История понятия самости в контексте проблемы ид ентичности

Истоки постановки проблемы идентичности.

Перед тем как подойти к ближайшим философским предпосылкам новейших интерпретаций самости, имеет смысл кратко представить себе тот поворот, который произошел в ее понимании при переходе от античной и средневековой философии к Новому времени.

Для античной философии мышление возможно о том, что существенно, что несет в себе начало собственной определенности, — т. е. о том, что имеет идею, форму; а неопределенно сущее (материя) мыслимо лишь каким-то

Глава вторая. Понятийные предпосылки...

странным и не вполне законным образом. Иными словами, мыслима только самость, нечто осмысленное, имеющее собственный смысловой лик, т. е. то, что в себе есть мысль (как скажет потом Гегель). Но это осмысленное сущее мыслимо постольку, поскольку, будучи мыслью в себе, оно есть не как собственно мысль, а именно как мыслимое, как предмет, как сущее, являющее смысл. Вне своей предметности мысль не существует, а существование вне своей осмысленности не мыслимо⁹.

Утверждая, что предметом первой философии является сущее как таковое, а также его начала и высшие причины, Аристотель провозглашает в качестве основы этой науки принцип противоречия как первое и самое достоверное начало всех наук (Мет. II, 3, 1005Ь)¹⁰. Когда Николай Кузанский в диалоге «О Неином» спрашивает своего собеседника, что в первую очередь позволяет нам знать, то получает ответ: определение¹¹. Комментатор издания, ссылаясь на тексты Аристотеля (Мет. XIII, 4, 1078Ь)'², отмечает, что это общее положение Школы¹³. Аристотель в указанном комментатором месте в частности пишет: «И в самом деле, две вещи можно по справедливости приписывать Сократу — доказательства через наведение и общие определения: и то и другое касается начала знания». Для него определение выражает сущность вещи. Это хорошо видно из 4 книги «Метафизики», где Аристотель спорит с противниками принципа противоречия. Из аристотелевской аргументации явствует, что один из вариантов возражений против принципа противоречия состоял в следующем. Принцип неверен, поскольку, дав определение вещи, например, «человек есть двуногое живое существо», про бледного человека мы скажем, что это «бледное двуногое живое существо», что означает уже не то же самое, что просто «двуногое живое существо». Таким образом, про одно и то же мы с равным правом можем сказать, что оно в одно и то же время и в одном отношении есть и то, и не то. Аристотель возражает: «И вообще те, кто придерживается этого взгляда, на деле отрицают сущность и суть бытия вещи: им приходится утверждать, что все есть привходящее и что нет бытия человеком или бытия живым существом в собственном смысле» (Мет. IV, 4, 1007а)¹⁴. Суть этого возражения в том, что Аристотель настаивает

58 • Часть первая. Самоидентификация как проблема

на необходимости различать суть бытия вещи, ее сущность, и привходящие признаки, для того чтобы дать общее определение. Определение должно выражать лишь сущность¹⁵, суть бытия вещи.

В античной философии единое мыслилось как охватывающее собой многое, присутствующее в каждой из мыслимых сущностей, делающее их собой, самостями, а тем самым — мыслимыми. Аристотель пишет: «Итак, сущее и единое — одно и то же, и природа у них одна. <...> Действительно, одно и то же — "один человек" и "человек", "существующий человек" и "человек", и повторение в речи "он есть один человек" и "он есть человек" не выражает что-то разное. <...> Кроме того, сущность каждой вещи есть «единое» не привходящим образом, и точно так же она по существу своему есть сущее» (Мет. IV, 2, 1003b 20-35)¹⁶. Таким образом, все мыслимое многообразие сущего охватывается единым, которое (у неоплатоников) оказывается тогда выше сущего, но все же является его единством.

У Николая Кузанского то, что охватывает и определяет собой все, само определяется как неиное. То есть оно определено в качестве отношения с самим собой (неиное есть не иное что, чем неиное) и именно благодаря этому все иное определено через отношение с неиным, которое определяется через самого себя и тем определяет все иное¹⁷.

Для традиции мысли, к которой принадлежит Кузанец, как и для философов Античности, очевидно, что, давая словесное выражение сути дела, предмета мысли, мы находимся внутри этой сути дела, — настолько невозможно мыслить нечто как чисто мыслительный акт, как нечто несущее, не касающееся бытия, верно или неверно. Поэтому ложь является здесь грехом против самого бытия вещей, а не просто словесным ухищрением. Она выражает то, чего нет, впускает в мир ничто, разрушает его. Хотя в этом ходе мысли — в убеждении, что определение выражает суть бытия вещи, — Кузанец следует в русле традиции, начавшейся еще в Античности, однако в его рассуждении самоопределение неиного охватывает и все иное, причем это охватывающее определяется не как собственно единое, а, наоборот, в единстве (как моменте триединства самоопределения неиного) узнается неиное¹⁸. Не-

Глава вторая. Понятийные предпосылки...

иное само определено как отношение со всем иным, им охватываемым. Причем важна особенность этого отношения: все определяется не как единое и не как многое, т. е. не в качестве сущего самого по себе, а именно как иное — т. е. как отношение к другим вещам, различенное умом. Более того — иное существует только потому, что имеет отношение к неиному¹⁹, Здесь выражает себя различающая сила ума, рефлексии, в этом смысле и именование первоначала как неиного проистекает из этой различительной определяющей силы ума²⁰. Именно в так понимаемом первоначале, т. е. понимаемом исходя из отношения к самому себе, тогда как все прочее мыслится как отношение к другим вещам и существует поскольку имеет отношение к неиному²', мыслимо совпадение противоположностей²².

Аристотелев мыслящий себя ум не может быть совпадением всех противоположностей. Он мыслит себя как чистое, мыслящее лишь себя мышление и потому может быть основанием всякой мыслимости сущего. Но прежде всего ум мыслит как сущее самого себя. Самоопределение неиного у Кузанца совершенно отлично от определения всего иного, так что это самоопределение никак не может быть поставлено в ряд с иным сущим, поскольку быть — вообще означает иное. Неиное — такое начало, которое, будучи условием и основой определения, т. е. бытия и познания всего сущего, от него радикально отличено как неиное от иного. В неином возможно совпадение противоположностей постольку, поскольку неиное есть отношение к самому себе, которое есть ничему не иное. Аристотель тоже задается вопросом, как мыслимы, т. е. как определяются умом в качестве существующих противоположности, ведь мы мыслим одновременно подвижное и покоящееся, расположенное здесь и там, такое и иное²³. И он вводит принцип противоречия: противоположные определения мыслимы и существуют, если они не относятся к одному предмету в одно и то же время и в одном отношении²⁴. Это своего рода принцип несовпадения противоположностей. У Николая Кузанского противоположные определения всего как мыслимого потому и могут совпасть в первоначале, что само оно начинает выступать здесь не как абсолютная вещь, а как абсолютное отноше-

60 • Часть первая. Самоидентификация как проблема

ние, причем это отношение логического определения. Но вместе с тем философия Кузанца еще вполне принадлежит традиции, начавшейся в античной философии, и указанное отличие от нее здесь только намечено как возможность. Самостоятельность реальности мысли вне порядка мирового сущего еще только становится имманентной логической мощи мыслящего субъекта, а потому определяется у философа в духе ученого незнания: совпадение противоположностей — вышемыслимо, а неиное есть сверхсущее.

Итак, предпосылкой осознания тождества себе в качестве проблемы, т. е. источника потенциальных противоречий, является перенос центра внимания с вещи на отношение, что сделало возможным и осознание мысли в качестве условия бытия мыслимого.

Дата добавления: 2018-11-24; просмотров: 165; Мы поможем в написании вашей работы!

Поделиться с друзьями:

⇐ Предыдущая 1 234 5 6 7 8 9 10 Следующая ⇒

Мы поможем в написании ваших работ!