Текст переведен по изданию: Crusaders as conquerors. The Chronicle of Morea. New York-London. 1964 12 страница
Муж сей был хитроумен и в речах своих искусен и ловок; он приблизился к деспоту, роняя слёзы, и начал так: «Господин, твой брат и мой повелитель послал меня сюда с тем, чтобы я рассказал тебе его тайну, его совет тебе. Такова правда, мой господин, и он тому свидетель, что вы двое впали в непокорство и вражду из-за злобы людской и зависти; ты ищешь Влахии, он же – деспотата. И из-за этого разгорелась ссора между вами, двумя братьями, а ведь великого порицания достойны те двое братьев, что начнут бороться друг против друга. Потому, добрый мой господин, когда ты напал на моего повелителя во Влахии, он, ибо он брат твой, не нашёл ни сил, ни средств, чтобы тебе противостоять, и был вынужден обратиться за помощью к василевсу, сопернику твоему. И тогда василевс узнал, что ты собираешь людей, что князя Мореи нарёк своим братом и отдал ему в венчанные жёны сестру свою, что он со всем своим войском выступил к тебе как союзник твой. Ты получил дурной совет; но кто дал тебе его, почему ты покинул свои земли и с лёгкостью вступил в Романию, в земли василевса? Кто ты такой, мой деспот, чтобы тягаться с василевсом? Сколько подобных тебе служат ему? Что же, добрый мой господин, услышь меня и поверь, великое воинство идёт сюда тебе навстречу; в нём добрых пять сотен отборных алеман ов и тринадцать тысяч угров, все с луками; в нём четыре тысячи болгар и сербов купно; в нём все ромеи Романии, и без счёта тех, что из Турции и Анатолии; на каждого воина,
|
|
|
[3771-3808]
какой идёт за тобой и князем, у василевса найдётся две сотни таких же, на каждого из ваших. Оттого, деспот мой, мой господин твой брат говорит, что, хоть вы и сражаетесь с ним из-за дьявольских козней, нет у него во всём мире большего друга, чем ты, и так же, как любит он тебя с великою силою, он тебя и жалеет. И ещё одну вещь следует знать тебе, господин мой, такую злобу испытывает к тебе василевс Романии Палеолог, что если вступишь ты в бой со столь несметным воинством, во-первых, может случиться так, что ты потерпишь поражение и лишишься жизни, во-вторых же, и это гораздо хуже, буде жизнь ты сохранишь, но попадёшь в руки василевса Палеолога, питающего к тебе столь великую злобу, едва ли ты когда-либо вновь сможешь взглянуть на Арту и деспотат. Потому, мой господин, мой повелитель твой брат велел сказать тебе так: поразмысли, как бежать тебе вместе со всем своим советом, чтобы спасти и себя, и юных архонтов деспотата, и отправляйтесь в земли свои, и защищайте свои замки. И, кроме того, даже если ты потеряешь своих пеших воинов, поскольку будет в твоих руках власть, и ты будешь пребывать в деспотате, недостатка в новых у тебя не будет, всё, чего ты пожелаешь, будет там у тебя» 214. Плача, говорил всё это тот безбожник, всю историю сию поведал он, горько и безутешно плача. И как скоро он окончил ту речь и сказал ещё многие вещи, он ясно заметил, был полностью уверен в том, что деспот лишился покоя; тогда он просил позволения покинуть его, чтобы появилась у него возможность вернуться. Но деспот задержал его при себе до тех пор, пока он не поговорит с князем, чтобы и князь узнал обо всём том, что было сказано. Он подозвал двух своих оруженосцев и рёк: «Идите ко князю и передайте ему мои слова, скажите, чтобы он поспешил явиться ко мне, ибо испытываю я в нём великую нужду». И они заторопились прочь, и немедля направились ко князю, чтобы передать ему слова их господина, деспота; и, выслушав их, он тотчас явился в деспотов шатёр, где был и тот безбожник. Он повторил князю свой рассказ с великой подробностью и поведал ему всё, ровно так же, как и деспоту; и после того, как князь услышал всё то, что ему следовало услышать, они отпустили его, и он вернулся туда, откуда пришёл. Со
|
|
|
[3809-3845]
всей подробностью он пересказал севастократору всё, что произошло с ним у деспота, говоря, что тот обещал ему бежать сегодня же ночью.
Когда услышал это кир Феодор, преисполнился он великою радостию, он созвал мудрейших советников, каких только имел в своём войске; он рассказал им всю эту историю, и они возликовали. Однако же деспот, говорю я вам, владыка Эллады, отнюдь не радовался; печаль великая охватила его. Он позвал князя; вдвоём они держали совет о том, как им следует поступить и что нужно сделать. Они позвали своих капитанов, бывших во главе войска, и те поклялись им, что будут хранить в тайне сказанное на сём совете. Тогда, после того, как капитаны принесли свои клятвы, и обещали они хранить в тайне то, что деспот Арты найдёт нужным сказать им, деспот начал говорить и в подробностях пересказал всё то сообщение, что принёс ему предатель, посланный братом деспота киром Феодором Дукой в коварстве его.
|
|
|
Когда эти архонты, первые в войске, выслушали такие вести, одни тотчас поверили в них и сказали, что это, конечно же, правда, другие же говорили, что изменник солгал. Прославленный господин Каритены устыдился, услыхав о предлагавшемся бегстве, пришёл он в великое беспокойство и сказал, что явившийся с подобными речами к деспоту злодей – лжец; что всё это – лишь слова, измысленные заблаговременно, ромейская похвальба, ибо все они склонны превозносить себя, порицая при этом своих врагов. «Но да встанем мы здесь, в этом поле, и да придут они сюда, чтобы могли с боем встретить их. Вовсе не стоит бояться того, что они превосходят нас числом; ни одно войско, состоящее из множества народов, что говорят на разных языках, не имеет согласия внутри себя. Мы же, хоть по сравнению с ними нас и мало, друг другу все, словно братья, и язык наш един, и скоро мы покажем им, какие из нас бойцы 215«.
|
|
|
[3846-3872]
Большая часть их из страха не прислушалось к господину Каритены; наоборот, наконец они решили и провозгласили так: когда придёт ночь и взойдёт луна, и простые воины заснут и не будут замечать происходящего, тихо и в тайне сколь возможно великой они ускользнут при свете луны, все, кто только сможет, чтобы, сбежав, исчезнуть и тем спастись от беды. И как скоро совет решил, как они ускользнут, все разошлись по шатрам.
Тогда доблестный и многославный господин Каритены, сей достойный хвалы великий воин почувствовал великую скорбь, и сердце его опечалилось. Стыдно было ему думать о бегстве, горевал он и о своих людях, и долго размышлял, ибо был он муж мудрый, о том, как он может помочь им, чтобы не были они бесславно покинуты на верную гибель, а на нём не лежало столь тяжкого греха. Он стоял в шатре, сжимая в руке жезл, и ударил жезлом своим по опоре шатра, и сказал ей: «Опора моя, удерживай крепко шатёр сей, что укрывает меня, и передай ему от меня, что он никогда не должен верить в то, что я его не люблю и могу подвергнуть его опасности. Мы держали совет, князь, деспот и первые люди в войске, и решили бежать этим вечером и покинуть простых воинов на произвол судьбы. Потому я говорю тебе, мой возлюбленный шатёр, не вздумай считать, что дело само по себе обернётся иначе, но поразмысли о том, как тебе избежать судьбы своей».
[3873-3917]
Когда люди, что были с ним, услыхали столь странные и новые для них речи, когда увидали то, чего за всю жизнь свою никогда не видели, они пришли в ужас и были до глубины души потрясены; от человека к человеку весть разнеслась повсюду. Когда о том донесли князю, он премного рассердился; тотчас же он повелел позвать господина Каритены и сказал ему гневно: «Ужель добро ты содеял, предав нас и прилюдно отступившись от клятвы, что принесли мы и также совет наш? Ты повёл себя неосторожно; велика тяжесть сего проступка».
Господин Каритены отвечал князю: «Нет на мне вины ни в чём, и перед всяким, кто возводил её на меня, я готов защищаться, кто бы ни порицал меня, с тем выйду на поединок, кроме тебя, господин мой, ибо я – вассал твой и не могу противостоять тебе. Тех же, кто говорил, что нам следует бежать и бросить своих людей, я считаю глупцами, что не могут ни володеть, ни держать меч, ни называться воинами».
Когда князь услышал это, он всё понял, и глубоко устыдился; он горько сожалел обо всём, что случилось; он позвал протостратора и отдал ему приказ, такой, чтобы он всенародно провозгласил, что на распространившиеся в воинстве слухи никому не следует обращать внимания, опасения они не стоят, ибо суть ложь великая. И пусть все уверятся в том, что это правда, и не сомневаются боле, ибо завтрашним утром, если Бог соизволит, они дадут бой.
Когда все морейцы услышали это объявление, что обличало слухи во лжи, утверждая, что завтрашним утром они дадут бой, оно пришлось им по душе, и все они возрадовались. А архонты деспотата, услышав его, забеспокоились велико; первые люди его все купно явились к деспоту и в тайне, наедине с ним будучи, говорили так: «Господин, что ты делаешь? Хочешь ты нашей с тобою бесчестной смерти здесь? Не слушай этих несчастных морейских франков, что не падают духом при приближении идущего на них многочисленного воинства василевса, но вместо того, воистину, готовятся встретить их сталью». Деспот ответил им и сказал им: «Я придерживаюсь того, что решили мы и постановил совет; морейцы же пусть говорят и поступают, как то им угодно. Пускай один из вас обойдёт войско деспотата, велю я вам, и объявит об этом всем, и когда
[3918-3949]
вечер настанет, и как скоро взойдёт луна, пусть в тишине великой все разом поднимутся и отправятся прямой дорогой в отчины свои; а буде кто по воле своей и желанию биться похочет, пусть он останется здесь до завтра и найдёт то, чего ищет 216«.
Так и поступили ромеи из деспотата; когда ночь опустилась на землю, они ускользнули из войска. Вот какое злодеяние совершил тогда деспот, явился к князю Гильому и вывел его из Мореи со всем цветом морейской знати, что наслаждалась властью безусловной и лёгкой, и пошли они за ним, чтобы помочь в войне его; тогда привёл он их в руки своих врагов и бежал, проклятие Господне на его голову. Кто, узнав об этом, когда-либо поверит теперь ромею: в любви ли, в дружбе ли, в чём угодно ином? Никогда не верьте ромею, в чём бы он вам ни клялся; когда он хочет и желает предать вас, он делает вас крёстным своего ребёнка или побратимом своим, или отдаёт вам сестру или дочь, чтобы он мог уничтожить вас.
Таков естественный обычай мира, что плохие вести невозможно сокрыть в тайне. Этот вероотступник, предатель великий, что был причиною всем тем вещам, о которых я вам рассказываю, едва только завидев, что деспот спешно бежит, быстро поехал в войско василевса и поведал севастократору о том, что деспот бежал с теми людьми, кого привёл он из деспотата, и что князь остался один. Когда севастократор это услышал, он вельми обрадовался; тотчас приготовил он свои полки, и вышли они, и поспешили прямиком
[3950-3992]
в Пелагонию. Они вышли в субботу и двигались навстречу князю; утром воскресенья сошлись они, чтобы биться.
И когда князь увидел, что деспот сбежал, и понял, что он содеял ему, и что сам он остался в Пелагонии с одним только собственным воинством, какое он привёл из Мореи, и что идут, чтобы биться с ним, и близко уже полки василевса, а с ним и севастократор, он, ибо был он муж благородный и мудрый и воин добрый, созвал своих капитанов, первых в войске, и всех кавалеров, как франков, так и греков, и начал говорить с ними и обращаться к ним; ласково он увещевал их и утешал их: «Товарищи, друзья и братья, вы мне, словно дети, словно кровь родная, Бог и слава его знают, как поражён я тем, как поступил с нами мой брат деспот, как покинул меня, словно дитя, хотя сам вовлёк меня в это. Во имя любви к нему и также ради собственной чести, ввиду смерти и утраты земель, чем грозил ему севастократор, его брат, что, отобрав у него Влахию, искал и всего деспотата, я собрал своё войско, вас, люди мои, и пришёл к нему на помощь как его союзник. И как скоро он привёл меня сюда, в Романию, он предал нас брату своему, как Иуда предал евреям Христа. Потому говорю я вам, заклинаю вас всех; теперь, когда грех привёл нас сюда, ко врагам нашим, знаете вы, что мы далеко от Мореи, и, если сбежим, ничего не достигнем, да и позорные речи будут говорить о нас по всему миру, дескать, хоть и были мы воинами, но сбежали, подобно женщинам. Напротив, да встанем мы, словно мужчины, опытные воины; во-первых, на защиту наших жизней, во-вторых, ради славы мирской, какая по сердцу всякому, что носит оружие. Те, кто идут сюда, чтобы дать нам бой, набраны отовсюду, из разных мест 217; и я хочу, чтобы вы знали, и да никто не разуверится в этом, в том войске, что суть смешение народов и языков, никогда не будет согласия между полками. Мы же, с другой стороны, пусть и уступаем им числом, но зато все знаем друг друга и люди одной породы, и все мы должны
[3993-4017]
любить друг друга, как братья. Ибо если будет меж нами любовь, как оно подобает, то каждый из нас будет стоить двух сотен тех, что идут сюда, чтобы биться с нами. Никто из них меня не беспокоит, кроме алеман ов; их всего три сотни, а ведёт их господин, что зовётся дукою Карантании, таково имя ему 218. И стало известно мне, что алеман ы будут первым полком, что ринется в бой. Что ж, если мы, как мудрые воины, нападём сами в миг нападения алеман ов, и если Бог, удача наша и благословения родительские даруют нам успех, мы рассеем их и разобьём наголову, а всех остальных тогда возьмём так же, как сокол берёт добычу. Потому я говорю вам, пускай впереди нашего воинства пойдут лучшие, все как на подбор, кто умеет сражаться и кому не безразлична людская молва; и капитаном и главою над ними да будет мой племянник господин Каритены. И я уповаю на Бога и воинскую доблесть его, что он будет действовать разумно и как подобает доброму воину».
И как князь сказал, так и было сделано; они разделили свои полки и отряды. И расставили князь Гильом и все ромеи свои полки и отряды, что раньше собрали, на поле в Пелагонии. Первым полком их были алеман ы,
[4018-4057]
тогда, когда прославленный господин Каритены завидел их, он двинулся прямо на них, и они выставили свои копья. Первым, кого он встретил и пронзил копьём, был тот, кого звали дукою Карантании; он ударил его в грудь над щитом, налетел на него конём и сбросил убитого наземь; затем он ударил ещё двоих родичей его. Копьё, что держал он, разломилось на три части; тотчас он выхватил рукою меч и начал биться с алеман ами, все те, кто съезжался с ним, чтобы дать ему бой, валились, как луговая трава под косой. И когда остальные, что были с ним, увидели это, все храбро ринулись вперёд и собрались вокруг него, и сразили алеман ов, перебили их.
И когда севастократор увидел оттуда, откуда он наблюдал, что алеман ы рассеяны и охвачены паникой, поспешил он туда, где стояли угры, и повелел им всем выпустить стрелы по полку, что был задержан алеман ами, и сказал им смело: «Не обращайте внимания на алеман ов потому, что они наши люди, ибо, как вижу я и наблюдаю, сей дракон, господин Каритены, теснит их крепко, и если вам придётся стрелять по одним лишь франкам, вы никогда не преуспеете в том, чтобы остановить их; так что стреляйте все разом по сражающимся, чтобы убить лошадей, на которых сидят они, чтобы упали кавалеры с конями вместе, чтобы могли мы навалиться на них до того, как они убьют нас. И хотя с ними умрут и алеман ы, лучше мы их одних потеряем, чем всего воинства лишимся; пусть на меня сей грех ляжет, делайте, как я говорю вам».
И угры, как им и было приказано, так и сделали: они принялись метать стрелы во франков и алеман ов, и с другой стороны подошли куманы и вместе с ними метали во франкский народ стрелы. К чему рассказывать мне вам все подробности, да и как мне рассказать их? Все лошади и кони алеман ов и франков, все были убиты, и кавалеры
[4058-4087]
упали. И вместе с конём своим упал также прекрасный господин Каритены, гордость воинов. И затем севастократор, когда он увидел и узнал его, предостерегающе вскрикнул и подбежал к нему, чтобы никто другой не пустил в него, в его тело стрелу. И он сказал ему: «Мессир Жоффруа, господин Каритены, прежде чем убьют тебя, брат мой, сдайся мне; в душе у меня нет коварства». Он поклялся ему на мече и затем он сдался. После того, как сдался чудесный господин Каритены, прославленный воин, знамя его упало там, где они пленили его; сам севастократор поднял его и взял его, и отдал кому-то из своего отряда, чтобы тот держал его бережно и охранял его для него.
И когда князь увидел то зло, что сотворил в начале боя севастократор, что, когда господин Каритены и алеман ы съехались, смешались и убивали друг друга, повелел уграм, а с ними и куманам, метать в них стрелы, чтобы убить их коней, он взял с собою полк и направился к нему, чтобы помочь ему так, как только мог он, чтобы они не одолели его. Но без счёта ромеев и лучников великое множество убили коней, и кавалеры упали; и после того, как стали они пешими в окружении воинства, ничего они уж не могли сделать, хотели ли того или нет. Прежде чем пали бы они смертью бесчестной, покинув этот свет, все они сдались, также и князь 219. Никто не спасся, кроме множества бедноты, что
[4088-4130]
сбежало, кто только мог, и ушло во Влахию; некоторые пешие воины спаслись и добрались до Мореи, и влахи поимали других во Влахии, а остальных, и было их больше всего, они убили и ограбили. И как скоро закончилась битва, и франки были побеждены, севастократор приказал поставить шатры. На четырёх опорах стоял главный его шатёр; и после того, как он был поставлен и он вошёл в него, он повелел прийти всем его архонтам и капитанам, а затем повелел привести князя Гильома, господина Каритены и всех кавалеров. Он учтиво взял князя за руку, приветствовал его ласково и усадил рядом с собою. «Добро пожаловать, брат мой; добро пожаловать, шурин мой; как желал я увидеть тебя так, как вижу тебя сейчас». Другую руку он подал господину Каритены и учтиво усадил его рядом с собою. И когда все они расселись, и толпа архонтов и кавалеров наводнила шатёр, севастократор начал говорить с князем: «Ради Христа, добрый брат, князь и шурин мой, должно тебе было Господа и его святых благодарить велико за то, что сделали они тебя и потомков твоих господами Мореи, за то, что даровали тебе такую славу, и должно было тебе пребывать покойно во владеньях своих и не следовало посягать на то, что чужое по праву. Скажи мне, чем я обидел тебя, какое зло тебе причинил, что ты пошёл на меня, чтобы отчины меня лишить? А ещё и не удовольствовался ты тем, чтобы на меня одного пойти, соседа твоего, чья сестра тебе отдана, но пошёл ты на господина моего, святого василевса, чтобы отнять его царство и стать василевсом. Ведь должен же ты был слышать и знать, что он – муж много лучший, чем ты и верный христианин. И Бог, ибо он судия, что судит по правде, отдал тебя в руце его, и ты во власти его; и поскольку ты стремился лишить его земель, он изгонит тебя из Мореи, права на которую ты не имеешь. Он наследный государь Романии; ты же, буде выпустят тебя на свободу, отправляйся во Францию, где лежит твоя законная отчина».
И как скоро он кончил с тем, о чём я вам рассказывал, князь, ибо был он муж мудрый, отвечал ему на языке ромеев:
[4131-4172]
«Господин мой севастократор, брат жены моей, я в воле твоей, и что угодно можешь ты сделать со мной, если не придутся тебе по нраву мои слова. Но даже если случится так, что я умру на этом самом месте, не отвратит это меня от того, чтобы поведать тебе истину. Муж благородный не должен ни похваляться, ни стыдиться, буде найдётся у него такой враг, во власть которого предаст его судьба, как меня тебе предала. Но всё же нет ничего хуже, чем искать виноватого в том деле, в котором лишь ты повинен и тебе держать за него ответ. Если я, брат, стремлюсь приумножить мою славу, моё богатство, мою честь, следует тебе лишь вознести мне хвалу, ибо в порядке вещей для мужа оружного приумножать своё богатство и свою честь, если только он не поступает несправедливо, не забирает у родичей своих, и не лишает земель вассалов своих и товарищей их. Как бы то ни было, я – князь, воин малый, и не видел ты, чтобы напал я на своего родича или бедного соседа моего, чтобы отнять то, что ему принадлежит; но напал я на василевса, великого государя, великого и могущественного в мире и славного храбростью своею пред всеми воинами, и к вящим чести и славе моей то, что против него я пошёл, ибо он василевс, а я воин малый. Тем боле, ромейского он народа, и никакого к нему отношения я не имею и не имел. Теперь ты, брат деспота настолько, насколько ты сам знаешь, не удовольствовался тем, что из отчины своей он выделил тебе землю Влашскую во владение, лучшую часть царства своего отдал, нет, хотел ты всего его лишить, забрать всё, что принадлежало ему, весь деспотат, а его пустить по миру, чтобы был он одинок и всеми презрен. И ещё большее зло содеял ты, ибо не хватало тебе того, что пойдёшь ты с ним биться, как во всём свете бьются, хоть он и сосед тебе, и родич, нет, ты устремился к василевсу, великому государю – ты отправился к нему потому, что враг он ему и нет между ними любви – для того, чтобы он помог тебе и дал сильное войско, чтобы ты разбил его наголову и всех земель лишил. И это, брат, не подобает ни тебе, ни чести твоей, потому лишь, что грех
Дата добавления: 2018-11-24; просмотров: 123; Мы поможем в написании вашей работы! |
Мы поможем в написании ваших работ!