У меня удостоверение личности Джули. 10 страница
Черт, снова вышло время. Но я собой довольна.
Ормэ, 18 ноября 1943
Энгель думает, что я перевожу ужасные записи фон Линдена, но я, будучи на шаг впереди нее, стащила несколько бланков рецептов.
Она — прекрасный источник информации, когда в настроении. Именно из-за своей болтовни она отстала, пока я усердно работала. Она сказала, что мне крупно повезет, если они отправят меня в место под названием Равенсбрюк, когда здесь я буду не нужна. Это концентрационный лагерь и одновременно тюрьма с трудовым лагерем исключительно для женщин. Возможно, именно туда отправили уборщицу, которая крала капусту. По сути, это смертный приговор — так или иначе, они морят вас голодом, пока вы не сможете работать, а затем, когда вы станете слишком слабым, чтобы месить щебень для дорог, разрушенных бомбардировщиками Союзных Сил, вас повесят. (Я идеально подходила для работ с щебнем, учитывая опыт на взлетно-посадочной полосе Майдсенда.) Если же вы не пригодны для работ в каменоломне, то вас заставят сжигать трупы товарищей после их повешения.
Если же мне не повезет — иными словами, если я не напишу удовлетворительный доклад за отведенное время, меня отправят в место под названием Нацвейлер-Штрутгоф. Это меньший по размеру и более специализированный концлагерь, точка исчезновения для узников «Ночи и Тумана», большая часть которых — мужчины. Иногда туда отправляют женщин в качестве подопытных для медицинских экспериментов. Я не мужчина, но под программу «Ночь и Туман» попадаю.
|
|
|
Господи. Если удача будет на моей стороне — вы только подумайте — я застрелюсь. Здесь, скоро. Это не Энгель мне сказала; я сама все продумала. Покончу с собой в надежде, что КВС разнесет это место в пух и прах.
Хочу обновить список «10 вещей, которых я боюсь».
1) Холода. (Я заменила собственную боязнь темноты на страх Мэдди — замерзнуть. Теперь я не имею ничего против темноты, особенно если вокруг тишина. Хотя иногда надоедает.)
2) Уснуть за работой.
3) Если любимого брата убьет бомба.
4) Керосина. Одного этого слова достаточно, чтобы превратить меня в желе, которое всё знает и задействовано в важных событиях.
5) Гауптштурмфюрера СС Амадея фон Линдена. По правде говоря, он должен возглавлять этот список — при виде этого мужчины я слепну от страха, но я сохранила порядок страхов из первоначального списка, а он встал на место швейцара из колледжа.
6) Остаться без свитера. Хотя этот страх тождественен холоду, но для меня он идет отдельным пунктом.
7) Оказаться в Нацвейлер-Штрутгофе.
8) Отправиться домой, в Англию, и подать рапорт под названием «Что я делала во Франции».
9) Не суметь закончить историю.
|
|
|
10) Закончить ее.
Я больше не боюсь старости. Действительно, в голове не укладывается, что я когда-то могла говорить такую чушь. Столь детский бред. Оскорбительный и высокомерный.
Столь отчаянно глупый. Состариться я хочу больше всего на свете.
Все волнуются из-за визита женщины с американского радио. Интервью со мной будут проводить у фон Линдена в кабинете, или в офисе, называйте как хотите. Сегодня меня водили туда, чтобы все показать и убедиться, что я не шлепнусь в обморок от изумления прямо перед журналисткой (сделаю вид, что все мои «интервью» проходят под люстрой из венецианского стекла, в этом уютном, обшитом деревянными панелями кабинете. Притворюсь, что каждый день пишу за этим инкрустированным столом 18 века. Притворюсь, что прошу его питомца — какаду — помогать мне с неизвестными немецкими словами.)
(Или, может быть, нет. Услужливый какаду может показаться слегка надуманным.)
Сейчас я пишу не оттуда — я в привычном пустом чулане, за стальным столом, с привязанными к стулу лодыжками, а Шарфюрер СС Тибо и его друг, чьего имени мне не называли, дышат мне в затылок.
Собираюсь написать о Шотландии. Я никогда не была там с Мэдди, хотя порой кажется, что такое случалось.
|
|
|
Я не знаю, на чем она летела в ночь, когда застряла в Десайде, что неподалеку Абердина. Это не был Лизандер, который она уже переправила, а поскольку в тот год она не так много работала в службе перевозки, это, вероятно, был и не Энсон. Допустим, что это был Спитфайр, так, ради веселья — самый эффектный и желанный боевой самолет — даже пилоты Люфтваффе позволят вырвать им зубы мудрости ржавыми плоскогубцами ради часа управления Спитфайром. Поэтому давайте представим, что тем поздним ноябрем сорок первого года Мэдди переправляла Спитфайр к шотландскому аэродрому, откуда они вылетают на защиту северного морского флота, или, быть может, чтобы запечатлеть на снимках оккупированные Люфтваффе аэродромы в Норвегии.
Наши разведывательные самолеты выкрасили в розовато-сиреневый камуфляж, соответствующий цвету облаков. Исходя из этого, Мэдди летела на розовом Спитфайре, но не под самыми облаками, как пилоты-истребители. Облака низко нависали над землей, поэтому она летела осторожно, пробираясь вдоль побережья вверх по широким горным долинам Шотландии. Она держалась в трех тысячах футов над уровнем моря, но между Таем и Кайрнгормом[42] горы поднимались выше. Мэдди летела в одиночестве, внимательная и счастливая, над заснеженными вершинами на столь прекрасных конических крыльях, ведомая лишь сухим расчетом.
|
|
|
Долина полнилась туманом и инеем. Мгла подушками лежала у подножий гор; отдаленные вершины сверкали розовым и белым в лучах заходящего солнца, которое не смело касаться крыльев Спитфайра. Приближался хаар — прибрежный туман Северного моря. Было настолько холодно, что влажный воздух кристаллизовался в плексигласовой кабине, и создавалось ощущение, будто внутри снежит.
Мэдди приземлилась в Десайде еще до захода солнца. То был не обычный закат, скорее серые сумерки, перетекавшие в синеву ночи, и перед ней стал выбор — провести ночь на унылой, не застланной запасной кровати в казарме для офицеров, либо найти ночлег в Абердине. Был еще один вариант — провести половину ночи в неотапливаемом темном поезде и, возможно, добраться в Манчестер к двум пополуночи. Не желая сталкиваться лицом к лицу со спартанской обстановкой аэродрома или со строгим, каменным лицом абердинских хозяек, которые не стали бы принимать ее талоны на еду за полусырой ужин, Мэдди остановила свой выбор на поезде.
Она отправилась на станцию в Десайд. На платформе не было карт маршрута, вместо которых плакаты в духе Страны Чудес призывали «Если ты знаешь, где находишься, то скажи другому». В зале ожидания не горел свет, потому что он был заметен, если открыть дверь. В маленькой клетке продавца билетов горела лишь керосинка.
Мэдди распрямила плечи. Всплеск рекламы в газетах про девушек из ВВТ вынуждал их соответствовать определенным стандартам опрятности. Однако ей довелось понять, что люди не всегда узнают их синюю униформу с золотыми крылышками пилота ВВТ, либо же не придают им значения, а Шотландия для Мэдди казалась столь же далекой страной, как и Франция.
— В ближайшее время будет поезд? — спросила она.
— Да, будет, — согласился продавец билетов, такой же загадочный, как и расписание на платформе.
— Когда?
— Десять минут. Да, через десять минут.
— До Абердина?
— Нет-нет, не до Абердина. Следующий поезд направляется в Замок Крейг.
Чтобы облегчить задачу, я перевожу речь продавца билетов с абердинско-дорического. Мэдди, сама плохо владеющая дорическим, не была уверена, что расслышала правильно.
— Крейг-касл?
— Замок Крейг, — лаконично повторил этот призрак железнодорожного рабочего. — Один до Замка, мисс?
— Нет... Нет! — благоразумно сказала Мэдди, но потом, ведомая чистым безумием и, без сомнения, одиночеством, голодом и усталостью, добавила: — Не один, мне нужно будет вернуться. Поэтому обратный билет тоже, пожалуйста. Третий класс до Замка Крейг.
Полчаса спустя Мэдди корила себя: «Боже, что же я наделала!», пока древний ледяной двухвагонный поезд, покачиваясь, полз мимо бесчисленных безымянных платформ, погруженных во тьму, унося ее все дальше и дальше в обитаемое Шотландское нагорье.
Купе в поезде было освещено тусклым синим потолочным светильником. Вагон не отапливался. В купе Мэдди не было других пассажиров.
— Когда следующий поезд? — спросила она у проводника.
— Последний через два часа.
— А перед этим еще есть?
— Последний через два часа, — бесполезно повторил он.
(Некоторые из нас до сих пор не забыли английский времен Сражения при Каллодене в 1746, последней битвы на британской земле. Представьте, что будут говорить об Адольфе Гитлере двести лет спустя.)
Мэдди сошла с поезда в Замке Крейг. У нее не было багажа, кроме противогаза и полетной сумки, в которой лежала юбка — ее она должна была надевать, когда не летала, но в которую не было возможности переодеться — карта, записки пилота и круглая логарифмическая линейка для исчисления скорости ветра. Ах да, еще зубная щетка и две унции шоколада, выданные ей за последний рейс. Она помнила, как чуть не плакала от зависти, когда Димна рассказывала о том, что однажды провела ночь в хвосте Фокс Мота, едва не замерзнув насмерть. Мэдди задумалась о том, не замерзнет ли она прежде, чем поезд, с которого она только что сошла, двумя часами позже отправится обратно в Десайд.
Вот тут, кажется, стоит напомнить вам, что моя семья уже давно закрепилась в верхних эшелонах британской аристократии. Сама Мэдди, как вы помните, внучка торговца-эмигранта. В мирное время мы с ней даже никогда и не встретились бы. Не в этой жизни, разве что я решила бы приобрести мотоцикл в Стокпорте — возможно, Мэдди была бы там. Но если бы она не была такой резвой радисткой и так быстро не продвинулась бы по службе, вряд ли мы стали бы друзьями даже в мирное время, потому что британские офицеры не связываются с низшими чинами.
(Ни на секундочку я не поверила, что мы бы подружились — разве что снаряд не сдетонировал бы и не отправил нас в тартарары, да и Бог бы не спустился лично и не столкнул нас лбами в зеленой вспышке солнечного света. Но все случилось иначе.)
В любом случае, опасения Мэдди касательно этого непродуманного путешествия в большинстве своем основывались на том, что она не могла просто так пойти и постучать в двери Замка и спросить о ночлеге, или даже чашке чая, пока ждет обратного поезда. Она была всего лишь Мэдди Бродэтт и даже не наследница Марии, королевы Шотландцев, или Макбета.
Однако она не приняла во внимание Войну. От многих людей я слышала, что она разрушила классовую систему в Британии. Разрушила — громко сказано, но немного пошатнула точно.
Мэдди оказалась единственным пассажиром, сошедшим на станции «Замок Крейг», и после того, как она пять минут провела на платформе, окутанная сомнениями, начальник станции лично подошел с ней поздороваться.
— Вы — друг юного Джейми из Замка, правда?
На мгновенье Мэдди оказалась слишком удивлена, чтобы ответить.
— Он будет рад такой разумной компании, точно будет, он там один, в компании тех разгильдяев из Глазго.
— Один? — прокаркала Мэдди.
— Да, хозяйка уехала в Абердин на три дня вместе с Женской Добровольной Службой — паковать сигареты и носки и рассылать их мужчинам, которые сражаются в пустыне. Поэтому юный Джейми остался один на один с этими оторвами. Всех восьмерых, последних в очереди, приютила Леди — никто не хотел их забирать, слишком уж грязные мальцы, со вшами и соплями. Папеньки их работают на лодках, бомбы летят днем и ночью, детишки в жизни не бывали в таких поместьях. Леди сказала, что сумела вырастить собственных шестерых, пятеро из которых — мальчишки, поэтому и с восьмерыми чужими справится. Но она уехала и оставила юного Джейми подавать им чай изувеченной рукой....
Сердце Мэдди пропустило удар от мысли, что она помогает Джейми готовить чай для эвакуированных детишек из Глазго.
— Туда можно дойти пешком?
— Конечно, полмили по главной дороге к воротам, а затем милю вниз по тропе.
Мэдди поблагодарила его, в ответ на что он приподнял шляпу.
— Как вы узнали, что я друг Джейми? — спросила она.
— Ваши ботинки, — сказал начальник станции. — Все ваши ребята в КВС носят такие же. Ни разу не видел, чтобы юный Джейми снимал их. Хотел бы я иметь пару таких же.
Мэдди направилась в Крейг-касл через ветреную тьму, клокоча от легкомысленного смеха, облегчения и предвкушения.
«Я член КВС!» — подумала она и рассмеялась в темноту.
Крейг-касл был небольшим замком — по сравнению с Эдинбургом или замками Стерлинг, или Балморал, где Король жил в летнее время, или Гламис, где обитала Королева. Но это был настоящий замок, служивший верой и правдой уже около шестисот столетий, с собственным колодцем на случай осады и подземельем, которые можно было использовать как погреба или винные склады, и четырьмя бесконечными винтовыми лестницами, к которым даже не все комнаты имели доступ. Одна из комнат была изолирована стеной (наружу выходило окно и был дополнительный камин, поэтому мы были уверены в том, что она существует). К тому же, была оружейная, и комната для бильярда, и комната для курения, две библиотеки, бесчисленные опочивальни и залы искусств и так далее. На данный момент большинство из них пустует, поскольку все ушли на войну, включая прислугу.
Замок показался Мэдди безлюдным — конечно, на улице ведь ночь, — но она решительно загремела железным молоточком по входной двери, и в конце концов ей открыл Очень Грязный Эвакуированный из Глазго, измазанный яйцом от уголка рта прям до уха. В руках у него был жестяной подсвечник со свечей.
— Ловкач Джек, — назвала его Мэдди.
— Меня зовут Джок, — ответил эвакуированный.
— Я прервала ваше чаепитие?
Джок ответил потоком возбужденных восклицаний с характерными для Глазго звуками. С таким же успехом он мог говорить на немецком — Мэдди его не понимала.
Он хотел потрогать ее золотые крылья. Чтоб она это поняла, ему пришлось указать на них пальцем.
Она ему разрешила.
— Идите за мной, — деловито сказал он, сияя так, будто она прошла проверку. Он закрыл массивные дубовые с железом двери за их спиной, и Мэдди последовала за ним по лабиринту, в котором я родилась.
Они миновали кухню в полуподвальном помещении — с четырьмя раковинами, тремя печами и бесчисленным количеством конфорок — на которой можно было приготовить еды сразу на пятьдесят гостей, а стол вмещал всю прислугу, когда она там была. Вокруг этого стола сейчас сидели семеро юношей — совсем дети, возраста начальной школы, а Джок был самым старшим из них — около двенадцати лет — все в подбитых гвоздями сапогах, коротких брюках (для экономии ткани) и школьных свитерах разной степени изношенности, все в заплатках. Их лица были вымазаны яйцами — с такой скоростью они поглощали тосты. У большой черной викторианской плиты, на которой председательствовал огромный железный бурлящий котел, стоял Достопочтенный младший сын Лэрда Крейг-касла — каждым дюймом походя на современного героя Нагорья в выцветшем килте в шотландскую клетку типа Хантин-Стюарт, гольфах ручной вязки и фабричном летнем свитере КВС. Его ботинки были точной копией ботинок Мэдди.
— Три минуты, кто быстрее? — воскликнул он, переворачивая необычные песочные часы в золоченой бронзе и указывая на варящиеся яйца парой серебряных щипцов для сахара.
Его изувеченные руки, на которых осталось только по три пальца, все еще были ловкими и быстрыми. Он принюхался.
— Эй, Тэм, переверни тосты, иначе сгорят! — проревел он, а затем развернулся и увидел Мэдди.
Она бы ни за что не узнала в нем Джейми — сегодня он сиял здоровьем, в отличие от того серого опечалившегося инвалида, которого в последний раз она видела в инвалидной коляске, опутанным метрами бинтов. Но она ни разу не засомневалась, что он — брат ее лучшей подруги. Те же блестящие светлые волосы, такой же маленький, легкий, столь же быстрый и чарующий едва заметным намеком на безумие в светлых глазах.
Он приветственно ей помахал. Эффект не заставил себя долго ждать. Все семеро мальчишек (наряду с Джоком) лихо присоединились к нему, вскочив на ноги и скребя стульями по полу.
— Второй офицер ВВТ Бродэтт, — представил он ее. Мальчики начали выкрикивать свои имена словно толпа курсантов: Хеймич, Ангус, Мунго, Рабби, Тэм, Уилли, Росс и Джок.
— Постояльцы замка Крейг, — сказал Джейми. — Не желаете ли разделить с нами трапезу из вареных яиц, Второй офицер Бродэтт?
Мэдди полагалось одно яйцо в неделю. Обычно она отдавала его бабушке для выпечки или жарила его воскресным утром, что случалось нечасто.
— Здесь кур немерено, — сообщил ей Хеймич, когда она села рядом с мальчиками. — Мы съедаем каждое найденное яйцо.
— Приходится искать им развлечение, — сказал Джейми. Мэдди разбила верхушку яйца ложкой. Горячий яркий желток был похож на летнее солнце, пробивающееся сквозь тучи, на первый нарцисс в снегу, на золотой соверен, завернутый в белый шелковый платок. Она окунула туда ложку и облизала ее.
— Вас, мальчишки, — медленно заговорила она, оглядывая покрасневшие мордашки, — эвакуировали в волшебный замок.
— Это правда, мисс, — согласился Джок, забыв, что она — офицер. Он затараторил с сильным шотландским акцентом.
— Говори помедленнее, — приказал Джейми. Но Джок вместо этого лишь затараторил громче. Но Мэдди удалось уловить смысл.
— На вершине башенной лестницы живет призрак. Мороз до костей пробирает, если случайно пройти сквозь него.
— Я видел его, — гордо воскликнул Ангус.
— Ты все врешь, — с глубоким презрением перебил его Уилли. — Ты спишь с плюшевым медведем, он не призрак.
Они вступили в непонятный спор насчет призрака. Джейми сел напротив Мэдди, и они уставились друг на друга.
— Чувствую себя словно выжатый лимон, — сказала Мэдди.
— Я тоже, — согласился Джейми.
По большей части он жил на кухне и в меньшей из двух библиотек. Постояльцы замка Крейг коротали время во дворе. Они спали по трое на наших старинных кроватях с балдахинами. Мальчики были рады толпиться кучками, как было дома, что помогало экономить простыни и позволяло Россу с Джоком спать отдельно (Росс был младшим братом Джока). Джейми очень умело заставил их умыться и почистить зубы по военному расписанию (или школьному, называйте как хотите) у четырех кухонных раковин, по двое на раковину. Затем он буквально маршем отправил их всех по постелям, по пути проводив Мэдди в свою берлогу в библиотеке, а сам вернулся через двадцать минут с серебряным кофейником.
— Настоящий кофе, — сказал он. — С Ямайки. Мама хранила его для особых случаев, но он уже начал терять свой вкус. — Он со вздохом опустился в одно из растрескавшихся кожаных кресел перед камином. — Каким образом ты здесь оказалась, Мэдди Бродэтт?
— Направо — второй поворот, и прямо, пока не настанет рассвет, — сходу ответила девушка — казалось, будто она и впрямь в Неверленде.
— Боже мой, я что, так похож на Питера Пэна?
Мэдди захохотала:
— Все дело в Потерянных Мальчиках.
Джейми уставился на руки.
— Мама держала окна открытыми во всех наших спальнях, пока нас не было, как миссис Дарлинг, на случай, если мы вернемся раньше времени. — Он передал Мэдди чашку кофе. — Мое окно теперь закрыто. Я больше не могу летать.
Он говорил без тени горечи. Мэдди задала ему вопрос, который хотела задать с самой первой их встречи, да только тогда не хватило духу.
— Как тебе удалось спасти руки?
— Совал пальцы в рот, — с готовностью ответил Джейми. — Менял руки каждые секунд тридцать или около того. Больше трех пальцев за раз не помещалась, поэтому я решил, что лучше сосредоточится на тех, которые мне больше всего дороги. Старшие братья и сестренка начали называть меня Побблом, Потерявшим Пальцы На Ногах[43] — как в глупой поэме Эдварда Лира. — Он сделал глоток кофе. — Возможность сосредоточиться на чем-то спасла намного больше, чем просто пальцы. Мой штурман, с которым мы вместе упали, просто сдался, не выдержав и часа после того, как мы оказались в воде. Пустил все на самотек. Не хочу думать об этом.
Дата добавления: 2019-02-12; просмотров: 123; Мы поможем в написании вашей работы! |
Мы поможем в написании ваших работ!