ЖЕРТВОПРИНОШЕНИЯ ЖИВОТНЫХ И РАСТЕНИЙ 93 страница
Древнейшими из ныне известных курганов Юго-Восточной Европы можно считать неоднократно рассматривавшийся выше к. 9 у райцентра МССР Григориополь [715, с. 42—81.121—131] и подобные ему курганы-святилиша Днсстровско-Прутского междуречья [1029]. Сочетание в к. 9 разомкнутого рва и деревянных столбов характерно для святилиш-«обсерваторий» Леняьела, наличие же каменной еымоегки (а затем н кромлехоподобной обкладки) указывает на воздействие мегалитической традиции. О календарно-обсерваторных элементах строения и инвентаря (каменных букраниев. орнаментики скипетра из п. 17) сказано выше. С учётом характера жертвоприношений (возможно, человека в основном п. 16. затем козлов и быков) комплекс перечисленных признаков сопоставим с образом Валы и соотносим с III—V этапами развитая «поздней индоевропейской прародины» {707. с. 104—127]. Есть данные и для синхронизации данного кургана-святилиша с азово-черноморской линией развития степного энеодита После устроенного у вершины л. 17 в Григориопольский кѵрган было впущено п. 12 —уже не в овальной, а в прямоугольной могиле; при этом один из погребённых тоже был уложен в позе адорации, но второй — с вытянутыми вдоль туловиша руками. В досыпку нал п. 12 впустили п. 10 и п. 15 по первом обряду и п. 13 по второму, а также п. 9 с тремя вытянутыми покойниками. Последнее типично для постмариупольскои культуры, которую Ю.Я.Рассамакин выделяет в I, раннеэнеолитическую группу памятников азово-черноморской линии развития (по В. Н Даниленко). Что же касается выделяемых им II—IV групп, то их типология и хронология не соответствуют вышеописанному ряду п. 17. п. |2. п. 10. п. 13 Григориопольского кургана (наверное- поэтому не упоминаемого Ю.Я.Рассамакиным в своих публикациях), а п. 9 и вовсе нарушает последовательность I—II и III—IV групп (611; 664]. Поэтому следует присоединиться к более раннему выводу Ю.Я.Рассамакина и А. В. Николаевой [557. с. 54—55] о сосуществовании западнее Нижнего Днепра населений с «вытянутым», а также «нижнемихайловским» и «трипольским» адорированными погребальными обрядами (т.е. I >( II—IV-групп).
|
|
|
От материалов древнейших строительных горизонтов Григориопольского кургана можно выстроить культурно-хронологический ряд, включающий вылаюіииеся реперы. как древнейшие горизонты к. I у Старогорожено [926. с. 94—145, 975. с. 133—136]. к I у Баратовкн [226. с. 352; 760..C. 11—17; 966. рис. 3:4. 8. 9]. Великоалександровского кургана и Высокой Могилы у Староселья [949:966. с. 5—9J. к. 11 -I к/г Аккермень [ 12~. с. 112-117:966]; несколько обособлены от них вышерассмотренные основы кургане* Цегельня и Кормил и па. которые. Очевидно, предшествовали к. 1 у Старогорожено. Всс эти памятники расположены в Нижнем Поднепровье и отражают идеи Валы и его змиеподобного стража Вритры. (Цегельня и к. 1 у Старогорожено). потустороннего жилііша (основные погребения к. I у Баратовкн и Высокой Могилы). Вселенной кромлех Вел і ікоале ксанлровскоі"о кургана) и праматери мироздания Адити (егоіікромтеч.
|
|
|
IV горизонт Высокой Могилы и к. 114). Культурная принадлежность выразителей этих идей тоже неоднородна: здесь носители куро-араксской и трипольской (I кромлел Вели коалександровского кургана). среднестоговской. постмариупольскои. новоданк- ловской и древнейшей ямной (и.І и п. 2 курганов Цегельня и Кормилица, п. 19 и п 16 Высокой Могилы, п. 25 к. I (у Старогорожено), но. главным образом, кеми-обинской культуры, довольно поздней и вместе с тем ярчайшей представительницы азово- черноморской линии развития степного энеолита. Хронологический диапазон вышеуказанных материалов определяется, в общем.близостью основного и следующих за ним п. |9ип. 16. п. 15 Высокой Могилы кп. 17, п. 12. п. 10. п. 15 Григориопольского кургана, с одной стороны, и непосредственным предшествованием IV горизонта Высокой Могилы рзннеямному л. 7 времени МихаиловкигІІ — сдругой. Вэтотдиапазш укладываются связанное с I кромлехом Великоалександровского кургана п. 24 Триполья В-ІІ — С4 и основное погребение к. 1 у Баратовки (в длинной гробнице из
|
|
|
каменнььч плит, с многократными подзахоронениями, перекрытое продолговатой каменной насыпью, вполне сопоставимое с теми, которые распространились в культуре воронковидных кубков на III—V этапах развития поздней индоевропейской прародины [707, с 104—127]). вслед за которым было впущено п. 17 со стауэтками серезяиевско- усатсвского типа, т. е. Триполья С-ІІ. Древность рассматриваемых здесь курганов подтверждается наличием во всех них кромлехов, устроенных как на древнем горизонте, гак и вокруг вершин предшествующих строительных горизонтов.
Длярешения проблемы становлении курганного обряда важно то, что «классические о —земляные, без заметных деревянных и каменных конструкций, а также рвов—курганы появилисьдействительно впроиессе формирования ямной культуры. Таковы первичные насыпи, а затем и досыпки к 112 Политотдельского, к. 5 у Бережновки, к. I у Каменной Могилы, п. 3 к. 11-1 к/г Аккермень. п. 7 к. І у Староселья, п. 7 и п. 9 к. I—XVIII Верхней Маевки. Наличие кромлехов и т. п. в остальных случаях обнаруживает (особенно явственно в к. I у Старогорожено. к. I и к. 4 у Староселья) воздействие азово- чериоморской линии развития энеолита Таким образом, можно констатировать, что восприняв идею «горы», носители ямной культуры вычленили её (а скорее — не были приобщены и некультурными жреиами азово-черноморской линии развития) из системы святил и ш-«обсе рватори й». хотя, судя по вышерассмотренным сосудам из первых трёх погребений, календарные наблюдения были знакомы и «ямникам». Этот факт разрыва (вернее, вторичного приобщения) с важнейшей индоевропейской традицией, резкое отличие изначальной (среянестоговской, хвалынской и раннеямной) керамики и, наконец, нижневолжская прародина — серьёзные аргументы против концепции В.А.Сафронова о западном происхождении ямной культуры. Можно бы даже поставить тут под сомнение индоевропейское происхождение ямной культуры, но для этого нужно решить проблему происхождения хвалынской и предшествующей ей
|
|
|
• по В Н.Даниленко) кельтеминарской культуры. Последняя могла сохранить аревиее родствос индоевропейской общностью посредством общего происхождения носителей оореального праязыка [22, с. 39, 277; 190, с. 35—36, 143—145], а затем, на протяжении неолита, отчасти «индоевропеизироваться» из Малой Азии—не только через Северный, но и через Южный Прикаспий [133, с. 946—948].
Дальнейшее (после раннеямного периода) разві ітие курганного обряда пережило несколько взлётов и падений—продолжавшихся вплоть ло позінего средневековья.
В позднеямный период возобладала идея холма, изначально присущая, как показано выше данной культуре- Не исключено, что именно в ней распространился применительно к курганам термин 'гора’ (вед. giri [229,с. 14]), известный вбольшинстве индоевропейских языков [401, с. 80]. Оянако в Нижнем Поднепровье — в области интенсивнейших контактов ямной культуры с кеми-обинской и др., более ранними проявлениями азово-черноморской линии развития — обнаруживаются и более сложные идеи, которые будут рассмотрены ниже. Здесь же отметим несколько новаций. Во-первых, началосіроительства курганов на водоразделах, в 10_ 20 км от речных долин [320, с. 8]. Во-вторых, возрождение присущего постмариупольской культуре, но угасшего в раннеямный период перекрывания насыпью или досыпкой нескольких захоронений [366, с. 94; 819, с. 56—57; др.]. Но если в первом случае это отражало реминисценцию коллективных захоронений мариупольского типа, то во втором — деградацию курганного обряда: под конец позднеямного периода участились случаи впуска нескольких захоронений без досыпки кургана. Это было обусловлено измене
нием общественных связей: ослаблением кровнородственных отношений и усилением соседских, уменьшением рапр племён и усилением семей, которым стало не под сил> сооружать курганы; к тому же напряжённость миграционных движений миновала, и курган утратил актуальность «связующего центра» [956, с. 114—115].
Описанные тенденции сохранялись и усиливались до конца катакомбного времени. Насыпки и досыпки, тем более сложной конструкции, становятся редкостью Они будут рассмотрены ниже. А здесь отметим, что знакомство раннекатакомбногс населения Северного Приазовья с шумерским сюжетом о битве на Горе Бессмертного из «Поэмы о Гильгамеше» [972; 975, с. 193—204] сказалось, возможно, на семантике и этимологии ‘кургана’. Считается, что этот термин произошёл от татарского кюрхан.-■
— ‘круглая(?) могила’ [295, с. Ю;915, с. 4]. Но каково происхождение этого слова, не перешло ли оно в татарский язык от древнейшей традиции? Не исключено, что здесь сохранились реминисценции шумерскихназваний потустороннегомира (кур—'гора’, ки- галь — 'земля великая’) или аккаяского кур-ну-ги—'страна без возврата’: возможны так*; реминисценции присущих шумеро-аккадиам словосочетаний кр-ан—‘гора неба’ или кур-галь — ‘великая тора’ [265;53, с. 662].
В позднекатакомбный период,понаблюдению В. В.Отрощенко, возник уникальный обычай впуска основных погребений ингульскоготипа в предварительносооружаемуэс «кенотафную» насыпь. Полагаю, что объяснять это привычкой впускать могилы s курганы предшествующих периодов [578, с. 5—7] не следует: -для такой цели всеглз можно было найти готовый курган, да и обычай стал проявляться ешё в позднеямны? период [355, с. 96—97, рис. 4:1—2]. Идея заключалась, очевидно, в приобшенкк катакомбы (с её символикой потустороннего мнра, утробы матери-земли) к «небесной горе». На принадлежность позднекатакомбных курганов к солниу (и другим небеснкѵ светилам?) указывает их жёлтый цвет: немногие насыпи и досыпки стали сооружаться не из чернозёма (как было в ямное время), а из лёсса с незначительными примесями почвы [949, с. 57]. Тем более явственна символика Солнца в кенотафных курганлч ингульской культуры, окружённых кольцом лёссового выкида изкзтакомб. Воплошенж такой символики и породило, очевидно, отмеченный В.В.Отрошенкообычай. Возможна, что именно логика развития идеи приобщения к Солнцу, а не «переселение этих племег в открытую стень на значительные расстояния от речных долин» [578, с. 8—9], которое представляется мне невероятным и, уж во всяком случае, не препятствующие погребениям у жизнеобильных рек и повлекла за собой выдвижение курганов * безводную знойную степь.
Племена раннесрубного периода продолжили и развили эту традицию, начав с з> впуска погребений в предварительно сооружаемые насыпи [584, с. II], доведя её л? логического завершения вобряде трупосожжения. Помимо резкого усиления огненньд риту алов и появления крестообразных курганов (с подчёркнутой огненно-солярнс* символикой), распространилисьлёссовые крепиды, желтизнакоторыхассоциировалэсь- очевидно, с Солнцем и другими небесными светилами. Однако небывалая ранее продолговатость и, к тому же, вычурность многих таких насыпей и досыпок указывал на сложность стоящих за такой символикой представлений. Они будут рассмотрев ниже. А сейчас вьщелим то обстоятельство, что в раннесрубный период произошла обновление курганной традиции: наряду с грандиозными досыпками прежних курпшзв распространилось сооружение новых, их семантика вновь усложнилась и лллг превзошла в этом, пожалуй, сооружения раннеямного и предшествовавшего ея» периода. И.А.Г1исларий [623, с. 13] попытался дать этому этнокультурное истолкование, связав второй расцвет курганного обряда с «возрождением ямных традиций, обусловленных выделением из среды населения катакомбной культуры потомков ямного этноса». Но, как установлено выше, первый расцвет исходил вовсе не из ямной культуры, а из культур азово-черноморской линии развития (преемником которой, кстати, стала катакомбная культура [956, с. 114—115], где первый импульс как раз и погас). За ответом о коренной причине нового расцвета курганов следует вновь обратиться к данным астрономии, геологии и климатологии. Действительно, рубеж позднекатакомбного и раннесрубного периодов совпал с очередным грандиозным парадом планет (около 1710 г. до н. э.), приведшим, в частности, к опустошительным землетрясением и проч. в Восточном Средиземноморье [911, с. 177, 252, 335]; прошедшая тогда же смена главенства в зодиаке и календарях Тельца и Овна усугубила, как было рассмотрено выше, ломку идеологических представлений. В «длинных курганах» возле Большой и Малой Белозерки. на сивашском полуострове Чонгар, отчасти в Скворцовском кургане и Высокой Могиле у Староселья к этому времени относится начало мифотворчества о «дне Брахмы», в течение которого зарождается в огне, развивается, а затем сгорает-обновляется Вселенная: конеп данного мифотворческого цикла приурочен к началу позднесрубного периода, когда (около 1450— 1400 г. до н. э.) произошлоновое миграционное движение. Показательно, что последним во всех вышеназванных группах курганов оказалось трупосожжение, после чего могильники были оставлены (во всяком случае, перестали использоваться для погребений и не достраивались) вплоть до скифского времени ]980].
В заключение раздела необходимо остановиться на слабо изученном вопросе планировки курганных групп, основательно поднимавшимся лишь М.П.Чернопии- ким 1886].
Помимо постепенного, по мере развития курганной традиции, удаления их от речных пойм на водоразделы, а затем и в ровную безводную степь, обнаруживаются различия в расположениях курганных грУпп относительно ландшафта и в их планировках.
Обычны скопления или цепочки курганов, а также комбинации этих двух основных видов планировки. Рассмотрение последовательности возникновения насыпей и их культурно-хронологических группировок позволяет сделать и более конкретные наблюдения. Так, группы у с. Политотдельского вытянуты 2—3 рядами вдоль верхней террасы круглого берега Волги, причём наиболее древний к. 12 расположен к обрыву ближе других [727, с. 228—229, рис. 10]. Картина у с. Бережновки, на первый взгляд, аналогична, но здесь ряды направлены к пойме Еруслана поперёк [718, с. 56—57, рис. 10]. Наличие в древнейших и, к тому же, крайних (с юго- и северо-востока) к. 12 и к. 5 посулы с календарной орнаментикой, а также особая выраженность в обоих случаях двух параллельных рядов курганов, позволяют сопоставить их с Млечным Путём — подобно (по определению В. Н Даниленко) рядам лунок и «лесенок» пл. 26 Каменной Могилы [678, табл. XIX; 191, с. 62]. Бытующие доныне астрономические символы Овна можно усмотреть в курганных группах у с. Белуховка Карловского р-на Полтавской области [751, рис. 4; ср.906, рис. 2], а в группе у с. Тагамлыкское того же района—личину [751, рис. 3; ср.880, рис. 4:1]. Такие версии могут показаться домыслами, однако уже ѵстановленыслучаи, когда «планировочный «канон», стереотип ансамбля» дополняют выявленные аэрофотосъемкой «знаковые сооружения в виде вихревых свастик,
входящие в курганные массивы» [886, с. 183]. Такие случаи зафиксированы на плата Чаш-тепе в Средней Азии [659, с. 153—154] и возле Челябинска в Южном Зауралье [Д-*~і. а подобный — в ур. Мечеть на Полтавщине [750. рис. 2]. Такие курганные ірупттм рассматриваются М.П.Чернопииким [886] в качестве «архитектурных ансамблей» * «народного культового зодчества*; вопрос об отражении в них мифотворчества пока не поставлен. В этом отношении заслуживает внимания сближение Н.А. Чмыховы* [915, с. 60] курганного обряда с арийским ритой не только в зодиакально-кругово* значении, но и в значении “ряда’.
Доныне исследователи ограничиваются вопросами топографии. В этом отношении интересны наблюдения И.В.Сапожникова и Е. Ю.Новицкого над расположение» курганов на берегах Я горл ыка и Тростянш в Северо-Западном Причерноморье рІІ_ с. 63]. Из этих двух речек строители предпочитали первую — более крупную, причё» одиночных курганов оказалось в обоих случаях больше на высоком правом берегу. Зг?г на левом больше трудоёмких закладов из камня, устраивавшихся в наибольших мопілла и насыпях — и компенсировавших, надо полагать (идеей «каменного неба»?), меныілж- крутизну и устремленность вверх левого берега. Наличие каменных сооружений лииь под крайними курганами Рясных Могил у с. Балки Васильевского р-на Запорожскз* области отмечено В. В.Отрошенко [577, с. 177—1801. Познакомившись с одним из нкѵ. содержавшим трёхкратное трупосожжение в каменном ящике к. 1, мы обнаружили ста связь с почитанием потустороннего, зймнегосолнш. сострсмлением приблизить веснѵ-J
Однако далеко не «каждая курганная группа представляет продуманна спланированный замкнутый комплекс» [578, с. II], иначе исследователи их уже разгадали.
3. Рвы и кромлехи. Фигурные конструкции j
Согласно вьшвинутой в предыдущем разделе гипотезе, рвы и кромлехи появилм» в грунтовых, а затем и в древнейших курганных могильниках в качестве реминпсіхж- шіи святи ли ш- «обсервлторий*> лендьельской и производных от неё культур поздм® и кдоевропейской языковой общности Эти сооружения создавались в Юго-Восточнзі Европе поначалу племенами азово-черноморской линии развития степного энеолита, замкнувшими Ііиркумпонтийскую зону на этапе Триполья В.
Древнейшим, как было рассмотрено выше, можно считать Григориопольекзя курган [715. рис- 20.31] с его разомкнутым рвом, деревянными столбами и каменнзіі вымосткой. Примерно в то же время возникли основы курганов Цегельня и Кормиліог с их змеевидными рвами, столбами и стелами — образованные носителями псо- мари у п ольской и нижнемихайловской(?) культур из подобного среднестоговскггг святилиша. Следует подчеркнуть, что змеевидные рвы обращались здесь друг к дрт» таким образом, что представляли подобия 8. Несколько более поздними являкззі кромлехи (или обишй 8-образный кромлех) вокруг новоданиловских п. 1 и п. 7 к. 1-j И у пос. Суворово Измаильского р-на Одесской области [11, с. 176—181, рис. ISJ.J Зафиксирован этот памятник, к сожалению, плохо и доверять чертежам «пол иирк> лзм» нельзя. Среди вычерченных таким же образом рвов постмариупольских курггн» И.Ф. Ковалёвой выделен «ровиксложной конфигурации вокруг насыпи антропоморфной формы», упоминаютсятакже «своеобразные кромлехи, возводимые из брёвен на урояж
древнего горизонта и иногда пополняемые камнями» [322,с. 11— і 3. рис. 2]. Вэтой связи необходимо отметить, что каменные антропоморфные сооружения этого же н более лозднего времени уже давно выделяются западноевропейскими исследователями [1053]; наибольшую известность получили «мальтийские богини» 2800—1900 гг. до н.
э. [1044. с. 141, рис. ИЗ; 1081, табл. 415], подобия которых известны также на Пиренейском полуострове н Британских островах. Восточнее, от Франции до Австрии, встречаются святилища-«обсерватории», оконтуренные антропоморфными (но так здесь пока не определяемыми) рвами [1071. с. 354—355, рис. 2' 16; 1090, рис. 158]. Вышеуказанный ровпостмариупольскогок. |— Ѵус. Вербки в Орельско-Самарском междуречьи мог быть вырыт местным населением под влиянием носителей трипольской культуры. Там с Триполья существовали алтарные площадки антропоморфных и зооморфных очертаний [455, с. 24. рис. 5.1; 479, табл. ІХѴ ,1, 25. 27], а к этапу С-II относятся антропо-зооморфный рвы под к. 14 и к. 15 у Жёлтого Яра на Одес- шине [748, с. 30—31, рис. 1:5].
Следствиями трипольских влияний, опосредствованных реминисценциями дендьельских святидиш-обсерваторий можно считать 8-подобные рвы в основах среянесгоговского и постмариупольских курганов Цегельня, 9-1 у Тернов и I—V у Вербков. Два первых были, как уже отмечалось, змеевидные, причём первый связывается с истоками основного арийского мифа и йоги, а второй с водами (335, с. 55—57. рис. 2:1 ], что. впрочем, отнюдь не исключает наличие и в нём (как в Цегельне и Кормилице) образов Валы и Вритры. Конфигурация рва к. 9-1 вполне сопоставима с конфигурацией кромлеха вокруг кеми-обинских п. 28 и новоданиловско-раннеямного п. 25 к. I у Старогорожено [926. с. 99, рис. I; 978]. Столь разные культурные воплощения одного и того же. довольноспецифического образа подтверждают его общее происхождение (из Аратты-«Триполья») и принадлежность к единому культу, восходящему, очевидно, к архетипу зачатия (см. ниже) и к практике жрецов, обслуживавших святилиша-обсерватории. Из круга указанных представлений выпадает, на первый взгляд, тоже 8-образный, однако же антропоморфный (а не змеевидный) ров к. 1—V возле Вербков. Но в к. Цегельня хорошо прослежено формирование подобного образа (причём с признаками Матери-Земли) именно на основании змеевидных рвов, что согласуется с переходом от архетипов зачатия и эмбрионального развития ѵ архетипу рождения [294, с. 112—146].
Дата добавления: 2018-09-20; просмотров: 172; Мы поможем в написании вашей работы! |
Мы поможем в написании ваших работ!