О том, как живописец Ёсихидэ радовался, глядя на свой горящий дом 13 страница
* * *
Воробышек‑дружок!
Прочь с дороги! Прочь с дороги!
Видишь, конь идет.
* * *
Так кричит фазан,
Будто это он открыл
Первую звезду.
* * *
Стаял зимний снег.
Озарились радостью
Даже лица звезд.
* * *
Чужих меж нами нет!
Мы все друг другу братья
Под вишнями в цвету.
* * *
Смотри‑ка, соловей
Поет все ту же песню
И пред лицом господ!
* * *
Пролетный дикий гусь!
Скажи мне, странствия свои
С каких ты начал лет?
* * *
Вновь прилети весной!
Дом родной не забудь,
Ласточка, в дальнем пути!
* * *
Нынче – как вчера...
Над убогой хижиной
Стелется туман.
* * *
О цикада, не плачь!
Нет любви без разлуки
Даже для звезд в небесах.
* * *
Стаяли снега –
И полна вдруг вся деревня
Шумной детворой!
* * *
Укрывшись под мостом,
Спит зимней снежной ночью
Бездомное дитя.
* * *
Ах, не топчи траву!
Там светляки сияли
Вчера ночной порой.
* * *
Вот выплыла луна,
И самый мелкий кустик
На праздник приглашен.
* * *
Верно, в прежней жизни
Ты сестрой моей была,
Грустная кукушка...
* * *
Дерево – на сруб...
А птицы беззаботно
Гнездышко там вьют!
* * *
О, с какой тоской
Птица из клетки глядит
На полет мотылька!
* * *
По дороге не ссорьтесь,
Помогайте друг другу, как братья,
Перелетные птицы!
На смерть маленького сына
Наша жизнь – росинка.
Пусть лишь капелька росы
|
|
|
Наша жизнь – и все же...
* * *
О если б осенний вихрь
Столько опавших листьев принес,
Чтобы согреть очаг!
* * *
Тихо, тихо ползи,
Улитка, по склону Фудзи
Вверх, до самых высот!
* * *
В зарослях сорной травы,
Смотрите, какие прекрасные
Бабочки родились!
* * *
Я наказал ребенка,
Но привязал его к дереву там,
Где дует прохладный ветер.
Большой Будда в Камакура
Будда в вышине!
Вылетела ласточка
Из его ноздри.
Наблюдаю бой между лягушками
Эй, не уступай,
Тощая лягушка!
Исса за тебя.
* * *
Печальный мир!
Даже когда расцветают вишни...
Даже тогда...
* * *
Так я и знал наперед,
Что они красивы, эти грибы,
Убивающие людей!
* * *
Муравьиная тропа!
Ты откуда к нам идешь?
Из‑за облачной гряды?
* * *
Всем сердцем я чту,
Отдыхая в полдневный жар,
Людей на полях.
* * *
О, до чего мне стыдно
Слушать, лежа в тени,
Песню посадки риса!
ИССЁ
* * *
Видели всё на свете
Мои глаза – и вернулись
К вам, белые хризантемы.
КАКЭЙ
* * *
Бушует осенний вихрь!
Едва народившийся месяц
Вот‑вот он сметет с небес.
* * *
Кружит осенний вихрь.
Как дрожит, как трепещет
Каждый листок на плюще!
|
|
|
КЁРОКУ
* * *
Звучат голоса и там –
Над белыми облаками...
Это жаворонки поют.
* * *
Уток звонкий крик
Замок окружил кольцом.
Забелел рассвет.
КЁРАЙ
* * *
Как же это, друзья?
Человек глядит на вишни в цвету,
А на поясе длинный меч!
На смерть младшей сестры
Увы, в руке моей,
Слабея неприметно,
Погас мой светлячок.
* * *
Пахарь мотыгою бьет...
А кажется, он неподвижен
В дымке весенних полей.
КИКАКУ
* * *
Яркий лунный свет!
На циновку тень свою
Бросила сосна.
* * *
Мошек легкий рой
Вверх летит – плавучий мост
Для моей мечты.
* * *
Нищий на пути!
Летом вся его одежда –
Небо и земля.
* * *
Ко мне на заре в сновиденье
Пришла моя мать... Не гони ее
Криком своим, кукушка!
* * *
Вот глупый соловей!
Он принял за тенистый лес
Бамбуковый плетень.
* * *
Первую песню весны
Поет соловей, повиснув
На ветке вниз головой.
* * *
Камнем бросьте в меня!
Ветку цветущей вишни
Я сейчас обломил.
* * *
Туманится диск луны...
Два круга мерцают в тени ветвей:
Филин в мутных очках.
* * *
Падает первый снег.
Я б насыпал его на поднос,
Все бы глядел да глядел.
* * *
Сливы аромат!
|
|
|
От лачужки нищего
Глаз не отвести.
* * *
Слушая строгий укор,
Опустила девушка голову,
Словно мак вечерней порой.
* * *
Свет зари вечерней!
На затихшей улице
Бабочки порхают.
* * *
Спрячься, как в гнездышке,
Здесь, у меня под зонтом,
Мокрая ласточка!
* * *
Тяжелые створки ворот
Давно на замок закрыты...
Луна в морозную ночь!
В годовщину смерти Басё
Прошло уж десять лет,
А кажется, вчера его не стало...
Плакучей ивы тень!
* * *
Утренняя звезда!
Нет среди вишен покоя
Облачку на горе.
* * *
Уплыли далеко ввысь
От криптомерии нагорных
Осенние небеса.
ОНИЦУРА
* * *
Некуда воду из ванны
Выплеснуть мне теперь...
Всюду поют цикады!
* * *
Паутина на ветке!
Вновь пахнуло жарой на меня
В этой летней роще.
* * *
Осень вернулась вновь,
Но дитя не сидит на коленях моих...
Одинокий, гляжу на луну.
РАНРАН
* * *
Осенний дождь во мгле!
Нет, не ко мне, к соседу
Зонт прошелестел.
РАНСЭЦУ
* * *
Осенняя луна
Сосну рисует тушью
На синих небесах.
* * *
Уволили старых слуг.
Как сильно разлука с ними
Печалит сердца детей!
* * *
Первый день в году.
Воробьи ведут на солнце
|
|
|
Длинный разговор.
* * *
Свет этой яркой луны
Оголил, как темя монаха,
Море, холмы и поля.
Предсмертная песня
Вот листок упал,
Вот другой летит листок
В вихре ледяном.
РЁТА
* * *
Где же светлячки?
От людской погони
Скрылись на луне.
* * *
Осенняя луна.
О, если б вновь родиться
Сосною на горе!
ТИЁ
* * *
За ночь вьюнок обвился
Вкруг бадьи колодца...
У соседа воды возьму!
* * *
Над волной ручья
Ловит, ловит стрекоза
Собственную тень.
* * *
Полнолуния ночь!
Даже птицы не заперли
Двери в гнездах своих.
Вспоминаю умершего ребенка
Больше некому стало
Делать дырки в бумаге окон.
Но как холодно в доме!
Перевод В. Н. Марковой
СВЕДЕНИЯ ОБ АВТОРАХ
Басё – родился в 1644 г. при замковом городке Уэно, что находится в центральной части острова Хонсю, в семье небогатого самурая Мацуо Ёдзаэмона, человека весьма образованного.
Когда мальчик подрос, ему дали имя Мунэфуса взамен прежних детских прозвищ. Басё – литературный псевдоним, который вытеснил из памяти потомков все прочие имена поэта.
В двадцать восемь лет Басё решил переселиться в Эдо. Здесь он некоторое время занимал скромную чиновничью должность, затем стал профессиональным учителем поэзии. Жизнь его была полна лишений.
В 1680 г. благодаря одному из учеников он обрел скромный дом в предместье Эдо – Фукагава. Другой ученик подарил ему несколько черенков банановой пальмы. С «Банановой хижиной» – Басё‑ан – связано множество стихотворений поэта и самый знаменитый из псевдонимов. Зимой 1682 г. хижина сгорела, потом другой ученик заново ее отстроил. Но уже с осени 1684 г. Басё начинает свои странствия по Японии. Эти странствия отмечены пятью лирическими дневниками, шедеврами японской прозы.
Басё достиг при жизни огромной славы и имел множество учеников по всем уголкам страны. Он умер в 1694 г. в Осака.
Нодзава Бонтё (?–1714) – ученик и друг Басё, врач в городе Киото; оставил много замечательных хокку; один из составителей поэтической антологии «Соломенный плащ обезьяны». Быстро прославился как поэт, но попал в тюрьму, и дальнейшая судьба его неизвестна.
Ёса Бусон (1716–1783) – родился в деревне Кэма провинции Сэттю. Подлинное имя его не известно. Есть основание предполагать, что он был сыном деревенского старосты. Рано осиротев, уехал в Эдо, где изучал поэзию и живопись. В 1751 г. переселился в Киото. Много путешествовал по Японии, прожил три года в живописной местности Ёса в провинции Танго. Название этой местности стало его прозвищем. Бусон – его поэтический псевдоним; как художник он был известен под именем Тёсо. Бусон создал новую оригинальную школу в поэзии, имел множество учеников. Оставил большое литературное наследие.
Найто Дзёсо (1662–1704) – ученик Басё; самурай, впоследствии монах.
Кобаяси Исса (1763–1827) – родился в горной деревне Касивабара уезда Ками‑Миноти провинции Синано в семье крестьянина. Мать умерла, когда Исса был ребенком, а мачеха обращалась с ним так жестоко, что четырнадцати лет от роду ему пришлось идти «в люди». Он отправился в Эдо и долгие годы боролся там с нуждой. Только на склоне лет Исса смог получить свою долю наследства и жить в достатке.
Косуги Иссё (1653–1688) – поэт и чаеторговец, жил в городе Канадзава.
Ямамото Какэй (1648–1716) – ученик Басё; самурай, впоследствии врач в городе Нагоя.
Мукаи Кёрай (1651–1704) – ученик и друг Басё, один из лучших поэтов его школы. Сын ученого конфуцианца, профессиональный учитель поэзии. Записал беседы Басё о поэтическом искусстве.
Морикава Кёроку (1657–1715) – ученик Басё; поэт и художник; самурай по происхождению.
Такараи Кикаку (1661–1707) – ученик Басё; сын врача, профессиональный учитель поэзии.
Камидзима Оницура (1661–1738) – выдающийся поэт‑новатор; в своих теоретических работах заложил новые основы поэтики хокку, требуя от нее прежде всего жизненной правды. «Вне правды нет хокку», – утверждал Оницура.
Мацукура Ранран (1647–1693) – один из учеников Басё и его ближайший друг. Самурай по происхождению, он оставил службу и поселился в Эдо, чтобы изучать поэзию под руководством мастера.
Хаттори Рансэцу (1654–1707) – ученик Басё; самурай низшего ранга, впоследствии монах, житель Эдо.
Осима Рёта (1707–1787) – родился в городе Осима провинции Синано, житель Эдо. Был очень популярен в свою эпоху, превосходя своей популярностью Бусона; имел множество учеников и издал более двухсот сборников своих произведений.
Тиё из Кага (1703–1775) – родилась в провинции Ката, была женой бедняка. Рано овдовев и потеряв маленького сына, она постриглась в монахини и посвятила себя поэзии, которой занималась под руководством поэта Сико, последователя Басё.
В. Н. Маркова и В. С. Санович
ПОЭЗИЯ ТАНКА ПЕРИОДА ЭДО
На исходе первого тысячелетия существования жанра поэзия танка пребывала в состоянии упадка. На смену блестящим авторским сборникам и классическим антологиям пришли эпигонские стихи, писавшиеся по шаблону. Казалось, что золотой век танка позади, традиции никогда уже не возродиться. Однако бурный расцвет буржуазной городской культуры в XVII– XIX вв. неожиданно пробудил к новой жизни искусство «японской песни» вака, на котором было воспитано столько поколений читателей.
В XVIII в. грандиозный труд филологов так называемой Национальной школы (кокугаку) по расшифровке и комментированию древних шедевров «Манъёсю», «Кокинвакасю» и «Гэндзи моногатари» стал связующим звеном между литературой раннего и позднего Средневековья. Лидеры Национальной школы именно в танка видели истоки самобытности японской культуры, священный оплот японского духа. Под влиянием их идей в борьбе против господствовавшей в то время идеологии конфуцианства оформилось направление гражданской поэзии вака, в котором отстаивались чистота родного языка, патриархальное благородство нравов, мистическая глубина и величие Пути Богов – Синто.
Поэты‑филологи Комо Мабути и Мотоори Норинага отталкивались прежде всего от великой антологии VIII в. «Манъёсю», полагая, что более поздняя поэзия Хэйана с ее рафинированным эстетизмом лишь ослабила изначальную «мужественную» основу вака. Возврат к истокам определил направление их поисков, придал их собственным творениям глубину, сдержанность и внутреннюю наполненность. Буддийские основы их поэзии расцвечиваются и обогащаются синтоистской духовностью.
Одзава Роан, утверждая, что «в поэзии нет ни правил, ни учителей», призывал к неограниченной свободе творческого поиска, но его идеалом всегда оставалась благородная утонченность куртуазной лирики «Кокинвакасю». Это пристрастие разделял его младший друг Кагава Кагэки, создатель популярнейшего стиля танка Кэйэн. Великий Чудак Рёкан, каким он вошел в историческую легенду, черпал вдохновение в «Манъёсю», а своим духовным наставником почитал чаньского поэта Хань Шаня. Татибана Акэми и Окума Котомити вообще отошли от классической традиции, создав оригинальный жанр бытовой танка, в котором именно проза повседневности отражает трансцендентальную мудрость дзэн.
Немалую роль в формировании особенностей новой поэтики вака сыграла достигшая к тому времени пика популярность хайку школы Басё, привнесшей в японскую культуру дзэнские принципы истинности и искренности. Мастера вака высоко ценили и применяли в своем творчестве такие ключевые эстетические категории Басё, как ваби (осознание одиночества человека в мире) и саби (патина времени, причастность к мировым метаморфозам). Предметность и заземленность танка позднего Средневековья – также дань эстетике хайкай, которая провозгласила приоритет вещного мира, мельчайшей конкретной детали над каноническими стереотипами. Более того, возможности танка помогли расширить границы дзэнского мировосприятия и воплотить их в удивительно органичных формах. Эти стихи пестрят образами, почерпнутыми из гущи жизни, в которых непосредственность и спонтанность чувства преодолевают условности формы.
Для эдоских танка не характерны вычурность слога и ажурность композиции. Все стилистические средства подчинены, как правило, требованию создания зримого, почти осязаемого образа, стремлению добиться (как и в хайку,) живого отклика читателя. Суггестивность становится не целью, как в поздней куртуазной лирике, а средством для передачи конкретных впечатлений момента. Традиционный набор поэтических приемов несколько видоизменяется: редко используются такие архаичные тропы, как вступление‑параллелизм дзё или зачин утамакура. Тяжеловесные «постоянные эпитеты» макуракотоба у Рёкана нередко выступают в неожиданном контексте – например, в каком‑нибудь шутливом пятистишии о сельском празднике или в дзэнском парадоксе. Традиционные художественные приемы переосмысливаются и обыгрываются в духе искусства укиё. Простота чувства, наивная мудрость дзэн заведомо торжествует над сложным литературным изыском.
Культ простоты и естественности определял все жизненные ценности эдоских поэтов вака. Тема ухода от мира, добровольного самоограничения и нищеты (реальной или мнимой) проходит через лирику всех представленных в антологии мастеров. Тем самым протягивается нить в глубь веков, к китайской классике эпохи Тан, исповедовавшей идеал благородной бедности и отрешенности от суетных забот. «Бесприютные странники в юдоли мирской», эдоские поэты не придавали значения не только богатству, но и славе. Некоторые, как Камо Мабути, Таясу Мунэтакэ и Кагава Кагэки, были достаточно состоятельны и знамениты при жизни, другие, как Рёкан, Роан и Акэми, влачили дни в честной бедности, а Котомити еще и надолго был предан забвению после смерти. Но прошло время, и шедевры эдоской лирики вака заняли достойное место в сокровищнице классической японской литературы.
Дата добавления: 2018-10-26; просмотров: 226; Мы поможем в написании вашей работы! |
Мы поможем в написании ваших работ!