Национальное государство Швейцария и патриотизм в нем.
Критика статьи Уилла Кимлики о многонациональных государствах.
Ненад Стоянович
В последние годы мы наблюдаем значительное повышение интереса к проблемам мультикультурализма. Эта проблема стала наиболее обсуждаемой в сфере либеральной политической теории. Основной вопрос звучит так: Как должно реагировать государство на требования, исходящие от групп его граждан, которые предъявляют дифференциальные претензии на основании их культурной самобытности?
Один из самых влиятельных авторов прошлого десятилетия, который попытался дать оценку теоретической модели защиты ‘культурных прав’ в либеральной перспективе, это Уилл Кимлика. Его теория неизбежно затрагивается в любом современном обсуждении явления мультикультуролизма.
Эта статья возникла впоследствии моего анализа теории Кимлики. С одной стороны, я нахожу его использование терминов, таких как, ‘культура’ и ‘нация’ скорее неоднозначным и двусмысленным с либеральной точки зрения. Это незначительная проблема, поскольку основная цель автора состояла в том, чтобы предоставить либеральную теорию защиты культурных прав. С другой стороны, я был разочарован тем способом, которым он надеялся представить Швейцарию, как пример «многонационального государства. Предоставленные в подтверждение доказательства представляются мне недостаточно обоснованными и несоответствующими действительности.
|
|
|
В этой работе я не намерен предоставить альтернативу касательно работы с ‘культурными различиями’. Мои цели скромнее. Для начала, я хочу обеспечить критическую оценку теории Кимлики, указав на некоторые из ее концептуальных погрешностей.
Во-вторых, я бы хотел рассмотреть вопрос Швейцарии, защищая тезис о том, что Швейцария не является многонациональным государством.
Я убежден, что теория Кимлики о мультикультуролизме, в которой Швейцария играет ключевую роль, ошибочно обрисовывает положение в стране и неверно истолковывает ее мультикультурный опыт. В конце статьи, я попробую подвести итоги, исходя из полученных данных, которые, я надеюсь, смогут служить, если не как альтернативная модель, то, как минимум, как предложение Вам некоторых занимательных уроков, которые мы можем почерпнуть из от Швейцарского опыта.
Polis / R.C.S.P./C.P.S.R. Т. 11, Специальный выпуск 2003
I Кимлика : Краткое содержание
Я не думаю, что Уиллу Кимлике удается примирить основы либерализма с понятиями национализма. По сути, одно дело -спорить, что людям необходим 'контекст выбора "для того, чтобы осуществить свое право на" лучшую жизнь ", другое дело -утверждать, что такие условия выбора предоставляются народам и культурам только в виде языковых различий.
|
|
|
2 "Если либерал, как полагает Кимлика - вдруг согласился бы с мыслью о том, что вопрос "Кто я такой?" не имеет значения для его либерального мировоззрения, и ни одна группа лиц не является составляющей для идентификации личности, то невозможно рационально понять, почему его представление о "нации должно быть критерием такой идентификации."
С другой стороны, вопрос перехода от ‘культуры’ к ‘нации’ ,в теории Кимлики, является проблематичным, так как государственный язык имеет свою собственную политическую специфику. Кимлика, кажется, осознает это, заявляя,- «смысл cсуществования отдельных наций в пределах большого государства заключается в том, что они являются потенциально дестабилизирующими’, в то же время признавая, что он до сих пор не в состоянии определить источники единства в «многонациональном демократическом государстве» (1995: 192). Фактически, это представляет собой фундаментальный вопрос, на который теоретикам-либералистам еще предстоит ответить.
Кроме того, в теории Кимлики, основные различия между однонациональными и многонациональными государствами остаются неясными.
|
|
|
С одной стороны, так как он утверждает, что : «в очень небольшом количестве стран граждане разделяют общий язык, или принадлежат к одной и той же этнонациональной группе», можно предположить, что все страны в мире, за исключением, пожалуй, Исландии и Кореи, являются многонациональными(Kymlicka, 1995: 1, 196 n.1). В таком случае, большинство стран, на сегодняшний день, должно волноваться за свою стабильность. С другой стороны , Кимлика постоянно делает выводы из таких различий, указывая на конкретные и относительно ограниченные примеры многонациональных государств. Такие примеры постепенно сокращаются до того, что автору остается лишь одна надежная страна, чтобы показать,- многонациональное государство может быть жизнеспособным,- и этим государством является Швейцария.
Моя цель –привести доводы, подтверждающие, что Кимлика ошибочно интерпретирует опыт Швейцарии в ключе мультикультурализма , когда он провозглашает ее «самой многонациональной страной» (Kymlicka, 1995: 18).
Я же, напротив, считаю, что Швейцария является истинным национальным государством и на протяжении веков в нем разрабатывалась особая модель патриотизма.
Чтобы проиллюстрировать это, я ,прежде всего, хотел бы коротко упомянуть историческое свидетельство того, что что Швейцарская нация формировалась постепенно с конца 18-ого столетия и что это довольно типичный результат такого процесса. Затем я перейду на социологическое изучение доказательств двух особенностей, которые Кимлика непосредственно рассматривает, как существенные в принятии государственного языка: а именно,- способность нации на самоопределение (определение- обоснованный аргумент) и предположение о том, что представляют собой «очаги идентификации» ( отличительная черта- обоснованный аргумент). Я хочу показать, что швейцарские языковые группы не рассматривают себя в качестве отдельных "наций", и не видят в своих соответствующих языковых общинах «первичные очаги идентификации»
|
|
|
Тем не менее, вполне возможно, когда-нибудь Швейцария могла бы стать многонациональным государством . Некоторые данные, связанные с усиливающимся воздействием средств массовой информации на территории всего государства и потенциального деления влияния прямой демократии, показывают, что Швейцария, в конечном итоге, может быть разделена на отдельные языковые блоки, таким образом, как это практикуется в современной Бельгии. Столкнувшись с такой альтернативой, я буду вынужден , в третьей части, выделить несколько нормативных аргументов, которые говорят в пользу сохранения концепции единой швейцарской нации.
II -Швейцария
- Историческое свидетельство
Конец 18-ого века явился переломным моментом для мировой и европейской истории.
Это утверждение особенно верно для сферы политики. Сдвиг источника государственного суверенитета от сокровенного и личного к популярному и обезличенному коренным образом изменил концепцию управления государством и политической жизнью. Таким образом, два главных политических переворота того времени- Американская (1776 года) и Французская (1789 года) Революции, поместили понятия ‘народ’ и ‘нация’ в центр политической жизни. Выражение :«Мы, народ Соединенных Штатов Америки…» и «Французская нация» стали лозунгами того времени.
Поэтому, я считаю целесообразным начать обсуждение Швейцарской государственности в конце18 века, представив сперва краткий обзор о происхождении Швейцарской Конфедерации . Моя цель заключается в обеспечении учета первых политических событий, которые привели к возникновению и реализации идеи о швейцарской нации. По этой причине я должен сосредоточить внимание на событиях, имевших место после 1798 года, когда была создана Гельветическая Республика, на событиях, ведущих к созданию Общегосударственной Конституции в 1848 году. В этом году возникло современное федеративное государство Швейцария и, так как Кимлика часто утверждает, что «многонациональные государства», подобно Швейцарии , были сформированы на основе «более или менее добровольного союза двух или трех
Европейских культур» (Kymlicka,1995: 13), предельно важно доказать, выдерживает ли такая точка зрения критику в случае Швейцарии.
Моя вторая цель - показать, что дискуссии о существовании единой швейцарской нации не новы и и были распространены в интеллектуальных кругах 19-го и начала 20-го столетия. Подобно Кимлике сегодня, большое количество теоретиков того времени опровергали существование Швейцарской нации и критиковались другими мыслителями, кои, наоборот, защищали такую идею. Особенно интересным является зависимость некоторых из последних представителей интеллигенции от альпийского ландшафта , которая рассматривается в качестве "объективной" особенности общей швейцарской нации. Этот вопрос будет иметь более показательный, нежели аналитический характер, но я считаю, важно отметить,- по мнению большинства, несведущее и априорное мнение Кимлики о государствах, таких как Швейцария, представляет собой настоящий «шаг назад», поскольку оно возвращает нас к дискуссиям, которые имели место более века назад.
Каждый процесс формирования нации состоит из некоторых общих символов, обсуждений и практики, призванных обеспечить ‘объективную’ основу для воспитания чувства национальной принадлежности. Таким образом, моя третья цель заключается в обеспечении учета некоторых особенностей формирования государства Швейцария, которые принадлежат к этой категории. Они включают национальные
праздники, публичные церемонии, народные песни и гимны и так далее. Это должно помочь нам лучше понять, каким образом общенациональное чувство было распространено по всей стране.
Об истоках
Во время политических и социальных сдвигов в Северной Америке и Франции, государства Швейцарской Конфедерации все еще жили по своим собственным старым законам. Происхождение этого довольно свободного союза суверенных государств может быть прослежено в объединении 13-го столетия 3-ёх так называемых «лесных округов»- Швица , Ури и Унтервальдена, расположенных ныне в центральной части страны,- которые подписали соглашение о взаимной обороне, чтобы противостоять военным угрозам со стороны правителей Гамбурга.4
Альянс со временем расширялся, так как другие соседние округа, такие как : Люцерн (1332), Цюрих (1351), Гларус(1352), Цуг(1352), Берн (1353), Санкт-Галлен(1451), ). Аппенцель (1452), Шафхаузен (1459), и т.д. постепенно вступали в него.
Швейцарская Конфедерация прекрасно справлялась с задачей обеспечения безопасности независимости своих административных образований.
Частично это было достигнуто с помощью политики нейтралитета, официально признанной Европейскими державами в постановлении Вестфальского мирного договора в 1648 году.
Хотя они могли избежать иностранного вторжения и общей войны, кантоны были втянуты в четыре главных ‘гражданских’ войны(1529, 1531, 1656, 1712) (LINDER, 1994: 7). Все эти войны имели религиозный характер, отразив процесс раскола Католиков и Протестантов в Конфедерация.
Гельветическая Республика (1798-1803)
Наиболее значительные изменения в политической сфере произошли в 1798, с вторжением и окончательной оккупацией Швейцарии армией Наполеона. Прежние режимы Швейцарских кантонов отменены, - провозглашена Гельветическая Республика «единая и нераздельная» .
Она должна была стать одной из ‘братских республик, или ‘буферных государств’, которые Наполеон учредил на востоке Франции. Институционная модель Швейцарской Республики была схожа с моделью Французской Республики - то есть, с высокой степенью централизации. Единственной уступкой, предоставленной Швейцарии французским императором ,в качестве признания ее своеобразной политической истории, была коллегиальная государственная система(Директория ) и деление на административные единицы, практически полностью соответствующие ранее существовавшим кантонам Конфедерации.
Важности Гельветической Республики в Швейцарской истории трудно переоценить. Впервые жители Швейцарии стали принадлежать к одному и тому же общественному институту, иметь равные права и обязанности, в частности право голосовать и участвовать в политической жизни. Другими словами, существование объединенного государства - во Французской революционной традиции - предоставляет ,прежде всего, ‘объективные’ возможности для создания национальной общности всей Швейцарии.
Роль Гельветической Республики в процессе формирования общей национальной идентичности Швейцарии (Guzzi-Heeb 1998: 131): (a) республиканский общественный институт предлагал строительство современного государства путем формирования современного политического пространства и современной нации; (b) в такой политической неразберихе «объективная» национальная идентичность возникла из некоторых национальных особенностей; (c) Гельветическая Республика будет поощрять «чувство национальной принадлежности» в каждом человеке посредством беспрецедентной мобилизации народа. Я буду рассматривать каждый из этих аспектов в свою очередь.
Прежде всего, создание передового государства обеспечило новые политические условия в Швейцарии. Это может быть понято, как предварительное условие для формирования национального единства.
Таких условий не существовало во время предыдущего государственномго устройства Швейцарской Конфедерации.
По Утверждению Доктора Sandro Guzzi-Heeb(адекватный вариант в русском языке не найдет,-Прим. Переводчика) “Ни одна нация не могла появиться в политической системе Швейцарии старого режима, поскольку была недоступна ни одна политико –правовая основа, даже на уровне одного кантона... Политическое и экономическое, социальное и культурное
пространства была весьма фрагментарными . Административно-территориальная единица для решения основных проблем населения в такой мозаичной структуре в первую очередь является коммуна;(Guzzi-Heeb, 1998) 5. Так что, не имеет смысла заявлять, что в 1798 г. Швейцария была «единой нацией», ни что она была в составе различных «кантональный наций, и даже гораздо в меньшей степени «языковой нацией».Деление по политической принадлежности и индивидуальным чертам было настолько огромным, что являляется препятствием для формирования такого заявления. До 1798 года политическая, социальная и экономическая жизнь простого населения была сконцентрирована внутри их сообщества (напр., какой-то деревни Прим. переводчика) и , в меньшей степени, кантона. Начиная с 1798 года и далее, эти две политические единицы (т.е. родная деревня и свой кантон) не перестали, конечно, иметь важное значение, но им пришлось уже выступать наравне с понятием более широкой Гельветической общности.
Кроме того, Гельветическая Республика установила основы не только для поощрения развития общенародной идентичности, но и для консолидации отдельных отличительных черт накантональном уровне. Два процесса проходили параллельно. Некоторые историки даже описывают это, как двойной процесс ‘формирования’ общей нации в Швейцарии ( KREIS, 1995: 77).
Во-вторых, новое государство обеспечило основу для развития определенных‘объективных’ особенностей национальной принадлежности. Это особенно очевидно в трех сферах: экономической, религиозной и политической. Доктор Sandro Guzzi-Heeb иллюстрирует этот вывод на примере южной Швейцарии, где говорят на различных итальянских диалектах. Начиная с раннего 16-ого века, этот регион находился под властью различных Швейцарских кантонов. Он являлся ‘подвластной территорией’. Прибытие солдат Наполеона и последующая отмена прежних прав и привилегий повлекла за собой политическую эмансипацию этих территории. Местное население было окончательно ‘свободно’. Но что же нужно было делать с этой свободой? Развились две различные политические фракции. Одна проталкивала идею аннексии во вновь сформированную Цизальпийскую Республику (что примерно соответствуют современной Северной Италии), страна, с которой итальяноговорящее население когда-то ‘подвластных Швейцарии территорий’ разделило пограничное пространство и более или менее родственные диалекты. Другая фракция, однако, хотела сохранить часть новой Гельветической Республики. Первая фракция назвала себя ‘Независимые Цизальпинцы’ (liberi e cisalpini) и вторая -‘Независимые Швейцарцы’ (liberi e svizzeri). Некоторые члены фракции «Независимые Цизальпинцы ’ пыталась силой навязать их взгляды путем государственного переворота в Лугано, 15 февраля1798года , захватив делегатов из Унтервальдена (Немецкоговорящий кантон в центральной Швейцарии, в то время находившийся под протекцией Лугано). Но ‘огромная и удивительно недружелюбная толпа’ в скором времени собралась на главной площади города и фракции ‘Свободные Цизальпинцы’ была вынуждена выпустить заложников и отступить (Steinberg 1996 [1976]: 11-12. После поражение, “два представителя народа...направили вооруженную группу к делегатам из Унтервальдена... и требовали «Швейцарскую свободу»: ‘Мы требуем свои священные права; мы желаем Швейцарской свободы; наконец, после столетий подчинения, мы готовы к самоуправлению.» ...В разгаре празднования, люди посадили дерево свободы со шляпой Вильгельма Телля, нахлобученной сверху, и провозгласили себя ‘Свободными Швейцарцами’. В течение следующих нескольких дней все остальные подвластные территории в регионе последовали примеру Лугано и объявили себя ‘Свободными Швейцарцами”. (Steinberg, 1996 [1976]: 12).
Из этого отрывка, мы можем понять, что язык и «культура» едва ли вообще играли какую-либо роль в решении италоговорящего населения Южной Швейцарии оставаться в более широкой государственной структуре Гельветической Республики, большая часть которой была франко- и немецкоговорящей. Если бы все обстояло именно так, они бы ,конечно, воспользовались возможностью аннексии в Цизальпинскую Республику. Так каковы же были причины такого решения? С экономической точки зрения, территория современного кантона Тичино всегда играла важную роль в торговле между Северной и Южной Европой. Понятие ‘границы’ не имело современного значения. Но с созданием Цизальпинской и Гельветической Республики, два сильных, современных государства были вынуждены терпеть соседство. Это повлияло на торговлю и логику инвесторов: экономика стала ‘национализированной’. Граница между двумя странами стала экономическим рубежом(Guzzi-Heeb,1998: 136). Все это оказало влияния на ‘ошвейцаривание’ италоговорящего населения Южной Швейцарии и содействовало их отчуждению от италоговорящие территории на другой стороне границы.
Не только экономика, но и религия играла важную роль в ‘национализация’ италоговорящей Швейцарии. Новая Цизальпинская республика оказывала значительное давление на Католическую церковь, и во многих случаях встревала в дела религиозной жизни своих жителей. Гельветическая Республика не устанавливала политики, направленной против католиков. Таким образом, создание новой границы позволяло швейцарским католикам сохранить свои религиозные традиции. Это также послужило значительным «фактором разграничения», который помог предотвратить аннексию италоговорящих территорий Швейцарии в Цизальпинскую Республику (Guzzi-Heeb,1998:136-137). Быть «швейцарцем» -значит сохранять свои традиции.
Наконец, в политической сфере, Гельветическая Республика предоставила беспрецедентные условия для политизации и мобилизации населения(Guzzi-Heeb, 1998: 138).
Любопытно, что противники идеи «объединенной Швейцарии» прибегли к дискуссиям на национальном уровне для того, чтобы отстаивать свои позиции. Так , в 1802 году, в ходе заседания ‘традиционалистов’ в Щвице, в центральной Швейцарии, один из выступавших подчеркнул желание ‘спасти Родину’ и утверждал, что заседание представляет собой ‘Швейцарский народ’. Еще более значимым является тот факт, что непринятие «традиционалистами» новой республики, которое пришло, в основном, из сфер, потерявших стойкие экономические и политические привилегии в 1798 году, привело к необходимости создания горизонтальных связей между различными оппонирующими группами по всей Швейцарии. Это был первый раз, когда «традиционалисты» из Южной части Швейцарии скооперировались с анти-республиканским движением центральной части страны.
Противостояние ‘Традиционалистов’ по отношению к новой республике было столь сильным, что вынудило Наполеона выпустить в 1803 ‘Акт о Медиации» (или «Акт Посредничества» ,-Прим. переводчика )для того, чтобы стабилизировать политическую ситуацию в Швейцарии. Суть Акта, главным образом, состояла из своего рода возвращения к федеративным/конфедеративным порядкам, которые существовали до 1798года. Основное различие заключалось в том, что бывшим «подвластным территориям» было позволено сохранить свою независимость. В результате, был создан италоговорящий кантон Тичино. Кроме того, Наполеон учредил гораздо более широкий спектр общественных прав, чем в любом другом государстве, находящемся под его контролем. Такое решение указывает на два очень важных элемента политической культуры Швейцарии –федерализм и народная (или прямая) демократия, которые до сих пор являются основными элементами единого Швейцарского национального самосознания.
В-третьих,объективные особенности идентичности( общности-Прим.переводчика) ,установленные в период Гельветической Республики, нашли свое отражение на уровне субъективныхособенностей. Sandro Guzzi-Heeb (Guzzi-Heeb, 1998:139-140) демонстрирует это опять же на примере кантона Тичино. Почему подавляющее большинство населения, особенно из сельской местности, выражали желание остаться в составе Швейцарии и сопротивлялись аннексии в Цизальпины, несмотря на тот факт, что они не разделяли одни и те же язык или культуру с населением Гельветики?
Guzzi-Heeb выделяет три Основные причины: (a) политическая модель Цизальпинской Республики воспринималась, как ‘смертельная угроза’ для местного политического порядка, основанного на автономных общинных объединениях под нестрогим конфедеративным контролем ; (b) вхождение в Цизальпинскую республику означало бы потерю важных коммерческих привилегий, как например,- контроль над рынком рогатого скота в Лугано и контроль над коммерческим движением в Южной части Сен- Готарда( самый важный перевал Швейцарских Альп- Прим.переводчика); и (c) это коренным образом изменило бы ситуацию с социально-политической элитой, которая, в случае вхождения ее территорий в Цизальпинскую Республику, потеряла бы свои права по влиянию на соседние города- Милан, Комо и Варезе. По сути дела, италоговорящая элита традиционно осуществляла такую важную функцию, как посредничество между германоговорящими властями с Севера и местным населением.
Интересное заключение Guzzi-Heeb: создание единой Швейцарской национальной идентичности,произошедшее, как минимум, в определенной степени, в результате антинациональной традиции, если под этим понятием мы понимаем ожесточенное сопротивление объединению со стороны некоторых элит и тенденций к централизации в период и после существования Гельветической Республики.
По сути дела, впоследствии «Акта Посредничества» 1803 года, объединениегосударства в ходе первой половины 19-века было произведено, по большей части, на кантональном уровне (Guzzi-Heeb, 1998:145). Только из-за определенного внешнего давления, кантоны и регионы были вынуждены сотрудничать и ,таким образом, формировать «общую национальную судьбу» Швейцарии. Это подвело нас к обсуждению политических событий первой половине 19-го века.
Но прежде позвольте мне кратко изложить основные выводы этой части.
Гельветическая Республика играла существенную роль в процессе формирования нации Швейцарии. Происходило это путем создания институтов современного государства, основанного на верховенстве закона и на защите основных прав и свобод, равных для всех граждан. Влияние нового государства было также отражено и в других сферах жизни, таких как экономическая и религиозная. Все это, в свою очередь, обеспечило условия для формирования особой Швейцарской гражданской общности населения, и дифференцировало государство от соседних стран, часто сродных в языке и/или в религии, как пример, это четко иллюстрирует италоговорящая Швейцария . Но дорога к соединенному швейцарскому государству все еще была долгой и не без препятствий - только в 1848году, пятьюдесятью годами позже, была принята подлинная федеральная Конституция.
1848год. Фереральная конституция.
В этой части, я обращу Ваше внимание на некоторые главные политические события и дебаты, которые имели место в период после наполеоновского влияния в Швейцарии и до подписания федеральной Конституции в 1848 году. В частности, моя цель - подчеркнуть инструментальное и риторическое использование языка Швейцарской государственности в главных политических спорах тех лет, вместо того, чтобы ‘доказывать’ существование Швейцарской нации в ту эпоху.
После того, как в 1803году был принят «Акт о Медации», Швейцария уже не была «единой и нераздельной», но все еще оставалась федеративным государством, в том смысле, что отдельные кантоны получили определенную степень политической автономии, но не формального суверенитета. Такая ситуация продолжалась до упадка политической мощи и последующего военного поражения Наполеона Бонапарта,- человека, который должен быть осужден или восхвален за те грандиозные изменения, что произошли в Швейцарии за этот временной период.
Венский Конгресс (1815 года) символизировал желание вернуться к дореволюционному политическому строю в Европе и ознаменовать начало эпохи ‘Реставрации’. Для Швейцарских кантонов это означало, в общем, возврат прежних привилегий к тем кантонам, которые их потеряли. Попытки восстановления прежних режимов имели место по всей Швейцарии. Эти усилия, как правило, имели успех с одним известным исключением. Власти охраняли автономию и кантональную независимость прежних «подвластных территорий», а именно кантонов Ааргау, Тичино,Вауд. Это шло вразрез с волей некоторых кантонов (Берн, Люцерн, Фрайбург, Золотурн, Ури, Швиц, Унтервальд и Цуг), где у власть принадлежала консервативному течению. Эти кантоны, в 1814году, учредили «Особый Союз», дабы претендовать на возврат когда-то «подвластных территорий». Это почти привело к гражданской войне (Kolz, 1992: 178) и только под угрозами и давлением со стороны иностранных держав «Особый Союз» был распущен.
Наконец, на 8-ое Сентября, 1814, новое соглашение было подписано, без согласия Швица, Ури и Нидвальдена. Отныне Швейцария стала конфедерацией, состоящей двадцать три суверенных кантонов. Кантоны Женева, Нойшатель и Валлис- еще ранее сотрудничающие с Швейцарскими кантонами главным образом в военных целях - стали новыми членами Конфедерации. В соглашении было четко прописано, что новая Конфедерация гарантирует двадцати трем кантонам, входящим в ее состав, обеспечение их безопасности, независимости и защиты от всех атак со стороны иностранных держав, а так же гарантирует мир и порядок внутри границ государства (cited in Kolz, 1992:184). Такая «внешняя защита»
и «внутренний порядок» были главными задачами нового Швейцарского Альянса ( др. название- Конфедерация Швейцарских Кантонов- Прим. Переводчика). Обратите внимание, что вопреки идеалам Французской Революции, был отложен в сторону принцип индивидуальных прав и свобод; Швейцарская Конфедерация была предназначена для обеспечения кантональных свобод (Kolz, 1992:184). Это может быть положено в основу классического различия между понятием «свобода» для людей нового времени и для людей, живших ранее, которое вывел Швейцарский философ и писатель, Бенжамен Констан в те годы.
Первая половина 19-го столетия была временем важных политических сдвигов в Европе, подобно «Португальской революции» 1820-х и 1830-х, «Греческой Революции» 1821- 1832гг. и так далее. Я не буду представлять подробный обзор этих событий. Тем не менее, я хотел бы подчеркнуть, что политическая ситуация в Швейцарии в значительной мере находилась под влиянием событий, происходящих на остальной части континента. Особенно важно, в ключе целей этой статьи, обратить внимание на оппозиционные политические силы в Швейцарии, так как это может пролить свет на процесс формирования национального самосознания.
Главный политический конфликт в Швейцарии, вплоть до образования Федерации в 1848, был между консервативными и прогрессивными силами. Консервативный лагерь состоял большей частью из антиреволюционных властных структур, представители которых потеряли свои привилегии в 1798, и восстановили их вновь в эпоху Реставрацией. Они были особенно сильны в католических кантонах, хотя ни в коей мере не стоит уравнивать эти два лагеря. Однако, важно подчеркнуть, что консерваторы были главными защитниками кантонального суверенитета. Это, конечно, тесно связано с их прежними привилегиями, которые большей частью применялись в пределах отдельно взятого кантона. Они опасались объединения и централизации государства.
В результате, консерваторы, большей частью, были против обсуждения вопроса существования единой Швейцарской общности на государственном уровне.
В то же время, как я отметил ранее, они должны были использовать горизонтальные альянсы (равные по уровню объединения и союзы- Прим. Переводчика) на всей территории различных кантонов и регионов Швейцарии для того, чтобы эффективней отстаивать свои интересы. Это, как это ни парадоксально, явилось значительным толчком по направлению к ‘национализации’ страны, как я уже имел возможность подчеркнуть в пункте, посвященном Гельветичекой Республике.
Прогрессивные силы можно разделить на две главные фракции: радикальная и либеральная.
Они требовали восстановления принципа прав личности , провозглашенных во время Французской Революции. Их влияние было особенно заметно в 1830-е годы, также обозначенные в швейцарских учебниках истории как либеральный этап 'Возрождения'. Во многих кантонах Либералы пришли к власти, изменили кантональные конституции и правовые нормы в ключе личной независимости человека и его естественного права. (Kolz, 1992: 210).В сущности, возможность проведения реформы были выше в протестантских и/ или более развитых, в промышленном отношении, кантонах(Kolz, 1992: 225).
Но либералы и радикалы не были удовлетворены конституциями кантонов : они стремились к новой федеральной установке (Kolz, 1992:374). Большое количество политических деятелей и представителей интеллигенции, которые выступали за централизованную и объединенную Швейцарию, участвовали в национальных дебатах, дабы отстоять свои позиции. Трудно определить, когда упоминание ‘Швейцарского народа’ использовалось, чтобы выразиться глубокие чувства автора, а когда это имело исключительно инструментальный характер. Таким образом, Людвиг Снелл,- сторонник либерализма, признал в своем произведении «призыв» к «перспективному федеративному объединению» и «усилению централизации» то, на что были направлены все желания Швейцарского народа. Слабая кооперация кантонов в то время, утверждает Снелл, не позволяла «ни создавать общественные проекты, ни стоить национальные предприятия,... промышленность ограничена узкими полями для развития, повсюду затруднено развитие торговли, и духовные силы ощущают недостаток самого мощного и самого благородного стимула: осознание своего стремления к единой нации».
Только через создание более объединенного федерального государства может появиться «более реальный и более сильный национальный дух, истинная и всеобщая любовь к Родине» (cited in Kolz, 1992: 374-376). Переплетение страстного желания обладать ‘национальным духом’ и ‘осознание стремления к единой нации’ с учетом потребности в ‘промышленности’ и ‘торговле’, в определенной степени будут способствовать процессу формирования единого государства , исходя из труда Геллнера 1983 года ( «Нации и Национализм» -Прим.переводчика) о функциональных потребностях в промышленной революции. Как я покажу в дальнейшем, с той лишь разницей, что в Швейцарии такая необходимость, вопреки Геллнеру, не переходит в языковое и культурное усреднение .
Существовала ли Швейцарская «нация» в первой половине 19-го века? Вопрос, безусловно, плохо сформулирован, поскольку процесс государственного строительства к тому времени по-прежнему продолжался. Тем не менее, если под «нацией» мы понимаем чувство принадлежности к одной группе людей, ответ, вероятно, будет отрицательным (за исключением, разумеется, элиты).
Большинство обычного населения Швейцарии никогда не переезжало далеко от своей коммуны или кантона. Если, случайно, они встречали швейцарца из другого кантона, то они, вероятно, даже не смогли бы пообщаться( понять друг друга). Но в этом не было ничего исключительного, так как, то же самое можно было сказать о любой другой стране в то время.
В самом деле, ошибкой будет рассматривать это как решающий фактор для определения того, действительно ли существовала единая нация или нет. Мы должны обратить внимание на вещи из соответствующего исторического периода. Основным моментом здесь является то, что в первой половине 19 века, когда первая теория наций (например, Гердер, Фихте), безусловно, циркулировала в интеллектуальных кругах, националистическая пропаганда часто использовалась для того, чтобы оправдать политические цели. Те, кто провозглашал существование данной «нации», как правило, требовали административной централизации и территориального объединения.
В свете этих событий, то, что происходило в Швейцарии, не очень сильно отличалось от итальянского Рисорджименто (период борьбы за политическое объединение Италии- Прим. Переодчика). Простое население Швейцарии, в то время, было неспособно общаться между собой, как, впрочем, и простое население Италии. Как отмечает Де Мауро(De Mauro,1963: 41; Hobsbawm, 1992:38), «к моменту объединения Италии в 1861 году, едва ли 2,5% населения фактически могли говорить на итальянском языке. Разнообразные местные диалекты были настолько сильны, что когда братья Висконти Венеста( государственные деятели Италии -Прим. Переводчика) шли по улице Неаполя, разговаривая по-итальянски, можно было подумать, что они англичане»(Steinberg 1996: 129).
Конечно, итальянские элиты, особенно те, что были втянуты в процесс «унификации» Италии, могли и контактировали друг с другом, но так же поступали и Швейцарские элиты. Основное отличие заключалось в том, что литературный итальянский язык был введен политическим центром повсеместно на территории Италии. В Швейцарии отсутствовало такое введение. Каждый кантон сохранял полную автономию в языковом аспекте. В конечном итоге, по практическим соображениям, были приняты стандартизированные версии немецкого, французского и итальянского языков, но центральная власть в основном умалчивала этот факт.
Таким образом, голословное использование статуса государства было, несомненно, столь же распространено в Швейцарии, как и в других странах Европы.
Каковыми же были политические последствия такой националистической пропаганды?
В случай Швейцарии это подразумевало разработку Федеральной конституции в 1848 году создание более соединенного, более сильного Швейцарского государства.
1848год : Образование Швейцарской федерации.
Беспокойные времена в преддверии 1848 года, венчались непродолжительной гражданской войной, которая длилась с 4 до 29 ноября 1847года. Война началась, когда радикальная фракция Сейма приняла решение о роспуске Зондербунда («Особый союз»). Союз был создан в 1845 году семью консервативными католическими кантонами ( Люцерн, Фрибур, Цуг, Швиц, Ури ,Унтервальден и Веле)с целью обеспечения взаимной защиты в случае агрессии со стороны радикалов.
Оппозиция Зондербунда одержала верх в войне. Счастливым обстоятельством было то, что консервативные иностранные державы ( Пруссия, Россия, Франция и Австрия), полагая, что конфликт продлится дольше, не успели вмешаться. Только 18 января 1848 года они направили Швейцарии ‘интервенционное письмо’, предупреждающее, что они вынуждены будут вмешаться , если ситуация не разрешится. (Kolz, 1992: 546).
Хотя ответ Швейцарии был однозначным – Иностранные державы не имеют никакого права вмешиваться во внутренние дела Швейцарии с тех пор, как на Венском конгрессе они были привлечены только к сохранности Швейцарской территории, но не к делам ее внутреннего порядка- сама возможность зарубежного вмешательства обязала Швейцарские политические элиты заняться скорейшей разработкой новой Конституции. Это обстоятельство также имело определенное влияние по убеждению победителей гражданской войны в необходимости идти на компромиссы.
Комиссии, участвующие в написании новой конституции, были, что не удивительно, разделены на две фракции: первая, большей частью состоящая из радикалов и либералов , настаивала на более централизованном государстве, вторая , старалась сохранить, на сколько это возможно, независимость кантонов.
Я приведу примеры некоторых дискуссий. Моя основная цель- показать, что в ходе обсуждения новой Конституции, термин «нация» использовался исключительно как политическая концепция, воплощавшая собой целостный образ народа, что в свою очередь имеет некоторые сходства с Американской моделью. Внимание к разработке Конституции 1848 года является важным по той причине того что именно в этом году была основана современное федеральное государство Швейцария, основные структуры которого остались неизменны и по сей день. Если в 1848году Швейцария состояла из отдельных языковых народностей, которые решали объединиться и сформировать федерацию –как намекает Кимлика (Kymlicka, 1995: 13) ,- то мы, конечно, рассчитываем найти признаки своеобразия швейцарского общества, которые имели место в полемике по поводу новой Конституции. Увы, как я продемонстрирую далее, нет доказательств, подтверждающих такое заявление.
Как только баланс сил явно перешел на сторону радикального крыла, идея Швейцарской нации была реанимирована в короткие сроки. Например, влиятельный член радикально-демократической партии от кантона Вауд Анри Друэ требовал прямого выбора федеральных представителей, поскольку, по его мнению, «народ» являлся источником суверенитета. Кроме того, он утверждал, что идея «Швейцарской нации» получает от года в год все большее распространение и силу, которые, вне всякого сомнения, проявляются через существование национальных праздников и объединений(Kolz, 1992: 554-555). Конечно, не все восприняли концепцию «швейцарской нации» положительно. Консервативные силы фактически оппонировали этому, не любой ‘культурной’ концепции нации, но из-за их убежденности в том, что понятие ‘нация’ имеет слишком ‘унитарный характер’ (Kolz, 1992: 557). По этим причинам, предложение по первой статье Конституции, – в которой многозначительно упоминается «швейцарская нация»- было отклонено. Однако, оно было включено в водную часть Конституции (Kolz, 1992:575).
Компромисс между защитниками с одной стороны национального, а с другой- кантонального суверенитета наиболее наглядно проявляется в создании двухпартийного парламента, сформированного по Американской модели. Первые будут представлены ‘Национальным Советом’, тогда как Вторые- ‘Советом Штатов( Кантонов)’.
Две ветви Парламента получили равные права и полномочия, за исключением определенных обстоятельств (таких, как выборы членов правительства или федерального судьи), -в этих случаях обе палаты будут голосовать вместе. Система двухпалатного Парламента используется до сих пор.
Были некоторые прения по вопросу о том, должен ли Национальный совет избираться в едином пан-швейцарском избирательном округе или же через контональные округа. Первый вариант поддержали радикалы, так как он, по их убеждению, поспособствовал бы укреплению «патриотических настроений». Второй вариант был более выигрышным с точки зрения всех федералистов, утверждавших, что подобное территориальное разделение на различные избирательные округа уже применяется во Франции и Англии, и что такой принцип , в любом случает, не умалит «национального чувства»’ (Kolz, 1992: 567).
Что особенно стоит отметить, так это то, что не проходило никаких дискуссий по поводу состава Правительства. Семь членов «Федерального Совета» были утверждены в соответствии с моделью некоторых кантональных Правительств. Предложение избрать его путем прямого всенародного голосования было отклонено. Отныне правительство должно было быть выбрано непосредственно Парламентом. Единственное важное ограничение, которое было введено, требовало, чтобы семь членов совета были из 7 различных кантонов. Это решение было оправдано в качестве меры, направленной на защиту небольших кантонов, несмотря на некоторую опасность , что это может подорвать выборы наиболее опытных политических деятелей (Kolz, 1992: 572).
Итак, если Швейцария в то время действительно рассматривалась как «многонациональное» государство, с различными языковыми группами, формирующими различные нации, то можно было бы ожидать обсуждения вопроса: нуждались ли эти «нации» в своем представительстве в высших органах власти страны. Вообще, я хотел бы подчеркнуть тот факт, что Кимлика с большой неохотой защищает "особые права представленных групп" ,за исключением двух случаев :во первых, если данная группа подвергалась "систематической дискриминации", и во вторых, если государство состоит из представителей различных национальностей.
На самом деле, ‘имеет смысл’ ожидать, что правительство многонационального государства должном включать представителей различных наций. Так , например, обстоит дело в Комиссии Европейских Сообществ, состоящей их пятнадцати членов. Это не означает, что личные характеристики кандидата не имеют никакого значения в структурировании швейцарского правительства. Действительно же, самое первое Федеральное Правительство Швейцарии состояло из пяти германоговорящих, одного италоговорящего и одного франкоговорящего швейцарца. Но необходимо подчеркнуть, что язык никогда не рассматривался в качестве единственной или даже главной характеристики, достойной внимания. Религия, политическая партия, пол, родной кантон , все это также сыграло важную роль в назначении или не назначении правительственных должностей.
В заключение, можно провести интересную параллель между прениями по вопросу создания в 1848 году Швейцарской Конституции и Американской в 1787году. В обеих странах противостояние оппозиций двух основных политических фракций характерны следующим : защитники прав и свобод кантонов или штатов, с одной стороны, против сторонников более единого федерального государства, с другой. Обе стороны требовали действовать во имя «свободы», но не смогли договориться, какой из двух уровней – федеральный или кантональный - лучше всего подходит к такому требованию.
Сходства особенно очевидно в использовании понятия «нация/народ».
Так Джеймс Мэдисон приводил доводы в «Записках федералиста» (сборник из 85 статей в поддержку ратификации Конституции США. - Прим. Переводчика), что, «При ратификации конституции каждый штат рассматривается как суверенное государственное образование, независимое от других и связанное обязательством в результате собственного добровольного акта. Следовательно, в этом отношении новая конституция, если ее примут, будет федеральной, а не национальной.
Далее. Источники, из которых черпаются законные полномочия правления. Полномочия палаты представителей будут исходить непосредственно от народа Америки, и народ будет представлен в палате в том же соотношении и на тех же основаниях, на каких представлен в законодательном органе каждого штата. Следственно, в данном отношении правительство является национальным, a не федеральным.
С другой стороны, полномочия сената исходят от штатов как политических и равных между собой сообществ, которые будут представлены в сенате на том же принципе равенства, на каком представлены в ныне существующем конгрессе. Следственно, в данном отношении правление является федеральным, не национальным.” (Madison et al. 1987 [1788]: 257).
Мэдисон затем утверждает аналогичным способом, что Конституция будет «национальной по характеру использования полномочий», а «федеральной по пределам их использования» ( 258; emphasis in original). Подводя итог: предлагаемая конституция не является, строго говоря, ни национальной, ни федеральной, а совмещает в себе оба принципа. В своей основе она является федеральной, а не национальной. Однако, если судить по источникам, откуда правительство черпает свои полномочия, ее следует считать частично федеральной, частично национальной. По характеру использования полномочий она национальная, а не федеральная, по пределам их использования, напротив, федеральная, а не национальная. И наконец, по способу вводить поправки не является полностью ни федеральной, ни национальной. (Madison et al., 1992 :259)
Смешанный «национально-федеральный» характер Конституции столь же очевиден в случае Швейцарии, как я уже упоминал в рассмотрении прений по поводу двухпалатного Парламента.
Что же касается самой Конституции, Швейцария сохранила традиционный термин «Конфедерация», так что Конституция, явно парадоксальным образом, особенно на французском и итальянском языках, официально называется- 'Федеральная конституция Швейцарской Конфедерации;
Я также кратко упоминал споры о том, стоит ли включать термин «Швейцарская нация» в статьи Конституции. В конце концов, было решено, что слова «нация» и «конфедерация» не могут стоять бок обок, так как это будет явлением плеоназма, так что « Швейцарская нация» употребляется в преамбуле Конституции, а в статьях упомянута только «Конфедерация».
Обратите внимание, что вводная часть Конституции Соединенных Штатов Америки начинается со слов: «Мы, народ Соединенных Штатов и…» ,один из главных критиков Конституции, Патрик Генри, оспаривает это следующими словами: “На каких основаниях было сказано «Мы, народ…»? Моя политическая любознательность, не считая моей тревожной заботы об общественном благосостоянии, заставляет меня задаваться вопросом, кто дал им право говорить «Мы, народ…», вместо «Мы, Штаты…»? (процитировано Kramnick, 1987: 32)
Действительно, в этом отношении Швейцарская Конституция проявляет больше уважение суверенитету кантонов. Поэтому в первой статье говориться: «Народ двадцати двух независимых кантонов Швейцарии объединен существующим альянсом… и вместе образует Швейцарскую Конфедерацию»( Cited in de Rougemont 1965: 88). Третья определяет пределы кантонального суверенитета: «Кантоны суверенны, поскольку их суверенитет не ограничен Федеральной Конституцией; они осуществляют все права, которые не переданы Федеральным властям»(Rougemond,1965).
Что интересно в сравнении Швейцарско-Американской модели, так это та мера, в которой термин нация обладал сугубо политическим подтекстом. Выражение " Мы,народ...", как освещено в конституции 1787года, станет, лишь спустя 2 года, одним из основных вкладов французской революции в изменение концепции политических сил в Европе: термин "нация"надлежит понимать, как совокупность граждан государства и рассматривать в качестве основного, если не единственного, держателя «суверенитета».
Поэтому некорректно заявлять, как это делает Кимлика, что многонациональные государства - если, под понятием многонациональные мы понимаем многоязычные,- в основном строятся на размещении на своей территории национальных меньшинств.
По крайней мере, в Швейцарии ситуация обстояла не так. Эта страна не была создана ни как Федерация различных языковых наций, ни в качестве Федерации, которая стремилась к их размещению. Вопрос о языке упоминается лишь когда Анри Друэ предложил объявить немецкий, французский и итальянский национальными языками. Предложение было принято единогласно (Weilenmann, 1925: 219).
Тем не менее, несмотря на то, что швейцарская правящая элита реализовала политическую концепцию нации, идея швейцарской нации вскоре была атакована представителями интеллигенцией, которые рассматривала нацию через призму культуры. Для таких мыслителей, сама идея о том, что многоязычное государство может существовать была просто невообразимой. В этой связи, нынешние рассуждения Кимлики по вопросу государственности вполне посредственны. В дальнейшем я предоставлю поясняющие примеры такого рода дискуссий, которые были сконцентрированы на вопросах: Что такое народ? Является ли Швейцария единой нацией?
Швейцария как контрпример в дебатах по вопросу национальности. Провозглашение Федерации в 1848 году дало новый импульс процессу формирования нации в Швейцарии. В то же время, национальному дискурсу Швейцарии пришлось адаптироваться к изменениям в характере государственности в других частях Европы. В самом деле, 1848 год представляет собой символическую разделительную черту между политической значимостью определения «нация» в политической и культурной среде. Как я уже показал, концепция нации, использовавшаяся в Швейцарии в годы, предшествующие 1848-ому, а также в ходе разработки федеральной конституции была очень схожа, если не аналогична той, что было описана в «записках Федералиста» для того, чтобы оправдать новую Конституцию Соединенных Штатов Америки. В1848 году, вспышки революций прошлись по Европе и некоторые из них были основаны на патриотических настроениях , с акцентом на культурных и языковых особенностях. Такое было, например, в случае восстаний в Милане и Венеции, в Праге и Будапеште, направленных противГабсбургской империи (или Австрийская монархии — неофициальное название совокупности территорий, находившихся под властью австрийской ветви династии Габсбургов,-Прим. Переводчика). Представители различных «германских» государств также встретились во Франкфурте, чтобы обсудить вопрос «немецкого объединения». В связи с этим, еще более поразителен факт того, что в ходе дебатов по поводу новой Конституции Швейцарии в 1848 году почти не затрагивались языковые проблемы.
Неудивительно, что во второй половине 19 века швейцарская политическая и интеллектуальная элита была обязана совладать с концепцией нации, основывающей на сомнительной идее языкового / культурного единства, которая была чужда ее политической культуре и исторической традиции. Было очевидно, что такого рода концепция государственности в скором времени поставит под угрозу саму идею федерации в силу языковой неоднородности страны. Моя цель заключается в том, чтобы предоставить краткое изложение такого рода вопросов и продемонстрировать, что, по многим причинам, утверждение Кимлики о многонациональности Швейцарии не ново, и что оно получило мощное сопротивление еще в 19-ом веке.
Надо отметить, что в середине 19-го века идея о культурной составляющей нации была совершенно новой и ее интеллектуальное развития восходит ,по меньшей мере, к Куоко, Гердеру, Фихте или Мишле (см. Viroli 1995, Ch. 4).
Таким образом, даже в годы, предшествовавшие 1848- ому, некоторые мыслители оспаривали идею о швейцарской нации. Особенно ожесточенные критики пришлись на немецкие интеллектуальные круга, которые утверждали, что: «Швейцарская национальная принадлежность , это, по большей части,...неподкрепленное реальностью изобретение Иоганна Мюллера и Фридриха Шиллера» (cited in Kohn1956: 90). Но они сразу же столкнулись с еще более жестким противодействием швейцарских авторов. Готфрид Келлер, один из самых знаменитых швейцарский поэтов, был особенно заинтересован в опровержении такой критики. В одном из своих ранних стихах, Келлер отвергал идеи по определению нации, по ее «расовому» или «этнические» признаку. Он утверждал, что такая теория, пропагандирующаяся в Германии в то время, принижает все национальности до примитивного племенного уровня. «Немцы считают, что они заставили нас замолчать, когда заявили, что швейцарский народ, в силу своего происхождения, не принадлежит сам себе, что немецкая Швейцария относится к Германии, Французская к Франции ... , что является осознанным проявлением неуважения к символам национального языка нашей страны» (Keller, 1936 [1841]: 101; cited in Kohn, 1956: 90-91).
Таким образом, Келлер подверг критике тот факт, что некоторые иностранцы (немцы в данном случае) применяли свои собственные концептуальные категории на Швейцарию и неоправданно ставили под вопрос существование швейцарской нации. Келлер квалифицирует это как серьезное и предвзятое проявление «неуважения к символам национального языка Швейцарии». В другом запоминающимся отрывке, Келлер пытался определить природу таких характерных особенностей Швейцарии, которые были неверно интерпретированы. « Особенности национального языка не покоятся ни на прахе наших предков, ни на патриотических сагах о прошлом страны, ни на чем-либо материальном; Они зиждутся на любви швейцарского народа к свободе, на его уникальной верности своей небольшой, но красивой и дорогой сердцу Родине, на тоске по Отчизне, которая съедает его даже в самых красивых, но чужих землях. Когда иностранец чтит Конституцию Швейцарии, когда он чувствует себя счастливей среди нас, нежели в монархическом государстве, когда он с радостью принимает наши привычки и обычаи и впитывает их в себя, то он столь же истинный Швейцарец, сколь тот, чьи предки сражались в Битве при Земпахе(9 июля 1386 — сражение между ополчением Швейцарской конфедерации и австрийскими войсками Габсбургов,- Прим. Переводчика). Народ Швейцарии осознал, что душа его требует независимости всего Отечества, свободы мысли и слова, полное равенство прав и непризнание классов и каст. Народ Швейцарии любит говорить о своей свободе, но не пытается навязать это кому бы то ни было; Ну и почему же мы не должны говорить об этом с любовью? Каждый хороший подданный любит говорить о своем короле, Свобода- наш король , и нет никакого другого» (cited in KohnКон, 1956: 93)
Так свобода, любовь к стране, любовь конституции, равенство прав, были представлены как главные особенности Швейцарского национального характера. Виденье Келлером несомненно романтично и идеализированно, но это, тем не менее, соответствует некоторым элементам швейцарской государственности, которые все еще высоко ценятся и по сей день. И еще раз он защищал особенность швейцарского патриотизма: «Мы осознаем идеализированный дух патриотизма вокруг нас, который опирается на освещенные веками воспоминания прошлого, на языковые и расовые традиции. Поэтому мы держимся за свой собственный швейцарский вид национализма. Мы можем сказать, что не национальная принадлежность формирует наши идеи и влияет на них, но невидимая фантазия, существующая среди наших гор, что создала отдельные народы Швейцарии, как свое воплощение». (Keller, 1919 [1854-1855]: 43; cited in Kohn 1956: 95)
Дата добавления: 2019-02-22; просмотров: 651; Мы поможем в написании вашей работы! |
Мы поможем в написании ваших работ!