Фрагмент из заключительной речи обвинения
……………………………………….
В Зиверсе мы имеем несопротивлявшегося члена, так называемого движения сопротивления. Он просит трибунал освободить его от вины за свои кровавые преступления на основе того, что он действительно работал как антинацистский агент. Он не был опоздавшим в движение сопротивления; согласно ему, он сопротивлялся с 1933. За эти 14 лет, до этого самого дня, он не совершал поступков против людей, которые руководили этой системой, которую он всегда ненавидел. Он вступил в нацистскую партию уже в 1929 и в СС в 1935. Он оставался с бандой Гиммлера до последних дней краха. Он прибыл в Нюрнберг, не для того, чтобы дать показания об ужасных преступлениях о которых у него были сведения из первых рук, но свидетельствовал в защиту СС. Во время своих показаний Международному Военному Трибуналу, он постоянно отрицал любые сведения или связь с преступлениями совершенными «Аненербе» СС. В перекрёстном допросе господина Элвина-Джонса[267] оставалось подтвердить, что он убийца и лжесвидетель. Он не показал никаких признаков сопротивления на данном процессе за исключением множественных преступлений в которых он обвинён. Он не раскрыл ни одного нового факта этому трибуналу, хотя его особо просили рассказать о том, что он знает. Если спросить его сегодня, он гарантирует вам, что он один единственный невиновный человек на скамье подсудимых.Но, для цели аргументации, позвольте вычленить правду из его множественной лжи. Это не повредит нашему делу. Нет такого закона о том, что сотрудник сопротивления не может совершать преступлений и по крайней мере, против людей которых он предположительно должен защищать. Не является законом, что агент под прикрытием, даже агент ФБР, может вступить в банду убийц, реализовывать их планы, осуществлять убийства, делить награбленное и идти своим весёлым путём. Многих полицейских осуждают за участие в преступлениях которые они должны были предотвращать. Нет, грустная вещь заключается в том, что этот сборщик живых евреев для превращения в скелеты имеет одну единственную жизнь, чтобы заплатить за свои множественные преступления.
|
|
|
……………………………………….
В. Выборка из аргументации защиты
Фрагменты из заключительной речи в защиту подсудимого Гебхардта
……………………………………….
Государственная чрезвычайность и военная чрезвычайность как юридическое оправдание
Доказательства более того, подтверждают, что эксперименты по тестированию эффективности сульфаниламида были необходимы для того, чтобы выяснить вопрос, который не только имел решающую важность для индивидуального солдата и войск на фронте, но помимо и кроме того такой уход для индивидуального лица, имел жизненную важность для боевой силы армии и таким образом для всей борьбы нации. Хотя вещества группы сульфаниламидов – количество которых насчитывают приблизительно 3000 – тестировались более чем 10 лет, было невозможно сформировать даже приблизительно верную идею о наиболее ценных лекарственных средствах. В мирное время невозможно было выяснить данный вопрос путём наблюдения многих тысяч людей с бытовыми ранами и циркулярными опросами. Также нельзя было найти чёткий ответ на данный вопрос имеющий жизненно важное значение для многих сотен тысяч солдат, путём наблюдения ранений в полевых госпиталях, во время войны. В данной аргументации невозможно и ненужно изучать подробности проблемы раневой инфекции и контроля за ней в современной войне. Я могу полагать, что важность данного вопроса известна трибуналу и не требует дальнейших доказательств, так как данный вопрос не только играл роль в германской армии, но и являлся предметом специальных исследований и мероприятий в армиях по всему миру.
|
|
|
В 1942 условия в германской армии и медицинских службах Вермахта стали напряжёнными постольку поскольку с началом кампании против Советского Союза появились новые трудности в данной сфере. В кампаниях против Польши и Франции было возможным справляться с раневыми инфекциями обычными хирургическими средствами, но трудности в войне против СССР вышли за рамки всяких мер. Не требуется изучать причины здесь более подробно. Ясно, что они возникли из-за больших расстояний и плохих транспортных условий, но они также были вызваны преобладающими там климатическими условиями.
|
|
|
На боевую мощь германской армии настолько влияли тяжёлые потери, что было невозможно распределить большое количество опытных врачей на главные перевязочные станции для того, чтобы контролировать бактериальные раневые инфекции хирургическим мерами.
Во время представления доказательств, сложная ситуация, в которой находились германские армии зимой 1941-42 на московском фронте и на юге вокруг Ростова постоянно подчёркивались. Здесь было чётко продемонстрировано, что германский Вермахт, и немецкий народ участвовали в борьбе не на жизнь, а на смерть.
Руководители германского Вермахта, пренебрегли бы своим долгом если бы столкнувшись с этими фактами, не попытались бы решить, любой ценой, проблему о том какой химический препарат является пригодным для предотвращения бактериальной раневой инфекции и прежде всего, газовой гангрены и также о том можно ли вообще найти эффективные средства. Каким бы ни был ответ на данный вопрос, его требовалось найти как можно скорее для того, чтобы предотвратить неминуемую опасность и пролить свет на вопрос, который являлся важным для отдельного раненого солдата также как и ударной силы всей армии. После неудачи всех попыток решить проблему путём клинических наблюдений случайных ранений и других методов и в виду особо сложной ситуации и в особенности фактора времени, не оставалось ничего кроме как разрешить вопрос путём экспериментов на людях. Ответственные руководители германского Вермахта незамедлительно сделали выводы из возникшей ситуации, глава Германского Рейха, который в то же время являлся главнокомандующим германским Вермахтом, отдал приказы по окончательному решению данной проблемы путём масштабных экспериментов.
|
|
|
Позвольте нам исследовать юридические выводы сделанные из данной ситуации которая существовала в 1942 для германского Вермахта и следовательно германского государства – в особенности с учётом предположения о существовании национальной чрезвычайности.
Проблема чрезвычайности и особый случай самообороны регулируются почти во всех уголовных кодексах путём, применимым только к отдельному делу. Лицо объявляется ненаказуемым при определённых обстоятельствах, «действуя при индивидуальной чрезвычайности возникающей для себя или других». Однако юридическая практика и юридическая литература признают, что даже общество, «государство», могут оказываться в состоянии чрезвычайности, и что деяния которые означали и действительно внесли вклад в преодоление чрезвычайности могут быть исключены из наказания.
1. Прежде всего, поднимался вопрос, можно ли распространить концепцию самообороны согласующуюся с отдельными случаями, можно ли исключить концепцию самообороны государства, означающую самооборону во благо государства и общества. Ответ на данный вопрос единогласно является утвердительным.
2. Однако, такая же причина, применимая к самообороне также применима к концепции чрезвычайности, что установлено, например, разделом 54 германского уголовного кодекса и почти во всех современных системах уголовного права. Эти положения также, изначально понимались как охватывающие отдельные дела. Но используя их в качестве начальной точки, юридическая литература и юридическая практика приходят к принципиальному признанию национальной чрезвычайности с соответствующим эффектом. В отношении определения концепции чрезвычайности в целом приводимой в уголовных законах, применение этих положений к государству, при том, что само является оправданным, может оказывать принципиальное воздействие.
Когда идея чрезвычайности применяется к государству и когда отдельному лицу разрешается совершать акты для цели устранения такой национальной чрезвычайности, здесь, также как в случае обыкновенной чрезвычайности определенной индивидуальными условиями, должна быть установлена объективная ценность. Необходимые последствия совпадения таких действий со стороны отдельного лица должны заключаться в том, что оно не только освобождается от вины, но более того его деяния являются «оправданными». Другими словами, так называемая национальная чрезвычайность, при том, что она признаётся только по аналогии с обыкновенной концепцией чрезвычайности в уголовном праве, является оправданием. Но, что означает «применение» в принципе случаев национальной чрезвычайности? Являлась ли национальная чрезвычайность «необоснованной» или, например, война велась как «агрессивная война» очевидно не имеет важности в данной связи. Существование чрезвычайности является единственно решающим. Жизненные интересы общества и государства применяются для ограничения индивидуальных интересов. Подытоживая, мы можем определить так называемую национальную чрезвычайность как чрезвычайность включающую жизненно важные интересы государства и в целом общества, которые не могут исключаться никаким другим способом. Что касается такой чрезвычайности как позволяющей действия, то она не только может юридически оправдывать, но и быть подлинной основой для существования оправдания.
Я позднее исследую то, насколько ошибочно предполагать национальную чрезвычайность, так называемой предполагаемой чрезвычайностью, возможно рассматриваемую юридическим оправданием. Какие последствия возникают из такого юридического положения в деле подсудимого Карла Гебхардта?
1. Как подтвердилось доказательствами, общая ситуация на различных театрах войны в 1942 году была такой, что она представляла «подлинную», то есть, непосредственно неминуемую опасность жизненным интересам государства как воюющей державы и отдельным лицам на которых оказывала влияние война. Условия на восточном фронте зимой 1941-42 как они постоянно описывались во время представления доказательств создали ситуацию угрожавшую существованию государства, посредством опасности раневой инфекции и угрозы выживанию раненых и ударной силе войск вытекающим отсюда.
Следует добавить, что в прошедшей мировой войне борьба велась не только людьми и материалами, но также и пропагандой. В этой связи я сошлюсь на заявления подсудимого Гебхардта во время дачи показаний, касавшиеся информации предоставленной ему начальником управления V главного управления безопасности Рейха, группенфюрером СС Небе. Данная информация показывает, что в конкретное время противник пытался подорвать боевой дух германских войск листовками описывающими организацию и материальное обеспечение медицинской службы германского Вермахта как отсталое, при том, что с другой стороны восхвалялись некоторые лекарства союзных сил, например пенициллин, как «секретное чудо-оружие».
2. Предпосылка о состоянии национальной чрезвычайности включает в себя, то, что деяние формирующее предмет обвинительного заключения предпринималось для того, чтобы устранить опасность. Это означает объективную сторону деяния, а не просто субъективную сторону лица совершившего деяние. Следовательно, вопрос заключается в том, являлись ли эксперименты с сульфаниламидом объективно адекватным средством предотвращения опасности. Однако, это не означает то, что приготовления действительно являлись адекватным средством непосредственной борьбы с опасностью. В соответствии с доказательствами не может быть сомнения в том, что такие предположения существовали.
3. Наконец, не должно быть «другого способа» устранения национальной чрезвычайности. Не следует ошибочно понимать данное требование. Не всякий иной путь, которому можно следовать будет соответствовать нарушениям, исключая обращение к национальной чрезвычайности. Упомянутое требование не означает, что преследуемый способ спасения должен необходимо быть единственно возможным. Конечно, если различные возможности спасения включают зло различной степени, следует выбирать меньшее. Следует также предполагать, что требуется сохранять некоторую пропорцию между нарушением и злом присущим опасности. Однако, в виду того факта, что в настоящем деле многие десятки тысяч раненых лиц находились в опасности, такая точка зрения не представляет сложности.
Согласно доказательствам не может быть сомнения в том, что лучший способ не мог быть избран. Напротив, было показано, что в мирное время также как и во время войны всё что предпринималось, не давало успеха, для того, что выяснить проблему эффективности сульфаниламидов. И также, фактически, о том, что в качестве подопытных выбирали заключенных которых приговорили к смерти и приготовили для казни, и которым была предоставлена перспектива помилования и оно действительно было предоставлено, нельзя судить в негативном смысле. Данный факт нельзя использовать в качестве аргумента, при исследовании юридической точки зрения, потому что участие в этих экспериментах означало единственный шанс для заключенных избежать неизбежной казни. В этой связи я сошлюсь на пояснения, который я уже дал в связи с так называемым вероятным согласием.
Оправдание
Кроме обсуждения общей национальной чрезвычайности, литература по международному праву признаёт также особую военную чрезвычайность. В соответствии с ней «в состоянии самообороны и чрезвычайности, допускаются даже такие деяния которые нарушают законы войны и следовательно международное право» Но в смысле международного права «военная необходимость войны», которая сама по себе никогда не оправдывает нарушение законов войны отличается от самообороны и чрезвычайности. Однако, чрезвычайность и военная необходимость, являются разными концепциями. Чрезвычайность из-за которой самосохранение и саморазвитие угрожаемой нации является ставкой, оправдывает, в соответствии с общепризнанными принципами национальных законов всех цивилизованных стран, нарушение любого международного стандарта и таким образом, также юридических принципов законов войны. Применяя концепции самообороны и чрезвычайности признанные уголовным и международным правом, незаконность совершённых нарушений исключается если сама нация находилась в положении, от которого не могла освободиться иными средствами.
В данной связи следует отметить, что:
Я уже объяснял, что подопытные на которых проводились эксперименты с сульфаниламидом формирующим предмет данного дела, проводились под германской юрисдикцией, даже если у кого-то есть мнение о том, что в случае Польши не было подлинной «деббеляции», а только «ocupatio bellica». Однако каким бы ни было мнение в отношении данного вопроса, не может быть сомнения в том, что предполагая чрезвычайность соответствующую международному праву, проведение экспериментов было бы оправданным даже во время, пока подопытные являлись гражданами вражеской нации. Решением регулирующим состояние таких лиц согласно международному праву является «Положение о законах и обычаях сухопутной войны» прилагаемое к Гаагской конвенции, датированное 18 октября 1907. Однако согласно вышеуказанным заявлениям, даже нарушение таких специальных конвенций, которое содержится например в особом запрете статьи 28, является оправданным во время подлинной военной чрезвычайности. Тот факт, что особые условия характеризовали существование реальной военной чрезвычайности отменяет возражение о том, что граждане другой страны не должны использоваться для экспериментов.
Оценка конфликтующих прав и интересов в качестве юридического оправдания
Согласно обоснованным мнениям, мы должны начать с предпосылки о том, что подсудимые, как принципиально так и по процедуре, должны были быть судимы в соответствии с германским уголовным законом. Они жили при нём в спорный период и являлись его субъектом. По этой причине я желаю ещё раз обратиться с точкой зрения, которую следует рассмотреть независимо, и кроме того уже упоминались юридические оправдания, судя о поведении подсудимых.
За многие годы юридические положения для чрезвычайных ситуаций подтвердились как неадекватные. Так как, долгое время предпринимались попытки заполнить пробелы теоретическими объяснениями общего характера и наконец верховный суд Рейха изложил свои основные решения, прямо признав «крайнюю юридическую чрезвычайность». Соображение, на которых они основаны, известны как «объективный принцип оценки конфликтующих прав и интересов». В судебной практике Верховного суда Рейха и дальнейших принципиальных дискуссиях, конечно, это сочетается с субъективными соображениями реализации деяний предпринятых преступником при исполнении обязанностей. Следовательно, необходимо обсудить оба соображения, о том, что оцениваются конфликтующие права и интересы и о том, что долг принуждает, даже если мы должны разграничивать их в настоящее время.
Соображение об оценке конфликтующих прав и интересов в качестве юридического оправдания в целом сформулировано следующим образом:
«Любое нарушение или посягательство на охраняемое законом право или интерес меньшей ценности для того, чтобы соответственно сохранить охраняемое законом право или интерес большей ценности не является актом нарушения закона».
Меньшая ценность должна уступать большей. Деяние, при рассмотрении с данной точки зрения, является оправданным, его незаконность – а не просто вина или преступник – отменяется.
Этот так называемый принцип оценки конфликтующих прав и интересов прежде всего является формальным принципом, который создаёт прецедент более ценного права или интереса как такового. Такая формальная оценка, принципиально требует со своей стороны дальнейшего оценочного материала прав или интересов рассматриваемых сравнительно. Такая оценка снова требует принятия закона и имеет цель для общего отношения цивилизации и наконец, концепции самого закона.
Позвольте исследовать выводы сделанные из данной ситуации в нашем деле: соглашение или так называемое похожее соглашение, также как и национальная чрезвычайность и военная чрезвычайность, включает специальные юридические оправдания, признание которых позволит нам опустить отход от общего принципа оценки конфликтующих прав и интересов. Последний сохраняет свою дополнительную важность. Более того, эти два специальных юридических оправдания ссылаются на свою цель как честную и одинаковым способом мышления также как при пропорциональной важности различных типов зла; таким образом, они сами включают концепцию оценки конфликтующих прав и ценностей. По этой причине, среди прочего, следует подробно объяснить следующее:
Национальная чрезвычайность и военная чрезвычайность безошибочно существовали в 1942. Ежедневно жизням тысяч раненых угрожала опасность, до тех пор пока угроза раневой инфекции не могла быть остановлена применением соответствующих лекарств и отказом от неадекватных лекарств. Опасность являлась «подлинной». Должна была предоставляться немедленная помощь. «Общественный интерес» требовал экспериментального установления данного вопроса. Доказательства показали, что вопрос не мог быть выяснен экспериментами на животных или наблюдением бытовых ран.
Однако, последнее слово о данном вопросе, нельзя сказать со ссылкой на общественный интерес. Общественному интересу противостоял частный интерес. Говоря о «необходимости знать закон» нельзя заявлять о неограниченной правильности. Но настолько же малым может быть посягательство на частные интересы для того, чтобы спасти других, чтобы рассматриваться как «противоречащее хорошей морали» Доказательства показали, что члены движения сопротивления из лагеря Равенсбрюк которых приговорили к смерти, могли избежать неминуемой казни предоставив себя для экспериментов, которые формируют предмет обвинительного заключения. Нет необходимости исследовать здесь и сейчас, давали своё согласие подопытные или предположительно они согласились, если, с их личной точки зрения и при полных сведениях о ситуации, они могли бы принять решение в рамках смысла объективного судебного мнения основанного на вероятности. Действительно значимым является вопрос о том мог ли подсудимый, после честной и справедливой оценки интересов в целом общества и реальных интересов подопытных, сделать вывод о том, с учётом всех обстоятельств, о том, что проведение экспериментов является оправданным. Без сомнения на данный вопрос можно ответить утвердительно. Совершенно помимо интереса государства при проведении данных экспериментов, участие в экспериментах являлось реальным и обдуманным интересом самих подопытных, так как такое участие предоставляло единственную возможность спасти свои жизни путём акта милосердия.
……………………………………….
Заблуждение подсудимого о чрезвычайности (мнимая чрезвычайность)
Я уже упоминал обстоятельства которые оправдывают предположение о национальной чрезвычайности и военной чрезвычайности вызванными особыми условиями преобладавшими в 1942. Если эти условия действительно преобладали, незаконность деяния, а не только вина исполнителя исключаются по ранее перечисленным причинам. Если подсудимый заблуждался об обстоятельствах, которые будь они на самом деле оправданы национальной чрезвычайностью и военной чрезвычайностью, тогда, в соответствии с уже упоминавшимися общими принципами, умысел подсудимого и таким образом его вина также исключается в данном отношении. Доказательства, в особенности заявления самого подсудимого во время дачи показаний, не оставляют сомнения в том, что когда эксперименты начались в 1942, он предполагал о наличии таких обстоятельств, которые являлись начальной точкой и мотивом приказа и проведения этих экспериментов.
……………………………………….
Дата добавления: 2019-02-12; просмотров: 136; Мы поможем в написании вашей работы! |
Мы поможем в написании ваших работ!