II. Объяснение и оценка западных моделей.
Итак, мы рассмотрели формирующиеся западные тенденции относительно различных форм мультикультурализма и прав национальных меньшинств. В этой связи возникает два вопроса. Во-первых, почему так много западных стран двинулось в данном направлении? И, во-вторых, как следует оценивать эту тенденцию? Следует ли рассматривать данные модели в качестве «успешных» или «наилучших практик», которые необходимо высоко оценивать и даже применять в других регионах, например, в станах Центральной и Восточной Европы?
Позвольте мне начать с первого вопроса. По моему мнению, эти тенденции проявились, и, возможно, стали неизбежны для западных демократий, в связи с тремя ключевыми факторами:
Демография: Первый фактор – демографический. В прошлом многие правительства надеялись или ожидали, что национальные меньшинства просто исчезнут путем вымирания, ассимиляции или межнациональных браков. Сейчас понятно, что такого не случится. Коренные народы представляют собой быстро растущую часть населения в странах проживания, отличаясь высоким уровнем рождаемости. Для большинства западных стран характерно постоянное увеличение доли иммигрантов. Многие эксперты признают, что для компенсации снижения уровня рождаемости и старения населения в будущем понадобится даже больше мигрантов. Внутригосударственные национальные меньшинства на Западе также растут в абсолютных цифрах, даже если их доля в населении страны остается неизменной или незначительно сокращается. Больше никто не может мечтать о том, что национальные меньшинства исчезнут. Численность населения учитывается, особенно в демократических странах, и смещается в направлении недоминантных групп.
|
|
|
Осознание прав: Второй фактор – революция прав человека и, как следствие, развитие «осознания прав». С 1848 года международный порядок основывается на имманентном равенстве всех людей, как отдельных личностей, так и народов. Международный порядок решительно отверг идеи расового и этнического неравенства, согласно которым некоторые народы были лучше и, следовательно, имели право управлять другими.
Важно помнить какими фундаментальными являются эти идеи о равенстве людей. Идеи иерархии народов были широко распространены на Западе вплоть до второй мировой войны, когда фанатичная и смертоносная политика Гитлера поставила их под сомнение. В действительности, вся система европейского колониализма основывалась на идее иерархии народов и являлась определенным принципом, как внутренней политики государств, так и международного законодательства на протяжении XIX-первой половины XX вв.
|
|
|
В настоящее время идея равенства людей не вызывает сомнений, по крайней мере, официально. Здесь имеет значение не само по себе изменение международного закона, имеющего незначительное влияние на повседневную жизнь людей. Настоящее изменение произошло в сознании людей. Представители исторически подчиненных народов сегодня требуют равенства и требуют его в качестве права. Они верят, что имеют право на равенство именно в данный момент, а не в каком-то неопределенном будущем.
Такое осознание прав стало широко распространенной чертой современности, что трудно представить, что оно не существовало ранее. При изучении исторических документов выясняется, что в прошлом меньшинства, как правило, подтверждали свои требования не обращением к правам человека или равенству, а взывая к великодушию правителей, дарующих привилегии, часто в обмен на верность и службу государю. Сегодня, наоборот, национальные меньшинства уверены, что право на равенство является неотъемлемым правом человека, это не благосклонность или милосердие, и особо нетерпимы к восприятию этого как затянувшихся проявлений прежних иерархий.
Конечно, не существует единого понимания «равенства» (и, в свою очередь, какие действия являются свидетельством «иерархии»). Те, кто принимает принцип равенства народов, могут не согласиться, например, с требованием официального билингвизма или участием национальных ассоциаций в политике. Однако не существует сомнения, что западные демократии исторически давали привилегии одной национальной группе перед другими, являвшимися предметом ассимиляции или исчезновения. Такая историческая иерархия народов находит свое отражение в политической деятельности и социальных институтах государства: от школ и государственных символов до политики в отношении языка, иммиграции, средств информации, гражданства, разделения властей, электоральной системы. Дот тех пор, пока лидеры национальных меньшинств могут выявлять (или вспоминать) проявления этих исторических иерархий, они смогут способствовать всеобщему осознанию членами общества своих прав.
|
|
|
Демократия: Третий ключевой фактор – демократия. Проще говоря, укрепление демократии ограничивает способность элит подавлять оппозиционные движения. Во многих странах элиты запрещают политические движения меньшинств, либо даже платят киллерам или военным за избиение или убийство лидеров движений национальных меньшинств, либо подкупают полицию или судей, чтобы посадить их в тюрьму. Страх перед такого рода подавлениями часто удерживает национальные меньшинства от даже самых простых требований. Самая безопасная стратегия поведения для меньшинств во многих странах – безмолвность.
|
|
|
Тем не менее, в устоявшихся демократиях, где демократия представляется наиболее оптимальным вариантом, ничего не остается, как одобрить политическую мобилизацию национальных меньшинств и продвигать их требования. С результате, представители национальных меньшинств не боятся высказываться. Они могут не выиграть в политических дебатах, но они не боятся быть убитыми, заключенными или уволенными за попытку. Отсутствие страха вместе с осознанием своих прав объясняет активную политику национальных меньшинств в рамках западных демократий.
Более того, демократия предполагает множественность точек доступа к процессу принятия решения. Если группа блокируется на одном уровне антипатичным правительством, она может вести свои дела на другом уровне. Даже если антипатичные правые партии пришли к власти на высшем уровне и пытаются ущемлять права меньшинств, национальные меньшинства могут сосредоточиться на региональном или муниципальном уровне. И даже если все эти уровни заблокированы, они могут обратиться в суд, в том числе и международный. Демократия предполагает множественность способов доступа к власти.
При условии присутствия этих трех факторов – увеличения численности, рост осознания прав и множественность способов доступа к безопасной политической мобилизации – тенденция принятия этнического многообразия будет распространяться. Впрочем, это фактически неизбежно. Такой вывод следует из опыта всех западных демократий. Эти тенденции не зависят от присутствия или отсутствия определенных личностей, политических партий или электоральных систем. В западных демократиях существует огромное число вариаций относительно личностей лидеров, программ партий и электоральных систем. Несмотря на это, базовая тенденция в отношении этнического многообразия одинакова. Объяснение этому основывается на этих трех факторах: численности населения, осознании прав и возможных структурах власти.
Конечно, существуют отклонения от общей тенденции. Экономический кризис или угроза государственной безопасности могут отсрочить обсуждение прав национальных меньшинств. К примеру, события 11 сентября изменили ход дебатов по поводу принятия арабских и мусульманских мигрантов во многих западных странах. (Вернемся к соотношению прав национальных меньшинств и государственной безопасности позже, т.к. это особенно важно в контексте рассмотрения стран Центральной и Восточной Европы.) Но на Западе такие экономические или геополитические кризисы относительно редки и приводят только к временному отклонению от общей тенденции адаптации национальных меньшинств.
Множество социальных факторов лежит в основе тенденции к мультикультурализму и правам меньшинств на Западе. Но как оценивать этот тренд? Следует ли считать его «успешным»? Стоит ли высоко оценивать и, возможно, применять в других регионах развивающиеся западные модели мультикультурализма иммигрантов, самоуправления коренных народов и многонационального федерализма?
Обратимся к оценке многонациональных федераций, т.к. они, возможно, имеют прямое отношение к странам Центральной и Восточной Европы и, в то же время, вызывают большое количество дискуссий. Хорошо ли функционируют многонациональные союзы на Западе? В некоторых случаях слишком рано еще судить об их успешности. К примеру, сравнительно недавняя федерализация Испании и Бельгии, децентрализация в Великобритании в течение последних нескольких лет.
Тем не менее, анализируя ряд таких примеров, можно сделать достаточно верные выводы об их достоинствах и недостатках. Многонациональный федерализм на Западе, несомненно, был успешным в определенной степени, однако, очевидно, что в некоторых случаях он проявил свою несостоятельность.
Начнем рассмотрение его достоинств. Многонациональный федерализм оказался успешным, по крайней мере, в пяти следующих направлениях:
i. Общественное спокойствие и личная безопасность – многонациональным федерациям удалось справиться с конкурирующими национальными идентичностями и националистическими проектами при практически полном отсутствии насилия и террора как внутри государства, так и внутри национального меньшинства.
ii. Демократия – национальная политика характеризуется в настоящее время утверждением «бюллетеней не пулями», в ней действуют демократические методы, отсутствует угроза военного переворота или авторитарных режимов, которые приходят к власти от имени национальной безопасности.
iii. Права личности – эти реформы были проведены в рамках либеральных конституций, с глубоким уважением гражданских и политических прав личности.
iv. Экономическое процветание – переход к многонациональному федерализму осуществлялся без угрозы экономическому благосостоянию граждан. В действительности, страны, перешедшие к многонациональному федерализму, являются одними из самых богатых в мире.
v. Межгрупповое равенство – многонациональный федерализм обеспечил равенство групп большинства и меньшинств. Под равенством здесь понимается «недоминирование», т.е. одна группа не является беззащитной под властью другой. Многонациональный федерализм позволил создать большее экономическое равенство групп большинства и меньшинств; большее равенство в политике, так что меньшинства не постоянно проигрывают на выборах; а также большее равенство в социальной и культурной сферах, выраженное, например, в сокращении количества предрассудков и случаев дискриминации.
По вышеперечисленным критериям распространение многонационального федерализма на Западе можно оценивать как положительное явление. Появление многонациональных федераций способствовало не только регулированию конфликтов, возникающих на почве противостоящих национальных идентичностей, мирным, демократическим способом, но и обеспечению высокого уровня экономического процветания и индивидуальной свободы граждан. Важно отметить, что признается огромная власть национализма за последнюю сотню лет. Национализм уничтожил колониальные империи и диктатуру коммунизма и перераспределил мировые границы. Несмотря на это, демократические многонациональные федерации добились успеха в уменьшении силы национализма. Демократический федерализм «приручил» и «усмирил» национализм путем уважения прав и свобод личности. Трудно представить иную политическую систему, которая сможет соответствовать этим требованиям.
Тем не менее, есть два существенных недостатка многонациональных федераций. Во-первых, данный опыт межгрупповых отношений вряд ли является моделью устойчивого и конструктивного межкультурного взаимодействия. В лучшем случае члены доминирующей группы не знают или безразличны к внутренней жизни национальных меньшинств, и наоборот. В худшем случае отношения между группами основаны на чувствах неприязни и раздражения. Несмотря на важные реформы государственных институтов в направлении многонационального федерализма, национальные меньшинства, как правило, все еще чувствуют, что прежняя идеология однородного государства-нации не до конца изжила себя, что представители доминантной группы еще не полностью согласились с принципом многонационального государства (или пока не приняли все его проявления). Напротив, представители доминантной группы, как правило, считают, что национальные меньшинства непризнательны произведенным изменениям, неразумны в своих ожиданиях, и их невозможно удовлетворить. В результате, межгрупповые отношения часто высоко политизированы, т.к. представители обеих сторон слишком критичны в отношении кажущегося пренебрежения, оскорбления и непонимания. Поэтому многие люди по возможности избегают межгруппового контакта или, по крайней мере, не прилагают никаких усилий для контакта с представителями других групп. Если же контакт происходит, он стремится свестись к довольно грубой форме переговоров, чем к более глубокому уровню культурного взаимодействия или дискуссии.
Такой результат часто описывается феноменом «параллельных обществ» или даже «двух уединенных мест». Рассмотрим фламандцев в Бельгии или квебекцев в Канаде. Многонациональный федерализм позволил этим национальным группам жить в системе собственных социальных институтов, общаясь на своем родном языке. В прошлом эти группы находились под сильным экономическим, политическим и общественным давлением социальных институтов, функционирующих на языке доминантной группы. К примеру, во всех судах, университетах, законодательных актах использовался доминантный язык. Сегодня, вследствие принятия модели многонационального федерации, эти группы смогли создать большое число общественных институтов на своем родном языке, чтобы иметь доступ к образовательным, экономическим, правовым и политическим возможностям без изучения языка доминантной группы и без участия в управлении социальными институтами, созданными доминантной группой. В сущности, такие типы многонациональных федераций способствуют созданию «параллельных обществ», существующих наряду с доминантным обществом и не предполагающих активного взаимодействия.
Фактически взаимодействия параллельных обществ могут быть минимальными. Франкоговорящие и англоговорящие общества в Канаде часто описываются как «два уединенных места», что, по моему мнению, точно описывает ситуацию. Франкофоны и англофоны в Канаде читают разные газеты, слушают разные радиостанции, смотрят разные телепередачи, читают разные книги. Более того, они обычно не интересуются культурой друг друга. Только некоторые англоговорящие канадцы желают узнать о развитии культуры франкоговорящих канадцев, и наоборот. Англофонам неинтересно чтение французских авторов (даже в переводе) или знание новой звезды экрана, ученого или артиста из Квебека (и наоборот).
Такой тип параллельных обществ также существует в Бельгии, где живут фламандцы и франкоговорящее население; а Швейцарии – германо-, франко- и италоговорящие группы. В Швейцарии три группы населения «стоят спиной друг к другу». Французские швейцарцы обращены к Франции, итальянские – к Италии, немецкие – к Германии. Каждая группа сосредоточена на собственной культурной жизни, а также на СМИ и культуре соседних стран, на языке которых они говорят. Большинство швейцарцев разделяют идею многоязыкового государства, которое признает и разделяет власть между группами, входящими с его состав. Но лишь некоторые граждане заинтересованы в знакомстве и взаимодействии с членами других национальных групп.
Одним словом, рост справедливости на уровне государственных институтов не сопровождается улучшениями на уровне межгрупповых отношений. Государство стало открытым для всех граждан, а вклад каждой национальной группы является важным для развития общества в целом. Но с точки зрения индивидов, факт существования других национальных групп не является положительным. Напротив, уровень взаимного безразличия в этих странах (и, следовательно, сведение межэтнических отношений к заключению торговых сделок) можно описать, по мнению одного из критиков мультикультурализма, как «отвратительный». Государство стало более справедливым, открытым, готовым принять других граждан, но межнациональные отношения остаются напряженными и натянутыми.
Во-вторых, существование многонациональных федераций не устранило раскола на политической арене. Наоборот, сепаратистские идеи и сепаратистская мобилизация являются сегодня частью повседневной жизни многих западных многонациональных федераций. Партии сепаратистов сражаются за политическую власть, и избиратели даже могут голосовать за распад государства на референдуме (как в Пуэрто-Рико и Квебеке). До настоящего времени ни один такой референдум на Западе не увенчался успехом. Это означает, что переход к федерализму уменьшил вероятность распада государства, поскольку, определенно, одно или несколько этих государств давно бы распались без федерализма. Если бы Канада, Бельгия и Испания не стали бы федерациями, сегодня они могли бы уже и не существовать как отдельные государства.
Но даже если федерализм уменьшает вероятность распада государства, он не приводит к устранению раскола на политической арене. Сепаратисты выступают на телевидении, в газетах, они открыто борются за политическую власть. Сепаратистские политические партии часто получают мощную поддержку на выборах: например, 40% в Квебеке, 30% в Шотландии, 15% в Бельгии или Стране Басков, 10% в Каталонии, 5% в Пуэрто-Рико. Это означает, что сепаратисты присутствуют в парламентских и правительственных органах и выражают там свои взгляды. Таким образом, если многонациональный федерализм уменьшил вероятность распада государства, он не решил проблему присутствия раскола в политической жизни страны. Он не «решил проблему распада государства».
Итак, мы имеем баланс достоинств и недостатков многонациональных федераций. Какой же должна быть общая оценка этого явления? Некоторые считают, что недостатков больше. Для некоторых – назовем их «государственники» - ключевым вопросом является распад государства. По их мнению, ключевым критерием оценки государственных институтов является устранение угрозы государственного раскола. Первоочередной задачей каждого государства является обеспечение целостности границ, поэтому, в первую очередь, государства должны устранить раскол на политической арене, а уже потом заниматься вопросами прав личности, демократии и равенства. С точки зрения государственников, многонациональный федерализм не действует.
Для других – назовем их «коммунитарии» - ключевыми являются межличностные отношения граждан. Они считают, что политическое сообщество должно быть именно сообществом, объединенным чувствами братства и общей идентичности. С точки зрения коммунитариев, многонациональный федерализм отказывается от идеи единого сообщества. Он разделяет идею существования более или менее постоянного разделения внутри государства и, в действительности, институционализирует это разделение внутри государственных структур. Не желая принимать такого рода разделения внутри государства, коммунитарии отвергают многонациональный федерализм.
Однако на Западе многие граждане пришли к выводу, что достоинства многонационального федерализма превышают его недостатки. С их точки зрения – назовем это «либерально-демократическим» подходом – ни неприкосновенность государственных границ, ни сила чувств общности не являются здесь основным критерием. Политические институты скорее должны оцениваться по степени их влияния на жизнь индивидов, которое проявляется в базовых либеральных критериях: личная свобода и безопасность, демократические права, экономическая безопасность и процветание.
С либерально-демократической точки зрения, тот факт, что члены национальных групп «повернуты спиной друг к другу», может быть источником разочарования. Но они считают себя свободными и равными гражданами, живущими в мире и благополучии в государстве, которое защищает их права и беспристрастно относится ко всем национальным группам. Конечно, это и является приоритетной задачей либерально-демократического государства. Кроме того, требования сепаратистов пересмотреть государственные границы, может быть источником фрустрации. Однако сепаратистская мобилизация допускается при условии, что она происходит на мирной демократической основе при соблюдении либеральных прав и свобод. Для устранения сепаратистской мобилизации и общественного разделения необходимо устранить внутригосударственный национализм, а это, в свою очередь, может быть достигнуто путем ограничения прав личности и демократических свобод. Как уже отмечалось, в основе этнической мобилизации лежат социальные силы, где бы ни получали национальные меньшинства и аборигены личную свободу и пространство для мобилизации против унаследованных иерархий (как они это воспринимают). Следовательно, выбор стоит между поиском либерально-демократических средств институционализации этой этнической мобилизации и принятием антилиберальных и антидемократических средств ее подавления. Для либерал-демократов выбор очевиден.
В любом случае, остается неясным эффект от стремления подавить национализм меньшинств. Вероятно, национальная мобилизация будет происходить в подполье, возможно, даже в форме ожесточенного сопротивления. По мере того, как государственники и коммунитарии будут рассчитывать принять антилиберальные или антидемократические меры подавления внутригосударственного национализма, они осознают тщетность усилий, принимая во внимание, растущее число представителей меньшинств, осознающих свои права. Государственники и коммунитарии на Западе медленно и неохотно отказываются от идеи создания политического сообщества, лишенного сепаратистских настроений или общественного разделения.
Одним словом, наблюдается рост согласия с правомерностью существования многонационального федерализма на Западе, который пока ограничивается амбивалентностью и сомнениями. Представители доминантной группы разочарованы и возмущены тем, что многонациональный федерализм не способствовал устранению сепаратистской мобилизации и общественного разделения. Представители национальных меньшинств обычно считают, что некоторые характеристики прежних иерархий остаются в привычках и действиях доминантной группы, а также на уровне государственных институтов. Они возмущены тем, что представители доминантной группы не в полной мере принимают дух товарищества. Эти чувства обиды и непонимания нарастают и убывают, но они всегда на поверхности, что побуждает стороны задаться вопросом о целесообразности предпринятых усилий и дальнейшей целостности государства.
При данных обстоятельствах неверно рассматривать многонациональный федерализм как «успешное» явление, не говоря уже о том, чтобы превозносить его. Вряд ли большинство западных граждан прославляет многонациональный федерализм. И все же за сомнениями и амбивалентностью есть чувство, что это наилучший и, возможно, единственный, способ борьбы с внутригосударственным национализмом для либеральных демократий.
Дата добавления: 2019-02-22; просмотров: 251; Мы поможем в написании вашей работы! |
Мы поможем в написании ваших работ!