Перечень основных эмпирических характеристик 14 страница



диапазону психических явлений. Будучи необходимым для ана-

лиза пусковой фазы мыслительного процесса, оно недостаточно

для выявления ее специфики. Проблемная ситуация обычно

трактуется как выражение дефицита информации, необходи-

мой для реализации какого-либо действия. Такой дефицит дей-

ствительно является исходным пунктом психической и пове-

денческой активности, но его преодоление в общем случае

вполне возможно на уровне перцептивной или вообще образ-

ной регуляции действий. И не случайно поэтому проблемный

ящик или проблемная клетка служат исходным пунктом для

возбуждения психической активности животных, направ-

ленной на решение определенных поведенческих задач. Но

каких задач? Собственно мыслительных или перцептив-

ных?

 

Ведь не случайно Торндайк не обнаружил следов понима-

ния в процессах решения животными задач, предлагаемых им

проблемной ситуацией. Как упоминалось, из этого отсутствия

понимания радикальный бихевиоризм сделал эмпирически

необоснованный вывод об отсутствии психической регуляции

соответствующих действий. В действительности же, как пока-

 

87

 

зал последудощий ход исследований в рамках даже самого

бихевиоризма, это поведение, не будучи выражением понима-

ния и мышления, является перцептивно или образно регули-

руемым. И если говорить здесь о задачах и проблемах, то это

перцептивные <задачи> и перцептивные <проблемы>. Приме-

ром типично перцептивной <задачи>, т. е. задачи, которая впол-

не может быть решена и без опоры на собственно мышление,

а только на перцептивном уровне, является известная задача

обхода препятствия. По существу траектория обходного пути,

как и пути прямого, содержится в самой структуре перцептив-

ного поля. Стимульная ситуация, толкающая человека на по-

иск обходного пути, является <проблемной> только в том смыс-

ле, что выбор варианта двигательного решения здесь более тру-

ден хотя бы потому, что прямой, кратчайший путь представлен

единственным вариантом, а обходных путей всегда множество.

Но этот выбор остается перцептивным, поскольку <вектор> тра-

ектории обходного пути задается структурой перцептивного

поля и не требует для его <извлечения> никаких ее специаль-

ных преобразований. Выбор обходного пути, как и всякая дру-

гая чисто перцептивная задача, может, конечно, у человека

решаться и на мыслительном уровне, однако это лишь специ-

фически высший, но частный случай решения задачи такого

типа. В этом частном случае выбор опирается уже не только на

восприятие, но и на понимание ситуации, а последнее влечет

за собой осмысленное транспонирование решения.50

 

Однако более общий случай этого решения остается в рам-

ках перцептивного выбора и не предполагает обязательного

участия понимания и вообще мышления. И только потому, что

гештальтпсихология, исследовавшая процесс решения такого

типа задач животными (в частности, антропоидами), не рас-

полагая критериями для проведения границы между перцеп-

цией и мышлением, отождествила этот перцептивный выбор

с мышлением (пониманием), Келер мог сделать свой ошибоч-

ный вывод о принадлежности интеллекта антропоидов к тому

же роду и виду, что и интеллект человека. Однако при реше-

нии животными не только таких чисто перцептивных, но и бо-

лее сложных, орудийных <задач>, требующих активного пред-

метного манипулирования, такого рода извлечение информации

о межпредметных отношениях путем простейших действий

с этими предметами соответствует лишь той переходной фор-

ме между восприятием и мышлением, на которой мышление

только формируется в ходе перцептивно регулируемой пред-

метной деятельности, но еще не является сформировавшимся

психическим процессом, который сам становится регулятором

этой деятельности.

 

50 См. там же, с. 95.

 

88

 

1аким образом, не все то, что обозначается как проблем-

ная ситуация и ее психическое отображение, не всякий содер-

жащийся в стимульной ситуации информационный дефицит

составляют исходный пункт собственно мыслительного про-

цесса.

 

Не только у животных, но даже у человека, который пре-

одолевает информационный дефицит, заключенный в стимуль-

ной ситуации, используя все уровни интеллекта, существуют

явно домысительные способы пополнения информации, необ-

ходимой для адекватного действия. Сюда относится, например,

перцептивная или вообще образная экстраполяция, детерми-

нируемая общими закономерностями организации сенсорно-

перцептивного поля, отсутствующие элементы которого до-

страиваются исходя из принципов его гештальт-структуры. На

этом же домыслительном уровне находится и перцептивный

поиск отсутствующей информации и даже элементарное мани-

пулирование образами, занимающее, правда, промежуточное

положение между образным и мыслительным познанием, но

не достигающее мыслительного уровня в его специфически!

качествах.

 

Исходным пунктом специфически мыслительного пути пре-

одоления информационного дефицита стимульной ситуации

является вопрос. Эмпирическое существо психического фено-

мена, выражаемого этим термином, заключается не в самом

объективном факте наличия дефицита информации, а в субъ-

ективно-психологическом факте наличия информации об этом

дефиците. Вопрос есть психическое отображение нераскрыто-

сти, непредставленности тех предметных отношений, на выясне-

ние которых направлен весь последующий мыслительный про-

цесс. Именно в таком своем качестве информации о дефиците

информации и вместе с тем обобщенной информации о типе

непредставленных предметных отношений (что? где? когда?

как?), которые составят содержание мысли как результата

мыслительного процесса, вопрос и является исходным пунк-

том развертывания этого процесса.

 

Всякий вопрос составляет отправной пункт мыслительного

процесса, поскольку суждение как результат и универсальная

единица этого процесса всегда есть ответ на актуальный или

потенциальный вопрос (<Это произошло вчера>, <Это случи-

лось в Ленинграде> и т. д.). Однако в разных вопросах сте-

пень этой пусковой, векторизующей функции по отношению

к последующему процессу выражена по-разному. Хотя сужде-

ния <сейчас двенадцать часов> или <человек стоит на улице>

представляют пусть элементарную, но уже мыслительную

структурную единицу (перцептивное суждение), в вопросах

<Который сейчас час?> или <Где стоит человек?>, ответы на

которые представлены в приведенных суждениях, пусковая,

векторизующая функция собственно мыслительной активности

 

89

 

представлена в минимальной степени, как и во всяком другом

вопросе, ответ на который может быть получен путем стерео-

типного действия или акта <наведения справки>. Этим, по-ви-

димому, и отличается вопрос как более общая форма инфор-

мации об информационном дефиците от <проблемы>. Не вся-

кий вопрос составляет проблему. Проблемный же характер

вопроса, при котором пусковая, векторизующая функция этой

исходной фазы выражена гораздо более явно, заключается, как

можно думать, не просто в факте нераскрытости соответствую-

щих отношений, а в факте их непонятности. Здесь, в исход-

ном пункте мыслительного процесса отсутствует понимание

отношений-важнейшая характеристика мысли как результа-

та этого процесса.

 

Такое информационное выражение нераскрытости и непо-

нятности предметных отношений самим фактом информации

о соответствующем информационном дефиците ставит задачу,

но уже не в обобщенном, распространяющемся и на перцеп-

тивные уровни, а в собственном смысле этого термина, т. е.

задачу как специфически мыслительный феномен, составляю-

щий начальную фазу мыслительного процесса, направленного

на устранение этого дефицита и тем самым представляющего

собой решение данной задачи. В этом состоит сущность рас-

пространенной трактовки процесса мышления именно как ре-

шения задач. Самая же задача описывается и определяется

в экспериментальной психологии как <знаковая модель про-

блемной ситуации>.51

 

То обстоятельство, что эта модель проблемной ситуации

является именно знаковой, не случайно по отношению к эмпири-

ческому существу исходной фазы мыслительного процесса,

а выражает природу начального этапа. Дело в том, что про-

блема, воплощенная в задаче, представляет собой не просто

информацию об объективной стимульной ситуации. Сама по

себе информационная модель проблемной ситуации может быть

представлена и на перцептивном уровне, и тогда она вопло-

щает в себе задачу не в собственно мыслительном, а в обоб-

щенном смысле этого термина (<перцептивную задачу>). Спе-

цифика же задачи как собственно мыслительного феномена со-

стоит, как упоминалось, в том, что в ней представлена не

только информация о проблемной ситуации, но и информация

о дефиците информации об определенных предметных отноше-

ниях в этой проблемной ситуации. И если психическая модель

этой ситуации может быть представлена предметными психи-

ческими структурами, прежде всего образами, непосредственно

 

51 Фридман Л. М. Моделирование как форма продуктивного мышле-

ния в процессах постановки и решения задач.-В кн.: Экспериментальное

исследование продуктивных творческих процессов мышления (к симпозиуму).

М" 1963.

 

90

 

воспроизводящими ее предметное содержание, то информация

о нераскрытости или непонятности соответствующих отноше-

ний требует другой формы представления. Эта необходимость

определяется (если даже оставить в стороне социальную

коммуникативную детерминацию мышления) хотя бы уже

тем, что предметные психические структуры воспроизводят

соответствующее объективное предметное содержание, харак-

теристики же самих этих психических структур непосредствен-

но не воспроизводятся. Мы не воспринимаем перцептивных

образов, а перцептивно отображаем их объекты. Поэтому

информация о неполноте предметной психической модели про-

блемной ситуации не может быть представлена прямо на языке

самих предметных психических структур. Она требует некото-

рой вторичной формы представления, такой, однако, которая

сама бы непосредственно отображалась и тем самым могла бы

векторизовать процесс и управлять им (не говоря уже о том,

что только это условие может обеспечить межиндивидуальную

передачу данной информации об информационном дефиците).

Именно таким требованиям удовлетворяет знаковая или, ина-

че говоря, речевая форма представления информационного де-

фицита. Поэтому действительно есть достаточные основания

эмпирически определить задачу как знаковую или речевую

модель проблемной ситуации.

 

Такова-в самых основных чертах-эмпирическая сущ-

ность исходной фазы мыслительного процесса: если структур-

ная единица мысли как результата воплощает в себе раскры-

тое и понятое предметное отношение, то процесс, завершаю-

щийся этим результатом, начинается с информации о нерас-

крытости, непонятности или непонятости этого отношения, вы-

раженной в психических мыслительных феноменах <вопрос>,

<проблема> и <задача>. Эмпирическое описание показывает,

что, поскольку на начальной фазе мыслительного процесса

имеется и модель проблемной ситуации, которая может быть

выражена средствами предметных психических структур,

и информация о нераскрытости и непонятности некоторых отно-

шений, которая требует знаковой формы представления, уже

на исходном этапе мыслительного процесса, как и в его резуль-

тативной структурной форме, имеет место сочетание простран-

ственно-временных и символически-операторных (знаковых или

речевые) компонентов.

 

Речевая форма мышления, как процесса

 

Выше было показано, что универсальная структурная еди-

ница мысли как результата мыслительного процесса-сужде-

ние, воплощая специфически мыслительное отображение отно-

шений, включает в себя операцию с операндами и тем самым

по необходимости имеет символически-операторный состав, кон-

 

91

 

кретным носителем которого является речевой эквивалент

суждения - предложение.

 

Как показало рассмотрение феноменов <вопрос>, <пробле-

ма>, <задача>, речевая форма, несущая информацию не толь-

ко о предметном содержании проблемной ситуации, но и о не-

полноте данной информации, по самой природе соотношения

этих двух информационных компонентов- (первичного, предмет-

ного и вторичного, опосредствованного) необходимо представ-

лена уже на этой исходной фазе мыслительного процесса; она

пускает его в ход и задает направление. Но если в речевую

форму облекаются и начальная фаза мыслительного процесса,

и его результат (воплощенный в отдельной мысли), то есть уже

чисто теоретические основания ожидать, что речевые компо-

ненты являются сквозной характеристикой мышления как про-

цесса и что они тем самым в тех или иных пропорциях и соче-

таниях с неречевыми предметно-структурными компонентами

имеют место на разных этапах его протекания-в начале,

середине и в заключительной результативной структуре

(в мысли.)

 

В экспериментальной психологии имеются прямые эмпири-

ческие подтверждения этого теоретического предположения.

 

Поскольку интрапсихическая динамика мыслительного про-

цесса, в особенности на промежуточных этапах, может не быть

связанной с внешней речью, реализующей уже собственно ком-

муникативную функцию, естественно, что экспериментальные

свидетельства наличия речевых компонентов на разных этапах

мыслительного процесса по преимуществу сконцентрированы

в исследованиях соотношений мышления и внутренней речи.

Разностороннее экспериментальное исследование внутреннере-

чевых компонентов мыслительного процесса, произведенное

А. Н. Соколовым, содержит ряд-важных и надежных фактиче-

ских подтверждений необходимого участия речевых компонен-

тов в динамике мыслительного процесса.52

 

Вместе с тем в этом исследовании отчетливо показано, что

мыслительный процесс необходимо включает взаимодействие

символически-операторных (речевых) и предметно-структур-

ных информационных компонентов. <Поскольку речедвигатель-

ная импульсация,-заключает А. Н. Соколов,-отмечается не

только в процессе вербально-понятийного, но и наглядного

мышления... и притом у всех испытуемых, независимо от их типа

памяти, можно заключить, что мышление в любом случае свя-

зано с языком, хотя в отдельные моменты, или фазы, решения

(особенно при решении наглядных задач) речедвигательная

импульсация может быть заторможена. Это, однако, не озна-

чает, что в последнем случае имеет место ,,безъязыковое"

мышление. Такой вывод был бы неоправданным допущением,

 

52 См.: Соколов А. Н. Внутренняя речь и мышление. М., 1968.

 

92

 

так как основывался бы на изоляции одной фазы мышления

от другой, что, по существу, невозможно. Вместе с тем эти дан-

ные указывают и на невозможность отождествления мышления

с речью, так как мышление содержит в себе не только рече-

вую, но и неречевую фазу действия, связанную с накоплением

сенсорной информации. Следовательно, здесь имеет место

постоянное взаимодействие предметной и речевой информации,

которое описывалось И. П. Павловым как взаимодействие

первой (предметной) и второй (речевой) сигнальных систем>.53

 

Очень демонстративное экспериментальное подкрепление вы-

вода о необходимой включенности речевых компонентов в ди-

намику мыслительного процесса получено американскими иссле-

дователями при изучении интеллектуальных актов у глухоне-

мых, где языковые компоненты мышления не могут быть пред-

ставлены актами звукопроизнесения, и, следовательно, если они

действительно органически включены в мыслительный процесс,

то они должны обязательно получить какое-либо другое объ-

ективное проявление. <Поскольку утверждение, что мышление

представляет собой беззвучное лингвистическое поведение, про-

тиворечит точке зрения здравого смысла,- пишет Т. Шибута-

ни,- потребовались доказательства. Попытки измерить дви-

жения речевой мускулатуры в тот момент, когда испытуемые

выполняли различные интеллектуальные действия, давали все

еще недостаточно убедительный материал. Наконец, Л. Макс

нашел блестящее решение. Поскольку у глухонемых жестовая

коммуникация осуществляется с помощью мускулов пальцев,

на эти мускулы были помещены электроды, чтобы замерить

зачаточные движения, когда эти люди думают. Контрольная

группа состояла из людей с нормальным слухом. Задачи на

абстрактное мышление вызывали такие действия в руке

у 84% и лишь у 31% испытуемых в контрольной группе>.54

 

Хотя эти факты рассмотрены Т. Шибутани в более одно-

стороннем общем контексте, чем это сделано в исследовании

А. Н. Соколова, так как речевые компоненты никак не соот-

несены им с неречевой предметной информацией, все же по

отношению к вопросу о самих речевых компонентах мышления

они имеют принципиальное значение. Поскольку эти данные

относятся к весьма специфической незвуковой форме речи,

которая также отчетливо проявляет себя в ходе мышления, они

существенно повышают меру общности сделанного эмпириче-

ского вывода о необходимости участия речевых компонентов

в динамике мыслительного процесса.

 

С другой стороны, этот вывод подкрепляется и важными

фактами, полученными А. Н. Соколовым в опытах с централь-

ными речевыми помехами, т. е. помехами, действие которых

 

53 Там же, с. 230.

и Шибутани Т. Социальная психология; М., 1969, с. 158.

 

93

 

распространяется не только на периферическую, но и на мозго-

вую часть речедвигательного анализатора, что достигается

путем принудительной вербализации постороннего материала


Дата добавления: 2019-02-12; просмотров: 117; Мы поможем в написании вашей работы!

Поделиться с друзьями:






Мы поможем в написании ваших работ!