Текст переведен по изданию: Crusaders as conquerors. The Chronicle of Morea. New York-London. 1964

© сетевая версия - Тhietmar. 2017
© перевод с англ. - Стадниченко Я. 2017
© дизайн - Войтехович А. 2001

Комментарии

247. Павсаниева Асея. Согласно Шмитту, слово Sapikos происходит от σαπιος – «гнилой» и относится к болотистой местности, ныне называемой Франковрисис («Франкские источники»), что, в свою очередь, лежит в центре равнины под названием Саполивадо («Гнилой луг»), на которой берёт начало Алфей.

248. Арагонская версия хроники иначе рассказывает о гибели Кантакузина, отмечая, что он командовал авангардом и выехал вперёд на разведку; по пути назад его лошадь попала копытом в ямку, запнулась и выбросила его из седла. Франки добрались до него прежде, чем прибыла подмога. Эта версия выглядит несколько логичней и правдоподобней версий французской и греческой.

249. Согласно арагонской версии, князь преследовал греков, пока они не скрылись в горах, а после победы выстроил в Месискли часовню св. Николая, а также церкви в Андравиде.

250. Версии хроник не сходятся в описании дальнейших событий. Согласно арагонской, и встречу в Месискли ставящую раньше битвы при Принице, между двумя этими событиями турки, число полторы тысячи, перебежали к Гильому и затем осели в Морее, а их глава, Мелик, женился на госпоже Павилицы. В этом ей вторит Санудо, повторяя тем самым хронологические ошибки. В любом случае, очевидно, что, будучи покинут турками, Константин уехал в Константинополь, оставив командование на Макрина и Фила. Потому-то он не попал в плен при Макри-Плаги, он не бежал, как пишет арагонская версия хроника, просто отсутствовал.

251. Путь, проделанный турками, кажется весьма ясным, но вот местонахождение упомянутых населённых пунктов с точностью определить сложно. Турки вышли из Никли и перешли горы, дойдя до Каритены. Оттуда они шли вдоль Алфея, возможно, до устья Эриманфа. Затем они повернули на север, миновали Влисири, двигаясь в Андравиду. Перигарди (фр. Бо-Регар), следовательно, лежало между Влисири и Алфеем: Шмитт отождествляет его с Пондикосом (Бо-Вуар), Бюшон помещает его на реку Пеней, в район древней Элиды. Сервия же, в свою очередь, лежала между Влисири и Андравидой, меньше, чем в дне пути от последней. Возможно, её следует помещать около Палеополиса, всё тех же развалин древней Элиды, на Пенее, в местности, что в хронике зовётся Сергианой, к востоку и юго-востоку от Андравиды. Шмитт отождествляет её с Сергианой и помещает близ Приницы. Калонарос об этом умалчивает, зато указывает, что Месискли в данном случае не топоним, а род, и следует читать не «в Месискли», а «в земли, принадлежавшие Месискли».

252. Согласно французской версии хроники, оный Анселин вырос в Константинополе, из следующих строк мы узнаем и о знании им турецкого. Арагонская хроника добавляет, что он познакомился в Константинополе с Меликом и обменивался с ним письмами.

253. Пеней так назван здесь потому, что течёт через Элиду. Встреча же, возможно, произошла в Палеополисе.

254. Согласно арагонской версии хроники, Мелик, после того, как они разбили вечером лагерь, взял две стрелы и колдовал с ними, и так узнал, что быть битве, в которой они будут победоносны.

255. Копроница – нынешняя Копаница, Мунтра сохранила своё название.

256. Всё в дальнейшем рассказе, касающееся Константина, великого доместика, следует относить к Филу, Макрину или Кавалларию.

257. Калами в Средние века называлась северная часть Мессенской равнины, в районе города Лутро и ранее упомянутых в хронике деревень Лаккоса. Макри-Плаги же – самый важный проход, соединяющий Мессению и центральный Пелопоннес, узкое ущелье в часе пути от Куртаги, что в окрестностях Мегалополя.

258. Филипп де Туси занимал должность бальи Латинской империи с 1241 и носил титул кесаря. Согласно хронике, он был выменян на Макрина, но точно ли он содержался в плену в Константинополе, был ли он в плену вообще – неизвестно. В 1271 Филипп Анжуйский произвёл его в гранд-адмиралы, в этой должности в 1277 он и скончался.

259. Отсутствие упоминаний Фила подтверждает факт отъезда Константина к императору и то, что своим преемником он оставил именно Фила.

260. Пленниками были: великий доместик Алексей Фил, позже умерший в заключении в замке Хлумуци; Алексей Кавалларий, в какой-то момент отпущенный на свободу, поскольку Пахимер упоминает его в роли командующего византийской армией, и паракимомен Макрин, обменянный на Филиппа де Туси, а в Константинополе обвинённый в измене и ослеплённый. Приведённые здесь и далее сведения о Константине Палеологе, в том числе рассказ о подкупе им стражи из арагонской версии хроники – ложны. Цифры византийских потерь, очевидно, завышены, но в том, что оные потери были высоки, сомневаться не приходится.

261. Французская версия хроники анахронистично утверждает о том, что осаду Мистры вёл Жан де Сент-Омер.

262. Под Мореей здесь имеется в виду Элида.

263. Калонарос предполагает соответствие этих городов с современными Вунаргоном, что около Летрины, и Ретенту, близ Отены – оба они находятся в Элиде. Он также соглашается с арагонской версией хроники в том, что Мелик остался в Морее и положил начало роду Меликов, а затем в его честь был назван город Малики. Дело в том, что на одном из камней моста, близ Каритены перекинутого через Алфей, сохранилась надпись, увековечивающая Мануила Мелика, нового держателя удела, то есть, как полагает Калонарос, либо самого Мелика, героя хроники, либо его ближайшего потомка.

264. Церкви св. Николая в Бари, где хранились его мощи, и арх. Михаила на Монте-Гаргано был крупнейшими центрами паломничества средневековой Италии после храмов Рима. Манфредонию основал в 1263 году Манфред на южном склоне Монте-Гаргано, на берегу одноимённого залива.

265. В оригинальном тексте в данном месте как синоним греческому ρηγας употребляется галлицизм ροї. Интересно также, что галлицизм сей используется только в связке с именами королей Сицилии: Манфреда и его преемника Карла Анжуйского, во всех прочих местах хронист обходится греческим словом. (прим. перев.)

266. Манфред (1232/37-1266) был внебрачным сыном императора Фридриха II. По завещанию отца он был назначен наместником в Италии своего сводного брата, Конрада IV. С 1254 Манфред – регент при Конрадине, малолетнем сыне Конрада. 10 августа 1258 он был коронован королём Обеих Сицилий, поскольку до него дошёл слух о смерти Конрадина. Позднее, узнав о ложности этого слуха, он отказался отрекаться и оставался королём до своей гибели в битве при Беневенто в 1266.

267. Очевидно, что человек, обматывая шею верёвкой или чем-то подобным, принижая себя, сдавался тем самым на милость победителя. Интересно, что в Мани, краю диком и до недавних пор приверженном кровной мести, подобный знак самоунижения использовался до тех самых недавних пор потерпевшей поражение в междоусобице стороной, когда она приходила просить пощады. Ещё один архаизм в традициях маниотов – использование слова agapi для обозначения мирного договора или перемирия в междоусобице. В хронике оно используется в том же значении наряду со словом τρεβα.

268. Раймунд-Беренгер IV (1198-1245), граф Прованса и Форкалькье, не принадлежал к Анжуйской династии, как пишет хроника. Дочерей у него от жены, Беатрисы Савойской, было четверо: Маргарита, вышедшая в 1224 за Людовика IX Французского; Элеонора, с 1236 жена Генриха III Английского; Санча, вышедшая в 1244 за Ричарда, эрла Корнуолльского; Беатриса, младшая, что и унаследовала отцовские земли и титул. Карл Анжуйский, брат французского короля, стал её мужем в январе 1246.

269. Фридрих II был отлучён Григорием IX 29 сентября 1227 за нарушение клятвы отправиться в крестовый поход. 23 февраля 1228, в Великий четверг, отлучение было повторено. В Пасхальный понедельник Григорий проповедовал было против Фридриха, но был изгнан из собора Святого Петра разъярёнными римлянами и вынужден покинуть город на два года.

270. Папы несколько раз пытались вовлечь Карла в итальянские дела. Противостояние этому со стороны Людовика IX помешало Григорию IX в 1240-1241 и Иннокентию IV в 1253. В 1263-1264, однако, папа Урбан IV добился поддержки Людовика и почти было договорился с Карлом, как вдруг умер. Его преемник, очередной француз Климент IV окончательно заключил соглашение с Карлом в апреле месяце.

271. 15 мая 1265 он вышел в море, 21 высадился, а 24 вошёл в город.

272. Первая коронация Карла была совершена двумя кардиналами в Латеранской базилике 28 июля 1265. Затем, 6 января 1266 он короновался повторно, на сей раз – вместе с женой.

273. Битва при Беневенто произошла в пятницу, 26 февраля 1266, и завершилась решительной победой Карла.

274. Дальнейший рассказ о вмешательстве Анжуйского дома в дела Мореи, битве при Тальякоццо, женитьбе сына Карла на дочери Гильома и договоре в Витербо достаточно путан и неточен, особенно в том, что касается хронологии. Когда Карл разбил Манфреда при Беневенто, он унаследовал не только земли Гогенштауфенов в Италии, но и их интересы на востоке. Первым его шагом на этом пути было выдвижение претензий на Ионические острова, что были приданым Елены Эпирской, и к 1267 он завладел ими. Вероятно, в его планах было использование архипелага как ступени к овладению Грецией, а затем и построению грандиозной Анжуйской империи на востоке. В конце 1266 он начал долгие переговоры с бывшим императором Латинской империи Балдуином II и Гильомом де Виллардуэном. 17 февраля 1267 он гарантировал Гильому безопасность при проезде в Рим, и тот, приехав туда, обнаружил пылкое обсуждение курией восточного вопроса. Епископ Негропонта и избранный епископ Лакедемонии незадолго до того побывали в Риме ad limina и поведали о своих проблемах. Посланцы Михаила Палеолога торговались о возможных выгодах от предполагавшейся церковной унии, туда же явился и Балдуин II, чтобы поговорить с Карлом после неудачной попытки найти на Западе поддержку в отвоевании Константинополя.

Закинфинос утверждает, что Гильом не участвовал в этих обсуждениях и не присутствовал при подписании Витербоского договора. Он замечает, что если бы дело обстояло иначе, то договор был бы несомненно подписан самим князем, а не Леонардо де Вероли как его представителем. С другой стороны, едва ли он мог уехать в разгаре столь важных переговоров, результат которых непосредственно отразился бы на будущем Мореи. Бюшон полагает, что он остался и присутствовал при подписании договора, хотя вопрос об причинах отсутствия под этим договором его подписи он оставляет открытым. Лоньону принадлежит наиболее исчерпывающее описание событий.

Согласно ему, Гильом прибыл в Рим около конца февраля, а Карл – конца апреля. Переговоры их были долгими и тяжёлыми: Карл знал, что в его помощи нуждаются как Гильом, так и Балдуин, и намеревался добиться от них взамен как можно большего. 18 мая были достигнуты первые результаты: была заключена помолвка старшего сына Балдуина, Филиппа де Куртенэ, с дочерью Карла Беатрисой. 24 мая Карл достиг соглашения и с Гильомом. Положения его были весьма необычными: в обмен на обещание Карлом помощи, Гильом, с согласия Балдуина, своего сюзерена, уступал княжество Морейское с вассалами Карлу на следующих условиях: один из королевских сыновей возьмёт в жёны Изабо, дочь Гильома; Гильом останется князем до смерти, после которой Морея перейдёт мужу Изабо; если же у пятидесятипятилетнего Гильома родится сын, он наследует лишь пятую часть владений отца; если Изабо умрёт бездетной, Виллардуэны лишатся всего в пользу Карла или его наследника.

Через три дня, 27 мая 1267, Карл и Балдуин заключили второй договор, по которому Балдуин уступал Карлу практически все свои владения, включая Морею, он же брал на себя отвоевание Латинской Империи за шесть или семь лет и обещал выделить Балдуину треть от всех покорённых земель. Закрепляла этот договор свадьба их детей.

Закинфинос и Миллер не имеют сведений о каком-либо договоре Карла с Гильомом в 1267, они говорят лишь о свадьбе, сыгранной после битвы при Тальякоццо. Хроника же помещает её перед битвой.

После подписания договора Гильом возвращается в Морею. По Закинфиносу, в начале 1268 к нему прибыли послы от Карла, чтобы добиться согласия княгини и баронов с условиями заключённого договора. По Лоньону, это произошло в июне 1270, а в марте 1268 Гильом вновь побывал в Италии, где участвовал в битве при Тальякоццо и оставался на службе Карла как минимум до марта следующего года. С марта 1269 Карл занимался подавлением восстания в южной Италии, но какую-то помощь оказал и Морее. Несмотря на то, что по условиям договора 1267 Гильому следовало немедленно отослать дочь к неаполитанскому двору, три года спустя она всё ещё оставалась в Морее, почему туда и явились в июне 1279 посланцы Карла. Окончательно же свадьба была сыграна 28 мая 1271.

275. Здесь и далее следует положиться на Лоньона. Согласно ему, первым бальи Карла в Морее был Галеран д’Иври, сенешаль Сицилии, а назначение произошло 26 августа 1278, после смерти Гильома де Виллардуэна. До того у него попросту не было права назначать бальи. Тем не менее, в 1271 и после Карл отправлял в Морею генерал-капитанов. Первым из них был Дрого ди Бельмонте (Дрё де Бомон), в 1271 он пришёл туда с войском, но бальи не был, хроника же смешивает его с первым бальи.

276. Кривеска/Кресэва, как в другой рукописи греческого варианта, вероятно, находилась к югу от Андравиды, где-то между Кавасилой и Палеополисом.

277. Готье II де Розьер

278. Закинфинос предполагает, что этим племянником Михаила VIII был Алексей Филантропен. Византийские войска появились в Морее около 1270, но, наученные прошлым опытом, сражения не искали и от него уклонялись. Франкам же не хватало людей для осады Мистры. Противостояние их длилось до 1271, когда и прибыл Дрого.

279. Роберта II, племянника обоих королей.

280. Разумеется, Гильом был позван не потому, что был другом, но из-за вассального долга. Сопровождали его правитель Каритены Жоффруа де Брюйер, Готье де Розьер из Аковы, Жан Шодерон, племянник последнего и великий коннетабль, Жоффруа де Турнэ, господин Калавриты. В марте 1268 они были в Апулии, в своём письме легату Климент IV рекомендует поставить князя Гильома во главу отрядов, расквартированных в Фодже.

281. На самом деле они встретились в Тальякоццо, не в Беневенто. Описание участия князя Гильома в сражении весьма пристрастно, приписанные ему хронистом действия совершает как у Данте («Ад», песнь 28-16), так и у Виллани в «Флорентийской хронике» Эрар де Валери. Впрочем, Виллани посчитал нужным отдельно упомянуть Гильома де Виллардуэна как «рыцаря вельми важного»

МОРЕЙСКАЯ ХРОНИКА

[6967-7007]

ты, чтобы действовали мы так, как я предлагаю, позволь мне поведать тебе, как мы поступим, ибо ты должен знать это. Земля, в которой мы ныне, неровна, это не широкая и плоская равнина, на которой сражаются во Франции и во всех королевствах. По причине этого, выделим же из всех наших полков лёгких воинов, хитрых опытных мужей, и пусть они возьмут лёгких лошадей, так, чтобы могли они ударить и отступить; и разделим их на три или четыре отряда и прикажем им напасть на алеман ов, чтобы составить впечатление, будто собираются они дать бой; а они, я уверен, ибо они охотно вступают в битву, с охотой пойдут на них. И тогда они, если будут осторожны, пусть позволят им подойти и, когда они будут очень близко, пусть сделают вид, точно бегут; тогда пусть движутся они прямиком к лагерю, но, когда они приблизятся к нему, пусть в него не заходят, а обойдут стороною, не медля, и пусть держат ряды сомкнутыми, чтобы не рассеяли их. И я точно знаю, что алеман ы и ломбардцы, и также наёмники, как скоро увидят наши шатры, одежды, доспехи и прекрасные вещи, что лежат в нашем лагере, так сразу прекратят преследовать наших людей, а войдут в лагерь, чтобы захватить наше добро. И мы вдвоём, мой господин, разделим же воинство надвое и разделим отряды, и устроим засады в удобных для того местах. Мне самому нужны лишь мои люди, кого я привёл из Мореи, ибо я их знаю. И когда наши дозорные с холмов увидят, что алеман ы вошли в лагерь, и их отряды рассыпались и принялись грабить, пусть трубят в буцины, чтобы наши люди услышали, и мы тогда выйдем из укрытий и нападём на них. Ты зайдёшь с одной стороны, я же с другой с войсками и людьми, что будут с нами; и эти наши четыре лёгких отряда, заслышав буцины, вернутся назад и мы стремительно окружим их всех. И после того, как мы выманим их, и они рассыплют строй, легко и быстро окажутся они в смертельной опасности.

[7008-7053]

И когда князь Гильом закончил с тем, что объяснял он и говорил королю, король выслушал его, затем высоко похвалил, ибо выходило из рассказа его весьма приятно; и, обернувшись к князю, сказал ему: «Прошу тебя, брат, чтобы ты провёл это именно так, как было тобою описано, ибо весьма мне это приятно».

И князь, когда услышал это, позвал начальников и шеветэнов войска, что стояли во главе отрядов. Вместе, он и король, они повелели, чтобы были выделены эти четыре отряда, о которых я вам говорил; они подозвали к себе начальников и архигов и объяснили, как им следует поступать. И они взяли людей, оставшиеся отряды, и разместили людей в засаде, и сокрыли их в тех местах, где было необходимо и полезно, и сделали это искусно. И затем четыре отряда выехали и направились к Конрадину.

И Конрадин, когда узнал, что король движется к его лагерю, чтобы дать ему бой, повелел разделиться на полки, чтобы каждый народ бился сам по себе, и они вышли, и отправились навстречу королю. Что ж, если бы в подробностях описал я вам все деяния, что свершены были в той битве, возможно, столь долгий рассказ бы наскучил вам, так же как и я устал бы от повторения уже написанного. Но, точно как вы меня слышали, когда я дотошно описывал это раньше, как объяснял князь Гильом, так он и поступил, так и исполнил задуманное. Итак, сражение произошло в Беневенте, где поверхность земли неровна, с холмами и оврагами; и из-за этого алеман ы были настороже, ибо не видели вовсе войск Карла; вдруг те четыре отряда, что отправились заманивать их, оказались перед ними. И они подумали, что скоро явятся и остальные; потому они тотчас охотно устремились в стремительное нападение, как то бывает на войне. И как скоро они готовы были сойтись с ними и обменяться ударами копий, четыре отряда бросились бежать и направились прямо к лагерю. И алеман ы, когда увидали, что франки бегут, забыли о битве и принялись их преследовать, и преследовали их до тех пор, пока они не достигли лагеря. Франки обогнули его и миновали,

[7054-7084]

обошли стороной и ушли прочь. А алеман ы, когда они увидели стоявшие там шатры, полные прекрасного оружия, одежд и денег, оставили преследование франков, что убегали, и обратились к жилищам, и вошли в них, и рассеялись, и принялись хватать одежды и сундуки, в которых хранились деньги, и, взламывая их силой, забирали всё, что там находили; они начали ссориться друг с другом и выхватывать свои мечи.

Дозорные франков, увидев, что делают тедески, затрубили в буцины, и те, кто были в засаде, поняли сигнал и вышли из своих укрытий, с одной стороны князь и с другой – король. И те, кто убегал, четыре отряда, развернулись и поспешили назад в лагерь, и окружили всех алеман ов со всех сторон; были там пешие воины с луками и арбалетами; они перебили их, точно те были дикими кабанами, и лишь немногие алеман ы уцелели. Но многие тосканцы, а также и ломбардцы, спаслись, ибо знакома была им окрестная земля, и иные имели здесь друзей, что указали им путь. Конрадин попал в плен, и голова его была отсечена некими неаполитанскими мужами, что были врагами ему, ибо им приятна была королевская власть. Они надели его голову на острие копья и принесли её королю, и вручили ему её ²⁸². И король, ибо был он благороден и мудр, страшно ругался и был весьма опечален, и разгневался на тех, кто такое деяние совершил, и открыто заявил, и все его слышали, что

[7085-7131]

скорее бы желал и предпочитал он потерять один из своих городов, один из лучших, чем допустить убийство ими Конрадина. Ибо если бы они взяли его живым в бою, великие почести оказал бы он ему, ибо был он всё же мужем благородным и воином, и пришёл, чтобы по-воински отомстить за гибель короля Манфреда, своего двоюродного брата, и не заслужил того, чтобы ему отрубили голову.

После того, как битва окончилась, король приказал, чтобы те, кого захватили живьём, были разделены и отправлены в замки. И ещё король распорядился, чтобы из добычи, что была захвачена, каждый мог оставить себе всё то, что захватил. Шатёр Конрадина, что стоял на десяти шестах, и роскошное оружие, одежды и деньги, что хранил он в лагере своём, король удержал для себя как долю свою, и ни в чём более не нуждался. И жилище дуки Карантании, и всё оружие и деньги, что держал он в шатрах своих, он повелел отдать князю Гильому как долю в военной добыче.

И после того, как он осыпал благодеяниями всех воинов своих, и разделил свою добычу и захваченные ценности, он приказал распустить все свои войска, и пусть каждый отправился бы туда, откуда пришёл. Он оставил при себе князя и взял его с собой, и вдвоём они направились прямиком в Неаполь, князь Гильом говорил, что хотел бы увидеть королеву, равно как и дочерь свою Изабо, что венчанною женою была королевскому сыну. И после того, как князь и король вдвоём прибыли в Неаполь, король заговорил с королевой и сказал ей похвалить князя и его восславить, ибо его мудростью и искусством выиграл он битву и одержал победу над своими врагами алеманами. И королева, ибо была она женщина благородная, поблагодарила князя, оказала ему великий почёт и одарила подарками. И король, в свою очередь, оказал князю такие великие почести, и такую проявил щедрость, что все пришли в изумление; он держал его при себе в течение восемнадцати дней, а то и двадцати двух, если вам будет угодно, пока устраивал великие празднества, и было у него благое желание оставить его и на месяц, а то и два, если изволите, чтобы могли они радоваться обществу друг друга.

[7132-7181]

Тогда пришли князю из Мореи письма о том, что противники его, беззаконные ромеи, нарушили свою клятву, продолжили войну и презрели условия, на которые пошли с ним. Узнав об этом, князь отправился к королю и просил позволения уехать в Морею, дабы не было угрозы его земле, и не понесла она ущерба. И когда король услышал это, он громогласно выругался; и поскольку знал он и понимал, ибо было это истинной правдой, что благодаря советам князя Мореи он победил в битве Конрадина и удержал власть в королевстве Пулийском (кою те алеманы, гибеллины, а с ними тосканцы и ломбардцы желали отнять), и поскольку видел он, что князь так много потратил на людей, коих привёз тогда из Мореи на помощь, службу и в поддержку ему, что повелел выдать ему из сокровищницы богатство великое золотом и серебром, и дал ему сотню лучших своих коней. Кроме того, затем он дал ему пятьдесят оружных людей на конях, воинов отборных, и две сотни арбалетчиков, коим всем было уплачено за шесть месяцев, пехотинцев и кавалеров, чтобы взял он их в Морею, чтобы помогли они ему там сражаться против беззаконных ромеев, что никогда в жизни ни клятвы не держат, ни правды не говорят. Итак, после того, как князь Морейский распорядился всем тем, что дал ему король, людьми, оружием, конями, шатрами и деньгами, он покинул Неаполь и направился в Бриндизи, и нашёл корабли готовыми, так король повелел; он взошёл на них со своими людьми и на другой день прибыл в Кларенцу.

Когда все морейцы узнали, что князь прибыл и явился в Кларенцу с людьми и войском, что имел он с собой, здоровыми и невредимыми, и ни одного не потеряв, но обретя богатство великое, добычу, что захватили они в бою с Конрадином, все они восславили Господа и пресвятую Богородицу. Весь народ морейский праздновал, и показали они преданность князю и знаменосцам; у кого родич или друг был, тот ликовал вместе с ним, и все славили Бога, когда увидели, что они вернулись.

Князь просил, чтобы рассказали ему правду о том, как появился предлог для того, чтобы прервать перемирие. И те, кто знал, поведали ему, что начали они войну и стали клятвопреступниками, потому что некоторые люди сказали им, и надеялись они, что это правда, что

[7182-7217]

князь был убит в бою, в котором сразились король и алеманы. Тогда князь ответил и сказал такие слова: «Никогда вероломные ромеи не имели недостатка в предлогах; и как виновны они в клятвопреступлении, так же виновны они и в других злых намерениях». Затем князь позвал господина Каритены и сказал ему: «Добрый племянник, возьми с собою франков, коих привели мы с нами из Пулии и коими король нас наградил и поддержал, чтобы помогли они нам и с нами сражались с ромеями; и пусть они будут с тобою в Скорте, у границы, сторожат нашу землю и разят ромеев».

Услышав это, мессир Жоффруа, господин Каритены, высоко одобрил это, и понравилось это ему вельми, ибо он рассуждал так, что с этими людьми он навредит ромеям и свою землю сбережёт, надеялся на это ²⁸³. Он взял их, и они отправились в край скортийский; там он повелел им остановиться и закрепиться в деревне под названием Великая Арахова ²⁸⁴, в которой проходила граница Скорты с ромеями, и биться с ними, и защищать землю. Затем вышло так, быть может, из-за греха, что случился месяц или два назад, и, видимо, также из-за холодных вод, что в том месте текут, захворали они животом, и большая часть из тех франков, что были в селении Арахова, умерли. Не было господину Каритены покоя; взял он столько, сколько мог, из тех, что были достаточно здоровы, чтобы держать оружие и ехать верхом, и отправились они в битву, раз за разом встречая ромеев и нанося им великие удары.

Затем, за грехи страны, неудача постигла морейских франков, и господин Каритены, этот славный муж, заболел страшно, тяжело захворал, и природа людская его победила, и смерть прибрала

[7218-7253]

его; вот какую великую потерю понесла тогда Морея, и воцарилась в ней печаль великая. Князь, что был также его дядей, скорбел по нему, и все плакали по нему; увы, великая потеря для Мореи случилась в тот день! А кто не скорбел? Был он сиротам отец, вдовам – муж, и множеству бедных – господин и защитник. Весь народ защищал он от несправедливости; никогда не позволял, чтобы человек бедный испытывал тяготы и злоключения, и равно чтобы обеднел достойный муж. О, что за несчастье принесла в тот день смерть; такого забрала мужа, столь славного воина, и осиротила любивших его. Что ж, поскольку случилось так, к сожалению, что наследника он не имел, не было у него сына, чтобы оставить тому в наследство замки и земли, коими владел он в Морее, в ущелье Скорты и прочих местах, его удел был разделён надвое; одну часть получил князь, ибо был он господином, а другая перешла жене его, ибо стала она вдовой ²⁸⁵. Архонтисса эта была сестрой мессира Гильома, дуки Афинского, мегаскира, как он звался по-эллински ²⁸⁶. После того, как прошло некоторое время, месяцы и дни, мегаскир предусмотрительно отправил в королевство Пулийское гонцов к графу де Бриенн, мессиром Гуго звали его, и был он графом Лечче. Договорились они, что он возьмёт сестру его, госпожу Каритены, в венчанные жёны. И после того, как условились они, граф переправился в Морею и приехал в город Андравиду; и мегаскир также приехал туда из города Фивы. И, когда они встретились, они сговорились

[7254-7284]

друг с другом и послали за госпожой Каритены, и она приехала, и там граф де Бриенн женился на ней. И после того, как он посетил замки, что получил в Морее за архонтиссой, он взял её с собой, и они переправились в Пулию. И прошло немного времени, как Господь пожелал, чтобы архонтисса понесла от графа Гуго и родила славного сына, коего назвали Готье, и оказался он в бою и на войне рьян, и были ему честь и хвала по всем западным королевствам ²⁸⁷. И после того, как ещё некоторое время прошло, и даже годы миновали, мессир Ги, по прозванию де ла Рош, мегаскир и дука Афинский, говорю я вам, умер, и земля его, и власть, каковыми он обладал, перешли к графу Готье, сыну того графа Гуго, этому достославному воину, о котором я вам рассказываю, что приходился мессиру Ги двоюродным братом. И вот, он приехал и получил мегаскирство и стал по наследству дукою Афин. И вот он обнаружил тогда, что каталонцы, что зовутся и прозываются Кумпанией, явились в Алмирос, куда призвал их дука Афинский, мессир Ги, в надежде и при условии, что они отправятся в Морею, завоюют землю и захватят власть над ней для супруги его, что звали Матильдой, такое ей было имя – ибо она была её по наследству, а князь Тарентский незаконным путём овладел Ахейским княжеством, её вотчиной ²⁸⁸. Итак, когда дука мессир Готье обнаружил, что прибыла Кумпания и с нею тысяча и более турок,

[7285-7309]

он договорился с ними на больших условиях, что они будут воевать с Романией и захватят Влахию. И как скоро они заняли замок Домокос, они впали в раздор и великую ссору. Каталонцы покорно просили у дуки прощения, но он, из заносчивости, что свойственна франкам, и по плохому совету, что дали ему, решил сражаться; битву он проиграл и был во время битвы пленён, и они отсекли ему голову и забрали его землю, мегаскирство, и поныне эта Кумпания там господа. Битва произошла в понедельник, пятнадцатого дня месяца, что зовётся мартом, в году от сотворения мира шести тысяча восемьсот семнадцатом, восьмого индикта ²⁸⁹.

Отсель, с этого места, я перестану вести речь и писать о графе де Бриенн, что был дукою Афинским, и расскажу вам иную повесть, о том, что случилось в то время, пока князь Гильом был в темнице в Константиновом городе и был отпущен на условиях, на которые договорился тогда, о чём вы, разумеется, уже узнали из этой книги. Что ж, в то время он дал василевсу в заложница сестру Шодерона, великого

[7310-7326]

контоставла, и дочь господина Пассавы, что был протостратором всего княжества. Итак, пока эти архонтиссы были заложницами за князя в Константинополе, случилось так, что умер господин Аковы, имя ему было мессир Готье, а по прозванию де Розьер, и не было у него наследника, кроме дочери протостратора Жана де Пассава, кому сестра его венчанной женою была, и была у них дочь, звали её мадам Маргаритой, такое ей было имя ²⁹⁰. И поскольку была она в то время заложницей в Городе (князь поместил её туда за себя), и не могла быть в Морее в срок, чтобы отправиться к князю и получить от него удел Аковы, коему она была наследницей, князь оставил удел себе. И когда

[7327-7363]

архонтисса мадам Маргарита вернулась оттуда, где была она заложницей за князя Гильома, и пришла заявить о правах на Аковский удел, князь дал ей такой ответ, что после того, как год и один день прошли с тех пор, как вотчина перешла к ней, и она не явилась ко двору, чтобы предъявить на неё свои права, так обычаи края определяют сроки, что бы она ни имела, то всё потеряла, и ничего он не даст ей ²⁹¹.

И когда архонтисса услышала это, она была велико удивлена, ибо ни за что не ожидала получить от князя такой ответ, что он дал ей, ибо пребывала она в темнице вместо него, как заложница, и верно то, что сам он отправил её туда, и она не совершила никакого проступка, ибо, если бы была он в Морее на свободе, то никто бы не опустилась до того, чтобы нарушить обычай. Но поскольку князь определил её быть вместо себя заложницею и пленницей, она не ожидала, что он пойдёт на такой обман, что изыщет такие предлоги и так ответит. Однако, когда дама Маргарита и те, что были её советниками и сторонниками, поняли, что князь Мореи не вернёт ей того, что принадлежит ей по праву, она уехала и в печали вошла в свой дом. После того, как прошло немного времени, больше месяца, архонтисса воротилась и пришла к князю с советом и людьми, что были с ней, и требовала, и просила замок Акову с округой и всё баронство. Поистине, дважды и трижды она выдвигала свои требования, и князь давал ей тот же ответ и продолжал вести себя так же, как и в первый раз.

Когда дама Маргарита хорошо поняла, что никогда не добьётся справедливости от князя, она просила всех своих друзей и родичей дать ей совет о том, как следует ей поступить, чтобы не лишиться прав своих и не потерять отчины. И они, мудрейшие, что любили

[7364-7409]

её, посоветовали все найти себе мужа, человека большого, высокородного и мудрого, «и он с умом своим и родичами своими вернёт тебе во владение отчину твою». На это, вестимо, архонтисса согласилась, ибо была женщиной разумной, стало угодно ей выйти замуж. Тогда первые в роде её посовещались, и она взяла себе благородного мужа из знатного рода, брата благородного мессира Николая, что звался де Сент-Омер и господином Фив, мессира Жана, по прозванию тоже де Сент-Омера; был у них и третий брат именем мессир Оттон. И когда мессир Жан женился на ней, он получил наследственную должность протостратора, каковая была в наследстве этой женщины. Де Сент-Омеры были высшей знатью; матери их случилось быть законной сестрой короля Венгрии, а отец их мессир Бела держал её в законных жёнах; и вдвоём они породили этих трёх господ. И дука Афинский, мегаскир, имел трёх других братьев, и были они двоюродными братьями де Сент-Омерам, говорю я вам.

И после того, как мессир Жан женился на благородной даме Маргарите, он не пожелал вовсе бросить дело Аковское и отказаться от того, чтобы не потребовать своего на суде князя Мореи. Он упросил своих братьев, и они поехали с ним; они явились в Морею и направились прямиком в Кларенцу; там нашли они князя со своими начальниками, проводивших парламент, чтобы разобрать некоторые дела. Два дня они провели, не выдвигая никаких требований; они играли и праздновали с морейцами. Что ж, как два дня прошли, мессир Иоанн взял двух своих братьев, де Сент-Омеров, и жену свою, наследницу; и явились они пред князем, и она представилась наследницей всей своей отчины, ибо ей и была. И затем она представила мужа своего как поверенного и мужа, как то предписывают обычаи ²⁹². И вдруг в этот миг мессир Иоанн сказал ему: «Господин князь Морейский, как наследник, я молю, прошу тебя, моего господина, чтобы повелел ты собраться всем своим начальникам, всем знаменосцам Мореи и ленным кавалерам,

[7410-7452]

чтобы выслушал ты с ними, на что права свои предъявляю я, и чтобы судил ты меня по справедливости, чтобы вышел мне приговор, ибо я желаю справедливости согласно обычаям морейским, не милости я прошу, но осуществления права своего».

Тогда сам князь отвечал ему и сказал ему: «Коль ищешь ты справедливости, с удовольствием я её дам тебе на суде моём».

Князь немедленно повелел явиться знаменосцам, кавалерам, также и вассалам княжества; они сели все вместе в святой Софии, где князь пребывал, пока был в Андравиде. Затем поднялся преклонных лет мессир Николай, господин Фив, по прозванию де Сент-Омер. Правой рукою держал он свою сестру, жену своего брата, даму Маргариту, и он сказал князю: «Господин Мореи, истинно, и каждый в княжестве знает это, что моя сестра, коя стоит здесь пред твоей светлостью – племянница господина Аковы, мессиром Готье звали его, а по прозванию де Розьер; эта моя сестра суть дитя его сестры. И поскольку он умер, не оставив по себе детей-наследников, земля его и замок Аковы перешли вот этой моей сестре, наследнице. И как ты знаешь, мой господин, она была заложницей за тебя в Константинополе – ты сам послал её туда; и не случилось ей быть здесь в срок, в течение года по смерти господина Аковы, чтобы приехать к твоей светлости и себя показать, как предписано нашими обычаями для всего княжества, ни в сорок дней, ни в год, этим не оскорбила она тебя, и нет никакой за ней вины, ибо была она в темнице, куда ты поместил её, как заложницу поместил ты её туда, и освободил оттуда тоже ты.

И когда ты отпустил её, и она приехала сюда, в эту землю, она понимала это, конечно, и тут же явилась пред тобою; как законная наследница Аковы она представилась тебе и просила у тебя справедливости. А ты отвечал ей, что нет за ней правды; и она продолжала приходить к тебе много раз, и просила у тебя правды, и ты никогда не созывал для неё суда, но только лично говорил, что нет за ней правды. И она, женщина без советников,

[7453-7495]

без друзей, в отчаянии вернулась домой и ожидала там помощи Божией. Ныне она Божией милостью замужем за благородным человеком из славного рода, что может защитить её права, как то подобало бы сделать любому благородному мужу. Потому они явились пред твоей светлостью, и вместе с ними я, брат их, и представляю их обоих, одну как наследницу, а другую как её поверенного, и ищут они для себя справедливости. Я прошу тебя, я молю, чтобы даровал ты им право, что положено им, и пусть получают они доходы с замков и селений земли Аковской. И они готовы любую службу для тебя исполнить, принести оммаж и клятвы» ²⁹³.

Затем князь сам ответил на то и сказал мессиру Николаю де Сент-Омеру: «Мы внимательно выслушали, и также наш суд, те слова, что вы говорили, и дело ваше, и свидетели мы тому, о том и заявляем, что всё, что сказали вы – правда, что по стремлению моему и волею моей сестра твоя архонтисса лишилась удела и отчины своей, земли Аковской. Итак, я отвечаю тебе, говорю и спрашиваю, просишь ли ты нас о справедливости по закону или просишь ты нас о милости господской и личном суждении, ибо задержалась она даже в этом случае, и не сумела быть здесь, в княжестве, на свободе, в срок, что установили наши обычаи, чтобы заявить о своих требованиях так, как положено, и искать справедливости».

Тогда ответил мессир Николай и такие речи говорил в ответ князю: «Господин князь Морейский, к твоей милости обращаюсь; если бы сам я видел, если были бы у меня причины считать, что сестра моя, здесь стоящая, просила замка и владений, земли Аковской, не по справедливости, тогда было бы нам уместно искать милости у тебя. Но ты и сам знаешь, что ищем мы справедливости по праву, ибо сестра моя в темницах содержалась тебя вместо и никак не могла выбраться оттуда вовремя, чтобы заявить свои права на удел Аковский. Потому не милости прошу я у тебя, но справедливости такой, что предписывает и в какой повелевает жить закон».

[7496-7532]

Тогда отвечал ему князь Морейский и сказал мессиру Николаю де Сент-Омер: «Поскольку нет у тебя нужды в моей милости, и хочешь ты пред судом моим ходатайствовать о справедливости, объявляю я и буду тому свидетель, воистину то подтверждаю, да падут на главу мою зло от Бога и людской укор, если тебя её лишу. Потому, хочу я, чтобы дело было разрешено внимательно и разборчиво, согласно обычаям края, чтобы не совершил я плохого поступка, и не был упрекаем Богом, святыми и всем народом. И хочу я, чтобы знаменосцы и архиереи, и ленные кавалеры всего княжества собрались вместе, чтобы мог я их с обстановкою ознакомить, чтобы рассудили они нас в страхе Божием и согласии с обычаями Мореи, что дал василевс Роберт моему благословенному брату, Жоффруа, когда заключили они договор и породнились».

После того князь повелел написать письма всем знаменосцам всего княжества, так же и архиереям, и кавалерам, чтобы приезжали они и собирались в Кларенце. Они вошли в святого Франциска Меньших Братьев, и сели на суд, как велит то обычай. Затем князь сказал мессиру Николаю: «Хочу узнать от тебя, кто тот адвокат, что по необходимости должен говорить за сестру твою, её иск подавать и обращаться к суду ²⁹⁴». И тот ответил ему, что он сам станет им, чтобы говорить и отвечать слушателям обо всём, что бы ни было угодно услышать им о делах вокруг замка Аковского. И на то князь ответил и сказал: «Поскольку берёшься ты быть адвокатом дамы Маргариты в этом деле, из любви к тебе и спутникам твоим буду я с тобою и назначу себя адвокатом, что защищал бы и отстаивал правду суда» ²⁹⁵.

[7533-7578]

Тут князь позвал логофета, имя ему было – мессир Леонард, а родом он был из Пули; был он муж мудрый и хорошо образованный; был он у него доверенным человеком и первым в его совете. Скипетр и жезл, коими владел он, как то в обычае у архигов и господ во всём мире, он вручил ему и сказал ему: «Передаю тебе власть, что имею, чтобы мог ты стоять пред судом, судить и защищать справедливость с помощью закона и совета людей, что с тобою здесь, в этом суде; и заклинаю тебя клятвой твоею Христом и собственною душою, что ты и все те, кто сидит с тобой здесь, на этом суде, будут верно стремиться к справедливости для архонтиссы мадам Маргариты, а равно и для суда. Чувству ни зависти, ни дружбы не позволяй завладеть тобой; берегись, чтобы не взять на душу никакого греха, я же, ради любви к брату моему мессиру Николаю де Сент-Омеру и чтобы не оставить его одного, буду адвокатом другой стороны, защищая судебную справедливость».

Затем мессир Николай постарался описать дело Аковы, рассказать в общем о том, как власть над этим уделом досталась протостраториссе даме Маргарите, о чём вы уже узнали выше в книге моей, причины и следствия и всю череду событий, о которых я не намерен писать дважды, ибо это было бы поистине тяжело, и все бы этим утомились.

И когда он закончил говорить то, что хотел и мог, тогда князь, в свою очередь, заговорил и стал давать суду объяснения и причины того, о чём мессир Николай заявил и рассказал, и стал это опровергать, как то обычно бывает в судах во время тяжб, где всякий говорит то, о чём знает, что это пойдёт ему на пользу. И когда они сказали многое, и число слов увеличилось, князь повелел, чтобы вынесли книгу, в которой записаны и определены обычаи земли. Затем они нашли там написанной главу, в которой в подробностях было записано, определено и истолковано, что вассал обязан делать следующее: если случится так, что господин его схвачен врагом своим, и тот держит его в темнице, в крепких оковах, господин его может потребовать у него, чтобы он приехал к темнице как заложник, и вошёл туда, и остался там, и этим освободил из неволи своего господина. Согласно обычаям предусмотрено, и так же велит и закон, чтобы он сам, лично отправился

[7579-7622]

в темницу. Затем же его господин обязан, в свою очередь, добиться освобождения своего вассала оттуда, куда он вошёл вместо него ²⁹⁶.

И все, кто был на суде в тот день, все склонились к этому мнению, и заметили с великим тщанием, что протостраториссе было предусмотрено владеть отчиной, землями замка Аковы, поскольку князь сам отправил её в темницу вместо себя, и стала она заложницей в Городе. Князь, вынесши книгу законов, держался твёрдо той главы, на том стоял, и особо отмечал, что, согласно книге и обычаям края, обязана она была это сделать в силу обоюдного договора. Никоим образом не был он к ней несправедлив, ибо она поистине не явилась в срок, установленный обычаем, чтобы заявить о своём праве на отчину.

Они вновь принялись за обсуждение, и удалились, и, вернувшись, сказали так, поскольку подобало ей это, она была обязана так поступить (войти в темницу по требованию своего господина, как предусмотрено обычаями, и не случилось ей быть в Морее в срок, предстать перед князем, чтобы потребовать у него справедливости), и сроки истекли, она лишилась своего права; решили они, что искала она напрасно.

Они позвали князя и мессира Николая, и оба они предстали перед судом. И логофет, что вершил княжеское правосудие, заговорил с ними, и держал речь о том, что суд решил и нашёл законным; в подробностях он указал им на причины, почему по справедливости и согласно обычаям Мореи и велению суда замок Аковы с прилежащими к нему землями и оммажами переходит во владения двора.

Выслушав это, князь, как то обычно бывает в судах, поблагодарил суд за то, что он одержал победу в деле; но протостратор мессир Жан не был бы умён, если бы сделал то же. Затем все архонты и знаменосцы просили позволения уехать, и князь дал его им, и каждый уехал, куда желал и куда ему было угодно. Итак, суд разъехался, и каждый поехал туда, куда ему было нужно.

И после этого князь позвал логофета и сказал ему наедине вельми благоразумно: «Клянусь тебе, мой логофет,

[7623-7671]

перед Господом, печалит меня это решение, что было вынесено, и что архонтисса дама Маргарита лишилась замка и окрестностей Аковы, ибо я прекрасно понимаю и знаю, что поистине я поместил её в темницу, где была она. И потому она не могла быть здесь до истечения сроков и времени, в которое ей следовало явиться при дворе моём, чтобы требовать себе Аковский удел, отчину свою. И я скажу тебе ныне, откуда грех этот произошёл. Когда мне принесли и передали весть о том, что господин Аковы умирает (поскольку дама Маргарита была в заключении, она, к кому переходила его отчина, поскольку она была его наследницей, дочерью его сестры), блажь толкнула меня взять книгу, ту, в которой записаны обычаи страны. И довелось мне найти ту главу, которая описывает и раскрывает, объясняет и устанавливает, что вассал, кем бы он ни был, обязан отправиться в темницу, буде его законный господин потребует от него этого, чтобы самому оттуда освободиться; и затем господин обязан выпустить его из темничной неволи. Что ж, подумал я, и так же нашёл суд, поскольку протостраторисса была в темнице в Городе, была она заложницей за меня, и не могла появиться при дворе моём, оказаться там в срок, предусмотренный законом, справедливо было бы лишить её права наследовать свою отчину. Тогда я понял и сказал сам себе, что поскольку была она в темнице вместо меня и так теряла отчину, что должна была перейти к ней, вина и грех лежат на мне. И потому решил я и вознамерился оставить половину баронства ей, и другую половину, в свою очередь, отдать Маргарите, моей младшей дочери, чтобы было это её вотчиной. И видел ты, что де Сент-Омеры явились сюда с важностью и надменностью, и высокомерием; опечалился я этим велико, и разгневалось моё сердце, и потому я спросил тогда мессира Николая, чего он ищет на суде моём, милости или правды; и он отвечал мне с великой надменностью, что не нуждается он ни в одной милости от меня, а только в справедливости, что подобает даме Маргарите. И потому я повелел принести книгу, в которой записаны обычаи и закон морейский, чтобы судили нас по ней, и исчезла

[7672-7704]

их заносчивость, и я вверил суду решение дела.

«Итак, теперь, когда вассалы по закону решили, что даму Маргариту следует лишить земель, я желаю оказать ей милость, какую признают все, кто о ней услышит, и кто обладает достаточными мудростью и знанием. В связи с этим я узнал, что написано в книге земельного регистра; баронство Акова с его оммажами равно двадцати четырём кавалерским ленам. Потому я хочу, если вы меня любите, чтобы позвали Колине, протовестиария всего княжества, и пусть явятся старейшины баронства Аковы, и пусть возьмут с собою учётчиков, какие там есть. И разделите всё баронство: отделите треть и выберите для неё лучшие земли, когда станут они равны восьми ленам, желаю, чтобы пять из них, лучшие из лучших, составили домен, а три от них были выделены в оммаж, и пусть составят франкскую привилегию для меня, запишут, что эти восемь фьефов Аковы, треть баронства, я дарую даме Маргарите в знак милости к ней и её детям, таков мой подарок».

И логофет немедленно и с великим рвением принялся за дело и исполнил повеление князя; сам логофет приложил свою печать к привилегии, принёс её князю и вручил ему. И князь прочёл её; всё показалось ему верным; он приподнял одеяло своей кровати и прикрыл её им, и сказал логофету: «Лично иди и приведи сюда даму Маргариту, и скажи ей, что я поговорил бы с ней, что нужна она мне». И логофет тотчас пошёл и привёл её; когда протостраторисса вошла, князь сказал ей: «Бога беру в

[7705-7749]

свидетели свои того, добрая дочь моя, что хотел и желал я отнестись к тебе учтиво и оказать тебе милость баронством Аковы, отчиною, что переходила к тебе, и вот почему я спросил пожилого мессира Николая, когда явился он предо мною в суде, что угодно ему: справедливость или милость, чего желает он получить от меня. И он в своих высокомерии и заносчивости не нуждался в моей милости, но хотел добиться от суда справедливости. И потому я вынес на суд книгу права; я представил её суду, и затем они судили нас; и поелику суд вынес своё решение, я поистине не могу ничего сделать для тебя. Но я, в знак милости, зная, что воистину из-за меня пребывала ты заложницей в Городе в тот миг, когда перешло к тебе баронство Аковское, и испытывая к тебе глубокое чувство сострадания, отделил я треть баронства и теперь наделяю ею тебя и детей твоих с правом передачи по наследству; подними постельный покров и это одеяло, найдёшь там свою привилегию, и прими её с благословением моим вкупе».

И вышел вперёд логофет, и вынес привилегию, и дал её князю, и вложил её в руки его; и князь заговорил с дамой Маргаритой: «Подойди сюда, дочь моя, чтобы мог я наделить тебя землёю». И она подошла к нему, и он дал ей лист; он снял перчатку и передал её ей. И она, женщина мудрая, приняла её с радостью, с низким поклоном и великой благодарностью. Затем она попрощалась с ним и отправилась в дом свой; там нашла она мессира Жана, мужа своего. Она встретила его с великою радостью и в подробностях поведала о том, что сделала она там, откуда вернулась, и о подарке, что привезла, милости, что приняла от князя Мореи, трети Аковы. Услышав это, мессир Жан воздел свои руки горе; был он вельми счастлив и благодарил Бога, ибо никогда он не надеялся, никогда не ожидал владеть частью власти в баронстве Аковском.

После того, как князь совершил те деяния, о которых я пишу вам, он позвал логофета и повелел ему составить другую привилегию, гласящую, что двумя оставшимися частями замка и баронства Аковы наделяет он, как вотчиной, дочь свою, Маргариту, говорю я вам, ибо такое ей было имя ²⁹⁷. Они

[7750-7780]

записали её и скрепили печатью, и затем он позвал её и дал её ей, и наделил её вотчиной, и ввёл в права, и молился за то, чтобы владела она ей, и передала её по наследству.

Все вещи эти, всё, что рассказываю вам я, описываю и пишу, а также и иные, числом немалые, о коих я написать не могу, содеял князь Гильом, так постановил и распорядился. И поскольку природой заведено так, что роду людскому, всем, кто был рождён, суждено и умереть, пришло время и князю умереть и, отправившись в рай, покинуть этот мир. Он приехал в Каламату, по которой давно тосковал велико, ибо там родился он, и была это его вотчина, его собственная, принадлежащая ему по праву, какою Шампанец наделил отца его, почтенного мессира Жоффруа по прозванию Виллардуэн. Он всюду послал за знаменосцами, архиереями и мудрыми мужами, чтобы явились они к нему со всего княжества; затем он страдал в приближение смерти; он просил их всех дать ему совет о том, что единственно подобающее должен он сделать в конце своей жизни.

Он с великой заботою составил своё завещание; великого контоставла Шадерона он назначил княжеским бальи, и оставил княжество ему в управление. Он написал королю Карлу, и молил его, чтобы старшая его дочь, наследница всего княжества, воротилась сюда, а с нею все люди княжества, великие и малые, и просил, чтобы защищал он их и володел ими по справедливости. Что же до монастырей франков, равно как и ромеев, кои он основал и воздвиг для того, чтобы могли они молиться за нас Василевсу Рая перед всем христианством,

[7781-7811]

их он оделил дарами, получили они их согласно привилегии, и каждому досталось что-то, и никто не мог вмешиваться в это, не мог и части лишить из даренного. Также никто не мог отнять даров, коими наделил он людей, что служили ему с охотой и старанием. Он повелел и распорядился, чтобы после того, как он умрёт, но пока не пройдёт полного года, кости его были отдельно помещены в гроб в святом Иакове Морейском в Андравиде, в той церкви, что построил он и передал Храму, в гробнице, что построил он и в коей лежит его отец; брат его пусть лежит справа от него, он – слева, а отцу его лежать посередине. Он наставил и одарил четверых капелланов, каких все ромеи зовут иереями, чтобы продолжали они, не переставая, из века в век молиться и поминать бесконечно их души; повелел он и приказал, чтобы был бы отлучён от церкви тот, кто вмешается в это, нанося оскорбление, и было это записано, и никому на свете не было дозволено волю князя переменить.

И когда он уладил всё то, о чём рассказываю я вам, а также и многое другое (чего не в состоянии я перечислить вам, ибо устану тогда от письма, поскольку слишком много мне потребуется писать), отдал он душу свою, и ангелы взяли её и понесли туда, где пребывают все праведники; вы помяните его, ибо был он добрым князем. И зло постигло Морейскую землю, и скорбели от того великие и малые в Морее, ибо он не оставил потомства мужеского пола от семени своего, сына, что унаследовал бы землю, кою отец его с таким трудом приобрёл ²⁹⁸. Но, напротив,

[7812-7839]

произвёл он дочерей, и все старания его пошли прахом; ибо никогда не было заведено так, чтобы дочь могла отцу наследовать, ибо с самого начала наложено на женщину проклятье; и господину, что дочерей в наследниках имеет, не стоит радоваться, ибо, буде даст ему Бог зятя, все его могущество и славу получит он ²⁹⁹.

После того, как князь Гильом умер, мессир Жан Шодерон, великий контоставл (так звали его в княжестве, он же, вестимо, был оставлен бальи Мореи), немедленно написал письма и отправил гонцов в Неаполь, где пребывал король Карл. Тщательно и в подробностях уведомил он его и поведал ему о смерти князя и нынешнем состоянии дел ³⁰⁰. И когда король услышал это, опечалился он тяжко; повелел он, чтобы пришли к нему первые в совете. Он просил совета у них, и чтобы посоветовали они ему о земле Морейской и о том, как следует ему управлять ей. И совет сказал ему отправить туда мудрейшего мужа, опытного воина, чтобы был он бальи и управителем всего княжества, и было у него позволение и право володеть всеми, согласно желаниям народа того края и ради благоденствия его.

Итак, назначил он затем некоего кавалера: Русо было имя ему, а по прозванию де Сули; был он муж благородный и воин испытанный ³⁰¹. И дал он ему пятьдесят конных наёмников

[7840-7879]

и две сотни арбалетчиков, преискусных в деле своём, повелел ему король усилить ими оборону замков Мореи; дал он ему распоряжения, каковые он взял с собой. Архиереям, знаменосцам и кавалерам, первым мужам, что были тогда в Морее, всем им он вёз от короля письма. С этими людьми он покинул Неаполь и в начале мая прибыл в Кларенцу. Когда он прибыл, он разослал письма архиереям сего края, всем знаменосцам и кавалерам, присовокупил и королевские послания, что привёз с собою. В то же время он написал им и от своего имени, чтобы собирались они в Кларенце, где покажет он им распоряжения, что привёз он от короля. И, получив письма, все они явились; и как скоро они собрались, великие и малые, они вскрыли распоряжения и прочли их; король повелевал всему народу Мореи принять Русо де Сули как бальи, и все вассалы должны были принести ему оммаж за уделы свои, как если бы он был сам король.

И как скоро они прочли эти распоряжения, знаменосцы, архиереи, а также и кавалеры держали совет о том, как бы им себя от этого избавить. Они выбрали митрополита Патр, мессиром Бенуа звали его, чтобы тот говорил от них всех. Затем он взялся сказать бальи, что весь народ морейский, люди великие и малые, все уважили приказы и распоряжения, что привёз он от короля, и приняли его, и будут уважать его, как будто бы был он сам король. Но оммаж, что повелел он им принести бальи де Сули, принести они не могут, ибо, так поступив, по сути, отрекутся от обычаев, какие обусловлены законом Мореи, и которым следуют они с самого завоевания, и которые были записаны теми, кто завоевал княжество и взял его мечом, и которым присягнули они. Ибо закон Мореи и

[7880-7926]

обычаи этой земли предусматривают, чтобы князь, поистине господин земли этой, кем бы он ни был, когда приходит его время обрести власть, должен лично явиться в княжество, чтобы перво-наперво поклясться народу Мореи, и следует ему при этом держать руку на Христовом евангелии, что будет он его защищать и судить по обычаям, что есть у него, и не вмешиваться в тот порядок дел, что у него заведён. И когда князь поклянется во всём том, о чём поведал я вам, тогда все вассалы княжества начинают приносить князю оммаж. Ибо то, что происходит, когда целуют они друг друга в уста, есть их личное дело: так князь показывает своё доверие вассалу, равно как и вассал ему, и нет меж ними различий, кроме как в чести и славе, что получает каждый господин. Но коль случится князю пребывать в другой земле, и буде пожелает он назначить некоего иного мужа, чтобы представлял он его и принял оммаж, что должны принести ему вассалы, вассалы Мореи не обязаны приносить оммаж кому бы то ни было, опричь самого князя, и в пределах границ княжества. «Потому вассалы Мореи просят тебя не воспринимать это как оскорбление, ибо они скорее умрут и лишатся владений, чем отступятся от своих обычаев. Однако, пусть во славу королевскую произойдёт следующее; и да не подумает он никоим образом, что делают они это, отказываясь повиноваться. Отнюдь, поскольку власть княжеская перешла к другому, следует нам перейти под руку нашего господина короля, как только будет у нас возможность принести оммаж. Мы, что находимся здесь пред очами твоего высочества, такой возможности не имеем, пока не будет здесь других: во-первых, мегаскира, дуки Афинского; трёх господ Эврипа и дуки Наксоса, также и маркиза Будоницы. Однако, дабы избежать долгого разговора, если будет на то воля твоя, ибо ты бальи и имеешь полномочия, но не законный ты им господин, чтобы приносили они тебе оммаж, так пусть, чтобы был ты уверен в людях земли сей, а они, в свою очередь, в тебе, в том, что будешь ты править ими по справедливости, страха Божия ради состоится следующее: сперва ты поклянёшься на евангелии Христовом править и володеть нами согласно обычаям страны, а затем, после тебя, мы поклянёмся тебе быть верными королю и тебе как его человеку и представителю, коим ты являешься».

[7927-7959]

Когда Русо де Сули услыхал, что клятве – быть, он немедленно согласился с предложением, ибо пришлось оно ему по душе. Тогда повелел он, чтобы принесли святое евангелие, и бальи поклялся первым, а затем и вассалы, что будут они верными и преданными, сперва королю, а затем его наследникам, как то велит обычай.

Так Русо обрёл бальяж и вступил в должность, и принялся сменять чиновников и назначать иных, что были новыми. Он сменил протовестиария, и также казначея, проведитора замков и всех кастелянов; он распределил по замкам арбалетчиков и затем определил размеры повинностей ³⁰².

И так, после того, как власть короля начала распространяться во имя князя мессира Луи, что был сыном короля и мужем Изабо, дочери князя Гильома, прошло немного времени, едва только миг, как от грехов многих, что лежат на Морее, и потому не могут никак морейцы обрести и удержать доброго господина, мессир Луи, князь Морейский, умер ³⁰³. Таково зло, что принесла эта смерть, ибо обещал он быть добрым господином и таковым казался. Был он младшим братом короля Карла, того, что был хром, отца короля Роберта. И после того, как умер мессир Луи, власть над грешной Мореей перешла в руки короля Карла ³⁰⁴.

На этом месте я закончу здесь рассказ и повесть о короле Карле и его брате, что звался мессиром Луи, князе Мореи. И расскажу я о мегаскире по имени мессир Гильом, а по прозванию де ла Рош, что был дукой

[7960-7995]

Афинским и добрым господином; также расскажу я вам о графе де Бриенн, именем мессир Гуго, графом был он Лечче, коим он владел в Пулии от Карла-короля ³⁰⁵. В тот год и то время, о котором рассказал я вам выше в этой книге, что вы читаете, когда дука Афинский вернулся из Франции, он обнаружил, что князь Гильом был полонён при Пелагонии и находится в Городе, где василевс держит его в темнице.

В то время дука Афинский не имел жены; и тогда он договорился с севастократором мессиром Феодором, господином Влахии, и взял его дочь в венчанные жёны. И эта пара вместе произвела на свет сына, коего назвали мессиром Ги де ла Рош, и что пережил, воистину, смерть отца своего и стал дукою Афин. Мегаскиром его называли, а по прозванию де Романия. И когда он возмужал и стал кавалером, он договорился с княгиней дамой Изабо, ибо держал он свою землю от неё, и была она ему госпожою, и взял в венчанные жёны её дочь; Маго её звали, такое ей было имя, и была она, разумеется, дочерью князя Флорана. Гильом же, дука Афин, его отец, прожил много лет после того, как умер Гильом, князь Морейский. И когда Морея досталась королю Карлу, первым бальи, кого король послал в Морею, был Русо де Сули, а после него дука Афинский Гильом стал бальи и викарием-генералом всего княжества ³⁰⁶. Король прислал ему из Пулии свои распоряжения, комиссию, как то называют франки, так они об этом говорят. И затем он вступил в должность

[7996-8033]

бальи, и был королевским бальи до конца своих дней. И в то время, в свои дни, он построил Диматру, замок, что стоял в Скорте и был разрушен ромеями; ³⁰⁷ сам мегаскир перенёс туда свой двор до того, пока замок Диматры не был закончен. Тогда, спустя короткое время после того, как скончалась графиня, жена графа де Бриенн, что была сестрой афинскому дуке мессиру Гильому, а сперва, значит, была супругою того славного воина господина Каритены, как я рассказывал вам. Итак, эта графиня принесла от графа сына, выдающегося ребёнка, какового они нарекли Готье; он выжил и стал достойным кавалером, воином поистине прославленным во всех королевствах, и был убит под Алмиросом Кумпанией.

После того, как умерла графиня, прошло малое время, и дука умер также, тот, конечно же, что в Афинах, по имени Гильом. Великую печаль вызвала его смерть, ибо был он господином мудрым и со всеми человеколюбивым; великое горе охватило всё княжество.

Затем случилось следующее: слушайте, что произошло ³⁰⁸! Граф Гуго, тот, что де Бриенн, пожелал переправиться из Пулии и явиться в Морею, и оттуда, в свою очередь, он направился прямиком в Фивы, говоря, что угодно ему видеть дукиню и утешить её, ибо мессир Гильом, дука Афинский, брат его жены, недавно оставил её вдовою. И после того, как он прибыл туда и увидел её, и поговорил с нею, он остался на многие дни, говоря, что утешит её. И поскольку были они так долго и близко вместе, в каждом выросло желание к другому, и с добрым согласием граф затем женился на своей невестке дукине, он взял в жёны жену брата своей жены. И после того, как двое соединились, случай распорядился, чтобы архонтисса понесла и принесла дочь; Жанеттой они нарекли её, и как скоро она созрела и вошла в законный возраст, и стала женщиной, они выдали её за

[8034-8073]

мессира Николая; а прозвание ему было де Санудо, и был он дукою Наксоса; и не было никогда меж этими двумя доброго согласия. К сожалению, случилось так, что не было у них ребёнка, кой мог бы унаследовать все замки и земли, какими владел мессир Николай.

Граф Гуго де Бриенн после того, как женился на дукине Афинской, стал править всеми её владениями и обладал властью над всей землёй мегаскирства, и был Ги де ла Рош его воспитанником до тех пор, пока жила его мать дукиня. Когда прошло два года или около того, графиня умерла, и граф Гуго отправился в свою землю в Пулии. И после того, как Ги вошёл в возраст, он получил земли, мегаскирство. Он стал кавалером и был добрым господином, и звался мегаскиром, прозванье это эллинское, и был он дукою Афин, и имя его было велико; но, за грехи его, ибо провёл он жизнь в пороке, Бог не даровал ему наследника, чтобы мог он оставить после себя плод семени своего, чтобы передать ему власть над землёй и владениями, что держали его родители. ³⁰⁹

На этом месте я закончу говорить о мессире Ги де ла Рош, мегаскире, и поведаю вам о мессире Николае по прозванию де Сент-Омер, и о том, как он женился и взял себе в жёны княгиню Мореи, ту, что была женою князя Гильома. После того, как князь Гильом умер, княгиня, жена его (та, что была сестрою деспота кира Никифора, господина Арты), осталась вдовой и была в Морее, и владела великим множеством городов, какими владела она и управляла на равнине Морейской; так, в кастелянстве Каламаты она держала города Маниатохори, Платанос и Глики, а с ними и другие города, властью над которыми она обладала. ³¹⁰ Затем старый мессир Николай де Сент-Омер, ибо был он мужем великим и благородным, и обладал большим богатством, и первая жена его умерла (та, что была воистину княжной

[8074-8107]

города Антиохии, и с которой он обрёл славное богатство и многие деньги), и был он благороден и мудр, сговорился с ней и взял княгиню Мореи в свои венчанные жёны, так женился он на ней, и потому он отправился в Морею и был с ней ³¹¹. Великим богатством владел он и землями, и воздвиг он замок Сент-Омер, что стоит в Фивах, и построил он этот замок невероятно мощным; внутри него он устроил палаты, что были бы под стать василевсу. Воистину, он построил его и изнутри покрыл его стены росписями, изображавшими, как франки завоевали Сирию. Позже замок разрушила Кумпания, ибо боялась мегаскира, дуки Афинского именем Готье, как бы он сам не захватил его и не укрепился там, и не завоевал оттуда всё мегаскирство. Вот какое зло содеяли коварные каталонцы – разрушить такой замок, такую твердыню!

Кроме того, мессир Николай также построил в городе Маниатохори крепостцу, чтобы сторожить свою землю от венецианцев. И после того он выстроил замок в Аварино с намерением и соображением превзойти короля и дать его в наследственный удел своему племяннику, великому протостратору, что звался мессиром Николаем.

Затем прошло время, и мегаскир умер, тот, что был бальи Мореи, и после него мессир Ги, что звался де Тремоле и был господином Халандрицы, был назначен бальи и викарием-генералом. И после того, как этот Тремоле также умер, король прислал из Пулии распоряжения мессиру Николаю де Сент-Омеру, чтобы он стал бальи. И затем он вступил в должность бальи и начал действовать и устанавливать на земле

[8108-8145]

мир и порядок, ибо был он мужем мудрым и благородным по отношению ко всем людям. Во время правления старого мессира Николая де Сент-Омера, господина Фив, что был в те дни бальи Мореи, жил некий франк родом из Шампани, именем мессир Жоффруа, а по прозванию де Бриер, и был он господину Каритены двоюродным братом. И когда он узнал и услышал, что господин Каритены, что был ему двоюродным братом, умер, и не осталось после него ребёнка, что наследовал бы ему, воодушевился он, и родилась у него мысль отправиться в Морею, воистину, чтобы как ближайшему родичу господина Каритены получить его отчину ³¹². Он заложил свои земли и занял гиперпиры, и нанял восьмерых сержантов, чтобы те следовали за ним. От кавалеров и архиереев он получил письменные свидетельства с печатями, что подтверждали, что он – законный двоюродный брат господина Каритены, мессира Жоффруа де Бриера. Он достойно приготовился, взял восьмерых сержантов, покинул свою землю и отправился в путь. И он явился в Неаполь и нашёл короля Карла; он показал ему свидетельства, что привёз он с собою, о том, что является он двоюродным братом господина Каритены, и что прибыл он сюда для того, чтобы, согласно обычаям франков, как родичу и наследнику вотчины, потребовать оную себе.

Он принёс свой оммаж, как то следует по обычаю. И король, когда он выслушал его и увидел его свидетельства, приказал написать бальи Мореи, де Сент-Омеру, разумеется, старому мессиру Николаю, чтобы собрались все вассалы Мореи, архиереи и мудрые со всего княжества, чтобы вершить высокий суд, чтобы осмотреть свидетельства, что привёз из Франции сей мессир Жоффруа, и, буде найдут они, что справедливо ищет он себе замка Каритены с его округою, наделил бы он его владением и дал бы его ему в собственность.

[8146-8190]

Тогда суд, что собрался в Кларенце, выслушал повеление, что прислал король, и прочёл свидетельства, что привёз он с собою. И после того, как высказались они, как всё полностью обсудили, вспомнили они деяние, что совершил господин Каритены, когда восстал и отправился в Фивы, и вышел, и, будучи на стороне мегаскира, бился конно и оружно с князем Гильомом, что был его законным господином, и от кого держал он замок Каритены и все свои земли. Он нарушил данную своему господину клятву и стал мятежником, и после того и он, и весь род его лишены были земель; и затем всё княжество просило князя и умолило его, и он вернул его землю с ограничением и условием, наделил он его ею заново, и наследовать её могли бы только родные дети его, буде таковые бы у него были. Тогда они позвали этого кавалера, того мессира Жоффруа, и он предстал пред судом. Епископ Олены взял слово и в великих подробностях передал ему решение суда, поведал о деянии, что совершил господин Каритены, и о том, как он и весь род его лишён был владений согласно обычаям, что приняты во всех королевствах: буде окажется кто неверен и предаст, быть сперва ему, а затем и всему роду лишённому всякой земли, какой бы он ни владел и ни правил. «Потому, добрый друг наш, истину мы говорим; нет у тебя права на то, чего требуешь ты».

Выслушав решение, обратное ожиданиям его, этот мессир Жоффруа де Бриер вернулся в свой лагерь и сел там в одиночестве; плакал он и горевал, как если бы утратил королевство Французское, буде принадлежало оно ему. Затем, два дня спустя, принялся он размышлять и раздумывать, что бы он ещё сделать мог, ибо, если бы он воротился во Францию и не сумел бы никоим образом остаться в Романии и добиться успеха, все бы принялись смеяться над ним, бранить и поносить его, ибо вернулся бы он, ничего не добившись и прибыли не извлекши. Потому он сказал себе, что лучше умереть, чем остаться без ничего и без какой-либо прибыли.

Он нашёл некого мужа, уроженца этой земли, и с ним подружился: он попросил его подробно рассказать ему о замках, что лежат

[8191-8227]

в Скорте, об Аракловоне ³¹³ и том, как он стоит, и также о Каритене и том, как она построена, и какой из них двоих крепче, и сколько в них обоих людей. И тот, ибо знал он состояния обоих замков, описал их ему тщательно и поведал ему о местах, где стояли они, и о людях, что в них находились. И когда он узнал обо всём этом, то продумал действия свои и выехал из Мореи, и отправился в Ксенохори ³¹⁴; и как скоро он явился туда, то сказал, что нехорошо себя чувствует, и что схватила его болезнь живота, и он заговорил с людьми, и спрашивал, где бы он мог найти колодезной воды, ибо была такая вода целительна и могла остановить боли. И кто был там, уроженец этого края, сказал ему, что в Аракловоне есть добрые колодцы, и позволил ему послать туда человека, чтобы дали ему немного воды, и таким образом излечился бы он от болезни своей. Тогда он позвал одного из своих сержантов, о котором он был хорошего мнения и которому доверял тайные мысли свои, и сказал ему: «Возьми фляги и отправляйся в замок, что рядом с Аракловоном, и скажи кастеляну, что я прошу его распорядиться, чтобы дали тебе колодезной воды, в каковой я нуждаюсь для своего лечения, ибо лекарь предписал мне её и сказал, что будет она мне полезна. И внимательно замечай, когда войдёшь в замок, то, как он расположен, и входы его, и сколько людей охраняет их, чтобы по возвращении мог ты об этом мне рассказать и всё это мне объяснить, и никому живому не смей проговориться об этом».

Тогда его сержант отправился в замок; он нашёл кастеляна, ласково приветствовал его, и от имени своего господина он просил его приказать, чтобы дали ему воды из колодца. И кастелян немедленно так повелел, и её ему дали; он лично направился в твердыню и обследовал её, и воротился к мессиру Жоффруа и рассказал ему обо всём, что увидел. Около десяти дней он продолжал говорить, что плохо себя чувствует, и его сержант снова и снова ходил в замок и приносил ему

[8228-8277]

воду для питья. И затем он попросил кастеляна прийти, моля его и настаивая, чтобы мог он поговорить с ним. И кастелян немедленно пришёл к кавалеру. Увидев его, мессир Жоффруа ласково его принял; он поведал ему о болезни своей и просил его принять его в его замке с одним шамберленом ³¹⁵ и дать ему одну комнату для лежания в ней, чтобы он мог пить целительную колодезную воду, а остальная его дружина была бы в бурге.

И кастелян, не ожидавши никакого коварства, немедленно отвечал и заверял его в том, что примет его в замке; и затем, на другой день, мессир Жоффруа снялся с лагеря и направился в замок. Он вошёл в твердыню и получил комнату; ему приготовили постель, и он улёгся на неё. Был с ним только один сержант, и вся остальная дружина была в бурге. Он повелел, чтобы в замок принесли его одежды, и среди его одежд было также оружье их. Всё то время он лежал в постели; он позвал кастеляна и поужинал с ним; он проявлял к нему такое уважение и почтительность, чтобы он доверял ему, и он мог бы его обмануть. И как скоро он заручился его доверием и увидел возможность, он позвал своих сержантов, что были его дружинниками, и сказал, что желает объявить свою последнюю волю, ибо боится, что умрёт от болезни, что терзает его; он обязал их тайно поклясться ему в его келье в том, что будут они хранить в тайне то, что скажет он им, и будут содействовать ему в том, что затеял он и что намерен исполнить. И когда они поклялись, он заговорил с ними: «Товарищи, друзья и братья, что приехали со мною в края Романии, вам известна причина, по которой я спешно заложил свою землю, чтобы явиться достойно с надеждой и верой, что обрету я Каритену и окрестности её, каковые родичи мои отстраивали и развивали, каковые завоевали они мечом; и слышали вы и видели, как морейские висельники лишили меня наследства и отняли их у меня, и я скорблю, и я опозорен, великую грусть ощущаю я. Потому замыслил я, положившись на вас, если только вы поможете мне, на что надеюсь я, совершить поразительное деяние, о котором вы сейчас услышите. Вы видите этот замок, мощь его; для защиты его нужно немного людей, коли укреплён он и достаточно в нём припасов; он стоит в Скорте и ею повелевает. Захватим же его для себя, чтобы владеть им, и скажем, что собираемся продать его

[8278-8322]

военачальнику василевса ромеев. Думаю, что когда услышит об этом бальи Мореи, он будет очень рад уступить нам и отдаст мне замок Каритены со Скортой, и предпочтёт, чтобы скорее держал я их от короля, чем передал ромеям замок Аракловон. Ибо если бы ромеи держали эту крепостцу, овладели бы они и Скортой, и всем княжеством».

Когда его сержанты услышали это, они сговорились друг с другом и затем принялись обсуждать, как бы осуществить это, как бы претворить это в жизнь. И затем мессир Жоффруа распорядился и сказал так: «Я слышал, что снаружи есть таверна, где продают вино, и что кастелян ходит туда и часто сидит там, и пьёт с остальными. Итак, думаю, мы должны поступить так, как скажу я вам: поскольку у нас здесь есть хлеб и паксимадья ³¹⁶, вино, вода и оружие, сколько необходимо нам, умнейшие из вас, идите и поговорите с ним там, в таверне, хотите – вдвоём, хотите – втроём, как вам угодно; позовите кастеляна и также контоставла и сержантов с ними, всех начальников. Есть у вас изрядно денариев, так дайте их табернарию и купите много вина, и пейте с ними, и дайте им выпить так много, чтобы стали они пьяны. Но сами вы будьте осторожны и не пейте с ними столь же много вина, чтобы не овладело оно вашим разумом и смогли мы осуществить задуманное. И после того, как вы будете уверены, что они опьянели, пусть один из вас, главный среди вас, быстро ускользнёт оттуда и явится сюда, в замок, и затем пусть придут другие; и схватите привратника, и вышвырните его вон, и возьмите его ключи, и заприте ворота. И затем быстро заберитесь на стены ворот, чтобы стеречь их, иначе они подожгут их, и ворвутся внутрь, и схватят нас, и утратим мы надежду осуществить задуманное».

Точно так, как повелел мессир Жоффруа и как замыслил он это, сделали и франки, его дружина. Франки поднялись и захватили замок. Затем мессир Жоффруа отпустил пленников; было там двенадцать мужей, крестьяне и ромеи. Он позвал двух ромеев и велел им писать; один из них, что умел это делать, написал для него письмо; он послал их с ними к военачальнику василевса, извещая и заявляя, что ему следует скорее прибыть к замку, что захватил он и что

[8323-8361]

зовётся Аракловон, чтобы продал он его за гиперпиры и сдал его ему. И тот, когда услышал об этом, возликовал; быстро, спешно собрал он всё войско своё и тронулся с места, и, двигаясь так быстро, как только мог, он явился к броду через Алфей в долине Алфея, в месте, названном Омплос ³¹⁷; там они поставили шатры, и войско отошло ко сну.

После того, как произошёл захват замка Аракловон, кастелян, именем Филокалос, немедленно послал двух гонцов шеветэну, что звался мессир Симон, а по прозванию де Видони ³¹⁸; стоял он в Арахове, называющейся великой, с войском Скорты, что исполняли в то время гарнизонную повинность. Они поведали ему о случившемся и о предательстве, что совершил мессир Жоффруа де Бриер, и именно тем захватил Аракловон, и собирается продать его военачальнику василевса, к которому отправил он посланцев с призывом прийти, дать ему гиперпиры и забрать замок.

Услышав об этом, мессир Симон выехал со всеми людьми, кому случилось тогда быть с ним. Он разослал гонцов повсюду с тем, чтобы собрать войско; быстро подошёл он к замку Аракловон. Он окружил его теми людьми, что были с ним, и занял все перевалы, дороги и ущелья, чтобы никто не мог ни выйти из замка, ни войти в него, чтобы передать сообщение ромеям или от них. Когда мессир Симон прибыл в Аракловон с теми людьми, каких имел он, он тотчас отправил гонцов бальи, мессиру Николаю де Сент-Омер, что был в Кларенце; он оповестил и уведомил его о случившемся, о том, что мессир Жоффруа по прозванию де Бриер захватил замок Аракловон и призвал военачальника василевса ромеев принести ему гиперпиры, и он сдаст ему замок, и что он поспешил со всем своим воинством прийти немедленно на помощь, чтобы успеть до того, как ромеи придут и займут замок, и таким образом не потерять его.

[8362-8402]

Когда бальи услышал об этом, он тотчас вышел со всеми людьми, кого только случилось ему иметь при себе, и он разослал повсюду гонцов, что собрать войско. И когда он подошёл к Аракловону и нашёл шеветэна мессира Симона с тем воинством, что было при нём (он осаждал замок и захватил дороги, чтобы никто не пришёл от ромеев и не вошёл в Аракловон, и не принёс вестей), бальи тепло поблагодарил шеветэна.

Войска франков принялись стягиваться со всех сторон; они заняли полностью ущелье Скорты и охраняли его. Достойные доверия люди сообщили затем бальи, что войска ромеев явились к притоку Алфея, в место, называемое Омплос. Тогда он приказал позвать мессира Симона, шеветэна Скорты, и повелел ему взять своих людей и также из ущелья Скорты, и воинов Каламаты и Перигарди, и Халандрицы, и также Востицы, и отправляться в Исову, к броду Птери через приток Алфея, встать там и держать его, чтобы ромеи не могли попасть в ущелье Скорты.

Затем мессир Симон взял свои войска, как распорядился бальи, и отправился туда, и лицом к лицу встал перед ромеями. Тогда бальи, муж мудрый, получив совет, позвал двух кавалеров и повелел им идти туда, к Аракловону, просить мессира Жоффруа о замке, и буде он вернёт его под руку короля, где он до того пребывал, будет он прощён за то, что содеял он. «Но, если он рассчитывает неким способом удержать его за собой или передать его кому-нибудь другому, скажи ему, и пусть он знает, что это правда, что скорее я смерть приму и со мною все вы, кто здесь есть, чем уйду отсюда с тем воинством, что имею я, не разрушив стены замка Аракловон, не похоронив его под ними и не убив его».

После того эти кавалеры пошли туда и приблизились к замку, и просили перемирия; они кричали издалека, чтобы в них не выстрелили,

[8403-8447]

что бальи отправил их сюда как послов, чтобы кое-что обсудить с мессиром Жоффруа, касающееся его благосостояния и чести, если он того пожелает. Услышав это, мессир Жоффруа сверх меры возрадовался и вышел на стены, и спросил, чего им угодно; и они отвечали ему: «Бальи приветствует тебя, как друг, и передаёт тебе, что поражён тем, как после благородства и заботы, с какими ты был принят, после чести, какую ты нашёл в королевском замке, ты захватил его и удерживаешь его, и желаешь продать его военачальнику ромеев, о чём ему стало известно. Потому он молит тебя, и все мы вместе с ним, да не собьют тебя с пути ожидания всемирной славы. Ибо все поражены тем, что содеял ты; не подобало тебе, мужу благородному, исходить из таких коварных намерений, даже думать об этом, не то даже, что их в жизнь претворять; ибо франкское племя, к коему мы принадлежим, после всего, что случилось, тобою опозорено, и мы огорчены. Однако мы знаем, что содеял ты это, в печали будучи, ибо надеялся и ожидал ты обрести баронство Каритены и Скорты, но был разочарован; знаем мы, что ты сожалеешь о поступке своём. Потому мы говорим тебе и советуем тебе: с охотой и лаской возврати замок, и обретёшь ты прощение с честью, и будешь помилован. Но коль задумал ты какое коварство, берегись, ибо не выстоите вы против столь многих; ибо бальи послал за плотниками, венецианскими мастерами, чтобы построить требушеты; эти стены, что видите вы, будут разрушены, и все вы будете завалены камнями и убиты».

Тогда мессир Жоффруа заговорил с ними: «Архонты, вы обманули меня и удерживаете мою вотчину с предлогами и ложными извинениями, вы, морейцы; и я, от печали и горечи, что я ощущаю, содеял то, чему вы свидетели, и в грусти, что меня охватила; и я знаю и признаю, что ведёт это к моему бесчестию. Однако, поскольку говорите вы мне и советуете, я возвращу замок при условии, что дело моё рассмотрит королевский суд, и как бы он ни решил, я обязуюсь подчиниться его власти. Но, явившись в землю Морейскую, полюбил я её и желаю остаться здесь, с вами; дайте мне землю во владение, чтобы было мне, где жить, ибо стыдно и позорно мне ехать во Францию, ибо родичи мои, друзья и

[8448-8470]

соседи посмеются надо мной, ведь я отправился в Романию и вёл себя, словно мальчик».

Что ж, ежели б я написал о том, что эти кавалеры обсуждали с мессиром Жоффруа, и он с ними, кто бы читал это? Но я проясню это для вас, запишу это и кратко это расскажу; мессир Жоффруа обговорил условия и сдал замок, и дали они ему в наследуемый фьеф Морену – лежит она в Скорте вместе с прочими городами – и в венчанные жёны даму Маргариту, что была двоюродной сестрой господину Аковы и по наследству владела фьефом Лиссарии ³¹⁹. И после того, как они поженились, и эти двое соединились, Бог дал им ребёнка, что оказался дочерью; они нарекли её Еленой, и после она вышла за мессира Вилена д’Онэ, господина Аркадии ³²⁰. И они, в свою очередь, имели сына и дочь; Эраром звали сына, а Агнес – дочь, кою мессир именем Этьен, а по прозванию Мавр взял в венчанные жёны. И она также произвела на свет сынов и дочерей; и из них всех наследником стал один, наречённый Эраром, господин Аркадии ³²¹. Сироты разбогатели, вдовы

[8471-8507]

возрадовались, обедневшие и нищие обрели многие деньги в то время, о котором я говорю, в дни господина Аркадии. Помяните его, все вы, ибо был он добрым господином. В этом месте и далее я закончу говорить и рассказывать об этом мессире Жоффруа и его наследии, и поведаю вам, и напишу, и расскажу о благословенной Изабо (коя была дочерью князя Гильома и кою называли, именовали и чествовали в те дни как киру ³²² Мореи), о том, как Бог вёл её и вернулась она в свою отчину, и стала княгиней всей Ахеи.

И в то время, о котором я говорю вам, княгиня Изабо была тогда в Неаполе с королём Карлом. И король, разумеется, полновластно в то время владел Мореей согласно договору, который князь Гильом заключил со старшим королём Карлом, его отцом, а также через своего брата, князя мессира Луи, так его звали, мужа Изабо. Итак, в то время как король обладал властью над Мореей, были там некие два кавалера, оба знаменосцы. Один из них звался Шодерон, был он тогда великим контоставлом Морейского княжества; а другой был мессир Жоффруа, а по прозванью де Турне ³²³. Королю они весьма нравились, и он высоко их ценил; великого контоставла, того Шодерона, он поистине назначил великим адмиралом всего своего королевства. И покуда эти кавалеры собирались и ехали ко двору короля Неаполя, был там брат графа д’Эно, именем мессир Флоран, а по прозванью д’Эно. Был он великим контоставлом всего княжества ³²⁴. И как то принято повсюду у рода людского, они друг с другом

[8508-8554]

сошлись и стали друзьями, мессиру Флорану пришлись по душе эти кавалеры, двое морейцев, мессир Жан де Шодерон и мессир Жоффруа. И в дружбе той, что была между ними, мессир Флоран, муж мудрый, сказал им двоим: «Архонты, друзья и братья, если угодно вам здесь, в Морее, держать меня за товарища и друга, я поклянусь вам, что мы никогда не расстанемся, что будем мы, словно братья, и заживём вместе. Собственными глазами я вижу, что вы нравитесь королю, доверяет он вам, и в его совете вы первые. Что ж, если вы любите меня, на что я надеюсь, поговорите с ним о том, чтобы взять мне в венчанные жёны даму, киру Изабо, и укажите ему на истинную причину и повод к тому, на то, что земля Морейская ныне пребывает в войне и опасности быть утраченною, пока находятся там его чиновники; все бальи, кого он посылает туда, наёмники и всегда преследуют свою собственную выгоду, а земля всегда приуменьшается, теряется, находится в опасности, и король несёт все расходы, и другие получают прибыль. И, воистину, дурное это дело – держать здесь наследницу – она живёт здесь, словно в плену, и весь мир изумляется этому. И он совершил бы он поступок, для души спасительный и высочайшей похвалы достойный, если бы выдал даму Изабо за кавалера, за благородного, что ей ровня и который тревожился бы за землю Морейскую, и охранял бы её прежде, чем она полностью выйдет из-под власти твоей и франки её потеряют. И к чему мне уточнять для вас все подробности и объяснять это дословно? Так что поспешите, о мудрые, и поговорите об этом с королём, чтобы вы убедили его согласиться с вашим желанием; ибо говорит мне моё сердце, и разум твердит о том же, что, если вы того желаете, ибо вы мудры, дело будет сделано, и вы приобретёте княжество себе, и я буду вашим человеком; будут меня чествовать князем, а вы будете господами». Услыхав такие речи, Шодерон и мессир Жоффруа стали очень довольны и обещали ему, что по воле своей они сделают это, и на Бога уповали в том, чтобы иметь добрый успех. Вслед за тем они принялись искать возможности застать короля в добром расположении духа, чтобы поговорить с ним. И когда они нашли эту возможность, то вдвоём заговорили с ним; они нашли его в добром расположении духа в его палатах; они привели ему многие причины и указали ему на то, что земля Морейская, Ахейское княжество, приуменьшается и находится в опасности, и

[8555-8594]

теряется из-за того, что нет над ней князя, который всегда был. «Ты посылаешь в Морею бальи и наёмников, и они тиранят бедных, терзают богатых и лишь себе выгоды ищут, и земля ускользает прочь. Если не назначишь ты человека, что был бы наследником, остался там навсегда и правил всеми, чтобы намерением его и целью была выгода страны, знай, что ты потеряешь княжество. Итак, господин василевс, ты удерживаешь наследницу, леди Изабо, дочь князя, дай же ей мужа благородного и великого, чтобы держал он княжество от твоего величества, и этим спасёшь ты душу свою и обретёшь великую прибыль, и все, кто о том услышит, будут славить тебя».

К чему рассказывать мне вам все подробности, зачем мне записывать их? Так много сказали они королю, эти кавалеры, так долго говорили они с ним, так сильно настаивали они, что он распорядился, чтобы сыграли свадьбу, чтобы мессир Флоран взял даму Изабо в венчанные жёны, получил княжество в вотчину и унаследовал его. Был составлен подробный договор со статьями о том, что князь обязывался делать для короля и король для князя, один для другого. Одна статья была вписана в эту привилегию, хотя была она грешна и вельми коварна: ежели случится, что княжество перейдёт к наследнику женского полу, если женщина станет править, то не смеет она выйти замуж за любого человека на свете без знания и распоряжения о том короля, кто бы ни был им; но если случится ей так поступить, будет она лишена власти над Мореей и всем княжеством. Вот какое зло произошло из-за этой статьи; позже княгиня Изабо была лишена наследства, ибо вышла же за Филиппа де Савойя, когда отправилась к вратам ³²⁵, разумеется, в Рим ³²⁶.

После того, как были записаны эти соглашения, король немедленно приказал, чтобы играли свадьбу; и затем мессир Флоран женился на даме Изабо, дочери князя,

[8595-8643]

благословенного князя Гильома. И свадьба прошла с великой торжественностью, с празднеством и довольством, и расходы были велики. И когда они были в храме, в церкви, где сам митрополит Неаполя поженил их, король наделил даму Изабо княжеством как законную наследницу; и затем, после этого, он позвал мессира Флорана и назначил его, в свою очередь, адвокатом и также сделал его наследником; он возвёл его на престол как князя, и звался он отныне Ахейским.

И после того, как окончилась свадьба, княжеская женитьба, он распорядился об отъезде из Пулии, чтобы достойно и торжественно отправиться в Морею. Он поклонился королю, попрощался и расстался с графами и кавалерами, и увеличил свою дружину, и нанял также прочих; было у него конных кавалеров и сержантов же более сотни, и три сотни арбалетчиков. Он прибыл в Бриндизи, нашёл свои корабли, взошёл на них и отправился в Кларенцу.

Бальи Мореи в то время, старому мессиру Николаю случилось быть в Андравиде; услышав весть, он немедленно выехал и явился в Кларенцу; он принёс князю оммаж, как и все, кто был с ним, и князь принял его величественно. И как скоро он разместил своих людей в церкви, где Меньшие Братья, он повелел собраться великим и малым. Он показал распоряжения и листы, что имел он, и изложил бальи королевскую волю: король велел ему, письменно он приказал ему передать ему княжество Морейское, замки и власть над всем княжеством. Затем он достал указ, в котором король в письменном виде повелевал всем морейцам, архиереям, знаменосцам, кавалерам, сержантам, боргезе и всем, великим и малым, признать мессира Флорана князем и господином; оммаж, разумеется, и клятву верности за те пронии и вотчины, что держали они от него, принести князю, кроме тех клятв и оммажей, что принесли они королю. После этого они приказали, чтобы принесли святое евангелие, и затем сказали князю: «Поклянись нам первым править нами и судить нас по обычаям края и не тревожить нас в том, в чём мы вольны; а затем мы, в свою очередь, принесём оммаж, ибо таков обычай, что передали нам родители наши».

[8644-8688]

И князь поклялся на святом евангелии править всем народом Мореи согласно обычаям, что имеют они, и соблюдая их вольности. И после того, сперва знаменосцы, кавалеры и прочие принесли оммаж и клятву верности, что каждый был должен принести за ту пронию, какой владел, опричь, конечно же, королевской собственной клятвы ³²⁷. Затем бальи передал ему княжество, замки и власть, чтобы держал он их от короля.

И после того, как князь принял оммажи, он сменил всех чиновников, сперва кастелянов и сержантов замков, и поставил своих собственных. Он назначил протовестиария и также казначея, и проведитора замков и всех людей властных. Итак, начал он с советом старого мессира Николая, мессира Жана де Шодерон, великого контоставла, и также мессира Жоффруа де Турне и других вассалов, великих и малых, решать дела и задачи земли. Князь нашёл землю полностью разорённой наёмниками и королевскими чиновниками, что опустошили её. Он просил совета всех о том, как ему следует поступить, и все мудрейшие сказали и посоветовали, что если он продолжит вести войну с ромеями, земля приуменьшится ещё больше; но если он желает возродить землю, то пусть примирится с ними, мирными и могущественными, и поклянётся вместе с василевсом в том, что мир будет сохраняться во все времена.

Такой был дан мудрый совет, и всего его поддержали, и князь отправил двух гонцов к главному военачальнику василевса, что был в те дни в Морее, чтобы объявили и передали они ему, что он явился сюда господином князем Мореи, всей, какою владеют франки, и нашёл землю опустошённой, полностью разорённою. И он спросил о том, и сказали ему, что это из-за войны, что ведёт с княжеством василевс; ибо военные действия приводят к подобному; даже самые лучшие земли, что есть на свете, война всё равно разорила бы и полностью обездолила. Итак, если желает он, если угодно ему, чтобы мир наступил, пусть пришлёт свой ответ, чтобы он мог знать его волю.

Когда военачальник услышал это, показалось это ему желанным, и он восславил князя за мудрого господина. Итак, ибо был он муж мудрый

[8689-8728]

и благородный, отправил он князю такой ответ: короток срок, прежде чем быть ему замещённым, приедет сюда другой военачальник, а он уедет, ибо таков обычай у василевса, что каждый год сменяет военачальника в Морее. Но поскольку князю по нраву заключить мирный договор, такой, что был бы крепким и честным и длился столько лет, сколько нужно, он, из любви к нему и ради благоденствия страны, известит о том своего господина василевса, ибо уповает он на Бога в том, что придётся ему это весьма по нраву. Итак, тогда военачальник отправил посланца в Константинополь к василевсу. В великих подробностях на словах и письменно поведал он ему, что князь Флоран, что явился в Морею, ищет заключения мира и согласия с ним, так, чтобы их люди, франки и ромеи, могли мирно отдыхать и жить в мире.

И василевс, услышав это, вельми это одобрил; военачальнику, которого послал он в Морею ³²⁸ (одному великому придворному мужу, что звался Филантропеном и принадлежал к одному из двенадцати домов) ³²⁹, да, ему, повелел он дать ответ мессиру Флорану, князю, господину Мореи. И когда этот Филантропен явился в Морею, он отправил к князю посланца. Он передал ему ответ василевса, что явился он сюда морейским головою ³³⁰ и имеет приказ встретиться с ним, чтобы обговорить условия мира, о заключении какового просил князь. И князь передал ему ответ через двух кавалеров, написанный в виде клятвы ³³¹, чтобы приехал он в Андравиду.

Тогда голова взял с собою некоторых из мудрейших своих архонтов, что имел он; в сопровождении достойнейших отправился он в Андравиду, туда, где был князь со всеми своими капитанами, что были в то время в Морее, мудрейшими из них. После того, как он и князь встретились, они переговорили и составили такой договор, какой они хотели; разумеется, они записали

[8729-8769]

статьи договора и поклялись, сперва князь, потом этот военачальник василевса. Затем князь сказал военачальнику: «Прошу тебя, друг мой, не прими за оскорбление тебя то, что я ныне скажу тебе и открою тебе; видишь ты и знаешь, что я в Морее князь и господин делать всё, чего бы я ни пожелал, и слово моё твердо и непоколебимо во все времена и лета, пока я держу его, и никто мне не нужен. Ты же, твоё благородство, брат, власть имеешь временную и не можешь, не способен ты заключить договор, что длился бы дольше твоего собственного срока. Итак, как я, господин и хозяин в земле своей, сам поклялся, так пусть и василевс поклянется лично, и составит хрисовул; чтобы мог я его иметь и хранить как залог мира, равно как ты имеешь при себе моё письмо, что несёт мою печать».

Тогда военачальник заговорил и отвечал князю: «Верно, - рёк он, - господин мой, твоё великое благородство, признаю я и свидетель тому, что так, как сказал ты, так поистине и есть. Что ж, если желаешь ты, чтобы произошло нечто подобное тому, что велишь ты, то отправь двух кавалеров, пусть едут они со мною, и я отряжу двух юных дворян вместе с ними, и я напишу василевсу, святому моему господину, о деле и предложении, как изложило его твоё благородство, чтобы приказал он записать условия договора и приложить к ним его золотую печать, и чтобы василевс мог поклясться в присутствии кавалеров, твоих посланцев».

Когда князь услышал это, показалось ему, что это очень хорошо; он велел Шодерону, великому контоставлу, и мессиру Жоффруа д’Онэ, господину Аркадии, ехать к василевсу, этим двоим, туда, в Византий, в Град Константинов; с ними поехал и Филантропен. Увидев их, василевс хорошо их принял; согласие и мир ³³², что хотел он иметь с князем Мореи, был ему вельми желанным, ибо терпел он великие расходы на войска, кои посылал в Морею и коими вёл войну с франками. Он немедленно приказал записать условия договора и составил

[8770-8810]

клятву, и запечатал её золотой печатью. На ней василевс лично поклялся в присутствии кавалеров и затем он показал её им; они взяли клятву и отправились в Морею, и поднесли её князю, и вручили её ему; князь принял её и остался очень доволен.

И после того, как мир и согласие установились между василевсом и князем Мореи, князь стал мудро править землёю и увеличивать повинности; он мирно сосуществовал с людьми василевса; все богатели, ромеи и франки.

И когда василевс увидел это, и как скоро узнал он, что добрый договор заключил он с князем, он захотел и пожелал возобновить войну с деспотом Арты, киром Никифором ³³³. Он нанял шестьдесят галер, что принадлежали генуэзцам, и велел им поднять паруса, пересечь море, обойти землю Мореи и войти в залив, и в Ксеромере, там, рядом с Артой, опустошить и разграбить всю область. И он также приказал войскам идти сушей, четырнадцати тысячам конных и тридцати тысячам пеших, столько их насчитывалось. И они вышли из Романии и через Влахию. И они подошли к Янине, великолепному замку; там они стали лагерем, чтобы вести осаду. Замок тот грозен и стоит в озере, ибо Великое Озеро лежит вокруг замка ³³⁴. Жители вошли в замок по мосту; они перевезли в замок припасы на лодках. Во всём мире известно, что замок Янины не взять с налёта, пока в нём есть припасы.

Здесь и далее я прекращаю рассказ о василевсе и расскажу вам о деяниях деспота. Как скоро деспот Арты услышал и узнал о том, что василевс, Палеолог, говорю я вам, готовится пойти на него с войском, что имеет он, морем и сушею, позвал он своих капитанов и держал совет; он просил их посоветовать ему точно, какими способом

[8811-8860]

и мерою может он защитить свою землю. Тогда мудрейшие посоветовали ему это; чтобы договорился он с князем Мореи, с тем Флораном, с таким условием, чтобы он пришёл со своим воинством сражаться на его стороне. После того, как дали ему сей совет, он отправил послов, двух мудрых архонтов, первых в совете его; он составил для них наказ и передал им в письме могущество своё, наделив их властью договориться о чём угодно с Флораном, князем Мореи, что имел венчанною женою его племянницу, дочь сестры его, что звалась Изабо, такое ей было имя.

Послы выехали затем из Арты, переправились в Морею, явились в Андравиду и нашли князя проводящим совет со своими капитанами о неких делах, что были у них. Они показали ему письма, что имели они; они вручили их князю и приветствовали его от имени своего господина деспота. В подробностях передали они ему на словах причину, по какой они приехали сюда, и цель свою, и долго они говорили. Что ж, я же опущу эти подробности, чтобы могли мы добраться до конца; они пришли к такому соглашению: деспот отправляет князю как и только как заложника своего сына, кира Фому, чтобы князь держал его у себя, пока не вернётся, не придёт обратно в Морею с воинством своим, без хитрости и обмана; и князь с тем воинством, что приведёт он, получит от деспота плату.

И после того, как они договорились об условиях, послы воротились к деспоту и рассказали ему, и поведали ему о том, что они устроили так, что мессир Флоран с подкреплением из пятисот лучших и первейших во всём княжестве придёт на помощь своему дяде деспоту. Затем они с великими почестями снарядили в дорогу кира Фому, сына деспота, и отправили его в Морею, в Андравиду; они передали его князю, чтобы он был с ним, как тот пожелал. И князь отправил его в замок Хлумуци, чтобы пребывал он в замке почётным заложником, пока князь не вернётся в Морею. И также они прислали князю плату для его людей, и они были наняты только на три месяца. В те времена и годы, и в те дни, когда василевс, великий Палеолог, начал эту войну с деспотом Арты, он вышел, чтобы разбить его разом на суше и на море. Тогда деспот, в свою очередь, когда он узнал об этом,

[8861-8902]

порешил и вознамерился защититься от него любыми способом и мерою, и сильно того желал.

Что ж, точно как договорился он с Флораном, князем Мореи, что имел его племянницу в жёнах, так же договорился он и с графом Ришаром, что был в то время господином и графом Кефалонии, и он дал ему в заложницы свою первую дочь, чтобы была она залогом, а сам он должен был явиться, разумеется, лично, в деспотат со всем своим воинством, чтобы помочь ему в войне, что начал с ним василевс; он также получал плату, он и люди его, за время, что провели они на войне ³³⁵. И после того, как они сошлись на условиях, граф переправился с сотней конных мужей, истинных воинов, всех людей отборных и оружных воинов. И подобным же образом князь Морейский переправился из Патр, говорю вам, и отправился в Арту. И когда деспот узнал и услышал о том, что подходит князь, он выехал ему навстречу; они встретились в Лесиане и устроили великое празднество: «Добро пожаловать, о князь, добро пожаловать, племянник мой; ныне я вижу и понимаю, каково родственное сочувствие». И когда они нацеловались вдоволь по-ромейски, они выехали и направились прямиком в Арту; и с другого направления явился граф Кефалонии.

Кто мог бы в подробностях описать для вас ту радость, что испытал он? Когда деспот увидал, что франки явились вовремя, то показалось ему, что он завоевал всю Романию. Князь разместился в палатах деспота, который, воистину, отправился в замок. Затем дали приют капитанам, первым, с почётом, каждому, как то подобало, и затем кавалерам и благородным сержантам. И после того, как они отдохнули день, на следующее утро деспот отправился со своими капитанами и архонтами прямиком к князю, туда, где размещался он; и нашёл его сидящим с графом Ришаром и протостратором де Сент-Омером, и также со знаменосцами и всеми кавалерами. И они совещались друг с другом и держали совет о том, как

[8903-8951]

следует им поступить, учитывая войну, на которую они вышли, чтобы помочь деспоту. И когда они увидели, что деспот лично пришёл к ним, они тотчас встали, чтобы приветствовать его и затем уселись друг с другом.

Казалось деспоту вельми добрым то, что в то время, когда он нашёл князя вместе с советом его, обсуждали они, сидя на совете, что следует им предпринять в войне, на которую они вышли, чтобы помочь ему. После того, как они расселись, о чём вы слышали, деспот сам начал говорить и обратился к князю и затем к графу, и также к протостратору Мореи, и затем к знаменосцам, и к кавалерам также, и поблагодарил их, как своих друзей и братьев, за сочувствие, что оказали они, и искреннюю любовь, и пришли с охотою на подмогу ему в войне, какую начал против него василевс. Затем он просил их, как воинов просил их, как мужей мудрых и благородных, дать ему совет, чтобы могли они поступить разумно и действовать по-воински, и удостоиться хвалы, и обрести также и славу. «Ибо ежели Богу будет угодно, чтобы мы одержали победу, пусть не думает никто из вас, не воображает себе, что хвала достанется мне от ромея и франка, поскольку мне объявил василевс сию войну; нет, честь и хвала достанутся вам, ибо всякий знает в Романии, нет никого лучше во всех способах ведения войны, чем морейские франки, всему миру то известно, ибо вы осторожны и воинским искусством владеете превосходно».

После того, как деспот закончил то, что он говорил, князь принялся так ему отвечать: «Мой господин и деспот, и возлюбленный дядя, благодарю тебя за слова твои, за хвалу, что выразил ты этим благородным воинам, что со мною сегодня, здесь сопровождают меня. Знай об этом и считай за правду, что из любви к тебе в ответ на твой зов эти люди пришли со мною сюда за честью своей. И ни мгновенья не думай, что пришли они как наёмники, чтобы служить тебе в нужде за плату, что прислал ты им в Морею: ибо платы, что они получили, хватило им лишь на то, чтобы заплатить за оружие и коней, что купили они, чтобы явиться сюда достойно к нужде твоей. Ибо я говорю за себя, и почитаю это за правду, что ради любви к тебе и нашего родства, и потому, что мы соседи, и нам надлежит помогать друг другу, одному соседу – другому всем, в чём бы он ни нуждался; и также

[8952-8996]

по обычаю франков, что всегда имели они, и всегда спешили, оружные, куда угодно, о чём бы ни услышали они, что там война или битва и в них нужда, ибо они суть воины и готовы показать и дать понять, что они воины, и предпочитают обрести славу и хвалу всего мира, чем получить долю в добыче или деньги в уплату – воистину, по этим причинам мы явились к тебе. И поверь, добрый мой дядя, я говорю тебе правду, что, если бы они могли, многие из тех, кто, как ты видишь, пришёл к тебе, эти благородные вои, то покрыли бы все свои расходы из собственных средств и не взяли бы от тебя ни иголочки; но они пришли как друзья твои и благородные вои, чтобы служить тебе в нужде, в коей, как они видят, ты находишься. Потому мы обещаем тебе, они и я вместе с ними, что не уйдём отсюда, из деспотата, пока не дадим бой тому воинству, что пришло и стоит на твоей земле, воинству василевса; либо мы сами вкусим смерти, либо они умрут вместо нас».

На то деспот, а с ним его архонты, ответил князю, тепло его поблагодарив за всё, что сказал он, ибо был он мужем благородным. Затем они держали совет о том, как им следует поступить; много слов, что сказали они, прозвучало там; но, наконец, объявили они, что приготовят войска, покинут Арту рано следующим утром, и отправятся прямиком к Янине, ибо узнали они, что там стоит воинство, и, если ромеи василевса будут там, то они дадут им бой, и исполнится Божья воля.

Протостратор Мореи приказал; и было тут же объявлено от имени деспота, за ним князя и его протостратора, чтобы отряды сбирались, франки и ромеи, следовать за знаменем де Сент-Омера, протостратора Мореи, куда бы оно ни двинулось. Затем, следующим утром, военные отряды вышли в путь и ушли на Янину.

Великий доместик, что был верховным военачальником воинства василевса, пришёл и сказал ему, и поведал ему, что князь Мореи и граф Кефалонии пришли со своими войсками; они прибыли в Арту за деньги деспота и идут прямо на него, чтобы дать ему

[8997-9085] ³³⁶

бой. Тогда он обратился к первым своего совета и спросил их об их мнении. Было решено, что будет стыдом и великим позором для них уйти с этого места и лучше держаться его до тех пор, пока они не узнают в подробностях о том, что происходит. Немного времени прошло с тех пор, как они узнали, что франки прибыли в Арту и движутся прямо в Янину. От этой вести доместик и всё его войско снялись с лагеря и свернули шатры. Они спешно тронулись с места и ушли прочь, и не с каким-либо иным приказом по войску, как с тем, что каждый ожидал по этому случаю. Они не развернули своих знамён; они не приняли никакого боя; но они пустились прочь и бежали по пути, по которому они следовали, двигаясь из Влахии, будто бы франки преследовали их с копьями в руках, а то и ещё хуже. Подальше от города Янины в беспорядке ушли они, и стало ясно, что они бегут. Как скоро деспот узнал, что они сбежали далеко от стен Янины, он этому возрадовался велико и с восхищением поспешил к князю, коему он поведал эту весть. «Чего желаешь ты – преследовать их?» - спросил тогда князь, затем он приказал своему протостратору объединить отряды и разделить людей на полки с тем, чтобы ускорить их движение и быстрее подойти к Янине, чтобы догнать там ромеев до того, как они убегут слишком далеко и для того, чтобы сделать это, понадобится больше усилий. Тем же вечером воинство достигло Янины, где оно обнаружило шатры ромеев, кои тут же заняли франки. Деспот, также как и знаменосцы, и первые в войске, пришли в шатёр князя, где они держали совет о том, как им следует поступить далее. Они постановили, что им следует без отдыха преследовать бегущего врага и напасть на него, ибо этого хотят все они; а в том случае, если они не настигнут их, разорить землю василевса Романии.

Следующим утром они вышли и следовали по пути, которого держались их противники. Тогда князь попросил деспота ехать рядом с ним и предложил ему отправить нескольких из его людей к великому доместику, военачальнику вражеского войска, чтобы сказать ему от имени князя и деспота, что они ждут его на поле битвы, чтобы померяться с ним, и что недостойно столь храброго воина, как он, выйти искать боя и затем начать отступление, чтобы возвращаться по следам своим ровно в то мгновение, когда он мог его найти.

Те, кто получил приказ передать это сообщение, спешно отбыли в путь и нагнали ромеев. Они издалека прокричали им, что несут весть, и потребовали приёма, чтобы исполнить задание, что приняли они под присягой. Великий доместик повелел их представить ему, и они ему сказали: «Князь и деспот приветствуют твоё благородство и передают как друзья и как братья, что поскольку нашёл ты то, что искал, полагают они уместным то, если бы ты подождал их в месте, какое счёл бы наиболее выигрышным для себя, чтобы дать им время подойти с людьми своими и возможность с тобою померяться. Поступи так, как муж мудрый и благородный, ибо к чести тебе это, и не слушай советов тех, кто желает тебя запятнать недостойными тебя делами. Иначе покроешься ты стыдом, и заслужишь лишь укор от василевса, что не замедлит выказать тебе свою немилость».

И он отвечал: «Поклон князю Мореи и деспоту как друзьям и как братьям. Передайте им от меня, что если бы всё воинство моё было под моим началом и следовало моим приказам, не замедлил бы я отозваться на

[9086-9129]

их желание. Но здесь со мною турки и куманы, что имеют своих собственных начальников, и на меня они не обращают внимания».

Выслушав ответ, они отправились назад; возвращаясь, они видели многих, чьи лошади пали, и других, чьи лошади сбежали, и оружие и шатры многих других, что бросило войско, пока бежало. И они взяли то, что могли, и уехали в воинство, и доставили ответ великого доместика. И когда князь и деспот услышали, что они уходят, убегая так быстро, как только могут, они приказали войскам, чтобы те начали разорять, грабить и опустошать земли василевса, и они захватили изрядно добычи и многих людей полонили. На земле этой не боялись они; вселило в людей храбрость то воинство, что стояло под стенами Янины; они с налёта напали на них и причинили им великий ущерб.

Разгром и разорение, о которых я рассказываю вам, не продолжалось очень долго, не прошло и двух дней, как деспоту принесли весть о том, в заливе Арты появилось шестьдесят генуэзских галер; высадились в Превезе, грабят селения и готовятся пойти прямо на Арту. Узнав и услышав это, деспот был очень испуган и чрезвычайно огорчён, ибо он тотчас понял, что это были те самые генуэзские галеры, что нанял василевс, чтобы отправить против него и разбить его. Тогда он тотчас воскликнул: «О князь, где он?» Он покинул свой отряд и поехал к нему, и рассказал ему, и поведал о том, что пришли генуэзские галеры и высадились в Превезе, грабят селения и готовятся пойти прямо на Арту, «и боюсь я сверх меры того, что захватят они город». Тогда князь ответил ему: «Знай, дядя, мой деспот, правду скажу я тебе, для того покинул я Морею и явился сюда, чтобы быть тебе опорой в войне, что ведёшь ты. Что ж, пока я нахожусь в деспотате, приказывай мне всё, что тебе нужно, и я это исполню». Тогда деспот тепло поблагодарил его; князь тут же повелел протостратору возвращаться,

[9130-9170]

и трубы оповестили об этом. Услыхав их, отряды поворотили назад, и там, где они встали лагерем, они разделились на три отряда по тысяче конных мужей, и был им приказ стремительно идти к Арте на помощь, «прежде чем появится галерный флот, и мы пойдём точно вам вслед». Затем они вышли и двигались без остановки. Но люди василевса, что были на кораблях, на галерах с генуэзцами, высадились на берег, схватили некоторых людей и просили их рассказать им, где деспот и каковы его силы, и состоят ли при нём чужие войска. И они рассказали им и открыли им, что пришли князь Морейский и граф Кефалонии со своими войсками. И немедленно по прибытии, получив вести о том, что великий доместик с воинством, что имел он, подошёл к замку Янины и держит его в осаде, приготовились и пошли прямо на них. И он, услышав об этом, снялся с места и бежал, и они принялись преследовать их, чтобы обрушиться на них, «и как раз нынче некоторые люди сказали нам, что они их всех порубили, и они возвращаются, радостные, и скоро прибудут».

Услышав это, архонты с галер мигом снова вернули на тариды требушеты и лестницы, кои они разгрузили, чтобы идти и осадить замок Арты. Затем им донесли, что франкские войска прибыли. Они послали за людьми, что отделились от них ради грабежа и налетели на селения, и пожгли земли Вагенетии ³³⁷, что лежали у моря, всё это захватили они и разграбили. Итак, немногим позже прибыли последователи деспота, эта тысяча конных, что была выслана вперёд, и сколько застигла она на суше ромеев и генуэзцев, столько и порубила, и некоторых захватила в плен.

Тогда те, что были на галерах, держали совет о том, каким ещё способом они могут навредить деспоту; и мудрейшие, кто

[9171-9216]

был опытен, сказали: «Вы хорошо знаете и помните приказ василевса, что отправил великого доместика с его воинством идти и вторгнуться в деспотат с суши, нам же надлежало отправиться морем и водою, чтобы они помогали нам, а мы – им, тогда сопутствовал бы нам успех. Что ж, поскольку он бежал, не давши боя, и увёл с собой воинство, на кое мы уповали – и вы видите, что князь и с ним граф пришли со своими войсками и присоединились к деспоту – как мы, пехотинцы, сможем причинить краю ущерб? Видели вы, что мы потеряли пехотинцев, что были пересилены людьми деспота, кавалерами. Однако подождём же, пока не придёт деспот, чтобы увидели мы князя и каких он имеет людей, чтобы рассказать о том святому василевсу».

Пока они держали сей совет, подошли со своими войсками деспот и князь. И когда они услышали и узнали, что генуэзцы вовсе не вошли в замок Арты, деспот посчитал, что это очень хорошо, и вовсе не обратил внимания на грабежи селений, когда узнал, что галеры остались в гавани. Услышав об этом, князь сказал деспоту: «Поскольку галеры до сих пор стоят в гавани, да не спешимся мы, отнюдь, но отправимся туда вместе с войсками нашими, пехотою и кавалерами, и поставим шатры напротив галер, чтобы землю беречь, а не то они высадятся и навредят нам, и будет нам это в укор».

Как князь повелел, так и случилось; они задули в трубы, и войско поднялось и вышло туда, где была гавань, где стояли галеры этих генуэзцев. Там они поставили свои шатры и стали на постой; завидев это, галеры отошли подальше и подняли якоря, и вышли на глубокую воду. Деспот спросил совета князя о том, что он думает, может случиться, и что им следует совершить. И князь, ибо был он муж мудрый, сказал деспоту: «Кажется мне, мой добрый дядя, что следует нам стоять здесь, где расположили мы лагерь, иначе высадятся они на землю, чтобы набрать воды или чтобы причинить ущерб. И пошли также войска в окрестности, чтобы защитить землю и там, только бы не навредили они нисколько». Как распорядился князь, так и было сделано.

[9217-9235]

Когда ромеи и также генуэзцы, что были на тех галерах василевса, увидели это, они изумились велико тому, где деспот нашёл столь красивых людей и войско, что имел он, и они по очереди бесконечно восславили князя и сказали, что сей муж, что послушание и военную выправку обеспечил в войске, в подготовке франкской опытен и западным воинским искусством добро владеет. Затем на галерах держали совет о том, что отныне не могут они навредить там, где стали лагерем князь и деспот. «Но повернём отсюда прочь и перейдём в какое-нибудь другое место в Ксеромере, где не будем мы иметь страха; там, быть может, мы победим и причиним некий ущерб, ибо неподобающе было бы возвратиться в Город, не причинив никакого ущерба земле деспота».

И как решил совет, так и поступили они; он подняли якоря и взялись за вёсла; в скором времени прибыли они в Вонтицу ³³⁸.

ЗДЕСЬ ХРОНИКА РЕЗКО ОБРЫВАЕТСЯ

---

Дата добавления: 2018-11-24; просмотров: 116; Мы поможем в написании вашей работы!

Поделиться с друзьями:

---

---

Мы поможем в написании ваших работ!