У меня удостоверение личности Джули. 4 страница



Это все, что я могу рассказать сегодня, хоть и продолжаю говорить ни о чем, надеясь, будто таким образом я смогу избежать нескольких часов перекрестного допроса — Энгель страдает над моими каракулями, а фон Линден пытается отыскать лазейки в каждом моем слове. Но в любом случае это произойдет, так зачем оттягивать неизбежное? У меня есть одеяло, которому можно потом поплакаться, и, надеюсь, будет теплая тарелка kailkenny à la guerre — что состоит из капусты и картофельного пюре с картошкой и небольшим количеством капусты. В любом случае, цинги у меня пока нет только благодаря бесконечным запасам капусты во французских тюрьмах. О-хо-хо.

 


Ормэ, 10 ноября 1943

КВС ЖВВС ПДН Y

Б.С.О. У.С.О.

Сотр с/о Летн/оф

р/о

с/он

ма'дэ ма'дэ мэйдэй

 

Береговая оборона

На самом деле, я боюсь это писать.

Не знаю, почему мне кажется это важным. Битва за Британию окончена. План вторжения Гитлера — Операция «Морской лев» — провалилась три года назад. И скоро ему придется отчаянно сражаться на два фронта: с американцами позади нас и русскими, приближающимися к Берлину с востока, и с организованным Сопротивлением стран Центральной Европы. Поверить не могу, что его советники до сих пор не знают, хотя бы примерно, что повсеместно происходило на юго-восточном побережье Англии в самодельных хижинах из железа и бетона в 1940…

Только вот я не хочу войти в историю как та, кто выдала все подробности.

ПДН — это Поиск дальности и направления. Вроде радиопеленгации, но это не совсем одно и то же. Но вы это знаете. Сейчас это называют Радаром — американское слово, но запомнить его не легче. Летом 1940 года радары были редкостью, поэтому никто не знал, что это такое и почему оно столь секретно.

Черт возьми, я не могу этого сделать.

 

 

Неприятные полчаса я провела в обществе Фрёйлин Энгель над ручкой, которую, клянусь, я впервые сломала случайно. Это, правда, на продолжительное время избавило меня от необходимости писать, но время шло, а эта гарпия угрожала моим зубам, хотя я сама уже была готова отдать их ей, выбив о стол. Да, с моей стороны было глупо сломать ручку во второй раз, уже умышленно, когда она отдала ее мне. После этого она НЕСКОЛЬКО РАЗ показала мне, как медсестра использовала кончик ручки для того, чтобы набрать анализ крови, когда она была школьницей.

Не знаю, почему в очередной раз творю подобные глупости. Мисс Энгель так легко вывести из себя. Она всегда выигрывает, но лишь потому, что мои лодыжки привязаны к стулу.

 Ну и, конечно же, потому что в конце каждого спора она напоминает мне о сделке, которую я заключила с офицером Гестапо, и мне не остается ничего, кроме как сдаться.

— Как ты знаешь, Гауптштурмфюрер фон Линден занят и просил не беспокоить. Но мне было сказано, что в случае необходимости я могу вызвать его. Тебе дали ручку и бумагу только потому, что он посудил, что ты готова сотрудничать, и если ты не будешь писать признание, то, согласись, у него не останется другого выхода, кроме как продолжить пытки.

ЗАТКНИСЬ, АННА ЭНГЕЛЬ. Я ЗНАЮ.

Я сделаю все: стоит ей только заикнуться о его имени, как меня пронзают воспоминания, поэтому я сделаю все, все что возможно, чтобы он больше не пытал меня.

Итак. Поиск дальности и направления. Береговая оборона. Могу я получить свои тридцать серебряников? Нет, только немного канцтоваров. Очень удобных.

 

Береговая оборона, полная версия

Мы видели — кто-то видел, как вы подступали. Мы всегда были на шаг впереди вас, а вы даже не понимали этого. Вы не понимали, насколько передовыми стали радары и как быстро мы учили людей пользоваться ими, как далеко они позволяли нам видеть. Вы даже представить себе не могли, насколько быстро мы собственными силами строили самолеты. Мы были в меньшинстве, это правда, но с помощью радаров мы видели, как вы подступаете: видели рой самолетов Люфтваффе, даже когда они взлетали с базы на территории оккупированной Франции, изучали высоту их полета, подсчитывали, сколькие отправились в налет. И это давало нам время подготовиться. Мы могли встретить вас в воздухе, противостоять вам, не позволяли вам приземлиться и отвлекали до тех пор, пока у вас не заканчивался бензин и вы, поджав хвосты, не убегали, дожидаясь следующего налета. Мы — осажденный одинокий остров на самом краю Европы.

Мэдди поклялась своими не рожденными детьми. Это было настолько секретно, что, допуская к работе с радаром, вам не давали звания; вы назывались просто «секретарь особого назначения». Сокращенно с/он, как в случае с р/о — радиооператорами и Y — беспроводной связью. С/он, пожалуй, самая полезная и убийственная информация, которую я вам дала. Теперь вы в курсе.

Шесть недель Мэдди училась работать с радаром. К тому же, ее повысили — дали звание офицера. Затем перевели в Майдсенд — операционную базу КВС для новых боевых Спитфайров, недалеко от Кентербери на кентском побережье. Так далеко от дома она еще никогда не бывала. Собственно, Мэдди не усадили сразу перед экраном пеленгаторной станции, несмотря на то, что она была к этому готова; она все еще работала радисткой. Пылающим и неистовым летом 1940 года Мэдди сидела в башне из железа и бетона и указывала направления по телефону. Другие девушки из службы радиолокации работали перед стеклянными экранами с зелеными огоньками и передавали данные по телефону или беспроводной связи в Управление; когда Управление определяло приближающийся самолет, Мэдди запрашивала связь воздуха с землей и разворачивала подбитый самолет домой. Иногда они возвращались с триумфом или новой поставкой из союзного склада Сви

СВИНЛИ СВИНЛИ

Свинли. Тибо заставил меня дописать название. Мне до того стыдно, что хочется сделать себе больно.

Энгель нетерпеливо сказала, чтоб я не беспокоилась по поводу названия мастерской. Не секрет, что ее неоднократно пытались разбомбить. Энгель уверена в том, что Гауптштурмфюрер будет больше заинтересован в моем описании сети радаров. Сейчас она обсуждает с Т. предложение сделать перерыв.

Ненавижу их обоих. Всех их ненавижу.

НЕНАВИЖУ ИХ

Береговая оборона, чтоб их.

Слюнявая ИДИОТКА.

Итак. Значит, на экране радара можно увидеть зеленые точки — самолеты — одну или две, двигающиеся по экрану. Скорее всего, они наши. Вы увидите разгар битвы, множество точек — они присоединяются к первым, и экран захлестывает пульсирующим светом. Они накатывают волной, но некоторые из них гаснут, словно искры бенгальских огней. И каждая исчезнувшая зеленая точка означает оконченную жизнь, одну, в случае если это боевой самолет, и целой команды, если это бомбардировщик. Одну за одной. Прочь, прочь, свеча ничтожная! (Это из «Макбета». Поговаривают, что он тоже был моим предком и время от времени устраивал приемы в фамильном поместье моей семьи. Согласно современным шотландским реестрам это не так, хоть и продажный ублюдок Шекспир гласил иное. История запомнит меня как отважного Кавалера Ордена Британской империи, или как предателя, сотрудничающего с Гестапо? Не хочу думать об этом. Предполагаю, они могут отозвать орден, если ты перестаешь быть отважным).

Если бы у них была радиосвязь, Мэдди могла бы рассказывать самолетам, что секретари особого назначения видят на своих экранах. Более или менее точно объяснила бы им, как вернуться в Оаквей, хоть она и недостаточно ориентировалась в Кенте. Она бы передавала ориентиры движущихся самолетов вместе со скоростью ветра, говорила бы, есть ли на взлетной полосе ямы (иногда нас все-таки бомбили). Или просила бы другие самолеты пропустить тот, который потерял закрылки, или пилот которого получил осколочное ранение в плечо, или что-то в подобном духе.

Однажды Мэдди прислушивалась к входящим сообщениям от самолетов, выбившихся из строя, которые не были членами эскадрильи Майдсенда. Она чуть не свалилась со стула, когда услышала отчаянный зов, поступивший на ее частоту:

— Мэйдэй... мэйдэй...[17]

Похоже на английский. Или, возможно, это было на французский манер — Ма'дэ — помогите мне. Остальная часть передачи звучала на немецком.

Голос принадлежал мальчику, маленькому и напуганному. Каждый вызов прерывался его рыданиями. Мэдди сглотнула — она понятия не имела, откуда шли страдальческие крики о помощи. Мэдди крикнула «Послушайте!», подключила свои наушники к громкоговорителю, чтобы было слышно всем, и ухватилась за телефон.

— Это офицер Вспомогательного отдела Бродэтт. Перенаправьте меня на Дженни из отдела особого назначения? Ладно, тогда на Тессу. Да кого-нибудь у экрана. Мне нужно идентифицировать радиовызов...

Все столпились около телефона, через плечо Мэдди читая пометки о месторасположении радиостанции, с которой шел вызов, которые она делала, и охая, когда до них доходил смысл написанного.

— Направляется прямо в Майдсенд!

— А вдруг это бомбардировщик?

Может, он еще заряжен?

— Что, если это обман?

— Если бы это был обман, он говорил бы по-английски!

— Кто-нибудь знает немецкий? — крикнул дежурный по радиорубке офицер. Ответом была тишина.

— Боже! Бродэтт, оставайтесь на телефоне. Давенпорт, бегите к радиостанции, возможно, одна из девушек сможет вам помочь. Найдите мне кого-то, кто говорит на немецком! Сейчас же!

Мэдди, затаив дыхание, слушала, прижав к одному уху наушники, а ко второму телефон, и ждала, пока девушка у экрана радара даст ей еще какую-то информацию.

— Шшш, — предостерег начальник радиосвязи и помог ей придерживать наушники и телефон, чтобы она могла делать пометки. — Не говори ничего, он не должен знать, кто его слышит...

Дверь в радиорубку с грохотом распахнулась — вернулась рядовая Давенпорт, по пятам которой шла оператор беспроводной связи ЖВВС. Мэдди подняла взгляд.

Девушка выглядела безупречно — ни одной русой пряди не выбилось из ее идеальной прически, собранной по всем правилам — на два сантиметра выше воротника униформы. Мэдди узнала ее — они сталкивались в столовой и на редких вечеринках. Ее называли Квини, хоть она и не была официальной Квин Би[18] в ЖВВС (так мы называем старших административных сотрудников базы), и это не было ее имя. Мэдди не знала, как ее зовут на самом деле. Та нажила себе славы быстрой и бесстрашной; она облила соусом начальство, и ей это сошло с рук, но в то же время она не покидала здания во время налета, пока не убеждалась, что внутри никого не осталось. Отдаленно будучи причастной к королевской семье, она заслужила звание летного офицера скорее из-за привилегий, а не опыта, но она усердно работала, как и любая другая. Она была симпатичной, миниатюрной и шустрой, и если субботним вечером устраивали танцы, то в первую очередь пилоты пытались пригласить ее.

— Дайте свои наушники, Бродэтт, — сказал начальник радиосвязи. Мэдди сняла гарнитуру вместе с микрофоном и передала оператору беспроводной связи — хорошенькой блондинке, которая подтянула пружинки на наушниках, чтобы они были ей впору.

Через несколько секунд Квини сказала:

— Говорит, что он сейчас над Ла-Маншем. Ищет Кале.

— Но Тесса говорит, что он приближается к побережью Уитстабла.

— Он в бомбардировщике Хейнкель, его команду убили, двигатель не работает, и он хочет приземлиться в Кале.

Они все разом уставились на оператора.

— Вы уверены, что мы говорим об одном и том же самолете? — с сомнением спросил начальник радиосвязи.

— Тесса, — сказала Мэдди в телефон, — немецкий самолет может оказаться над Каналом?

Вся комната затаила дыхание в ожидании обезличенного ответа Тессы, сидящей где-то в глуби меловых скал перед экраном, на котором мигали зеленые точки. Ее ответ разливался из-под карандаша Мэгги: вражеский самолет, курс 187 Майдсенд 25 км, высота 8500 футов.

— Какого черта он думает, что летит над Ла-Маншем?

— Ох! — внезапно перехватило дыхание у Мэдди, которая все поняла и махнула на огромную карту юго-востока Англии, северо-запада Франции и стран Бенилюкса[19], находящуюся на стене позади нее. — Смотрите, он летит со стороны Суффолка. Бомбил там прибрежные базы. Он пересек устье Темзы в самом широком месте и думает, что это был Ла-Манш! Летит в сторону Кента и думает, что это Франция.

Начальник радиосвязи отдал приказ оператору:

— Ответьте ему.

— Вы должны действовать согласно протоколу, сэр.

— Бродэтт, отдайте приказ согласно протоколу.

Мэдди сглотнула. На сомнения не было времени. Она сказала:

— На чем он летит, по его словам? Какой самолет? Бомбардировщик?

Оператор сначала сказала название на немецком, но когда все непонимающе уставились на нее, тут же перевела:

— Хе-111.

— Хейнкель Хе-111? Еще какие-то опознавательные знаки?

— Хейнкель Хе-111. Больше он ничего не сказал.

— Просто повторите ему название его самолета, Хейнкель Хе-111. Это открытый ответ. Вам нужно нажать кнопку, прежде чем начнете говорить, и держать ее, иначе он вас не услышит. Когда закончите говорить, отпустите кнопку, чтоб он мог ответить.

Начальник радиосвязи уточнил:

— «Хейнкель Хе-111, это Марк де Калис, Кале». Скажите ему, что мы — Марк де Калис.

Мэдди слушала, как оператор беспроводной связи делает первый в жизни радиозвонок на немецком, так отрешенно и четко, будто она всю жизнь давала инструкции бомбардировщикам Люфтваффе. Парень из самолета благодарно вздохнул, едва не плача от облегчения.

Оператор повернулась к Мэдди.

— Он запрашивает ориентиры для посадки.

— Скажите ему это, — Мэдди написала номера и расстояния в своем блокноте. — Сначала назовите его, затем назовитесь сами «Хейнкель Хе-111, это Кале». Сообщите ему путь перемещения, скорость ветра и видимость... — Она быстро делала записи. Оператор посмотрела на закодированные сокращения и заговорила в наушники, с уверенным спокойствием отдавая приказы на немецком.

Она остановилась на середине предложения и ткнула пальцем с идеальным маникюром в записки Мэдди. Одними губами произнесла: «П27?»

— Взлетно-посадочная полоса 27, — едва слышно пояснила Мэдди. — Скажи: «Направляйся прямо к П27». Передай ему, чтобы сбросил бомбы в море, если они у него остались, чтобы он приземлился пустым.

Все в радиорубке молчали, загипнотизированные резкими, точными и непонятными инструкциями, которые изящная оператор выполняла с небрежной компетенцией начальницы; мучительными и одновременно необъяснимыми вздохами парня в разрушенном самолете; тем, как Мэдди записывала направления и указания, которые она раздавала, а ее блокнот становился все тоньше и тоньше.

— Вот он! — прошептал начальник радиосвязи, и все, кроме Мэдди и оператора, чьи головы были привязаны к телефону и наушникам, рванули к окну, чтобы понаблюдать за приближением бомбардировщика Хейнкель.

— Когда он запросит связь в последний раз, просто сообщи ему скорость ветра, — проинструктировала Мэдди, неистово делая записи. — Восемь узлов, юго-западный, с порывами до двенадцати.

— Скажи, что его встретит пожарная служба, — произнес начальник. Он похлопал по плечу другую радистку. — Отправь туда машину. И скорую.

Черный силуэт в небе становился все больше. Затем они услышали пыхтение и писк единственного рабочего двигателя.

— Господи! Он не опустил шасси, — вскрикнула молоденькая офицер летного состава Давенпорт. — Точно будет авария.

Но она ошиблась. Прямо напротив диспетчерской вышки Хейнкель плюхнулся на брюхо, разбрасывая кругом ошметки травы и грунта, его двигатель горел, а поодаль слышалась сирена скорой помощи, спешащей навстречу.

Все, кто был у окна, рванули вниз по лестнице и высыпали на взлетную полосу.

Мэдди сняла гарнитуру. Две другие радистки уже были у окна. Мэдди напряглась, пытаясь расслышать, что происходит, но звуки сирены все заглушали. Из окна были видны только небо и ветроуказатель в конце взлетно-посадочной полосы, но вблизи обзор ограничивался. Мимо окна только струилась тоненькая струйка черного дыма.

Снаружи, у края взлетной полосы, Квини, или как там ее звали на самом деле, стояла и смотрела на обломки бомбардировщика Люфтваффе.

Барахтаясь на брюхе, он был похож на огромного металлического кита, вместо воды извергающего дым. Несмотря на разбитое оргстекло кабины, оператор видела внутри молодого пилота, отчаянно пытающегося снять со своего мертвого штурмана покореженный и окровавленный шлем. Она наблюдала, как рой монтажников и пожарников помогли вытащить из кабины летчика и его безжизненный экипаж. И она видела, как откровенное облегчение на лице пилота сменилось недоумением и пониманием того, что он был окружен людьми в голубой униформе со значками Королевских Воздушных Сил.

Начальник радиосвязи позади нее цокнул языком и покачал головой.

— Бедный маленький немецкий ублюдок, — нараспев сказал он. — Он не вернется домой героем, как хотел. Чувство направления у него отсутствует напрочь.

Он мягко положил руку на плечо оператора, которая говорила по-немецки.

— Если вы не возражаете, — произнес он извиняющимся тоном, — мы попросим вас помочь с допросом.

 

 

Дежурство Мэдди подошло к концу к тому времени, как фельдшера закончили наскоро латать немецкого летчика и перетащили его на цокольный этаж диспетчерской вышки. Она уловила взгляд изумленного юноши, осторожно попивающего из дымящейся кружки, пока санитар зажигал для него сигарету. Они укутали его в одеяло, но, несмотря на то, что на дворе стоял август, он продолжал дрожать. Симпатичная блондинка-оператор сидела на краю твердого стула в другом конце комнаты, вежливо отводя взгляд от покалеченного и убитого горем врага. Она тоже курила в ожидании дальнейших инструкций. Она выглядела так же уравновешено и спокойно, как и в тот момент, когда взяла у Мэдди наушники в радиорубке, но Мэдди видела, как она небрежно ковыряет спинку стула беспокойным указательным пальцем с идеальным маникюром.

«Я не смогла бы сделать то, что сделала она, — подумала Мэдди. — Мы бы не поймали его без нее. Дело даже не в знании немецкого — я бы не смогла притворяться так, как она, без тренировок, я это понимаю. И не уверена, что вынесла бы то, что сейчас придется делать ей. Слава Богу, я не говорю по-немецки».

 

 

В ту ночь на Майдсенд снова обрушились самолеты. Они не имели ничего общего с захватом бомбардировщика Хейнкель, это был обычный воздушный налет, совершенный Люфтваффе в попытках уничтожить британскую оборону. Были разрушены казармы офицеров Королевских ВВС (пустующие на тот момент), а всю взлетную полосу испещрили огромные ямы. Офицеров ЖВВС расположили в сторожке на краю полигона, на котором был построен аэродром, и Мэдди с соседками спали таким мертвым сном, что даже не слышали сирен. Они проснулись лишь после того, как прозвучал первый взрыв. В пижамах и оловянных касках они продирались через кусты к ближайшему укрытию, сжимая в руках противогазы и удостоверения личности. Ничто не освещало их путь, кроме оружейного огня и пламени взрывов — ни единого уличного фонаря или лучей света из-под двери или из окна, не горел ни единый окурок. Происходящее было подобно аду — ничего, кроме теней, всполохов огня и звезд над головой.

Мэдди схватила зонтик. Противогаз, каску, талоны на питание и зонтик. Адское пламя обрушивалось на нее сверху, и она сдерживала его с помощью зонта. Никто, конечно же, не понял, что он у нее был, пока она не попыталась пронести его в бомбоубежище.

— Закрой! Закрой эту чертову штуку и брось ее!

— Я без него не пойду! — плакала Мэдди, которой немалыми усилиями все-таки удалось пронести его. Девушка позади нее толкала ее в спину, а та, которая была впереди, тянула за руку, после чего они, сбившись в кучку, вместе дрожали в темном подземелье.


Дата добавления: 2019-02-12; просмотров: 98; Мы поможем в написании вашей работы!

Поделиться с друзьями:






Мы поможем в написании ваших работ!