Батарея Раевского: «ключ позиции» или опорный пункт?
Выше отмечалось, что центральное укрепление, получившее в историографии определение «ключа позиции», ни словом не упомянуто в синхронных источниках, связанных с Бородинским сражением. На наш взгляд, это объясняется тем, что значимость Курганной высоты в генеральной битве была осознана русским командованием не сразу, а по ходу событий, когда левое крыло переменило свою позицию, то есть 24-25 августа. Если со стороны Кутузова и последовала мера, значительно ослабившая оборону Семеновского, то, безусловно, это было распоряжение, сделанное в канун битвы в отношении 7-го пехотного корпуса Раевского. Подготовка к обороне центральной высоты послужила поводом для столкновения мнений. В диспозиции от 24 августа не отражено существенное обстоятельство. В ней сказано: «Центр из 6-го корпуса, под командою генерала от инфантерии Дохтурова. Левый фланг, из 7-го корпуса и 27-й дивизии, под командою генерал-лейтенанта князя Горчакова 2-го», что, как мы знаем, не соответствовало ситуации, сложившейся к 26 августа. Липранди свидетельствовал: «25-го августа, после полудня, решено было сделать некоторое изменения в расположении войск 6-го и 7-го корпусов<...>, стоявших в прямой линии от Горок до Семеновского, имея пред интервалом своим, наполовину пушечного выстрела курганообразную высоту. Изменение это заключалось в том, чтобы 6-й пехотный корпус, оставив свой правый фланг при Горках, подал свой левый вперед и примкнул к помянутой высоте, а 7-й корпус, оставив левый фланг при Семеновском, правым примкнул бы к той же высоте, которая посему и включалась в первую линию позиции, составив таким образом входящий угол между помянутыми двумя корпусами. Движение это приказано было привести в исполнение за несколько времени до рассвета следующего дня 26 августа».
|
|
|
24 августа офицеры и генералы дивизий, размещенных у батареи Раевского, стали свидетелями спора между Беннигсеном и Толем по поводу мер, которые следовало принять для защиты этого пункта русской позиции. Если Толь предлагал соорудить здесь люнет на 18 орудий и включить его в линию обороны 6-го и 7-го корпусов, то Беннигсен настоятельно советовал здесь «сомкнутое укрепление с амбразурами для 24-х или даже 36-ти орудий, приспособленное для круговой обороны и «поместить здесь четыре или пять батальонов пехоты». Очевидец указывал: «...Толь говорил, что неприятель, направясь на этот высунувшийся пункт и, овладев оным, будет командовать позициею 6-го и 7-го корпусов, и сосредоточив здесь многочисленную артиллерию, собьет оные со своего места; тогда как включив это возвышение в позицию, ему придется бороться в одно время с двумя корпусами и т.д. Беннигсен возражал, что если включат этот пункт в позицию, неприятель, завладев оным, будет анфилировать линию обоих корпусов, и тем понудит их отступить в настоящую позицию уже от большой убыли неминуемо расстроенными». Кутузов «не произнес ни слова ни в пользу, ни против кого-либо из излагавших свое мнение». В конце концовглавнокомандующий поддержал предложение Толя (либо Толь излагал точку зрения главнокомандующего). «Мнение Беннигсена втайне признавалось большим числом», — свидетельствовал Липранди. Присутствующие при «дискуссии» Барклай де Толли и Багратион молчали, по-видимому, сознавая ограниченность возможностей, обусловленных нехваткой времени и рабочих рук. Ополченцы к подобному «фортификационному дерзанию» были не пригодны.
|
|
|
Однако было бы несправедливым утверждать, что со стороны русского командования не было принято мер для укрепления центра позиции. Д.И. Богданов оставил следующее свидетельство: «Батарея имела 19-ть орудий, протяжение ее кривой линии было до 60 сажень, ширина рва 3,5 сажени, глубина у контрэскарпа - до 1,5 сажень, но, чтобы дать ей более внутреннего помещения, необходимо требовалось, несмотря на краткость времени, дополнить к ней два фланга земляною насыпью бруствера со рвами, а горжу замкнуть двойным палисадом, с двумя проездами, с палисадированными в них притворами; лес и железо употребить от разобранных деревень. К работе приступлено было тотчас. <...> Окончено было к 4,5 часа утра. При осмотре дополнительных работ, генерал Раевский приказал усилить внутреннее прикрытие и, возвращаясь к собравшимся генералам, он сказал: «Теперь, господа, мы будем спокойны; император Наполеон видел днем простую, открытую батарею, а войска его найдут крепость; доступ к ней защищают более 200 орудий, рвы достаточной глубины и ширины, отгласировано снаружи прочно и хорошо, увидим, как и что будет».
|
|
|
Положение армии Багратиона несомненно усложнилось после назначения 7-го пехотного корпуса Раевского к обороне Курганной высоты. Для защиты Семеновского, особенно с севера, войск явно не хватало, и оборона 2-ой армией сразу двух ключевых участков позиции ставило ее в опасное положение. Это констатировал Липранди: «Перелом нашей линии углом вперед с целью включить в оную помянутую высоту, был для нас неблагоприятен». Из рассказа явствует, что центральная высота, которая со временем приобрела в историографии статут «ключа позиции», по-настоящему привлекла к себе внимание командования накануне битвы.
|
|
|
Логично задаться вопросом, почему Курганная высота, о значении которой, по словам Ермолова «натвердили» всем и каждому, так поздно попала в поле зрения русского командования? Ответ на этот вопрос содержится на наш взгляд в «Диспозиции», где отсутствуют разъяснения в отношении корпуса Горчакова на 26 августа, в то время как 24 августа отмечалось: «левый фланг из 7-го корпуса и 27-й пехотной дивизии под командованием генерал-лейтенанта Горчакова 2-го». Конечно, трудно себе представить, как мог Горчаков осуществлять командование корпусом Раевского в центре и 27-й пехотной дивизией, расположенной за флешами, в день генерального сражения 26 августа. Но при составлении диспозиции это не казалось невозможным, что отражало реальность того дня. Первоначально войска Горчакова именно так и располагались.
Правомерно задаться вопросами, почему 24 августа сражалась третья линия резерва, когда существовал еще 7-й пехотный корпус, участие которого не упоминается в Шевардинском деле. И где находился тогда этот корпус 24 августа? В «Походных записках» Паскевича читаем: «В то же время, когда 24 французы сделали атаку на Шевардине, они атаковали также и мой левый фланг. Я послал два егерских полка с 12 орудиями в кусты, около речки, сам же с остальными двумя полками моей дивизии вышел для подкрепления егерей. Они удержались до вечера, неприятель не мог опрокинуть моей егерской бригады, хотя из орудий полковника Журавского много было подбито. И по крайней мере половина лошадей потеряна, но артиллерия не отступила. Дело это стоило мне до 800 человек, и подо мною ранило лошадь». Рассказ Паскевича указывает на то, что 7-й пехотный корпус сначала примыкал левым флангом к войскам Горчакова. Следовательно, Курганная высота находилась за правым флангом корпуса Раевского. По свидетельству Липранди, приведением ее в оборонительное состояние начали заниматься войска 6-го пехотного корпуса Дохтурова, уступившего после перемены фронта место армии Багратиона. По документам и воспоминаниям центральное укрепление можно назвать «блуждающей высотой», так как участники битвы относят его то к центру, то к левому флангу, в зависимости от того, чьи войска его обороняли.
Вывод напрашивается сам собой: Курганная высота, получившая название батареи Раевского, приобрела статус «ключа позиции» не ранее изменения в расположении войск левого крыла. Но и это, традиционно приписываемое ей значение следует принять с оговоркой: до тех пор пока Семеновское находилось в руках русских войск эта высота имела значение «тактического ключа» позиции, усиливающего оборону самой деревни. В ходе битвы выяснилось, что завладеть высотой, сильно прикрываемой батареями Семеновского, было невозможно, а после захвата Семеновского неприятелем невозможной делалось оборона самой высоты. В начале сражения она «трактовалась» в качестве опорного пункта деревни Семеновское, что вносило дополнительные трудности в ее защиту. Пока в районе Курганной высоты находился 7-й пехотный корпус Раевского, ответственность за оборону укрепления нес главнокомандующий 2-й армии Багратион, которому и без того хватало забот. После того, как корпус Раевского уступил место войскам 6-го пехотного корпуса Дохтурова, меры по защите высоты принял на себя Барклай де Толли, что отражено в его рапорте и «Оправдательных» письмах. Специалисты упускают из виду этот нюанс, хотя в нем отчасти содержится объяснение нехватки войск и снарядов на батарее ко времени первой атаки, совпавшей с ранением Багратиона.
«Адское дело при Шевардине»: причины и следствия в военно-оперативных документах, сочинениях участников сражения и в трудах историков.
Историография Шевардинского сражения 24 августа содержит много противоречий, причина которых скрывается в игнорировании источников, определенно указывающих на то, что первоначально левое крыло располагалось не у Семеновского, а при Шевардине. Шевардинскому редуту, который сначала играл роль опорного пункта левого фланга, начиная с Толя, стали приписывать роль «обособленного сооружения», выстроенного «для узнания намерений неприятеля» (Бутурлин, Михайловский-Данилевский, Неелов, Богданович и др.).
Конечно, левый фланг мог представлять большую угрозу для неприятеля, если бы главные силы 2-й армий сразу разместились у Семеновского, подготовившись к обороне, но обстоятельства сложились иначе. Но для этого необходимо было обладать уверенностью, что неприятель откажется от обходного маневра. Как повествует Ермолов: «<...> Неприятель появился на высотах против лагеря прежде, нежели переменили позицию левого крыла, как о том приказано было Кутузовым. Сия перемена сделалась перед лицом неприятеля и войска, оную хотя довольно поспешно производили, дали, однако же, повод атаковать их». Сен-При называл причины, по которым 2-я армия подверглась нападению, не успев переменить фронта: «Надеялись, что арьергард может задержать атаку неприятеля еще в течение 24-го числа и даст время окончить укрепления. Но с трех часов по полудни арьергард находился в полном отступлении, и успели лишь занять артиллерией высоты и разрушить деревню Семеновку [Семеновское], которую не могли укрепить за недостатком инструментов. Только три флеши левее этой деревни были окончены».
Арьергард, которым «доблестно и успешно командовал <...> генерал Коновницын» в течение нескольких дней сдерживал войска Наполеона, «неотвязчиво» преследовавшего русскую армию. 22-23 августа происходило «жаркое дело под селом Гридневом, лежавшим на Новой Смоленской дороге, после чего Коновницын «отошел в ночь к Колоцкому монастырю», к той самой позиции, которую накануне приказал оставить Кутузов. С рассветом боевые действия возобновились. Участник арьергардных боев прапорщик квартирмейстерской части А.Н. Муравьев так впоследствии описывал события 24 августа: «Усиленный неприятельский авангард наступил на нас стремительно, а мы, шаг за шагом, с большим уроном, уступая свою местность, принуждены были постепенно и в порядке отступить». Спешить с отходом к главным силам русской армии вынуждало Коновницына следующее обстоятельство: у Колоцкого сходились Новая и Старая Смоленские дороги. Ввиду численного превосходства неприятеля, Коновницын не мог долго удерживать перекресток, и вскоре корпус Понятовского стал обходить по Старому Смоленскому тракту арьергард, двигавшийся по Новой Смоленской дороге, где его теснили главные силы Великой армии: 1-й, 2-й, 3-й, 4-й кавалерийские корпуса под командованием Мюрата, пехотные корпуса Даву, Нея и Жюно, Старая и Молодая гвардия и резервная артиллерия. Одновременно Коновницын был извещен о том, что севернее его обходит через деревню Большие Сады по проселочной дороге 4-й корпус Евг. Богарнэ.
Между 15.00 и 16.00 главные силы неприятельской армии оказались перед русской позицией у д. Шевардино, где все еще находилась часть войск 2-й армии, составлявшая, по «Диспозиции», участок «кор де баталь» под командованием Горчакова, с марша атакованного противником. «Тут Наполеон, как будто желая присвоить себе девиз Юлия Цезаря, «пошел», не медля нисколько, на наш выставный редут <...>», — вспоминал М.М. Петров, офицер 1-го егерского полка, благополучно достигшего позиции 1-й армии. После того как Наполеон «отпустил» русский арьергард, он заинтересовался укреплением справа от Новой Смоленской дороги, вокруг которого в боевой готовности находились русские войска. Шевардинский редут, накануне сооруженный на высоком холме силами 12-й пехотной дивизии генерал-майора И.В. Васильчикова, был недостроен из-за твердого грунта, но, очевидно, не было и необходимости тратить силы на завершение инженерных работ. Левое крыло должно было переместиться к Семеновскому на 1,5 версты и, эта крутая возвышенность русской позиции становилась совершенно бесполезной в том случае, если бы вся армия Багратиона успела полностью покинуть Шевардино. Но в сложившихся обстоятельствах редут сохранил за собой значение опорного пункта войск Горчакова, численность и состав которых он сам определил так: «Пехота — 27-я дивизия вся, 5-й егерский полк, три гренадерских полка и два сводные гренадерские батальона с достаточною артиллериею, а кавалерия — два драгунских полка и к вечеру — 2-я кирасирская дивизия». К этому следует добавить, что в лесу и в кустарниках, прилегающих к позиции с флангов, находились, растянувшись цепью от Ельни до Алексинок 6-й, 41-й, 49-й, 50-й и 42-й егерские полки. Сам редут был занят орудиями 12-й батарейной роты: причем в укреплении могло находиться, по мнению А.А. Смирнова, не более трех орудий, остальные же располагались, вероятно, на прилегающих высотах. Правда, в подавляющем большинстве описаний «сражение 24 августа» говорится о 12-ти батарейных орудиях, установленных в редуте. Об этом же с уверенностью очевидца сообщал в своих сочинениях Толь. Однако доводы А.А. Смирнова, приводимые в ряде статей, представляются убедительными, тем более, что автор подкрепляет свои соображения ссылкой на воспоминания Д. Богданова, «строившего редут именно на три орудия». Смирнов пишет: «<...> Попав сегодня на воссозданный в 1912 году редут, трудно представить, как могли в нем разместиться 12 орудий с установленными для нормальной стрельбы интервалами — не менее 15 шагов между осями соседних орудий, если учесть, что размещались они вдоль двух фронтовых фасов редута [укрепление имело пятиугольную форму]». В боевых порядках войск располагалось еще 24 орудия. Доронинский курган, западнее редута, был занят 8 орудиями 9 конной роты. Кроме того, к правому флангу 27-й пехотной дивизии примыкала 26-я пехотная дивизия Паскевича. На направлении же главного удара неприятельских войск находилось по расчетам Горчакова, около 11 тысяч человек при 36 орудиях.
Что явилось причиной нападения противника на редут? Мнения участников Бородинского сражения по этому поводу были различными, да и историкам в наши дни этот вопрос представляется спорным. Самое убедительное объяснение действиям Наполеона — необходимость как можно ближе разглядеть русскую позицию и развернуть перед сражением на местности свою армию. В обоих случаях французскому полководцу мешали русские войска, сосредоточенные у редута. Он приказал войскам Даву, свернув с дороги, ударить на неприятеля, начав «большую рекогносцировку». По словам Пеле, «<...> Император, введенный в заблуждение картами, не угадал позади арьергарда странного расположения Кутузова. Полагая, что корпус Горчакова поставлен впереди русской армии для поддержания Коновницына, он приказал 5-й пехотной дивизии Компана <...> атаковать неприятеля». Пеле считал, что Наполеон отложил бы атаку, если бы сразу догадался, что перед ним не что иное, как левый фланг противника, не успевший разместиться на позиции. Преждевременное нападение могло спугнуть русских, заставить продолжить отступление, отказавшись от столь желанного для французов сражения. Думается, что деликатность императора Франции не простиралась так далеко, и он остался верным своему принципу: «неприятель дважды не ловится на такой ошибке». Его войска, сломив сопротивление Горчакова, могли ворваться «на плечах» отступающих русских в расположенные армии Багратиона, не успевшей встать на позицию у Семеновского. Если бы это произошло, то «пролог Бородинского сражения», как называют события 24-го августа, превратился бы в страшную для русской армии развязку. Пеле противоречил самому себе, так как далее в сочинении он писал о войсках Горчакова именно как о левом фланге русской позиции: «Я всегда думал, что прежде <...> Кутузов установил свою боевую линию на берегах Колочи, упирая левый фланг в леса и ручей у Доронина <...>». Будучи в этом уверен, французский генерал живо полемизировал с русским историком: «Бутурлин полагает, что Шевардинский редут был возведен «для наблюдения наших движений и замедления наших колонн»... Наблюдают с помощью кавалерии, а не редутов».
Но самой невероятной причиной нападения французов на Шевардинский редут следует признать версию, прочно укоренившуюся в трудах отечественных историков. Так, Бутурлин сообщал: «Огонь, производимый из редута, при селе Шевардине построенного, <...> весьма обеспокоивал прохождение неприятельских колонн по большой дороге». А.А. Смирнов на это возражает: «<...> Шевардинский редут был удален от Новой Смоленской дороги почти на 1700 м (800 саженей). Тактическая же дальность стрельбы из самых крупнокалиберных полевых орудий — 12-фунтовых пушек средней пропорции — не превышала 1200 м. Дальность наиболее эффективного огня была вдвое меньше. Конечно, стрелять из орудий, стоявших в редуте, по Новой Смоленской дороге можно было, но такая стрельба не могла нанести «большой урон» неприятелю». По сходной причине трудно предположить, что наступающие колонны Великой армии сильно страдали от ружейного огня наших егерей, которые находились 250-300 м. от большой дороги, «а это - предельная дальность из пехотного ружья образца 1808 г.».
Первые же орудийные выстрелы, донесшиеся с левого крыла, подняли на ноги все высшее командование русской армии. В расположение войск Багратиона прибыл весь Главный штаб во главе Беннигсеном, что указывало на важность обстоятельств. Тем временем 27-я пехотная дивизия Д.П. Неверовского, находившаяся в первой линии у редута приняла главный удар атакующих неприятельских войск, общая численность которых составляла около 36 тысяч человек при 194 орудиях, громивших боевые порядки русских войск и артиллерию редута.
В «адское дело на левом фланге», как назвал Шевардинское сражение Кутузов, вскоре вступила вся 2-я армия. К центру русской позиции подъехал сам Кутузов и, в ожидании известий от Толя, остановился в расположении 6-го пехотного корпуса. Сведения, полученные через адъютанта Толя сильно взволновали Кутузова. Ф.Н. Глинка в «Очерках Бородинского сражения» поведал, как «Михайло Ларионович, вспрыгнув с места с легкостию молодого человека, закричал: «лошадь!», сел, почти не опираясь о скамеечку, а пока подбирал поводья, уже мчался вдоль линии на левое крыло. <...> Солдаты-зрители, стоявшие группами на скате вершин говорили: «вот сам Кутузов поехал на левое крыло!». Это тем более указывало на значимость событий у Шевардина, что, спустя сутки, в день генеральной битвы Кутузов в течении 15 часов не покидал своего командного пункта. Слова Глинки подтверждал Н.Н. Муравьев: «Во время сражения 24-го числа Главнокомандующий находился на левом фланге в сильном огне. С ним была вся Главная квартира, в том числе и я при Вистицком». Генерал-квартирмейстер Вистицкий отличился особенно, распоряжаясь войсками первой линии, стремясь любой ценой удержать позицию левого крыла. Об этом свидетельствует его наградное представление, подписанное Беннигсеном: «24-го во время атаки неприятеля на левый фланг российского воинства, продолжавшейся во весь день, несколько раз как сам собою, так и по приказаниям моим и Главнокомандующего 2-й армией находился впереди своих стрелков для наблюдения над действиями неприятеля: был на батарее Генерал-лейтенанта Горчакова, находившейся спереди нашей позиции; собирал отступающих стрелков, и при атаки с кирасирами и овладении неприятельскими пушками оказывал примерную неустрашимость».
Ночная мгла прекратила это «импровизированное» сражение, и только тогда войска Горчакова смогли отступить во вновь назначенную линию у Семеновского. «Вчерась на моем левом фланге было дело адское <...>, — признавался в письме своей супруге Екатерине Ильиничне Кутузов. В «Официальных известиях» русское командование предпочло умолчать об ошибке, допущенной при избрании позиции, а следовательно, об истинных причинах и настоящем масштабе «адского дела» в окрестностях Шевардинского редута.
По всей вероятности главной причиной сражения явилось то, что 2-я армия подверглась нападению в момент перемены фронта. Специалисты никогда не исследовали вопрос, где находились войска Багратиона к началу Шевардинского сражения. Д.В. Душенкевич сообщал, что 2-я гренадерская дивизия К. Мекленбургского в этот день находилась «на высотах резерва», то есть за Семеновским оврагом. Можно предположить, что 2-я сводногренадерская дивизия Воронцова уже преодолела «лощину», Каменский овраг, и располагалась в районе Семеновских флешей, составляя вторую линию. В этом случае на первоначальной позиции оставался лишь участок «кор де баталь» под командованием Горчакова, не успевший вступить в назначенную линию.
В Шевардинском сражении 2-я армия лишилась около 6 тысяч человек. Следует ли говорить, как несвоевременны были для нее эти боевые действия накануне генеральной битвы? «И хотя неприятель усиливался и, возобновляя колонны, старался опрокинуть наши войска, но храбростью русских везде поражаем был с сугубою и гораздо важнейшею потерею», - доносил Александру I Багратион. Русские потери, по мнению историков, оказались значительнее. «Это было предопределено значительным численным превосходством, особенно в орудиях французской группировки, боровшейся за редут», - поясняет В.Н. Земцов. Так, Орденским кирасирским полком в день битвы при Бородине командовал майор. Генерал-майор Неверовский, начальник 27-й пехотной дивизии, вспоминал: «Накануне сего сражения дали мне 4000 рекрут для пополнения дивизии; я имел во фрунте 6000, а вышел с тремя». «Ведомость о недостающем числе людей» от 19 августа 1812 г. показывает самые большие потери по 2-й армии в 27-й пехотной дивизии. Это явствует из письма Багратиона Барклаю де Толли от 5 августа 1812 г.: «Всем известно, что корпус генерал-лейтенанта Раевского и 27-я дивизия потеряли довольно много против неприятеля. Я прошу в[аше] высокопревосходительство для усиления дать мне один корпус, иначе я весьма слаб». Не надолго потери были возмещены за счет новобранцев, приведенных Милорадовичем.
Отметим, что первые источники указывают на парадоксальное расхождение слов и поступков главнокомандующего, который постоянно указывал на «слабое место позиции», опасаясь угрозы обхода по Старой Смоленской дороге. Об этом он писал в рапорте 23 августа. Кутузов признал основательными опасения Багратиона по поводу того, что «в настоящем положении», то есть 24 августа, левый фланг позиции «подвергался величайшей опасности». Однако, по словам Барклая, он распорядился о перемещении боевых порядков 2-й армии к Семеновскому только «в случае нападения неприятеля». При этом Барклай недоумевал, почему это движение не могло быть выполнено «заблаговременно». Он же указал и на то удивительное обстоятельство, что Кутузов с Беннигсеном полагали, что Старую Смоленскую дорогу могут охранять «нестроевые войска». И это, напомним, при постоянных опасениях Кутузова быть по ней обойденным! Слова Барклая можно было бы признать сомнительными, но факты свидетельствуют о достоверности этих сведений: на Старой Смоленской дороге длительное время находились только казачьи полки Карпова и егеря. По словам В.Н. Земцова, исследовавшего планы Наполеона перед сражением, французский полководец был обескуражен отсутствием русских войск там, где, по его мнению, их должно было быть больше всего. Мы можем высказать предположение, что Кутузов, не получив известий о сближении «депотов второй линии» и армий Чичагова и Тормасова, готов был продолжить отступление до получения более полной информации о подкреплениях. Однако Наполеон отверг предложение маршала Даву о глубоком обходе левого крыла русской армии и предпочел фронтальную атаку русской позиции. Сражение же 24 августа оказалось более ожесточенным и масштабным, нежели предполагал Кутузов. 2-я армия упорно обороняла Шевардинский редут, оставив его по повелению Кутузова. Одновременно было остановлено продвижение корпуса Понятовского по Старой Смоленской дороге, то есть основания для отступления за Можайск у Кутузова отпали. Противник не покушался на обход, ограничившись разведкой 25 августа, и Кутузов, оставив армию на Бородинской позиции, прикрыл Старую Смоленскую дорогу 3-м пехотным корпусом, добавив «для видимости» около 10.000 московского ополчения. Документы, предшествовавшие генеральному сражению, позволяют предположить: в случае большей настойчивости противника русская армия продолжила бы отступление по Новой Смоленской дороге, а «Шевардинское дело» превратилось бы в арьергардный бой.
Приняв во внимание источники, предшествовавшие генеральному сражению 26 августа, включая рапорт Кутузова от 25 августа, можно сделать вывод, что «адское дело» при Шевардине явилось следствием первоначальной ошибки, допущенной квартирмейстерской частью при избрании позиции левого фланга. Масштаб событий при Шевардине отнюдь не ограничивается локальным столкновением, войска 2-й армии участвовали в нем в полном составе, предотвратив угрозу преждевременного нападения противника. Правомерно называть столкновение при Шевардине термином «сражение», как это было принято в первых источниках.
* * *
Военно-оперативная документация, письма, дневники и воспоминания участников битвы содержат противоречивую оценку действий русского командования в период подготовки генерального сражения при Бородине. Системный анализ источников позволяет сделать вывод, что причина этих противоречий восходит к сложным взаимоотношениям высшего генералитета русской армии, среди которого по-разному определялась конечная цель сражения. В историографии почти не прослеживается связь замыслов главнокомандующего с «приисканием позиции». Источники убедительно свидетельствуют, что Кутузов намеревался дать именно оборонительное сражение, чем объясняется выбор позиции и расположение войск на ней. В планах главнокомандующего особая роль отводилась Новой Смоленской дороге. Непомерное усиление правого фланга, прикрывавшего эту дорогу, можно объяснить не только значимостью этой коммуникации, но и стремлением Кутузова отвлечь внимание противника от левого фланга. В отечественной историографии существует тенденция объяснять действия
Кутузова ошибкой, но именно показная мощь правого крыла заставила Наполеона ослабить корпус Даву и также держать значительные силы в районе главной коммуникации. Не менее заметно расхождение мнений между источниками и историческими описаниями в оценке оборонительных возможностей левого фланга, понятие о котором в трудах историков сузилось до трех Багратионовых флешей. Участники битвы включают в понятие «левый фланг» деревню Семеновское, сообщая о высотах, «занятых сильной артиллерией». Это несовпадение ведет к тому, что авторы исторических описаний, забывая об артиллерии, видят слабость левого крыла в том, что оно открыто для фронтальных нападений, а участников битвы волновала угроза с фланга. В историографии прочно укрепилось мнение о батарее Раевского как о «ключе позиции» в центре, в то время как источники указывают на то, что это было одно из укреплений, усиливающих оборону Семеновского. В поле зрения русского командования эта высота попала лишь после «Шевардинского дела» 24 августа, которое историки именуют «арьергардным боем», в то время как Кутузов в рапорте от 25 августа назвал это военное столкновение сражением. Именно этому определению соответствует значимость события и количество войск в нем участвовавших: источники позволяют сделать вывод, что под угрозой находилась вся русская армия, левое крыло которой подверглось нападению во время перемены фронта. Последнее обстоятельство было вызвано исправлением ошибки, допущенной в первоначальном размещении левого фланга русской армии. Перемена позиции, безусловно, ограничила время и возможности ее укрепления. Однако многие участники битвы, как в русской, так и в неприятельской армии в целом высоко оценивали возможности русской позиции при Бородине, в том числе на левом фланге.
Дата добавления: 2019-09-13; просмотров: 284; Мы поможем в написании вашей работы! |
Мы поможем в написании ваших работ!