Научно-практический комментарий к случаям из судебной практики
Правовые вопросы
- Что является определяющим и влекущим юридические последствия: установочная или резолютивная часть постановления о прекращении уголовного дела?
- Как оценивать постановление следователя от 26 мая 2003 г.: как прекращение уголовного преследования в целом (что сформулировано в его резолютивной части) или как прекращение дела в части обвинения (что вытекает из его описательно-мотивировочной части)? -Вправе ли суя разрешая ходатайство, корректировать смысл и текст резолютивной части постановления следователя о прекращении дела? - Является ли неотмененное постановление следователя о прекращении дела безусловным основанием для прекращения уголовного преследования (согласно УПК РФ) только по формальным признакам или допустимо иное толкование исходя из принципа целесообразности? - Как следует оценивать доказательства, полученные обвинением по делу с неотмененным постановлением следователя о прекращении уголовного преследования?
Правовая оценка
Постановление о прекращении уголовного дела и (или) уголовного преследования и любое иное процессуальное решение в силу прямого указания закона должно быть законным, обоснованным и мотивированным (ч. 4 ст. 7 УПК РФ).
В юридической литературе под постановлением (в том числе о прекращении уголовного дела и (или) уголовного преследования) принято понимать документ, в котором фиксируется решение следователя'. В этом смысле постановление о прекращении уголовного дела и (или) уголовного преследования является процессуальным актом, выражающим в письменно-документальной форме решение следователя.
|
|
Исходя из ст. 209 УПК РСФСР (действовавшей на момент вынесения анализируемого решения), ст. 213 УПК РФ постановление о прекращении уголовного дела и (или) уголовного преследования состоит из трех частей: вводной, описательно-мотивировочной и резолютивной.
Во вводной части постановления указываются место и время его вынесения, кем оно составлено и по какому уголовному делу.
В описательно-мотивировочной части излагаются поводы и основания (обстоятельства) возбуждения дела, дается их квалификация, приводятся результаты предварительного следствия с изложением мотивов и оснований принимаемого решения.
'См.: Жогин Н. В., Фаткуллин Ф. И. Предварительное следствие. М., 1965. С. 304; Марфицин П. Г. Общие условия производства предварительного расследования. Омск, 1996. С. 45; и др.
729
ГЛАВА III. Уголовный процесс
В резолютивной части формулируется принятое по делу решение со ссылкой на соответствующие нормы УПК РФ.
Все указанные части составляют нерасторжимое единство, наруше-' ние которого как по форме, так и по содержанию влечет за собой отмену постановления прокурором (в силу п. 1 ст. 214 УПК РФ, ч. 1 ст. 210 УПК РСФСР) как незаконного или необоснованного и возобновление производства по уголовному делу.
|
|
Причем любое отступление от процессуальной формы постановления означает его незаконность, что вытекает не только из общего смысла принципа законности (ст. 7 УПК РФ, ст. 1 УПК РСФСР), но и из конкретных предписаний ст. 476 УПК РФ, придавшей силу закона форме любого процессуального документа.
Сказанное означает, что правильное составление процессуального документа с точки зрения законодателя — не пустая формальность, не технический момент, а способ выражения смысла самого решения. Отступления от установленной законом формы процессуального документа не просто затрудняет уяснение его смысла, но и препятствует реализации назначения всего уголовного судопроизводства защищать права и интересы граждан и организаций от преступлений, а также произвола. Иначе говоря, без правильного оформления документов нет уголовного дела, так как уголовный процесс в этом случае не отвечает своему назначению.
Если в описательно-мотивировочной части постановления обосновывается одно решение, а в резолютивной формулируется другое, от-, мене подлежит именно сформулированное решение, так как оно представляет собой окончательный вывод следователя, влекущий за собой определенные юридические последствия для уголовного дела. Изложенные же в описательно-мотивировочной части сведения и факты служат лишь основаниями для принятого решения, то есть в качестве своего юридического последствия имеют сформулированное решение следователя и непосредственного влияния на производство по уголовному делу не оказывают.
|
|
Другое дело, что для отмены прокурором сформулированного следователем решения в резолютивной части постановления в качестве основания в таком ситуации будет выступать именно несоответствие резолютивной и описательно-мотивировочной частей.
В постановлении следователя от 26 мая 2003 г. описательно-моти-v вировочная часть содержит обоснование решения о частичном пре-! кращении дела, в то время как резолютивная часть формулирует решение о прекращении уголовного преследования в целом.
Данное решение, явно незаконное и необоснованное, не было отменено прокурором. Это обстоятельство было выявлено в ходе
|
|
Научно-практический комментарий к случаям из судебной практики
судебного заседания и в силу ст. 254 УПК РФ, п. 5 ч. 1 ст. 27 УПК РФ должно влечь за собой прекращение уголовного преследования в отношении Е. в целом.
В своем определении от 1 сентября 2003 г. суд указал, что 29 мая 2003 г. постановлением следователя уголовное преследование в отношении Е. по факту присвоения векселя по признакам преступления, предусмотренного ст. 160 ч. 3 п. «б» УК РФ, прекращено за отсутствием в его действиях состава преступления.
Однако такого решения следователь не принимал. В его постановлении буквально сформулировано другое решение: «Уголовное преследование в отношении...(Е.)... по ст. 160 ч. 3 п. «б»УК РФ прекратить, за отсутствием в его действиях состава преступления».
Именно этому решению следователя суд должен был дать правовую оценку, ибо только оно имеет для суда юридическое значение.
Фактически суд взял на себя несвойственную ему функцию прокурора, изменив текст и смысл изложенного в резолютивной части постановления следователя решения. По сути, суд встал на сторону обвинения, допустившего серьезное нарушение закона (пусть даже и вследствие досадной оплошности). Тем самым суд не только поощрил процессуальную небрежность органов уголовного преследования, но и вышел за рамки своего конституционно-правового положения как независимого арбитра в правовом споре (ст. 123 Конституции РФ), а также нарушил принцип состязательности и равноправия сторон (ст. 15 УПК РФ) путем предоставления стороне обвинения преимущества перед стороной защиты.
Более того, нарушенным в этой ситуации следует считать и право обвиняемого на презумпцию невиновности (ст. 49 Конституции РФ), в силу которой обвиняемый может стать виновным только в установленном УПК РФ порядке (ст. 14 УПК РФ). Применительно к рассматриваемому случаю суд должен был не давать свою собственную интерпретацию постановления следователя о прекращении уголовного преследования, а строго следовать предписаниям п. 5 ч. 1 ст. 27 и ст. 254 УПК РФ.которые являются формально-правовыми, императивными по своему характеру и не допускающими какого-либо толкования (в особенности на основе целесообразности поддержания обвинения), то есть действовать в установленном за-коном порядке.
Что касается доказательств по данному уголовному делу, то вопрос об их оценке как требующий самостоятельного решения вообще не стоит. Уголовное преследование должно быть прекращено по выше-указанным соображениям безотносительно того, являются ли они относимыми, допустимыми или достоверными.
ГЛАВА III. Уголовный процесс
Правовые выводы
Изложенное выше позволяет утверждать, что решение суда, отклонившего своим определением ходатайство о прекращении уголовного преследования в отношении Е.:
• является прямым нарушением предписаний п. 5 ч. 1 ст. 27 и
ст. 254 УПК РФ;
• противоречит принципам презумпции невиновности и состяза
тельности и равноправия сторон (ст. 14, 15 УПК РФ);
• не соответствует конституционно-правовому положению суда
(ст. 123 Конституции РФ).
Таким образом, определение суда следует отменить, а ходатайство стороны защиты удовлетворить на основании п. 1 ч. 2 ст. 383 УПК РФ.
|
КАЗУС 3
Фактические обстоятельства
Четырем обвиняемым в совершении преступления группой лиц (с распределением ролей) были предъявлены текстуально совпадающие друг с другом обвинения.
Правовые вопросы
Т Соответствует ли требованиям закона предъявление текстуально сов
падающих обвинений по групповому делу четырем обвиняемым?
Т Какие правовые последствия влечет признание таких обвинений
незаконными судом на предварительном слушании или в ходе судеб
ного разбирательства по уголовному делу?
Правовая оценка
Поставленный на разрешение правовой вопрос лежит в плоскости конституционно гарантированных и международно-признанных прав на защиту и презумпцию невиновности (ст. 45, 49 Конституции РФ, ст. б Европейской конвенции по правам человека). Указанные права относятся к числу неотчуждаемых основных прав и свобод человека, принадлежащих ему от рождения (ч. 2 ст. 17 Конституции РФ), являются непосредственно действующими и определяют смысл, содержание и применение соответствующих законов (ст. 18 Конституции РФ), включая подлежащие толкованию нормы.
Смысл этих норм («старого» и «нового» законодательства) состоит в предоставлении обвиняемому возможности защищаться от предъявленного обвинения.
'См.: Комментарий к Конституции Российской Федерации. М„ 1996. С. 202—208.
132
у ■ ■ ■' ■: ' '
Научно-практический комментарий к случаям из судебной практики
В контексте ст. 45 Конституции РФ рассматриваемые нормы представляют собой одну из гарантий государственной защиты названных прав человека, без которой обвиняемый не может использовать ни один из установленных способов защиты1.
В контексте ст. 6 Европейской конвенции по правам человека (ратифицированной Россией и являющейся в силу ст. 15 Конституции РФ составной частью ее правовой системы) — это одна из так называемых минимальных процедурных гарантий защиты обвиняемого, призванных обеспечить соблюдение принципа состязательности с тем, чтобы обвиняемый не оказался один без средств защиты в тот момент, когда его положение оказывается существенно стесненным действиями государственных органов, основанными на обвинениях против него1.
Содержание анализируемых норм заключается в реализации права обвиняемого знать, в чем он обвиняется путем информирования его об инкриминируемом ему деянии (фактических обстоятельствах и юридических признаках).
С позиции Конституции РФ (ч. 2 ст. 24) речь идет об обязательном
ознакомлении обвиняемого с документом (в нашем случае — с поста
новлением о привлечении в качестве обвиняемого), непосредственно
затрагивающим его права и свободы2. ...... „;
С точки зрения Европейской конвенции по правам человека (п. 3 «а» ст. 6) под таким документом имеется в виду «официальное уведомление, вручаемое лицу компетентным органом, об обвинении его в совершении преступления»3.
Суть подразумеваемого здесь права быть уведомленным об уголовном обвинении заключается в том, что обвиняемый считается невиновным на протяжении всего уголовного процесса и именно поэтому ему гарантируется право на защиту от тех, кто его обвиняет, а к обвинению предъявляется требование законности и обоснованности. Для того чтобы лицо уже с момента признания его обвиняемым компетентными органами могло судить о действительном отношении к его праву считаться невиновным со стороны этих органов и реальности своего права на защиту, ему следует предоставить надлежащую информацию о причинах (преступлениях, которые он якобы совершил) и характере (юридической квалификации) обвинения4.
Иначе говоря, по смыслу и содержанию толкуемых норм УПК
1 См.: Домьен Г., Харрис Д., Зваак Л. Европейская конвенция о правах человека и Европейская
социальная хартия: право и практика. М., 1998. С. 94; и др.
2См.: Комментарий к Конституции Российской Федерации. М., 1996. С. 91—92.
3См.: Судебное решение по делу Эккле от 15 июля 1982 г. Series А, №. 51, р. 33, para. 73.
"См.: Лукьянцев Г. Е. Европейские стандарты в области прав человека: теория и практика
функционирования Европейской конвенции о защите прав человека и основных свобод. М.,
2000. С. 147.
133
ГЛАВА III. Уголовный процесс
РСФСР и УПК РФ, определяемому правами на защиту и презумпцию невиновности, информация, предоставляемая обвиняемому, должна быть точной, подробной и понятной настолько, чтобы помочь обвиняемому ознакомиться с выдвинутыми против него обвинениями и надлежащим образом подготовиться к защите. В этой связи постановление о привлечении в качестве обвиняемого не просто выполняет важную информационную функцию, а выступает в качестве необходимого условия введения в действие всей совокупности процессуальных прав, корреспондирующих праву на защиту по уголовному делу.
Применение анализируемых норм представляет собой юридико-техническое изложение в установленной законом процессуальной форме фактических и юридических оснований обвинения, детализированных в отношении лица, совершенного им деяния и юридических признаков преступления, под которое данное деяние подпадает.
Ни Конституция РФ, ни Европейская конвенция по правам человека не касаются юридико-технической стороны уголовного обвинения, указывая лишь (прямо или опосредствованно) на его смысл и содержание, связанные с реальным достижением цели конкретной и эффективной защиты. Единственное, что можно сказать определенно, основываясь на праве Европейской конвенции: степень детализиро-ванности информации, содержащейся в уголовном обвинении, должна быть большей, нежели в случае задержания или заключения под стражу1.
Что касается уголовно-процессуального законодательства, то формулирование обвинения, хотя и регламентировано им, но в большей мере зависит от конкретных обстоятельств. Вот почему оценка законности и обоснованности постановления о привлечении в качестве обвиняемого должна учитывать не только соблюдение предусмотренных законом юридических формальностей, но и конкретную ситуацию по делу.
Толкование ст. 143, 144 УПК РСФСР и ст. 171 УПК РФ в российской юридической литературе и судебной практике2 является единообразным и в обобщенном виде сводится к следующему:
Постановление о привлечении в качестве обвиняемого должно быть: | • персонифицированным, то есть указывать только на одно конкретное лицо, привлекаемое" к ответственности (ч. 1 ст. 144 УПК РСФСР, п. 3 ч. 2, ч. 4 ст. 171 УПК РФ);
• индивидуализированным, то есть давать описание каждого обстоятельства, подлежащего доказыванию, и каждого признака преступле-
________ Научно-практический комментарий к случаям из судебной практики
ния, вменяемого обвиняемому (ч. 1, 2 ст. 144 УПК РСФСР, п. 4, 5 ч. 2 ст. 171 УПК РФ);
• конкретизированным, то есть характеризовать (в максимально сжатой форме) каждое конкретное действие (эпизод), совершенное обвиняемым (ч. 2 ст. 144 УПК РСФСР, ч. 1 ст. 171 УПК РФ).
Верховные Суды СССР, РСФСР и РФ неоднократно обращали внимание на недопустимость игнорирования вышеуказанных требований, рассматривая это как существенное нарушение процессуального закона. Так, в Постановлении Пленума Верховного Суда СССР от 16 июня 1978 г. № 5 «О практике применения судами законов, обеспечивающих обвиняемому право на защиту» (п. 5) обращается внимание судов на необходимость строгого соблюдения предписаний ст. 144 УПК РСФСР, гарантирующей обвиняемому право знать, в чем конкретно он обвиняется1.
В Постановлении Пленума Верховного Суда РСФСР от 21 апреля 1987 г. № 1 (в ред. от 21 декабря 1993 г.) «Об обеспечении всесторонности, полноты и объективности рассмотрения судами уголовных дел» (п. 2) нарушением закона признаются случаи, «когда обвиняемому вменяется совершение нескольких преступлений, подпадающих под действие разных статей уголовного закона, однако в постановлении о привлечении в качестве обвиняемого не указано, какие конкретные действия вменяются обвиняемому по каждой из статей уголовного закона либо не разграничены действия участников преступления»2.
В Постановлении Пленума Верховного Суда РФ от 8 декабря 1999 г. № 84 «О практике применения судами законодательства, регламентирующего направление уголовных дел для дополнительного расследования» (п. 13) к числу нарушений уголовно-процессуального закона, влекущих лишение или стеснение гарантированных УПК прав участников процесса, также относят случаи нарушений ст. 144 УПК РСФСР: «не указаны статья УК, часть или пункт статьи, конкретные действия обвиняемого либо при совершении нескольких преступлений не дана правовая оценка каждому из них и др.»3.
Следует заметить, что актуальность приведенных выше руководя: щих разъяснений несомненна и в настоящее время, по крайней мере в смысле ст. 381 УПК РФ, позволяющей рассматривать перечисленные выше нарушения в качестве существенных, влекущих за собой отмену или изменение судебного решения.
Не случайно все научно-практические комментарии УПК РСФСР и УПК РФ специально подчеркивают существенность данных нарушений.
' Application 9614/81, G, S, and V vs. Austria. Decisions and Reports. Vol. 34(1983). P. 119. 1 См., например: Научно-практический комментарий к Уголовно-процессуальному кодексу РСФСР / Под общ. ред. В. М. Лебедева. М., 2000. С. 298—299; Комментарий к Уголовно-процессуальному кодексу Российской Федерации / Отв. ред. Д. Н. Козак, Е. Б. Мизулина. М., 2002. С. 354—356; и др.
'Судебная практика по уголовным делам в 2-х частях. Часть 1. Сборник постановлений Пленумов Верховных Судов СССР, РСФСР и Российской Федерации/Сост. С. А. Подзоров. М„ 2001. С. 195—196.
2Там же. С. 351,
3 Там же. С. 527.
ГЛАВА III. Уголовный процесс
Таким образом, применение ст. 143, 144 УПК РСФСР и ст. 171 УПК РФ всегда означает конкретное обвинение конкретного лица в конкретных действиях по конкретному составу преступления. Следовательно, в принципе не может быть двух (или более) одинаковых обвинений двух и более разных лиц.
Обвинение одного лица должно отличаться от обвинения другого лица, быть индивидуально неповторимым и в этом смысле указывать на конкретные действия, совершенные данным лицом, его роль и степень участия в преступлении.
Если обвинение не отвечает описанным выше требованиям, то в силу системного нарушения процессуальных прав обвиняемого, которое неизбежно следует из факта предъявления такого обвинения, все доказательства по делу, собранные органами уголовного преследования, должны быть признаны недопустимыми (полученными в недопустимых законом условиях). Устранить подобное нарушение в ходе судебного разбирательства невозможно, а путем возвращения уголовного дела прокурору (ст. 237 УПК РФ) практически нельзя. В случае осуществления разбирательства это приведет к приговору в отношении обвиняемого, лишенного эффективной защиты на предварительном следствии, то есть к неправосудному решению дела.
Что касается возвращения дела прокурору, то (даже если признать это процессуально возможным) оно не может изменить ситуацию, так как лишь создает условия для защиты (путем приведения в соответствие с установленными требованиями постановления о привлечении в качестве обвиняемого и перепредъявлением обвинения), но исключает ее реализацию посредством дополнительного расследования, запрещенного законом безотносительно того, в чьих интересах проводится.
Правовые выводы
На основании изложенного можно утверждать, что предъявление текстуально совпадающих обвинений по групповому делу четырем обвиняемым:
• прямо нарушает право обвиняемого на защиту, гарантированное
ст. 45 Конституции РФ и п. 3 «а» ст. б Европейской конвенции по пра
вам человека;
• противоречит конкретным предписаниям ст. 144 УПК РСФСР и
ст. 171 УПК РФ;
• существенно ухудшает положение обвиняемого, препятствуя
эффективному использованию всего комплекса предоставленных
ему прав;
• влечет за собой признание всех собранных стороной обвинения
доказательств недопустимыми.
________ Научно-практический комментарий к случаям из судебной практики
Заключение
Приведенные выше комментарии к правовым казусам исходят из российской уголовно-процессуальной доктрины в том ее содержании, которое следует из УПК РФ, согласовано с Конституцией РФ и Европейской конвенцией по правам человека. Эту доктрину можно назвать доктриной «императивной» законности, предполагающей подчас более высокие в сравнении с европейскими стандарты правосудия и доказывания. В своем самом общем теоретическом виде: незаконное действие или решение — ничтожный результат, она вполне приемлема. Однако не дает ответ на вопрос о степени «жесткости» ее применения к конкретным ситуациям, возникающим в ходе производства по уголовному делу. По сути, это вопрос о том, любое ли нарушение закона следует рассматривать в качестве существенного и, следовательно, создающего непреодолимое препятствие осуществлению правосудия.
В том случае если незаконность процессуального действия или решения была выявлена в стадии предварительного расследования, то, как правило, возникшее препятствие преодолимо путем повторного совершения действия и принятия решения с соблюдением требований закона. В то же время, очевидно, что не все действия «повторимы» (например, опознание, осмотр места происшествия) и потому ущерб доказыванию может оказаться невосполнимым.
Иное дело — судебное производство. Исключение судом доказательства из уголовного дела автоматически означает недопустимость его непосредственного исследования в ходе судебного разбирательства. Что касается признанных судом незаконными процессуальных решений (в особенности связанных с движением уголовного дела), то их повторное принятие в рамках процедуры возвращения уголовного дела прокурору формально возможно, но реально не осуществимо, так как с неизбежностью потребует продолжения предварительного расследования, в том числе путем недопустимых здесь следственных действий (например, когда речь идет о вынесении постановления о возбуждении уголовного дела).
Вместе с тем необходимо иметь в виду степень существенности допущенного нарушения закона. Одно дело, когда нарушение закона повлекло за собой или могло повлечь конституционно неоправданное ограничение прав и свобод гражданина и человека (например, недопустимая провокация). Другое дело, когда нарушение не затрагивает общих требований закона (например, использование бланка процессуального документа не установленного образца).
Доктрина законности отнюдь не исключает и не должна исключать определенной «гибкости» в императивно заданных пределах. Более того, ее использование в конкретных случаях правоприменительной пра-
156
ГЛАВА III. Уголовный процесс
ктики всегда носит творческий характер и зависит от многих факторов, связанных с уникальностью возникающих ситуаций.
Сказанное не означает, что невозможно выработать какие-то общие рекомендации или критерии для разрешения Правовых казусов, кроме тех, которые прямо указаны в законе. Изложенные выше комментарии, основанные на методе доктринального толкования, вполне позволяют это сделать.
Прежде всего, оценивая конкретные нарушения закона, необходи
мо определить:
• носят ли они единичный характер или образуют систему;
• затрагивают ли и насколько принципы уголовного процесса, пра
ва и свободы человека и гражданина;
• являются ли следствием недопустимого в демократическом об
ществе произвола или процессуальной небрежности («технической»
ошибки).
При этом в качестве особых критериев оценивания следует использовать Конституцию РФ, Европейскую конвенцию по правам человека, решения Конституционного Суда РФ, Европейского Суда по правам человека, а также Верховного Суда РФ. Только на этой основе может быть сформирована правовая позиция в отношении тех или иных нарушений закона. Применительно к рассмотренным выше казусам она выглядит следующим образом:
■ любое, даже единичное, нарушение оперативно-розыскного за
конодательства (независимо от того, сопровождалось ли оно необос
нованным ограничением прав человека или нет) таит в себе угрозу
произвола и должно влечь за собой признание недопустимости ис
пользования полученных таким путем результатов в доказывании по
уголовным делам; подобное нарушение не может быть «исправле
но» с помощью проведения следственных действий, направленных
на подтверждение достоверности происхождения оперативных дан
ных и придания им «законной» формы;
■ каждое конституционно неоправданное ограничение прав чело
века, допущенное в ходе доказывания по уголовному делу, ведет к
признанию юридической ничтожности соответствующих доказа
тельств и к запрету их непосредственного исследования в суде;
■ нарушения закона при совершении следственного действия, если
они лишают возможности удостовериться в порядке получения дока
зательственного результата, требуют исключения последнего из числа
доказательств;
■ незаконность процессуальных решений, от которых зависит дви
жение уголовного дела, вызывает незаконность дальнейшего произ
водства по уголовному делу, в том числе и результатов доказывания.
138
Н. М. Кипнис
член Адвокатской палаты г. Москвы,
член Московской городской коллегии адвокатов,
кандидат юридических наук, доцент МГЮА
НЕКОТОРЫЕ ВОПРОСЫ
ИНСТИТУТА ДОПУСТИМОСТИ
ДОКАЗАТЕЛЬСТВ В УПК РФ
Рост значимости института допустимости доказательств связан с возрождением в России в 1993 г. суда присяжных. Применение положений ч. 2 ст. 50 Конституции РФ 1993 г. и ч. 3 ст. 69 УПК РСФСР (в ред. Закона РФ от 16.07.93) показало, что посредством этого важного правового института стороны могут оказывать серьезное влияние на принимаемые по уголовному делу процессуальные решения. В частности, при достаточной совокупности достоверных обвинительных доказательств суд не вправе вынести обвинительный приговор, если эти доказательства не закреплены в надлежащей процессуальной форме, то есть являются недопустимыми.
Анализ правоприменительной практики показывает, что в целом суды признают недопустимыми доказательства, полученные с нарушением закона, и исключают их из доказательственной базы. В то же время по многим вопросам нет единства мнений как среди ученых, так и практическое. Представляется, что ускорить достижение стабильности в правоприменении можно путем постоянного приведения защитниками и государственными обвинителями по схожим вопросам единообразных доводов в ходатайствах, жалобах и представлениях. Новый УПК РФ в определенной степени улучшил регламентацию института допустимости доказательств. В частности, не менее 17 статей нового Кодекса так или иначе связаны с этим вопросом (см. ст. 7 ч. 3; ст. 75, 88; ст. 154 ч. 5; ст. 165 ч. 5; ст. 217 ч. 5 п. 3; ст. 229 ч. 2 п. 1; ст. 234 ч. 5, 6, 8; ст. 235 и Приложение 26 к ст. 477; ст. 236 ч. 4; ст. 271 ч. 1; ст. 292 ч. 4, 5; ст. 335 ч. 5, 6; ст. 336 ч. 3; ст. 340 ч. 3 п. 5; ст. 381 ч. 2 п. 9; ст. 455 и др.), а если рассматривать все аспекты отдельных следственных действий, то норм намного больше.
Одним из самых радикальных нововведений УПК РФ является норма, закрепленная в п. 1 ч. 2 ст. 75 «показания подозреваемого,
ГЛАВА III. Уголовный процесс
обвиняемого, данные в ходе досудебного производства по уголов ному делу в отсутствие защитника, включая случаи отказа от защит ника, и не подтвержденные подозреваемым, обвиняемым в суде, являются недопустимыми».
На практике была предпринята попытка обойти категорический запрет, установленный п. 1 ч. 2 ст. 75 УПК РФ.
Октябрьский районный суд г. Красноярска при рассмотрении уголовного дела по обвинению гражданина В. Н. Демьяненко в связи с отказом подсудимого от дачи показаний, руководствуясь ч. 3 ст. 56, ч. 5 ст. 246 и ч. 3 ст. 278 УПК РФ, по ходатайству прокурора вызвал и допросил в судебном заседании в качестве свидетелей следователей И. А. Филиппович и И. А. Прохорову, проводивших в ходе досудебного производства допрос В. Н. Демьяненко в качестве подозреваемого и обвиняемого. Тем самым суд, по существу, восстановил показания, данные подсудимым В. Н. Демьяненко на предварительном следствии в отсутствие защитника. Гражданин В. Н. Демьяненко обратился в Конституционный Суд РФ с жалобой, оспаривая конституционность ч. 3 ст. 56, ч. 5 ст. 246 и ч. 3 ст. 278 УПК РФ, поскольку, по его мнению, их применение судом нарушило право подсудимого (обвиняемого) не быть обязанным свидетельствовать против самого себя (ч. 1 ст. 51 Конституции РФ).
Проверив доводы жалобы гражданина В. Н. Демьяненко, Конституционный Суд РФ в Определении от 6 февраля 2004 г.№ 44-0 указал, что «положения ч. 5 ст. 246 и ч. 3 ст. 278 УПК РФ, предоставляющие государственному обвинителю право ходатайствовать о вызове в суд свидетелей и допрашивать их, и ч. 3 ст. 56 данного Кодекса, определяющая круг лиц, которые не могут быть допрошены в качестве свидетелей, не исключают возможность допроса дознавателя и следователя, проводивших предварительное расследование по уголовному делу, в качестве свидетелей, в том числе об обстоятельствах производства отдельных следственных и иных процессуальных действий.
Вместе с тем эти положения, подлежащие применению в системной связи с другими нормами уголовно-процессуального законодательства, не дают оснований рассматривать их как позволяющие суду допрашивать дознавателя и следователя о содержании показаний, данных в ходе досудебного производства подозреваемым или обвиняемым, и как допускающие возможность восстановления содержания этих показаний вопреки закрепленному в п. 1 ч. 2 ст. 75 УПК РФ правилу, согласно которому показания подозреваемого, обвиняемого, данные в ходе досудебного производства по уголовному делу в отсутствие защитника и не подтвержденные подозреваемым, обвиняемым в суде, относятся к недопустимым. Тем самым за-
Некоторые вопросы института допустимости доказательств в УПК РФ
кон, исходя из предписания ст. 50 (ч. 2) Конституции РФ, исключает возможность любого, прямого или опосредованного, использования содержащихся в них сведений. Названное правило является одной из важных гарантий права каждого не быть обязанным свидетельствовать против самого себя (ст. 51 ч. 1 Конституции РФ).
Как указал Конституционный Суд РФ в Постановлении от 25 апреля 2001 г. по делу о проверке конституционности статьи 265 УК РФ, это право, как и право каждого не быть обязанным доказывать свою невиновность и считаться невиновным до тех пор, пока его виновность не будет доказана в предусмотренном законом порядке, в силу ст. 18 Конституции РФ являются непосредственно действующими и должны обеспечиваться, в том числе правоприменителем, на основе закрепленного в ст. 15 (ч. 1) Конституции РФ требования о прямом действии конституционных норм1.
Таким образом, Конституционный Суд РФ признал, что положение, содержащееся в ч. 3 ст. 56 УПК РФ в его конституционно-правовом истолковании, не может служить основанием для воспроизведения в ходе судебного разбирательства содержания показаний подозреваемого, обвиняемого, данных в ходе досудебного производства по уголовному делу в отсутствие защитника и не подтвержденных им в суде, путем допроса в качестве свидетеля, дознавателя или следователя, производившего дознание или предварительное следствие. При этом конституционно-правовой смысл положений УПК РФ, выявленный Конституционным Судом РФ на основе правовых позиций, которые были выражены в сохраняющих свою силу постановлениях Суда, является общеобязательным, что исключает иное их истолкование в правоприменительной практике.
Распределение бремени
Следует позитивно оценить ч. 4 ст. 235 УПК РФ, в соответствии с которой «при рассмотрении ходатайства об исключении доказательства, заявленного стороной защиты на том основании, что доказательство было получено с нарушением требований Кодекса, бремя опровержения доводов, представленных стороной защиты, лежит на прокуроре», то есть на стороне обвинения. Это очень важное распределение бремени доказывания, согласно которому защита вправе лишь заявить, что доказательство получено с нарушением закона, например, что к лицу во время допроса применялось насилие (см. ст. 9 ч. 2 и 164 ч. 4 УПК РФ).
Разумеется, это не означает, что допрашиваемого на самом деле били, но защите не нужно доказывать факт избиения, наоборот, обвинение должно представить доказательства того, что насилие при по-
1 Собрание законодательства РФ. 2004. № 14. Ст. 1341
ГЛАВА III. Уголовный процесс
лучении показаний не применялось. К сожалению, во многих случаях суды рассматривают показания следователей и оперативных работников, проводивших допрос, как достаточное доказательство законно-: сти получения показаний, однако сама постановка вопроса о распределении бремени доказывания чрезвычайно важна. . Практически с момента опубликования нового УПК РФ у многих практических и научных работников вызывала сомнения конституци- онность ч. 6 ст. 236 УПК РФ, согласно которой «ходатайство стороны защиты о вызове свидетеля для установления алиби подсудимого подле- жит удовлетворению лишь в случае, если оно заявлялось в ходе предварительного расследования и было отклонено дознавателем, следователем или прокурором. Данное ходатайство может быть удовлетворено также в случае, если о наличии такого свидетеля становится известно после окончания предварительного расследования».
Группа депутатов Государственной Думы обратилась с запросом в Конституционный Суд РФ, оспаривая конституционность ч. 6 ст. 236 УПК РФ как необоснованно ограничивающую возможность доказывания невиновности обвиняемого и тем самым не согласующуюся со ст. 45, 46 (ч. 1) и 55 Конституции РФ.
Конституционный Суд РФ согласился с доводами авторов запроса, указав в Постановлении от 29 июня 2004 г. № 13-П, что «согласно ст. 49 (ч. 1) Конституции РФ каждый обвиняемый в совершении преступления считается невиновным, пока его виновность не будет доказана в предусмотренном федеральным законом порядке и установлена вступившим в законную силу приговором суда. Доказывание в уголовном судопроизводстве состоит в собирании, проверке и оценке доказательств и осуществляется дознавателем, следователем, прокурором и судом (ст. 14, 85 и 86 УПК РФ).
Исходя из предписаний ст. 2, 18 и 45 (ч. 1) Конституции РФ о том, что государственная защита прав и свобод человека и гражданина гарантируется и именно права и свободы человека и гражданина определяют смысл, содержание и применение законов, деятельность законодательной и исполнительной власти и обеспечиваются правосудием, дознаватель, следователь, прокурор и суд осуществляя доказывание, обязаны принимать в установленных процессуальных формах все зависящие от них меры к тому, чтобы были получены доказательства, подтверждающие как виновность, так и невиновность лица в совершении инкриминируемого ему преступления. Обвиняемый в соответствии со ст. 49 (ч. 2) Конституции РФ не обязан доказывать свою невиновность. Однако это не означает, что в случае отказа обвиняемого от участия в доказывании или неспособности по каким-либо причинам осуществлять его, доказательства невиновности могут не устанавливаться и не исследоваться. То
142
Некоторые вопросы института допустимости доказательств в УПК РФ
обстоятельство, что обвиняемый воспользовался названным конституционным правом, не может служить основанием ни для признания его виновным в инкриминируемом преступлении, ни для наступления ка-ких-либо неблагоприятных последствий, связанных с применением процессуальных санкций, в том числе с ограничением возможности реализации им своих процессуальных прав. Между тем ч. 6 ст. 234 УПК РФ... ограничивает обвиняемого в возможности отстаивать в ходе судебного разбирательства свою позицию по уголовному делу, чем нарушается его конституционное право на защиту своих прав и свобод всеми способами, не запрещенными законом, в том числе в суде. Понуждая обвиняемого ходатайствовать о вызове свидетеля для подтверждения алиби в период предварительного расследования, т. е., по существу, — к отказу от гарантированного Конституцией РФ права не доказывать свою невиновность, названная норма фактически вводит процессуальную санкцию за использование этого конституционного права»'.
Конституционный Суд РФ признал ч. 6 ст. 234 УПК РФ в той мере, в какой содержащейся в ней нормой исключается возможность удовлетворения судом ходатайства стороны защиты о вызове свидетеля для установления алиби подсудимого, если, несмотря на то что о наличии такого свидетеля ей было известно в период предварительного расследования, соответствующее ходатайство в этот период не заявлялось и не было отклонено дознавателем, следователем, прокурором, не соответствующей ст. 45 (ч. 2), 46 (ч. 1) и 49 (ч. 2) Конституции РФ.
Весьма полезна ч. 5 ст. 165 УПК РФ, которая говорит о том, что если в исключительных случаях, когда осмотр жилища, обыск и выемка в жилище, а также личный обыск не терпит отлагательства, их производят на основании постановления следователя без получения судебного решения, следователь в течение 24 часов с момента начала производства следственного действия уведомляет о нем судью и прокурора. К уведомлению прилагаются копии постановления о производстве следственного действия и протокола следственного действия для проверки законности решения о его производстве. Затем, получив указанное уведомление, судья в срок не позднее 24 часов с момента его поступления проверяет законность следственного действия и выносит постановление о его законности или незаконности. Если судья признает следственное действие незаконным — все доказательства, полученные в его ходе, признаются недопустимыми в соответствии со ст. 75 УПК РФ, то есть лишаются доказательственной силы. Данное правило в литературе со ссылкой на американскую доктрину называют «плодами отравленного дерева»2.
' Собрание законодательства РФ. 2004. № 27. Ст. 2804.
1 См., напр., Чувилев А., Лобанов А. «Плоды отравленного дерева» // Российская юстиция.
1996. № 11. С. 49.
143
ГЛАВА III. Уголовный процесс
Пороки вещественных доказательств
Необходимо обратить внимание на проблему, с которой сталкивался каждый практикующий юрист. Нередко предметы, изымаемые в ходе осмотров, обысков, выемок и др., направляются на экспертизу, и лишь потом с учетом ее результатов принимается решение об их приобщении или неприобщении к уголовному делу в качестве вещественных доказательств. Такой подход оправдывается тем, что якобы невозможно приобщить к уголовному делу предмет, относимость которого еще не установлена.
Но по смыслу закона экспертиза — это следственное действие, направленное на проверку доказательства (ст. 87 УПК РФ). При направлении на экспертизу предмета, в отношении которого не вынесено предварительно постановление о признании его вещественным доказательством (ч. 2 ст. 81 УПК РФ), то есть не облеченного в требуемую законом процессуальную форму, следует признавать недопустимыми доказательствами как этот предмет, так и заключение эксперта. Если при обнаружении и изъятии предмета закон не был нарушен, то впоследствии можно в любой момент производства по делу вынести постановление о признании его вещественным доказательством и вновь назначить экспертизу.
Однако если речь идет о небольшом количестве наркотиков, патронов и проч., которые были полностью израсходованы в ходе первого экспертного исследования, то новую экспертизу провести будет невозможно. Это тоже развитие доктрины «плоды отравленного дерева»: последовательную цепочку доказательств образует использование только тех предметов, процессуальный статус которых непорочен (процессуальная форма вещественного доказательства предполагает приобщение предмета к уголовному делу в данном качестве). Общеизвестно, что выводы об относимости, достоверности и т. д. могут быть предварительными и окончательными.
По многим делам решение о допустимости или недопустимости одних и тех же сведений в качестве доказательств принимается неоднократно: ходатайства разрешаются в ходе досудебного производства, затем в суде первой инстанции выводы относительно них могут быть пересмотрены; в вышестоящих инстанциях обвинение или защита вновь могут поставить вопрос о допустимости конкретного доказательства. Вопрос, который не решен и в новом УПК РФ: имеет ли решение о допустимости доказательств, принятое вышестоящей инстанцией, отменяющей приговор, кассационное определение и т. д. и направляющей дело на новое рассмотрение, преюдициальное значение?
В отечественном уголовно-процессуальном праве господствует точка зрения, согласно которой не только относимость, достоверность, сила и достаточность, но и допустимость доказательства оценивается по
144
Некоторые вопросы института допустимости доказательств в УПК РФ __________
внутреннему убеждению (см. ст. 17, 88 УПК РФ). Еще в конце 1970-х годов Г. М. Резник отметил, что допустимость оценивается не по внутреннему убеждению, а на основе знания закона: «Оценивая доказательства с точки зрения их допустимости, судья руководствуется нормами уголовно-процессуального закона, устанавливающими исчерпывающий круг источников доказательств и подробно регламентирующими правила их получения и закрепления. При определении допустимости имеет место подведение признаков, характеризующих процессуальную форму доказательства, под нормы уголовно-процессуального права, т. е. вопрос разрешается путем применения права к факту, а не по внутреннему убеждению субъекта»'.
Думается, решение о допустимости конкретного доказательства должно иметь преюдициально обязывающую силу, если ситуация полностью разъяснена вышестоящей инстанцией. Конечно, если судебное решение отменяется и в определении (постановлении) указывается, что при новом рассмотрении дела для решения вопроса о допустимости необходимо что-то исследовать, осмотреть, кого-то допросить, в этом случае не может быть преюдициальности.
Если вышестоящая инстанция четко указывает, что конкретное до
казательство является недопустимым, при новом рассмотрении дела
было бы неправильно вновь требовать от суда пересматривать воп
рос о допустимости, если не появилось новых обстоятельств. Заслужи
вает поддержки ч. 2 ст. 390 ГПК РФ: «Указания вышестоящего суда о
толковании закона являются обязательными для суда, вновь рассмат- .
ривающего дело».
Наши «пуритане»
Известно, что никто не обязан свидетельствовать против себя самого, супруга и близких родственников, круг которых определяется законом (ч. 1 ст. 51 Конституции РФ; п. 4 ст. 5; п. 3 ч. 2 ст. 42; п. 7 ч. 4 ст. 44; п. 4 ч. 2 ст. 54; п. 1 ч. 4 ст. 56 УПК РФ). Российские суды стоят на «пуританской» позиции: штамп в паспорте создает родственные отношения, а та психологическая близость, свойственная родственным отношениям, ради чего, собственно, сам запрет и установлен, не учитывается (советское законодательство не признавало этот запрет из-за приоритета интересов общества над интересами личности, а в настоящее время приоритеты изменились).
Из решений Верховного Суда РФ видно, что если люди живут вместе много лет, но их брак в органах ЗАГСа не зарегистрирован, они обязаны свидетельствовать друг против друга: «венчание в церкви, ,
1 Резник Г. М. Внутреннее убеждение при оценке доказательств. М.: Юрид. лит., 1977. С. 19.
ГЛАВА III. Уголовный процесс
наличие совместных детей и ведение общего хозяйства не порождает супружеских отношений и не освобождает от обязанностей свидете-' ля»'. Еще более жуткие ситуации возникают, когда юридически неусыновленных детей, которых обвиняемый воспитывал с годовалого возраста, заставляют свидетельствовать против человека, которого они считают своим отцом (матерью).
В УПК РФ содержатся понятия «близкие лица» (п. 3 ст. 5) и «близкие родственники» (п. 4 ст. 5). При ознакомлении с Кодексом выясняется, что у обвиняемого близких лиц нет; близкие лица (любые лица, жизнь, здоровье и благополучие которых дороги в силу сложившихся личных отношений) есть только у свидетелей и у потерпевших. Введен этот термин, чтобы принимать в отношении указанных лиц меры безопасности (ст. 11 ч. 3, 166 ч. 9, 186 ч. 2, 193 ч. 8, 241 ч. 2 п. 4, 278 ч. 5 УПК РФ).
У обвиняемого же есть исключительно близкие родственники, причем все родственные связи должны быть подтверждены документами из органов ЗАГС, иначе никакой «близости» не возникает. Посмотрим на судебную практику. Если в присутствии сожителя убивают его сожительницу, то содеянное квалифицируется как убийство с особой жестокостью, потому что оно совершено в присутствии близкого потерпевшему лица2. При привлечении же сожителя к уголовной ответственности, когда сожительница на ©сновании ст. 51 Конституции РФ и п. 1 ч. 4 ст. 56 УПК РФ просит предоставить ей свидетельский иммунитет, в просьбе ей отказывают, ссылаясь на то, что только близкий родственник вправе отказаться от дачи показаний.
Думается, что установление принципиального различия между терминами «близкие родственники» и «близкие лица» свидетельствует о чрезмерном цинизме и правоприменительной практики, и законодателя.
Существенными недостатками страдает законодательная конструкция ч. 8 ст. 234 УПК РФ. Новый УПК РФ, учтя недостатки своего предшественника, разрешил на предварительном слушании допрашивать свидетелей для решения вопроса о допустимости доказательств, но в ч. 8 ст. 234 УПК указано, что можно допросить свидетелей, кроме лиц, пользующихся свидетельским иммунитетом.
Буквальное толкование ч. 8 ст. 234 УПК РФ на практике привело к тому, что, например, ходатайство о допросе присутствовавшего при производстве обыска близкого родственника, который мог бы дать показания о нарушениях закона, допущенных в ходе этого обыска, оставлялось судом без удовлетворения, что серьезно нарушало право обвиняемого на защиту.
1 См. Обзор законодательства и судебной практики Верховного Суда РФ за 4 квартал 1995 г.
М., 1996. С. 21.
2 Бюллетень Верховного суда РФ. 1998. № 11. С. 21.
Некоторые вопросы института допустимости доказательств в УПК РФ
Осознавая несовершенство законодательной конструкции ч. 8 ст. 234 УПК РФ, группа депутатов Государственной Думы обратилась с запросом в Конституционный Суд РФ, оспаривая, конституционность этой нормы как необоснованно ограничивающей возможность доказывания невиновности обвиняемого и тем самым не согласующейся со ст. 45, 46 (ч. 1) и 55 Конституции РФ.
Проверяя обоснованность доводов авторов запроса, Конституционный Суд РФ в Постановлении от 29 июня 2004 г. № 13-П указал, что «освобождение лица от обязанности давать показания, могущие ухудшить положение его самого или его близких родственников либо привести к разглашению доверенной ему охраняемой законом тайны, т. е. наделение этого лица свидетельским иммунитетом, является одной из важнейших и необходимых предпосылок реального соблюдения прав и свобод человека и гражданина. Вместе с тем применительно к уголовному судопроизводству свидетельский иммунитет, по смыслу ст. 51 Конституции РФ и конкретизирующих ее п. 40 ст. 5, ст. 56 и ч. 8 ст. 234 УПК РФ, не может рассматриваться в качестве препятствия для реализации лицом, обладающим таким иммунитетом, права использовать известные ему сведения, в том числе в целях обеспечения и защиты прав и законных интересов лиц, которых эти сведения непосредственно касаются.
Правовая позиция по вопросу о возможности допроса лиц, облада
ющих свидетельским иммунитетом, ранее уже была выражена Консти
туционным Судом РФ. В Определении от 6 марта 2003 г. по жалобе гра
жданина Г. В. Цицкишвили1 Конституционный Суд РФ, признав допусти
мым при определенных обстоятельствах допрос лиц, обладающих сви
детельским иммунитетом, указал на то, что безусловный запрет допро
са этих лиц во всяком случае приводил бы к нарушению конституцион
ного права на судебную защиту и искажал бы само существо данного
права. Согласно ч. 8 ст. 234 УПК РФ по ходатайству сторон в качестве
свидетелей могут быть допрошены любые лица, которым что-либо из
вестно об обстоятельствах производства следственных действий или
изъятия и приобщения к уголовному делу документов, за исключением
лиц, обладающих свидетельским иммунитетом. Из данной нормы во
взаимосвязи с п. 40 ст. 5, ст. 56, ч. 4 ст. 271 и ст. 278 УПК РФ не следует,
что запрет обязывать лицо, обладающее свидетельским иммунитетом,
давать показания относительно обстоятельств досудебного производ
ства исключает право такого лица дать соответствующие показания в
случае, если оно согласно на это, при условии, что ему как свидетелю
разъясняется возможность использования показаний в качестве дока
зательств по уголовному делу»1. -. ,
1 Собрание законодательства РФ. 2003. № 21. Ст. 2060.
146
747
ГЛАВА III. Уголовный процесс
Конституционный Суд РФ признал ч. 8 ст. 234 УПК РФ не противоречащей Конституции РФ, поскольку по своему конституционно-правовому смыслу во взаимосвязи с иными нормами УПК РФ она не исключает возможность допроса, в том числе по ходатайству стороны защиты, лиц, обладающих свидетельским иммунитетом, об обстоятельствах производства следственных действий или изъятия и приобщения к уголовному делу документов при условии их согласия на это. При этом Конституционный Суд РФ обратил внимание правоприменителей на то, что в силу ст. 6 Федерального конституционного закона «О Конституционном Суде Российской Федерации» выявленный Конституционным Судом РФ конституционно-правовой смысл положений ч. 8 ст. 234 УПК РФ является общеобязательным и исключает любое иное их истолкование в правоприменительной практике.
Нередко протокол следственного действия на основании ч. 1 ст. 75 УПК РФ признают недопустимым доказательством, а затем допрашивают участников этого действия в качестве свидетелей. Обычно, сторона защиты заявляет возражение, ссылаясь на то, что осведомленность подобных свидетелей вытекает из незаконно проведенного следственного действия.
На это сторона обвинения и суд отвечают, что из материалов уголовного дела исключен такой вид доказательств, как протокол следственного действия (п. 5 ч. 2 ст. 74, ст. 83 УПК РФ), а показания свидетеля — это совершенно другой вид доказательств (п. 2 ч. 2 ст. 74, ст. 79 УПК РФ). Поэтому если следователь, оперуполномоченный, судебный медик и др. расскажут, что происходило, то содержание следственно-го действия и обнаруженные при его производстве существенные для дела обстоятельства (см. ч. 4 ст. 166 УПК РФ) будут установлены на основе свидетельских показаний.
По нашему мнению, сторона защиты должна занимать по этому во-.' просу жесткую, абсолютно законную и обоснованную позицию — процессуальная осведомленность так называемых «свидетелей» вытекает из незаконного следственного действия. Они не невольные очевидцы, они были целенаправленно вовлечены в производство следственного , действия. Если оно недопустимо по форме, то вся осведомленность о его ходе и результатах тоже является недопустимой для обоснования вывода о виновности лица.
Не всякой стороне санкция
Наконец, необходимо кратко остановиться на институте, который не удалось прямо закрепить в новом Кодексе. Речь идет о таком понятии, как асимметрия правил о допустимости. О нем, в частности, писали профессора А. М. Ларин, В. М. Савицкий, считавшие, что когда
148
________ Некоторые вопросы института допустимости доказательств в УПК РФ
сторона обвинения получает доказательство с нарушением закона, но результат следственного действия сомнений в достоверности не вызывает, то сторона защиты вправе использовать такое доказательство. Классический пример — опознание с одним понятым. Результат опознания — отрицательный для обвинения: подозреваемый (обвиняемый) не опознан. Адвокат (особенно это актуально в суде присяжных), стремится к тому, чтобы судьи знали, что, посмотрев на подсудимого, потерпевший его не узнал.
Противники института асимметрии традиционно мотивируют свою точку зрения тем, что в соответствии с Конституцией РФ при осуществлении правосудия не допускается использование доказательств, полученных с нарушением федерального закона (ст. 50 ч. 2). Наш взгляд на рассматриваемый вопрос и подробно'е обоснование приводятся в книге «Доказывание в уголовном процессе: традиции и современность»1, поэтому мы обозначим лишь ключевые тезисы.
Мотивировка с позиции защиты может быть следующей: исключение недопустимого доказательства — это процессуальная санкция за процессуальное нарушение. Если сторона обвинения нарушила закон, то по ходатайству стороны защиты доказательство должно быть исключено.
Когда же сторона защиты говорит об асимметрии с просьбой разрешить огласить то, что изначально получалось обвинением с целью изобличить лицо, но объективно доказательство получилось защитительным, и когда защите отказывают в ходатайстве об исследовании этого доказательства, то, по сути, к ней применяют процессуальную санкцию при отсутствии нарушения. Защита не собирает доказательства в процессуальном смысле, и если сторона обвинения, которой предоставлено эксклюзивное право собирать доказательства, не соблюдает закон, неправомерно возлагать ответственность на сторону защиты.
Одновременно нельзя не учитывать, что в применении института асимметрии может быть ряд сложных моментов. Например, если по обвинению в совершении преступления привлекаются к ответственности два лица, интересы которых прямо противоположны (коллизионная защита), то необходимо обосновать, что в отношении одного обвиняемого оправдательное доказательство в силу асимметрии будет допустимым, а в отношении того обвиняемого, против которого данное доказательство устанавливает что-либо изобличающее, оно будет недопустимым как обвинительное, поскольку получено с нарушением закона.
1 Собрание законодательства РФ. 2004. № 27. Ст. 2804.
ГЛАВА III. Уголовный процесс
Приложение
ПРИЛОЖЕНИЕ
В качестве приложения к статье автор счел необходимым поместить несколько процессуальных документов по уголовному делу по обвинению К. в незаконном приобретении и хранении наркотического средства в крупном размере без цели сбыта.
Особенность настоящего дела заключается в том, что, несмотря на частичное признание подсудимым К. своей вины, суд постановил оправдательный приговор, поскольку сторона обвинения представила в подтверждение вины К. недопустимые доказательства. Оправдывая К. в предъявленном ему обвинении, судебные инстанции проявили принципиальность, строго руководствовались предписанием уголовно-процессуального закона о том, что «признание подсудимым своей вины может быть положено в основу обвинения лишь при подтверждении признания совокупностью имеющихся доказательств по делу» (ч. 2 ст. 77 УПК РСФСР; ч. 2 ст. 77 УПК РФ). Рассмотрение судами дела К. в период действия УПК РСФСР 1960 г. ни в коей мере не снижает актуальность описанных в представленных процессуальных документах вопросов, поскольку в этой части в УПК РФ 2001 г. сохранена преемственность с положениями старого Кодекса.
Дело № 1-495/1998 г.
ПРИГОВОР
ИМЕНЕМ РОССИЙСКОЙ ФЕДЕРАЦИИ
23 ноября 1998 г. Замоскворецкий межмуниципальный (районный) суд г. Москвы в составе председательствующего федерального судьи Т., народных заседателей Ч. и Б. с участием прокурора П., адвоката в лице Кипниса Н. М. при секретаре М. рассмотрел в открытом судебном заседании дело по обвинению
К., 1964 г. р., уроженца г. Москвы, русского, со средним образованием, раз
веденного, работающего..., проживающего по адресу: Москва..., юридически
не судимого,
— в совершении преступлений, предусмотренных ст. 228 ч. 1 и ст. 228 ч. 3 п. «в» УК РФ,
УСТАНОВИЛ:
Органами предварительного расследования К. обвиняется в том, что совершил незаконное приобретение и хранение без цели сбыта наркотических средств в крупном размере, а также незаконную перевозку наркотических средств в крупном размере.
Согласно предъявленному К. обвинению он при неустановленных следствием обстоятельствах в неустановленном точно месте в районе Лубянской площади в неустановленное время и у неустановленного лица приобрел без цели сбы-
та для собственного употребления наркотическое средство — кустарно приготовленный препарат из эфедрина общим объемом не менее 13,7 мл, которое хранил при себе в карманах одежды, носил и перевозил в принадлежавшей ему машине «Форд-эскорт», гос. номер .... от Лубянской площади до ул. Люсиновской г. Москвы, где у д. 36/50 примерно в 02 часа 15 минут 16 мая 1998 г. он в состоянии одурманивания был задержан для проверки документов сотрудниками милиции и доставлен в 1-е отделение милиции (Москва, Кожевническая ул., д. 26), где в присутствии понятых у него из правого кармана брюк был изъят флакон с жидкостью розового цвета, в котором находилось наркотическое средство — кустарно приготовленный препарат из эфедрина объемом 11,2 мл, а на шее у К. был обнаружен и изъят шприц с жидкостью бурого цвета, являющейся наркотическим средством — кустарно приготовленным препаратом из эфедрина объемом 2,5 мл, а всего объемом 13,7 мл.
Допрошенный в ходе судебного заседания подсудимый К. виновным себя по предъявленному обвинению признал частично и показал, что 15 мая 1998 г. он • в гараже ремонтировал машину, после чего уже поздно вечером, взяв попутно пассажиров, повез их в центр, высадил в районе Лубянской площади после 24 часов, там же подсадил других пассажиров, которым надо было ехать, как и ему, в Бирюлево. Они предложили в качестве оплаты за поездку наркотическое средство — эфедрин. Он согласился, т. к. ранее употреблял это средство. В машине с его согласия кто-то из пассажиров пытался сделать ему инъекцию, он почувствовал одурманивание, шприц с остатками раствора эфедрина он повесил себе на шею под рубашку. Шприц висел на шланге от капельницы. На Люсиновской ул. автомашина, которой он управлял, имея в салоне тех троих пассажиров — мужчин, была остановлена сотрудниками милиции, ему было предложено выйти и предъявить документы. Документы находились в сумочке-барсетке, лежавшей между сиденьями водителя и пассажира. Он взял барсетку, думая, что это его, вышел из салона автомашины, открыл барсетку, и из нее выпал пузырек. Милиционер спросил, что находится в пузырьке. Он, К., понял, что перепутал барсетки, а вышедший пассажир сказал, что в пузырьке клей. Затем он взял i свою барсетку, которая лежала там же между водительским и пассажирским сиденьями, предъявил документы. Сотрудники милиции надели на него наручники и, собрав из салона его машины все сумки и барсетки — их было три, положив в одну сумку, которая была больше, повесили ему на шею, повезли в 1-е отделение милиции, а его машиной управлял один из пассажиров под наблюдением сопровождавшего сотрудника милиции. Таким образом, в 1-е отделение милиции были доставлены он и трое его пассажиров, которых вскоре отпустили. У него отобрали сумку, в которой находились барсетки, а самого посадили в клетку. Примерно через час сумку снова надели на шею, завели в кабинет, где находились два человека — один в форме сотрудника милиции, другой в штатском, затем пришел еще один человек в штатском, из кармана изъяли пузырек, i который ему, К., не принадлежал и который положили ему в карман сотрудни-
150
ГЛАВА III. Уголовный процесс
ки милиции в дежурной части отделения. Из сумки изъяли пластмассовые пенальчики, весы, иглы. Все указанные предметы ему, К., не принадлежат. Шприц на шее не обнаружили, и он сам выдал шприц позже, когда ушел единственный понятой. В конверты изъятые предметы не упаковывались, конверты не запечатывались, и понятые в его присутствии на них не расписывались. Конверты на следующий день принес следователь в незапечатанном виде. В связи с тем, что в конверте № 1 лежал пузырек, который ему не принадлежал, ставить свою подпись на этом конверте он отказался. Подпись на конверте № 1 в графе «задержанный» стоит не его.
При обозрении судом вещественных доказательств подсудимый заявил, что, кроме шприца, ему ничего не принадлежало, а у шприца, который 16.05.98 висел у него на шее, шланг был более длинный и смыкался концами вокруг шеи, «обозреваемый шланг стал почему-то короче».
Допрошенный в судебном заседании свидетель П. показал, что он, являясь сотрудником ОВО 6-го РУВД г. Москвы, 16.05.98 ночью нес службу с Ж. и на Люсиновской ул. остановил автомашину, в которой находилось четыре человека, за рулем был К. Они потребовали предъявить документы, К. вышел из машины, и у него из кармана брюк выпал пузырек с жидкостью бурого цвета. Состояние К. вызвало подозрение, зрачки у него были расширены. К. сказал, что в пузырьке клей. Из салона вышли пассажиры и стали его защищать, было похоже, что они между собой знакомы. Всех четверых доставили в отделение милиции, перед этим досмотрели багажник машины К., а салон осматривали уже на территории отделения. К. доставили в милицейской автомашине, а на автомобиле «Форд» ехали другие задержанные. В салоне этой машины обнаружили барсетку, и К. сказал, что принадлежит она ему.
Свидетель П. показал также, что на К. на улице сразу были надеты наручники. В отделении, якобы, задержанный К. признавал, что все изымаемое у него принадлежит ему. При оглашении судом и проверке показаний П. (л. д. 18) свидетель заявил, что конверты в его присутствии в отделении милиции не упаковывались, а он сам при изъятии предметов у К. не присутствовал, и в этой части в протоколе его допроса указано неправильно.
Вместе с тем до оглашения судом его показаний П. утверждал, что лично видел пузырек с порошком, который вытряхнули из сумки задержанного.
П. подтвердил в суде факт задержания в автомашине и доставления в отделение милиции четырех лиц, а не одного К., однако рапорт им был написан лишь в отношении одного подсудимого. Вместе с тем свидетель не исключает, что К. выгораживал своих друзей, а лично он — П. вправе написать в своем объяснении то, что ему захочется, в том числе и не соответствующее действительности, в частности, о сходстве К. с разыскиваемым преступником (л. д. 8).
Свидетель Ж. дал в суде показания, в целом аналогичные показаниям П., подтвердив, что изъятие предметов у К. производилось в его присутствии, а также при двоих понятых, которые расписались в протоколе изъятия, а на конвер-
V
1- .
Приложение
тах не расписывались. При изъятии присутствовали оперативники, их четверо — сотрудников милиции, двое понятых.
Из протокола допроса свидетеля Ж., который судом был оглашен, следует, что при изъятии вещей у К. в отделении милиции задержанный признал лишь принадлежность ему шприца и отрицал, что ему принадлежит барсетка, говоря, что не знает о содержимом пузырька, хотя ранее вел себя иначе (л. д. 15-об).
Допрошенный в качестве свидетеля 3., также являющийся сотрудником ОВО 6-го РУВД г. Москвы, показал в суде, что 16.05.98 им и Д. была остановлена автомашина «Форд», за рулем которой находился К., в салоне — еще трое пассажиров. Вскоре подъехали П. и Ж. Когда у К. спросили документы, тот вышел из машины, и у него то ли из барсетки, то ли из кармана выпал пузырек, о содержимом которого К. заявил, что это клей, поднял пузырек и положил к себе в карман. В отделение доставили К. в наручниках, трех пассажиров его машины. На шею К. они у отделения милиции повесили сумку, в нее была положена барсетка. Лично он, 3., пригласил понятых, в чьем присутствии у К. из сумки изымались весы, порошки, иглы. К. пояснял, что не знает о содержимом сумки. Свидетель 3. уверенно заявил, что лично он видел, как понятые расписывались на конвертах, но это были новые понятые, а не те, которые присутствовали при составлении протокола изъятия и осмотра (на л. д. 4,5).
Из показаний свидетеля — сотрудника ОУР 6-го РУВД ЦАО г. Москвы Ш„ данных им в суде, следует, что 16 мая 1998 г. он был вызван как дежурный оперработник в 1-е отделение милиции, куда ранее доставили К.; других задержанных с последним трех мужчин уже отпустил дежурный по отделению. Ш. показал, что лично он составлял протокол изъятия, имеющийся на л. д. 4, и второй его экземпляр (л. д. 5), пояснив, что К. в отделении находился в наручниках, а сумок при нем было несколько, при этом задержанный утверждал, что две барсетки из трех ему не принадлежат, и заявлял, что, кроме шприца, другие предметы ему также не принадлежат. Весы из сумки не изымались, а были переданы дежурному для передачи следователю.
Изымаемые у К. предметы сразу при понятых в конверты не упаковывались ввиду отсутствия конвертов. Когда же нашли конверты, понятые были уже отпущены, и вместо них приглашены другие, которые расписывались на конвертах, куда упаковывали вещественные доказательства. Понятые опрошены не были, установить их невозможно.
Свидетель Ш. показал также, что сопроводительную записку (имеющуюся в материалах уголовного дела на листе 10) к направляемым в ЭКУ ГУВД г. Москвы веществам в конвертах № 1, 3 и 4 подготовил он. Шприц, изъятый позже у К., на исследование не направлялся. Допущенные нарушения Ш. объяснил своим непродолжительным временем работы до 15.05.98 и своей неопытностью в оформлении процессуальных документов.
152
753
ГЛАВА III. Уголовный процесс
Приложение
В ходе судебного заседания исследовались письменные материалы дела и обозревались вещественные доказательства, представленные в суд в четырех конвертах.
Из протоколов изъятия и осмотра (л. д. 4, 5) следует, что 16 мая 1998 г. (время не указано) у К. в дежурной части 1-го отделения милиции в присутствии понятых Б. и П. из правого кармана брюк была изъята бутылочка с жидкостью розового цвета, с шеи — шприц с жидкостью бурого цвета, из сумки-барсетки изъяты пластмассовые пузырьки с сыпучим порошком красного цвета. В протоколе указано, что К. дал пояснения о том, что изъятый шприц — его, а остальное ему не принадлежит, что в бутылочке — не знает, а барсетка не его.
В протоколе изъятия (л. д. 4, 5) имеются подписи понятых. При сравнении судом данных подписей с имеющейся в нескольких местах протокола допроса понятого Б. подписью установлено явное несоответствие и очевидное различие между подписями одного и того же лица. Подписи разнятся как по почерку, так и по буквам и не имеют даже элементарного сходства.
В свою очередь подписи, выполненные якобы понятыми на конвертах с вещественными доказательствами, не имеют ничего общего с подписями понятых в протоколе изъятия. Данное обстоятельство подтверждает правдивость показаний допрошенных судом свидетелей о том, что понятых было несколько, протокол изъятия подписан одними, а конверты с изъятым — другими лицами.
Из сопроводительного письма в ЭКУ ГУВД г. Москвы видно, что на исследование направлялись:
— вещество — жидкость розового цвета в пузырьке в конверте № 1;
. — порошкообразное вещество красного цвета — в конверте № 3 в пузырьке; — жидкость коричневого цвета в пузырьке — в конверте № 4. Изъятый у К. шприц с жидкостью на исследование не направлялся, однако на судебно-химическую экспертизу поступили следующие объекты:
— объект 1 — шприц с катетером «бабочкой» с иглодержателем из поли
мерного материала оранжевого цвета, в шприце жидкость коричневого цве
та объемом 2,5 мл;
— объект 2 — флакон из бесцветного стекла емкостью 50 мл, закрытый
притертой пробкой из бесцветного стекла, с жидкостью красновато-корич
невого цвета объемом 11,2 мл;
— объект 3 — пенал из полимерного материала сине-зеленого цвета, в ко
тором находится жидкость темно-коричневого цвета;
— объект 4 — пенал из полимерного материала белого цвета, в котором
содержится вещество красно-бурого цвета.
По заключению эксперта жидкости общим объемом 13,7 мл из шприца и флакона являются наркотическим средством — кустарно приготовленным препаратом из эфедрина.
В составе вещества и жидкости из пеналов наркотических средств не обнаружено (л. д. 47—48).
На вышеуказанное несоответствие объектов, изъятых у К. и направленных на экспертизу, обращал внимание следователя адвокат К-в при ознакомлении обвиняемого с постановлением о назначении экспертизы, о чем ставил вопрос: «Какое отношение имеют эти объекты к К.?» (л. д. 44-об). Однако следователь отказал в удовлетворении данного ходатайства, видимо, не считая нужным ознакомиться с протоколом изъятия и подписями, имеющимися на конвертах, и не обратив внимание на допущенные нарушения закона при опечатывании вещественных доказательств.
Оценив собранные по делу доказательства вины К. в их совокупности, суд пришел к выводу о том, что при расследовании уголовного дела были допущены существенные нарушения закона при сборе доказательств, которые уже не могут быть устранены ни судом, ни при дополнительном расследовании.
Так, суд не может признать бесспорную принадлежность К. шприца С жидкостью и флакона с жидкостью и принять во внимание заключение химической экспертизы, поскольку при изъятии данных предметов, их упаковке и опечатывании имело место существенное нарушение ст. 135 УПК РСФСР, а именно: предметы, имеющие значение для дела, изымались при одних понятых, а упаковывались неизвестно когда и при каких обстоятельствах при неустановленных лицах. Между тем К. при задержании сразу заявлял, что, кроме шприца, ему ничего не принадлежит. Возможные свидетели, а именно пассажиры, ехавшие 16.05.98 с подсудимым в машине, по непонятной причине допрошены не были, а были отпущены милиционерами еще до прибытия оперработника. Проведенными оперативно-розыскными мероприятиями установить личность и местонахождение трех лиц, следовавших с К., не представилось возможным (л. д. 41), хотя факт их доставления в 1-е отделение милиции объективно подтвержден в суде.
Что касается шприца, представленного в конверте № 2 как вещественное доказательство, то с учетом допущенных нарушений при его изъятии, упаковке и направлении на экспертизу, с учетом пояснения К. в суде при обозрении вещественных доказательств (о том, что шланг того шприца был длиннее и висел у него на шее), суд рассматривать даже шприц в качестве допустимого доказательства по делу не может, несмотря на признание подсудимым принадлежности ему шприца с жидкостью.
К показаниям свидетелей — сотрудников милиции из ОВО 6-го РУВД ЦАО г. Москвы суд относится критически ввиду их противоречивости по многим моментам, касающимся вопросов о количестве сумок у задержанных, понятых, поведения К. и проч.
К показаниям сотрудника ОУР Ш. суд относится с доверием, поскольку факт нарушения норм УПК РСФСР, который признал данный свидетель, налицо.
Протоколы допросов Ж., 3. и П., имеющиеся в материалах уголовного дела, доказательственной силы не имеют, т. к. сделаны с одного клише, а допрошенные судом указанные лица частично опровергли содержание
ГЛАВА III. Уголовный процесс
Приложение
протоколов (л. д. 15—18), касающееся, в частности, участия понятых, их подписей, опечатывания изъятых у К. предметов в конверты.
В результате тщательного анализа материалов дела и судебного следствия судом не найдено не только совокупности, но и ни единого бесспорного доказательства вины К. в незаконном приобретении, хранении и перевозке без цели сбыта наркотических средств в крупных размерах. Суд не может исключать и того обстоятельства, что изъятые 16.05.98 из разных сумок предметы принадлежали не подсудимому, а его не установленным следствием попутчикам.
Заключение медицинского освидетельствования (л. д. 13) о нахождении К. 16.05.98 в состоянии одурманивания, вызванного веществами группы психостимуляторов, доказательством его вины по ст. 228 ч. 1, 228 ч. 3 п. «в» УК РФ являться не может, так же как и заключение наркологической экспертизы о нуждаемости К. в принудительном лечении от наркомании.
Таким образом, суд считает, что собранные следователем Д. доказательства вины К. юридической силы не имеют в связи с допущенными нарушениями закона при их сборе, а поэтому К. подлежит оправданию за недоказанностью его вины по ст. 228 ч. 1, 228 ч. 3 п. «в» УК РФ.
На основании изложенного, руководствуясь ст. 301—303, 316, 309 УПК РСФСР, суд
ПРИГОВОРИЛ:
К. по ст. 228 ч. 1 и ст. 228 ч. 3 п. «в» УК РФ оправдать за недоказанностью его вины в совершении преступлений.
Меру пресечения К. — подписку о невыезде отменить по вступлении приговора в законную силу.
Вещественные доказательства — шприц с жидкостью, флакон с жидкостью, два пластиковых пенала — уничтожить.
Приговор может быть обжалован и опротестован в Московский городской суд через Замоскворецкий межмуниципальный суд г. Москвы в течение семи суток со дня его провозглашения.
Председательствующий федеральный судья — подпись.
Народные заседатели — подписи.
уг.Д 22-348
ОПРЕДЕЛЕНИЕ
3 марта 1999 г. Судебная коллегия по уголовным делам Московского городского суда в составе председательствующего В. и членов Г., Б. с участием прокурора Р. и адвоката Кипниса Н. М., заслушав в открытом судебном заседании по докладу Г. дело по кассационному протесту на приговор Замоскворецкого межмуниципального районного суда от 23 ноября 1998 г., которым К., в совершении уголовно наказуемых деяний, предусмотренных ст. 228 ч. 1, 228 ч. 3 п. «в» УК РФ, оправдан за недоказанностью вины.
156
Мера пресечения оставлена прежней — подписка о невыезде до вступления приговора в законную силу.
Разрешена судьба вещественных доказательств, ,
УСТАНОВИЛА:
Органами предварительного следствия К. обвинялся в незаконном приобретении, хранении без цели сбыта наркотических средств в крупном размере и их перевозке в крупном размере:
Согласно предъявленному обвинению К. при неустановленных обстоятельствах приобрел для личного потребления кустарно приготовленный препарат из эфедрина общим объемом не менее 13,7 мл, который носил, хранил и перевозил на принадлежащей ему машине вплоть до задержания в 2.15 16 мая 1998 г. в состоянии одурманивания.
При осмотре в отделении милиции у К. изъяты флакон, шприц с указанным наркотическим средством соответственно объемом 11,2 и 2,5 мл.
В кассационном протесте поставлен вопрос об отмене приговора в связи с нарушением ст. 20 УПК РСФСР и направлении дела на новое судебное рассмотрение.
Проверив материалы дела, выслушав прокурора Р. по доводам протеста, возражения К. и адвоката Н. М. Кипниса, обсудив доводы протеста, судебная коллегия находит, что приговор постановлен обоснованно.
Органами предварительного следствия в обоснование виновности К. в инкриминируемом деянии были положены следующие доказательства: протокол изъятия бутылочки, шприца, пластмассового пузырька с жидкостью и порошком, протокол освидетельствования, заключение экспертизы, показания свидетелей Ж., 3., П., Д., Ш., Б.
Заслушав дело, суд пришел к выводу, что при расследовании были допу
щены существенные нарушения закона при сборе доказательств, которые не
могут быть устранены им в ходе предварительного или в ходе судебного
следствия, в связи с чем К. оправдан за недоказанностью его вины в соверше
нии преступления.
В судебном заседании К. заявил, что ему принадлежит лишь изъятый шприц; бутылочка с жидкостью и пластмассовый пузырек с порошком ему не принадлежали, вместе с ним в отделение милиции доставлялись трое мужчин, ему ранее неизвестных, которых он подвозил на своей машине, впоследствии последние были милицией освобождены (л. д. 112—113). Факт доставления в отделение милиции помимо К. еще трех мужчин не отрицали и работники милиции П., 3., Ж., 3. (л. д. 113—117).
В соответствии с ч. 3 ст. 69 УПК РСФСР доказательства, полученные с нарушением закона, признаются не имеющими юридической силы, и не могут быть положены в основу обвинения, а также использоваться для доказывания обстоятельств, перечисленных в ст. 68 настоящего Кодекса. Порядок изъятия, учета.
ГЛАВА III. Уголовный процесс
хранения и передачи вещественных доказательств по уголовным делам определен нормами уголовно-процессуального закона и соответствующей Инструкцией, введенной в действие с 1 июля 1990 г.
Суд установил, что изымаемые у К. предметы согласно прбтоколам от 16 мая 1998 г. при понятых не упаковывались в конверты из-за отсутствия таковых, когда оные были найдены, понятые П. и Б. ушли, пригласили новых понятых, данные на которых отсутствуют (л. д. 4, 5). Эти обстоятельства не отрицали сотрудники милиции 3. и Ш. (л. д. 115—117).
Согласно сопроводительному письму на исследование в ЭКУ ГУВД направлялись жидкости коричневого и розового цветов, порошкообразное вещество красного цвета, упакованные в три бумажных конверта, однако из заключения экспертизы видно, что вещественные доказательства поступили в четырех конвертах, среди них находился и шприц (л. д. 11, 47, 48).
Свидетель Ш. пояснил в суде, что письмо в ЭКУ ГУВД готовилось им, шприц на исследование не направлялся, хотя именно принадлежность шприца не отрицает К. (л. д. 116—11 боб).
Суд обозрел вещественные доказательства по делу и оснований к проведению судебно-почерковедческой экспертизы не усмотрел (л. д. 101, 112об, 115об).
Показания свидетелей 3., Ш., Ж., П. должным образом оценены в связи с допущенными нарушениями закона, в том числе и ст. 135 УПК РСФСР, вынесено частное определение в адрес начальника Следственного управления ГУВД Москвы (л. д. 132, 133).
Суд принимал должные меры к вызову свидетеля Б., однако с учетом показаний свидетелей принято решение об окончании судебного следствия в его отсутствие (л. д. 88, 102, 109, 118об).
Установить личность и местонахождение мужчин, следовавших в автомашине вместе с К., не представилось возможным (л. д. 41).
Факт состояния одурманивания К. в день задержания, иные данные о его личности при отсутствии других доказательств не могут подтверждать его виновность в инкриминируемых деяниях.
С учетом изложенного судебная коллегия находит выводы суда первой ин
станции обоснованными и не может согласиться с доводами протеста о несо
блюдении требований о всестороннем, полном и объективном исследовании
материалов дела и отмене приговора по этим основаниям, поэтому, руковод
ствуясь п. 1 ст. 339 УПК РСФСР,
ОПРЕДЕЛИЛА:
Приговор Замоскворецкого межмуниципального суда г. Москвы от 23 ноября 1998 г. в отношении К. оставить без изменения, а протест — без удовлетворения.
Председательствующий — подпись. Судьи — подписи.
содержание
ГЛАВА I . ВОПРОСЫ ТЕОРИИ
И.В.Решетникова
Предмет доказывания по гражданским делам '
М.А.Куликова
Что такое преюдициальность и из чего она слагается?
С. Ф. Афанасьев
Взаимосвязь доказывания с принципами состязательности
48 54 |
и диспозитивности
О применении признанных фактов и фактов умолчания
ГЛАВА II . СУДЕБНАЯ ПРАКТИКА .
A. С. Шириков
Как доказать нарушение? 63
B. Н. Соловьев : :
Особенности доказывания по делам о защите ;
личных неимущественных благ 8 S
ГЛАВА III . УГОЛОВНЫЙ ПРОЦЕСС
Н. Г. СТОЙКО
Вопросы законности уголовно-процессуальных действий,
,; решений и допустимости доказательств 94
Н. М. КИПНИС ;?у;ц)
Некоторые вопросы института допустимости
; доказательств в УПК РФ • 139
158
159
Дата добавления: 2020-01-07; просмотров: 274; Мы поможем в написании вашей работы! |
Мы поможем в написании ваших работ!