Глава десятая. Охотница и дичь
1812 год
Если бы графиню Бочетти спросили, кто ее главный враг после Наполеона и Колиньи, кому она более всего желает смерти, то она назвала бы Александра Остужева. В тот первый приступ истеричной, все опаляющей любви к молодому генералу Бонапарту, она хотела проверить его любовь. Но странный русский парень всадил в нее пулю, выбрав друзей. И в Египте история их любви, переросшей в ненависть, получила продолжение. О, Бочетти просто мечтала встретить его в России, узнать спустя много лет и пристрелить, словно бродячего пса, на глазах у всех. Но гибель полковника Збаражского все немного изменила. Джина поняла, что успела привязаться к Войтеку сильнее, чем думала. Теперь ее третьим врагом стал Антон Гаевский, которого она, к сожалению, не смогла убить пятнадцать лет назад. Ах, если бы не так дрожали руки! Теперь ей хотелось отомстить хотя бы ему, перехитрившему её в самый последний момент. Даже месть Мюрату, лишившему ее двух пальцев, не казалась такой сладкой.
С несколькими оставшимися сподвижниками они, как волчья стая, кружили вокруг главного штаба Императора, прячась в лесах и ночуя без костров. Так продолжалось до самого Бородинского сражения. Здесь Джине пришлось отойти в сторону – слишком ожесточенная была битва. Обе стороны без разговоров расстреляли бы оказавшихся в их руках неизвестных. И лишь ночью, когда Бочетти пробралась на поле боя и сумела отыскать живого еще французского офицера, шпиона Колиньи, ей стало известно о сдаче в плен Гаевского. Немедля она бросилась на восток. Возможно, он еще у казаков? С ними иногда можно было договориться, и просто выкупить пленного, а средства Бочетти имела.
|
|
|
Лишь благодаря везению она не потеряла его след. Решив хоть раз заночевать с комфортом, они захватили поздним вечером небольшой трактир. Трех сопротивлявшихся постояльцев пришлось убить сразу, остальных связали вместе с хозяевами. Вот тут, наскоро допрашивая хозяина, Джина и узнала о странной троице: русский офицер, вроде бы пленный французский офицер и совсем непонятный штатский, по виду – просто зажиточный мужик. После небольшого нажима хозяин смог назвать и некоторые приметы.
– Надо бы уходить, пани! – сказал под утро головорез по имени Витольд, занявший место вожака. – Все больше солдат на дороге – отступают русские. Значит, скоро забарабанят в двери, а там и выбьют. Солдаты.
– Подожди...
Она старалась вспомнить один день в Италии. Был там такой русский – совсем молодой парнишка, но фигурой как медведь, и такой же силы. Джина потерла виски.
– Иван Байсаков!
– Что? – удивился Витольд. – Нет у нас такого, пани графиня.
|
|
|
– Русский был здоровый, как медведь! – повторила Джина слова мертвого уже хозяина. – Ругался с французским офицером по‑русски! Вот ты где, Гаевский, и дружок твой Байсаков здесь, а третий... О, только бы это был Остужев!
В заднюю дверь постучали условным кодом. Витольд осторожно отворил и в трактир ввалился тот из поляков, кто хорошо говорил по‑русски. Он выходил на разведку.
– Отступает армия! И французы за ними идут! – доложил он и прежде чем продолжить, выпил водки. – Наполеон возьмет Москву и война кончится! Будет Герцогство Варшавское, будет свобода! А русские вроде бы Москву сдают, сами.
– Москва! – отозвалась Бочетти, не особо прислушиваясь. – Вот куда они поехали. Не остались с армией, поехали на восток. С ними что‑то есть, и они боятся, что это достанется французам. И они не знали, что Москва будет сдана. По коням, быстро!
Бойцы посмотрели на Витольда, тот знаком приказал им оставаться на месте.
– Пани Джина, в Москву соваться – все равно, что волку в пасть. Французы будут грабить город, и убивать всех, кто им мешает. Их патрули будут расстреливать всех подозрительных. Русские будут убивать всех чужаков, кого смогут поймать. Мы не знаем города, и...
Он прервался, когда Бочетти швырнула ему звякнувший золотом увесистый кошелек.
|
|
|
– Мало? Будет еще. Или ты не хочешь отомстить за своего полковника? Кроме того, в армии Наполеона есть поляки. Все, что нам нужно – достать форму. Город большой, будет паника, устроимся. И карманы заодно набьете.
Витольд кивнул своим и встал. Уже полчаса спустя они скакали к Москве, обгоняя колонны отступавших войск. На них не обращали внимания – до смерти уставшие, едва шедшие солдаты и офицеры просто торопились выполнить приказ. Джина морщилась от ноющей боли в искалеченной руке, но лишь пришпоривала коня. Она пыталась понять, что может такого быть у Байсакова и, возможно, Остужева, что их отослали в тыл. Может быть, Гаевский сумел что‑то похитить у Наполеона? От этой мысли Бочетти все же отказалась – Колиньи остался при Императоре, а за Львом он бросился бы лично. Да и Бонапарт без предмета‑воителя не пошел бы так далеко на восток.
«Саламандра? – рассуждала графиня. – Хорошо бы, я соскучилась по своей Ящерке. Но зачем увозить предмет, дающий неуязвимость, подальше от битвы? Нет, Гаевский ничего им не привез, просто сбежал после неудачной попытки. Тогда что? Неужели тот предмет, за которым проклятый Бонапарт полез в подземелье Сфинкса? Он исчез, но я знаю, что Колиньи не переставал искать. Наверное, нашел... Но получить его я должна первой! И тогда уж поговорю со всеми вами иначе!»
|
|
|
К вечеру Бочетти ожидал новый подарок судьбы – в колонне пленных французов она заметила де Арманьяка, родовитого, но бедного молодого офицера, служившего, по имеющейся у нее информации, лично Колиньи. По тому, как он нарочито прихрамывал, лелеял раненую руку, и исподлобья стрелял глазами на охранявших колонну казаков, ей все стало ясно. Де Арманьяк в своем полку был известен как один из лучших фехтовальщиков, но Колиньи наверняка обучил его и другим искусствам.
– Не будем спешить! – сказала она Витольду, натягивая поводья. – Когда они остановятся на отдых, нужно быть рядом.
– Казакам мы не понравились! – Витольд сердито оглянулся через плечо. – Лучше бы наоборот, подальше держаться...
– Делай, что я говорю! – Бочетти кинула ему еще один кошелек, который тот ловко поймал. – Войтек кое‑что успел закопать в Литве и Польше. Я знаю места, а ты знаешь, что деньги меня не интересуют. Все понял?
– Все!
В глазах Витольда сверкнула жадность, но одновременно и дружелюбие, и даже какое‑то желание приключений.
«Словно пират какой‑то! – мысленно усмехнулась Бочетти. – Все вы таковы... И насколько же полнее жизнь, когда живешь ради чего‑то большего. Итак, Франсуа‑Мишель де Арманьяк, зачем же тебе приказали попасть в плен?»
Чутье ее не подвело. Джина не видела, как француз бежал, и убил ли он часовых. Она просто стояла в лесу, неподалеку от опушки, где отдыхали пленные, баюкала раненую руку и прислушивалась. Де Арманьяк вышел почти прямо на нее, точнее сказать – выбежал, на ходу срывая с себя мешавшие повязки. Рослый, плечистый, с породистым лицом потомка крестоносцев, он бежал неторопливо, но в то же время грациозно и быстро, хищно поглядывая вокруг. Бочетти подняла пистолет и прицелилась в широкую спину.
– Франсуа‑Мишель, я не промахнусь!
Да, Колиньи успел обучить кое‑чему пока еще очень молодого человека. Де Арманьяк с разбега кувыркнулся, и скрылся бы в кустарнике, если бы наперерез ему, словно стая гончих, не мчались уже ее верные поляки. Может быть, менее обученные, зато более привычные к настоящему делу, они быстро его скрутили. Потом все отъехали подальше в лес. Серьезной погони Бочетти не слишком опасалась: казаков было мало, да и зачем уж очень стараться выловить француза в русском лесу? Куда бы он не вышел, везде только вилы ждут.
Допрос оказался коротким – палач был весьма опытен. Все благородство и готовность умереть, не уронив чести рода, словно ветром сдуло с офицера, как только Бочетти опустила нож ему ниже пояса. Он покраснел как мальчишка, пробормотал что‑то о недостойном женщины поведении, потом увидел первую кровь и рассказал все.
– Его зовут Александр Остужев, с ним некто Иван Байсаков. У них есть некий предмет, ну, или они знают, где этот предмет... Его ни в коем случае нельзя трогать, вообще все, что при них, должно быть спрятано вместе с трупами до подхода лично Колиньи. Я должен был встретиться к югу отсюда с нашим человеком и передать приметы, а потом командовать группой поиска. Даже вся наша армейская шпионская сеть переориентируется на поиск этих двоих. Большая часть усилий направлена на то, чтобы они не смогли уйти ни на восток, ни на север. Это все, что я знаю. Пожалуйста, не уродуйте меня!
– Не буду, ты же у нас такой красавчик! – Бочетти вытерла нож о рубаху пленного и посмотрела через плечо на заинтересованного Витольда. – Понимаешь, что за этих двоих можно получить все? Вообще все, Витольд – понимаешь? Королем Польши можешь стать.
– Даже не верится... Вообще‑то я наполовину литовец. Может, Речь восстановить? Пойдете ко мне королевой?
– Для этого Остужева маловато. Но с чего‑то надо начинать, Витольд! – усмехнулась Джина. – Не знала, что и беспалые королевы нужны. Ладно, кончайте с ним по‑тихому. Главное, что пока ищут их, нас не ищет никто. И пока Колиньи не дает беглецам вырваться из города, мы поищем их прямо там.
***
Поехать в Москву казалось хорошей идеей – много людей, но и много оставленных самыми трусливыми горожанами домов, да и друзья у Байсакова в городе, конечно, имелись. Они помогли переодеться, Иван пополнил запас своих всесильных документов, и поначалу все шло хорошо. Потом пронесся слух, что армия входит в город. На восток тут же потянулись колонны беженцев – они решили, что французам придется штурмовать Москву, а то и взять ее в осаду. Однако скоро появилась новая, более точная информация: армия входит в город с запада только затем, чтобы тут же покинуть его, уходя на юг. Так уж исстари расположены в России дороги, что проще двигаться через Москву.
– Кутузов сдает город, – мрачно сказал Байсаков, когда принес друзьям эти вести. – Но самое плохое не это. Наши люди... Ну, люди, помогавшие или служившие нашей организации, просто уничтожаются. Много похищений, нашлись предатели. Одна армия, Саша, идет на город с запада, а другая, еще страшнее, обложила Москву с севера и востока. Остается только идти на юг.
– Похоже на ловушку! – подал голос с кровати, валявшийся на ней без сапог Гаевский. – Да, на юге наша армия, но вас и там есть, кому ждать, верно? Если они не боятся даже рядом со штабом Кутузова нападать, дело плохо. Ходили слухи, что Барклай де Толли на подозрении у Аракчеева. Но это только слухи.
– Тебе откуда эти слухи знать?! – огрызнулся Байсаков, чересчур резко. – Сидишь себе в Европе, горя не знаешь.
– Я там не сижу, а служу нашему делу! – обиделся Антон. – Служил бы здесь, только противно. Людей в рабстве держат, как турки какие‑то, хуже даже! У турок кто ислам принял, тому свободу. А у вас как родился рабом, так и умрешь.
– «У вас»?! Вот так ты уже о России, да? – Байсаков опасно навис над Антоном. – Что ж не мы чужие земли‑то жжем, а французы твои свободолюбивые?
– Прекратите, пожалуйста! Я пытаюсь думать. – Остужев, не прислушиваясь к болтовне молодых людей, бродил туда‑сюда по отведенному в их распоряжение подвалу. – Выходит, что идти нам никуда нельзя, но Наполеон скоро сам придет. И тогда он устроит на нас большую охоту. Может быть, в болото какое‑нибудь предмет кинуть?
– Нет! – резко обернулся Байсаков. – А если он нужен как раз чтобы со Львом справиться? Кутузов мог и ошибиться.
– А еще мсье Дюпон, если помнишь такого, весьма не рекомендовал полагаться на силы природы! – поддержал его Гаевский. – Он тебе не рассказывал о путешествиях во времени? Болото однажды осушат, или само пересохнет. И кто‑то захочет все исправить. Ох, правы были те суфии, что хранили его под Сфинксом и никому не рассказывали...
Теперь резко обернуться пришлось Остужеву. Глядя в насмешливые глаза Антона, он догадался, что вопрос тот задал для проверки, и теперь все понял.
– Как вам такой план: ждем, пока Бонапарт утвердится в Москве, и уходим на запад, – предложил Александр. – Там нас не должны ждать.
– Может так, а может, и нет, – Иван сел, и основательно задумался. – Мысль здравая есть, только...
– Только Наполеон не для того обманул и продолжает обманывать весь мир, чтобы на такой детский фокус купиться, – закончил Гаевский. – Не пытайся его перехитрить, Саша. Он все просчитал, и помогает ему в этом Пчела. Лучше совсем не двигаться, потому что он всегда впереди на два хода. Когда Бонапарт форсировал Неман, он знал, что ты поспешишь навстречу из той щели, где столько лет прятался. Он тебя знает, ты не мог не выйти.
– Не совсем так было...
– У него всегда несколько вариантов действий! – Гаевский сел. – Я много лет за ним наблюдаю. Все просчитано, на все неожиданности он старается заранее приготовить ответ. Поверь, если бы двинулся не на запад, а на восток, и попытался бы спрятаться в Китае – тебя ждали бы там! Четырнадцать лет он подбирался к этому предмету. И теперь Лев прыгнул.
– Тогда надо спрятаться у него в пасти! – зло сказал Остужев и задумался.
Гаевский и Байсаков переглянулись. В подвале воцарилась тишина, потом в дверь кто‑то постучал. Схватившись за оружие, все трое заняли позиции для боя. Стук не повторился. Тогда Иван, как самый могучий и способный в случае опасности снова закрыть дверь, осторожно отворил. На лестнице, ведущей на первый этаж дома, в луже крови лежал умирающий человек. Байсаков подхватил на руки и внес внутрь.
– Это наш человек, Белкин Юрий! – Иван заботливо уложил гостя на кровать. – В двух местах грудь прострелена!
– В спину стреляли, – с первого взгляда определил Остужев. – Боюсь, он не выживет, Ваня. Просто зажми раны простыней и дай ему отойти спокойно.
Но Белкин открыл глаза. Увидев Байсакова, он попытался что‑то сказать, но из горла пошла розовая пена. Иван прижал ухо к губам умиравшего. Спустя минуту он отпустил его, закрыл мертвецу глаза и перекрестился.
– Час от часу не легче, друзья. За нами идет Бочетти.
– Вот этого я и боялся! – Гаевский быстро стал собирать вещи. – Уходим. Не Белкин, так кто‑то другой сейчас ей рассказывает, где мы. Она умеет спрашивать. Тоже времени не теряла – все эти годы отлавливала людей Колиньи, да и наших, если попадались, и допрашивала по‑своему. Никто не знает, как много она накопала про всех, бешеная сука! Наверное, и кого‑то из людей Аракчеева в Москве знала. Теперь вышла на след – и остается только бежать, Саша!
– Но куда?
– Льву в пасть, ты сам сказал!
Когда они уложили нехитрые пожитки в сумки, вооружились и покинули подвал, то еще на лестнице почуяли запах дыма. С опаской выйдя из дома, Остужев в сумерках увидел языки пламени над соседней крышей. Где‑то далеко бил набат. На улицы выбегали люди, не зная, что делать: спасаться, тушить пожар, или ждать помощи от французов? Довершил картину появившийся совершенно с другой стороны человек с факелом. Он пьяно пошатывался и кричал:
– А и сами сгорим, и Наполиёна сожжом! Святой град опозорили!
На него набежали, схватили, дали по морде, и отпустили – ну не к врагам же его вести на расправу? Недавно и неожиданно для себя захваченный город еще практически не управлялся. А потом из‑за того же угла выехали несколько конных в форме польских гусар генерала Понятовского. Остужев вздрогнул, узнав по фигуре в одном из гусар женщину.
– В другую сторону! – Он подтолкнул друзей. – Уходим быстро и не оглядываясь, смешаемся с толпой!
Дата добавления: 2018-10-26; просмотров: 112; Мы поможем в написании вашей работы! |
Мы поможем в написании ваших работ!