Глава семнадцатая. Самая короткая
1798 год
Байсаков ехал на коне один, и был этим крайне недоволен. Ему бы хотелось, как Гаевскому, посадить впереди себя Мари. От этого он постоянно задирал Антона, а тот метко язвил в ответ. Мари хохотала, требовала перевода, снова хохотала и защищала Ивана. Сзади ехал Александр, и тоже не один. Загадочная девушка Дия тихо рассказывала ему грустную историю ордена суфиев, кончившуюся предательством.
В ожидании прибытия Дюпона они решили переместиться севернее и западнее Каира. Здесь было спокойно и безлюдно. Вечером, уже собираясь развести костер, Дия вдруг вскрикнула. Все обернулись в том направлении, в котором смотрела девушка, и увидели далекую одинокую фигуру. Гаевский и Байсаков вскочили на коней и скоро привезли к костру того самого Азиза, который когда‑то ругался на них и грозил палкой. Старик едва дышал.
– Дедушка Азиз! – расплакалась Дия. – У нас нет для вас ни чая, ни кофе!
– Ерунда! – как всегда хрипло, но теперь очень тихо сказал Азиз. – Скажи мне, внучка, другое...
И она сказала ему, в самое ухо. Азиз долго смотрел Остужеву в глаза, а потом попросил поговорить с ним ночью, когда все лягут спать. Александр, конечно, согласился, и они говорили долго. О силе Носорога, о бедах, которые он несет своему обладателю и миллионам людей вокруг. Потом, когда старик понял, что Остужев не собирается становиться живым богом, он немного успокоился и разговор перешел на сущность предметов вообще. Азиз считал, что все волшебные фигурки – зло. Остужев вспомнил позицию по этому вопросу Дюпона, который скоро должен был прибыть в Египет, и который считал примерно так же. Азиз вздохнул и сказал:
|
|
|
– Искандер, ты не должен ждать Дюпона. Он хороший человек, но окружают его люди разные. А люди теперь твои враги, потому что одна только мысль о Носороге может сделать хорошего человека плохим, а плохого – безумным. Ты взял на себя очень тяжелый груз.
– Что же мне делать? Кому верить?
– Никому не верь, если дело касается Носорога. Он самый злой, самый плохой предмет.
– Надо его спрятать? – спросил Остужев. – Куда‑нибудь закопать?
– Его найдут, – убежденно ответил Азиз. – Носорога кидали в океан, но волны выносили его на берег. Его закапывали в землю, но земля трескалась и выбрасывала его вон из себя. Его невозможно уничтожить, невозможно спрятать. Его можно только хранить.
– И как долго?
– Так долго, как сможешь выдержать. А тогда... Тогда спрячь. Только если уж прятать, то так, как прятали мы – не в воде, не в земле, а под землей. У нас он лежал долго и не делал бед. Может быть, ты найдешь и другое такое место. Но сначала скройся. Пусть никто даже не подозревает, что у тебя есть. Так лучше всего. Но тебя будут искать, всегда.
|
|
|
К ним вышла Дия, села рядом со стариком, и гладила его по руке почти до рассвета. Но до рассвета Азиз не дожил. Они похоронили его в песке. Потом Остужев тихо сложил вещи в мешок и сел на прощание рядом с Дией.
– Куда ты пойдешь?
– На север, а потом на восток. Там есть удивительная земля Сибирь. Зимой там бывает снега больше, чем в Сахаре песка. – Он немного помедлил, и неожиданно для самого себя спросил: – Поедешь со мной туда?
– Да! – крикнула Дия раньше, чем он закончил вопрос.
– Тише, ребят разбудишь! – погрозил он ей пальцем. – А прощаться нам ни к чему.
И песок замел следы копыт его коня на долгие четырнадцать лет.
Эпилог
1812 год
Армия таяла. Она таяла, когда шла к Москве – солдаты гибли в боях и от болезней, самые счастливые уезжали на родину залечивать раны. Она таяла в Москве, когда каждое утро находили новые трупы захватчиков. Но по настоящему армия начала таять на пути от Москвы к границе.
– Что происходит, Мюрат? – мрачно спросил он как‑то у начальника кавалерии. – Почему они бросают пушки?
– Солдаты! – пожал плечами жизнерадостный Мюрат. – Они всегда так. Чуть голодно, чуть холодно, сразу думают: а зачем мы еще эту пушку тащим? Вот сломает коняга ноги, так и поедим, и пушку тащить не надо. Не на своем же горбу? Вот так подумают, подумают, а потом коняга ломает ногу. И дальше идут сытые, налегке.
|
|
|
– Это не мои солдаты, Мюрат. Мои солдаты не бросают оружие. – Наполеон кутался в зимний плащ, но холод шел изнутри. Он знал ответ, но все равно спрашивал Мюрата: – Я буду собирать новую армию, и в следующем году начну новую кампанию против России. Но этих солдат я не возьму. Смотри, они и ружья бросали!
– Солдаты! – Мюрат отворачивался, чтобы Император не видел его улыбки, пусть и невеселой. – Они всегда так. Ни пуль, ни пороха нет, и зачем я тогда тащу это ружье? Скажу, что его разбило осколком шрапнели, и пойду дальше налегке.
– Это не мои солдаты.
Лев оставил его, и теперь Наполеон иногда спрашивал себя ночью: правильный ли он сделал выбор? Может быть, стоило отдать Пчелу? Впрочем, Остужев не давал ему выбора, он требовал Льва... Мысли Бонапарта путались, и тогда он прижимал Пчелу к груди. И доброе, трудолюбивое насекомое гудело, что все правильно. Пока есть порядок в голове, достичь можно всего. Надо только успокоиться, и мысли снова станут четкими и ясными. Тогда Наполеон соберет новую армию и отомстит. Он вернет Льва! Ведь существует древнее пророчество, согласно которому обладатель Пчелы должен получить Льва, Саламандру и «Предмет предметов», чтобы стать живым богом и править вечно...
|
|
|
Бонапарт просыпался в холодном поту и подолгу смотрел на карту. Он видел, как отступление превращается в бегство, а бегство в разгром. И пока он смотрел на карту, Пчела все так же уютно и размеренно гудела ему то, что легко было просчитать. Ему не собрать новой армии. Союзники отвернутся. Присоединенные к Франции земли взбунтуются. Русские, немецкие, австрийские и, конечно же, британские сапоги будут топтать землю страны, которая стала больше чем его родиной – стала его Империей! Ничего уже не удержать. И тогда он снимал Пчелу с шеи и швырял на карту. Без нее в такие моменты было легче.
Вспоминался Египет. Тоже чужая страна, тоже ненависть населения, только вместо снега – песок. Там армия тоже потерпела поражение. Но не проиграл Наполеон, потому что не проиграл Лев. Покидая армию и зная, как нелегко придется в Египте французам без связи с родиной и без непобедимого генерала, Бонапарт уже не испытывал ни малейших угрызений совести. Где‑то там, пожалуй, она и осталась, в подземелье Сфинкса, куда Джина Бочетти принесла любимому Саламандру.
Вернувшись во Францию, чудом проскочив в тумане мимо английской эскадры, он строил Империю. Республика, революция – все это окончательно стало для него пустым звуком. И Пчела подсказывала, что страна должна подчиняться единоначалию, как правильно устроенная армия. Но было и другое. Он вспоминал слова Имада, и хотя тот оказался предателем, не мог забыть этих слов: живой бог. Поэтому разгонялся конвент. Была устранена Директория. Бонапарт был Императором, но этого казалось мало. Четырнадцать лет Колиньи искал для него тот, загадочный, несбыточный «Предмет предметов»... И не нашел. Теперь Наполеон винил во всем авантюриста итальянца. Ведь Колиньи прямо говорил: предмет находится у Остужева, потому и пропадал он столько лет в Сибири. Но где этот предмет? Не мог же Остужев добровольно с ним расстаться? Никто, верил Бонапарт, никто не может отказаться стать живым богом и править безгранично! Ах, если бы только его, Императора, не подвел тот, кому он больше всех доверял!
А далеко сзади, верхом на отощавшем коне, трясся несчастный Колиньи. Его окружали последние из его людей, озлобленные на предводителя. Больше, чем наседающие отовсюду казаки, их беспокоило, не сбежит ли чертов мошенник, который обещал им заплатить по возвращении во Францию. И Колиньи прекрасно знал, что денег на расплату у него нет, а от Императора он ничего не получит. Знал, но уже не боялся – он всего лишь мечтал попасть в теплые, добрые края.
Он был несчастен. Трудно жилось без Леопарда, но куда труднее ему было без своего Императора. Наполеон оставил его, не поблагодарив за службу. Старого пса выставили на улицу, и ему хотелось выть. Но под этим воем, незаметно, уже вызревали и другие желания. Добраться бы до Франции, а там... Может быть, поговорить с прежними хозяевами? Возможно, они еще могут его простить, если, конечно, он окажется хоть чем‑то полезен. До подлинной ненависти к Бонапарту Колиньи следовало еще долго дозревать, трясясь на тощей лошадке по бескрайним просторам России.
Но, еще не добравшись до границы, он уже жалел, что отрубил голову Джине Бочетти. Сам не мог объяснить, почему, но раскаивался в этом поступке. И те, кто ехали рядом, часто слышали от него вдруг, ни с того ни с сего: «Бедная, бедная Джина». Вспоминались их веселые деньки, когда казалось, что молоденькая итальяночка не просто его наемница, и даже не только любовница, а еще и друг. Так могло бы и продолжаться, если бы не Бонапарт.
И новые ростки ненависти появлялись в его душе, крепли, пускали корни все глубже.
***
После того, как французская армия покинула Москву, начиная свой гибельный путь, Остужев с товарищами отправился в ставку главнокомандующего. На этот раз у Кутузова нашлось для них достаточно времени. Он выслушал все, похвалил, и с удовольствием принял фигурку Льва.
– Вот теперь он у меня попляшет, прохвост! – Кутузов рассмеялся, как ребенок, а потом погрустнел. – Мне бы тебя под Аустерлицем, – сказал он Льву. – Да и у Бородино... Сколько бы жизней спасли! Кстати, Саша, я о тебе давно справку навести пытался – как жил, что делал. Вот и донесение мне пришло. Во‑первых, жена твоя Дия жива‑здорова, а во‑вторых, родила тебе третье дитя, дочку. Как назовешь?
– Мари?.. – неуверенно произнес не готовый к вопросу Остужев. – Мария. Но у меня же еще Саламандра есть! А с ней что делать?
– Не знаю, – Кутузов пожал плечами. – Аракчееву отдай, они там, в столице разберутся, а мое дело маленькое – супостата гнать.
– И молчал про жену, про детей... – заворчал Байсаков. – Да что ж ты за человек такой?
– Дия! – засмеялся Гаевский. – А я все думал: ну ладно, сбежал. Но зачем девчонка‑то ему понадобилась?
«Что же он не спрашивает? – думал Остужев, глядя на Кутузова и отхлебывая из солдатской кружки крепкий чай. – Я ведь предлагал тебе Носорога, так спроси: что с ним, куда я его дел, или до сих пор с собой таскаю? Ведь за таким предметом всегда присматривать надо!»
Когда чаепитие окончилось и все распрощались, Остужев на минуту задержался.
– Михайло Илларионович, а что делать с... «Предметом предметов»?
– Не знаю такого, и знать не желаю! – отчеканил главнокомандующий. – Нет его.
– А граф Аракчеев?
– То же самое скажет! – Кутузов ненадолго смягчился. – Саша, у каждого свой крест. Как тебя Бог поступить надоумил, так и хорошо. А знать никому ничего не надо.
Выйдя и вместе с друзьями двигаясь к месту постоя, Остужев вспомнил жалкого, сразу постаревшего Колиньи. Когда почти все французы уже ушли, итальянец все еще пытался заложить заряд под храм Василия Блаженного и взорвать его. То ли пытался попасть в подземелье, то ли просто мстил Москве. Отец Григорий попросил помощи, и взрыва удалось избежать. Остужев мог убить Колиньи, и убить легко – Император не вернул ему Леопарда. Но глядя на его трясущиеся руки и потухший взгляд, Александр просто не решился. Враг был наказан больше, чем смертью – проигрышем и жалкой жизнью.
Завтра им предстояла дорога в Санкт‑Петербург, долгий разговор с дотошным Аракчеевым, а потом новые задания. Потому что есть войны, которые не кончаются никогда.
ИГОРЬ ПРОНИН
Родился и живет в Москве, образование экономическое. Больше десяти лет работал в «банковской сфере», пока не заскучал, и с тех пор писатель. Издал (чаще под псевдонимами) более двадцати романов, не считая повестей и рассказов в сборниках. Предпочитает сочинять фантастику, в ней и стал лауреатом нескольких премий. Печатался в таких сериях, как «Ведун», «Сталкер» (А. Степанов). Новеллизировал сценарий кинофильма «Черная молния», работал над телепроектами. Автор серии «Пираты» проекта «Этногенез».
Собирается так и продолжать.
АВТОР О «НАПОЛЕОНЕ 2»
Вы написали книгу в том числе о войне 1812 года. Специально старались к юбилею?
Юбилей, как всегда, подкрался незаметно! Я почему‑то совсем упустил его из виду, собираясь писать о Египетском походе. Спасибо – напомнили. Пришлось многое изменить в изначальном замысле, но сама идея мне понравилась. Надеюсь, книга стала динамичнее оттого, что рассказывает о двух войнах. И они действительно во многом похожи – именно в этих двух кампаниях Наполеон покидал привычную для него «цивилизованную Европу», пропитанную идеями Французской Революции. Пожалуй, сюда еще можно отнести Испанию со вспыхнувшей там герильей, но она лично для Наполеона имела мало значения. А вот Египет должен был бы научить: есть места, где тебе не рад никто, и земля будет всегда гореть под ногами.
Увы, урок отчего‑то не был выучен, и четырнадцать лет спустя уже не генерал, а император пришел в Россию, чтобы увенчать свою героическую жизнь печальным финалом. Но праздновать мы будем, конечно, не это, а действительно героическую победу нашего народа, для чего потребовалось полное единение, – неспроста эта война Отечественная.
Это ваша вторая книга о Наполеоне Бонапарте, в рамках проекта «Этногенез». Для работы над первой книгой вы обращались к исследованиям Стендаля и Тарле. Какие источники помогли вам на этот раз – для понимания личности Наполеона периода военных кампаний?
Источники были те же самые, ведь писать о Наполеоне и не писать о Русской кампании просто невозможно. Да и египетская авантюра, назовем ее так, до сих пор предмет спора историков. Но тогда Наполеон был всего лишь генералом, и получил задание от Директории, с которым справлялся блестяще, но его подвел флот – можно смотреть на это с такой точки зрения.
Но личность его... В Египте, на мой взгляд, он ожесточился. Во время отступления из Сирии в армии началась эпидемия. Безнадежно больных не имело смысла везти с собой. Но оставить их туркам означало обречь больных на мучительную смерть и поругание. Наполеон предложил врачу отравить их. Характерный, как мне кажется, эпизод – холодный здравый смысл подсказывает самый простой выход.
В Наполеоне будто все меньше оставалось человеческого, год за годом. И, как ни странно, человеческие качества стали возвращаться к нему уже в самом конце, на острове Святой Елены. Там он много гулял, с удовольствием принимал редких гостей, шутил с дочкой губернатора. Удивительный человек с удивительной судьбой, и понять его личность непросто. И все же нужно помнить: при всей обаятельности Наполеона как исторического персонажа, этот человек несет ответственность за гибель множества людей, и не в последнюю очередь в России.
В романе значительное место уделяется батальным сценам, от обширных сражений армий до перестрелок и погонь отдельных персонажей. Именно поэтому, оттесняя миролюбивых Пчелу и Кролика, на передний план выходят «агрессивные» предметы – Лев, Леопард и, наконец, загадочный «Предмет предметов»?
Пчела работает всегда, день и ночь, без выходных. Именно она дает силу и энергию Наполеону, и именно поэтому он скорее согласен расстаться со Львом, чем с Пчелой. Она не миролюбива, она – строитель. Может строить мирное государство, а может построить самую совершенную военную машину своего времени. Что касается Льва и Леопарда, то эти представители семейства кошачьих имеют разный масштаб: Лев громит чужие армии, а Леопард ломает кости конкретному врагу. Конечно, в военное время хорошо бы иметь под рукой обоих, в чем Наполеон и преуспел на какое‑то время. А «Предмет предметов»... Может быть, персонажи романа его несколько переоценивают? Не знаю. Но одобряю поступок Остужева – есть вещи слишком серьезные, чтобы доверять их людям. Шутка. Может быть.
Наполеон без особых колебаний принимает условия игры – не останавливается ни перед чем в стремлении стать богом. На страницах романа в качестве морального противовеса «наполеоновским устремлениям» выступает русский офицер Остужев – не поддающийся соблазну возвыситься над миром и людьми. Что это – типичная русская черта, особенность традиционного воспитания и мировосприятия, или нечто личное?
Человек он хороший. Воспитан в дворянском духе того времени, не испорчен ни деньгами, ни славой, ни успехами... Немного идеалист, хотя с возрастом этот недостаток частично преодолел. Но самое главное – он не честолюбив. Может быть, даже слишком не честолюбив. Таких людей у нас много, но в мирное время они не слишком заметны. Только война, угроза для родины заставляет их оторваться от привычных занятий. Когда Остужев осознал, что мирного времени нет, что война за предметы идет всегда, он уже не мог оставаться в стороне. А когда от него потребовалось отказаться ото всего ради спокойствия других, он не колеблясь пошел на эту жертву – это и есть главная черта Остужева: готовность к самопожертвованию ради других.
О войне 1812 года написано и сказано немало. Кратко, по‑вашему: в чем причина неожиданного краха наполеоновской кампании в России?
Как в чем? Остужев отобрал у Бонапарта Льва! Но если на минуту выйти из Вселенной «Этногенеза» и посмотреть с историко‑аналитической точки зрения, то ничего неожиданного в крахе нет. Неожиданно поведение Наполеона, который в Витебске (реальный факт) швырнул саблю на карту и сказал, что кампания 1812‑го года окончена. Поступи он так, все было бы куда сложнее и опаснее для России – коммуникации не вытянуты, склады наполнены, противник потерял значительную часть территории... А самое главное, Наполеон мог подтолкнуть к нападению Турцию и Швецию, совсем недавно проигравших войны России. Но отчего‑то он вдруг решил продолжить войну. Не учел наших масштабов, может быть? Но это странно для такого расчетливого человека. Скорее не учел менталитет. И менталитет крепостных крестьян, которые пошли в партизаны не ради господ, а ради свободы родины, и менталитет царя, который на предложение переговоров ответил, что будет воевать и за Уралом.
После победы над французскими захватчиками у русских появились, в качестве трофеев, такие мощные предметы, как Лев и Саламандра. Казалось бы, Россию ждет череда успешных военных кампаний...
Казалось бы... Но не всегда все идет так, как хочется. Наш прекрасный военачальник князь Голенищев‑Кутузов, как известно, прожил не так уж много после победы над французами. Как знать, что случилось со Львом? Разве что почитать продолжение серии «Наполеон». Что до Саламандры, то она к военным успехам отношения не имеет, и как с ней поступил граф Аракчеев, пока неизвестно.
Есть ли у русской троицы героев (Остужев, Гаевский, Байсаков) прототипы из жизни? К кому из этих персонажей вы, как автор, испытываете наибольшую симпатию? Каким вам видится их будущее?
Все персонажи собирательные, а кто мне более симпатичен, затрудняюсь сказать. Мне нравится Байсаков, но в своем неприятии всего западного он иногда становится смешон. В то же время Гаевский, проникнувшийся идеями Просвещения, порой слишком критичен к России, но в то же время остается славным малым и настоящим патриотом. Их будущее видится мне... Небезмятежным. Будут бури, будут трудности и будет все висеть на волоске, но если они останутся друзьями, то все у них будет хорошо. Чего желаю и нам всем!
Дата добавления: 2018-10-26; просмотров: 131; Мы поможем в написании вашей работы! |
Мы поможем в написании ваших работ!