Глава девятая. Одна самоотверженность и две измены



 

1798 год

Имад нашел вход в подземелье Сфинкса, но чтобы как следует его расчистить от песка, понадобилась рота саперов и два часа работы. Араб был недоволен таким количеством людей, он бы предпочел сделать все тихо и незаметно. Но Бонапарт слишком спешил. К тому же для саперов было простое объяснение: ученые хотят изучить наследие Древнего Египта. Солдаты ворчали, проклиная никому не нужных умников, но приказ выполнили как всегда в срок. После этого саперов отправили прочь, и у входа остались лишь два десятка головорезов Колиньи и отборная рота гренадеров из числа личной охраны Бонапарта.

– Чего мы ждем? – спросил генерал у Имада. – Ведите нас.

– Мы вступаем в логово врага, Махди, – прошептал араб. – Теперь и я хочу получить оружие, чтобы защищать тебя. Я пойду первым. Мне неизвестно, где именно хранится «Предмет предметов», и как он выглядит. Может быть, Махди лучше подождать здесь? Лучше пусть со мной пойдут твои солдаты.

Бонапарт задумался лишь на мгновение. Прежде, скорее всего, он согласился бы на предложение Имада, но теперь, уверовав в существование фигурки Саламандры, делающей человека неуязвимым, генерал был готов поверить и в предмет, делающий человека богом. А в таком случае надо держаться к Имаду поближе – хитрый араб никогда не вызывал у него большого доверия.

– Дайте ему саблю! – распорядился он. – Гренадеры – вперед! Возьмите побольше факелов. А мы, любезный Имад, пойдем все вместе: вы, я, и наш друг Колиньи.

Гренадеры, примкнув штыки, спустились вниз. Там оказалась целая сеть узких коридоров с низкими сводами, так раздражавшими Наполеона. Ругаясь и перекликаясь, обжигая усы о факелы, солдаты продвинулись вперед, заглядывая в каждый закоулок. Вскоре офицер доложил Бонапарту, что под землей находится лабиринт, в котором способны потеряться и несколько батальонов.

– Я знаю путь! – напомнил Имад, стоявший с обиженным выражением на узком лице. – Не весь, но кое‑что мне известно.

– Не будем терять времени, – решил генерал и отправился следом за гренадерами.

Колиньи за его спиной только поморщился. Ему не нравился Имад, и он предпочел бы сначала полностью изучить лабиринт. Араб прочел его мысли.

– Следует спешить, потому что враг не дремлет! – сказал он. – Возможно, есть и другие выходы из подземелья Сфинкса. Добычу надо успеть захватить.

Араб спустился вниз. С тоской оглянувшись на громаду Сфинкса за своей спиной, отправился следом и Колиньи. Здесь, вопреки представлению итальянца, оказалось прохладно, даже чересчур прохладно после жары на поверхности.

Протискиваясь мимо гренадеров, араб двинулся по лабиринту, на ходу, будто что‑то вспоминая. Колиньи старался

держаться поближе к нему, но Имад был куда стройнее, и ловчее передвигался в заполненных солдатами узких переходах. Вскоре он оказался впереди всех и повел отряд вглубь подземелья. Генерал назначил ответственных за метки на поворотах, которые должны были помочь вернуться. Десяток солдат остался охранять выход на поверхность.

Они продвигались вперед около часа. Имад вошел во вкус и вовсю командовал гренадерами, посылая их проверить тот или иной участок переходов. Чаще всего солдаты упирались в тупик, и тогда араб удовлетворенно улыбался. Они явно приближались к сокровищу Сфинкса.

Вскоре пришло наиболее убедительное подтверждение: когда Имад добрался до небольшой залы, то из темноты почти прямо ему в лицо прогремел пистолетный выстрел. У всех заложило уши, двое гренадеров выстрелили в ответ. Мгновенно пороховой дым заполнил переходы, солдаты закашлялись.

– Не стрелять! – закричал Бонапарт. – Прекратите стрелять, идиоты! В штыки!

– Он был один! – отозвался араб, чудом не пострадавший. – Я убил его саблей. Идем дальше, только пусть солдаты прикрывают меня!

Вскоре один из гренадеров зарычал, кинулся вперед и насадил на штык немолодого толстого усача в богатом халате, который целился в Имада из древнего мушкета. Умирая, толстяк выкрикивал в адрес Имада какие‑то проклятия.

– Мы близко! – с восторженным придыханием сказал Имад, устремляясь вперед с саблей наголо. – Их слишком мало!

В этот момент далеко впереди послышались звуки боя. Два или три выстрела – в отголосках многократного эха разобрать было невозможно, чей‑то истошный крик, а потом наступила тишина. Бонапарт рванулся вперед и схватил Имада за рукав.

– Это еще что?! Мы не одни здесь?

– Может быть, Махди...

Он не выдержал. Давно, очень давно он хотел зарубить этого француза. Просто мечтал лично отрезать ему голову. А потом истребить армию неверных, пришедшую на святую для него землю. Но другой возможности заполучить «Предмет предметов» просто не существовало, слишком большие силы противостояли ему. Противостояли до тех пор, пока люди Колиньи и французские солдаты не истребили защитников сокровища Сфинкса. Имад рубанул саблей, и лишь подставленное ружье верного гренадера спасло жизнь генералу. Бонапарт отшатнулся, а араб сразу же скрылся в лабиринте переходов.

– Прямо сейчас сотня феллахов засыпает песком вход в подземелье! – донеслось до Бонапарта. – Заодно они хоронят солдат, что ты там оставил! Но это и твоя могила, ты здесь всего с небольшим отрядом, и никто из вас не выйдет на поверхность! Спасибо, что позволил мне прийти сюда и получить сокровище Сфинкса, глупый француз!

– Догнать и захватить живым! – быстро скомандовал Бонапарт. – Десять солдат и сержантов, живо! Остальным занять круговую оборону, но продвигаться вперед, туда, откуда донеслись выстрелы! Принюхивайтесь, черт возьми, вы знаете запах пороха! Колиньи, пошлите пару людей назад, пусть проверят, что там с выходом!

Колиньи исполнил приказ, и тут же об этом пожалел: едва ушли его головорезы, как сразу послышались выстрелы и крики. Их окружали. Вероятно, враг пока уступал французам в численности, но в тесноте извилистых переходов это не играло роли. Откуда‑то слева послышался звон сабель и чей‑то крик. Еще выстрел, ответные выстрелы гренадеров. Коридоры все сильнее заполнял дым, факелы не помогали видеть врага.

– Не стрелять, черт возьми! – закричал Бонапарт. – Штыки!

Гренадеры подчинились, но большого толка от этого не было – враги продолжали стрелять. Их вполне устраивало, что французы кашляют от дыма, ведь арабы всегда могли немного отступить и отдышаться. Офицер доложил о потерях: приблизительно два десятка человек. Держась с двумя пистолетами в руках вплотную к генералу, Колиньи в очередной раз поражался его выдержке. Под обстрелом и сабельными ударами со всех сторон они продолжали двигаться вперед.

Вот только если Имад хотя бы приблизительно знал, как следует отыскивать дорогу в лабиринте, то французы двигались наугад. Прошло меньше часа этого жуткого боя, когда все, казалось, уже навсегда оглохли от грохота выстрелов в замкнутом пространстве, отряд уперся в тупик. Нужно было возвращаться, но теперь каждый коридор простреливался врагами. Две атаки просто захлебнулись – в задымленных узких проходах людям Имада достаточно было стрелять наугад.

– Проклятье... – процедил сквозь зубы Бонапарт. – Я потеряю здесь самых лучших и преданных людей, если мы будем прорываться несмотря ни на что. А самое худшее – нам придется вернуться, и рыть песок, чтобы снова увидеть солнце, а негодяй Имад унесет отсюда нечто очень ценное.

– Наверху нас ждет Саламандра! – напомнил Колиньи, уже порядком напуганный. – Она окупит все. А Имада я вам отыщу, клянусь!

– Ну что ж, тогда попробуем вырваться... – прошептал генерал и сжал фигурку Льва. – Солдаты! Слушайте своего генерала!

Он успел лишь начать, как снова в стороне начался бой. Стрельба и крики постепенно приближались, и Бонапарт переглянулся с Колиньи – стало ясно, что кто‑то идет им на помощь.

– Мой верный Мюрат? – предположил Наполеон. – Или Дезе? Но как они могли узнать, Колиньи?

– Я сделал, что мог для обеспечения секретности. Но, думаю, вы простите мне мою ошибку?

– В этот раз – возможно. Тише! Все тише! Кто там кричит? Женщина?

И когда все умолкли, из глубины переходов донесся женский голос:

– Мой генерал! Наполеон Бонапарт, вы слышите меня?! Вы живы?!

Это был голос Джины Бочетти. Ее разведчики заметили странные работы саперов посреди пустыни, и выследили Бонапарта, спустившегося в подземелье. Затем караул был уничтожен, а толпа пригнанных людьми Имада феллахов скрыла все следы под песком. Бочетти сама, своими руками разбросала бы этот песок и кинулась на помощь возлюбленному, но пришла еще одна новость: другой разведчик заметил вооруженную группу, вошедшую в малую пирамиду. Туда Джина и кинулась, собрав все свои силы. Уничтожив оставшихся наверху арабов и взяв одного из них в плен, она самым жестоким образом добыла все необходимые сведения. Теперь Бочетти с оружием в руках пробивалась к любимому, и интересовало ее только одно: успела ли она вовремя?

– Мой друг! – Пчела позволяла оценивать любые изменения в обстановке очень быстро, и тут же находить лучшее решение, поэтому Наполеон не медлил. – Колиньи, ответьте ей! Крикните, что я ранен и умираю. И ради Бога, поскорее добудьте крови, у нас много раненых – так залейте мне их кровью мундир!

Колиньи понял задумку мгновенно. Он прокричал Джине, все, что требовалось, и звуки боя стали стремительно приближаться. Растолкав гренадеров, итальянец окружил лежащего генерала своими людьми. На Бонапарте разорвали мундир и залили его кровью. Теперь паутина была растянута, осталось дождаться несчастной мухи, которая спешила, как могла.

– Колиньи... – прошептал Наполеон, будто и правда, был ранен. – Вдруг ее убьют? Вы должны добраться до ее тела раньше всех. И вы знаете, что делать.

«Я всегда буду служить тебе! – подумалось Колиньи. – Твой холодный разум, твоя непоколебимая убежденность в правоте – вот что для меня важнее зова Льва! Тебя не купить ни деньгами, ни женщинами, тебе нужна только власть. И ты ее достоин!»

Джина прорвалась. Наугад размахивая огромным в ее маленьких руках ятаганом, вся черная от копоти, она выскочила из клубов дыма и сразу кинулась к окликнувшему ее Колиньи.

– Он звал тебя! – итальянец умел подыграть. – Генерал уже ничего не осознает, но в бреду он называл твое имя!

Когда Джина срывала со своей груди ремешок с фигуркой Саламандры, Колиньи за ее спиной знаком приказал гренадерам оттеснить в сторону мамелюков. Те, не слишком понимая, что происходит, не стали сопротивляться. И было их совсем немного – человек десять‑пятнадцать, остальные полегли в бою с людьми Имада.

Приложив Саламандру к груди Наполеона, Джина другой рукой стала рвать на нем рубашку, пытаясь отыскать рану. Но Бонапарт уже открыл глаза и вырвал Ящерку.

– Спасибо вам, любезная графиня, – сказал он. – Но пока это все, что мне было от вас нужно.

Колиньи обхватил Бочетти руками и, оторвав от генерала, поднял в воздух. Совершенно обомлев, Джина почти не сопротивлялась. Итальянец передал ее своим помощникам.

– Тщательно обыскать и арестовать! – Бонапарт встал, повесил фигурку себе на шею и по возможности привел себя в порядок. – И допросите ее, Колиньи. Сильно не нажимайте, она сейчас не в себе, а хорошо бы вывести ее живой и получить всю информацию. И зажмем уши. Гренадеры, залпом по мамелюкам!

Половина запутавшихся, ничего не понимавших помощников Джины погибла сразу, остальные отступили вглубь лабиринта. Генерал не собирался медлить и дальше – воспользовавшись отступлением суфиев Имада, он перехватил инициативу. Теперь французы сами погнали врага по узким переходам. Бонапарт не спешил покидать подземелье, потому что не покидал его и Имад. Значит, оставалась надежда, что араб до сих пор не получил того, за чем пришел.

Бой какое‑то время проходил под диктовку французов, до тех самых пор, пока и нападавшие, и оборонявшиеся не оказались в довольно обширном зале. Когда стрельба закончилась, и французы взяли зал под свой контроль, вконец оглохший Наполеон взял факел и вместе с Колиньи осмотрел помещение. Он явно находился в центре лабиринта, и с двух сторон в него вели могучие каменные двери, теперь лежавшие на полу. Осмотрев их генерал понял, что это даже не двери, а плиты, которые замаскировали бы вход в зал от любого постороннего. Но Имад знал, что искал, и сумел проникнуть в святая святых подземелья Сфинкса.

В центре зала был некий постамент, на котором стояла каменная шкатулка, или скорее маленький саркофаг. Осколки разбитой крышки валялись на полу. Саркофаг был пуст.

– Значит, он успел, – вздохнул Колиньи.

– Или хранители успели перепрятать предмет раньше! – заметил Бонапарт. – Будем искать дальше. Но главная задача выполнена: Саламандра у меня! Поздравляю вас, мой друг: мы не зря шли в Египет!

Сзади послышались крики, и снова грохот выстрелов. Гренадеры вбежали в зал и заняли оборону: враги зашли в спину, и теперь французы опять оказались окружены. Когда с обеих сторон перестали стрелять, и ушам вернулась способность слышать, издалека раздался крик Имада:

– Если ты нашел его, француз, не трогай, и я подарю тебе жизнь! Но не трогай его, христианская собака, или вы издохнете здесь все до одного, и я буду мочиться на ваши кости!

Дальше последовала длинная тирада по‑арабски, перемежаемая совсем уж неразборчивыми французскими ругательствами.

– Да он чем‑то сильно взволнован! – усмехнулся Колиньи, к которому окончательно вернулось хладнокровие.

– Это еще мягко сказано, – согласился Бонапарт. – Итак, если предмет унесли хранители, то куда же они могли деться?

Оба, не сговариваясь, еще раз оглядели зал. В мерцающем свете факелов трудно было заметить, что между угловыми колоннами и собственно стенами есть немного места. Так немного, что даже худенькая девушка Дия едва могла там дышать. Дрожа всем телом, она молилась про себя, чтобы не застонать, не захрипеть от боли в зажатых камнем легких. В руке она сжимала совсем маленькую коробочку из красного дерева.

А совсем рядом от нее, в двух шагах, лежала связанная Джина Бочетти. Мысли еще путались у нее в голове, но постепенно одно желание – убить мерзавца! – вытесняло все остальное. Колиньи не спеша подошел к ней, достал из кармана старый, проверенный в подобных делах нож и склонился над Джиной.

– Прежде всего, нам нужно знать, где выход, – просто сказал он. – Мы с тобой неплохо знакомы, правда? Ты меня знаешь. Просто подумай: как тебе будет удобнее нас отсюда вывести – с двумя глазами, или с одним?

– Выколи мне оба, – дрожащим голосом ответила Бочетти. – Я не хочу его видеть. И я хочу, чтобы он сдох здесь! Вы оба!

– Советую успокоиться, – Колиньи не хотел бы в этом сознаться даже себе, но ему было приятно, что Бонапарт не принял Джину – остатки ревности по прежнему царапали ему душу. – Ты проиграла. Теперь время успокоиться и попробовать поторговаться. Предмет ты назад не получишь, но жизнь...

– Мне не нужна жизнь! А если я выживу, то клянусь: убью сперва его, а потом тебя!

Колиньи помедлил, а потом убрал нож. В таком состоянии от Бочетти вряд ли можно было чего‑то добиться.

«Возможно, генерал поспешил? – подумалось итальянцу. – Она была в наших руках, готова была помочь... Впрочем, в играх с предметами выжидать – не лучшая политика. Нет, он прав: надо хватать сразу. Что ж, он выведет нас сам. Наш генерал спасет нас!»

 


Дата добавления: 2018-10-26; просмотров: 127; Мы поможем в написании вашей работы!

Поделиться с друзьями:






Мы поможем в написании ваших работ!