Текст переведен по изданию: Crusaders as conquerors. The Chronicle of Morea. New York-London. 1964

Комментарии

157. См. выше. Вероятно, поначалу престол этого епископа и находился в Олене, элидском городе к северо-востоку от Пиргоса, но во франкские времена он был перенесён в Андравиду, хотя епископство и сохранило прежнее имя.

158. На Востоке подобные отношения играли куда более серьёзную роль, чем на Западе. Все члены семьи жениха, вплоть до двоюродных и троюродных братьев, считались членами семьи невесты и наоборот. Не менее сильная связь рождалась между семействами в момент крещения ребёнка.

159. Эта встреча, несомненно, заменяет в хронике парламент, созывавшийся императором Генрихом в Равеннике в 1209 и 1210 гг. Генрих отправился в Северную Грецию, чтобы показать имперское могущество мятежным дворянам Фессалии и Фракии, ломбардцам по большей части. Поняв, что в перспективе намечается полномасштабная кампания, он обратился за помощью к верным дворянам Центральной и Южной Греции. Жоффруа I де Виллардуэн и Оттон де ла Рош осаждали Коринф в момент императорского призыва, но ответили на него незамедлительно. По сути, именно за это проявление лояльности Генрих признал Жоффруа правителем Мореи и назначил его сенешалем империи. Для императора их встреча была первостепенно важна, потому что в одиночку он не мог поддерживать свою власть над баронами Греции, для Жоффруа же – потому что по итогам её он получил одну из высших должностей в империи, а его притязания на Морею получили формальное признание. Плодом двух этих встреч явился конкордат, подписанный в мае 1210 и призванный защищать интересы церкви в империи. По его условиям, бароны были обязаны вернуть церкви всё её имущество, незаконно присвоенное ими, клирики же в свою очередь соглашались владеть им, как светские правители, платить налоги и т.д. Вопрос власти над Кикладами (в хронике называемыми Додеканесом) на съездах не обсуждался, она была дарована Жоффруа II намного позже, в 1236, уже Балдуином II, в награду за оказанные услуги. Право чеканить монету было даровано ещё позже, в 1250, Людовиком IX Французским Гильому II Морейскому. Отождествить с чем-либо замок Лариссос мне не удалось. Генрих занимал замок в Ламии, принадлежавший тамплиерам, а до того напал на замок Лариссы. Возможно, хронист просто спутал два этих названия. Я уверен, что при этом он думал о Лариссе, потому что «Лариссос», несмотря на окончание мужского рода, употребляется им исключительно в женском.

160. Доместиками при византийском дворе титуловались старшие офицеры. Великий доместик хроники тождественен сенешалю. Турнуа или турский денье – монета, по примеру которой Гильом чеканил свою в замке Хлумуци, из-за этого ставшим известным под именем Кастель-Торнезе, от итальянского имени турнуа. Денарий, вероятней всего – просто французский денье, а следовательно – синоним турнуа.

161. Под «Обычаями" имеются в виду ассизы Романии, под «получил их из Иерусалима», соответственно, скрывается ссылка на «Иерусалимские ассизы». 2 статья ассизов Романии сообщает, что Балдуин и его советники послали к королю и патриарху Иерусалимским за их «порядками и ассизами», чтобы те помогли им в управлении новой империей Романии. История эта весьма подозрительна.

162. Коринф, Аргос и Нафплион были взяты Жоффруа I в 1210-1212, Монемвасия ещё держалась к моменту вступления на престол Жоффруа II.

163. С соглашения в Равеннике в 1210 и до 1218 конфликт церкви и баронов становился всё более и более острым: прелаты утверждали, что Жоффруа I и его бароны заняли их земли, несмотря на подписанный всеми конкордат, тогда как бароны твердили, что прелаты злоупотребляют властью принимать в ордена, возводя в сан каждого, кто стремился таким образом избежать выполнения вассальных обязательств. Кризис наступил в 1218, когда посланный в Морею кардинал-легат отлучил от церкви Жоффруа I и Оттона де ла Роша. 21 января 1219 это подтвердил Папа. Вероятно, что причины противостояния, указанные в хронике, в какой-то мере соответствуют действительности. Мы знаем, что Хлумуци (Клермон) был построен именно в это время, ведь первое его упоминание датировано 1224. Конечно, хроника, подобно многим современным историкам, ошибается, приписывая его постройку Жоффруа II. Во французской версии этот эпизод отсутствует вообще, а арагонская отличается в нём краткостью, и помещён он в рассказ о Гильоме де Виллардуэне.

164. Под Мореей в данном случае имеется в виду Элида. Хлумуци, он же – Клермон, стоит на берегу, к югу от Кларенцы. Несомненно, он был построен для обороны от войск деспота Эпирского, чьи владения начинались на том берегу залива. Это была лучшая крепость в княжестве и резиденция князя.

165. Отсылка к православной литургии.

166. Жоффруа II умер в 1246, Гильому тогда было всего тридцать пять лет. Упомянутые церковь и монастырь – церковь св. Якова в Андравиде, в крипте которой были похоронены трое Виллардуэнов. В ходе раскопок места, где она стояла, проведённых в 1890, были обнаружены следы фундамента и несколько костей.

167. В который раз приходится напомнить, что к тому времени в руках греков оставалась лишь Монемвасия, а хронист лишь приписывает произошедшие при Жоффруа I события более позднему времени.

168. Именно так, а не «спросил совета других» (прим. пер.)

169. Панатикой называлась провизия, поставлявшаяся в войска во время кампании. В данном случае имеется в виду, что князь будет кормить людей, но не платить им. Корони и Метони были венецианскими в 1206-1209 – Коммуна попросту выгнала оттуда маленькие франкские гарнизоны, поставленные во время завоевания. Возможно данное место следует воспринимать как свидетельство хроники о том, что Гильом отказался от этих замков и признал венецианские на них претензии ради галер.

170. По изначальным условиям раздела Византийской империи Венеция получала все острова Эгейского моря. Тем не менее, не желая влезать в расходы по их занятию и защите, Коммуна препоручила это предприимчивым гражданам: группа их, ведомая Марко Санудо, к 1207 подчинила семнадцать островов, проплыв сквозь Архипелаг. Марко оставил себе Наксос, а остальные распределил между родственниками и прочими соратниками. Эвбея, изначально завоёванная Жаком д’Авень в 1205, была после его смерти разделена на три больших фьефа, дарованные Бонифацием Монферратским тройке веронских дворян, terzieri, триархам. Впрочем, немногим позже на Эвбее снова был единоличный правитель: один из тройки, Равано далле Карчери. В 1209 он признал господство над собою Венеции, а после его смерти в 1216 остров ей и отошёл, если не де-юре, то де-факто. Описанная в хронике осада Коринфа относится, разумеется, к 1210, и велась Жоффруа I.

171. Лоньон зовёт этот замок Mont Escovée (обнажённая гора), Шмитт предполагает видоизменённое под воздействием греческого французское Mont Esquiou или Esquieu (Монт-Эскю/Эскё). Он также связывает его название с греческим словом σχιβουρια (высокомерие), встречающимся в стр. 7907 хроники. Миллер зовёт его Монтескю, Драгумис в посвящённом ему подробном рассказе выводит название замка от старо-французского eschiverie (esquiverie – высокомерие, пренебрежительность) и придаёт ему вид Mont Eschivée. Современное его название Пентескуфия происходит от итальянского scuffia и означает «Пять Шапок».

172. Корони и Метони и обычно упоминаются вместе, а здесь и вовсе рассматриваются, как единый феод.

173. Нафплион и Аргос были взяты Жоффруа I в 1210-1212. Он даровал Оттону де ла Рошу не только их, но и право взимать 400 гиперпир в год с доходов коринфской таможни.

174. Греки потеряли Кефалонию за двадцать лет до франкского завоевания. Когда норманны вторглись с Сицилии на Апеннины, их адмирал Маргаритоне из Бриндизи занял Кефалонию, Закинф и Итаку, а к началу Четвёртого крестового похода они принадлежали Матфею Орсини, члену знаменитой римской семьи, но самому родом апулийцу. В XIII веке Ионическими островами правили он и его потомки.

175. По поводу осады Монемвасии существует единство мнений: длилась она три года и окончилась в 1248, хотя Калонарос и переносит её в 1248-1250гг.

176. Представители этих трёх знатных мореотских фамилий часто играли важную роль во делах полуострова на протяжении всего франкского периода и после него. Род Мамонас, собственно, до сих пор живёт и здравствует, а Софианос – распространённая греческая фамилия.

177. Мизитра или Мистра, как обычно её называют, стоит на отрогах Тайгета, на расстоянии около трёх миль от Спарты с целью контроля подходов к земле милингов, чья яростность описана в хронике Дорофея Монемвасийца. Происхождение этого названия является предметом активного обсуждения: Хопф приписывает ему славянские корни, хотя ни один грек, конечно же, с ним не согласился и не согласится; наиболее распространённая версия связывает его с одноимённым сыром мизитрой. Шмитт, Лоньон и Миллер склонны с этим соглашаться, так же и Калонарос, он добавляет ещё и то, что место то было известно под этим названием и до постройки замка.

178. Местоположение замка Майны (франц. Grand Magne) определить сложно, хотя первый камень в его основание был заложен, вероятно ещё при Юстиниане, а письменно она впервые упоминается Константином Багрянородным. Он описывает её достаточно неопределённо, упоминая яростный нрав окрестного населения, репутацию, каковую они донесли и до наших дней. П.А. Фурикис производит название замка от албанского глагола, означающего «строить», Закинфинос эти выкладки опровергает. Калонарос помещает замок на полуостров Тигани (названный так из-за сходства со сковородкой) возле гавани Мегапон, что на западном побережье Мани, немногим к северу от мыса Матапан, туда же помещает его и Шмитт. Лоньон же и Миллер определяют его на восточном берегу.

179. Вслед за Бюшоном и Филипсоном Шмитт ошибочно помещает Гистерну поблизости от мыса Матапан, однако Калонарос указывает верную позицию. Гистерна (виз. Кинстерна) была фемой, находившейся в северо-восточной Лаконии, западная её граница проходила вдоль побережья к югу от Каламаты. Лефро (фр. Бофор) стоит чуть поодаль от современного Лефктро, к югу от Каламаты, согласно французской версии хроники «между Каламатой и Великой Майной», значит, к северу от Матапана, на западном побережье Мани.

180. «Старая Майна» и «Великая Майна» равнозначны и используются для того, чтобы отличить эту Майну от мессенского городка Микроман.

181. Загадочная фраза, возможно, следует читать «и ходил он, благодушен ко всему своему княжеству…»

182. См. примечания к концу пролога.

183. Ангел Калоиоаннис Кутрулес – персонаж выдуманный, поскольку не было с таким именем ни одного правителя в Эпире. Хотя, возможно, что хронист опять путает с правителем Эпира болгарского царя Калояна. Укреплению власти Комнинов Дук в Эпире посвящена статья Люсьена Стьернона «Les origins du despotat d’Epire», Revues des études byzantines, XVII (1959), 90-126, в ней он показывает, что ранние правители Эпира носили титул кира, господина, не деспота. Дело Михаила I, умершего в 1214, продолжил его брат, Феодор I, бесконечно расширявший свои владения за счёт болгар и франков и положивший в итоге конец королевству Фессалоникийскому в 1224. Посчитав, что его государство, включавшее в себя большую часть материковой Греции, немного Болгарии, Фракии и Влахии, равно империи по размерам и силе, он стал претендовать на титул василевса. Это повлекло за собой серьёзное противостояние с императором Никейским. В 1230 Феодор, ведомый амбицией, атаковал болгарского царя Ивана II Асеня, потерпел поражение и попал в плен. На трон сел его брат Мануил, но в 1240 выпущенный из плена Феодор поднял восстание и посадил на престол своего сына Иоанна. Этот тихий, предпочитающий общество монахов юноша не имел ни малейшего желания соперничать с императором Никеи, и в 1246 Иоанн Ватац, второй носитель этого титула, занял Салоники. Чуть раньше, в 1237, в Эпире поднялся на сидевшего в Салониках дядю Михаил II, единственный, хоть и незаконный сын Михаила I – он создал себе независимое княжество из Корфу, Фессалии и Эпира. Женат он был на знаменитой Феодоре Петралифе, позже канонизированной, и прижил с ней сына Никифора и двух дочерей, Елену, жену Манфреда Сицилийского, и Анну, в 1259 вышедшую за Гильома II Виллардуэна. Этот брак вовлёк Морейское княжество непосредственно в греческие усобицы, и в том же году, когда на севере Михаил II развязал войну с Михаилом Палеологом, Гильом вышел ему на помощь и потерпел сокрушительное поражение при Пелагонии, попав при этом в плен. Этот разгром является поворотом в истории Мореи, и первопричиной грядущего упадка франков на Пелопоннесе.

184. Разумеется, хронологический порядок здесь нарушен. Константинополь пал в 1261, войну Палеолог начал в 1258, Гильом же был не наёмником, но союзником.

185. Под киром Иоанном имеется в виду умерший в 1271 Михаил. Наследовавший ему законный сын Никифор правил до 1296, его незаконный сын, Иоанн, в хронике именуемый Феодором, в 1271-1295 правил Неопатрией и Влахией в титуле севастократора. Франки звали его герцогом. История братоубийственной войны и вмешательства в неё Палеолога – чистый вымысел.

186. Неопатра, нынешнее Ипати, находится в Фессалии, немного западней Ламии.

187. Стандартная византийская золотая монета, она же – безант и солид, приблизительно эквивалентна английскому фунту.

188. Изначально Михаил Палеолог стремился избежать конфликта с Михаилом II, но тот, воодушевлённый заключёнными с Гильомом и Манфредом союзами и алкавший короны, был не в настроении договариваться. Гильом же заключил описанный союз с целью завоевать любовь своих греческих подданных и надеждой возродить королевство Фессалоникийское. Согласно хронике Дорофея Монемвасийского, Анна была, «не украшая себя пышными одеждами, уже украшена красотою своею и прелестью, ибо была так же невообразимо очаровательна и прекрасна телом и обликом, как вторая Менелаева Елена». Существует предположение, что прообразом Елены в Фаусте Гёте послужила именно она, Гильом же – самого Фауста во второй части, а Спарта Менелая в третьем акте второй части списана со средневекового франкского Морейского княжества.

189. Подлинные причины борьбы между Гильомом и Ги де ла Рошем с другими феодалами центральной Греции кроются в спорах о наследстве. Второй женой Гильома была Каринтана далле Карчери, баронесса северной трети Эвбеи. Когда она скончалась в 1255, Гильом предъявил претензии на наследство, чем вызвал недовольство венецианцев и других тамошних баронов, объявивших ему войну. Решительные действия Гильома принесли ему было победу, но война перекинулась на материк, Гильом де ла Рош, брат Ги, мегаскира Афин, бывший вассалом князя Ахеи, переметнулся к эвбейцам и упросил брата проигнорировать зов Виллардуэна о помощи. Будучи вассалом Гильома за Аргос и Нафплион, Ги не имел права на это, и его действия расценивались как преступление, потому ему пришлось присоединиться к восставшим. Таким образом местная усобица переросла в войну баронов против притязаний Ахейского князя. Дело решилось в 1258 в битве при горе Кариди, победу в которой одержал Гильом де Виллардуэн, а Ги де ла Рош был пленён и доставлен во Францию на суд её короля. Однако в его отсутствие Гильом попал в плен сам, в 1259 при Пелагонии, и положение дел во франкской Греции резко изменилось.

190. Жоффруа де Брюйер был женат на Изабо де ла Рош, дочери Ги де ла Роша, а его мать была сестрой Гильома де Виллардуэна.

191. Пересекающая Истм и идущая вдоль берега Саронического залива на Мегару и поныне зовётся «злой лестницей» из-за своей каменистости и узкости. На полпути из Мегары в Фивы находится перевал горы Кариди (Ореховой)

192. Маргарита Пассавская была дочерью Жана II де Нейи от дочери Готье I де Розьера, властителя Аковы. Жан де Сент-Омер был её третьим мужем. Отец Маргариты был наследным маршалом Мореи, и после его смерти титул этот перешёл мужу дочери, а от него – Николаю III де Сент-Омер, правителю Фив.

193. Между 1230 и 1240 Бела де Сент-Омер женился на Бонне, сестре Ги I де ла Роша, в качестве приданого принесшей ему половину Фиванской сеньории. Другая половина осталась в руках её брата. Их сыновьями были Николай II, соправитель Фив и бальи Мореи в 1287-1289; Оттон, второй соправитель Фив; Жан, муж Маргариты Пассавской и через то маршал Мореи.

194. Баронство Салона было учреждено Бонифацием Монферратским в самом начале вторжения в Грецию, ещё в 1205, когда он наделил им одного из своих людей, Фому де Стромонкура (д’Отрмонкура), выстроившего затем в Салоне, древней Амфиссе, что у западного подножия Парнаса, великолепный замок (Ла-Соль), руины которого до сих пор весьма впечатляют. В пору своего расцвета баронство простиралось от Салоны на юг до побережья Коринфского залива между Итеей и Галаксиди на востоке и Навпактом на западе. Любопытная хроника Галаксиди, составленная в 1703, рассказывает, что Амфисса сменила название на Салону в честь Бонифация, короля Салоник, второго основателя города. Упомянутый здесь Фома – Фома II, сын первого барона Салоны. Интересно, что Морейская хроника зовёт его просто «господином», тогда как хроника Галаксиди – не иначе, чем «графом».

195. Подобную же форму принесения оммажа описывают ассизы Романии, глава 3.

196. На самом деле такое решение вынес суд баронов Гильома, восхищённых силой Ги и, вероятно, понимавших подозрения и обиды, толкнувшие его на сопротивление агрессии Гильома. Бароны постановили, что, поскольку Ги не является им ровней, судить его они не могут, и ему следует отправиться для этого к королю Людовику IX. Гильому пришлось смириться с данным вердиктом.

197. 167 статья ассизов Романии устанавливает, что, «буде человек покинет в бою своего господина и сбежит до того, как битва будет проиграна, решеньем господского суда следует лишить его вотчин».

198. Изначальные феоды, созданные в Морее в пору завоевания, были розданы первым их держателям, bers de la conqueste, с полным правом наследования: наследником мог быть кто угодно, упомянутый в завещании господина. Тем не менее, розданные в дальнейшем феоды были выморочными, право их наследования ограничивалось прямыми потомками, в случае же отсутствия таковых земля возвращалась сюзерену. Таким образом, в данном случае Гильом отнял у Жоффруа его феод и тут же вернул его, в качестве наказания ограничив племянника в наследовании. Французская версия хроники гласит: «вернул ему землю таким образом, что, отныне и впредь, не мог он держать её по праву завоевания и иметь наследником любого, тогда как дал он её ему по-новому, и наследникам его крови».

199. Французская хроника сообщает, что, как скоро пришла весна, две галеры мегаскира вышли из Ривадострона в Бриндизи, арагонская добавляет, что он оставил своего брата Оттона бальи в Фивах. Портом последних в то время и был Ривадострон, ныне – Ливадостро, что в одноимённом заливе на востоке залива Коринфского.

200. Людовик IX не был господином ни Гильому де Виллардуэну, ни мегаскиру, следовательно, принятое князем решение было способом проявить свою куртуазность и отдать дань уважения репутации Людовика как источника высшей справедливости. Встреча состоялась весной 1259, и была посвящена не только разбору дела мегаскира, но и общей ситуации на Востоке.

201. Фраза, предписанная византийским придворным церемониалом, франки обращались к королю попросту – «сир», и наличие во французской версии хроники пространных торжественных титулов, по мнению Шмитта, свидетельствует о её переводной природе. На мой взгляд, достаточно заключить, что подобные конструкции попросту проникли в язык морейских франков в ходе тесных контактов с греками, подобно словам «василевс», «архонт», «кир», и т.д.

202. Аргумент мегаскира неверен, хотя византийцы и использовали порой латинское «dux» в качестве замены «стратигу» (генералу), носителя этого титула в Афинах никогда не было. Маловероятно и то, что Ги получил этот титул именно так и тогда, хотя после возвращения из Франции и именовал себя герцогом.

203. Современный Навпакт.

204. Согласно французской версии хроники, деспот просил и 400 конных рыцарей в Апулии, и Манфред Сицилийский послал их, и, быть может, явился с ними и сам.

205. Французская версия добавляет, что Гильом проинструктировал бальи Оттона де ла Роша, брата всё ещё бывшего во Франции Ги, о подготовке к весенней кампании.

206. Династии, правившие Византией в XI, XII и XIII вв., потомки двух из которых владели Эпиром. Поход Михаила Палеолога на Михаила II Эпирского возглавлял не сын последнего Иоанн, а его тёзка-Палеолог – брат императора.

207. Родился Михаил VIII в 1234, и в год битвы при Пелагонии ему было двадцать пять, что само по себе впечатляет, учитывая его достижения. То, что хронист называет его «престарелым», свидетельствует о том, что либо он был жив в финальные годы его правления и потому знает Михаила «престарелым», либо его информаторы.

208. Сидеропорта (Железные Врата), древняя Гераклея, крепость в горах между Афинами и Неопатрой, вблизи нынешней деревни Элефтерохорион, что на автотрассе Афины-Ламия, во Фтиотиде – руины замка до сих пор там видны. Равнина Фалассинос же, судя по всему, лежит вдоль реки Сперхей, от Ламии (Зетуни) до Ипати (Неопатры)

209. Под Патрами здесь определённо понимается Неопатра. Зетуни (франц. Житон или Гриптон) – средневековое название Ламии.

210. Разумеется, данный абзац насквозь ложен, поскольку князь Морейский вошёл во Влахию как союзник.

211. Крепость, возможно, на перевале, на границе Фессалии и Македонии, вероятно, неподалёку от современного города Сарантопорос. Названа она была так по роду крупных византийских магнатов Катаколосов, владевших землёй вокруг неё; то же верно и применительно к тому Катаколону, что в Элиде.

212. Несколько смутное место, но в данном толковании звучит наиболее естественно.

213. Это в северо-западной Македонии, главным её городом является Монастир. Некогда на её месте было озеро, подобное Преспе и Охридскому, пока воды его не утекли прочь с рекой Черной, обнажив обширные поля, на которых в октябре 1259 и разыгралась битва при Пелагонии, а точнее, при леске, в наши дни именуемом Ворила. Помимо этого, в Средние века Пелагонской называлась и митрополия, престол которой находился в Монастире.

214. О том повествуют также и французская с арагонской версиями хроники, но Никифор Григора, например, пишет, что Михаила убедили покинуть союзников предупреждением об опасности со стороны этих самых союзников.

215. Заявление о моноязычии армии франков весьма интересно, поскольку сама хроника упоминает в её рядах морейских греков, не говоря уже о союзных войсках деспотата, преимущественно греческих. Калонарос предполагал здесь случайно допущенный автором анахронизм, приводя свидетельства тому, что на момент написания хроники франки Мореи перешли на греческий, а, следовательно, автор просто перенёс окружавшие его реалии в 1259 год. Поразительно быстрая ассимиляция латинян. В своих гипотезах он идёт дальше, рассматривая возможность того, что греческий вариант хроники является переводом с французского, сделанным как раз для франков. Против всего этого, однако, говорят те же строки, в которых армия василевса названа «состоящей из множества народов» в отличие от её противников, принадлежащих «к одному народу», а предположить, что к моменту написания хроники франки и греки смешались до степени неразличения – невозможно. Таким образом, возможно, хронист здесь просто стремится преуменьшить роль греков в битве при Пелагонии в силу своих профранкских симпатий, довольно заметных на протяжении всего текста.

216. Не все источники едины во мнении о причинах внезапного отступления Михаила в самый разгар битвы. Наиболее полный и оттого вероятный вариант приводит Пахимер, утверждающий, что корни всего лежат в ссоре Иоанна, Михаилова внебрачного сына, с Гильомом де Виллардуэном. Иоанн пожаловался тому на оскорбление, нанесённое его жене одним из франкских рыцарей, а в ответ получил упрёки в происхождении, отчего перебежал к противнику, а узнавший о подобном его пока что намерении отец тут же бежал в свои земли.

217. Французская версия хроники: «хоть их и больше, чем нас, народ они хилый, сплошной сброд из разных поколений и племён, а мы народ добрый и славный».

218. Герцог Каринтии упоминается в хронике трижды: здесь, в качестве предводителя германцев, в стр. 4021, где описана его смерть, в стр. 7103, где он – один из соратников Конрадина при Тальякоццо. Шмитт предполагает, что все эти упоминания относятся к одному человеку, хотя, его загадочного воскрешения спустя семь лет не объясняет. Бюшон определяет его как Ульриха III, однако тот был жив ещё в 1269. Калонарос же предлагает своё толкование текста, согласно которому никакого герцога Каринтии при Пелагонии не было, и персонаж это целиком вымышлен хронистом как символ непревзойдённой храбрости. Он указывает на то, что во французской версии хроники титул герцога выглядит как «seignor de Carantaine», что очень похоже на титул барона Каритены – «sire de Carinée», таким образом, возможно, первый родился под влиянием славы и известности последнего.

219. Согласно другим источникам, князь спрятался в стоге сена или где-то в чаще и бежал после битвы, но был узнан по длинным передним зубам и пойман. Некоторых франкских рыцарей пленили потом в окрестностях, ближних и дальних, вплоть до Платамона.

220. Очевидный анахронизм: Константинополь в то время был в руках латинян. Акрополит пишет, что раненых лечили в присутствии василевса в Лампсакосе, на берегу Дарданелл.

221. К концу 1262 Гильом, доведённый до отчаяния тремя годами в заключении и падением в 1261 Константинополя, был готов ради освобождения согласиться на что угодно. Отношение Михаила к нему также несколько смягчилось, и они сумели наконец договориться. Об этом подробно рассказывает Закинфинос, согласно кому Гильом отступился от трёх замков, перечисленных во всех источниках: Мистры, Монемвасии и Великой Майны; Пахимерес добавляет к списку ещё и Гераки, и «фему вокруг Кинстерны»; арагонская версия хроники упоминает обещанный, но не отданный Коринф. В дополнение ко всему Гильом перед тем, как выйти на свободу, признал свою вассальную зависимость от василевса и получил в подтверждение этого титул доместика или, как сообщает арагонская версия хроники, «великого маршала». Они также заключили и другой договор, регулировавший дальнейшие взаимоотношения Мореи и империи, устанавливавший сюзеренитет василевса, хоть и несколько неясный, над Гильомом и Мореей. Звучали заверения в вечной дружбе, и Гильом стал крёстным отцом Михайлова сына. Таким образом, Михаил получил плацдарм в Морее для дальнейшего её отвоевания.
Стоит внимания также упоминание варяжской гвардии, свидетельствующее о её возрождении в Никее после 1204.

222. Согласно Лоньону, Ги де ла Рош, узнав о катастрофе при Пелагонии, в спешке выехал из Франции и был в Греции весной 1260. Он тоже участвовал в собранном княгиней совете, помогая ей по военной части, «военачальствовал». Согласно Миллеру, однако, всё происходило иначе: княгиня Анна Комнина Дукиня сама написала Ги после Пелагонии, когда он был ещё во Франции, предлагая ему титул бальи Ахеи, на что он согласился и, когда узнал о соглашении Гильома и Михаила, созвал парламент для обсуждения этого, поскольку такова была его обязанность. В любом случае, произошло это в 1262, председательствовала княгиня, участвовали сплошь женщины, кроме нескольких исключений, и это последнее обезоруживающе указывает на отсутствие салического закона в тогдашней Морее, ибо в качестве наследников и представителей фьефалов, убитых или пленённых при Пелагонии, выступали дамы. Подобный дамский парламент и его значимость являлись одним из предметов обсуждения во всех когда-либо написанных историях того периода, особенно см. маркиза Терье де Лорэ, «Un parlement de dames au XIII ^e siècle», Безансон, 1881.

223. Леонардо (Ленар) де Вероли был канцлером Мореи и верным соратником князя. В 1267 он представлял Гильома на совете в Витербо, заверяя от его имени составленный там договор; он играл значимую роль в известном деле Маргариты Пассавской; он же добился подписания Орвьетского договора в 1281. За время службы он скопил изрядное состояние и небольшую библиотеку, весьма интересную по составу. Пьер де Во также был близким человеком князя, одним из самых доверенных его придворных. Хроника всегда называет его «мудрым» либо «мудрейшим» мужем.

224. Хронист забывает упомянуть настоящую причину, по которой были приняты условия василевса: желание женщин увидеть своих мужей. Согласно арагонской версии хроники, услышав о том, что, если замки не будут сданы, князь и его люди никогда не выйдут на свободу, «княгиня и жёны баронов, чьи мужи пребывали в темнице, принялись громко кричать, заявляя, что они хотят получить своих мужей обратно, и вполне согласны на то, чтобы вышеречённые замки были сданы императору».

225. Маргарита Пассавская была дочерью Жана II де Нейи, наследного маршала княжества и барона Пассавы, мужа дочери Готье де Розьера из Аковы, с ней мы ещё встретимся на страницах хроники. Жан де Шодерон был племянником князя Гильома.

226. Согласно арагонской версии, сперва он посетил Эвбею, где был принят с честью, затем Фивы, где его гостеприимно встретил мегаскир, позже проводив его в Никли, в Фивах же он подписал с Венецией Фиванский договор.

227. Архиг – у византийцев чаще всего предводитель варварского племени (прим. пер.)

228. Был это Михаил Кантакузин, живший в Мессении ещё со времён франкского завоевания, вероятный дед императора Иоанна Кантакузина (1347-1355). В данном месте он именуется имперским наместником Мистры и Монемвасии, однако в дальнейшем сообщается, что его направили в Морею с войском уже после того, как разгорелся конфликт.

229. Французская и греческая версии вместе утверждают, что два похода было предпринято, первый под началом Макрина, второй – Константина Палеолога. Пахимер же пишет, что василевс немедленно отправил войско под началом своего брата Константина, сопровождавшегося паракимоменом Макрином и Алексеем Филом. Миллер полагает, что вторым походом командовал Михаил Кантакузин, Закинфинос следует за Пахимером. Согласно ему же, семья Макринов играла достаточно важную роль в империи Палеологов, и, хотя он и был паракимоменом, постельничим, нет никаких доказательств его родству с императором.

230. Дронг с большой буквы подразумевает ущелье (drongos) либо Скорты, либо милингов, в данном случае, мне кажется, более вероятен второй вариант. Гардалев, согласно Шмитту, был расположен «в Лаконии, к северу от Ватики, Монемвасии и Гелоса», Калонарос проводит параллели с современным нам Драгалевосом, городом в Цаконии.

231. Грузовое или купеческое судно, тяжелей и медленней галеры. Императорское войско было перевезено генуэзскими кораблями и было в Монемвасии в начале 1263, в то же время ромейский флот под началом Филантропена разорял Киклады, а после занял южный берег Лаконии.

232. Придворные титулы, последний, согласно Калонаросу, может происходить от турецкого «чауш», военачальник низкого ранга.

233. Арагонская версия хроники рассказывает любопытную историю, нигде более не встречающуюся: будто бы греки Каритены остались верны своему франкскому господину и помогли ему нанести императорской армии серьёзный урон. Тогда греческий командир, чтобы отвадить их от франков, написал подложные письма, словно отвечал на послание ему греков Каритены, и его агент подбросил их князю. Тот, однако, был слишком проницательным, чтобы поверить в столь сомнительное свидетельство, и верил своим вассалам. Он позвал греков и показал им эти письма, они «принялись плакать и достали платы, которыми обычно утирали лица, и повязали их вокруг шей», поклявшись, что невинны. Тогда они вместе устроили ромеям ловушку. Греческие вассалы Жоффруа сделали вид, что хотят провести с имперскими силами переговоры, и завели их в засаду, где многие были убиты. Далее хроника рассказывает о том, как Жоффруа де Брюйер влюбился в жену своего вассала Жана де Катавы и бежал с ней в Италию. Его отсутствие в критический момент и последовавшее за его бегством восстание славян серьёзно ударили по позициям Морейского князя.

234. Реки Алфей. Калонарос указывает на то, что из-за запутанности речной системы как хронист, так и, возможно, даже местные жители не различали основного русла реки и его многочисленных притоков. В итоге, реку считали притоком, а самый большой из притоков, Ладон – рекой. Потому ниже имеется в виду следующее: греки шли берегом Алфея, хотя хронист пишет, что от Каритены до Лиодоры, где Ладон встречается с Алфеем, они шли берегом его притока.

235. Развалины католического монастыря Богоматери Исовской до сих пор стоят над Алфеем у нынешнего городка Бизбарди.

236. Сам факт того, что поражение византийцев имело место быть именно под Приницей, сомнению не подвергается, поскольку упоминается всеми версиями хроники, а также Санудо, однако детали, упомянутые греческой версией хроники, очевидно, являются выдуманными. Все версии хроники противоречат друг другу, и до сих пор неясно, как столь значительные силы могли потерпеть поражение от 300-312 рыцарей.

237. Без сомнения, это было последствием бегства жены с владыкой Каритены.

238. Μακαριος. Выражение это используется и поныне применительно к имени родственника или известного человека, скончавшегося при жизни говорящего или незадолго до его рождения.

239. В данном случае – пажу, от «pallax» - «юноша» (прим. пер.)

240. Это слово, μωρε, используется ещё в Нагорной проповеди, когда Христос строго отговаривает своих последователей от его использования.

241. Согласно Синодальному переводу «безумец», согласно церковнославянскому – «уроде». (прим. пер.)

242. Драгумис, помещая Приницу по соседству с современным городом Пири, сопоставляет Левицу с Вервицей, что рядом с Гортинией, в Элиде. Капеле – лесистая область в тех же краях.

243. Я интерпретирую данную фразу в том смысле, что они бежали к лагерю той части армии, что стояла в резерве и не участвовала в битве. Интересно, что за описанием битвы при Принице во всех трёх рукописях греческой версии хроники, а также в версиях французской и итальянской следует лакуна.

244. Где-то между Приницей и Андравидой.

245. Вероятно, печаль князя связана с тем, что доместику удалось избежать плена, и что теперь, потерпев поражение, он стал ещё опасней, чем прежде.

246. Что посеет, то и пожнёт.

МОРЕЙСКАЯ ХРОНИКА

[5007-5043]

побил меня в бою, я счёл бы это неким утешением. Но сказать, что какой-то нищий и ревматик победил в поле брата василевса, и, что ещё хуже, с тремя сотнями победил пятнадцать тысяч!» И как они постановили на совете, эти архонты, великий доместик вместе с Макрином и с ними также Кантакузин, знаменитый воин, так и разрешили они дело, и определили быть посему. Прошла пора, зима миновала и настал месяц март, весна года, когда все мужи выступают при оружьи и бьются, и отправляются в походы по морю и суше. Брат василевса, великий доместик, приказал, чтобы все его войска сошлись вместе. Объединение их произошло в полях Сапика, в обширных лугах, средь сладководных источников ²⁴⁷. Он собрал множество людей из разных земель; пехотинцев из Цаконии и ущелья милингов, и из такой дали, как Монемвасия и ущелье Скорты. Они разделились на отряды, приготовились и выступили; они провели ночь в Каритене и направились прямо вниз по притоку Алфея; они миновали Приницу и посмотрели на место, и вспомнили, через что они прошли на том месте. Они продолжили свой путь, думая пригрозить франкам и, дабы не повторилось с ними вновь того, что погубило их, буде пошли бы они в бой, не нападали бы с копьями; на сей раз они бы перебили их всех стрелами. Всюду они спрашивали, где они могут найти князя Гильома, и узнали, что он ожидает их в Андравиде, каковой город он полностью окружил рвами, и со всем своим воинством ждал их там, чтобы встретить.

Великий доместик призвал своих архигов; он просил у них совета о том, как ему следует поступить. И те, кто были жителями этой земли и были знакомы с окрестностями и горными проходами, дали ему такой совет: чтобы не

[5044-5075]

шёл он на Андравиду, ибо подходы были слишком тесны для стреломётов и их обслуги. Они провели его прямо к Сергиане и оставили его над этим местом, по направлению к востоку. Там есть маленькая церковь, что зовётся св. Николай в Месискли, таково имя тому местечку, и вот там они воздвигли его шатёр, и встали лагерем. Холмы и поля были все полны его войск; там они расположились на ночь, и провели там ту ночь.

И когда забрезжил следующий день, в час рассвета, князь явился туда со своим воинством. Кавалеры и пешие воины пришли с ним; он разделил свои отряды и образовал три полка. Он вышел из Сергианы на ромеев, и полки встали, готовые к битве.

Передний отряд ромеев и его полки были под началом Кантакузина, этого достойного воина. Он выехал из рядов своего отряда на своём коне; он носил свои колчаны, и он держал свою булаву; он разъезжал быстро вперёд и назад между франками и своим собственным отрядом, пребывая в великом тщеславии. И когда он трижды съехал вниз и поднялся вверх на своей лошади, он спешился и переменил лошадей, оседлав другую, и начал показывать себя франкам. Это было то, чем занимался Кантакузин, разъезжая вверх и вниз, пришпоривая своего коня, с презрением к франкам, ибо было их столь мало, и с надменностью и горделивостью, ибо было воинство ромеев многочисленно и порядком превышало франкское. Что же, он ездил вверх и вниз на своём коне; лошадь потеряла голову и принесла его в куст ежевики неподалёку от князя; лошадь споткнулась,

[5076-5099]

и оба упали. Люди князя, завидев это, побежали туда, убили кавалера и схватили лошадь. Когда великий доместик, а с ним также и Макрин, увидели, что лишились своего капитана над войском, показалось им, что они умерли сами, все они; они подбежали и забрали его, мёртвым, каким он был; они дунули в трубы, собрались и отступили ²⁴⁸.

Князь желал отправиться за ромеями, и все они отговорили его от этой затеи, остановили его, утверждая, что, если ромеи одумаются и окружат коней своими бесчисленными лучниками, они легко убьют их коней, и когда кони будут мертвы, а кавалеры упадут, они разобьют их, словно женщин и детей, и князь лишится сперва жизни, а затем и земли, и всех своих людей. Услышав такое, князь затем принял их точку зрения и воротился в свой дом в Андравиде ²⁴⁹.

Великий доместик и его воинство направились прямиком в поля Никли и прибыли туда. Он окружил замок и осадил его. И там судьба настигла его, судьба, какая, надеялся он, его минует ²⁵⁰. Турки, что были под его началом,

[5100-5128]

и числом составляли тысячу, попросили платы за службу, утверждая, что шесть месяцев уж не получали её; и великий доместик – ибо был он подавлен тем, что шёл за победой над франками и славой, а получил лишь поражение и возвращается бесчестно – ответил туркам надменно и сказал им в гневе: «Ужель не стыдно вам, мужи, не совестно, просить меня о плате, когда вы обогатились в земле василевса на товарах франков и василевса? Когда вы явились в Морею, вы были голы, наги, неимущи; и после того, как вы явились сюда, в землю василевса, и от правления его, и от множества налётов, что провели мы на франков, вы богатыми стали, а василевс – что же он получил? Скажите мне, какова прибыль его, и вы получите свою плату, иначе же ни за что, никогда в жизни, ни я, ни кто либо иной от моего имени вам жалования не даст».

Когда турки услышали это, они громко воскликнули: «Что это такое ты говоришь нам, деспот, почему ты оскорбляешь нас? В какой битве ты ставил нас так, чтобы мы не совершили ни подвига? Мы были у Приницы, там, куда явились франки, и ты не позволил нам сражаться, но отправил своих архонтов; смотри же, какую победу они добыли тебе, какую славу они тебе принесли. Слышал ли ты о каком-либо ромее, что сразился бы с франком и поразил его мечом или копьём? Всякий знает, и такова правда, франки – воины, когда в руках у них меч и копьё. Но мы

[5129-5174]

были опозорены в тот день из-за ромеев, и мы бежали с поля боя, хотя в том вовсе не было нашей вины; мы сделали это, чтобы держаться тебя, и никоим образом мы не были виноваты. И вновь ты повёл нас на Андравиду; ты грозился уничтожить князя, а когда мы явились туда, и франки построились на расстоянии выстрела из лука от нас, все готовые к бою, из-за смерти одного мужа, что был виноват в ней сам, ты повелел нам поворачиваться и бежать, подобно женщинам. Когда ты приказывал нам сражаться, было ли такое, чтобы мы отступили хотя бы на шаг или ослушались тебя? Тот, кто удерживает плату своих слуг, их жалование, позволяет им уйти, куда бы они не похотели. И ты, о, господин, в этот час позволишь нам уйти, ибо ты удерживаешь нашу плату, и мы распрощаемся с тобою и уйдём прочь, чтобы найти место, где мы сможем жить воинским ремеслом».

Они отправились в лагерь и там же держали совет; они снялись с лагеря и запрыгнули в сёдла. Они вышли из Никли и отправились своим путём, и, возвращаясь обратно, дошли до Каритены; там они заночевали тем вечером.

И когда великий доместик услышал о том, и когда ему донесли, что турки поднялись с места и ушли, они, бывшие лучшими в его воинстве, и идут к князю, что был его врагом, он сильно проклял поступок свой и пошёл бы за ними сам, чтобы вернуть их назад. Но самые осторожные, что были в свите его, говорили ему и советовали ему, что не будет чести ему в том, чтобы пойти за турками, ему, брату василевса, ибо турки были в гневе разъярены велико, и если бы случилось, что они сразились бы с ним, и были усердны, если бы, волею случая, дали бы они ему бой, и, быть может, победили бы его в том бою, было бы это вещью неподобающей и постыдной; но почему бы не повелеть архонтам, благоразумным мужам, чтобы они пошли настигли их и улестили бы их словами, сказали бы им, что ты обещаешь им их плату и столько жалованья сверху, сколько им подобает по деяниям их. Он назначил двоих архонтов, что были из Города, и дал им сопровождение, и затем они выехали. Тем вечером они прибыли в Каритену; там они нашли турок, что стояли лагерем. Они проследовали к Мелику, что был их капитаном, и они спешились и направились прямиком в его шатёр; они поприветствовали его от имени доместика, брата василевса, и архонтов: «Архонты

[5175-5206]

вельми поражены тем, что случилось, что вы отделились от нас из-за одних только слов и отринули свою клятву, и покинули свою военную службу, каковую вы должны были нести василевсу, и отправились восвояси по этой причине. Возвращайтесь, о, архонты, к клятве своей, и вам немедленно выплатят всё ваше жалование».

Затем Мелик ответил им сам, то же сделали и капитаны турецкого войска, и они говорили и отвечали такими словами: «Не подобает, чтобы брат василевса отступался от слова, какое он давал, обещаясь, какому бы то ни было смертному. Потому мы объявляем, товарищи и архонты, что великий доместик, сам, сказал нам и подтвердил своё слово, что никогда он не заплатит нам. Отправляйтесь назад и скажите ему за нас, что мы никогда не вернёмся, и ни единого дня нашей жизни не будем мы ему больше служить, ибо никогда за всю его жизнь не видели мы в нём правды. Франки же, как мы слышали, правды держатся, и мы на пути к тому, чтобы найти их и жить с ними».

Архонты собирались возвращаться, когда некий турецкий друг сказал им и советовал им остаться здесь с ними на эту ночь, чтобы турки сменили своё мнение о возвращении.

Но турки, очень рвавшиеся к князю, чтобы служить ему, задули очень ранним утром в трубы, турецкие буцины, каких они имели великое множество, свернули свои шатры и отправились прямо по дороге вдоль притока реки Алфей, и двинулись в Перигарди, по направлению к Влисири. И после того, как они явились в Сервию ²⁵¹, Мелик позвал двоих своих турок, его мудрейших,

[5207-5237]

что знали разговорный язык ромеев, и дал им также в сопровождение ещё двенадцать турок. Он послал их к князю в Андравиду, чтобы они сказали ему, с каким намерением они приближаются к нему. И когда они явились к князю Гильому, он принял их с великим почётом. Затем они сказали ему, почему они покинули брата василевса и что они направляются к нему из-за его доброго правления и его доброй славы; в войне, какую ведёт он против василевса, они помогут ему так, как только могут согласно своей силе, поскольку они хорошо осведомлены и поистине знают, что василевс сражался с ним недопустимыми средствами, тогда как каждый муж, что носит оружие, должен сражаться с врагом по правде. «Потому, государь князь, если нужна тебе наша служба, мы прослужим тебе один полный год. Если же, с другой стороны, ты не нуждаешься в нас, не принимаешь нас, мы просим и молим тебя приказать, чтобы указали нам дорогу, какой мы можем прийти в то место, откуда мы сможем переправиться в землю Анатолийскую, чтобы вернуться в наши отчины».

И князь, мудр и вельми опытен, призвал Анселина из рода де Туси – был он братом кесарю по имени мессир Филипп, что был в то время в темнице в Городе – ибо мессир Анселин был опытный муж, что в подробностях знал обычаи и язык ромеев, и повелел ему идти и встретить турок ²⁵². Он взял с собою кавалеров и сержантов

[5238-5274]

числом до трёх сотен и отправился во Влисири; там он нашёл архонтов турецкого воинства. Мелик был очень счастлив: «Я очень стремился видеть тебя, мой господин и брат, ибо ты опытный муж из Романии и знаешь, как говорить с нами по-турецки». И затем он начал говорить и сказал им, с какими намерением и целью явились они сюда. И другой отвечал ему с великой приязнью: «Добро пожаловать, мой друг, добро пожаловать, брат мой, я очень стремился видеть тебя здесь в моём обществе». И когда они потешились там, во Влисири, они тем вечером отправились в Андравиду.

Князь выехал, чтобы встретить турок, и с ним были все его кавалеры; они встретились у реки Элиакос ²⁵³. Тогда турки спешились, ибо такова их традиция, и склонились пред князем, великие и малые, кроме Мелика и Салика, бывших первыми среди них и кого удержал мессир Анселин, и они не спешились, как то сделали прочие турки. Князь лично учтиво их поприветствовал; он взял их за руки, и они отправились в путь. Турки не стали ждать, пока станут лагерем, но едучи, начали говорить и высказывать князю свои жалобы и цель, и намерение, с какими прибыли сюда, как великий доместик удержал их плату и жалование, что они заработали, и что они не совершили ничего подлого по отношению к нему, не выказали также и какого бы то ни было неуважения к василевсу. «Мы покинули его, как воины; при свете дня и в открытую мы уехали от него и явились сюда, господин наш, чтобы служить тебе оружием и верно, как то в обычае у воинов, и когда бы мы послужили тебе под твоим началом, просим тебя, чтобы в качестве награды соблаговолил бы ты отпустить нас следовать своим путём. Поистине,

[5275-5315]

наш господин, мы явились в эти края не для того, чтобы оставаться в них надолго, наше время выходит. Сегодня, господин, подготовь всё своё воинство и завтра выступим же на ромеев, против бесчестного брата василевса; никогда не находили мы правды в нём; он увлёк нас своими словами и отнял у нас нашу плату. Этого, господин, желаем мы, и об этом просим мы тебя; иди с нами вплоть до места, и оставайся в безопасности, а мы будем сражаться с ромейским народом». Услышав эти слова, князь очень обрадовался, также и знаменосцы, и все кавалеры. Он позвал мессира Анселина, своего первого советника, и просил, и велел ему приготовить воинство к завтрашнему выступлению, чтобы двинулись они прямо туда, где ромеи и великий доместик пребывают в Лакедемонии. Как князь приказал, так и случилось, и назавтра они выступили из Андравиды. Турки преданно известили князя о том, что узнали из ворожбы, какой они владели, что в первой битве, в какой они будут сражаться с великим доместиком, они разобьют его ²⁵⁴. Что ж, как скоро они вышли из Андравиды, турки выехали вперёд и с тех пор были в первой страже; у них были местные проводники, что вели их, и они шли четыре дня, пока не прибыли в Копроницу, около Аркадии; турки прибыли и стали лагерем в месте, что зовётся Мунтра, в каком есть очень славный источник ²⁵⁵. И после того, как они стали лагерем, они прибегли к своей ворожбе и узнали, так показала она, и это было правдой, что на следующий день, в субботу, они будут сражаться у гор, какие можно им было видеть оттуда. Они позвали франков, что были с ними как проводники, и сказали: «Архонты, ведите нас туда, где пребывает князь; мы должны говорить с ним о выгоде и славе, какие он обретёт». И когда проводники услышали это, они вскочили в сёдла, взяли архонтов турецкого воинства, Мелика, Салика и других пятнадцать,

[5316-5352]

и отправились к князю в Копроницу. Увидев их, князь поднялся в их честь: «Добро пожаловать, мои турки, добро пожаловать, братья мои». Они, в свою очередь, почтительно ему поклонились и сказали ему: «Знай, о государь василевс, услышь это от меня ²⁵⁶, завтра, в субботу, поутру, мы вступим в битву. Потому мы явились сюда, чтобы поведать тебе об этом». Затем они попрощались и уехали обратно.

Когда он услышал это, князь поговорил со своими капитанами и спросил совета у них у всех о том, как им следует поступить. Тогда мессир Анселин дал свой совет и сказал князю: «Господин, знай, что один из моих людей, разведчик, донёс мне, что брат василевса, великий доместик, уехал в Велигости со всем своим воинством, поскольку узнал, что мы на пути сюда, и он овладел перевалами и всеми ущельями высокого хребта, что зовётся Макри-Плаги. Потому, мой господин, таково моё желание, чтобы турки, что едут впереди наших войск, находились бы в середине, чтобы не охватил их страх, и не бросились бы они в бегство, и не проиграли бы битву, не разочаровались бы. Затем предлагаю я, мой господин, если будет на то твоё повеление, чтобы я имел первый полк во всём воинстве, турки же пусть будут в середине, а ты позади, и чтобы ехать мне поперед всех полков; уповаю на милосердие Божие, что совершу такой подвиг, какой порадует Бога и на какой ты посмотришь с одобрением».

Когда князь выслушал всё это, он одобрил это всемерно: «Приятно мне, мессир Анселин, что будет так, как ты сказал; разделимся на полки, и пусть турки будут в середине». Мессир Анселин отправился к туркам и говорил с ними льстиво, ибо был он муж хитроумный; он сказал им: «Друзья, братья, князь приказывает, поскольку вы чужеземцы и не знаете местности, пусть у меня будет первый полк, и я буду впереди, и пусть вы пойдёте следом за мною, а князь за вами; и

[5353-5380]

где бы на то ни была нужда, вы окажете помощь». И турки, услыхав, приняли это за любезность.

Тогда они сели на коней и отправились в путь. Мессир Анселин выступил со своим полком и прошёл через Калами и направился к Макри-Плаги ²⁵⁷. Там он ненадолго остановился и сказал своим людям: «Архонты, друзья и братья, знайте же, что брат василевса ожидает нас здесь со своим воинством, здесь, в этих горах и в этих ущельях, в какие мы идём. Потому я прошу вас иметь в виду, что они не смогут появиться пред нами неожиданно, так, что вы все будете охвачены страхом, но что, ибо мудрые вы мужи и к тому же воины, вы будете стоять в бою твёрдо, как храбрецы, и заслужите хвалу всего воинства; ибо – борони Боже – если обратят они нас в бегство, мы проиграем битву и потеряем всё княжество».

Когда они услышали это, они обещали ему, что все они вместе умрут за честь его. Они подули в свои трубы и принялись подниматься по склону Макри-Плаги, и достигли Фонемены. И пока они, наклонившись вперёд, забирались на гору, появились засадные отряды ромеев и напали на них с шумом и рвением; поскольку было их больше, они рассеяли франков, отступивших на добрый выстрел из лука вниз по склону; отряд ромеев убивал и громил их. Тут мессир Анселин издал громкий крик: «Парни,

[5381-5413]

товарищи, вверх и на них! Не опозорят же они нас!» И франки собрались и, повернувшись к ромеям, с копьями и мечами устремились на них; они оттеснили их вверх, к вершине хребта, к Фонемене. И такой великий шум подняли ромеи, что услышали его их прочие отряды, и другой полк подоспел им на помощь. И из-за великого числа тех ромеев, что напали на франков, они во второй раз были охвачены страхом, и они откатились вниз по склону на добрый выстрел из лука, правду рассказываю я вам, и так они были побиты, как соколы бьют ворон. Тогда мессир Анселин взревел мощно и сказал своим товарищам: «Архонты, что это? Не стыдно ли вам, что мы играем, точно малые дети? Всё так, как будто мы играем в игру, что зовётся салками; так умрём же сегодня, нежели будем посрамлены; все вы, со мною, устремимся же на врагов наших». Тогда франки были пристыжены этими словами и все вместе они воспряли духом и ринулись на ромеев; своими мечами они принялись рубить их. И увидевших это ромеев обуял страх, и, убегая, они поднялись на вершину хребта.

И турки, что шли во втором полку, когда услышали гул, какой издавали ромеи, быстро взбежали по склону и прибыли на место; и когда они нашли, что ромеи напуганы, они напали стремительно и убивали, и громили их. И когда они услышали гул испуганного войска, те, другие отряды ромеев, что были в засаде, все обратились в бегство, все убегали туда, куда только могли.

И тогда мессир Анселин позвал своих людей – ибо имел он брата, кесарем звали его, что содержался в темнице в Городе –

[5414-5439]

и сказал: «Что за злая судьба досталась мне, ни одного и ни двух архонтов или капитанов не схватили, чтобы можно было обменять на них господина моего брата, что является кесарем Романии и кого удерживают в Городе, в темнице в старых палатах?»

Затем, услышав это, некий муж из его сержантов, по имени Пьер Кумэн, так его звали ²⁵⁸, сказал: «Что буду я иметь, мой господин, с того, что укажу тебе их?» И мессир Анселин отвечал ему: «Всё, чего бы ты ни пожелал, кроме моей жизни, чести и всего, что может отразиться на ней».

Выслушав предложение и обещание, сделанные ему мессиром Анселином, этот сержант сказал ему: «Идём со мной, и я покажу тебе, где они». Он взял его, и они поднялись к пещере, что между двумя горами, в ущелье, где сегодня стоит замок Гардики. «Узри, господин, там, внизу, в ущелье, великий доместик и Кавалларий, а за ними Макрин на другой стороне пещеры ²⁵⁹. Восемь турок удерживают их и говорят с ними, оскорбляя их и унижая велико; они удержали их плату и сделали их своими врагами». Когда мессир Анселин подошёл к пещере и заглянул внутрь, и узнал тех архонтов – он хорошо узнал их по оружию, что у них было – он закричал громким криком и сказал туркам:

[5440-5475]

«И что это вы делаете, мои друзья и братья? Позаботьтесь о том, чтобы не совершить предательского поступка; немедленно приведите их сюда под сильной стражей». Турки, когда узнали его по оружию, что он носил, сказали: «Это мессир Анселин зовёт нас». Они быстро разоружили их и привели их наверх к нему; держа их, турки представили их пред очи его. Он воздел руки и поблагодарил Бога, ибо было ему донесено, и это он считал правдой, что сможет он брата своего выменять на них. Он приказал, чтобы зазвучала его собственная труба; он взял их и с великой радостью отправился в Велигости, где он передал их князю, что одарил его большим подарком и глубоко поблагодарил его.

После того, как франкское воинство собралось в Велигости, они провели подсчёты, чтобы увидеть и узнать, каких воинов они взяли в плен. Итак, они провели свои подсчёты и узнали истину: они держали под стражей живыми великого доместика и Макрина, и также они ещё держали Каваллария; ещё держали они триста пятьдесят четыре архонта и севаста, и это всё были архонты названные; и с ними они обнаружили архонтопулов и других мужей числом пять раз по тысяче и тридцать, и больше ²⁶⁰.

Тогда князь приказал, чтобы все его войска отдыхали в городе Велигости. Затем, после того, как они отдохнули в тот день, поутру туда явились все архонты Скорты, что все подняли мятеж; они просили его о милосердии и о том, чтобы он простил их. Затем все его кавалеры молили его простить их и о том, чтобы оказал он им милосердие. И князь, ибо был он господин мудрый и добрый, спокойным, учтивым, любезным, таким он был во всех делах, скоро простил

[5476-5517]

их и повелел, чтобы они поклялись ему отречься от своего злого пути и быть ему верными. На следующее утро князь Гильом приказал, чтобы ромеи, брат василевса и все капитаны, были приведены к нему, чтобы мог он их видеть собственными глазами и говорить с ними. Тогда первым привели великого доместика, брата василевса, коего он теперь весьма стремился увидеть, коли уж он оказался в его плену. Когда он появился, он встал, чтобы его встретить, и учтиво приветствовал его, и, держа его за руку, усадил его по сторону от себя. После того сели также и капитаны, и затем он начал говорить, и сказал доместику, что они поклялись с василевсом, что всегда будут вместе и что будут соблюдать мир, и что никогда не преступят той связи, какая скрепила их посредством крещения; но он преступил её и нарушил клятву, и развязал войну, и отправил полки. Он разорил его землю грабежом и войною, и этим преступление он совершил, ибо был василевс; потому Бог, мститель за всё, увидев злодеяние и убийство, что совершил он, рассердился и разгневался на него. «Смотри, что случилось, злодеяние василевса пало и на тебя. Смотри, мой брат и господин, как много людей имел ты под Приницей, и верно, около восемнадцати тысяч кавалеров и пехоты, туда ты пришёл с великой самоуверенностью, с надеждой и ожиданием, что захватишь Морею; три сотни франков, что были моими сторонниками, пошли на тебя, и они выиграли битву, и тебя побили. А потом вновь, брат, в Макри-Плаги, просто взгляни, что случилось с тобою и воинством твоим. Ныне я не хвалюсь, не славлю себя, но я Бога благодарю, во всём справедливого, ибо он отомстил за меня, как вы сами видели».

После того, как князь Гильом закончил всё то, что рассказывал и с чем обращался к доместику, великий доместик, в свою очередь, начал говорить и так отвечал князю: «Нет, брат, князь Морейский, меж нами того равенства, чтобы я мог говорить об этом деле, как должно, ибо я, увы, нахожусь в плену, и ты меня держишь в оковах.

[5518-5557]

Как бы то ни было, пусть бы ты отрубил мою голову на месте, всё же не откажусь я от того, чтобы говорить и дать ответ на всё, что сказал ты, ибо было это обвинением против меня. Верно, не подобает благородному мужу похваляться, когда удача приносит ему победу в бою и вручает ему власть над тем, с кем сражался он и кто был врагом его; случайности войны всему свойственны. И в том, что сказал ты о моём господине, василевсе ромеев, ты глубоко неправ; ибо все люди знают, и такова правда, что земля Морейская твоя не по наследственному праву; ты удерживаешь её силою деспотической, но это отчина василевса ромеев; и в грехе мятежа твои предки явились и отняли землю у василевса, и ты владеешь ею. Взгляни же, как твои грехи и убийства предали тебя в руки моего святого господина, василевса; и если бы он пожелал, то имел возможность сотворить с тобою всё, что пожелал бы в то время, ибо был василевс. Но он очень милостив и по отношению ко всем людям христианин; с честью он отпустил тебя из темницы своей, с договором отпустил он тебя, и ты дал ему клятву в том, что никогда не нападёшь с оружием ни на него, ни на его людей; и он породнился с тобою через крещение, чтобы укрепилась ваша дружба. И после того, как ты был отпущен оттуда, из его темницы, и явился сюда, в Морею, ты ни минуты не медлил. Тотчас ты собрал войска и сам вооружился и отправился в Лакедемонию, чтобы показать себя миру; ты искал славы пустой, чтобы владение твоё блистало, и ты предал василевса и попрал свою клятву, и содеял полную противоположность тому, что обещал, и начал войну после того, как вооружился. Таким образом, тебе случилось совершить преступление и попрать свою клятву; и, если бы ты вспомнил, что случилось с тобою при Пелагонии, никогда бы ты не был хвастлив и не принижал бы других. Ибо несчастья в жизни и также в войне не приходят все вместе, не должны они и вызывать какое-либо хвастовство. Как бы то ни было, если накал обстановки и печаль от моего пленения побудили меня сказать больше, чем

[5558-5597]

следовало бы мне сказать, тогда да буду я прощён тобою и капитанами».

Князь мудро отвечал ему таким образом: «Знаю я, брат доместик, многие слова сказал ты и произнёс из-за печали своей, и я, как муж благородный, стерплю их от тебя, ибо ты находишься у меня в плену. Но если бы это происходило где угодно ещё, и ты был бы свободен, и сказал бы, что я отрёкся от собственной клятвы, что я давал, даже если бы то был сам василевс, я бы бился с ним насмерть. Но поскольку ты находишься под стражей, я прощаю тебя; весь люд знает, что я не совершал преступления. Из-за лжи, какую вероломные ромеи Монемвасии сообщили ему отсюда, василевс, поверив их словам, послал сюда войска и принялся воевать, и совершил грех. И да простит его Бог Вседержитель, ибо мне донесли, что другие обманули его, и он поверил их словам, и послал сюда войска, и начал нашу войну, и этим принёс нам обоим ущерб».

После этого обе стороны замолчали и обвинили монемвасийцев. После этих событий, вечером, князь с советом каждому, согласно его положению, предписал определённую темницу. Великого доместика он отправил в Хлумуци, а с ним вместе также и Каваллария, других же он отправил в другие свои замки. И как скоро он отослал их, как я поведал вам, он приказал, чтобы позвали всех его капитанов, равно как и мудрейших мужей всего его воинства. Он держал с ними совет о том, как им следует поступить, откуда им стоит выступать, куда им стоит идти и куда им стоит ехать; некоторые сказали, что им должно разъехаться, каждому уехать в свой собственный дом, чтобы немного там отдохнуть, ибо устали они; другие, более благоразумные и те, кто был ранен, согласились ехать в Лакедемонию, ибо это был город вельми подходящий для отдыха воинству, и они имели изобилие припасов для того, чтобы снабжать себя и выдержать осаду Мистры. И если бы по воле случая они нашли способ захватить замок, они таким образом могли бы завоевать всю землю.

[5598-5641]

Немедленно князь заговорил с мессиром Анселином, что был первым архигом над всем воинством, и Жаном де Катава, его протостратором ²⁶¹, и повелел им готовить войска выступать и идти в Лакедемонию, как было советовано.

И они со всем возможным рвением подготовились и выступили; следующим утром они прибыли туда. И когда они прибыли туда, то обнаружили там следующие донесения: большая часть ромеев этого города со своими семьями ушла в крепость Мистры. И когда князь нашёл город очищенным от местных замковых воинов, он весьма опечалился, и это показалось ему очень плохо. Он немедленно разделил и дал их дома неким прочим, кого он поместил туда жить, что были франками с земли, мужами правдивыми, кому он мог доверять больше, чем всем остальным. Затем он приказал своим воинам идти разорять города и предместья, что были восставши. Он снабдил город Лакедемонию; он поместил в него воинов и приказал, чтобы они отстроили его и укрепили его любым образом, каким нуждались.

Его войска нахлынули на Ватику и Гелос и разорили страну вплоть до Монемвасии; затем они разграбили и разрушили Драгалигос и всю Цаконию, опустошая земли; они снабдили город и людей, коих поставил туда князь, чтобы жили они в достатке, и потому он решил провести там зиму.

Но такова участь людей, судьба их, что они ожидают того, что случится одно, а настигает их совсем другое, и рок, что нависает над людьми, не медлит ни мгновения; не прошло и месяца, как князю Гильому были принесены доклады о том, что восстали скортийцы, пошли с ромеями и обложили осадой замок Аракловон, и разместили людей в Каритене с намерением удержать её для василевса. Услышав это и будучи поставленным об этом в известность, князь снабдил замок Лакедемонии людьми и припасами для их существования, и взял своё воинство, и отправился в Велигости. Он призвал капитанов всего своего войска; и они вместе держали совет о том,

[5642-5680]

где они могли бы войти в ущелье Скорты, ибо округа была полна горами и перевалами, и суровыми проходами. Князь позвал хитроумного воина мессира Анселина и заговорил с ним в искреннем духе. «Ты, брат и товарищ, много для меня сделал; по совету и мудрости, какие я от тебя получил, я достиг великих успехов и боевых побед, от которых приобрёл выгоду, что всякому люду известно, в войне, какую мы ведём против василевса. Потому, брат, друг мой и родич, вновь я прошу тебя и молю тебя, чтобы ты сделал это для меня из-за произвола, что с презрением учинил против меня мой племянник, господин Каритены, изменник великий, что отверг землю свою и меня, дядю своего, от которого он владения свои держит, какие имеет он от меня, и самолично отправился показать себя в королевство Пулию; а также из-за злодейства и коварства двуличных скортийцев, этих изменников, что предавали меня уже больше, чем дважды. Веди турок, каких мы недавно с нами имеем, чтобы вошли они в ущелье Скорты и сожгли и разорили дома и деревни, и пусть на месте будут убиты всякие люди, каких они застанут, и пусть всё, что заберут они у них, оставят они у себя во владении».

Тогда мессир Анселин, ибо был он муж мудрый, заметил, что князь был огорчён, и сказал, и обещал ему, что всё, что повелел он, он исполнит, и сладкоречиво отвечал: «Господин, не гневайся; и я сделаю всё, что желаешь ты и что удовлетворит тебя». Он позвал капитанов, Мелика, первого из всех, и в подробностях передал ему приказ князя, что он повелел им войти в ущелье Скорты; что какую бы добычу и добро не захватят они, всё могут себе оставить он и его турки. И Мелик, услышав это, был доволен и ответил ему, что охотно сделает это, возрадовались великие и малые. Он расставил их так, чтобы они были разделены на три отряда; мессир Анселин дал ему местных проводников.

[5681-5727]

Турки вторглись в Скорту и заполонили, сожгли и разорили землю и селения; всех, кого они застали с оружием, всех тех они зарубили, и всех тех, кто упал к их ногам, к ним они были милостивы и отвели их князю и отдали их. И когда увидели это архонты Скорты, они бежали в горы и на высокие вершины; они вместе держали совет о том, как им следует поступить. Они отправили гонца к князю и просили его о милости и том, чтобы простил он их, отрицая то, что они восстали; за тем, что содеяли они, стояли, мол, иные причины. Они вместе держали совет о том, что им делать с войной против ромеев и против их василевса, ибо их господина, того, что из Каритены, не было с ними.

Когда князь услышал это, он не собирался принимать их; лучшие мужи и все капитаны, что с состраданием и дружбою относились к господину Каритены, просили князя, на коленях умоляли его простить людей, коли они уж попросили пощады. И князь, ибо был он муж разумный, охотно сделал это. Тут же он послал гонца Мелику, чтобы тот прекратил свои налёты и явился к нему. И тот, когда узнал, отправился в Велигости и приветствовал князя, что хорошо его принял.

Тогда князь распустил своих людей, и каждый вернулся к своим. И он поехал в Морею со своею дружиной, и все, кто был из Мореи, сопровождали его ²⁶². Также и турки поехали туда с ним, и когда они прибыли туда, они просили, чтобы князь отпустил их, как то следовало по договору, что заключили они, когда впервые встретились в Андравиде. Ему их отбытие показалось вельми печальным; он приказал, чтобы им было выплачено полное их жалование, и одарил Мелика подарками, и предложил ему гостеприимство. Он просил его и говорил ему остаться с ним ещё всего на шесть месяцев и затем уехать; и тот отвечал ему, рёкши ему скромно: «Мой господин и василевс, надеюсь я, что моя служба принесла тебе выгоду и прибыль. Когда я договаривался с этим врагом Божиим, доместиком, там, в Городе, обещался я служить ему год; а теперь два года прошли, как я вдали от земли своей. И они, те, кто со мною, все товарищи мои, не позволят мне остаться здесь, в этой

[5728-5758]

земле. И я молю тебя, мой господин, не настаивай на том, ибо клялся я воротиться в отчизну свою».

Видя это, князь не давил на него; он одарил его подарками, и велики они были, как и дружба его, и отпустил его прочь с проводниками, и тот отправился во Влахию. На деле случилось так, что некоторые из них охотно остались в Морее; и князь повелел, чтобы все они были крещены. Двух сделал он кавалерами и дал им пронии, и дал им даже и жён, и они родили детей, что и поныне в Морее, в Вунарви, в Ренте ²⁶³.

На сём месте я прекращаю говорить о том, о чём рассказывал вам, и далее поведаю вам о воине том, господине Каритены, о том, что делал он и где был в то время, пока князь воевал, и о том, что не было его в Морее, пока шла война с ромеями в то время, о котором я вам рассказываю, но да слушайте, что я скажу. Пока князь Гильом вёл войну против василевса и его брата, господин Каритены (что считался одним из лучших кавалеров мира и был воином, знаменитым во всём королевстве), ведомый дьявольским грехом и женолюбием – каковое погубило многих других разумных мужей и воинов! – он полюбил жену некоего кавалера, одного из его дружины, имя которому было мессир Жан де Катава. Он забрал её из Мореи и увёз в Пулию, говоря, что они отправляются туда в паломничество в монастыри, к св. Николаю в Бари, и что он поедет в Рим, и также к Архангелу, и в большой монастырь, что стоит на вершине горы возле Манфредонии ²⁶⁴. В то время

[5759-5796]

король ²⁶⁵ Манфред был королём в Пулии и господином Сицилии и всего королевства ²⁶⁶; и когда он узнал от неких мужей, что пришли и сказали ему, что господин Каритены прибыл в Пулию, муж, во всей Романии славный оружием, он был удивлён велико и спросил о том, каковы его цели и намерения и что ему нужно. Кто слышал об этом от его дружины, ответили ему, что желают они совершить паломничество к святым монастырям, что находятся в его королевстве и съездить в Рим; и некто другой, муж проницательный (был он умудрён опытом и имел в дружине господина Каритены какого-то своего родича, что передал ему истинные причины и намерения), говорил с королём лично и раскрыл ему истинные причины и намерения, и всю правду; господин Каритены, прославленный воин, полюбил жену одного из своих кавалеров и увёз её из Мореи, и они явились сюда, в Апулию, чтобы стала она ему здесь любовницей и насладился он ею.

Услышав это, король Манфред пришёл в великое беспокойство и оплакал позор благородного воина; он послал кавалера с достойною свитой, и тот поехал к мессиру Жоффруа, господину Каритены. Он говорил с ним от имени короля и просил его поехать туда увидеться с ним, ибо нужно было ему поговорить с ним. И он, услышав это, вскочил на коня своего и со всей своей дружиной отправился к королю.

Увидев его, король Манфред встал, чтобы встретить его, взял его под руку, усадил его с собою рядом и начал спрашивать его, почему он явился туда. И тот отвечал; он приехал, чтобы совершить паломничество в монастыри, в чём он поклялся в то время, когда был в Городе, в темнице василевса града Константинова. И король отвечал ему, и говорил такие слова: «Я удивлён, что, при всей хвале, какую тебе и уму твоему поют, ты, воин, славный оружием, покинул своего господина князя Гильома

[5797-5844]

во время столь жестокой войны, какую ведёт он с василевсом Константинополя, когда такая нужда ему в войске есть. Мужу благородному не следует лгать, равно как и воину, столь же, сколько ты, знаменитому, и всякому благородному мужу подобает взволноваться и опечалиться велико, буде он узнает, что ошибся в сём. Господин Каритены, я хочу, чтобы понял ты и осознал, что мне известна правда, причины и намерения, ради которых явился ты сюда, и ею я огорчён, Бог о том ведает, из-за славы, каковою увенчан ты. Связь твоя противна, и я говорить о ней не желаю. Тем не менее, из любви к тебе я раскрою её, чтобы ясно понял ты, как дурно ты поступил. Ты покинул князя, своего господина, что продолжает вести трудную войну против василевса, и ты попрал свою клятву, какую давал ему, и ты отрёкся от своего господина, будучи неверным ему. И даже боле, великое предательство, ещё одно противное деяние совершил ты, ты забрал венчанную жену у своего кавалера, твоего человека, и теперь вы странствуете с нею, хотя ты давал клятву ему, а он – тебе. Итак, поскольку слава твоя велика, я даю тебе долгий срок, пятнадцать дней, чтобы ты покинул землю мою и отправился в Морею на помощь своему господину князю в той войне, какую ведёт он против василевса ромеев. Если же обнаружат тебя в моих землях по прошествии двух недель, то, клянусь тебе на том короной своею и душою своей, повелю я, чтобы на месте тебе отрубили голову.

И когда мессир Жоффруа, господин Каритены, услышал, что король сам всё узнал про него и рассказал ему о тех грехе и преступлении, что совершил он, от стыда и позора, какие испытал он пред королём, его голос дрогнул, и сказать ему было нечего. Однако он ответил королю так, как только мог: «Господин король, я благословляю тебя, я падаю пред тобой и преклоняюсь пред тобой; всё, что сказал ты мне, что говорил, говорил ты подобно Богу, ибо и сам я знаю о преступлении, какое совершил; и я преклоняюсь пред тобой и благодарю твоё величество за это, и теперь я уеду и покину это место, и отправлюсь к моему господину князю Гильому».

Он просил разрешения удалиться, и король дал его ему. Он воротился в свой лагерь, собрал свою дружину и спешно выехал оттуда, он уехал и отправился прочь. Через шесть дней он прибыл в Бриндизи; он нашёл готовую галеру и взошёл на неё, и через три дня был в Кларенце. Он спросил, где он мог бы найти

[5845-5890]

князя, и тот, кто знал, поведал ему о том; князь Гильом был в Андравиде. Он проводил высокое собрание со всеми капитанами, архиереями, боргезе и кавалерами, и они вместе держали совет о сообщении, какое получили; сообщение было им доставлено не очень хорошее. Большой отряд воинов высадился в Монемвасии; василевс послал их, чтобы укрепить свою землю и войска, что оказались в опасности.

И когда господин Каритены услышал то, о чём рассказываю я вам, что князь в Андравиде со всеми своими капитанами и кавалерами, он велико возрадовался в надежде на то, что все они, ибо любят его, вынудят князя Ахеи простить его. Его тамошние друзья одолжили ему лошадей; он ехал быстро и направлялся в Андравиду; все встретили его и обрадовались вельми. Он попросил их всех как братьев и друзей; он сказал: «Теперь могу я видеть, кто из вас, мои родичи, друзья и братья, поистине любит меня, да поможете вы мне в преступлении, что совершил я, ибо вы хорошо знаете, что я тяжело обидел своего господина князя Гильома».

Все обещали ему, великие и малые, что помогут ему изо всех своих сил. Они взяли его и пошли прямо к князю, туда, к святой Софии, где он временно обитал. Затем он поклонился князю Гильому; князь был сердит на него и выказал ему свой глубокий гнев, и было у него на то непреложное право, ибо он надеялся на него, даже более, он был уверен в том, что он поможет ему при всякой нужде, а он покинул его в минуты великих его усилий. Господин Каритены, прославленный воин, был мудр и знал, какое преступление совершил, и он снял свой пояс и облёк его вкруг своей шеи; он рухнул тотчас на пол и воззвал к милосердию, и в присутствии всех сказал князю: «Господин, я совершил преступление и пришёл к тебе, чтобы ты мог судить меня». Эти слова, что передаю я вам, он сказал ему на коленях. Архиереи и все прочие капитаны и кавалеры тотчас упали на колени с ним вместе, так уговаривая князя: «Прости его Христа ради, господин наш, сделай это, и, если он снова впадёт во грех, отруби ему голову.

[5891-5921]

Ты знаешь, господин наш, что за войну ведёшь ты нынче; мы нуждаемся в ещё людях, что помогли бы нам». И князь, ибо был он всегда милостив и разумен, ответил им так и говорил такие слова: «Архонты, знайте и хорошо поймите; господин Каритены – племянник мой и мой человек, и первейший из них, и чем больше грешит он, тем сильнее скорблю я. И всё же, из-за любви вашей и ваших просьб, пусть будет он на сей раз снова прощён». Все поклонились ему и поблагодарили его, и он вернул ему его замки и земли. Затем князь заговорил перед всеми своими людьми: «Архонты, все вы знаете, что за преступление совершил он в те дни, когда находился вместе с мегаскиром; он сражался в поле против меня. Я простил его, как все вы знаете; я возвратил ему его землю, чтобы вовек держал он её, словно новое пожалование, чтобы и дети его унаследовали её, поскольку он лишил себя её через преступленье своё; так и теперь, снова я хочу, чтобы держал он ту же землю от меня отныне и впредь ²⁶⁷».

Поскольку был он теперь прощён, господин Каритены уселся в совете, он и все капитаны, князь, о ком я рассказываю, и все кавалеры. Князь просил их дать ему совет насчёт людей василевса, о которых он слышал, что они появились. «Поскольку на то была воля Божья и пресвятой Богородицы, чтобы господин Каритены вернулся к нам, дайте ему войска и людей, чтобы он отправился в Никли и встал там, чтобы биться и защищать землю, а затем, если в том будет нужда, мы все поможем ему».

[5922-5961]

В этом месте я закончу говорить и рассказывать о князе Гильоме и его людях и поведаю вам, чтобы вы знали о том, как брат короля Франции, мессиром Карлом звали его, господин Прованса (Папа же короновал его королём Сицилии), породнился и заключил договор с князем Мореи, тем Гильомом, а сын короля взял в законные жёны княжескую дочь, мадам Изабо, с соглашениями и договорами, что заключили они друг с другом о том, что сын короля унаследует княжество, а князь будет держать свою землю от короля.

В то время, о котором я говорю, рассказываю и повествую, граф, кого звали д’Анжу, господин Прованса ²⁶⁸, имел от жены своей графини трёх красивых дочерей, что были их детьми. Тогда старшая (что была наследницей) вышла замуж за младшего брата короля Франции, мессира Карла, так звали его, и был он воином знаменитым. Со своею женой он унаследовал все владения графа д’Анжу и всё его графство. Тогда король Франции взял в законные жёны вторую сестру, дочь графа. Некоторое время спустя третью сестру тех двоих, о ком я уж упоминал, взял в венчанные жёны король Англии и сделал её королевой. И после того, как граф Прованский выдал замуж трёх своих дочерей, как я и говорил вам, некоторое время спустя граф умер, и наследственным господином в его земле остался мессир Карл, брат короля Франции, ибо он был женат на самой старшей сестре из троих.

Итак, в это время и в эти годы василевс Фредерик Алеманский правил королевством Сицилия, в дополнение к этому, говорю я вам, был он и в Пулии господином. Он отнёсся с жестокостью к Папе и отобрал у него Кампанию, также и Романью и власть над Римом; он изгнал Папу, что выехал из Рима

[5962-5997]

и бежал в Венецию, чтобы он не убил его. Оттуда Папа и Церкви отлучили его и его земли, и его сторонников. И не было церкви, где пелись бы гимны, где служилась бы литургия, детей не крестили, усопших не отпевали, и ни одной пары не могли повенчать. Он был навсегда отлучён во всех церквях и во всех королевствах по всему христианскому миру, и в монастырях, и архиереями всего света ²⁶⁹.

Василевс Фредерик имел сына, однако незаконного; Манфред, так звался он, князь Салерно; был он господином над Капуей и всем, что в ней. Василевс Фредерик скончался, и король Манфред был коронован королём Сицилийским, и володел он всем, что его отец держал; также и он держал земли и обладал над ними властью; церковь он осквернил, как и подобало тирану, каким он был. И когда прошло некое время, скажу я, дело Папы победило, и он воротился в Рим. Теперь он знал и понимал, что мессир Карл (звался он графом д’Анжу, господином Прованса и был братом короля Франции) был прекрасным воином, прославленным в мире. По совету архиереев и кардиналов он отправил письмо ему и также брату его, благословляя и прося, и обещая, что, если возьмётся он от его имени вести войну против короля Манфреда (этого тирана, что держал земли и имущество церкви), дать ему бой и разбить его, то сокровищница Святого Петра и все его деньги будут в его распоряжении, сколько бы ни понадобилось для найма войск. И все те, кто веруют во Христа и все, кто был крещён, примут крест, чтобы идти с ним; он вручит ему церковный скипетр, и детям его он перейдёт по наследству, и будут ему петь хвалу

[5998-6024]

как королю, и будет он увенчан короной, и станет он королём Сицилии и королевства Пулийского ²⁷⁰.

И когда этот великолепный, храбрый мессир Карл, говорю вам, граф Провансальский, узнал о том, что Папа обещал и написал ему, немедленно он от того отказался, говоря и рассуждая так, ежели предпримет он это, то вовлечёт короля Франции, брата своего, в раздор и великую войну с алеман ами, а также и с гибеллинами; и будет на нём лежать грех вины за пролитую на войне кровь и страдания народа христианского. В это время произошла та история, которую я ныне запишу для вас.

Король Франции пожелал устроить праздник и торжественный пир с родичами своими; дал знать он о том своему свояку, королю Английскому, дружески написав ему и прося навестить его вместе с королевой, его свояченицей, чтобы могли они встретиться в Париже и отпраздновать. И тот, полный искренней любви, согласился; весьма приятным казалось ему встретиться и веселиться. Итак, он взял королеву, хорошо приготовился, и они приехали в Париж, и две королевы обрадовались велико встрече своей, когда увидели друг друга. И однажды в воскресенье было устроено великое празднество, и двое сестёр, двое королев, встретились;

[6025-6068]

была вторая королевой Французской, а третья – Английской. И пока сидели они в королевских покоях, явилась туда также и первая сестра, графиня Прованса, что держала отцовское наследие. Увидев, что она пришла, они встали и приветствовали её; и вот они сели все вместе, как то свойственно женщинам. И как скоро они сели все вместе, королева Франции, что сидела посередине, сказала первой сестре, графине: «Не подобает тебе, добрая сестра, сидеть с нами так, будто ты нам ровня, ибо мы королевы; отличаемся мы от тебя положением».

И когда благородная графиня услыхала такие речи, устыдившись и огорчившись, встала она; она покинула их немедля и вернулась домой, и вошла в покои свои во многих слезах. И затем появился граф Прованса; он спросил из-за дверей, где графиня, и некто отвечал ему и сказал ему: «Господин, она в покоях своих, я думаю, она почивает». И граф c лёгким сердцем вошёл; тогда благородная госпожа услыхала, что приближается граф и утёрла глаза свои рукавом. Тут граф увидел, что глаза графини опухли от многих слёз, и тогда сказал ей во гневе: «Из-за чего ты плачешь, графиня?» И она хотела было умолчать, скрыть то, что произошло. Тогда он немедля поклялся страшною клятвою и сказал: «Если сей же час не поведаешь ты мне правдиво о том, почему ты плачешь, я побью тебя так, что ты заплачешь по-настоящему».

И она, испугавшись, рассказала ему правду; что ездила она повидать двух своих сестёр, и присела с ними на разговор, «и поскольку села я с ними, как с равными, и не оказала им почтения из-за того, что были они королевы, сестра моя королева Франции заговорила со мной и сказала мне: «Не подобает тебе, моя добрая сестра, сидеть с нами, как с ровней, словно ты того достойна, ибо должно, чтобы почёт нам оказывался больший, чем графине или дукине, или какой-либо иной женщине». И я, услышав это, немедленно опечалилась так глубоко, что от стыда и горя уехала оттуда и вернулась сюда, в покои мои, и плакала безутешно».

[6069-6116]

Когда граф услышал это, поклялся он страшною клятвой и сказал жене своей, графине: «Клянусь тебе в этом Христом и матерью его, не успокоюсь я и не удовольствуюсь ничем до тех пор, пока не будет так, что станешь ты королевой и наденешь корону».

Он тут же покинул её и отправился к королю, своему брату, говорю вам я, королю Французскому, туда, где беседовал он со своим свояком, королём, что зовётся королём Англии. Он подошёл к нему и заговорил с ним: «Господин король и брат, хорошо должно быть тебе известно, что наш святой отец, Римский Папа многое множество раз посылал мне благословение и просьбу идти в Рим, и если я сойдусь с королём Манфредом в войне, и сражусь с ним и его воинством в поле, он коронует меня королём Сицилии и вручит мне скипетр так, что буду я защитником Церкви Римской. И никогда не желал я пойти на это, Бог о том ведает, ради тебя, дабы не вовлёк я тебя в войну и беду, чтобы не бился ты с королём Алеманским и также его сторонниками, всеми этими гибеллинами. Что ж, господин, обрёл я ныне желание совершить это; и потому прошу я тебя, склоняюсь перед тобой, как перед господином моим и братом, укажи мне путь, господине, о том прошу первом, и также помоги мне деньгами и людьми, чтобы отправился я от тебя в славе, как то чести твоей подобает».

Тогда, как услышал это король, он одобрил это всецело, и так заговорил со своим братом: «Благодарю того Василевса, что создал мир, за то, что внушил он тебе желание сделать это, ибо дело это достойное и мироспасительное. И пусть Царь Славы будет свидетелем моим, хотел я советовать тебе совершить это по воле своей, чтобы ты это сделал. Но боялся я при том, что ты можешь подумать, будто я желаю избавиться от твоего общества. Что ж, поскольку Бог внушил тебе сие желание, и хочешь ты, как сам сказал, совершить поступок этот, возьми деньги наши и также и людей наших, и найми добрых воинов, чтобы те шли за тобою, и да помогут тебе Бог, и благословение нашего пресвятого отца, равно как и благословение моё, брата твоего; ибо уповаю я на Бога и на святую Богородицу, и на мудрость и военное искусство, какими обладаешь ты, что содеешь ты это во славу Церкви, а также и меня, и тебя, и всех родичей наших».

[6117-6159]

Тогда граф, ибо мудрым он был и искусным, поблагодарил короля, господина и брата своего, и затем приготовился; он взял деньги и нанял великое воинство, опытных мужей, кавалеров и пехотинцев, всех воителей храбрых. Он попрощался с королём и отправился в Прованс, снарядил свои корабли, взошёл на них и в том же месяце явился в Рим ²⁷¹.

Рим отстоит от моря на двенадцать миль; и после того, как он высадился, и сошли его люди с судов, он повелел, чтобы доспехи и съестные припасы, и снаряжение, были навьючены на мулов или погружены в телеги, и были собраны также и боевые, и скаковые кони, и вышли они, и направились прямым путём в Рим.

Когда пресвятой Папа Римский услышал, что мессир Карл, граф Прованса, подходит с блестящим воинством, цветом Франции, он воздел руки горе и восславил Бога, святого Петра и равно святого Павла, что смягчили сердце его до того, что он явился пресвятой Церкви на помощь в борьбе с тиранами; ибо только что узнал он и уповал в том на Бога, что исчезнут все тираны и враги Церкви, и останется он на престоле римском. Затем выехал Папа с благородными мужами города Рима и также кардиналами своими, как то подобало, навстречу графу из-за радости своей, какую почувствовал, узнав о его приезде, и чтобы воодушевить его; с великими почестями встретил он графа Прованса.

И после того, как они въехали и явились в Рим, каждый спешился в своём жилище. И как скоро они разместились по домам, точно как рассказываю я вам, Папа отправил пятерых кардиналов, четырёх митрополитов и двенадцать епископов, к графу послал они их, прося его прийти увидеться с ним и говорить с ним; они сопроводили его с великим почётом. Тогда пресвятой Папа поднялся, чтобы приветствовать его, взял его за руку и усадил его рядом с собою. «Добро пожаловать, благородный муж, кровь Франции, защитник христиан, сын Церкви». Он начал просить его

[6160-6201]

о сообщении от короля, его брата, говорю я вам, короля Французского; и после того, как он пересказал ему слова короля, он поблагодарил его и пропел ему тысячекратную хвалу за то, что явился он туда, и не оставил Церковь в нужде, отчего была ему честь и слава, а христианам и Церкви всей – мир и покой. И после того, как они побеседовали и обговорили всё, что желали, граф воротился в своё жилище. И затем пресвятой Папа повелел, созвать всех на собрание, великих и малых; он держал высокий суд, и созвал ныне собор великий, и пригласил туда тех, что приехали в то время с графом, и также благородных людей Рима. Папа отслужил литургию в святом Петре, и после того, как он сказал последнее слово службы, и вышел из алтаря, Папа собственноручно возложил на голову мессира Карла золотую корону короля Сицилии; все свидетели, великие и малые, восславили его ²⁷².

И после того, как граф д’Анжу был коронован королём Сицилии, он не желал никоим образом тратить своё время; он пошёл к Папе и сказал ему: «Господин, святой отец, я приехал сюда не для того, чтобы сидеть, словно женщина, теперь, когда начал я войну с королём Манфредом и его гибеллинами, врагами Церкви, что от неё отлучены. Я не хвалю себя сверх меры, и сам по себе я не могу биться с тиранами и врагами всей Церкви. Но поскольку восседаешь ты на престоле римском и поставил меня защитником Церкви, прикажи и напиши во все королевства, чтобы все, кто в Христа веруют и тебе послушны, чтобы все они помогли тебе людьми своими так, чтобы мог ты дать бой врагам Церкви». Когда пресвятой Папа Римский выслушал это, показалось ему привлекательным то, что сказал король. Он немедленно приказал составить письма и разослал гонцов в королевства и по всей Италии, с благословением и приглашением, таким, чтобы явились они на помощь ему, чтобы изгнать из земель и владений Церкви тиранов и нечестивых, что её позорят. Из всех королевств прибыли могучие войска, и все, кто явился из Италии, были гвельфами. И после того,

[6202-6240]

как все они собрались в Риме, король разделил их на полки и поставил над ними начальников, и повелел, чтобы вышли они из города Рима. И сам он вооружился так, как ему как королю подобало; облачённый в свои доспехи, явился он к Папе и на коленях просил его благословения. И Папа благословил его и перекрестил его; он велел, чтобы изображение святого креста было нашито в левой части его груди, чтобы мог он носить его с собой; так же благословил он его людей, великих и малых, всех и каждого, и он помолился за них и сказал: «И все те, кто погибнет от меча в сём походе, заслужат прощение Христово, и Папа также им отпустит все грехи, что ни совершили бы они в жизни своей, прямо как если бы они погибли в Сирии, борясь за то, чтобы вырвать святой Гроб Христов из рук нехристей, варварского племени». И после того, как король был Папой благословлён – так же, как и все его люди – они отправились в путь и пошли прямиком в Пулию.

Когда король Манфред получил донесения о том, что король Карл лично идёт на него, он послал гонцов, и туда явилось из Алемании многое доброе воинство, все они были храбрыми мужами, также и из Ломбардии, и ещё из Тосканы туда явились те, кто был за него, все, кто были гибеллинами; они явились с Сицилии, а ещё из Калабрии, и так много людей собрал он, что было их не сосчитать. Он расположился в Беневенте и ожидал короля; и он ждал, пока тот не подошёл. Там бились они, и все их воинства; и, поскольку угодно Богу, чтобы тому, за кем правда, даровал Бог удачу, и он побеждал, великий король Карл выиграл битву. ²⁷³ Там был убит король Манфред и проиграл битву, и все, кто остались с ним, говорю я о людях его, поклонились великому королю Карлу, и так стал он господином королевства Сицилийского, а также и Пулийского, и правил в покое и мире.

[6241-6265]

В месте сём я прекращу повесть о том, о чём говорил я вам, и вновь вернусь к князю Гильому, чтобы поведать и рассказать о деяниях, что совершил он. Ныне буду я говорить и рассказывать о князе Морейском Гильоме, и о том, что он совершил, и что делал он в то время, когда благородный господин Каритены, вернулся из королевства Сицилийского, оттуда, из Пулии. Как сказал я вам выше в книге моей, князь Гильом сам простил его; он вернул ему его землю, что он держал от него, таким образом и с таким условием, что он, как они договорились, сможет передать её по наследству лишь своему ребёнку, точно так же, как возвращал он ему её раньше, в Никли, когда князь сражался с мегаскиром. Поскольку таков порядок войны, где бы она ни велась, что порой сражения выигрываются, в иные же времена они оканчиваются поражением, если бы я собирался записать для вас в этой книге их все, великие трудности испытал бы я на этом пути.

Но, чтобы облегчить задачу себе, пишущему книгу сию, и вам, что слушают её и читают её, великие усилия я приложил к тому, чтобы выбрать лучшее, и написал, и поведал о деяниях и свершениях тех, что несут в себе плод.

Итак, здесь начинаю я свой рассказ; слушайте и да узнаете ²⁷⁴! Когда князь услышал вести о том, что в то время король

[6266-6268]

Карл одолел в бою короля Манфреда и отсёк ему голову, и захватил господство над его королевством, он был весьма

[6269-6300]

счастлив и высоко это оценил, ибо народ франкский, к коему и он принадлежал, приблизился к Морее, собственной его земле. И вот, он поразмыслил глубоко над этим, подумал, и говорил, и рассуждал так, как я вам здесь рассказываю: поскольку василевс Града Константинова укрепился в Морее, и ширится власть его, никогда не сможет он изгнать его из края в одиночку, только своими силами, с теми людьми, которых имеет, если не обретёт поддержки некоего другого властителя. Что ж, тогда как раз Бог распорядился так, чтобы власть короля Карла установилась в близлежащей Пулии (а Бог не дал ему сына, чтобы тот оставил его наследным господином в земле своей, суждено было ему лишь дочерей иметь в наследницах), и, если бы удалось ему породниться с достойнейшим из всех королём Карлом, король Карл взял бы дочь князя Гильома, говорю я вам, в снохи, то обрёл бы он силу и храброе воинство, чтобы изгнать василевса из княжества.

И после того, как князь сам хорошо это обдумал, он приказал, чтобы позвали всех капитанов, тех, кто в его совете был мудрейшим и первейшим, и заговорил с ними, и рассказал им о своём желании. И как скоро они выслушали его, они заспорили друг с другом; предлагали они и высказывали множество путей и способов, какими могло бы оно быть достигнуто и в жизнь претворено, ибо благороден и могуществен он был запредельно, в то время как князь был в средствах ограничен; и, быть может, не примет он предложения, не

[6301-6345]

снизойдёт до этого. Что ж, на сём месте заговорил наиразумнейший из тех, кто состоял в то время в княжеском совете, и звали и величали его мессиром Николаем де Сент-Омер. Был он господином Фив и знал много, и заговорил он с князем, давая ему такой совет: «Если желаешь ты, мой господин, достичь этого, я беру это на себя, если последуешь моему совету, то породнишься с королём Карлом. Правда такова, и всему люду известно и ясно, что господин твой отец с нашими родителями завоевали Морею, что образует княжество, и всё, чем владеем мы, взяли мечом. И твой господин и отец не держал Морею ни от кого, никому не кланялся; власть ему была одним Богом дана, а также мечом. И как скоро его господин и отец скончался, мессир Жоффруа, твой господин и брат, стал господином, и удержал он у себя дочь василевса Роберта, которую посылал он в жёны королю Арагона, и затем он женился на ней, о чём все знают. И поскольку он совершил преступление против василевса, то, чтобы иметь мир с ним, чтобы исправить дело, он договорился с ним и стал его человеком в виде искупления, и владел землёю от василевса. Итак, согласно способу, каким твой брат тогда это устроил и стал вассалом василевса, не мог он служить никому другому и только ему мог он оказывать всякую службу. Что ж, так же, как он сделал это для собственной корысти, чтобы желанье своё исполнить и получить выгоду, сделай так же и ты, ныне же, с королём Карлом, и исполнишь желание своё, и получишь выгоду. И если поступишь ты так, как я говорю, я устрою так, что король с охотой станет твоим родичем».

Когда князь и советники его услышали это, всем им пришлось сие по нраву, и весьма они это хвалили. И после того, как был даден совет, так, как рассказываю я вам, решение было сделано, и они стали его претворять. Епископ Олены с мессиром Пьером (прозванье ему было де Во, так его звали, и во всём княжестве он считался мужем мудрым) были выбраны к королю послами. Они подготовились и переправились в Бриндизи; и после того, как они высадились, они приобрели коней, выехали на дорогу и направились туда, где был король. Они нашли его в

[6346-6387]

Неаполе и поклонились ему; у них были письма к нему, и они вручили их, где было написано и объявлялось, что людям этим он может верить во всём, что расскажут они, каждому слову.

И после того, как король получил эти письма, и понял заверения в том, что следует ему верить этим людям, король повелел подозвать их к себе и начал спрашивать их о том, что хотели они сказать. И они заговорили с ним, ибо были разумны: они в подробностях рассказали ему, чего они хотят, о княжеском желании, чтобы, если Бог и король соизволят, породнились они и стали, как один человек. И после того, как король хорошо выслушал то, что они ему говорили, он ответил, что будет держать совет и потом даст ответ, как то верно и подобает.

Затем король приказал позвать капитанов, первых и лучших, что были у него в совете; подробно поведал он им о князе Мореи и том, что предложил он и написал. И стали они затем разговаривать и совет держать; и после того, как они рассудили, они сказали также и так, что они позовут и спросят послов, чтобы услышать и узнать все мелочи. Тогда они позвали их и принялись их спрашивать: как владеет землёй князь Мореи Гильом и кто господин ему, и что то за земля – Морея, и стоит ли она чего-то? На то мессир Пьер, что знал и понимал всё в Морее, отвечал и обо всём поведал с начала и до конца.

И после того, как король и также его совет услышали, из чего состоит княжество Морейское и чего оно стоит, все посоветовали ему согласиться на предложение, ибо видели они и понимали, что оно ему на пользу. И король постановил огласить решение совета; и после того, как король порешил породниться с князем Мореи Гильомом, он направил епископа, двух знаменосцев и двух других кавалеров, что были с ним, послами к князю Гильому, чтобы отнесли они ему ответ вместе с его людьми, волю и ответ, что передавал ему король.

[6388-6432]

Затем они выехали и отправились в Бриндизи; они нашли корабли, готовые к плаванью, и взошли на них, и отправились они в Кларенцу, и нашли в Андравиде князя Гильома. Епископ Олены и мессир Пьер заговорили с князем и лично рассказали ему обо всём, чего они с королём достигли и к чему пришли. И после того они также позвали посланцев от короля Карла, что прибыли с ними. И тогда они передали то, что принесли от короля Карла князю Морейскому: что королю это приятно, хочет он и желает породниться на тех условиях, что изложили королю послы, которых князь к королю отправил, а именно, князь возьмёт свою дочь, что ему наследует и зовётся Изабо, и они поедут в Неаполь и присоединятся там к королю, и дети поженятся, сын короля возьмёт за себя дочь, говорю я вам, князя Гильома; и после того князь принесёт оммаж и будет держать землю от короля Карла.

И, когда князь выслушал это, он высоко оценил это и оказал великие почести тем, кто явился к нему в посольстве, и одарил их. И он направил их обратно к королю, чтобы передали они его ответ и рассказали, что князь Морейский условиями доволен, и готовится приехать сам, чтобы закончить дело. И князь немедленно послал на Эврип, и привели ему добро снаряженную галеру, а в Кларенце он повелел снарядить для себя вторую. Он приготовился, как то подобало столь великому мужу: он взошёл на галеры с дочерью своей, что звалась Изабо, и с дружиной своей, и он взял столько кавалеров, сколько было нужно, и они вышли из Кларенцы и перешли в Бриндизи. И после того, как они высадились в Бриндизи, они быстро вывели лошадей и пустились в дорогу. И так, приехав в Неаполь, где были его палаты, они оказались перед королём.

Тогда, когда король узнал и услышал, что князь приближается к городу, он сам выехал оттуда ему навстречу. Там, где он встретил его, он ласково его приветствовал и, держа его за руку, поехал с ним вдвоём, бок о бок; он сделал ему

[6433-6479]

великую честь, и все были этим восхищены. И затем они спешились у королевского дома; он приказал, чтобы его с почётом поселили в городе. Он собрал высокий двор, и было празднество великое; и после того, как они славно отпраздновали в тот день, каждый направился в свои покои.

На следующее утро князь явился к королю, чтобы побеседовать с ним. Король приказал явиться всем своим графам; они сели в совет и стали беседовать. Затем пришли послы, что ездили к князю в Морею, и заговорили, желая поведать о том, как они ездили в Морею, к князю Гильому, с королевским наказом и чего они достигли, и до какой точки продвинулись в решении дела, из-за коего и были посланы. «Итак, теперь, как распорядился Василевс Славы, князь явился к твоему величеству, дело теперь за вами, двумя господами, распорядитесь и завершите начатое в мудрости вашей, и будет это в честь обоим вам, господам, и к славе и благополучию вас, и ваших людей».

И как скоро послы закончили говорить свои речи, князь принялся рещи и рассказывать о деле, о начале его, о том, как началось всё, и о том, что по указу и воле короля он явился сюда и привёз с собою дочь, и что он готов претворить всё то, о чём договорились с ним послы в Морее, на условиях, что были составлены, и по всем главам.

Затем ответил король самолично, что всё, что сказал князь – правда, и он хочет и желает, чтобы задуманное осуществилось, так, как договорились они, как порешили. И после того, как они кончили и огласили все основные условия, они повелели, чтобы привели их детей. Архиерей Неаполя, его митрополит, затем обручил детей; и после того, как он обручил их, как обвенчал, князь принёс королю оммаж, чтобы держать землю от короля Карла. Он сам отрёкся от земли своей и передал её королю,

[6480-6526]

и король затем наделил княжеством своего сына, мессира Луи; а он снова вернул его тестю, чтобы владел и правил он им, сколько живёт на свете.

И после того, как провели они всё то, о чём рассказываю я вам, князь оставался там с королём Карлом; они устроили большой праздник. Затем донесли из Мореи князю, что в Монемвасию явился от василевса некий племянник его с войском: куманами, турками и ромеями из края Никейского, и что в Морее люди испуганы и просят князя воротиться. Услыхав это, князь отправился к королю и в подробностях пересказал ему эти донесения, и просил позволения уехать в Морею, чтобы прийти на помощь и укрепить землю свою и людей, снабдить свои замки. И король, когда услышал это, сказал, что хорошо это, что он в свою землю едет, чтобы помочь и защитить её от врагов своих. Тогда князь покинул короля; он ехал быстро, прибыл в Бриндизи, нашёл галеры готовыми, взошёл на них и через два дня пристал в Кларенце, и оттуда он выезал и направился в Андравиду.

Когда народ в земле Морейской узнал, что приехал князь, был он счастлив вельми; стали люди уверенны в победе своей. Он всюду разослал письменные приказы шеветэнам, чтобы и дальше несли они стражу с людьми своими, ибо он уже на пути к ним, и чтобы сделали они в замках запасы и собрали людей, чтобы быть всегда готовыми охранять землю свою и границы. И когда он отдохнул дня четыре, он написал капитанам и кавалерам, и они явились туда к нему, и они тотчас выехали. Он взял их, и они объехали все замки, и он повелел разместить повсюду отряды, чтобы могли они защититься от врагов своих.

На этом месте я остановлю на мгновение свой вам рассказ и повесть о князе Гильоме Морейском, и начну слово о короле Карле, деянии, что совершил он, и сострадании, какое выказал в то время князю Мореи.

Премудрый король, этот король Карл, от сострадания великого и чувств, какие он испытывал к свату своему князю Гильому,

[6527-6545]

и потому, что был он искусен в деле военном, после того как князь уехал и покинул его, размышлял и нашёл, что, поскольку василевс отправил в Морею собственное воинство на войну с князем, его сватом, князю понадобится помощь людьми и войсками, чтобы защитил он свою землю. Тогда он повелел, чтобы позвали его кавалера, что воином был, искусным в военном деле; мессир Галеран его звали, а по прозванию де Ври ²⁷⁵. Он сказал ему: «Хочу, чтобы ты отправился в Морею на помощь князю, свату моему, с сотней конных наёмников и также двумя сотнями пеших воев, мужей отборных, одна сотня из них чтобы были арбалетчики, а другая – щитоносцы. И повелеваю, чтобы было им уплачено за шесть месяцев, и чтобы был ты над ними как бальи и глава: немедля собирайся и отправляйся быстро. В Бриндизи приготовлены

[6546-6588]

корабли, так взойди на них и отправляйся быстро в Морею, на помощь князю, и передай ему привет от меня большой, и передай ему от меня, что, если ему потребно большее воинство, пусть сообщит мне о том, и я его тотчас ему пришлю».

Кавалер, ибо был он муж мудрый, приготовился как можно быстрее, как повелел король. Он покинул Неаполь и направился в Бриндизи; там он нашел готовыми корабли, и взошёл на них, и в три дня был в Кларенце. В то время князю случилось быть во Влисири. Мессир Галеран отправил к нему шестерых гонцов; четверо были сержантами, и двое – кавалерами; и он в подробностях поведал ему о том, что явился из Пулии по указу короля с войском князю на помощь, чтобы волю его исполнить.

И когда князь узнал о прибытии этого бальи, мессира Галерана, что приехал от короля и привёл с собою прекрасное воинство, кавалеров и пехоту, как я уж рассказал вам, показалось ему это весьма уместным, и он возрадовался; и чтобы почтить бальи как человека королевского, он тут же выехал со всеми людьми, каких имел, и направился прямо к нему, в Кларенцу. А с другой стороны, когда мессир Галеран, ибо был он муж мудрый, узнал и услышал о том, что к нему едет князь, он быстро выехал и сам со своею ротой, на конях и в доспехах, кавалерами и пехотою, и встретились они с князем на реке Элиак, в месте под названием Кривеска ²⁷⁶. Там они встретились и обрадовались друг другу; мессир Галеран поприветствовал князя от имени короля и сказал ему: «Король прислал меня сюда и передаёт тебе большой привет, и со мной шлёт всех этих людей твоей земле на подмогу и как помощь в той войне, что ведёшь ты с василевсом этих ромеев. И снова, ежели понадобятся тебе ещё, сообщи ему, чтобы мог он послать их тебе». И князь мудро поблагодарил короля за поддержку, что прислал он, и также за помощь.

После того, как вдвоём они прибыли в Кларенцу, князь повелел изыскать лошадей, что зовутся вьючными, чтобы

[6589-6633]

дать их наёмникам, по одной каждому, чтобы несли они их одежду и броню и облегчили их. И после того, как князь снабдил франков, что явились к нему на помощь, которых король прислал, он стал держать совет с теми, кто был его в совете о том, какую дорогу им следует выбрать, и где им следует напасть на врагов своих, ромейское племя. И после того, как они кончили держать совет, они выехали и направились к притоку Алфея, в место под названием Исова; со своими людьми явились шеветэны и также знаменосцы; им было приказано выделить хлеба на два месяца, а затем они снова держали там совет о том, куда же идти им на войну. Там порешили они двигаться в Никли, были у них такие мысль и намерение потому, что место то было достаточно обширным для того, чтобы принять на отдых их войска, и оттуда могли они напасть на ромейское воинство, буде пожелали б того; и, буде решили бы они биться, князь был уверен в тех людях, что были с ним, и надеялся на то, что Бог поможет ему победить ромеев. И если бы Христу было угодно даровать ему победу, остаток княжества завоевал бы он с великой лёгкостью.

Затем они сели на коней и разделились на отряды, покинули Исову и к вечеру прибыли в прекрасный замок Каритены. Когда господин Каритены узнал, что близится князь со своими войсками, что он поднимается к нему вдоль притока, он тотчас выехал со своими людьми и отправился навстречу князю Мореи. И с другой стороны, из Аковы, приехал мессир Готье ²⁷⁷, господин этого замка, с людьми, что были с ним; они соединились в Каритене; они посчитали, сколько людей имеет каждый и обнаружили, что двое знаменосцев, господа Каритены и Аковы привели добрую сотню конников и ещё пятьдесят, воинов отборных и опытных; было с ними также две сотни пеших, все вооружены.

И после того, как они стали лагерем на равнине Каритены по берегам притока, в этих красивейших лугах, князь повелел созвать капитанов, господина Каритены,

[6634-6671]

господина Аковы, а также и других начальников воинства. Он просил совета у них у всех о том, куда вести людей, чтобы напасть на врага. Тогда господин Каритены заговорил первым, и за ним – господин Аковы, и они говорили и советовали, что следует идти в Никли так же, как было решено на первом совете. Господин Каритены сказал капитанам, что он знает и узнал начальника, какого поставил над воинством своим василевс, и что был он хвастун, и славу великую среди людей своих имел, и почёт тех, кто был с ним ²⁷⁸. «Весьма вероятно, что он пожелает явиться на бой, куда бы мы его ни позвали, на равнины или в горы. И, если Бог и судьба устроят так, что мы будем сражаться, и даруют нам победу, мы вырвем Морею из рук ромеев».

Затем они приготовились, разделились на отряды и отдали войскам приказы: во-первых, налётчикам, что должны были войти в Гардалевос и разорять Цаконию, ибо жители её восстали на стороне василевса; они собрали изрядно добычи, было её без счёта. Пять дней эти люди разоряли и затем они вернулись в Никли. И военачальник василевса со своими войсками был в Лакедемонии; и он не вышел оттуда. И, если бы кто-то спросил меня, почему он поступил именно так, я бы ответил ему, что такой приказ получил он от самого василевса, мессира Михаила, чтобы после того, как произошла битва при Принице, а потом, снова, вторая битва, при Макри-Плаги, ромеи никогда, ни при каких условиях, что могли бы быть на свете, не встречались бы в бою с франками в Морее. В том василевс поклялся и так повелел: чтобы в краю Морейском, ни на мечах, ни на копьях не сошлись бы в битве ромеи с франками, ибо три сотни франков в одиночку разбили брата василевса, что вёл

[6672-6718]

шесть тысяч конников, не считая пехоты. Если бы другие франки, более сильные числом, встретили бы в поле ромеев, не владеть бы больше василевсу Мореей. Он повелел ромеям укрепиться в горах и охранять землю, вооружившись луками; и когда они найдут возможность, когда будут иметь преимущество, с коварством и хитростью напасть на франков.

И после того, как князь узнал об этом приказе, он позвал своих капитанов, чтобы дали они ему совет. И некоторые из них заговорили и дали ему такой совет: взять всё своё воинство и явиться прямо туда, где в Лакедемонии стоит военачальник, сразиться с ним и разбить его наголову.

Но другие, более мудрые, что понимали стратегию, не одобрили таких советов, говоря, что полоса земли от Никли до Лакедемонии покрыта лесом, горами и узкими ущельями, удобными для лучников, чтобы стрелять в нас и лошадей наших, тогда как мы навредить им не сможем.

Тогда князь обратился к мессиру Галерану, господину Каритены и господину Аковы, а также и ко всем другим своим капитанам; он просил их дать ему совет о том, как им поступить. На то некоторые отвечали, что им следует остаться в Никли и запереть ромеев в окрестностях Мистры, так, чтобы не могли они их покинуть, чтобы разорять земли, и что им следует держать тропы и охранять землю, чтобы военачальник василевса не смог пройти в округу Скорты, ни Аргоса, ни Месареи, и причинить тем краям какой-либо ущерб; ибо, если бы ушли они оттуда и оставили страну без защиты, открытой, ромеи бы пришли и напали, и, разоряя, опустошили бы её всю. Тогда князь и мудрейшие не согласились так действовать, почтительно говоря мессиру Галерану и наёмникам, что не нашли они еды им и коням их, а потому им следует самим найти её и купить, как то в обычае у воинов.

Затем князь повелел, чтобы Никли снабдили всем, в чём будет в замке нужда; он оставил в нём шеветэном мессира Жана де Нивеле и придал ему сотню всадников и сотню арбалетчиков, и сотню щитоносцев, и три сотни лучников, чтобы были они с ним, а также объезжали деревья и поля Никли вплоть до самых Велигости и Гелмоса,

[6719-6762]

так, чтобы ни один ромей не проехал здесь грабить, сражаться или иным образом вредить владениям франков.

И после того, как князь Гильом позаботился о страже края Никлийского, он взял своих людей и отправился в Каритену, и там он распустил всё воинство. Люди из Каламаты, аргоссцы, господа Месареи и Аковы уехали, то же сделали и скортийцы, пехотинцы и кавалеры; господин Каритены с дружиной своею отправились с князем вместе с мессиром Галераном, королевским бальи; они отправились в Морею прямо в Кларенцу. И после того, как они туда прибыли и стали там лагерем, князь повелел, позвать его логофета, мессира Леонарда, что был из Пулии, и господина Каритены, и сказал им: «Видели вы честь и сострадание, что оказал мне король, послав мессира Галерана, а с ним наёмников, на помощь всему княжеству. Потому говорю я вам: дайте совет мне свой о том, какие почести мне и благодеяния оказать ему, ибо своими собственными глазами вы видели, что лишь из-за его людей отправились мы искать сражения с воинством василевса и его военачальника».

И после того, как дали князю Гильому совет о том, какие почести и благодеяния ему следует оказать ему (в первую очередь думал он о чести королевской), позвал он мессира Галерана пред очи свои и громко сказал ему в присутствии всех: «Тебя, господин мой, король послал сюда с людьми, каких привёл ты для защиты земли моей, чем оказал великий почёт мне, и вышли мне и моим войскам помощь и выгода. Потому, мой друг, я желаю, я прошу тебя, как воздаянье за честь, сделанную мне королём, чтобы принял ты от меня должность бальи, чтобы был управителем всего княжества от имени сперва короля, а затем и меня, чтобы распоряжался землёю княжеской всем нам и себе на славу и прибавления ради».

Услышав сии слова, мессир Галеран вознамерился сперва так ответить князю, что не может он-де согласиться на это,

[6763-6805]

ибо собирается и ожидает вернуться в Пулию. Но затем он подумал немного и сказал себе, что, поскольку князь назначает его бальи в своей земле из-за короля, это для него высокая честь, и он сказал князю: «По воле твоей, господин, я сделаю всё, что скажешь ты мне, всеми своими силами». Тогда князь немедленно снял перчатку и сделал мессира Галерана бальи всего своего княжества, и он был бальи всю оставшуюся жизнь князя Гильома.

На сём месте я остановлю свой текущий рассказ и поведаю вам о короле Карле и о войне, что вёл он против Конрадина, племянника, говорю я вам, василевса Фредерика и двоюродного брата того короля Манфреда. После того, как славный король Карл завоевал королевства Пулии и Сицилии и убил в бою короля Манфреда, он правил своими королевствами в покое и мире. Некий муж великого благородства, что звался Конрадином, когда узнал и услышал, когда донесли ему, что король Карл со своим воинством сразился в поле с его двоюродным братом, разбил короля Манфреда и захватил его владения, он, ибо был племянником василевса Фредерика и также двоюродным братом короля Манфреда, о котором я рассказывал вам, позвал соплеменников своих идти войной в Пулию, чтобы биться с королём Карлом, этого возжелал; если б даровал ему то Бог, он отомстил бы за короля Манфреда, что был ему двоюродным братом. Итак, он объехал Алеманию и просил всех архигов и господ, что владели тогда Германией, помочь ему и идти с ним в Пулию сражаться с королём Карлом и вместе отомстить за короля Манфреда. Так, все обещали ему, что помогут ему; одни дали ему людей, а другие пошли с ним сами. Он собрал великое воинство, пеших и кавалеров, вышел из земли своей, оттуда, из Алемании и направился в Ломбардию, где нашёл гибеллинов, этих тиранов Церкви,

[6806-6852]

врагов Папы, и призвал их всех, и они охотно пошли с ним, готовые и умереть за него; алеман ам они предпочитали франков. Он собрал так много людей, что их было и не сосчитать. И после того, как всё его воинство собралось, он разделил его на полки, кроме пехоты, и вышел из Ломбардии, и двинулся в Пулию.

На сём месте я закончу писать и рассказывать об этом алеман е, прославленном воине Конрадине, говорю вам, что был племянником василевса Фредерика, врага Церкви, и вместо того я отступлю и поведаю вам том, что содеял король Карл, когда узнал и услышал о том, что Конрадин идёт сражаться против него.

Когда прославленный великий король Карл узнал, что Конрадин собирает войско, чтобы пойти на него и встретиться с ним в бою, он не был столь беспечен, чтобы недооценить его, ибо был он воин многоумный и опытный во всём. Быстро и спешно послал он к своему брату, что был королём Французским, за помощью людьми из земли его, опытными воинами, что могли бы помочь ему в военной нужде. И король, когда услышал о том, позвал своего брата графа д’Артуа ²⁷⁹ и передал ему эти сообщения, и повелел ему тут же взять две тысячи конных кавалеров, цвет Франции, и отправиться в Пулию на подмогу их брату, славному королю Карлу.

Наряду с этим король Карл послал и в свои владения, сиречь Прованс; шестьдесят галер явилось, и тариды, и торговые суда, везли они людей с их лошадьми и припасы, и снаряжение для войска.

Затем, более того, пресвятой Папа Римский, узнав и получив донесения о том, что Конрадин идёт с многим воинством на земли и города церковные, позвал короля Карла и сказал ему: «Сын мой, теперь, когда мы знаем о том, что Конрадин поистине идёт на Церковь войною, наделяю тебя властью брать из сокровищницы святого Петра, Апостола Церкви Римской, столько, сколько ты пожелаешь и повелишь, вся она в распоряжении твоём; и найми себе людей, столько, сколько сможешь найти, и защити землю и имущество Церкви».

[6853-6890]

И король, учтивейший из всех, поблагодарил Папу: он поклонился ему до земли, и Папа благословил его.

И после того пресвятой Папа Римский повелел написать письма во все королевства и разослал кардиналов и архиереев с благословением своим и просьбой, чтобы все помогли ему и прислали людей и войска, чтобы сопровождали они короля Карла, державшего знамя и скипетр Церкви, чтобы помогли ему, чтобы вместе защитили землю и имущество Римской Церкви. Благословлены они были бы и даровано было бы им отпущение всех грехов, какие бы они ни совершили с самого рождения, точно так же, по сути, как если бы отправились они к Гробу Христову на битву с врагами, варварским племенем. Из всех королевств пришли к нему войска многие и добрые, пехота и конные.

Потом король, великий Карл, послал весть в Морейское княжество, князю Гильому, по-дружески его прося прийти к нему на помощь с людьми земли его, с воинством, какое он имел ²⁸⁰. Когда князь услышал её, был он обеспокоен, ибо очень боялся Конрадина, потому что слышал о его силе и о том, что велико его воинство; могло случиться так, к несчастью, что победа досталась бы ему, и король Карл потерял бы господство в Пулии. Тем не менее, выслушав сообщение, князь послал к военачальнику, что стоял в Морее от василевса, представлял его. Он заключил с ним договор, перемирие на год, чтобы его земля могла оставаться в покое и мире. Затем, после этого, он собрался в путь, взял с собою первых и лучших, цвет Мореи. Прежде всего взял он с собою господина Каритены; также взял он с собою господина Аковы, великого констоставла Шодерона, мессира Жоффруа де Турне и прочих кавалеров числом до четырёхсот,

[6891-6926]

всех верхом на конях. Они не медлили; они переправились из Деспотата и прибыли точно в Бриндизи; в каких лошадях они нуждались, тех искали и покупали; и затем они выехали и были в пути до тех пор, пока не достигли Беневента, и там нашли они короля ²⁸¹.

И король, когда он узнал и услышал, что приближается князь, выехал ему навстречу; он ласково его поприветствовал, и они обнялись, и король взял князя за руку. Когда он увидел статных мужей, что привёл он с собою, он тепло его поблагодарил, и оба они порадовались друг другу. Затем он заговорил с ним, и известил его о том, что пришёл Конрадин и вступил в Пулию с войском из множества людей, что поддержали его. Спрашивая повсюду, он искал короля до тех пор, пока не оказался с ним близко. И после того, как два войска сошлись, князь (что знал военное искусство Романии, уловки и коварство, которые используют ромеи и турки, что научили его всему, что нужно знать о войне) позвал за собою тех, кого хотел и о ком хорошо думал; они вскочили на коней и последовали за ним, и они ехали, и добрались до вершины холма, чтобы разведать и разглядеть, и узнать войска Конрадина и то, сколько людей он имеет. И после того, как они определили их число, он пришёл в изумленье великое; и позвал он кавалеров, что были с ним, и сказал им: «Товарищи мои, подойдите сюда и посмотрите; вижу я отличное воинство, многочисленное и храброе; кажется, что людей в нём вдвое больше, чем у короля».

Затем он взял их и вернулся в войско. И после того, как возвратились они, князь Гильом подозвал к себе короля и сказал ему: «Знай, добрый мой господин, расскажу я тебе, как поднялся в место, откуда наблюдал воинство, силу его и людей, что

[6927-6966]

идут с Конрадином, чтобы провести разведку и узнать, какие есть у него войска. Не один я отправился туда, чтобы ты меня не укорил; были со мной воины, опытные мужи. И посчитали мы так, что Конрадин в войске своём, что видел я, вдвое больше нашего людей имеет, и свидетельство тому увидели; превосходным его воинство показалось мне. Теперь скажу я, господин мой, и для тебя это не тайна, что алеман ы нынче всему миру известны как воины неразумные, доверять им нельзя, никому из них; и, когда они идут сражаться в бою, не ведут они себя, как добрые воины, не имеют той решительности, а устремляются в сраженье, точно безумцы. Что ж, говорю я тебе, господин мой, если будет то угодно твоему величеству, то да не будем мы биться с ними так, как заведено у франков, и не проиграем сражение потому, что их больше, чем нас; но сразимся же с ними с осторожностью и хитростью по образу ромеев и турок, так, как сражаются они в Романии. И, если поступим мы так, как я говорю, на Бога уповаю я и на правду, что за нами, в том, что победа достанется нам.

И король, ибо был он воин благоразумный, заговорил с князем и отвечал ему так: «Знай, брат князь, мой друг и родич, что нет такой вещи на свете, уловки ли, хитрости ли, любой умности, какой бы не употребил я против врага своего, чтобы разбить его и лишить владений. Потому, добрый родич мой, ибо ты хитроумен, набрался ты опыта в войне с ромеями, знаешь также и уловки, что у турок в ходу, прими под начало своё наше воинство, руководи им так, как на то будет воля твоя».

Тогда князь Гильом ответил ему: «Господин, поскольку ты желаешь и велишь, чтобы я сделал это, и чтобы мы поступили хитро и коварно, выслушай сперва, что я предлагаю, и если покажется это тебе достойным, точно так я и распоряжусь».

Тогда он заговорил и сказал ему, что турки и ромеи не те воины, что сражаются лицом к лицу, как то делаем мы, франки, ибо они хитроумны и сражаются с уловками; «и поскольку велел

Дата добавления: 2018-11-24; просмотров: 139; Мы поможем в написании вашей работы!

Поделиться с друзьями:

⇐ Предыдущая 8 9 10 11 12 13 141516 17 Следующая ⇒

Мы поможем в написании ваших работ!