да и не могу я покидать его, я отвоевал Луксур, и это моя столица. Не взяв Луксур штурмом,  Танита перейдет к осаде. А для осады много сил не нужно. Она сможет разделить свою армию. Тысяч десятьпятнадцать змеядов останутся у стен Луксура, остальные разойдутся по стране. Ты понимаешь, что опять начнется?

Аманда молчала, но Джосер видел, что она его слушает. И он продолжал:

— Начнется новая резня людей. Война затянется. И неизвестно, кто тогда в ней победит. Если мы, люди, то очень нескоро и ценой ужасных жертв. А если они, змеяды, то людей здесь просто не останется. Они людей употребляют в пищу, ты это знаешь, не так ли?

— Зачем ты мне все это говоришь? Ты король этой страны, а я кто?

— Ты можешь изменить расклад. Ты, и одна лишь ты, Аманда.

— Чего?! Как это — изменить расклад? Я ж не колдунья какая. Мне не под силу умножить твою армию. И обучить всех не могу. Что могла, я уже сделала. И еще буду делать. Я держу слово. Обратись к своему Черепу,  может, он изведет хвоста-тых тварей чарами.

Джосер сумрачно вздохнул.

— Змеяды — истинные дети Сета, Хнум-Собек — посвященный жрец Сета. Он не может идти против них.  Колдун сохраняет нейтралитет, и то ладно. Нет, Аманда, я могу рассчитывать лишь на людей, не на магию.  На себя и на тебя.

— Дьявол тебя побери, стигиец! — воительница стукнула кулаком по столу. — Говори толком, чего тебе от меня надо!

Прищурившись, Джосер заметил:

— Я знаю, кто ты и откуда. Наши мечи, луки и арбалеты для тебя смешные игрушки. Ты из другого времени!  Там, у вас, оружие иное. Мощное, как луч из Кольца Сета, и разрушительное, как небесный огонь высоких богов.

— Мать твою, стигиец! Ты-то откуда знаешь?! — ахнула Аманда.

— Я видел оружие твоего мира в действии. Разве ты забыла? Гора Монтесан, ва-ше сражение с Тхутмертари,  моей злобной сестрой. Ты и Конан сперва палили в нее из огнедышащих трубок, а затем пускали маленькие ядра, железные осы, и малиновые лучи.[15] Помнишь?

Аманда кивнула. Каждая подробность схватки с золотой богиней навсегда пропе-чаталась в ее памяти.

— Еще я видел огромную железную птицу, черную, как Тьма,— говорил Джосер. — Она была стократ сильнее, чем ваши огнедышащие трубки. Птица пускала лучи смерти, плевалась огнем и железными осами, и диковинными серебристыми стре-лами невиданной разрушительной силы. Еще я понял, что птицей той управляет обычный человек. Такой, как Конан.

Он говорил о Джейке, который к тому моменту был уже мертв. Аманда угрюмо сказала:  — И чем всё кончилось? Тхутмертари тогда нас победила, и если бы не Существо…

Она заткнулась, вдруг поняв, что сказала лишнее.

— Я знаю и о Существе, — кивнул Джосер, — вернее, я догадываюсь, что победа над богиней была общей, всех, кто принимал участие в сражении. Но Существо ме-ня не интересует. Меня интересует ваше смертоносное оружие. Тхутмертари вы им не одолели, потому что она была богиней. Но змеяды — обычные смертные.  Силь-ные твари, живучие, но смертные. Змеяды погибают от меча и от стрелы. Только представь себе, как будут дохнуть враги рода человеческого от смертоносных лучей и огня железных птиц Будущего!

Аманда представляла. И уже догадывалась, куда клонит хитроумный стигийский властелин…

— Где я возьму тебе железных птиц?

— В Тарантии, где же еще, — усмехнулся Джосер. — Сегодня ко мне прибыл по-сланец оттуда. Хочешь узнать свежие новости о своих?

Еще бы она не хотела! В те редкие мгновения, когда Конан исчезал из ее голо-вы, она вспоминала своих парней и их могучее оружие, «Черных коршунов», краси-во и гордо несущихся над землей… Как будто в другой жизни все это было!

— Мои парни еще в Тарантии?

— Да. Но живется им худо. Там правит человек по имени Роберт Рэнквист. Он засадил твоих парней в темницу.

— Вот урод! — вскричала воительница. — Он и меня хотел убить, когда я его отвергла!

— Тебе стоит знать: Роберт объявил, что ты погибла, и Конан погиб вместе с то-бой. Роберт взял себе корону Аквилонии. Обманутые им люди на его стороне. Твои парни больше не нужны ему. Железные птицы спрятаны на каком-то острове и не летают.

— О-о-о… — застонала Аманда.

— Я предлагаю тебе сделку. Честную сделку, Аманда. Ты отправишься в Таран-тию, поквитаешься с Робертом, освободишь своих парней. Затем вы поднимете в воздух железные птицы и прилетите все сюда.  И конец проклятым змеядам!

Аманда смотрела на Джосера с восхищением. Как она сама не додумалась до такого замечательного,  простого и гениального плана? И Конан почему-то не до-думался! Что называется, и волки сыты, и овцы целы… И все довольны, кроме уб-людка Рэнквиста и гнусных чешуйчатых чудищ.

— Я дам тебе надежную охрану, — продолжал Джосер, — чтобы с тобой ничего не случилось в пути. Ты героическая женщина, но ты одна, всякое может быть. У нас здесь мир опасный, а дорога до Тарантии неблизкая… Ты отправишься водным путем. Погляди на эту карту. Вот Луксур, а вот Тарантия. Ты поплывешь вниз по Стиксу на дромоне, в Кеми пересядешь на быстроходную каравеллу. Каравелла мо-рем придет на Барах. Это здесь. Там жена моя, королева Мефрес. Она поможет тебе добраться до аквилонской столицы. Вот так: мимо Мессантии, столицы Аргоса, вверх по реке Хорот. И ты — в Тарантии! Я напишу рескрипты и нужные письма, чтобы стигийцы, мои подданные, повсюду оказывали тебе всяческое содействие… Ну как,  согласна?

— Почему я должна тебе верить, стигиец?

— Потому что наши с тобой интересы совпадают во всем. Разве не так? Ты не хочешь поквитаться с Робертом? Не хочешь спасти своих парней? Не хочешь вернуть могучее оружие и поглядеть, как мрут от него проклятые чудища? Если ты не хо-чешь всего этого — только скажи, и я признаю, что был слеп!

Аманда присвистнула: — Ты голова, король Джосер. И вот что я тебе скажу: да, я согласна, при одном условии.

— Говори.

— Конан уедет со мной.

— Никогда! — рявкнул стигиец. — Я же не идиот. Пока ты не вернешься со сво-ими людьми и с оружием,  Конан поживет у меня. Когда змеяды передохнут, забе-решь его. Мне он и даром не нужен, от него лишь головная боль.

— Ах ты, гад, — прошептала Аманда.— Конан был прав насчет тебя. Ты нарочно все подстроил. И зелье мне давал, чтобы я к варвару покрепче привязалась. А те-перь хочешь взять моего мужчину заложником!

— Не заложником. Гарантом твоего возвращения. Ну, подумай сама, ты же умная женщина. Разве есть у меня иной выход? Я здесь король, мне нужно победить моих врагов. Да что моих — врагов всего рода человеческого! Твоих и твоего Конана. Раз-ве дурное это дело? Я нашел средство, как их победить. А отпущу я Конана с тобой — и что? Навряд ли ты и твои парни мне в борьбе со змеядами тогда помогут.

— Я дам тебе слово, стигиец.

— Пойми, Аманда: это политика, а в политике единственного слова мало. Нет. Конана с тобой не отпущу. Оставлю его здесь для большей безопасности — его, твоей, да и моей. Даже клясться не буду, что с ним ничего не случится. Он нужен и тебе, и мне. Давай так. Если к твоему возвращению с киммерийцем будет что нела-дно, сожги из своего чудесного оружия всю мою страну! Ну и меня, конечно, перво-го. Мы ничего не сможем сделать твоим железным птицам. Поняла? Не Конан — мой заложник, а я — твой!

Этот стигиец снова чаровал ее, как тогда, в первой схватке у горы Монтесан. Он был умен, отважен и изобретателен. И он все очень точно рассчитал.

Кроме одного: в своем замечательном плане король Джосер не предусмотрел, что сам может оказаться лишним. Как говорят в двадцатом веке от Рождества Спаси-теля: третий — лишний.

— Мне нужно подумать, — сказала Аманда.

— Долго думать нельзя, — возразил Джосер. — Змеяды ждать не станут. Я и так сильно рискую: а вдруг у тебя не получится? Что будет, если Танита возьмет Луксур до твоего возвращения? Она-то точно не станет щадить ни меня, ни твоего Конана.

— Хорошо, я согласна, — сквозь зубы сказала воительница. — Пиши свои рескрипты. Когда нужно отбыть?

— Утром.

— Значит, целая ночь впереди, — осклабилась Аманда. — Зелье дашь?

— Ты ненасытна, как сама Дэркето, — ухмыльнулся стигиец, доставая заветный флакончик.

* * *

Е

 ще целая ночь впереди, думала Аманда, возвращаясь в дом на южной окраине

 Луксура. Ты просчитался,  коварный король Джосер. Ты думаешь, у меня, кроме секса, ничего нет в голове. Ну так ты увидишь, что это не так. И локти кусать будешь, перехитривший самого себя.

Вернувшись к Конану, она убедилась, что тот по-прежнему спит, уже вторые су-тки кряду. Аманда плотно закрыла дверь и разбудила киммерийца. В синих глазах варвара больше не было демонического блеска. Пробудившись, он не стал ее хапать. За окном была ночь, и Конан проревел:

— Кром, женщина! Не надоело тебе ко мне липнуть?

Славно, подумала Аманда. Значит, он ничего не помнит, что было в прошлые две ночи. Она сделала Конану знак: молчи! — и прошептала: — Нужно делать ноги из этого города. Прямо сейчас. Завтра будет поздно.

Конан от неожиданности рыгнул: — Почему это?

— Потом объясню, — отмахнулась Аманда. — Давай, одевайся. Снимем страж-ников и айда к стене. К утру в Луксуре нас быть не должно.

— Про зелья Имхотепа забыла? — буркнул киммериец. — Я загнусь без них, едва от города успеем отойти.

— Не загнешься, — ухмыльнулась Аманда. — Думаешь, я не заметила, как ты от них отвыкал? Кстати, сегодня Имхотеп не приходил. И ты живой, как видишь. Лад-но, кончай трепаться, киммериец, время пошло.

Это было сказано таким решительным и командирским тоном, голосом прежней Аманды, не похотливой самки, но властной капитанши бесстрашных Наемников Бу-дущего, — что Конан неожиданно для самого себя доверился ей.

В полном молчании они оделись. В дорогу взяли воду и съестные припасы, ко-торые смогли найти, не выходя из этой комнаты. А дальше случилось то, что часто случалось в вольной жизни Конана и Аманды. Они неслышно выскользнули из пала-ты и профессионально сняли стигийских стражников. Так у них появилось оружие. На головы надели широкие головные платки и гребенчатые шлемы, чтобы походить на стигийцев.

Конан и Аманда вышли из дома. Мертвые развалины зловеще взирали на них вы-битыми глазницами. В одной такой бездне Конану почудился блеск двух алых точек. Варвар моргнул, и они пропали. Померещилось, подумал он. Людей здесь не бы-ло. Стигийцы отсыпались перед грядущими схватками.

А Конан и Аманда в этих схватках участвовать не собирались.

Незамеченными они пробрались к городской стене. Тут была стража, немногочи-сленная, даже не стража, а наблюдатели. Сняли и их. Конан бросил вниз веревоч-ную лестницу. Неслышно мужчина и женщина спустились. Снаружи была свобода.

В ночной тишине пронеслась летучая мышь. Киммериец проводил ее взглядом. Тварь была крупной, слишком крупной для летучей мыши. Она направлялась в го-род. Конан нахмурился, но вскоре Аманда отвлекла его более важными делами, и он выкинул летучую мышь из головы.

Откуда ему было знать, что первым о дерзком побеге варваров узнал волшебник Хнум-Собек,  посвященный жрец Сета.

* * *

- К

 ажется, все о’кей, — сказала Аманда, когда стены Луксура слились с тьмой

 ночи.

— Не зарекайся, — буркнул Конан. — Это еще не Тарантия.

— А почему мы идем к юго-западу? Стикс-то на севере! Или ты хочешь идти сушей?

— Нет. Стикс — наша единственная надежда выбраться из этой проклятой страны. И мы выйдем к нему. Окольным путем. Готов биться об заклад с самим Нергалом, Джосер вышлет за нами погоню. Он тоже понимает, что нам нужна река. Но он бу-дет искать нас на севере, как ты сказала. А мы выйдем к Стиксу на западе. Там есть приток реки и рыбацкая деревня. Раньше была, — поправился Конан. — Если мы найдем лодку, считай, нам крупно повезло.

— А если не найдем?

— Тогда крупно повезет Джосеру, — отрезал киммериец.

Аманда поежилась. К мрачному юмору Конана ей так и не удалось привыкнуть.

Они шли вперед в избранном направлении. Над пустыней парила глухая ночь. Никакой погони за ними не было. Аманда предавалась мечтам о неотвратимой мес-ти ублюдку Рэнквисту и о будущем счастье с любимым Конаном. Флакончик Джосера она на всякий случай сберегла.

А киммериец думал не о ней. Он вспоминал Зенобию и Конна; мага Милиуса; карлика Тезиаса, Великую Душу, и его загадочных Синих Монахов; Камию, которая вновь стала полновластной королевой, но уже не на час, опять играет и манипули-рует людьми, как лишь она одна умеет… Еще он думал о Тарантии, о своих обману-тых подданных, о верных соратниках Троцеро, Просперо, Паллантиде, Публии, Хадрате, о незваных пришельцах из иного времени и о хитроумном Роберте, этом узурпаторе многострадального аквилонского престола… Роберт был единственным, на ком мысли Конана и его боевой подруги скрестились.

Так шли они навстречу своим мыслям, пока не услышали впереди глухой топот и не увидели разбросанные по пустыне огни. Огни приближались, и топот нарастал. Затем орлиный взор Конана разобрал грязно-серые фигурки, светящиеся в багровом пламени факелов. И еще увидел Конан, что этих фигурок тьма и что идут они ши-роким фронтом, от одного горизонта к другому…

То надвигалась на Луксур орда змеядской царицы Таниты.

[1]  Сгиб — место на северо-восточной границе Стигии, где река Стикс круто поворачивает на запад, к океану, — см. роман Майкла Мэнсона «Конан и Небесная Секира».

[2] Следует напомнить, что под хайборийской цивилизацией обы-чно подразумевается хайборийский Запад, то есть Аргос, Зингара, Аквилония, Немедия, Офир, Коринфия, Бритуния — страны с господствующим культом

Митры, образовавшиеся на руинах ахеронской империи, — и, отчасти, Коф и Замора.

[3] Автор напоминает читателю, что Боссония — западная провинция Аквилонии, славящаяся, помимо прочего, своими лучниками и мастерами по изготовлению замечательных луков любого типа и размера.

[4] Эта встреча описана в новелле Роберта Говарда «Феникс на мече».

[5] Восстание Тайи против Стигии описана в романе Пола Андерсона «Конан-мятежник» (в русском переводе — «Конан и Секира Света»).

[6] Гелеполь — деревянная башня на колесах, предназначенная для штурма крепостей и проникновения внутрь их через крепостную стену. Большие гелеполи приводились в движение силой лошадей или быков. На верхних этажах гелеполей находились воины, атакующие защитников крепости, также там могли быть резервуары для тушения пожаров и метательные машины.

[7] Толено — подъемное устройство («журавль») для штурма крепостных стен. В корзине «журавля» располагались вооруженные бойцы.

[8] См. главу 9 «Проклятые ворота Йесет-Мета» романа «Раб Змеиной Королевы».

[9] Самбук — лестница, специально предназначенная для лазания на стены крепостей. Двойной самбук — широкая лестница, по которой атакующие взбираются на стену в два ряда.

[10] По-стигийски Анубис — шакал; соответственно, Анубисис — сын шакала.

[11] Пилон — возвышающаяся над соседними постройками привратная башня с наклонными стенами, так что внешне пилон напоминает урезанную пирамиду. Пилоны — типичные образчики классической стигийской архитектуры.

[12] См. главу 9 «Ужасы и соблазны Преисподней» романа «Амулет Небесного Народа».

[13] Подробнее об этом рассказывает Тхутмертари в главе 9 «Проклятые ворота Йесет-Мета» романа «Раб Змеиной Королевы».

[14] См. главу 8 «Создатель Книги Судеб» романа «Освобождение».

[15] См. финальные главы романа «Освобождение».

Интерлюдия.

О

 н восхищался этим мужчиной и этой женщиной.

 Мужчину, как чудилось ему, он знал целую вечность. Не было на свете двух более непохожих друг на друга людей, чем он и этот мужчина. Он был ученый — тот воитель. Он преклонялся перед холодным Разумом — тот верил в негасимый огонь Духа. Он стал богом — тот остался варваром. И друг для друга они стали врагами.

Конан первым встал на его пути, и Конан оставался последним врагом его ско-ротечной вечности. Ушли в небытие Пелиас, Тот-Амон, Джейк Митчелл, Тхутмер-тари — а Конан есть, он оставался. И это было закономерно, ибо их борьба не при-шла к своему естественному завершению. Сначала боги, небесные ревнивцы, а затем и сама всемогущая Судьба властно вмешались в их схватку и развели далеко-далеко друг от друга. Последний раз они столкнулись вокруг Тхутмертари и вместе — вме-сте!! — победили ужасную золотую богиню. С тех пор он занимался своими делами, исполнением своей клятвы, а Конан делал то, что делал всегда — Конан выживал, и Конан сражался.

Судьба и боги вновь жестоко подшутили над великим киммерийцем. Они не позволили ему насладиться плодами великой Победы.

Победу у Конана украли. И всю последнюю луну бал правили Похитители По-беды — те, кто с богиней Зла не бился, ран не получал, а забрался на вершины власти в результате ее поражения.

Но киммериец и тогда не сдался. Он не склонялся пред богами никогда, и это, пожалуй, было лучшее его достоинство. Он склонялся перед Судьбой, но не думал об этом, потому что такие люди, как Конан, не делают различий между богами и Судьбой. И ладно. Счастлив тот, кто жив иллюзией своей свободы.

Конан делал то, что подсказывало ему сердце. Он был пока не в силах вырва-ться из когтей Джосера, первого из Похитителя Победы, — но и там, в когтях Джо-сера, Конан продолжал свой бой. Он не упустил эту луну, и вот, когда наступает время решающих схваток, он снова в строю. Не в качестве марионетки императора Джосера — как самостоятельный герой. И это тоже закономерно: Конан — воин ре-шающего боя. Так было всегда — так будет и теперь.

И старый враг Конана восхищался им — ибо, положа руку на Ромб Яхкунга, за-меняющий ему человеческое сердце, признавался сам себе, что других воинов ре-шающего боя, способных в этом бою победить, на целом свете нет.

Еще он восхищался женщиной. О, конечно же, не той похотливой самкой, кото-рую он сам три луны тому назад призвал из Далекого Будущего, где она обитала, и которая теперь повсюду следует за Конаном. Самка была лишь орудием, забавной штучкой, хотя, он вынужден был это признать, и ей довелось сыграть оригиналь-ную, значительную роль в победе над Тхутмертари. Воистину, стези Судьбы неведо-мы даже богам!

Но восхищался он не ею, а другой женщиной — той, второй из Похитителей Победы. Это была удивительная женщина: и по складу души, и по своим талантам, и по постигшей ее участи. Он заметил ее, когда стал рабом у Тхутмертари, а заме-тив, тут же вспомнил: однажды встретив, ее невозможно было забыть. Когда-то, в пору своего ученичества у чародея Пелиаса, он нечаянно столкнулся с нею: она приезжала в Ханарию с Паксименом, своим нареченным отцом, а Паксимен был старым другом Пелиаса.[1] Именно атлайский медикус доставил чародею из Ханарии ту Книгу Судеб… ту самую, с которой началось возвышению карлика — от слуги и ученика старого мага до бога Великой Души.

Но он, и ставши богом всей Хайбории, и побыв рабом Змеиной Королевы, нико-гда не забудет эту сцену: его хозяин и учитель Пелиас, легендарный, великий вол-шебник, владетель Ордена Белого лотоса, падает ниц перед принцессой Камией, целует ей руки и называет… будущей императрицей! Пелиас был провидцем? На самом деле? А ему, карлику, тогда казалось, что старый волшебник попросту вы-жил из ума.

Будучи рабом у Тхутмертари, он осторожно наблюдал за Камией. Одну луну та провела в роли принцессы, другую — в роли полновластной королевы. И этих лун хватило, чтобы он успел заново узнать ее и восхититься; наверное, если бы его Ве-ликая Душа была способна любить, он бы ее полюбил.

В чем-то она напоминала ему незабвенную Тхутмертари. Она отчаянно прекрасна и почти столь же тщеславна. Но на этом их сходство заканчивалось.

Тхутмертари была злобной, беспредельно злобной демоницей. Демоницей — в буквальном смысле слова. Родилась от человека и змеи, но человеческого в ней бы-ло немного и, чем больше зла она творила, тем меньше человеческого оставалось. В конце концов, Тхутмертари превратилась в бессмертную богиню Зла и именно в таком качестве покинула мир. Ибо она, великая дура, как Раб Змеиной Королевы всегда мысленно называл свою владычицу, возжелала завладеть всем миром, кото-рый принадлежит не богам, но людям. Гордыня взяла в ней верх над рассудком. Тху-тмертари прошла свой путь до конца и ушла в небытие, так и не осознав, почему проиграла.

А эта женщина совсем другая. Она гордится тем, что родилась, выросла, жила, живет и встретит свой последний миг как смертная. Она — смертная до мозга кос-тей. Она не жаждет власти над миром, вселенского трона, вечной молодости и бес-смертия. Она от этого всего отказалась сама, когда богиня предлагала и пытала![2] Ей ни к чему даже толика волшебной силы. Вся ее сила — в том, что она человек. И она постоянно доказывает торжество этой человеческой силы над всякой волшебной.

Внимательно наблюдая за этой женщиной, бог Великая Душа невольно пересма-тривал и собственное отношение к смертным.

Эта женщина не стояла над людьми. Она жила среди них и питалась их порока-ми, слабостями, иногда — добродетелями. Ему порой казалось, что у этой женщины нет собственного сердца, а есть только холодный, острый ум. В эти мгновения он видел в ней себя: у него не было сердца, оно погибло и пропало, когда Конан-вар-вар победил его в первый раз, и теперь у бога вместо сердца — хладный Ромб Ях-кунга… Может, и она свое когда-то потеряла, и теперь у нее на месте сердца какой-нибудь холодный кристалл?!

Проходило еще время, и он понимал, что заблуждается, принимает мечту за реальность. С ним это бывает, он мечтатель. А она… нет, она не такая, как он! В отличие от него, она никогда не пыталась взять от жизни больше, чем была способ-на поднять и унести, и переварить.

Пострадавшие от нее люди считали эту женщину злой, жестокой и бесчеловеч-ной. Все они ошибались. Эта женщина не была ни злой, ни жестокой, ни бесчелове-чной. Она не испытывала радости от сотворения Зла, как Тхутмертари. Мучения ее жертв, физические и душевные, не приносили ей удовольствия. Мучения не составля-ли ее цель. Они являлись средствами, неизбежными атрибутами ее игры, правилами, выдуманными не ею. Она испытывала радость не от антуража игры, а от самой иг-ры. Эта женщина была игрок, может быть, самый талантливый на целом свете.

Если он понимал ее правильно, жизнь для нее была нескончаемый спектакль, в котором волею Судьбы ей досталась злая роль. И она эту злую роль играла, на по-теху высоким богам, страстно, увлеченно и самозабвенно. Прежде, когда она еще называлась принцессой, она играла злую роль в небольших театрах, играла на пару со своим мужем, партнером и сообщником. Теперь, похитив Победу, сделавшись королевой и императрицей, она играла соло в мировом театре. И именно здесь, в мировом театре, лучше всего раскрывался ее необыкновенный дар.

Это был дар доставлять людям горе их собственными руками. Она приносила людям горе настолько тонко, так красиво, что Великая Душа засматривался ее игрой и не осуждал ее, а рукоплескал ей. Она творила горе для людей, потому что люди сами позволяли ей это с собой делать. И когда она называла людей мерзкими сло-вечками, вроде «говорящих червей», у него не возникало к ней отвращения. Ибо люди, какие они есть, не могли противостоять этой женщине острого артистического ума и всевозможных дарований, абсолютно лишенной оков морали, к тому же, до-рожащей красотой игры куда больше, чем собственной жизнью.

Наверное, высокие боги и вправду высоко ее ценили. Она их развлекала так, как их не развлекал никто. Верно, боги любят таких, как она — талантливых смертных лицедеев, не претендующих на их небесные вотчины. Они, боги, готовы поступить-ся жизнями миллионов земных созданий, лишь бы для них играли столь красиво и так тонко, и так ярко, как играла для них эта женщина.

И Тезиас, Великая Душа, глядя на ее игру, также ощущал себя богом. Другие боги его равным себе не считали — ну и что с того? В Театре Судьбы ему не доста-лось места в партере, но он смотрел спектакль из-за кулис. И он рукоплескал акт-рисе Камии, ныне выступающей под сценарным псевдонимом Мефрес, и восхищал-ся ею от души.

Он, самозваный бог, также мечтал бросить цветы к ее ногам.

Зная о постигшем ее бедствии, он чувствовал толику своей вины и ощущал в себе горячее желание спасти Камию.

Он, бог обреченный, чувствовал себя обязанным спасти ее не только потому, что ее человеческая душа оказалась близка его Великой Душе. Еще и потому, что она, ставшая злым роком своих жертв, страдала сама. При всем желании и при всех умениях она бы не смогла причинить своим жертвам столько горя, сколько причини-ла ей Судьба в спектакле под названием Жизнь. Ей оставалась лишь одна луна жиз-ни, и она хотела выжать из этого прощального срока, последнего действия ее жиз-ненной драмы, все возможное, совершить невероятное и уйти со сцены на вершине славы, уйти непобежденным триумфатором.

Чужой рос в ней, она об этом знала и была готова к страшной смерти — но са-мозваный бог Великая Душа мечтал спасти ее для новых блестящих ролей. У него вдруг возникла мысль доказать всем зрителям, да и самому постановщику вселенс-кого спектакля, что «творческий потенциал» этой актрисы намного шире, и что бла-гую роль она сыграла бы ничуть не хуже, не слабее, чем злую.

Но на самом деле замысел его был еще глубже: он уже видел в ней самого себя грядущего. Как и она, он был приговорен Судьбой. Спастись от карающей десницы Судьбы он не мог — так пусть его дух живет в ней! Пусть все благое, что он мечтал совершить в жизни и что он сделать не успеет, сделает она, Мефрес! Да, она может, может и должна стать преемницей самозваного бога, — если не она, то кто же?

Идея спасти ее во что бы то ни стало пришла к нему внезапно, минувшей но-чью, когда он услышал в ментальном эфире ее юношеские стихи, она читала их себе перед сном. Потом идея разрослась и странным образом слилась с другой его идеей: спасти всех женщин, изнасилованных змеядами по приказу Тхутмертари и носящих в своих чревах зародыши расы тху. Сегодня зародыш спас Камию, а луну спустя он ее убьет. Так рассчитал Паксимен, и рассчитал верно.

Он часто посылал свой незримый фантом к Паксимену. Он знал все, над чем работает великий медикус. Тезиас рад был бы помочь любящему отцу спасти свою нареченную дочь, но до сих пор не знал, как это сделать.

Ибо богиня Тхутмертари превзошла саму себя, надеясь сотворить свою новую ра-су. Тху были не только плодами противного самой природе соития змеядов и людей. Это были плоды какой-то удивительной магии, не земной и даже не звездной, ее Тхутмертари почерпнула, вероятно, из тайных пещер ферзелей в Йесет-Мете. Мо-жет быть, миллионы лет тому назад ферзели, тогдашние хозяева Земли, занимались подобными экспериментами. Возможно, в скрещивании различных рас они добились успехов. Косвенно это подтверждалось и всем тем, что он знал о ферзелях. Они по-кинули Землю не потому, что проиграли глаханам и яцтакам, а потому, что эта планета стала слишком мала и мелка для их таинственной цивилизации. Что фер-зели сотворили с самими собой и как сложилась их дальнейшая судьба вне Земли, он не имел представления.

Так вот, зародыши тху были существами очень, очень странными. Они сраста-лись со своими матерями. Их нельзя извлечь из материнской утробы, нельзя убить внутри чрева, не убив мать, — но затем, когда придет им пора появиться на свет, чудовища тху умертвят матерей, вернее, носителей. Еще не родившись, симбионты тху уже стали расой паразитов и убийц. И Тезиас понимал, что, если он не найдет способа убить зародышей тху в чревах человеческих женщин, его верным монахам придется уничтожить и тех, и других. То есть, уничтожить Камию, в числе прочих женщин. Или допустить появление на свет созданий расы тху. Он не мог допустить этого, он видел свой долг в том, чтобы этого не допустить, он дал клятву бога.

Но и тогда, давая свою клятву, и теперь — он не подозревал, что первое созда-ние из новой расы тху уже родилось! Оно родилось раньше остальных, потому что и зачато было намного раньше. Те двое, кто зачал его, носили имена лучшего воина Сета и лучшей воительницы Тьмы. Но Тезиас не знал об этом до сих пор, об их обманном, колдовском соитии в каком-то из неназванных преисподних миров. И он не знал, что существо родилось, получило имя, — Альтасет, что значит «посвящен-ный Сету», — и уже принесло свою первую страшную клятву. Никто пока не знал об этом, кроме древнего демона Люфа, который взялся за воспитание первого из новой расы Сета.

Он, Тезиас, Великая Душа, был богом, но он так и не стал провидцем. Сейчас он думал лишь о том, существует ли способ спасти несчастных женщин, кто вына-шивает будущих чудовищ расы тху.

Шло время, и время шло против него, а он такого способа не находил.

И вот настал тот миг, когда он, наконец, почувствовал, что его время на исходе: Чистое Сознание, бывшее недавно Существом, а до того Тварью из Чужой Вселен-ной, завершило свой отдых и пустилось в путь по его Великую Душу.

Сознанию не нужно было много в этом враждебном для него мире; оно всего-на-всего охотилось за своей третьей жертвой, отныне единственной и последней, чтобы ее умертвить и тем самым исполнить священную клятву Судьбе, Владычице Сущего.

Мог ли догадываться самовлюбленный глупец Тот-Амон, призывая для обыкно-венной расправы над своими земными врагами эту Тварь из Чужой Вселенной, что наступит миг жестокого абсурда, когда его самого уже не будет на свете, а призван-ное им демоническое создание, слепая сила, взорвет естественный порядок вещей — как нежданная хворь, сражающая всех по очереди солистов театра в самый разгар драмы?

* * *

Р

 азмышляя об этом, карлик Тезиас, Великая Душа, бог самозваный и бог обречен-

 ный, не сразу заметил, как перед ним возник Брахо, его верный слуга, магистр Синих Монахов.

— Это миг пришел, мой хозяин! — торжественно молвил Брахо. — Твои монахи разыскали и уничтожили все яйца расы тху. Кроме трех, которые ты приберег для опытов.      Карлик рассеянно кивнул.

— Передай своим братьям мою благодарность. Они могут отдыхать.

— Что тебя тревожит в миг победы, бог Великая Душа? — спросил бога проницательный магистр.

— Женщины, — прошептал Тезиас, — человеческие женщины. Наши женщины, Брахо. Я так и не придумал, как спасти их.

— Может быть, это и вовсе невозможно, — мягко произнес Брахо. — Так устрое-на жизнь: в одном мы побеждаем, а в другом нам приходится отступать.

— Ты готов убивать невинных страдалиц?

— Да, я готов, если так нужно. Иначе невинные страдалицы произведут на свет чудовищ, каких не видел мир, и эти твари овладеют миром, — напомнил своему хозяину магистр.

— Я поклялся этого не допустить!

— Поэтому ты должен принять верное решение, хозяин. И Синие Монахи его выполнят, ты можешь быть спокоен. Все женщины, кто стал жертвой злого рока, в ком растут чудовища тху, все эти женщины покинут мир без страданий и слез, это я тебе обещаю.

— Нет! Я верю, существует иной выход.

— Прошел целый месяц, хозяин. Если бы этот выход был, ты бы его уже нашел.

Волшебник в синем плаще умолк. Великая Душа смотрел на него скорбным взгля-дом сияющих агатовых глаз. Пришла пора сказать магистру правду. Брахо должен ее знать.

— Время заканчивается, мой верный магистр. У меня его уже не осталось.

— Что ты говоришь, хозяин? Время? У тебя? Что значит время –для тебя? У тебя впереди Вечность [3]

— Возможно, возможно,— с печалью усмехнулся Тезиас.— Если даже так, прой-дет она не в этом мире.

И, предвосхищая ненужный спор, карлик рассказал магистру о Твари из Чужой Вселенной, о жертвах ее и о бессмысленности сопротивления Судьбе… Рассказал все, что знал сам.

— …Оно уже в пути, Чистое Сознание, спешит ко мне, к своей третьей жертве, на волнах информационного эфира Земли. Нет для него преград, и скоро оно меня на-стигнет. От него нет спасения. Я уйду в небытие или в мир иной, как Джейк, либо как Тхутмертари, — закончил Тезиас.

Он не стал говорить Брахо, что сам магистр невольно облегчил задачу Существу, пустив в павшую богиню Тхутмертари волшебный луч из Медальона с Пирамидой и, таким образом, превратив сидевшего в своей второй жертве крохотного и слабого червячка в Чистое Сознание, субстанцию незримую и нематериальную, непредсказу-емую и неуязвимую.

Реакция магистра на этот печальный рассказ ошеломила Тезиаса. Брахо не пре-дался скорби, не стал бить себя кулаками в грудь, не обнаружил и сочувствия свое-му обреченному хозяину, не выразил желания уйти из жизни вслед за ним или впе-ред него. Магистр распрямился, скрестил руки на груди и сурово отчеканил:

— Мой бог, каким я его знаю, никогда не сдается. Я — Слуга Судьбы, и мне ли не знать ее изменчивый нрав? Она милостива к истинным борцам, к таким, как ты и варвар Конан… и как та женщина из Атлантиды, которой удалось пленить твое вооб-ражение. Ты обязан бороться, бог Великая Душа! И ты будешь бороться, или перес-танешь быть собой.

— Во имя Всех Знаний Вселенной! — в смятении воскликнул карлик. — Ты меня не понял? Я — боролся! Я боролся так, как никто на моем месте бы не стал бороться! Но… Всё оказалось напрасно. Я — третья жертва! И я — обречен.

— Ты третья жертва для Сознания, прибывшего к нам из Чужой Вселенной, а так-же в собственном воображении,— с усмешкой произнес Слуга Судьбы. — Но для ме-ня ты бог. И для людей — ты бог! Ты стал благим богом, Великая Душа, хотя ни я, ни братья в это долго не могли поверить. Уничтожив нашими руками черные яйца змеядов, ты спас миллионы жизней. Если спасется весь мир, в этом будет и твоя заслуга! Ты исполнил половину своей клятвы. Но не всю! Как можешь ты сойти со сцены, умереть, не убедившись в гибели всей расы тху?

— Но у меня нет времени! Я чувствую, как мой убийца приближается сюда, ко мне, к Замку Синих Монахов!

Брахо сказал: — И что с того? Великая Душа не станет ждать смерти сложа руки. Борись, Великая Душа! Ты не можешь уйти сейчас и так. Ты нужен людям — так, как никогда прежде… Я верю, ты отыщешь выход! Ты погубишь зародышей тху и спасешь жизни наших женщин. Я чувствую, разгадка близко! Тебе нужно только вдо-хновение. А оно не придет, пока мысль о неотвратимом конце угнетает твой рассу-док. Борись, Великая Душа, — ты обязан бороться!

В агатовых очах появились слезы, и Тезиас с болью промолвил:

— Ты так жесток со мною, Брахо. Зря я тебе рассказал. Борись, борись… К чему растрачивать последние силы? Я обречен, я знаю это.

Магистр презрительно усмехнулся в ответ на такие слова.

— Ну, если таково твое прощальное слово, тогда я оставляю тебя, карлик. Не знаю, кто ты и откуда взялся, но ты — не мой бог! Мой бог, Великая Душа, навер-ное, борется где-то. Я буду его искать. А ты умирай, если хочешь. Я не стану жа-леть о тебе, нелепый и никчемный карлик.

И Слуга Судьбы стал растворяться в воздухе. Тезиас сначала опешил, а потом взорвался гневом. Могучее заклинание само собой родилось в его воспаленном моз-гу. Магические цепи опутали Брахо и вернули в этот кабинет.

— Безумец! — пронзительно воскликнул Тезиас.— Я еще твой бог! Твой бог, Бра-хо, и бог твоих братьев! Вы закляты мной и для меня, забыл об этом? Прежде, чем я стану третьей жертвой, мне достанет сил испепелить тебя и всех, кто меня бросит!

— Желаешь, так испепеляй, — рассмеялся магистр. — И поторопись, у тебя так мало времени. А ну, Сознание заявится, а ты не успеешь испепелить всех верных слуг? Кто нас тогда испепелит?

— О, ты глумишься надо мной! Ты, давший клятву служить мне! Почему ты меня оставляешь? Ты, названный Слугой Судьбы, разве не знаешь, как мстит Судьба клят-вопреступникам?!

— Я беру пример с тебя, бог-клятвопреступник! Разве не ты дал священную клят-ву сражаться за мир, пока он весь не будет избавлен от угрозы порабощения расой тху? Ты — клятвопреступник, карлик Тезиас, а я твой жалкий подражатель! Теперь ты видишь, как твое пустое малодушие смотрится со стороны?

— Так чего же ты ждешь от меня?! — в отчаянии возопил Тезиас.

— Борись! Борись!! И даже если обречен — борись до последнего вздоха! Спасе-ние может явиться в последний миг! У тебя есть цель, тебе есть, за что бороться. И ты будешь бороться, если ты и правду мой бог.

— Но как?!

— Не знаю. Решай сам. Но я бы на твоем месте сначала выиграл время. Время сыграет на тебя, Великая Душа. Возможно, в награду за стойкость Судьба даст тебе новый шанс. Пошлет тебе вдохновение, и ты придумаешь, как спасти мир.

— Я понял… — улыбка внезапно озарила бескровное лицо карлика.

И счастливо улыбнулся Брахо: перед ним снова был его великий бог.

— Собери всех монахов, мой верный магистр. Мы перемещаемся в Зачарованный Город! Там я спасался от Конана, но там же стал рабом Змеиной Королевы, я ни за что не хотел возвращаться туда… Но если нет иного выхода, то я вернусь, чтобы не-много выиграть время. Да, там я буду под защитной сферой Стержня! Пусть ненадо-лго, но он укроет меня от моего погубителя.

* * *

О

 днако коварной Судьбе было угодно, чтобы в миг, когда он произнес эти слова,

 профессор Фонтанелли, всеми забытый добровольный затворник и последний обитатель Зачарованного Города, оставшийся там, чтобы найти способ разрушения Стержня, наконец-то достиг своей цели, отыскал, что хотел; к нему прежде пришло вдохновение, чем к Великой Душе.

Скучающий Маг знал, что это произойдет: события случаются, если и когда им суждено случится. Не он ли сам, его существование как джана — лучшее тому подтверждение?

Даже величайшим из богов не дано предугадать всех поворотов сюжета в неско-нчаемом спектакле под названием жизнь. И это разумно, напомнил себе джан. Во всяком спектакле должна быть интрига.

Иначе зрители перестанут посещать Театр.

Брайан Толуэлл,1997—2017.

[1] См. рассказ «Тезиас из Ханарии» из цикла «Изгои».

[2] См. главу 5 «Вечная молодость, вечная жизнь» романа «Освобождение».

[3] См. ключевую главу 2 «Заклятие Синих Монахов» романа «Огни Будущего».

 

С О Д Е Р Ж А Н И Е.

Брайан Толуэлл. 1

1. Книга VII. Похитители Победы, или В круге Сета – I. 1

ПРЕДИСЛОВИЕ АВТОРА (2017). 1

ДЕЙСТВУЮЩИЕ ЛИЦА. 3

Пролог. 3

Часть I. НАСЛЕДИЕ БОГИНИ ТХУТМЕРТАРИ. 7

1. Битва после Победы. 7

* * *. 12

* * *. 15

* * *. 16

2. Клятва Великой Души. 17

3. Король и варвар. 23

* * *. 26

4. Последний из Черного Круга. 28

ЧАСТЬ II. ХОЗЯЙКА БАРАХА. 35

5. Королевский рескрипт. 35

6. Две луны или вся жизнь. 42

7. Щупальца распускаются. 48

* * *. 51

* * *. 52

8. Мефрес и мефреситы. 54

* * *. 55

* * *. 58

* * *. 59

* * *. 61

ЧАСТЬ III. ВОЗВРАЩЕНИЕ В СТИГИЙСКУЮ МГЛУ. 62

9. Через Стикс. 62

10. Притча о двух гадюках. 66

ЧАСТЬ IV. ИСКУПЛЕНИЕ ГРЕХОВ. 68

11. Благочестивый государь. 68

* * *. 71

12. Феникс на груди. 75

* * *. 79

13. Яд, мятеж и исповедь. 81

* * *. 82

* * *. 84

* * *. 86

ЧАСТЬ V. ТЕНЬ СЭТА НАД АРГОСОМ. 87

14. Посольство. 87

* * *. 90

* * *. 90

* * *. 92

* * *. 92

* * *. 93

* * *. 94

* * *. 94

* * *. 97

15. Обольщение. 97

* * *. 97

* * *. 99

* * *. 102

* * *. 107

* * *. 109

16. Мудрость. 112

* * *. 113

* * *. 114

* * *. 115

* * *. 116

* * *. 117

* * *. 119

17. Договор. 121

* * *. 122

* * *. 126

* * *. 127

18. Измена. 127

* * *. 130

* * *. 131

* * *. 132

* * *. 133

* * *. 133

19. Плен. 136

* * *. 139

* * *. 140

* * *. 142

* * *. 143

* * *. 145

20. Спасение. 147

* * *. 150

* * *. 153

* * *. 154

* * *. 155

* * *. 156

* * *. 156

* * *. 157

ЧАСТЬ VI. ВМЕСТЕ ПРОТИВ ЗМЕЯДОВ. 161

21. Штурм Луксура. 161

* * *. 164

* * *. 171

22. Смерть, страсть и надежда. 171

* * *. 173

* * *. 174

* * *. 176

* * *. 177

* * *. 180

* * *. 180

Интерлюдия. 182

* * *. 185

* * *. 187

 

---

Дата добавления: 2020-11-15; просмотров: 92; Мы поможем в написании вашей работы!

Поделиться с друзьями:

---

---

Мы поможем в написании ваших работ!