Перечень основных эмпирических характеристик 14 страница
диапазону психических явлений. Будучи необходимым для ана-
лиза пусковой фазы мыслительного процесса, оно недостаточно
для выявления ее специфики. Проблемная ситуация обычно
трактуется как выражение дефицита информации, необходи-
мой для реализации какого-либо действия. Такой дефицит дей-
ствительно является исходным пунктом психической и пове-
денческой активности, но его преодоление в общем случае
вполне возможно на уровне перцептивной или вообще образ-
ной регуляции действий. И не случайно поэтому проблемный
ящик или проблемная клетка служат исходным пунктом для
возбуждения психической активности животных, направ-
ленной на решение определенных поведенческих задач. Но
каких задач? Собственно мыслительных или перцептив-
ных?
Ведь не случайно Торндайк не обнаружил следов понима-
ния в процессах решения животными задач, предлагаемых им
проблемной ситуацией. Как упоминалось, из этого отсутствия
понимания радикальный бихевиоризм сделал эмпирически
необоснованный вывод об отсутствии психической регуляции
соответствующих действий. В действительности же, как пока-
87
зал последудощий ход исследований в рамках даже самого
бихевиоризма, это поведение, не будучи выражением понима-
ния и мышления, является перцептивно или образно регули-
руемым. И если говорить здесь о задачах и проблемах, то это
перцептивные <задачи> и перцептивные <проблемы>. Приме-
|
|
ром типично перцептивной <задачи>, т. е. задачи, которая впол-
не может быть решена и без опоры на собственно мышление,
а только на перцептивном уровне, является известная задача
обхода препятствия. По существу траектория обходного пути,
как и пути прямого, содержится в самой структуре перцептив-
ного поля. Стимульная ситуация, толкающая человека на по-
иск обходного пути, является <проблемной> только в том смыс-
ле, что выбор варианта двигательного решения здесь более тру-
ден хотя бы потому, что прямой, кратчайший путь представлен
единственным вариантом, а обходных путей всегда множество.
Но этот выбор остается перцептивным, поскольку <вектор> тра-
ектории обходного пути задается структурой перцептивного
поля и не требует для его <извлечения> никаких ее специаль-
ных преобразований. Выбор обходного пути, как и всякая дру-
гая чисто перцептивная задача, может, конечно, у человека
решаться и на мыслительном уровне, однако это лишь специ-
фически высший, но частный случай решения задачи такого
типа. В этом частном случае выбор опирается уже не только на
восприятие, но и на понимание ситуации, а последнее влечет
за собой осмысленное транспонирование решения.50
|
|
Однако более общий случай этого решения остается в рам-
ках перцептивного выбора и не предполагает обязательного
участия понимания и вообще мышления. И только потому, что
гештальтпсихология, исследовавшая процесс решения такого
типа задач животными (в частности, антропоидами), не рас-
полагая критериями для проведения границы между перцеп-
цией и мышлением, отождествила этот перцептивный выбор
с мышлением (пониманием), Келер мог сделать свой ошибоч-
ный вывод о принадлежности интеллекта антропоидов к тому
же роду и виду, что и интеллект человека. Однако при реше-
нии животными не только таких чисто перцептивных, но и бо-
лее сложных, орудийных <задач>, требующих активного пред-
метного манипулирования, такого рода извлечение информации
о межпредметных отношениях путем простейших действий
с этими предметами соответствует лишь той переходной фор-
ме между восприятием и мышлением, на которой мышление
только формируется в ходе перцептивно регулируемой пред-
метной деятельности, но еще не является сформировавшимся
психическим процессом, который сам становится регулятором
этой деятельности.
50 См. там же, с. 95.
|
|
88
1аким образом, не все то, что обозначается как проблем-
ная ситуация и ее психическое отображение, не всякий содер-
жащийся в стимульной ситуации информационный дефицит
составляют исходный пункт собственно мыслительного про-
цесса.
Не только у животных, но даже у человека, который пре-
одолевает информационный дефицит, заключенный в стимуль-
ной ситуации, используя все уровни интеллекта, существуют
явно домысительные способы пополнения информации, необ-
ходимой для адекватного действия. Сюда относится, например,
перцептивная или вообще образная экстраполяция, детерми-
нируемая общими закономерностями организации сенсорно-
перцептивного поля, отсутствующие элементы которого до-
страиваются исходя из принципов его гештальт-структуры. На
этом же домыслительном уровне находится и перцептивный
поиск отсутствующей информации и даже элементарное мани-
пулирование образами, занимающее, правда, промежуточное
положение между образным и мыслительным познанием, но
не достигающее мыслительного уровня в его специфически!
качествах.
Исходным пунктом специфически мыслительного пути пре-
одоления информационного дефицита стимульной ситуации
|
|
является вопрос. Эмпирическое существо психического фено-
мена, выражаемого этим термином, заключается не в самом
объективном факте наличия дефицита информации, а в субъ-
ективно-психологическом факте наличия информации об этом
дефиците. Вопрос есть психическое отображение нераскрыто-
сти, непредставленности тех предметных отношений, на выясне-
ние которых направлен весь последующий мыслительный про-
цесс. Именно в таком своем качестве информации о дефиците
информации и вместе с тем обобщенной информации о типе
непредставленных предметных отношений (что? где? когда?
как?), которые составят содержание мысли как результата
мыслительного процесса, вопрос и является исходным пунк-
том развертывания этого процесса.
Всякий вопрос составляет отправной пункт мыслительного
процесса, поскольку суждение как результат и универсальная
единица этого процесса всегда есть ответ на актуальный или
потенциальный вопрос (<Это произошло вчера>, <Это случи-
лось в Ленинграде> и т. д.). Однако в разных вопросах сте-
пень этой пусковой, векторизующей функции по отношению
к последующему процессу выражена по-разному. Хотя сужде-
ния <сейчас двенадцать часов> или <человек стоит на улице>
представляют пусть элементарную, но уже мыслительную
структурную единицу (перцептивное суждение), в вопросах
<Который сейчас час?> или <Где стоит человек?>, ответы на
которые представлены в приведенных суждениях, пусковая,
векторизующая функция собственно мыслительной активности
89
представлена в минимальной степени, как и во всяком другом
вопросе, ответ на который может быть получен путем стерео-
типного действия или акта <наведения справки>. Этим, по-ви-
димому, и отличается вопрос как более общая форма инфор-
мации об информационном дефиците от <проблемы>. Не вся-
кий вопрос составляет проблему. Проблемный же характер
вопроса, при котором пусковая, векторизующая функция этой
исходной фазы выражена гораздо более явно, заключается, как
можно думать, не просто в факте нераскрытости соответствую-
щих отношений, а в факте их непонятности. Здесь, в исход-
ном пункте мыслительного процесса отсутствует понимание
отношений-важнейшая характеристика мысли как результа-
та этого процесса.
Такое информационное выражение нераскрытости и непо-
нятности предметных отношений самим фактом информации
о соответствующем информационном дефиците ставит задачу,
но уже не в обобщенном, распространяющемся и на перцеп-
тивные уровни, а в собственном смысле этого термина, т. е.
задачу как специфически мыслительный феномен, составляю-
щий начальную фазу мыслительного процесса, направленного
на устранение этого дефицита и тем самым представляющего
собой решение данной задачи. В этом состоит сущность рас-
пространенной трактовки процесса мышления именно как ре-
шения задач. Самая же задача описывается и определяется
в экспериментальной психологии как <знаковая модель про-
блемной ситуации>.51
То обстоятельство, что эта модель проблемной ситуации
является именно знаковой, не случайно по отношению к эмпири-
ческому существу исходной фазы мыслительного процесса,
а выражает природу начального этапа. Дело в том, что про-
блема, воплощенная в задаче, представляет собой не просто
информацию об объективной стимульной ситуации. Сама по
себе информационная модель проблемной ситуации может быть
представлена и на перцептивном уровне, и тогда она вопло-
щает в себе задачу не в собственно мыслительном, а в обоб-
щенном смысле этого термина (<перцептивную задачу>). Спе-
цифика же задачи как собственно мыслительного феномена со-
стоит, как упоминалось, в том, что в ней представлена не
только информация о проблемной ситуации, но и информация
о дефиците информации об определенных предметных отноше-
ниях в этой проблемной ситуации. И если психическая модель
этой ситуации может быть представлена предметными психи-
ческими структурами, прежде всего образами, непосредственно
51 Фридман Л. М. Моделирование как форма продуктивного мышле-
ния в процессах постановки и решения задач.-В кн.: Экспериментальное
исследование продуктивных творческих процессов мышления (к симпозиуму).
М" 1963.
90
воспроизводящими ее предметное содержание, то информация
о нераскрытости или непонятности соответствующих отноше-
ний требует другой формы представления. Эта необходимость
определяется (если даже оставить в стороне социальную
коммуникативную детерминацию мышления) хотя бы уже
тем, что предметные психические структуры воспроизводят
соответствующее объективное предметное содержание, харак-
теристики же самих этих психических структур непосредствен-
но не воспроизводятся. Мы не воспринимаем перцептивных
образов, а перцептивно отображаем их объекты. Поэтому
информация о неполноте предметной психической модели про-
блемной ситуации не может быть представлена прямо на языке
самих предметных психических структур. Она требует некото-
рой вторичной формы представления, такой, однако, которая
сама бы непосредственно отображалась и тем самым могла бы
векторизовать процесс и управлять им (не говоря уже о том,
что только это условие может обеспечить межиндивидуальную
передачу данной информации об информационном дефиците).
Именно таким требованиям удовлетворяет знаковая или, ина-
че говоря, речевая форма представления информационного де-
фицита. Поэтому действительно есть достаточные основания
эмпирически определить задачу как знаковую или речевую
модель проблемной ситуации.
Такова-в самых основных чертах-эмпирическая сущ-
ность исходной фазы мыслительного процесса: если структур-
ная единица мысли как результата воплощает в себе раскры-
тое и понятое предметное отношение, то процесс, завершаю-
щийся этим результатом, начинается с информации о нерас-
крытости, непонятности или непонятости этого отношения, вы-
раженной в психических мыслительных феноменах <вопрос>,
<проблема> и <задача>. Эмпирическое описание показывает,
что, поскольку на начальной фазе мыслительного процесса
имеется и модель проблемной ситуации, которая может быть
выражена средствами предметных психических структур,
и информация о нераскрытости и непонятности некоторых отно-
шений, которая требует знаковой формы представления, уже
на исходном этапе мыслительного процесса, как и в его резуль-
тативной структурной форме, имеет место сочетание простран-
ственно-временных и символически-операторных (знаковых или
речевые) компонентов.
Речевая форма мышления, как процесса
Выше было показано, что универсальная структурная еди-
ница мысли как результата мыслительного процесса-сужде-
ние, воплощая специфически мыслительное отображение отно-
шений, включает в себя операцию с операндами и тем самым
по необходимости имеет символически-операторный состав, кон-
91
кретным носителем которого является речевой эквивалент
суждения - предложение.
Как показало рассмотрение феноменов <вопрос>, <пробле-
ма>, <задача>, речевая форма, несущая информацию не толь-
ко о предметном содержании проблемной ситуации, но и о не-
полноте данной информации, по самой природе соотношения
этих двух информационных компонентов- (первичного, предмет-
ного и вторичного, опосредствованного) необходимо представ-
лена уже на этой исходной фазе мыслительного процесса; она
пускает его в ход и задает направление. Но если в речевую
форму облекаются и начальная фаза мыслительного процесса,
и его результат (воплощенный в отдельной мысли), то есть уже
чисто теоретические основания ожидать, что речевые компо-
ненты являются сквозной характеристикой мышления как про-
цесса и что они тем самым в тех или иных пропорциях и соче-
таниях с неречевыми предметно-структурными компонентами
имеют место на разных этапах его протекания-в начале,
середине и в заключительной результативной структуре
(в мысли.)
В экспериментальной психологии имеются прямые эмпири-
ческие подтверждения этого теоретического предположения.
Поскольку интрапсихическая динамика мыслительного про-
цесса, в особенности на промежуточных этапах, может не быть
связанной с внешней речью, реализующей уже собственно ком-
муникативную функцию, естественно, что экспериментальные
свидетельства наличия речевых компонентов на разных этапах
мыслительного процесса по преимуществу сконцентрированы
в исследованиях соотношений мышления и внутренней речи.
Разностороннее экспериментальное исследование внутреннере-
чевых компонентов мыслительного процесса, произведенное
А. Н. Соколовым, содержит ряд-важных и надежных фактиче-
ских подтверждений необходимого участия речевых компонен-
тов в динамике мыслительного процесса.52
Вместе с тем в этом исследовании отчетливо показано, что
мыслительный процесс необходимо включает взаимодействие
символически-операторных (речевых) и предметно-структур-
ных информационных компонентов. <Поскольку речедвигатель-
ная импульсация,-заключает А. Н. Соколов,-отмечается не
только в процессе вербально-понятийного, но и наглядного
мышления... и притом у всех испытуемых, независимо от их типа
памяти, можно заключить, что мышление в любом случае свя-
зано с языком, хотя в отдельные моменты, или фазы, решения
(особенно при решении наглядных задач) речедвигательная
импульсация может быть заторможена. Это, однако, не озна-
чает, что в последнем случае имеет место ,,безъязыковое"
мышление. Такой вывод был бы неоправданным допущением,
52 См.: Соколов А. Н. Внутренняя речь и мышление. М., 1968.
92
так как основывался бы на изоляции одной фазы мышления
от другой, что, по существу, невозможно. Вместе с тем эти дан-
ные указывают и на невозможность отождествления мышления
с речью, так как мышление содержит в себе не только рече-
вую, но и неречевую фазу действия, связанную с накоплением
сенсорной информации. Следовательно, здесь имеет место
постоянное взаимодействие предметной и речевой информации,
которое описывалось И. П. Павловым как взаимодействие
первой (предметной) и второй (речевой) сигнальных систем>.53
Очень демонстративное экспериментальное подкрепление вы-
вода о необходимой включенности речевых компонентов в ди-
намику мыслительного процесса получено американскими иссле-
дователями при изучении интеллектуальных актов у глухоне-
мых, где языковые компоненты мышления не могут быть пред-
ставлены актами звукопроизнесения, и, следовательно, если они
действительно органически включены в мыслительный процесс,
то они должны обязательно получить какое-либо другое объ-
ективное проявление. <Поскольку утверждение, что мышление
представляет собой беззвучное лингвистическое поведение, про-
тиворечит точке зрения здравого смысла,- пишет Т. Шибута-
ни,- потребовались доказательства. Попытки измерить дви-
жения речевой мускулатуры в тот момент, когда испытуемые
выполняли различные интеллектуальные действия, давали все
еще недостаточно убедительный материал. Наконец, Л. Макс
нашел блестящее решение. Поскольку у глухонемых жестовая
коммуникация осуществляется с помощью мускулов пальцев,
на эти мускулы были помещены электроды, чтобы замерить
зачаточные движения, когда эти люди думают. Контрольная
группа состояла из людей с нормальным слухом. Задачи на
абстрактное мышление вызывали такие действия в руке
у 84% и лишь у 31% испытуемых в контрольной группе>.54
Хотя эти факты рассмотрены Т. Шибутани в более одно-
стороннем общем контексте, чем это сделано в исследовании
А. Н. Соколова, так как речевые компоненты никак не соот-
несены им с неречевой предметной информацией, все же по
отношению к вопросу о самих речевых компонентах мышления
они имеют принципиальное значение. Поскольку эти данные
относятся к весьма специфической незвуковой форме речи,
которая также отчетливо проявляет себя в ходе мышления, они
существенно повышают меру общности сделанного эмпириче-
ского вывода о необходимости участия речевых компонентов
в динамике мыслительного процесса.
С другой стороны, этот вывод подкрепляется и важными
фактами, полученными А. Н. Соколовым в опытах с централь-
ными речевыми помехами, т. е. помехами, действие которых
53 Там же, с. 230.
и Шибутани Т. Социальная психология; М., 1969, с. 158.
93
распространяется не только на периферическую, но и на мозго-
вую часть речедвигательного анализатора, что достигается
путем принудительной вербализации постороннего материала
Дата добавления: 2019-02-12; просмотров: 117; Мы поможем в написании вашей работы! |
Мы поможем в написании ваших работ!