У меня удостоверение личности Джули. 17 страница



В последние три дня мне разрешили перечитать и перепроверить все, что я написала. История получилась толковой и почти что доброй.

Фрёйлин Энгель будет разочарована тем, что у истории нет должного конца. Мне очень жаль. Она ведь видела фотографии; нет смысла придумывать что-то обнадеживающее и вызывающее, если я должна рассказывать правду. Но будь честна с собой, Анна Энгель — разве вы не хотели бы, чтобы Мэдди благополучно приземлилась, как говорят Янки, и безопасно вернулась в Англию? Потому что это был бы счастливый конец, правильный конец для приключенческой истории двух шальных девушек.

Стопка бумаги плохо складывалась — страницы были разной ширины, длины и толщины. Мне нравились ноты для флейты, на которых пришлось писать под конец. Я старалась быть очень осторожной. Конечно, мне пришлось использовать обе стороны листа, но я писала карандашом очень легко, между строками нот, потому что в один прекрасный день кто-то мог бы захотеть снова сыграть эту мелодию. Не сама Эстер Леви, написавшая эту музыку и чье классическое библейское еврейское имя было аккуратно написано в уголке каждой страницы; я была не настолько глупа, чтобы думать, что она когда-либо снова увидит эти страницы, кем бы она ни была. Но, может быть, кто-то другой. Когда прекратится бомбежка.

Когда сменится течение. А оно сменится. Единственное, что я заметила, перечитывая эту историю, и чего не заметил Гауптштурмфюрер фон Линден — за прошедшие три недели я нигде не упомянула свое настоящее имя. Вы все знаете, как меня зовут, но не думаю, вам известно мое полное имя, поэтому я запишу его во всей пафосной славе. Я любила писать свое полное имя, будучи маленькой — как вы сейчас поймете, это было довольно крупное достижение для ребенка: Джулия Линдси МакКензи Уоллес Бифорт-Стюарт. Именно так оно было записано в моих настоящих документах, которых у вас нет. Мое имя — противоречие Фюреру, имя гораздо более героическое, чем заслуживаю, но мне все еще нравится писать его:

Леди Джулия Линдси МакКензи Уоллес Бифорт-Стюарт

Но я никогда не была Леди Джулией. Всегда думала о себе как о Джули.

Я не Шотландочка. Я не Ева. Не Квини. Я откликалась на эти имена, но никогда ими не представлялась. И как же я ненавидела быть Летным Офицером Бифорт-Стюарт последние семь недель! Именно так, вежливо и формально, обычно называл меня Гауптштурмфюрер фон Линден — «Что ж, Летный Офицер Бифорт-Стюарт, вы сегодня достаточно сговорчивы, поэтому, если вы наконец напились, приступим к третьему набору кодов. Пожалуйста, будьте точны, Летный Офицер Бифорт-Стюарт; никто ведь не хочет, чтобы эта раскаленная докрасна кочерга оказалась у вас в глазу. Кто-нибудь может ополоснуть испачканные трусики Летного Офицера Бифорт-Стюарт перед тем как отвести ее обратно в камеру?»

Поэтому, даже несмотря на то, что меня звали именно так, я думала о себе как о Летном Офицере Бифорт-Стюарт не более, чем как о Шахерезаде — еще одно имя, которое он мне дал.

Я — Джули. Так меня называл брат, так всегда звала меня Мэдди, и именно так я называла себя. Именно это имя я назвала Мари.

О Боже, если я сейчас перестану писать, они заберут бумагу, все листы — пожелтевшие рецептурные бланки, листы назначений, тисненый картон с Шато-де-Бордо и ноты для флейты, и я останусь ни с чем в ожидании приговора фон Линдена. У Марии Стюарт был ее терьер, а что я возьму с собой на казнь в качестве утешения? Каково утешение для каждого из нас — для Мари, Мэдди, судомойки, ворующей капусту, повешенной девушки, еврейского доктора — на гильотине, в воздухе или в удушающих газовых камерах?

И почему? Почему? Все, что я сделала, — это купила себе время, время, чтобы написать все это. Я не сказала никому ничего полезного. Я всего лишь поведала историю.

Но поведала правду. Не иронично ли? Меня отправили, потому что я отлично лгала. Но я рассказала правду.

Я даже вспомнила известные пробирающие до глубины души последние слова, которые приберегла для окончания истории. Они принадлежат Эдит Кавелл, британской медсестре, выведшей двести союзных солдат из Бельгии во время войны 1914-1918 годов, которую схватили и расстреляли за измену. Уродливый памятник в ее честь стоит неподалеку от Трафальгарской площади — не разбомбленный, но похороненный под мешками с песком, я заметила его, когда последний раз была в Лондоне («Последний раз, когда я видела Лондон»). Ее последние слова вырезали на постаменте памятника.

«Патриотизма недостаточно — у меня не должно быть ни к кому ни ненависти, ни враждебности».

На ее голове ВСЕГДА восседает голубь, даже под горой мешков с песком, и, думается мне, единственная причина, по которой она не чувствует ненависти к этим летающим крысам, — потому что она мертва уже двадцать пять лет и не знает, что они там.

Думаю, в действительности она говорила что-то вроде «Я с честью умру за свою страну». Не могу сказать, что я беспрекословно верю столь ханжескому пустословию. Поцелуй меня, Харди. Правда в том, что «Поцелуй меня, Харди» нравилось мне гораздо сильнее. Это отличные последние слова. Нельсон не вкладывал в эти слова никакого потайного смысла. Эдит Кавелл же дурила себя. Нельсон был честен.

Как и я. Настал мой конец, поэтому я просто буду сидеть здесь и писать это снова, и снова, и снова, пока буду в сознании или пока кто-нибудь не обнаружит, что я делаю, и не заберет ручку. Я должна говорить правду.

Я должна говорить правду. Я должна говорить правду. Я должна говорить правду. Я должна говорить правду. Я должна говорить правду. Я должна говорить правду. Я должна говорить правду. Я должна говорить правду. Я должна говорить правду. Я должна говорить правду. Я должна говорить правду. Я должна говорить правду. Я должна говорить правду. Я должна говорить правду. Я должна говорить правду. Я должна говорить правду. Я должна говорить правду. Я должна говорить правду. Я должна говорить правду. Я должна говорить правду. Я должна говорить правду. Я должна говорить правду. Я должна говорить правду. Я должна говорить правду. Я должна говорить

 

О.ЛГ. А. 1872 К. Но 4 ШдБ

 


[Письмо Амадею фон Линдену от Николауса Фербера, переведенное с немецкого:]

 

Штурмбанфюрер СС Н. Я. Фербер Ормэ

30 ноября 1943

Гауптштурмфюреру СС фон Линдену

 

Последний раз напоминаю, что Летный Офицер Бифорт-Стюарт приговорена к программе НиТ. Ее дважды видели под вашим арестом, и я вынужден буду принять официальные меры против вас, если это повторится.

Рекомендую отправить ее в Нацвейлер-Штутгоф в качестве показательного примера, с приказом казнить ее путем смертельной инъекции через шесть недель, если она переживет опыты.

Если у вас появится хоть толика сострадания к этой хитроумной лгунье, я пристрелю вас.

Хайль Гитлер!

 


Часть вторая

 

Киттихок

 

 


У меня удостоверение личности Джули.

У меня удостоверение личности Джули. У меня удостоверение личности Джули. ПРОКЛЯТЬЕ ПРОКЛЯТЬЕ ПРОКЛЯТЬЕ ПРОКЛЯТЬЕ У МЕНЯ УДОСТОВЕРЕНИЕ ЛИЧНОСТИ ДЖУЛИ ЧТО ОНА БУДЕТ ДЕЛАТЬ БЕЗ НЕГО??? Что же ей делать? Понятия не имею, как так получилось. Она проверила свои документы, я проверила свои, сержант Сильви проверил наши бумаги, та директрисоподобная офицер Спецопераций тоже все проверила, все всё проверили. Их мог напутать кто угодно.

Проклятье. Проклятье. Должно быть, мои документы у нее. Мне не стоит писать все это в бортовом журнале, ведь его нужно уничтожить, но это единственное, что я могу читать или писать, чтобы хоть как-то себя занять, пока не вернется один из связных Сопротивления. Поверить не могу, что не проверила все раньше. С тех пор, как мы здесь оказались, прошло два дня. Я все искала и искала — пропуск ВВТ нашла, но лицензия и регистрационное удостоверение пропали, а на их месте оказались талоны на питание Джули и поддельное французское удостоверение личности — на фотографии, притворяясь пугающим нацистским шпионом, она была не сильно похожа на саму себя. Катарина Хабихт. Совсем не представляю ее Катариной, хоть она все лето пыталась заставить меня называть ее Кете, ведь я едва привыкла думать о ней как о Еве.

Не то чтобы мои собственные документы или их отсутствие имели хоть какое-то значение для меня, ВЕДЬ Я ВООБЩЕ НЕ ДОЛЖНА НАХОДИТЬСЯ ВО ФРАНЦИИ. Но Джули, которая здесь быть должна, осталась БЕЗ ДОКУМЕНТОВ. У меня ее ПОДДЕЛЬНОЕ УДОСТОВЕРЕНИЕ ЛИЧНОСТИ.

Как? Как так вышло? Похоже на ситуацию, когда Разведка украла мои талоны на одежду, но то было сделано умышленно. И я обещала быть осторожнее.

Понятия не имею, что делать. Если меня поймают за этой писаниной, вне зависимости от того, кто это будет — немцы, французы, британцы или даже американцы, у меня будут проблемы. Я не должна ничего записывать. ТРИБУНАЛ. Но мне совершенно нечем заняться, а в руках у меня самая потрясающая ручка в мире — Этерпен, в кончике которой есть маленький шарик, а наполнена она быстросохнущими чернилами. Чернила обтекают шарик. Этой ручкой можно писать в полете, она не размазывается, а чернил хватает на год. КВС заказали тридцать тысяч таких ручек у сосланного венгерского газетчика, изобретшего их, а мне достался один из образцов в качестве подарка от сержанта Сильви, неравнодушного к женщинам-пилотам и маленьким светловолосым двойным агентам.

Знаю, что не должна писать, но мне нужно чем-то заняться, хоть чем-то. Последней записью было назначение на перевозку, значит, мне нужно подать рапорт. И извещение о несчастном случае. Фу. Но сделать нужно. Значит, этим и займусь.

 


Дата добавления: 2019-02-12; просмотров: 111; Мы поможем в написании вашей работы!

Поделиться с друзьями:






Мы поможем в написании ваших работ!