Конституционализм и национальная идея в России

Кочетков В.В. (Москва)

В тысячелетней российской истории было три серьезных попытки скон­струировать концепцию «русской идеи»³⁹. Первая известна своим лозунгом «Москва — третий Рим» и была выдвинута в XVI веке. Вторая концепция — доктрина «официальной народности», сформулированная в XIX веке. Тре­тья — Россия как первая социалистическая держава — реализовывалась уже в XX веке. Все они, как известно, в итоге приводили к соответствующим геополитическим и социальным катастрофам.

На первый взгляд представляется, что это происходило по двум важ­ным причинам. Во-первых, эти концепции, прежде всего, решали задачи по международной легитимации властьпридержащих, а внутри страны ставка делалась не на выработке консенсуса в обществе, а на подавление всякой человеческой и гражданской спонтанности. Во-вторых, они не создавали ценностных предпосылок для солидаризации элиты и многонационального российского народа, что приводило к нестабильности общественных и по­литических институтов. В силу этих причин процесс нациостроительства в России до сих пор не закончен, и угроза дальнейшего распада страны явля­ется реальной. В данной работе мы попытаемся (1) выявить некоторые архе-типические черты концепций русской национальной идеи и показать (2), что конституционализм как определенная философско-юридическая доктрина является необходимым основанием для стабильного развития России в XXI веке, и она должна рассматриваться как эквивалент русской национальной идеи.

Исторически первая концепция национальной русской идеи аккомпани­ровала становлению русского государства еще до начала эпохи модерна. На­чиная с середины XV века, московские князья все более настойчиво стали именоваться самодержцами (от греческого «autokrates»,т. е. суверена) и ца-³⁹ Сразу оговоримся, что мы будем иметь дело не с рафинированными и оторванными от действительности концепциями некоторых русских мыслителей, а с теми концепциями, которые сплачивали российские элиты на определенном историческом этапе и приводили к определенным действиям по их реализации.

306

Нормативно-правовое воплощение национальной идеи страны

секция II

рями (адаптация латинского «Caesar»), что и получило формальное закре­пление в 1547 году. До этого эти титулы использовались исключительно в отношении хана Золотой Орды и императора Священной Римской импе­рии. Их принятие уже предполагало всемирную миссию русского прави­теля. В течение последующего века правители стали претендовать на им­перские полномочия на том основании, что они являлись единственными православными суверенами и, по существу, единственными подлинными христианскими правителями в мире. И духовенство решительно поддер­живало эти притязания, т. к., по православной доктрине, церковь не могла существовать без императора. Поэтому неслучайно то, что первая нацио­нальная идея России была сформулирована в среде православного духовен­ства в ходе полемики между «нестяжателями» (яркие представители этого направления мысли — Нил Сорский и Максим Грек) и Иосифом Волоцким и его последователями. Среди последних и появился лозунг «Святой Руси», которая, почему-то, находится в опасности и при этом может быть развра­щена под любым иностранным, в том числе и греческим, влиянием. Показа­тельно, что иосифляне отвергали всякую логику и аргументацию. Так, один из них, монах Филофей, автор знаменитого тезиса, что Москва есть третий Рим, прямо предостерегал русских людей от излишнего «мудрствования»⁴⁰.

В чем суть этой концепции? Коротко говоря, ее адепты полагают, что русский царь является прямым наследником византийских императоров и римских цезарей.⁴¹ Он — единственный подлинный христианский импера­тор в мире и поэтому он наделен неограниченной властью. Его подданные в буквальном смысле слова были его рабами, с которыми он волен был об­ращаться по своему усмотрению. У них не было прав, только обязанности. Церковь же, второй по значимости институт в стране, полностью подчи­нялась государству. Церковные круги не вмешивались в политику страны, требуя, чтобы русские люди смиренно сносили любые несправедливости, выпадавшие на их долю. Иначе говоря, в России даже церковь не предла­гала никакого интеллектуального и институционального убежища тем, кто искал альтернативы сложившемуся порядку. При этом всякое независимое мышление она клеймила как «мудрствование».

Как известно, последовательная реализация этой первой русской нацио­нальной идеи привела к испытаниям Опричнины, затем Смутного времени, когда под вопросом стояла судьба русского этноса как такового, к полной экономической и технической отсталости России к концу XVII века и в ре­зультате к петровским реформам, проводимых автократическим способом.

⁴⁰ Будовниц И.У. Русская публицистика XVI века. М., 1947. С. 175.

⁴¹ В своем диалоге с папским посланником Антонио Поссевино Иван IV заявил, что про­
исходит от брата Августа Цезаря, звавшегося Прусом, и что Русь получило крещение не­
посредственно от апостола Андрея. См.: T e Moscovia of Antonio Possevino. Pittsburgh, 1977.
Р. 27, 69.

307

Национальная идея России

В ходе последних самодержавие создало себе новую институциональную и социальную базу в виде чиновничества (как правило, рекрутируемого из служилых дворян) и купцов-«предпринимателей», которые полностью за­висели от потребностей казны и произвола первого слоя. При этом надо понимать, что для огромного большинства русских дворян политика как не­кий институциональный способ реализации группового интереса не имела никакого значения, т. к. их материальные интересы защищались властью, и они, поэтому были согласны оставить политику в покое. Особенно это стало очевидным после выхода Манифеста о вольности дворянства (1762 г.), ко­торый гарантировал крепостное право дворян на землю и крестьян, а также освободил их от обязательной государственной службы. С этого момента русское дворянство как социальная сила стал утрачивать свои позиции и авторитет, а на первый план вышли бюрократы-государственники.

Поэтому не случайно то, что вторая русская национальная идея была сформулирована в среде чиновников. «В правительственных сферах этого времени преобладали воспитанные в духе старых порядков люди, которые никак не могли привыкнуть к тому, чтобы в обществе совершалось какое бы ни было умственное движение, самостоятельное, независимое и не име­ющее ни малейшего официального характера. Они привыкли к тому, что …все производилось мало того, что с разрешения начальства, но и самим начальством, и даже предприниматель, если он до того времени нигде не служил, делался чиновником на поприще самого исполнения своего пред-приятия⁴²…». Другим важным фактором появления новой русской нацио­нальной идеи было то, что она появилась как ответ на иностранные деструк­тивные идеи, которые, по мнению императора Николая I, лежали в основе мятежа декабристов. С.С. Уваров, министр просвещения и главный идеолог николаевского правления, выдвинул доктрину «официальной народности», суть которой резюмировалась в триаде: православие, самодержавие, народ­ ность⁴³. Он писал: «…Посреди быстрого падения религиозных и граждан­ских учреждений в Европе…надлежало укрепить отечество на твердых основаниях, на коих зиждется благоденствие, сила и жизнь народная…. Без любви к вере предков народ, как и частный человек, должен погибнуть. Русский, преданный отечеству, не согласится на утрату православия…. Са­ модержавие составляет главное условие политического существования Рос­сии. Русский колосс упирается на нем, как на краеугольном камне своего ве­личия. Наряду с сими двумя национальными началами находится и третье, не менее важное, не менее, сильное: народность⁴⁴».

⁴² Скабичевский А.М. Очерки истории русской цензуры (1700–1863 гг.). СПб., 1892.С. 41.

⁴³ Представляется, что эта триада сознательно была сформулирована как ответ на лозунг
Великой Французской революции «свобода, равенство, братство».

Десятилетие Министерства народного просвещения,1833–1843. СПб., 1864. С. 2–4.

308

Нормативно-правовое воплощение национальной идеи страны

секция II

Как и в случае идеи «Москва — третий Рим» никаких глубоких обо­снований «официальной народности» в работах идеологов того времени мы не найдем. Есть и другое сходство: «русскость» и «народность» тесно свя­зывается на онтологическом уровне с православной конфессиональностью и самодержавием (авторитаризмом власти)⁴⁵. Иначе говоря, обе концепции предполагают, что конкретные явления русской жизни оказываются вполне в гегелевском духе проявлением определенных инвариантных идей русско­го бытия, которые эксплицируются исключительно правительственными чиновниками ex of cio. Данные идеи стали не только идеологическим фа­садом русской власти и обоснованием внешней политики, но и критерием патриотизма для русского общества.

Отличия же состояли в том, что доктрина «официальной народности» внедрялась с помощью множества бюрократических (через систему обра­зования) и полицейских (цензура, преследование инакомыслия) мер. На первый взгляд, власти как-будто преуспели в этом: Россия избежала рево­люционных потрясений, поразивших Европу в 1830–1840-х годах. Это убе­дило сторонников данной концепции в своей вере в особый русский путь: жесткость власти, задавившей гражданское общество, была спутана со ста­бильным развитием нации, основанным на доверии народа к элите и соли­дарности гражданского общества.

Не будет преувеличением сказать, что доктрина «официальной народно­ сти» определяла деятельность русской власти вплоть до ее краха в 1917 году, который ознаменовался распадом Российской империи. Далее судьба Рос­сии и ее многонационального народа на долгих семьдесят лет оказалась в руках сторонников разрушения всех старых общественных и политических институтов, и построения нового справедливого общества согласно кано­нам коммунистической идеологии.

Что же получилось в этом случае? Где-то до середины 50-х годов XX века над умами советской элиты господствовала идея всемирной революции, и российский народ в этой связи рассматривался одновременно и как коче­гар, и как горючий материал этого глобального пожара. Однако с появле­нием оружия массового уничтожения стало очевидно, что в огне мировой революции могут сгинуть и идеологи данного процесса. Тогда появился те­зис о «возможности мирного существования социализма и капитализма» и назрела необходимость обосновать те лишения в виде бытовой и мате­риальной неустроенности, в виде политических репрессий и т. п., которые вынуждены были претерпевать советские граждане в ожидании всемирной революции.

⁴⁵ Может быть, поэтому известный диссидент того времени Чаадаев П.Я. считал, что для изменения русских порядков необходимо принятие католицизма. В том же русле рассу­ждал, правда, с иных — экуменических — позиций, великий отечественный философ Со­ловьев В.С., который и был автором понятия «русская идея».

309

Национальная идея России

Для этой цели из интеллектуальных запасников вновь была вытаще­на, правда, уже в обрамлении коммунистической идеологии идея об осо­бой роли России (Советского Союза) в мире. Только теперь судьба нашей страны состояла в том, чтобы быть оплотом мировой социалистической системы, построить впервые в истории развитой социализм и коммунизм, а значит, и стать маяком для остального «незрелого» человечества под руководством коммунистической партии. И за это счастье быть первым в космосе, в строительстве коммунизма, в области балета и в других сферах советский человек должен быть заплатить высокую цену — отказаться от права на какую-либо частную и публичную автономию. Банкротство Со­ветского Союза и коммунистической партии в 1991 году подвело черту и под этой очередной национальной идеей.

Таким образом, отвечая на наш первый вопрос, поставленный в начале данной работы, можно сказать, что три самые известные попытки констру­ирования национальной русской идеи, помимо катастрофических социаль­ных и геополитических последствий от своей реализации, имели следующие архетипические черты. Во-первых, все они пытались осуществить предика­цию достоинства личности через служение внешним для нее интересам. Во- вторых, право на частную и публичную автономию приносилось в жертву интересам тотальности в виде якобы народа, оформленного в государство. В-третьих, интересы тотальности (народа) и государства отождествлялись на онтологическом уровне с интересами элиты и способом ее властвования. В-четвертых, все конструкции национальной русской идеи отличались догматизмом и, как правило, на гносеологическом уровне вступали в про­тиворечие с развитием гуманитарных и естественных наук. И в-пятых, все они служили, прежде всего, задачам легитимизации господства конкретных личностей в глазах мирового сообщества, а внутри страны, с учетом вышеу­казанных архетипических черт, ставка делалась на насилие, осуществляе­мое в той или иной форме.

Почему мы делаем такой акцент на категории «достоинства» человече­ской личности? Человек эпохи Модерна, а тем более Постмодерна не мыслит себя состоявшейся личностью вне права, защищенного государством и при­знанным другими личностями — членами данного социума, на частную и публичную автономию. Как писал еще великий немецкий философ И. Кант в «Критике практического разума» (1788): «Автономия есть основание до­стоинства человека и всякого разумного естества⁴⁶». Очевидно, что право на частную автономию предполагает наличие реальных возможностей для ре­ализации личного жизненного проекта. А право на публичную автономию есть ничто иное, как возможность реально влиять на содержание законов, а также на формы политики по их претворению в жизнь, т. к. именно от этого и зависит реализация своей концепции благой жизни. Мировой опыт по-⁴⁶ Кант И. Сочинения. В 6-ти тт. Т. 4. Ч. 1. М.: Мысль, 1965. С. 278. 310

Нормативно-правовое воплощение национальной идеи страны

секция II

казывает, что наиболее целесообразное соединение в теории и на практике права на частную автономию с правом на публичную автономию достигает­ся только в странах, где реализуется принципы конституционализма.

В широком смысле под конституционализмом понимается философско-юридическая доктрина, а также реальная практика государственного стро­ительства, которая считает возможным и необходимым строить на рацио­нальной основе систему государственного управления, взаимоотношений между гражданином и властью, между гражданами, между суверенными государствами. Эта доктрина исходит из признания равного достоинства за каждым свободно определяющимся (суверенным) субъектом социума (индивид, группа граждан, нация) или международного сообщества (го­сударство). Данное признание достоинства реализуется через предикацию естественных и неотчуждаемых (гарантия свободы разума и воли в рамках правил поведения данного общества) прав (свободы делать / не делать что-либо) гражданина, объединений граждан, наций, государств при условии признания последним (последними) и честного следования всей совокуп­ности рациональных правил общественной, государственной и межгосу­дарственной жизни.

В этой связи необходимо подчеркнуть, что конституция как политико-философский документ высшей юридической силы без конституционализ­ ма как определенной формы общественного сознания (картины мира) пре­вращается в фиговый листок правящего меньшинства, доминирующего над большинством. Эта властвующая элита через принятие конституции просто легитимирует свое господство перед мировым сообществом, подобно тому, как на заре становления современных европейских государств каждый пле­менной вождь мечтал получить королевскую корону из рук Папы римско­го. Да, появлялись короли, но народы солидаризировались, конституиру-ясь в нации, не через регалии правящего меньшинства, а на основе чувства собственного достоинства. В современном мире наличие конституции есть также признак суверенности правителя и, следовательно, признания его другими правителями как легитимного и равного. Но наличие конституции не свидетельствует о суверенности народа, о признании достоинства каж­дого человека через реальное гарантирование прав и свобод. Это также не свидетельствует о наличии в этой стране конституционализма как картины мира.

В свое время конституционализм являлся теоретическим решением проблемы «естественного состояния» человечества, которое прагматик Т. Гоббс описывал как состояние «войны всех против всех», а романтик Ж-Ж. Руссо как идиллию первобытных дикарей, которых испортили хитре­цы, придумавшие собственность, что в конечном итоге все равно вело к во­йне. Но для обоих вариантов «естественного состояния» было характерно отсутствие рационально организованной жизни и вследствие этого полное

311

Национальная идея России

отсутствие свободы, т. к. не было гарантий личной безопасности. Эта ситуа­ция с необходимостью ведет к борьбе за утверждение своего достоинства и за свою безопасность.

Всякая борьба приводит к иерархии и порождает власть. Власть победи­теля беспощадна и не ограничена, что очень хорошо описал Г.В. Гегель в диа­лектике господина и раба⁴⁷. Именно поэтому проблема свободы, понятой как пространство, образующееся в результате ограничения сферы дискре-ции власти, является одной из основных тем в конституционализме. Причем власть в конституционализме трактуется широко: это и государственный аппарат⁴⁸, это и церковь, и произвол судьи, это и власть над жизненными условиями человека через частную собственность, это и господство одной единственной идеологии. Очевидно, что в этой связи свобода может опи­ сываться только как негация власти, но не негация общества (социальных правил поведения), которое есть по сути дела предпосылка личности чело­века, предпосылка его свободы.

Для того чтобы признание достоинства человеческой личности, ее права на частную и публичную автономию стали реальностью, а не оставались только теоретически выраженными ценностями, в рамках парадигмы кон­ституционализма были разработаны определенные принципы. Конечно, конституционализм как международное политико-правовое и культурное явление гораздо шире своей нормативной основы и конституционного пра­ва. Но у всех народов, избравших конституционализм в качестве доктрины государственного строительства, политические институты отвечают сле­дующим требованиям:

- обеспечение защиты основных прав человека и гражданина, особенно права частной собственности;

- верховенство права и ограничение сферы дискреции государственной власти правосудием;

- формальное равенство всех перед законом;

- разделение государственной власти;

- осуществление законодательной власти органом народного представи­тельства;

- ответственность исполнительной власти перед высшим законодатель­ным органом народного представительства.

Обобщая, можно сказать, что вышеперечисленные признаки составля­ют глубинную суть конституционализма и, следовательно, говоря юридиче­ским языком, они должны определять дух конституции. Но все эти прин­ципы не могут быть реализованы без одного существенного культурного

⁴⁷ Гегель Г.В. Феноменология духа. СПб., Наука, 1992. С. 99–106.

⁴⁸ Отождествление государства и его институтов/аппарата является важным теоретиче­
ским достижением конституционализма, т. к. позволяет избежать мистификации идеи «го­
сударства», лишает особого статуса понятие «интересы государства» и т. д.

312

Нормативно-правовое воплощение национальной идеи страны

секция II

условия. Моральной предпосылкой любого конституционного (демократи­ ческого) государства являются требования справедливости и честности. Иначе говоря, конституционализм невозможен без готовности всех граж­дан, и, прежде всего, элиты, к игре по определенным правилам и даже к при­нятию собственного проигрыша. Именно поэтому необходимо, чтобы кон­ституционализм стал своеобразной картиной мира для данного социума.

Представляется, что в современной России есть Конституция, но нет конституционализма как определенной картины мира. Говоря о современ­ном российском конституционализме, нельзя не заметить, что он носит, по меткому замечанию академика О.Е. Кутафина, «характер мнимого консти­ туционализма, поскольку отличается неустойчивостью, возможностью об­ращения вспять, очевидной вероятностью перехода конституционных по происхождению и политической терминологии феноменов в свою противо­положность — авторитаризм⁴⁹». Другой особенностью российского консти­туционализма, по мнению этого известного ученого, является его связь с решением задач модернизации и европеизации страны. При этом необходи­мо понимать, что даже в новейшее время отсутствует широкая социальная основа этого процесса. Так сложилось, что в России социальным носителем конституционной идеологии постоянно являются представители правящих классов — различных элитных групп, по тем или иным причинам выступа­ющих за конституционные ограничения власти. И, как правило, забываю­щие о своих конституционных идеалах сразу после получения власти.

Итак, хотя для конституционализма как своеобразной политико-юридической доктрины присуще рациональное волеизъявление в государ­ственном с троительстве на основе определенных принципов, для российско­го политического процесса же характерно превращение конституционных ценностей в средство реализации интересов и целей элиты. В результате конституционализм из средства самоограничения власти трансформиро­ вался у нас в способ «цивилизованной» легитимации власти, закрепления ее независимости от общества. Как правило, осуществляется эта подмена че­рез отождествление судьбы государства в виде определенного политическо­го режима и судьбы граждан России, что в законченном виде получает свое выражение в идеологеме «национальной русской идеи».

В этой связи задачей научного и экспертного сообщества является не­допущение того, чтобы обсуждение новой концепции русской националь­ной идеи было подменено комментированием концепций «суверенной де­мократии», или «великой энергетической державы», или «модернизации» или «просвещенного консерватизма», которое затевается только с одной целью — обосновать и тем самым законсервировать феномен «мнимого кон­ ституционализма».

⁴⁹ Кутафин О.Е. Российский констит уционализм. М.: Норма, 2008. С. 7. По нашему мнению, данное замечание относиться ко всем российским конституциям, начиная с 1906 года.

313

Национальная идея России

Таким образом, во избежание новых исторических трагедий консти­ туционализм должен стать национальной российской идеей, что позволит утвердить подлинное достоинство каждого гражданина и всего народа в целом.

---

Дата добавления: 2019-01-14; просмотров: 284; Мы поможем в написании вашей работы!

Поделиться с друзьями:

---

---

Мы поможем в написании ваших работ!