ПО ТУ СТОРОНУ ЭМОЦИОНАЛЬНОСТИ 3 страница



4. Если эмоциям принадлежит столь ответственная роль в формировании конкретного набора в иерархии потребностей (мотивов), а эмоции в свою очередь зави­сят от вероятности удовлетворения этих потребностей, то открывается возможность целенаправленного воздействия на сферу потребностей и их трансформаций посредством эмоций. С этой целью мы должны вооружать субъекта средствами и способами удовлетворения тех его потребно­стей, которые представляют наибольшую ценность как для формирования его личности, так и для прогрессив­ного развития общества в целом.

Эта задача чрезвычайно усложняется тем, что потреб­ности нельзя ни уничтожить, ни насадить: среди них нет «лишних», плохих или вредных. Вредны бывают только определенные трансформации потребностей, и, пожалуй, любая из них может трансформироваться в социально нежелательную. Если в процессе конкуренции мотивов удовлетворение одной потребности будет происходить за счет другой, то неудовлетворенная породит отрицательные эмоции и поиск средств их устранения (сюда, в частно­сти, следует отнести наркоманию). Поэтому забота о фор­мировании гармонической личности требует заботы о во­оружении всех естественных потребностей человека, чтобы эти потребности не нарушали цельность личности уродливыми трансформациями отдельных ее сторон.

Рост вооруженности субъекта обеспечивается различ­ными путями. Во-первых, это — его обучение, практиче­ское (а не умозрительное!) овладение опытом, накоплен­ным предшествующими поколениями, усвоение норм (в широком смысле) современной субъекту культуры. Во-вторых, это — поощрение, развитие и культивирование собственного творчества как порождения новой, не су­ществовавшей ранее информации о средствах и способах удовлетворения потребностей. Благодаря творческой дея­тельности субъекта происходит развитие самих норм, про­цесс «возвышения потребностей», их расширения и обогащения.

Поощрение творчества есть в сущности развитие сверх­сознания, работу которого облегчает обогащенное опытом подсознание. К сверх- и подсознанию мы еще вернемся для более обстоятельного их рассмотрения, но сейчас уже следует отметить, что от потребности в вооружении за­висят трансформации и удовлетворение всех других че­ловеческих потребностей. Наиболее ярко она проявляется в детском возрасте, причем не только у людей, но и у высших животных, и поэтому ее часто упускают из виду, равно как и разнообразие ее трансформаций.

Таковы основные принципы нашего подхода к проб­леме индивидуальности. Теоретически определив пара­метры индивидуальных различий, мы можем теперь перейти к их детальному и систематическому рассмотре­нию.

 

 

МОТИВАЦИОННОЕ ЯДРО ЛИЧНОСТИ

 

Каждый стоит столько, сколько

 стоит  то, о чем он хлопочет.

Марк Аврелий

 

Признавая ключевую роль потребностей в поведении человека, мы не располагаем их обоснованной классифи­кацией, традиционно ограничиваясь делением потребно­стей на материальные и духовные, на естественные (био­логические) и культурные (исторические). Для попыток дать их подробное и детальное перечисление характерны произвольность и отсутствие четко сформулированного принципа. Стоит ли удивляться, что каждый автор назы­вает свое число потребностей: у Маслоу их 15, у Мак-Дауголла — 18, у Меррей и Пьерона — 20.

По-видимому, перечисление и классификация всех по­требностей человека — дело совершенно бесплодное, по­тому что исходные (первичные) потребности трансфор­мируются в бесконечное множество производных. Психо­лог Курт Левин назвал их квазипотребностями. Например, биологическая потребность сохранения определенной тем­пературы тела порождает потребность в одежде; та в свою очередь формирует потребность в производстве материа­лов для изготовления этой одежды, в создании соответ­ствующей технологии, в организации производства и т. д., и т. п. Значит, мы должны ограничиться только теми по­требностями, которые не выводимы друг из друга и не заменяют друг друга в том смысле, что любая степень удовлетворенности одной группы потребностей не озна­чает автоматического удовлетворения других. Объяснение подобной незаменимости мы усматриваем в представлениях В. И. Вернадского об освоении живым окружающего мира, которое включает в себя: 1) физическое заселение путем роста и размножения (место в геосфере); 2) необ­ходимость занимать определенную позицию среди других живых существ своего и чужих видов (место в биосфере, которое на уровне человека становится местом в социо-сфере); 3) интеллектуальное освоение мира путем при­своения уже имеющихся культурных ценностей и позна­ния неизвестного предшествующим поколениям (место в ноосфере). Соответственно потребности человека можно разделить на три главные исходные группы — на биоло­гические, социальные и идеальные.

Биологические (витальные) потребности призваны обеспечить индивидуальное и видовое существование че­ловека, принадлежащего живой природе на высшей ста­дии ее развития. Они порождают множество материаль­ных квазипотребностей в пище, одежде, жилище, в тех­нике, необходимой для производства материальных благ, в средствах защиты от вредных воздействий и т. д.

К числу биологических относятся и потребность эко­номии сил, побуждающая человека искать наиболее ко­роткий, легкий и простой путь к достижению своих целей. Потребность в экономии сил близка потребности в воору­жении (которую нам предстоит рассмотреть специально), но это две разные потребности, хотя на уровне человека они постоянно дополняют, поддерживают и даже питают одна другую.

Принцип экономии сил лежит в основе изобретатель­ства и совершенствования навыков, но может приобрести и самодовлеющее значение, трансформировавшись в лень. Экономия сил обнаруживается уже у животных: если им предложить два рычага для добывания одной и той же порции пищи, животное предпочтет рычаг, нажим па который требует меньших усилий. Более того, разные животные одного и того же вида (крысы, обезьяны) обла­дают индивидуально различной склонностью к манипу­лированию рычагом. Одни из них производят большое число нажатий, в то время как другие предпочитают под­бирать пищу, добытую «манипуляторами». Только после удаления всех «манипуляторов» из экспериментальной клетки «потребители» начинают работать с рычагом. Если же оставить в клетке одних «манипуляторов», не­которые из них вскоре становятся «потребителями». В случае прекращения подачи пищи «потребители» очень быстро перестают надавливать на рычаг, а «манипуля­торы» продолжают пользоваться рычагом сравнительно длительное время, несмотря на отсутствие подкрепления.

Социальные потребности мы выделяем в особую группу, памятуя, что социально детерминированы и все другие побуждения человека. Однако в данном случае речь идет о социальных потребностях в узком и собствен­ном смысле слова. Это потребность принадлежать к со­циальной группе и занимать в ней определенное место, пользоваться привязанностью и вниманием окружающих, быть объектом их уважения и любви. Попытки свести все многообразие социальных потребностей к «жажде власти» безнадежно устарели. Потребность лидерства — лишь одна из многочисленных разновидностей этой группы мотива­ций, причем потребность быть «ведомым» нередко пере­крывает по силе и остроте желание быть лидером.

«Занимать место» в социальной среде — это выраже­ние, в сущности, образно-метафорическое. Содержание социальных потребностей состоит в принадлежности к человеческому обществу, а она требует какого-то ре­ального проявления. Сюда и входит, в частности, уваже­ние, привязанность, любовь окружающих, как знаки признания этой принадлежности. Сама же она заключается в связях человека с окружающими людьми взаимными правами и обязанностями. Человеку исходно необходимы эти взаимосвязи с обществом себе подобных, права и обязанности по отношению друг к другу. Двойственность этих сложных взаимосвязей выступает, ощущается, оце­нивается и функционирует как потребность в справед­ливости. Она — сущность и основа исходных социальных потребностей человека. «Место в обществе, место в умах других», уважение, любовь и т. д., и т. п. — все это включает в себя представление о справедливости, о том, что должно принадлежать субъекту как должное и при­знаваемое другими. «Коммунальные страсти часто назы­вают мещанскими. Ерунда! Какие же они мещанские? Пусть порожденные малыми причинами, но сами страсти — высокие, благородные, можно даже сказать: аристо­кратические. Каждый борется не за себя, а за высокую справедливость... В нашей квартире все были за спра­ведливость, но каждый понимал ее по-своему. И каждый по-своему был прав. Одно из самых тяжелых убеждений, вынесенных мною из жизни: каждый человек внутри себя прав»[20].

Вероятно, нет двух людей, у которых представления о справедливости по отношению к себе были бы тожде­ственны. Но человеческое общество распалось бы, если бы члены его не находили общности в своих представлениях о справедливости, несмотря на их разнообразие. Эта общность есть. Она проявляется прежде всего в са­мом признании наличия прав и обязанностей в челове­ческих взаимоотношениях. Далее неизбежно возникает общность в представлениях о содержании того и дру­гого, хотя тут же обнаруживается и все разнообразие оттенков.

Наиболее значительные расхождения сводятся к соот­ношению между правами и обязанностями. В их основе лежит взаимодействие двух разновидностей социальных потребностей. Одна ветвь ведет к трансформациям со­циальных потребностей, настаивающих па своих правах, другая — на выполнении своих обязанностей. Первую разновидность мы условно называем социальными потреб­ностями «для себя», вторую — социальными потребно­стями «для других». Обе присущи всем людям, но одни из них считают, что в поисках справедливости недостает соблюдения «моих» прав. Другие видят упущение в вы­полнении «своих» обязанностей. В обоих случаях имеется в виду социальное окружение, более или менее обшир­ное — от соседей по квартире до человечества в целом. Во взаимодействии с этим окружением я либо выполняю свои обязанности, либо настаиваю на своих правах, что зависит от силы моих потребностей «для других» и «для себя». Силы той и другой потребности контролируются общественно-историческими нормами их удовлетворения. К общественно-историческим нормам нам придется воз­вращаться еще не раз, поскольку они касаются удовле­творения всех человеческих потребностей, каждого от­дельного человека и человечества в целом.

Теперь понятно, почему среди социальных потребно­стей мы хотим особо выделить потребность следовать нормам, принятым в данном обществе. Это очень важная мотивация, поскольку без соблюдения норм существова­ние социальных систем оказалось бы вообще невозмож­ным. Нормы формируются в результате сложнейшего взаимодействия исторических, экономических, националь­ных и других факторов, они получают отражение в об­щественном сознании и закрепляются господствующей идеологией. Но соблюдение этих норм базируется на присущей членам сообщества социальной потребности следовать поведенческим, нравственным, эстетическим и тому подобным эталонам.

Можно ли считать социальные потребности первич­ными (исходными) или они представляют квазипотребности, производные от материально-биологических? Мы полагаем, что можно минимум по двум причинам.

Во-первых, они имеют самостоятельную предысторию на дочеловеческих этапах эволюции. Например, у обезьян подход к пище и контакты с самками строго регламен­тируются положением данного самца в стадной иерархии. Один из эффективнейших способов получения экспери­ментального невроза с симптомами гипертонии и предын­фарктного состояния заключается в том, что «лидера» группы начинают кормить в последнюю очередь, а к его самке подсаживают другого, «подчиненного» самца. Об­ратите внимание, что дело заключается не в лишении пищи и не в сексуальном голодании: самец-«лидер» по­лучает любое количество самого вкусного корма и может общаться с самками. Нарушен только его зоосоциальный статус, и этого оказывается достаточно для катастрофи­ческого нервного срыва. Знаменитое «любовь и голод правят миром» оказывается несправедливым даже по от­ношению к животным.

Попытка найти в головном мозге «центры» стадного поведения, приурочив их к определенным структурам (например, к древней коре и передним отделам новой коры, как это сделал американский нейрофизиолог П. Мак-Лин), вряд ли правомерны. Вместе с тем в мозге имеются образования, повреждение которых сказывается особенно сильно на зоосоциальном поведении. К их числу относятся лобные и теменные области новой коры, миндалина, перегородка и латеральный гипоталамус. По-ви­димому, нервные элементы этих отделов мозга, объеди­няясь под влиянием генетических и средовых факторов в сложные «функциональные органы», как их назвал А. А. Ухтомский, и образуют нейрофизиологическую ос­нову группового поведения. Прижизненному индивиду­альному опыту здесь принадлежит особо важная роль. Например, эксперименты показывают, что формирование «лидера» обусловлено не столько его исходными задат­ками, сколько подчиненным поведением других членов группы.

Обезьяны способны инструментализировать конкурен­цию за место в групповой иерархии. В специальной ли­тературе описан случай, когда молодой шимпанзе стал «лидером», запугивая других членов стада ударами палки по пустой канистре из-под бензина. Как только экспери­ментаторы отняли у него канистру, в группе восстано­вились прежние отношения, и бывший «лидер» оказался на сравнительно низкой ступени зоосоциального соподчи­нения. В свете последних данных науки о групповом поведении животных можно предположить, что в про­цессе антропогенеза элементы истинной социализации, связанные с изобретением орудий труда, с присвоением его продуктов, наложились на достаточно сложную струк­туру стадной организации. По мнению Ф. Энгельса, «об­щественный инстинкт был одним из важнейших рычагов развития человека из обезьяны»[21].

Вторым свидетельством самостоятельного происхожде­ния социальных потребностей служит развитие ребенка. Тщательные наблюдения показали, что актуализируемая в процессе общения потребность, обусловливающая при­вязанность и боязнь одиночества, не является производ­ной ни от потребности в пище, ни от ранней сексуаль­ности, как предполагал 3. Фрейд. Более того, если функции удовлетворения биологических потребностей (кормление, уход, смена пеленок и т. д.). и общение в виде улыбок, «разговора», игры с ребенком разделить между двумя лицами, ребенок больше привязывается к тому человеку, который вступает с ним в контакт. В то же время он остается равнодушным к взрослому, бесстрастно удовлетворяющему его первейшие жизненные нужды.

Незаменимость удовлетворения социальных потребно­стей красочно описал Паскаль: «Чем бы человек ни обла­дал на земле — прекрасным здоровьем, любыми благами жизни, он все-таки недоволен, если не пользуется почетом у людей... Имея все возможные преимущества, он не чувствует себя удовлетворенным, если не занимает вы­годного места в умах... Ничто не может отвлечь его от этой цели… Даже презирающие род людской, третирую­щие людей, как скотов, и те хотят, чтобы люди покло­нялись и верили им…».

Третью и последнюю группу исходных потребностей составляют идеальные потребности познания в самом ши­роком смысле: познания окружающего мира в целом, в его отдельных частностях и своего места в нем, позна­ния смысла и назначения своего существования на земле.

Без твердого представления, для чего ему жить, писал Ф. М. Достоевский, человек не согласится жить и скорей истребит себя, чем останется на земле, хотя бы кругом сто все были хлебы (т. е. материальные блага). Так называемая эстетическая потребность, побуждающая лю­дей создавать произведения искусства и обращаться к ним, безусловно, относится к данной группе.

И снова мы должны подчеркнуть, что потребность познания не является производной от биологических и социальных, хотя, разумеется, вторично связана с ними самым тесным образом. Потребность познания ведет свое происхождение от универсальной потребности в информа­ции, изпачально присущей всему живому, наряду с по­требностью в притоке вещества и энергии. Удовлетворе­ние любой потребности требует ипформации о путях и способах достижения цели. Вместе с тем существует потребность в информации как стремление к новому, ранее неизвестному, безотносительно к его прагматиче­скому значению в смысле удовлетворения каких-либо биологических и социальных нужд. Филогенетические предпосылки этой потребности обнаруживаются уже у животных.

Вот один из многочисленных экспериментов, подтверждающих справедливость нашего вывода. В левый рукав лабиринта помещают пищу или воду. В правом нет ничего кроме постоянно изменяющихся освещения, цвета пола, раскраски стен, рычагов и кнопок, нажим на кото­рые никогда не ведет к появлению пищи и воды. Ока­залось, что новизна служит не менее привлекательным стимулом, чем пища. Только очень голодное или жажду­щее животное начинает явно предпочитать рукав с кор­мушкой и поилкой рукаву с «новизной». Опыты с выра­щиванием животных в «обедненной» (изоляция, неизмен­ная обстановка) и в «обогащенной» (другие особи, пред­меты для исследования и игры) средах показали, что вес мозга, его строение и химизм существенно различны у этих двух групп животных. Эти эффекты не связаны ни с питанием, ни с двигательной активностью, а зависят исключительно от информационных характеристик внешней среды. В самое последнее время появились данные, в известной мере объясняющие внутренний механизм привлекательности новизны. Было установлено, что но­визна повышает содержание в мозгу эндогенных эндорфинов — вырабатываемых мозгом веществ, похожих по своему строению и действию на морфий. Иными словами, удовольствие от новизны имеет свою химическую основу.

Впрочем, новое и непонятное привлекательно лишь в определенных пределах. Слишком новое пугает, а чрез­мерная неопределенность становится тягостной. Таким об­разом, потребность в информации — это стремление животного не только познакомиться с новым, но и «упоря­дочить» среду, устранить присущую ей неопределенность.

На уровне человека ориентировочно-исследовательское поведение приобретает качественно новый характер по­знания окружающей действительности, уяснения правил и закономерностей, которым подчинен окружающий мир. Его загадочность так трудно переносится человеком, что он готов навязать миру мифическое, фантастическое объяснение, лишь бы избавиться от бремени непонима­ния, даже если это непонимание не грозит человеку какими-либо конкретными бедами: голодом, лишениями, опасностью для жизни. Постигая закономерности окру­жающего, человек кладет эти законы в основу создавае­мых им моделей мира, будь то научные теории или про­изведения искусства. Художник не только обнаруживает в мире гармонию и открывает ее людям, писал А. Блок, он сам вносит гармонию в мир.

Выделенные нами три группы потребностей иници­ируют соответствующие виды деятельности, среди которых различаются материальная (производственная) деятель­ность, социально-политическая и духовная[22].

Биологические, социальные и идеальные (познаватель­ные) потребности в свою очередь делятся на две разно­видности: на потребности сохранения и развития. А. Маслоу и Г. Олпорт называют их потребностями «нужды» и «роста». Эти две разновидности потребностей репрезен­тируют на уровне индивидуального поведения диалекти­чески противоречивый характер процесса самодвижения живой природы, где развиваться, усложняться и совер­шенствоваться может лишь то, что способно себя сохра­нить. Вместе с тем процесс самодвижения не сводится к одной лишь «борьбе за выживание», к уравновешива­нию с окружающей средой, но предполагает освоение этой среды во все расширяющихся пространственно-вре­менных масштабах. Освоение новых сред, все более от­даляющихся от первоначальной среды, в которой обитали предки, в сущности, является одним из главных крите­риев прогресса биологической эволюции.


Дата добавления: 2019-01-14; просмотров: 164; Мы поможем в написании вашей работы!

Поделиться с друзьями:






Мы поможем в написании ваших работ!