Начало сражения: Бородино или Семеновское?

⇐ ПредыдущаяСтр 16 из 18Следующая ⇒

Определение времени и последовательности отдельных фаз сражения и сегодня является поводом для дискуссий. Обратимся к источникам, содержащим сведения о начале битвы. Их показания особенно важны, так как они позволяют убедиться в том, что русские и неприятельские воины ориентировались именно по «российскому» времени, а разногласия между ними, а также внутри самой отечественной версии возникают вследствие субъективных причин, а не из-за того, что воюющие стороны жили в разных координатах времени.

Когда началось сражение? В подавляющем большинстве исследований время указывается одинаково — около 6.00. Но у самих участников битвы существовало столько мнений, что их невозможно оставить без комментариев. Согласно 18-му бюллетеню Великой армии в 5.30. был зачитан приказ Наполеона (воззвание) и сражение началось в 6.00. В рапорте Кутузова говорится: «...Вчерашнего числа, пользуясь туманом, в 4 часа с рассветом направил [неприятель] все свои силы на левой фланг нашей армии». Выше отмечалось, что в рапорте есть очевидная неточность: 4.00 - слишком рано для наступления рассвета при Бородине в это время года. В отличие от сочинений Толя рапорт Кутузова «выдерживает» версию о первом нападении на левый фланг. При солнечной погоде, а день 26 августа выдался именно таким, рассвет наступает около 6.00. В «Официальных известиях» эта оплошность устранена и внесены разъяснения: «В 4 часа утра неприятель, пользуясь густым туманом, начал свое движение к нашему левому флангу». Сам факт соответствует действительности: перемещение войск в неприятельском лагере было связано с распоряжением Наполеона занять исходные для атаки позиции к 5.00. У большинства русских военачальников, по-видимому, отсутствовала привычка сверять время по часам. Так, Багратион пишет в рапорте Александру I от 27 августа: «А 26-го, на самом рассвете, неприятель паки сделал нападение усильнейшее». Барклай де Толли доносит в рапорте Кутузову от 26 сентября: «26-го числа поутру до света получено донесение <...>, что замечено движение в неприятельской позиции противу деревни Бородина и вскорости после сего неприятель атаковал превосходными силами сию деревню». Ермолову запомнилось следующее: «Скрывавшееся в тумане солнце продолжило до 6 утра обманчивое спокойствие». Паскевич, как и Ермолов, указал определенно: «...Β 6 часов утра начался тот кровавый бой». Раевский связал начало битвы с наступлением рассвета, но происходящие затем события генералу видятся по-своему: «Предвидение мое сбылось. 26-е число на рассвете неприятель начал обходить мой фланг». Свидетельство Сен-При также не лишено оснований: «Около 7 часов их колонны двинулись на флеши». На это же время указывает ряд французских источников, где наблюдается расхождение - от 5.00 до 7.00.

Откуда прогремел первый артиллерийский выстрел? Французы были нападающей стороной, предоставим им первое слово. Капитан Ш. Франсуа вспоминал: «В 6 часов утра пушечный выстрел гвардейской артиллерии является сигналом начала боя!». Л.Ф. Лежен сообщал: «Сигнал был дан около 7 часов, и 300 наших пушек немедленно открыли пальбу». Большинство документов указывает на то, что первый выстрел прогремел с батареи Сорбье против Семеновских флешей. С этим согласился Ц. Ложье, находившийся на левом фланге Великой армии у Бородина: «Пушечный выстрел, понесшийся с батареи на правом фланге, дал, наконец, сигнал к сражению. Было ровно 6 часов». Капитан Жиро де л’Эн уверял, что «бал открыла гвардейская артиллерия», но сразу же «пальбой 60-ти орудий».

С тем, что первый выстрел грянул у Семеновского, соглашался бывший поручик 11-й батарейной роты Д.П. Данилов. Эту честь он уверенно приписал... себе: «На рассвете первое русское ядро полетело с нашей батареи и выстрел этот был сделан мною. Резко раздался на заре гул выстрела по лесу и подал вестовой знак. Все смолкло, но не прошло и нескольких минут, как длинная цепь французских орудий, поставленных впереди Шевардина, загрохотала в свою очередь».

Определенно высказался по этому поводу и Беннигсен: «...Батарея №4 [генерал отметил ее этим номером на карте, приложенной к запискам], которую защищал генерал-лейтенант Раевский, первая открыла огонь». Именно поэтому Беннигсен тотчас туда отправился. Мы располагаем свидетельствами адъютанта и ординарца Кутузова. Первый из них, Михайловский-Данилевский, вспоминал: «26-го августа, в четвертом часу поутру меня разбудило ядро неприятельское, раздробившее близ меня конюшню. Любопытно, и не знаю, произошло ли сие случайно или сделано было с намерением, что первое ядро, пущенное с неприятельских батарей, направлено было на дом, занимаемый князем Кутузовым» (перед сражением Кутузов ночевал в деревне Горки «позади центра русских войск»). Ординарец Кутузова И.Р. фон Дрейлинг приводит в своем рассказе этот же случай: «Чуть рассвело - а неприятель уже послал свое первое ядро. Одно из первых ядер пролетело над нашими головами и попало прямо в крышу того дома, где находился Кутузов». Шальное ядро, конечно же, не могло прилететь с батареи Сорбье, скорее всего оно было пущено из орудия с батареи д’Антуара.

На наш взгляд, эти сведения не противоречат друг другу: каждый участник битвы по-разному судил о ее начале. Одни имели в виду передвижение войск, предшествовавшее битве, другие — перестрелку на аванпостах, для третьих начало сражения — это гром артиллерии по всему фронту, для четвертых — нападение противника. Наконец, существует группа лиц, для которых начало великой битвы — это выстрел «вестовой пушки». Мы можем с уверенностью сказать, что расхождения во времени между 4.00. и 7.00. связаны с тем, что воины противоборствующих армий подразумевали разные события — от случайного артиллерийского выстрела до нападения на позицию противника.

* * *

Особенностью русской историографической традиции, основанной на версии Толя, стало представлять события у села Бородино как диверсию, отвлекающую внимание Кутузова от нападения на левый фланг. Из «Описаний» Толя явствует, будто неприятель сначала напал на село Бородино. Однако, если сравнить хронометрию боевых действий на обоих флангах, становится ясно, что к моменту нападения на Бородино боевые действия у Семеновского уже шли. Чтобы в этом убедиться, обратимся к источникам, согласно которым на левом фланге около 5.30 дивизии Дессе и Компана из корпуса Даву двинулись в атаку на Семеновские флеши, к которым подступили около 6.00. В это время Евг. Богарнэ даже еще не получал приказа о нападении на Бородино.

Даву не хватило войск для этого предприятия: по приказу Наполеона он передал 1-ю и 3-ю дивизии в подкрепление войскам Богарнэ в центре, а 2-я дивизия Фриана была оставлена у Шевардино в резерве «для исправления ошибок». Войска Даву подстерегали и другие трудности тактического характера.

С рассветом Багратион с командного пункта у деревни Семеновское мог видеть сквозь редеющий туман «необозримые массы» войск противника, покрывавшие местность вокруг Шевардинского редута, где располагался командный пункт Наполеона. Численный перевес противника, нависшего над левым флангом, был ощутим. Если у Кутузова все еще могли быть сомнения в отношении того, куда обрушится главный удар, то Багратион в этом не сомневался. Потребовав подкреплений у Кутузова, он выдвинул в первую линию всю имевшуюся у него под рукой артиллерию, включая резерв у деревни Псарево: около 110 орудий было расположено за Семеновским оврагом на высотах, представлявших амфитеатр по отношению к местности, где находились флеши (52 орудия). До прибытия резервов Багратион рассчитывал продержаться с помощью артиллерии.

Нападение неприятеля на южную (левую) флешь показало, что прав оказался Ней. Скрытый лесом бросок дивизий Компана и Дессе к флешам имел результатом неудачу: в лесу вся дивизия Дессе и частично Компана столкнулись с егерями, которых оказалось больше, чем ожидалось. Войска увязли в длительной перестрелке. Перекатная стрельба в зарослях показывала Багратиону, откуда ждать неприятеля, оторвавшегося от артиллерийского прикрытия. Картечные выстрелы с батареи генерала Сорбье не достигали русской позиции, ядра ложились на излете, а следовавшая вдоль опушки 30-я орудийная батарея Пернети отстала от своей пехоты. Внезапного и решительного нападения не получилось: Компан потерял направление атаки. Наконец генералу Ж.Л. Шарьеру с тремя батальонами 57-го линейного полка удалось обойти южную флешь. Когда неприятель появился позади укрепления на опушке, он был встречен залпами картечи. «Действие с наших батарей было ужасно», — доносил в рапорте генерал-майор Левенштерн. Гренадеры Воронцова «проводили французов на штыках до самого леса». Подтверждение этому факту также содержится в рапорте Левенштерна.

Неприятель, «грозно выказавшийся из лесу», представлял собой отличную мишень не только для орудий, расположенных на левой флеши, но и на средней, о которой он не подозревал до тех пор, пока не попал под обстрел. Русская артиллерия била с высот на левом берегу Семеновского оврага, русло которого постепенно сворачивает на юго-запад, выходя как раз к опушке Утицкого леса. Нет оснований сомневаться в том, что события между 6.00 и 7.00 разворачивались так, как их описали французы. «Наши дивизии с самого начала сражения терпят страшные потери. В четверть часа поражены Даву, Компан, Тест, Дессе, Дюпеллен, Рапп... Раны начальников не охлаждают пылкости солдат, но они расстраивают направление движения», - рассказывал Сегюр. Для французов эта атака - событие весьма значительное, существенно повлиявшее на успех боя: перестрелка с русскими егерями, попытка выбраться из леса, жестокий встречный огонь, ранения дивизионных и бригадных генералов и, наконец, двойная контузия самого маршала Даву, без сознания упавшего с лошади...

По русским источникам этой атаки как бы и не было. Генералы 2-й армии Сен-При и Воронцов отмечают три атаки на флеши, начиная отсчет времени боя с 7.00. В дневнике Сен-При говорится: «Около 7 часов их колонны двинулись в атаку на флеши». Вот что сообщает в письме сестре леди Пемброк Воронцов: «... Значительнейшая часть отборной французской пехоты под командованием маршалов Даву и Нея атаковала нас в лоб». В письме к Михайловскому-Данилевскому Воронцов скуп на подробности, но именно это позволяет исключить разночтение в хронометрии событий: «...Мы должны были выдержать первую и жестокую атаку 5-6 французских дивизий, которые одновременно были брошены против этого пункта, более 200 орудий действовали против нас». В «Официальных известиях также отмечалось: «Атака флешей была наисильнейшей и оборона самой ожесточенной. Борьба за них продолжалась с 7-и часов утра до 10-ти». Воронцов и Сен-При говорят об общих атаках на флеши, не выделяя попытки противника завладеть южным укреплением до нападения с фронта. В «Записке генерала Неверовского» сообщаются подробности о том, что Воронцов «множеством неприятеля был сбит <...> Я был с дивизиею послан подкрепить его и вошел в жестокий огонь; несколько раз дивизия и я с ней вместе ходили в штыки». Этому соответствуют и строки из рапорта Багратиона: «...Неприятель <...> сделал нападение усильнейшее». Очевидно, что первоначальные действия корпуса Даву не подходят под это определение. Русские военачальники начинают описание боя за флеши с того момента, как в бой вступили значительные силы под командованием Нея, после чего войска Даву как бы обрели второе дыхание.

Однако существует письмо упомянутого генерала Шарьера с описанием атаки на южную флешь: «Мой полк предпринял атаку, чтобы захватить редут, на котором было двенадцать 12-фунтовых пушек. Тотчас же, как я прибыл на место, которое лежало перед редутом, я скомандовал «а la redoute» и «а pas de charge», и полчаса спустя я был хозяином редута». В книге В.Н. Земцова говорится: «Смогли ли солдаты Даву удержать южную «флешь»? Русские материалы, казалось бы, не оставляют никаких сомнений в том, что южная «флешь» множество раз переходила из рук в руки, по крайней мере, так их принято толковать в литературе. Однако при внимательном прочтении русские документы не позволяют утверждать с полной уверенностью, что пехота Воронцова или Неверовского отбила южную «флешь». Автор приводит слова из письма Воронцова к Михайловскому-Данилевскому: «...Видя, что один из редутов на моем левом фланге потерян, я взял батальон второй гренадерской дивизии и повел его в штыки, чтобы вернуть обратно. Там я был ранен, а этот батальон почти уничтожен. Было почти 8 часов утра». Думается, что в свидетельстве Воронцова ключевой фразой является та, где указано время его ранения. Из нее следует, что огромные потери, понесенные его дивизией, и захват южного укрепления произошли около 8.00. Ранее это укрепление не было и не могло быть захвачено Шарьером ввиду неравенства сил. Генерал Тест, сменивший Компана, утверждал, что в момент ранения его предшественника, атака на южную флешь захлебнулась. Генерал Компан считал, что между 6.30. и 7.00 во время его ранения его войска бросились на южный редут. Правда, из его слов неясно, смогли ли они овладеть им. Генерал Пернети также утверждал, что Компану не удалось захватить «боковой редант»: «он [редан] был взят в то самое время, когда туда подошла с нашего левого фланга Вюртембергская дивизия». О том, что русские войска удержали редут свидетельствовали Пеле и Шамбрэ. Четыре батальона пехоты (три батальона 57-го и один батальон 111-го линейного полка) из корпуса Даву в ходе «лесной атаки» не могли внести сильного опустошения в ряды войск 2-й армии, оборонявшей реданы, численность которой на тот момент превосходила вдвое неприятеля.

Спор между офицерами 1-го и 3-го корпусов неприятельской армии за честь обладания этим укреплением возник именно из-за того, что событие это произошло после вступления Нея в сражение. Документы, отразившие конфликт показательны. Так, генерал Ж.-Л. Маршан заявил ординарцу Наполеона: «Сообщите императору, что укрепления, которые покинуты 57 и 72-м полками, освобождены солдатами Вюртемберга». В рапорте Нея обстоятельства захвата южного укрепления представлены так: «10-я дивизия, отбросив всех стрелков и аванпосты, с величайшей отвагой подошла к левому неприятельскому редуту. Этот редут был тогда же атакован войсками 1-го корпуса, в результате чего 24-й [полк] легкой пехоты и 57-й линейный [полк] вступили внутрь его, смешавшись между собой. Противник, оправившись от своего первого удивления, вернулся, чтобы отбить назад этот редут, но 25-я дивизия пришла в тот момент на поддержку 10-й, и противник был отражен». Свидетельство Нея согласуется с видением событий Воронцовым, Сен-При, Неверовским, Левенштерном.

Однако Шарьер посчитал своим долгом вступиться за честь 57-го полка, который понес наибольшие потери по армии, лишившись под Бородином более 1200 человек убитыми и ранеными. Он писал в рапорте: «...Несколько человек заявляют, будто полк не захватил ни одного редута. Я <...> подтверждаю, как уже выше сказано, что мой полк ни разу не оставлял редута». Как ни странно, но наибольшую степень сочувствия подвиги 57-го линейного полка вызвали именно у отечественных историков. Так, Н.А. Троицкий «продлил» время пребывания полка на поля боя до полудня. Описывая «мифическую» восьмую атаку на флеши историк пишет: «Штурмующие дивизии Даву и Нея рвались вперед, словно по приказу: «Теперь или никогда!» Впереди колонны Даву шли гренадеры (почему гренадеры?) 57-го полка. Молча, с ружьями наперевес, не отстреливаясь, они бросились прямо на русские пушки. Сам Багратион, глядя на них, воскликнул: «Браво!». Легенда о том, что храбрость 57-го линейного полка вызвала восхищение у «льва русской армии» получила довольно широкое распространение среди русских офицеров. Но факты свидетельствуют, что этот полк выбыл из строя значительно раньше.

Итак, источники дают основание утверждать, что первая попытка неприятеля завладеть Семеновскими флешами закончилась неудачей. Специалисты, подсчитывая силы обеих сторон, неправомерно добавляли к войскам Даву 2-ю пехотную дивизию Фриана, находившуюся во время боя за флеши в районе Шевардина. При описании огневой мощи русской позиции у Семеновского внимание историков привлекало количество орудий, расположенных в самих укреплениях и в промежутках между ними, однако, существенную угрозу для нападавших представляли артиллерийские орудия, расположенные «амфитеатром» позади флешей. Причина неудачи Даву объясняется также отсутствием поддержки со стороны Старой Смоленской дороги. В течение длительного времени две дивизии из корпуса Даву пытались «зацепиться» за флеши, подвергаясь жесткому артиллерийскому обстрелу. С 6.00. до 7.30. эти войска несколько раз пытались «выказаться из лесу», не имея достаточно сил захватить хотя бы одно укрепление. В отечественной историографии первая атака Даву ограничивается отрезком времени с 6.00. до 6.30., хотя французские и русские источники указывают на значительную протяженность события. Обратим внимание еще на одно обстоятельство: Даву двинулся через лес в 5.30, а Ней, согласно его рапорту, только в 7.00. получил приказ поддержать усилия 1-го корпуса. Следовательно, в районе флешей он появился не ранее 7.30, а это означает, что у Кутузова было как минимум полтора часа на оценку ситуации в районе Семеновского и передвижения к угрожаемому пункту 2-го и 4-го корпусов. Сетования историков на то, что этим войскам не хватало времени, чтобы дойти до Семеновского и вовремя поспеть к месту сражения, в этом случае вызывают сомнения. В их запаздывании, на наш взгляд, следует искать другие причины.

* * *

Первое нападение представлялось Багратиону в виде неотвратимой, но пока нереализованной угрозы. Между 6.30 и 8.00 он успел не раз запросить подкрепления. Но в это время на правом фланге происходило событие, о котором Беннигсен не упомянул в записках, а Ермолов описал как нечто незначительное. Неприятель внезапно атаковал село Бородино на Новой Смоленской дороге! В «Описании» Толь сообщил: «26-го числа в 5 часов пополуночи неприятель учинил первое стремление на село Бородино, атаковав оное 13-ю дивизиею генерала Дельзона корпуса вице-короля италианского, вероятно с тем, дабы обратить главное внимание наше на сей пункт». В отечественной историографии постепенно укрепилось мнение о том, что эта атака носила демонстративный характер. Эту версию заимствовал у Бутурлина Пеле, воздав дополнительную похвалу предусмотрительности своего императора, хотя дело здесь было, очевидно, в другом. Наполеон накануне обратил внимание на участок русской позиции, отделенный рекой Колочей от расположения основных сил русской армии.

25 августа он не стал атаковать этот пункт, так объяснив свои действия генералу д’Антуару: «Деревня Бородино доминирует над редутом [батареей Раевского], и он виден с тыла; эта позиция изолирована — и ею легко овладеть. Я это знаю, но лучше я воздержусь. Позиция у Бородино придает уверенность противнику и побуждает его дать сражение. Если я захвачу ее этим вечером, неприятель не устоит и ночью ретируется; более я не знаю, где я смогу его нагнать; возьмем ее завтра на рассвете».

Беннигсен, Барклай де Толли, Ермолов и другие военачальники, наблюдая за тем, как неприятель «окапывает свой левый фланг», полагали, что это является несомненным доказательством намерений Наполеона атаковать южное (левое) крыло. Мотивы поведения Наполеона в отношении Бородина были им неизвестны. Нападение на Бородино застало врасплох именно потому, что полагали, что «не здесь ожидать надлежало важнейших предприятий». Беннигсен, Барклай, Ермолов, Кутайсов и даже Вистицкий, настаивавший на усилении левого крыла, бросились на звук выстрелов, забыв на время о происходившем у Семеновского.

Адъютант Барклая В.И. Левенштерн подробно описал драму, приковавшую внимание русского командования: «Туман, заволакивавший еще в то время равнину, скрывал сильные неприятельские колонны, надвигавшиеся прямо на него. Генерал Барклай <...> угадал, какой опасности подвергался егерский полк, и послал меня к нему с приказанием, чтобы он немедленно выступил из деревни и разрушил за собою мост. Я поспешил к командиру полка [полковнику Бистрому 1-му - автор], но колонна вице-короля итальянского под командою генерала Дельзона вступила уже в деревню с большой дороги сомкнутою колонною. Приказание бить отбой было тотчас исполнено, но отступление не могло совершиться достаточно скоро, чтобы помешать другой французской колонне пройти по берегу реки, разбросать цепь стрелков и начать стрелять в егерей в то время, как они проходили по мосту; огонь был убийственный и попадал в цель... Мы были так стеснены, что ни один ружейный выстрел не пропал даром».

В изображении Ермолова события выглядели так: «В 6 часов утра замечено движение неприятельских войск против правого нашего крыла, и вскоре началась атака на село Бородино. Впереди сего гвардейского егерского полка батальон [3-й батальон полковника П.С. Макарова], содержавший передовые посты, опрокинут и менее, нежели в полчаса, весь полк в замешательстве отброшен до моста через речку Колочу». Генерал сделал многозначительную приписку: «В батальоне на аванпостах [в 3-м] до того велика была беспечность, что многие нижние чины спали, снявши мундиры. В прочих батальонах в равной степени была неосторожность, но немного менее беспорядка. Доселе храброму полку не было упрека». Последняя фраза, казалось бы, содержит разъяснение мотивов, по которым провинность лейб-егерей никак не отражена в официальных документах. В армии распространялись слухи о непростительной «оплошности» на аванпостах. Особенно много нареканий вызвало поведение командира 3-го батальона лейб-егерей, который по слухам был пьян, и от того не смог распоряжаться войсками. Липранди писал: «...Гвардейские егеря, заняв Бородино, обрадовались, найдя в богатом селе этом пространные бани <...> В то самое время, когда французы сделали нападение, целый батальон был в банях. Вот настоящая причина потери <...> Многие, выскочив из бани, успели надеть только суму и схватить ружье и так вступили в бой». Митаревский сообщал: «Мне, артиллеристу, показалось, что гвардейцы слишком скоро оставили Бородино, но пехотные офицеры судили о них строже». Излагал ли автор этих строк действительно свои впечатления как очевидец, или на него повлияли слухи, распространившиеся в войсках? Митаревский счел нужным оговориться: «Не знаю, насколько была справедлива оценка, но должен заметить, что между армией и гвардией было мало ладов. Гвардию, как отборное войско, разумеется, больше берегли и доставляли ей больше удобств, но это-то и порождало зависть и недоброжелательство». На мемуаристов могли повлиять записки Ермолова, который был заинтересован в самооправдании, прочитав обличительное «Изображение» Барклая де Толли.

В рапорте командира лейб-гвардии Егерского полка Бистрома 1-го Лаврову сообщается, что именно полковник Макаров уже в 4.00 известил своего начальника о том, что «неприятель спускается по правую сторону деревни двумя колоннами, полагая глазомером в восемь тысяч». Факт раннего донесения подтвердил в рапорте Кутузову от 26 сентября Барклай де Толли: «26-го числа поутру до света получено донесение <...> полковника Бистрома, что замечено движение в неприятельской позиции противу деревни Бородино и вскорости после сего неприятель атаковал превосходными силами сию деревню». Барклай, в отличие от Ермолова, ни словом не упомянул об «оплошности» гвардейских егерей. По словам Левенштерна, он высказал соображение, что «этот отборный полк был употреблен в месте столь опасном и бесполезном для его целей вопреки его желанию. По его мнению, в этом пункте было бы достаточно иметь обсервационный пункт. Он обвинял в этом бедствии генерала Ермолова, предложившего Беннигсену и Кутузову поставить тут этот полк.

Основательность упрека косвенно подтвердил П.Х. Граббе, адъютант Ермолова. Из его слов явствует, что опасность, грозившая лейб-егерям, была очевидной до нападения войск Богарнэ: «На рассвете 26 августа князь Кутузов, окруженный большой свитой, стоял уже верхом на возвышении за правым флангом. Все глаза были обращены на село Бородино <...>. Барклай де Толли находил опасным и бесполезным удерживать это село и полагал отозвать оттуда немедленно егерей. Герцог Александр Виртембергский защищал противное мнение. Кутузов безмолвно выслушивал обоих».

Сопоставив рассказы «самовидцев», трудно вынести окончательный вердикт пресловутому полковнику Макарову. Сам Макаров был ранен в начале дела, более того, награжден орденом св. Владимира 3-ей степени. Затем он был назначен командиром одного из лучших полков в армии - Павловского гренадерского. Конечно, можно было оставить его без взыскания из уважения к его прежней службе, но представлять к награде и повышению было неуместно, учитывая тяжесть проступка. Можно объяснить снисходительность императора (а без него не могло состояться высокое назначение) неведеньем, но известно, что Александр I был хорошо осведомлен обо всех случаях пьянства или пристрастия к карточной игре среди офицеров. Зная его «твердость правил», можно лишь гадать, почему было сделано исключение для полковника Макарова.

Следует задаться вопросом: каково вообще было назначение позиции в селе Бородине и нужно ли там было держать целый полк, тем более гвардейский? «Система занятия позиции, принятая русским генералом, состояла в том, чтобы занять егерскими батальонами затруднительные берега Колочи и деревни, лежащей по берегу этого ручья, и поддержать эту первую линию корпусами, эшелонированными в две линии», — писал Пеле. В отношении лейб-егерей этой системы придерживаться было невозможно, так как они были единственными, кто находился на левом берегу. Если в их задачу входило простое наблюдение за неприятелем, то, безусловно, прав Барклай: достаточно было ограничиться обсервационным постом. Самым трудным для гвардейцев было отступить с занимаемой ими позиции. Даже перебравшись через Колочу, они оказывались прижатыми к обрывистому правому берегу, взобраться по которому было очень непросто и в обычных условиях, а под интенсивным неприятельским обстрелом сложности усугублялись. На левом берегу находилась 12-орудийная батарея и два орудия гвардейского экипажа, которые, с одной стороны, прикрывали самих егерей, с другой — создавали дополнительные трудности при отступлении. При всей опасности позиция у села Бородина прикрывала с севера батарею Раевского. Тот же Барклай, вопреки свидетельству Левенштерна и согласно рапорту Бистрома, отдал приказ: «Удерживать сколько возможно занимаемое полком селение». Оставить занимаемый пункт без команды полк не мог.

Как долго продолжался неравный поединок лейб-егерей со смертью? По словам Ермолова и Левенштерна, не более 15 минут, но схваткой лейб-егерей с 92-м линейным полком инцидент не исчерпывался, хотя в этот отрезок времени полк потерял 27 офицеров и 693 нижних чина, то есть лишился почти половины состава. Толь утверждал, что «храбрые егеря в виду целой армии удерживали более часу неприятеля», что выглядит явным преувеличением. Дельзон получил приказ атаковать Бородино в 6.30, Толь утверждал, что атака началась в 5.00 и продолжалась до 8.00. Особенно важно соотнести время событий у села Бородина с боевыми действиями у Семеновского, на которые в этот же час надвигались войска Нея и кавалерия Мюрата. В это время, как указывают источники, столкновение на северном фланге не закончилось, приобретая все более ожесточенный характер. По словам майора 1-го егерского полка М.М. Петрова «в восьмом часу утра неприятельская инфантерия Итальянского корпуса, усиленная новыми подкреплениями, напала решительно на С. Бородино, где <...> лейб-егерский полк наконец принужден был уступить селение, а потом и мосты неистребленные, перепустя по ним неприятеля на правый берег Колочи, в центр генеральной позиции наших армий». В это время генерал Беннигсен потребовал 1-й егерский полк, «виданный им в славных битвах войны 1806 и 1807 годов», и лично отдал приказ его командиру полковнику М.И. Карпенко вывести из огня лейб-егерей, отбросить зарвавшегося неприятеля и уничтожить мосты через Колочу. Неприятельский 106-й линейный полк в азарте преследования устремился через мост, который он должен был разрушить, и попал под обстрел русских батарей. Генерал Плозонн, пытавшийся удержать войска от неосторожного порыва храбрости, был убит, а его полк почти полностью истреблен огнем русской артиллерии с фронта и с флангов. Одновременно в бой вступила бригада полковника Н.В. Вуича. Богарнэ ввел в сражение 92-й линейный полк, чтобы вывести из-под огня уцелевшую пехоту 106-го. Егеря Карпенко ворвались «на штыках» в Бородино, но подоспевший Ермолов приказал оставить село, «истребив до тла» оба моста через Колочу.

Ермолов отмечал: «...Деревня Бородино осталась во власти французов, но с этой минуты перестала играть роль в великой драме». Он явно преуменьшил значение этих событий. Эта точка зрения, поддержанная затем многими участниками битвы, оказала существенное влияние на отечественную историографию. Постепенно нападению на село Бородино стали отводить роль отвлекающего маневра, сразу же разгаданного Кутузовым и не имевшего значительных последствий на ход сражения в целом. Начало боя за село Бородино стало сдвигаться на более раннее время. Это тот редкий случай, где мнение тех, кто отстаивал авторитет Кутузова и тех, кто порицал полководца, по разным причинам совпали. По версии Толя, противник неудачно пытался отвлечь внимание от нашего левого фланга. По словам Беннигсена, Барклая и Ермолова, с самого начала было ясно, что это атака — демонстративная. Эти заверения легко было делать «задним числом», но были ли все в этом так уверены, когда спешно концентрировали значительные силы, чтобы парировать удар на северном фланге, или, правильнее сказать, в центре? Ведь захватив Бородино и установив здесь батарею, войска Богарнэ брали под обстрел с фланга батарею Раевского, которую и Беннигсен, и Барклай, и Ермолов называли «ключом всей позиции». Под огонь неприятельских орудий попадала вся линия русских войск, примыкавших к редуту: пехотные корпуса Раевского, Дохтурова, ядра долетали даже до гвардейцев, стоявших в третьей линии. «Мы заняли широкие дистанции, чтобы давать меньше добычи неприятельским ядрам», — вспоминал Норов.

Какие из вышесказанного можно сделать выводы? Кутузов не знал, какие предписания имел от Наполеона Евг. Богарнэ, которому предназначалось стать «осью сражения», обеспечив всей французской армии захождение правым плечом вперед. Русскому главнокомандующему было ясно: чтобы атаковать нашу позицию в центре противник должен сделать то, что он сделал: захватить Бородино и переправы через реки Войну и Колочу. Кутузов не мог знать, что 106-й полк ворвался в расположение русских войск по собственной инициативе. Он видел, что около 8.00 на правый берег Колочи переправилась 3-я пехотная дивизия Жерара, 4-й кавалерийский корпус Груши; 4-я пехотная дивизия Морана стала теснить русских егерей на правом берегу реки. Эти передвижения происходили ближе к командному пункту Кутузова и вполне могли быть различимы. Кутузов не располагал сведениями о том, в какой последовательности подвергнутся нападению боевые порядки русской армии, следовательно, он не мог предполагать, что Богарнэ ограничится захватом Бородина и остановится, ожидая успехов Даву, Нея и Мюрата. Безусловно, требовалось время, чтобы разобраться в происходящем. Бой на правом фланге продолжался около часа, на наш взгляд, это явилось причиной задержки в передвижении 2-го и 4-го корпусов, когда Багратион, по образному выражению очевидца, уже «стоял в крови» в яростном бою на южном фланге.

Дата добавления: 2019-09-13; просмотров: 212; Мы поможем в написании вашей работы!

Поделиться с друзьями:

⇐ Предыдущая 9 10 11 12 13 14 151617 18 Следующая ⇒

Мы поможем в написании ваших работ!