Для ответа на второй вопрос имеет значение следующее.
По обстоятельствам дела С. и И. были фактически задержаны в ходе проведения ОРМ. При этом С. был задержан сразу после совершения им предполагаемого преступления, а И. — во время совершения преступления. После доставления того и другого в помещение РУВД у них были изъяты объекты, признанные впоследствии нарко-
'См.: Оперативно-розыскная деятельность / Под ред. К. К. Горяинова, В. С. Овчинского, А. Ю. Шумилова. М., 2001. С. 371—372; и др.
108
'См.: Смирнов М. П. Указ. соч. С. 175—183; и др.
109
ГЛАВА III. Уголовный процесс
тическими средствами. Поскольку уголовно-процессуальный закон не регламентирует процедуру фактического задержания лиц, заподозренных в совершении преступлений, она может быть установлена другим законом, в том числе Законом об ОРД, применение которого в описанной выше ситуации в принципе является допустимым.
В то же время обстоятельства задержаний указывают на то, что уже в момент их осуществления у сотрудников оперативного подразделения появились основания для возбуждения уголовного дела (ч. 2 ст. 140 УПК РФ) и уголовно-процессуального задержания соответствующих лиц (п. 1 ч. 1 ст. 91 УПК РФ). Следовательно, сотрудники ОРО после доставления подозреваемых в РУВД должны были доложить (сообщить) о выявленных ими преступлениях своему руководителю. Дальнейшие же действия в силу приоритета УПК РФ над другими законами (ч. 1, 2 ст. 7 УПК РФ) следовало производить в уголовно-процессуальном порядке: составить рапорт об обнаружении признаков преступления (ст. 143 УПК РФ), вынести постановление о возбуждении уголовного дела (ст. 146 УПК РФ), оформить протокол задержания (ст. 92 УПК РФ), произвести личный обыск (ст. 93, 184 УПК РФ) и т. д.
|
|
|
Сказанное вытекает из того, что использование в данном случае Закона об ОРД вступает в противоречие с УПК РФ, применение норм которого призвано и может (в отличие от норм оперативно-розыскного права) обеспечить подозреваемому в совершении преступления лицу гарантированную Конституцией РФ (ст. 22, 45, 46, 48) и Европейской конвенцией по правам человека (ст. 5, 6) защиту от произвола, в том числе произвольного ограничения свободы. Совершенно очевидно, что имевшее место в рамках Закона об ОРД ограничение свободы И. и С. лишило их целого ряда конкретных уголовно-процессуальных прав, предусмотренных ч. 4 ст. 46 УПК РФ, включая право пользоваться помощью защитника с момента их фактического задержания (п. 3 ч. 3 ст. 49 УПК РФ). По существу, органы ОРД нарушили права указанных лиц на личную неприкосновенность (ч. 1 ст. 22 Конституции РФ и п. 1 ст. 5 Европейской конвенции по правам человека) и эффективную помощь защитника (ст. 48 Конституции РФ и п. 3 «с» ст. 6 Европейской конвенции по правам человека), поскольку не использовали законную процедуру задержания и исключили возможность оказания юридической помощи1.
|
|
|
Поскольку применение Закона об ОРД (допускающего в ситуациях, подобных рассмотренной, конституционно неоправданные ограничения фундаментальных прав и свобод граждан) означает вступление его в противоречие с УПК РФ (располагающего законной процедурой анало-
' См. подробнее: Гомьен Д., Харрис Д., Зваак Л. Европейская конвенция о правах человека и Европейская социальная хартия: право и практика. М., 1998. С. 164, 245, 246.
Научно-практический комментарий к случаям из судебной практики
гичных ограничений), органы уголовного преследования и суд не вправе использовать результаты такого применения для формирования доказательств по уголовному делу (ст. 85 УПК РФ). Вот почему суд установив несоответствие между Законом об ОРД и УПК РФ (в указанном выше смысле), обязан руководствоваться последним и принять решение об исключении из числа доказательств тех, которые были получены недопустимым образом (ч. 2, 3 ст. 7 УПК РФ).
Для ответа на взаимосвязанные третий, четвертый и пятый вопросы имеет значение следующее.
|
|
|
Лицо, содействующее ОРО, — это любое дееспособное лицо, привлеченное с его согласия к подготовке или проведению ОРМ на основании и в порядке, установленном Законом (ст. 17 Закона об ОРД) и ведомственными нормативными актами. Исходя из общего смысла Закона такое согласие должно быть недвусмысленным и добровольным, то есть выраженным не под воздействием физического или психического принуждения1. Поэтому вынужденное согласие кого-либо сотрудничать с органами ОРД не является законным основанием его участия в ОРМ и, более того, при определенных обстоятельствах в принципе может свидетельствовать о планировании недопустимой провокации преступления.
Однако, для того чтобы оценить какие-либо действия как недопустимую провокацию, одного факта принуждения к участию в их производстве недостаточно. Дело в том, что сама по себе провокация есть побуждение к каким-либо действиям и в этом смысле может быть частью правомерного ОРМ. Если, например, в отношении определенного лица имеются обоснованные оперативной информацией подозрения в совершении им преступлений, то создание условий для проявления его преступной активности (побуждение к ней путем предоставления возможности действовать соответствующим образом) в рамках ОРМ без какой-либо инициативы, давления, подстрекательства со стороны сотрудников ОРО или лиц, сотрудничающих с ними, будет вполне допустимым и оправданным с целью выявления преступника и пресечения его преступной деятельности.
|
|
|
Такой позиции в целом придерживаются Верховный Суд РФ2, ученые и практики3. Разделяет ее и Европейский Суд по правам человека (ЕСПЧ), который по делу Люди против Швейцарии (№ 17/1991/269/340) признал допустимыми действия тайного агента полиции по вовлечению господина Люди (заявителя) в совершение сделки по незаконному обороту наркотиков, мотивируя это тем, что полиция проводила данную операцию
'См.: Смирнов М. П. Указ. соч. С. 434—439; и др
!См.: Определение Судебной коллегии по уголовным делам Верховного Суда РФ № 69-Д01 ПР-1. !См., например: Волженкин Б. Допустима ли провокация как метод борьбы с коррупцией? Российская юстиция, 2001. № 5. С. 45; Курченко В. Отграничение провокации от действий при пресечении преступлений. Законность, 2004. № 1. С. 10—12.
110
111
ГЛАВА III. Уголовный процесс
на законных основаниях, располагала предварительной информацией об участии названного господина в совершении преступлений, была нацелена на предотвращение особо опасной преступной деятельности и не использовала методов, препятствующих осознанию заявителем преступного характера данной сделки. Причем, по мнению ЕСПЧ, как можно заключить из другого его решения1, отсутствие даже одного из использованных в приведенной выше мотивировке критериев ведет к признанию применения полицией недопустимой провокации.
В оцениваемой нами ситуации (безотносительно позиции обвиняемого, отрицающего свою вину по уголовному делу) ОРО до начала проведения ОРМ имели предварительную информацию (заявление С), свидетельствующую о том, что И. уже совершил преступление и в будущем с большой вероятностью может продолжить свою преступную деятельность. Они не вводили его в заблуждение относительно характера совершаемых им действий, преступность которых должна была быть для него очевидной, и у них были предусмотренные Законом об ОРД основания проводить ОРМ. Однако использовать эти основания они не могли, потому что в момент планирования ОРМ уже располагали достаточными данными для возбуждения уголовного дела по факту совершения преступления И. (информацией об обстоятельствах задержания С, изъятыми у него двумя таблетками «экстази», заявлением, в котором он прямо указывал на И. как на лицо, продавшее ему наркотические средства, то есть совершившее преступление), и обязаны были действовать в порядке, установленном УПК РФ (ст. 143—146 УПК РФ).
Игнорирование данной обязанности не только лишило И. законных прав на защиту, возникающих у него как у подозреваемого с момента фактического задержания (ст. 46 УПК РФ), но и привело к совершению им нового преступления.
Совершенно очевидно, что в условиях уголовного процесса это не могло произойти. Действительно, поскольку на И. было указано как на лицо, совершившее преступление, его должны были задержать (п. 2 ч. 1 ст. 91 УПК РФ), произвести личный обыск (ст. 93 УПК РФ) и другие процессуальные и следственные действия, необходимые как для исключения возможности продолжения им преступной деятельности, так и для получения законных доказательств по уголовному делу.
Другими словами, вместо активного расследования одного преступления правоохранительные органы занялись провоцированием нового преступления. Подобные действия не чем иным, как произволом и недопустимой провокацией, не назовешь. По существу оказалось нарушенным фундаментальное право каждого на защиту от произво-
'См.: Решение от 09.06.98 по делу Т. де Кастро против Португалии // Сибирские юридические записки. Вып. 2. Красноярск, 2002. С. 213—231.
112
Научно-практический комментарий к случаям из судебной практики ''"
ла путем справедливого (надлежащего) рассмотрения дела (п. 1 ст. 6 ЕКПЧ, ч. 1 ст. 45 Конституции РФ).Указанное нарушение неизбежно влечет за собой признание всех доказательств обвинения, сформированных на основе сведений и объектов, полученных в результате недопустимой провокации, незаконными и делает невозможным их исследование и использование для доказывания вины И. в суде (ч. 2 ст. 50 Конституции РФ, ч. 3 ст. 7, ч. 1 ст. 75, ч. 5 ст. 235 УПК РФ).
Правовые выводы
Все доказательства обвинения по делу И. получены в результате противозаконной деятельности, сопровождавшейся недопустимыми ограничениями прав и свобод человека и гражданина, подлежат исключению, не могут использоваться в доказывании в ходе судебного разбирательства и быть положены в основу обвинительного приговора.
ЧАСТЬ 2.
Дата добавления: 2020-01-07; просмотров: 292; Мы поможем в написании вашей работы! |
Мы поможем в написании ваших работ!