Глава двенадцатая. Загнанные в угол



 

1812 год

По всей Москве, в разных местах, начались пожары. Слухи ходили самые невероятные: сгорели сотни, тысячи, десятки тысяч французов, сам Наполеон сгорел в Кремле... Утром, конечно же, выяснялось, что большинство пострадавших – жители старой столицы. А дома все горели, тушить их было совершенно некому – захватчиков интересовала, прежде всего, их собственная безопасность, и пожары слились в один, огромный, практически уничтоживший город. Было расстреляно несколько сот человек, подозревавшихся в поджигательстве. Отвечал за эти расстрелы лично Колиньи, хотя в официальных документах его имя не упоминалось. Он сам вписывал имена в списки, сам говорил, где найти этих людей. Все члены организации графа Аракчеева, не сумевшие покинуть город, были уничтожены. Многим пришлось перед смертью пережить тяжелые допросы. Но никто из них просто не знал, где скрывается Остужев.

Повезло лишь Бочетти, кое‑где опережавшей заклятого врага. Но и она опоздала. Теперь Москва горела, тяжелый, вездесущий дым мешал дышать, а в то же время приходилось скрываться – армейская контрразведка уже знала о маленьком отряде мародеров. В свободное от поисков Остужева время Джина отдыхала, позволяя Витольду и его молодчикам веселиться. Вломиться ночью в тихий, будто брошенный дворянский дом! Это было забавно, ведь старенькие слуги, оставленные охранять хозяйское добро, были совершенно беззащитны. Полиции нет, соседи, если что и заметят – побоятся выходить из дома до утра. А утром они уже меняли дислокацию, постепенно узнавая странный город.

Остужев с двумя товарищами просто не знали, как поступить. Жители зажгли столицу, или это была работа Колиньи – роли не играло, в любом случае прятаться становилось все тяжелее. К неявной охоте посвященных в происходящее добавились многочисленные армейские патрули. Более того, во многих местах и местные жители организовались, чтобы противостоять поджигателям. Нередко случался самосуд над чужаками. Друзья дважды пытались выйти из города, на запад и на северо‑запад. В первом случае сразу почувствовали плотный заслон, и смогли уйти без шума. Во второй раз добрались почти до Тушина, но во время ночевки какие‑то люди почти смогли их окружить. Беглецы отступили в сторону Москвы, и по действиям противника поняли, что те срочно перекрыли другие направления. Москва стала огромной ловушкой, из которой не было выхода.

– Предметы, – ворчал Байсаков. – Они используют какие‑то предметы, чтобы нас выслеживать. Опять же, каких‑то и беспредметников пригнали, тоже помощь. Шутка ли – четырнадцать лет Наполеон готовился!

– Так что у тебя там, Саша? – Гаевский единственный мог в любое время спокойно уйти, поменяв внешность. Но уходить втайне не хотел: наверняка Мари где‑то рядом с Наполеоном. – Мог бы, и рассказать про предмет. Вокруг Льва такой суеты не было!

– Не было, потому что таких сил в одних руках ни у кого не было! – Александр все же не хотел, чтобы друзья знали лишнее. – Какой‑то предмет. Мне бы его век не видеть, и не слышать о нем никогда.

Антон и Иван переглядывались и понимающе усмехались. Откуда у Остужева взялся этот предмет, оба догадывались. Между тем две недели постоянной гонки порядком измотали всех троих. Они питались, чем придется, мылись изредка, по ночам в реке. От запаха гари просто тошнило. Но хуже всего было ощущение, что их просто загонят – от усталости люди совершают ошибки.

Как‑то раз вечером, в Лефортове, Гаевский зашел в кабак разжиться едой. Остужев и Байсаков затаились поблизости, раздельно, но так, чтобы видеть друг друга. По улице шел французский конвой, тоже злой от дыма и постоянной враждебности жителей. Кто‑то в обносках подбежал к солдатам, и оживленно жестикулируя указал им на Байсакова, присевшего на ступени крыльца пустого мещанского дома.

– Поджигатель! – кричал бродяга. – Он поджигатель, мусью!

Французы немедленно подняли ружья и обступили Байсакова. Вышедший из кабака Антон со свертком еды в руках растерялся и попятился. Тут же и на него обратили внимание. Гаевский беспомощно обернулся к Остужеву. Дело было не в страхе, не в опасности. Просто они очень устали и надеялись отоспаться этой ночью, отдохнуть, и вот снова получалась заварушка. Александр поднялся с поломанной телеги и пошел на французов, совершенно не скрываясь.

«Вот так и наступает конец, – промелькнула мысль у него в голове. – Конец от отупения и равнодушия ко всему. Нельзя!»

– Я сдаюсь! – Он поднял руки. – Я сдаюсь, господа.

– Шутишь? – с надеждой спросил по‑русски Гаевский, которого солдаты уже прижали к стене.

– Шучу, конечно, – устало согласился Александр. – Давай, Ваня, действуй!

Байсаков, которому трое французов безуспешно пытались выкрутить руки, устало вздохнул, крякнул, и начал действовать. Один солдат спустя секунду был с такой силой впечатан в забор, что вряд ли смог позже вернуться в строй. Остальные схватились за оружие, но Александр был уже рядом. Преодолевая многодневную усталость, он «включился», и на французов налетел дикий, кровожадный зверь.

Разбрасывая беспомощных солдат, словно ватные куклы, Остужев услышал выстрелы – это Гаевский, уронив сверток, пристрелил сразу двоих. Вся улица мгновенно наполнилась криками, и, конечно же, кто‑то закричал: «Пожар! Горим!». Началась паника, люди выбегали из домов кто, в чем был. Оказав помощь Байсакову, Александр тут же метнулся к Антону, но тот уже справился сам, оглушив последнего из противников рукоятью пистолета.

– Бежим! – сказал Гаевский, ожидая от Александра команды.

Но Остужев, выйдя из состояния бойца, теперь всем телом и душой испытывал пьянящую слабость и лишь беспомощно озирался по сторонам. Куда бежать? К центру, к окраине, или попытаться укрыться во дворах? Подбежавший Байсаков понял состояние товарища, схватил его за руку и потянул наугад.

– Бежать – только внимание привлекать, Антоша. Уж пошли пешком.

– Сюда пошлют кавалерию, расчистить улицы! – усталый Гаевский рассуждал вслух. – Поэтому лучше бы убраться во двор, но...

Он не успел договорить, потому что в полусотне шагов от себя увидел Бочетти. В соболиной шапке и гусарской форме она вышла из дома с пистолетом руке и тоже сразу увидела Антона. От усталости он не мог сейчас поддерживать образ и был узнан мгновенно.

– Витольд! – наметанный глаз Бочетти тут же заметил в толпе и крупного Байсакова, и его товарища, которого он почти волок на себе. – Витольд, ко мне!

У Гаевского было два пистолета, но оба разряженные. Все, что он мог – выставить их перед собой в тот момент, когда графиня подняла свое оружие. Бочетти инстинктивно уклонилась, и выстрел вышел неточным. Байсаков уже тащил Остужева назад, в толпу, свободной рукой пытаясь вытащить из кармана зацепившийся курком пистолет. Выбежали из дома, гремя шпорами, помощники Бочетти. Убегая, Антон оглянулся через плечо и увидел верзилу‑гусара, целившегося в него из кавалерийского карабина. Но в тот же миг гусар выронил карабин и повалился на мостовую.

– Французы впереди, Антон! – Байсаков теперь тащил Остужева во двор. – Давка будет, эх, попали мы!

Со стороны центра города, заполнив строем всю улицу от дома до дома, двигались уланы. Они сшибали людей конями, били плетьми, а офицер, привстав на стременах, с недоумением всматривался в убитого им гусара. Французы недолюбливали поляков, равно как и австрийцев, и немцев, и итальянцев. Вот и теперь командир кавалеристов предположил, что целиться гусар мог прямо в него, и решил не испытывать судьбу. Троих подозрительных оборванцев, вместе с десятками таких же кинувшихся во двор, он и не заметил в толпе.

– Повезло! – бормотал Остужев, обессиленный вспышкой звериной энергии. – Нам повезло, может быть, в последний раз. Но нас будут искать, все же целый патруль перебит. Приметы соберут.

– Ништо, Саша, пока затерялись! – прохрипел тоже донельзя усталый, в основном от голода Байсаков, протискиваясь между дровяных сарайчиков. – Вот зря ты, Антоша, харчи не подобрал. А так все пока ничего у нас, живы, да и ладно. И вот что еще: в Сокольники нам надо. Есть там один домик, от армейской разведки, мне еще Белкин о нем говорил. Вдруг цел домик‑то, не найден? А больше не знаю, куда идти.

– Ну, так веди нас! – Гаевский на ходу заряжал пистолеты. – Я в Москве никогда прежде не был, да и Саша все проездом.

В тот раз им удалось вырваться. Наступила ночь, они немного отдохнули в лесу, наткнувшись на ручей, а потом снова побрели в сторону Сокольников. Местечко это было неспокойное, хватало и воров, и всякого жулья. Вполне возможно, что прямо сейчас там уже ждали беглецов завербованные Колиньи люди. Но Байсаков надеялся, что небольшой склад, оставленный русской разведкой после сдачи Москвы, уцелел. Оттуда планировалось внедрять в город переодетых во французскую форму разведчиков.

Когда они вышли на тропинку, которая должна была вывести их в дальний пригород Москвы, Гаевский подобрал какую‑то бумагу. Ради любопытства он остановился, и в свете луны разглядел французскую прокламацию.

– Постойте‑ка! – попросил он. – Что это... Предлагают всем шпионам сдаться и получить свободу и награду.

– Ну, и что? Я таких сотню видал! – проворчал Иван.

– Да, вот и я не вчитывался. А тут написано, что если шпионы сдадут «имеющиеся у них предметы и вещи государственного значения», то и награда соответственно увеличится, а еще шпионы могут вступить в переговоры. Это про нас. Но не только про нас: те, кто на таких шпионов укажет, тоже награду получат в случае поимки. Хитер Колиньи: порядочные люди из Москвы бежали, а мародеров да воров еще больше сюда понаехало. Вот они и стараются, не за честь, а за рубль.

– Вот эта, кажется, еще интереснее! – Остужев увидел прямо на дерево наклеенную бумагу. – Свети!

Гаевский зажег прокламацию, что была у него, и поднял повыше. На бумаге высветились два портрета, в которых без труда можно было угадать Остужева и Байсакова, только не таких заросших.

– Тебя все еще не связали с нами, – заметил Александр Гаевскому. – Впрочем, ты всегда можешь образ изменить.

– Здоровья уже не хватает, – вздохнул Антон. – А еще про Мари все время думаю. Ваня, ну где твои Сокольники? Уж хочется узнать поскорее: умереть нам сегодня, или все‑таки поспать?

– Не стреляйте, господа! – отчетливо послышался в ночи чей‑то голос. – Не стреляйте, я не враг.

Трое товарищей уже присели и отступили с освещенной луной тропинки в лесную темноту. Тогда незнакомец, продолжая просить не стрелять, сам вышел на освещенное пространство с поднятыми руками. Остужеву показалось, что он где‑то видел это лицо.

– Господа Остужев и Байсаков, если не ошибаюсь? Мы выследили вас в Лефортово, но не успели поговорить.

– Вы здесь не один? – с угрозой спросил Александр. – Не советую с нами связываться, идите своей дорогой.

– Вы меня не помните? Я Никанор. Мы общались с вами в трактире, не так уж давно. Я еще тогда сказал, что люди, которых я представляю – ваши друзья, и могли бы оказать помощь.

Остужев, конечно, вспомнил. Подозрительный человек, назвавшийся Никанором, намекал, что является масоном. Но так же, как и тогда, Александр ничего не знал ни о Никаноре, ни об ордене, членом которого он якобы являлся. Перед ним мог стоять обычный охотник за предметами, служивший неизвестному друзьям клану.

– Стрелять нам не очень‑то выгодно, – прошептал Гаевский. – Переполошим всю округу. Иван?

– Да запросто, – ответил Байсаков. – Только не люблю я душегубства. Там французы, супостаты, а этот свой. Может, добра желает?

– Но верить нельзя, – отчеканил Остужев. – Любезный Никанор, будьте добры убраться по добру поздорову! И никогда, слышите? Никогда больше нас не ищите. При следующей встрече я вас убью.

– Это было бы прискорбно, – вздохнул Никанор, медленно отступая с поднятыми руками. – Но есть вещи, скажем так, есть предметы, которые дороже моей жизни. Вам некуда прятаться, господа, Колиньи берет вас измором. И мы тоже не можем сказать: идите к нам, мы вас спрячем. Нам тоже приходится туго во время этой охоты. Но что, если бы вы спрятались под городом? Наполеон не сможет долго оставаться в Москве, Кутузов отрезал его от припасов, прежде всего от провианта и фуража. В городе уже начинается голод. Что, если бы вы пересидели какое‑то время в подземелье?

– Мне ничего не известно о подземельях Москвы! И мы не пойдем в ловушку!

– Подземелья здесь были всегда, – по мере удаления голос Никанора звучал все тише. – Например, Иван Грозный очень любил надежно прятать некоторые вещи. А куда? Только под землю.

И наступила тишина. Друзья некоторое время прислушивались, но лес жил обычными ночными шорохами. Спустя полчаса они на всякий случай прочесали местность, но никого не обнаружили и продолжили путь к Сокольникам. Пригород спал, даже собаки не брехали. Развивший профессиональную память Байсаков в темноте быстро провел их к домику на окраине. Гаевский, перекрестившись и зажав пистолет зубами, первым перемахнул через забор и исчез во дворе. Спустя минуту он вернулся.

– Вроде никого. Но в дом я соваться не решился.

– Правильно, пропадать – так всем, – Остужев с некоторой натугой последовал за Антоном, а Байсакову пришлось помогать: сломать забор ему сейчас было легче, чем перелезть. – Держимся вместе. Если что – вместе и отступаем.

Но опасения были напрасны, волею судеб этот созданный в последний момент отступающим московским гарнизоном склад ускользнул от внимания и Колиньи, и французской разведки. Тихо, не зажигая света, друзья обошли небольшой дом. Собственно склад располагался в подвале. Тут имелись крепкие замки, но Байсаков расправился с ними без особых усилий. Внизу разожгли свечу и увидели некоторое количество французской формы разных родов войск, оружие и немного провианта: сухари да сало. Однако большего им было и не надо.

– Ешьте сперва вы, – приказал Остужев. – И наденьте форму, хоть немного французов запутаем. А я поднимусь наверх и покараулю. Неспокойно мне после визита этого Никанора.

Но в Сокольниках по‑прежнему было тихо. Ранняя московская осень выдалась теплой, хотя ночевать в лесу без костра стало уже трудновато. Остужев сидел у окна в темноте, и старался сохранить бодрость, не поддаться дремоте. Но уж слишком много энергии было потрачено во время последнего боя. Немного еды – и Александр неминуемо уснет. К счастью, друзья это понимали, и очень скоро его пришел сменить Гаевский, от которого пахло невыносимо вкусно.

– Спускайся, пока Ванька все не прикончил, – одними губами произнес Антон. – И скажи, чтоб крепко не засыпал – я всю ночь не продержусь, тоже глаза слипаются.

Однако, как следует отдохнуть, не получилось. Все, что успел Остужев – переодеться и поесть. Но лишь только начал скидывать сапоги, чтобы немного поспать, как наверху грохнул выстрел. Пнув как следует продолжавшего спать Байсакова – а на легкий пинок тот бы и вовсе не отреагировал – Александр, пошатываясь, кинулся к лестнице. Наверху начиналась перестрелка, и кто‑то уже бил топором, взламывая дверь.

– Антон! Ты цел?!

– Да, только надолго ли? – Гаевский привстал с пола, где заряжал пистолет, и выстрелил в окно. – Следили, наверное, за домом! А может, Никанор продал!

Принимать бой не имело смысла – со временем численность противника будет только увеличиваться. Дом, конечно же, окружен, но все еще темно, и есть шанс прорваться к лесу. Вот только оторваться от врагов на ватных от усталости ногах уже вряд ли получится. Все эти мысли мгновенно пронеслись в голове Остужева. И он нашел слабый, но шанс.

– Поджигай дом! – приказал Александр поднявшемуся из подвала заспанному Байсакову, не забывшему, впрочем, заранее сложенный мешок с продуктами. – Быстрее, а потом кричи: «Пожар!», с твоим голосом и отсюда все Сокольники услышат!

– Там наверху солома была... – спросонок забормотал Иван, и отправился исполнять приказ.

Дверь рухнула. Остужев, пока экономя силы, просто выстрелил в темный проем. Кто‑то истошно завопил, в ответ полетели пули. Гаевский выстрелил в глубину дома – нападавшие зашли и со двора. Схватив товарища за плечо, Александр потащил его на второй этаж, где уже мелькали первые сполохи разгоравшегося огня. Пока он помогал Ивану зажигать дом, Антон как мог, отстреливался от пытавшихся подняться по лестнице противников. К счастью, те под пули особенно не лезли, их явно завербовали среди местного ворья. Тем не менее, прямо сейчас сюда скакали и люди Колиньи, и мюратовские кавалеристы. Их из пары пистолетов не удержишь.

Кричать «Пожар!» Байсакову не пришлось: где‑то рядом уже колотили в набат. И снова все повторилось, как в Лефортове – полураздетые мужики с ведрами, и в панике вытаскивающие детей на улицу бабы. Этого Остужев и добивался.

– Ну, пора! Ноги берегите!

Он первым выпрыгнул в горящее окно. Выпрыгнул неудачно – внизу какой‑то бородач был готов поймать Александра прямо на саблю. Но уже в полете сам собой проснулся боец, и Остужев сумел отбить клинок ногой в сторону, чтобы тут же другой ногой раздробить челюсть бородача. Прокатившись по земле и одновременно вытащив из ножен французскую саблю, он несколькими взмахами прикончил троих нападавших и отогнал от окна остальных. Тут же мимо уха просвистела первая пуля.

– В темноту! – крикнул Александр оказавшимся рядом товарищам.

Гаевский помог подняться не бросившему мешок с провизией Ивану, и все трое, с саблями наголо, кинулись в толпу. Народ перед ними разбегался, но и темнота все плотнее укутывала беглецов. Когда Александр решил, что все уже кончено, из проулка прямо перед ними выбежали драгуны. Командир дал отрывистую команду, и выстроившиеся солдаты вскинули оружие.

– Ложись!

Остужев и сам собирался это крикнуть, но кто‑то его опередил. В момент залпа друзья успели повалиться на землю. Сзади раздались истошные крики раненых – пули пролетели через всю улицу, не разбирая правых и виноватых.

– Лежи, Остужев, не вставай!

Что‑то подсказало Александру, что следует послушаться, и он пригнул к земле голову озиравшегося Гаевского. Последовал ответный залп, не такой стройный, но достаточно точный, чтобы как следует проредить драгунский строй. Офицер снова что‑то крикнул, драгуны сомкнулись было, но теперь по ним открыли беглый огонь с двух сторон, и французам пришлось отступить. Рядом с Остужевым упал на землю Никанор.

– Теперь вы мне верите? Я позвал всех, кого мог позвать, долго мы вас защищать не сможем. Надо отползти отсюда подальше, не вставайте!

Совет был стоящим: пули так и свистели у них над головами. По‑пластунски они кое‑как выбрались из зоны боевых действий, и Никанор быстро заговорил:

– Храм Василия Блаженного! Там вас ждут, и никто кроме меня, этого не знает! Пароль: «Что надо спрятать, спрячь сперва от солнца». Запомните хорошо! Вам нужен отец Григорий, если он еще жив. Спешите, но сделайте крюк через северные окраины, там должно быть безопаснее сейчас! Я должен вернуться к своим людям, – Никанор побежал назад, но оглянулся и крикнул: – Я вам верю, верьте и вы мне! Предмет не должен достаться никому!

С трудом волоча усталые ноги, товарищи направились к лесу, подальше от набиравшей силу перестрелки.

– Так что же, вот так и пойдем, куда этот Никанор сказал? – недовольно спросил Иван, поудобнее пристраивая на плече мешок. – Попадем, как кур в ощип, после всего‑то...

– Мы уже куры в ощипе, Ваня, – Остужев решился. – Был бы Никанор враг, напал бы сейчас. Придется поверить, иного выбора нет. Бонапарт нас загнал. Теперь подобраться бы к Кремлю... Вот она где, пасть Льва.

– Хорошо, хоть переоделись, – отметил Антон. – Только почиститься надо, а то все в копоти, да в траве. А мне идея нравится – может быть, с Мари увидеться доведется?

– Кто о чем... – мрачно буркнул Байсаков. – Было бы только с Мари все хорошо.

 


Дата добавления: 2018-10-26; просмотров: 138; Мы поможем в написании вашей работы!

Поделиться с друзьями:






Мы поможем в написании ваших работ!