ЖЕРТВОПРИНОШЕНИЯ ЖИВОТНЫХ И РАСТЕНИЙ 2 страница
С открытиемдошумерской письменности «Страны земледельцев» Аратга [297, с. 31 —34] шансы Кубано-Дунайсхогорегионанарольпрародины ариевсущесхвенно возросли и, быть может, реализуются с прочтением гипотетических пока что доким- мерийских надписей [66, с. 177; 512,592]. Приоритети здесь остается за лингвистикой. Однако окончательное решение проблемы прародины ариев немыслимо без выявления вещественных остатков этих племен поселений, святилищ, могильников. Следовательно, «открытие прародины ариев»—этосоюз, ато и синтез лидирующего лингвистического и слабо проявившего пока себя в этом плане археологического направления поиска.
Тем не менее, несмотря на вышеуказанные недочеты обоих направлений, союз их уже состоялся. Его основой стала дешифровка мифологии курганов Азово- Черноморских степей, сопоставленная с мифологической системой индоарийской Ригведы [949, с. 551;'957; 960; 975]. Ясно, что открытие прародины ариев—это итог, ио лишь первого этапа ее изучения; авмесхе с тем—намётка последующих этапов.
Как же была открыта прародина ариев?
1. Предыстория открытия
Проблема ариев и их доиндкйской прародины начала формироваться вместе с освоением европейскими филологами «священного языка браминов» — санскрита. Истоки этого освоения теряются в путешествиях купцов и миссионеров XV—XVII веков. С начала ХѴЩ в. такие сведения начинают просачиваться в академические круги Парижа и Санкт-Петербурга, гаеакадемикТ. 3. Байер, познакомившисьс санскритом от заезжего в Россию индуса, «уже знал осходстве индийских, персидских и греческих числительных, но ошибочно считал это результатом греческого пребывания и господства в Бактрии» [104, с. 217].
|
|
|
С 80-х годов XVIII в. начинается интенсивное становление индологии. Во главе ее оказываются английские исследователи, что было обусловлено установлением британского владычествав Индии и необходимостью выяснения местных обычаев, пра- вовыхнормит. п. Вскоревэіу работу включилисьинемецкие исследователи, изучавшие поначалу санскрит у английских и французских индологов в Париже. Ф. Шлегель в книге «О языке и мудрости индийцев» (1808г.) впервые выдвинул версию об индийской прародинесанскрита, древнеперсидского, іреческого, латинского, кельтского, готского языков, родство которых показал уже основатель индологии У. Джонс.
В 1850г. X. Уилсон начал первый (английский) перевод Ригведы—древнейшего литературного памятника Индии. Основой перевода «Гимнов знания» послужили комментарии индуса Саяны (ХІѴв.), который обобщил труды поколений своих предшественников. Древние комментаторы были не во всём достоверны; хотя устная трашшия на протяжении не менее 3-х тысячелетий и сохранила тексты Вед «с такой исключительной полнотой и подлинностью, для которой в истории человечества нет даже отдалённых аналогий» [230, с. 41], однако значение многих терминов, образов, ритуалов и проч. позабылось. Стремясь восполнить такие утраты, немецкие учёные Р. Рот,азатемГ. Гроссман применили всвоих переводах Ригведы исторический метоп, сравнительные лингвистику и мифологию — но пренебрегли туземной традицией истолкования текстов. Эти два направления были объединение следующем немецком переводе (1876—1888гг.) А. Людвига, явившего образец дляпозднейших исследований [104, с. 48-50; 671, с. 426-762].
|
|
|
Труды Р. Рота по изучению Ригведы (совместно с У. Уитни) и следующей занею Атхарваведы сыграли значительную роль в выяснении древнейшей истории ариев. Главным же трудом Р. Рота (в сотрудничестве с О. Бетлингком), составившим «эпоху визучениидревнеиндийскойкультуры», стал семитомный словарьсанскрита (1852—1875 гг.), изданный Петербургской Академией наук [1019, с. !7]. Ему предшествовала «Сравнительная грамматика санскритского, зендского, іреческого, латинского, старославянского, готского и немецкого языков» Ф. Болпа, к которым исследователь присоединил вскоре армянский, грузинский, старопрусский, албанский языки. Этим самым Ф. Бопп подытожил открытие индоевропейской языковой общности и заложил фундамент её дальнейшего изучения.
|
|
|
Вскоре из этой обширной общности былавыделена более узкая—индоиранская, которая впоследствии сталаназыватьсятакже арийской (и эти дваназвания сосуществуют доныне в научной литературе). Такое выделение было осуществлено в 1862 г. «Компендиумом сравнительной грамматики индоиранских языков» А. Шлейхера. Он впервые построил генеалогическое древо индоевропейского праязыка, включив в его индоиранскую ветвь—помимоязыков Вед и Авесты—древнегреческий, древнеиталийский, древнекельтский, готский, старославянский, литовский. (Ныне в индоиранскую языковую общность включают лишь митаннийский, мидийский, древнейшие индийский и иранский; остальные из вышеназванных объединяются в древнеевропейские или же рассматриваются отдельно [133, с. XLVl—XLVIII].) А Шлейхер при этом подчёркивал производность своей схемы от учения Дарвина о развитии биологических видов.
Такая обособленность языка отобществавызвала резкую критику немецких «младограмматиков» —главным образом, учеников А. Шлейхера. В противовес «древу», произрастающему от единого «пракорня-праязыка» и всё более разобщающего свои «ветви- языки», российский филолог А. А. Потебня одним из первых (в 1874 г.) выдвинул концепцию «языковой системы». С тех пор в языкознании начало складываться противоборство двух основных подходов к решению проблем языковых общностей: дифференциация праязыка (-ов) или же интеграция вследствие сосуществовалия( -ий) разноязычных племён; оптимальным представляется взаимодействие этих противопо- ложно направленных процессов.
|
|
|
На рубеже XIX—XX вв. для большинства европейских исследователей наиболее при-влекательной оказалась выдвинутая -И. Шмидтом теория «культурных волн», кругообразно расходящихся изнемногих высокоразвитых центров, причем Индия с ее санскритом бьшаисключенаизчисла древнейших и приоритетвэтом был отдан Европе. Теорию И. Шмидта взяли на вооружение австрийские и немецкие археологи, задавшиеся целью проследить путь ариев из Европы в Индию. Используя ненадёжные антропологические и археологические данные, К. Пенка и К. Палпе выдвинули версию скандинавско-германской прародины ариев [1084; 1086[. Более аргументированной оказалась гипотеза Г. Коссины, который поместил древнейших «индогерманцев» между Одером и Балтикой [І070[. В числе 14 походов отсюда на юг и восток особо были выделены арийские, — определенные по предвзятым наборам признаков, а то и по отдельным чертам, далеко выходящим за пределы тех культур, которые сложились на территории будущей Германии. Таким образом, построения Г. Коссины, не лишенные научной ценности в своих отдельных моментах, оказались глубоко тенденциозными и их националистическую направленность использовали впоследствии идеологи «третьего рейха».
Между тем, уже с начала ХІХв. выдвигались и другие гипотезы относительно прародины индоевропейцев, а позже и ариев [707, с. 12—23]. Одной из наиболее аргументированных , основанной, преимущественно, "надревнегреческих описаниях племён Евразии, сталагипотеза немецкого географа К. Риттера. Он предположил, что (с)инды Таманского полуострова — это остаток одного из перекочевавших в Индию арийских племён. Спустя почти век, в годы Второй мировой войны, к подобному заключению пришёл австрийский лингвист П. Кречмер, опубликовавший в Англии (в назидание самозванным «арийцам», стремившимся как раз прорваться через Кавказ и «повторить поход предков в Индию») статью подкрасноречивымназванием«Индийцына Кубани» {826, с. 44—45]. В середине 50-х годов болгарский лингвист В. Георгиев в своём «Исследовании посравнительно-му историческому языкознанию*- поместил прародину ариев (икпоиранцев) в низовьях Днепра, связав с ними подкурганные-поіребения с охрой (т. с. носителей ямной и катакомбной культур) [146, с. 244—257,280—282]. А немного ранее украинский археолог В. Н. Даниленко выявил здесьдревнейшие курганы и керамику со шнуровой орнаментацией (а также выделил соответствующие им кул ьтурыи т. п.), которые со времён Г. Коссины считались характерными признаками индоевропейцев [188: .190, с. 30—33, 132—157].
Выводы В. Георгиева и В. Н. Даниленко, а затем Э. А. Грантовского и В. И. Абаева (опрародинахиндоевропейцев и выделившихся из них индоирандах или ариях в Юго- Восточной Европе [165, с. 351—357 и др.; 1]) сузили обширный ареал Каспийско- Черноморских степей, которые выдвигались в качестве индоевропейской прародины такими языковедами, как О. Шрайдер, археологами Г. ЧайдломиТ. Сулимирскимна протяжении первой половины XX века [707, с. 16 19]. Однако начинания всех этих исследователей хоть и заложили основы, но не стали началом открытия арийской прародины. Началомстали.с одной стороны, публикации лингвистом О. Н.Трубачёвым статей по теме «Индоарикав Северном Причерноморье» [826; 827; 830идр.], асдругой
- археологическое проникновение в тоже время (на рубеже 1970-х - 1980-х годов) в сущность древнейших курганов Азово-Черноморских степей. О. Н- Трубачёв, проанализировав древние названия и литературу данного региона, завершил начинания К. Риттера, П. Кречмера, В. Георгиева и пришел к убеждению о Нижнеднепровской прародине ариев, где значительная часть их оставаласьещеи в скифское время. Что же касается археологического аспекта открытия, то следует начать с его предыстории и вновь оглянуться на истоки современной науки.
Курганы — «пирамиды степей» — издревле поражали людей и внешним видом, и сокровенным своим содержанием. УжевХѴЦ—XVIII вв. их начали осваивать казачьи посты, народные сказатели... и гра6ители-«бугровшики». Уйазы Петра I объявили последних тяжкими преступниками и положили начало как охране, таки исследованию курганов-«6угров» [915, с. 28—30].
СконцаХѴШ в. интерес общественности переместился с сибирскихнаукраинские курганы. Этому способствовали победы над Крымским ханством и скифо-античное прошлое новоприсоединённых к России земель. Основы широкомасштабных археологических исследований были ззложены раскопками в ! 830 г.. Кульобы у Керчи. Отныне и до начала XX в. поиск драгоценных шедевров, пополнение ими коллекций столичного Эрмитажа становится основной задачей раскопок.
Однако уже в это время выдвигаются декларации о том, что «разрытие могил без обнародования о внутреннем их устройстве и содержании есть преступление нашего времени пред лицом истории, есть грабительство, причиненное потомству, и самое хранение отысканных в курганах памятников, без обнародования о том во всеобщее сведение—непростительно» [295, с. 41]. Увы, сказанное П. Кеппеномв 1836г. доныне не утратило своей актуальности,—правда, применительно уже не к вешам и могилам, а к строению курганных насыпей.
Освоение последних ехало наиболее долгими трудным—вопреки своей, казалось бы, очевидности. Основываясь навнешнихвпечатлениях, Д. Я. Самоквасов выдвинул требование, чтобы в описании насыпей содержалисьответынавопросы: имеет ли курган ввд «полушара, или продолговатую, или конусообразную вершину: острую, тупую или впалую?» [696, с. 47]. И когда А. А. Бобринский дерзнул ввести в такую номенклатуру фигурные майданы — которые «следует относить к насыпям, имеющим цели не погребальные, аиные» 184,с. 217],—тобыл одернутпризнаннымавторитетом раскопок и интерпретации курганов В. А. Городцовым. Который не исключал наличие в курганах «специальной идеи», но ограничивался наблюдениями об их сооружении J16I, с. 134 и др.]. Майданы были сочтены остатками обычных курганов, разрушенных грабителями и промысловиками селитры. Справедливые указанияА. А. Бобринского нато, чтоследы позднейших нарушений не должны вызывать отказ от изучения фигурных сооружений и что «майданы известны и в Западной Европе* ([85, с. 55—56]; а в Индии подтем же названиемсооружаются доныне [119]) остались не услышанными—и этопривелозатем отечественную археологию к существенным утратам и отставанию от западноевропейской (на чем остановимся ниже).
Основные интересы исследователей «степных пирамиа» оставались до началаХХ в. вешеведческими и замыкались на создании музейных экспозиций. Показательна в этом отношении позиция одного из тогдашних корифеев А. А. Спицына [734, с. 172—174]- Отдавая себе ясный отчёт в том, что «было бы важным приобретением для науки, если удалосьбы раскопками точно определить действительное отношение этих (степных крымских скифо-сарматских) курганов к местным насыпям со скорченными костяками*-, он, тем не менее, перенёс исследования в другое место, так как «на добычу в них интересных и художественных находок нельзя рассчитывать».
Пренебрегая доскифскими курганами, раскопщики всёже исподволь накапливали о нихнаучные сведения. Исследуя в 1901 и 1903гг. древнейшие курганы вХарьковской и Екатеринославской губерниях, В. А. Горощюв [159; 160] впервые обратил внимание на конструкцию могил, увязав с нею похожения «скорченных и окрашенных охрой костяков», а также типичные для «ямной, катакомбной и срубной» археологических культур сосуда, орудия и проч. Так были открыты 3 основных этапа бронзового века Юго-Восточной Европы. Отныне до начала 60-х годов разработка кулыурно-хроно- лошческихвопросовстановитсяглавнымнапраклеішемстепной археологии яоскифских времён.
Немного ранее сделанного В. А. ГородЦовым открытия, Д. Я. Самоквасов попытался дать этноисторическую трактовку археологическим материалам Южной и Центральной России — разделив их на 5 эпохи отнеся к древнейшей из них («киммерийской») подкурганные захоронения со скорченными и окрашенными скелетами. До конца 20-х годов это мнение не подвергалось серьезным сомнениям, а затем в среду отечественных археологов стала проникать вышеотмеченная концепция Г. Чайлда и Т. Сулимирского об индоевропейской (т.е. докиммерийской и проч.) принадлежности «культуры охровых погребений» азово-черноморских курганов [1048; 1094]. Впоследствии эта концепция была расширена М. Гимбутас [1057] и до середины 80-х голов считалась одной из авторитетнейших [707,с.17—19]. Гораздо менее была замечена наиболее фундаментальная в 70-х годах монография В. Н. Даниленко — оставшегося, впрочем, на тех же позициях [190, с. 149—157].
Отождествление Г. Чайдлом — Т. Сулимирским ямной культуры с древнейшей индоевропейской общностью носило, в основном, умозрительный хараюери во многом было поколеблено В. Н. Даниленко. Его концепция сталаслелствиеммножества фактов, промежуточных выводов и анализов этнокультурных процессов асего ареала ямной и пограничных, а также взаимодействовавших с ней культур. Ямная культура была определена им как протогохарская, относящаяся к скотоводческой восточной (satem- ной) группе индоевропейской общности (к земледельческой западной, centum-ной группе которой относились трипольская и родственные ей культуры), испытавшая в процессе своего формирования палеоевропейско-палеосамодийское влияние азоводнепровской (мариупольского типа) и культуры ямочно-гребенчатой керамики, атакже влияние азово-черноморской линии развития степного энеолита (включавшей майкопскую, кеми-обинскую, михайловскую, усатовскуюи др. культуры). Входили ли в эту линию «нессийцы, «иероглифические хетты», палайцы или даже индоиранцы, на данном этапе развития науки сказать трудно» [190, с. 153]. Из этого высказывания видно, что В. Н. Даниленко, во-первых, связывал ариев (индоиранцев) не с ямной, а более развитыми и синхронными ей культурами ближневосточного происхождения и, во-вторых, предполагал появление ариев впериод расцвета индоевропейской общности. Ниже мы убедимся в принципиальной правоте этихположений, -с темлишь отличием, что ямная культура явилась «питательной средой» формирования арийской общности, средоточием её вайшья-«общинНИКов» (тогда как кеми-обинская -из перечисленных
В. Н. Даниленко культур—сталаи организатором, и средоточием 6рахманов-«жрецов»).
Но решение проблемы арийской прародины лежало не в плоскости увеличения «удельного веса языковедческого элемента в историко-археологических исследованиях» [190, с. 107], не во взаимных проекциях выводов двух-трёх этих наук. Предстояло заставить заговорить немые памятники, а языковые привязать к вещественным останкам. В. Н. Даниленко решал эту задачу в оставшейся неопубликованной монографии «Космогония первобытного общества» - основной методологический принцип которой упомянул, пожалуй, в «Неолите Украины» 1969 г. [189, с. 219]: необходимо реконструировать мифы, запечатленные в археологических реалиях — и сопоставлять их затем с историко-этнографически зафиксированными (записанными) мифами. Этот принцип ранее был разработан (но опубликован лишь в 1978 г.) О. М. Фрейденберг: «Это чистейшая условность, что мы называем мифом только словесно выраженный рассказ. На самом деле таким же мифом служат и действа, и вещи, и речь, и «быт» первобытного человека, то есть всё его сознание и всё то, на что направлено егосознание» [853, с. 28]. Обладая археологическими вещами, следами действий и быта древних людей, можно реконструировать их мифотворчество — и сопоставлять затем с памятниками литературы и фольклора. Такойсе мистический («знаковый») подход стал внедряться в археологии с серед ины 60-х годов — на волне роста интереса к духовной культуре (в частности, племён энеолита — бронзы Юго-Восточной Европы).
Интерес к духовной культуре доскифских племён пробудился у отечественных археологов в конце ХЕХ в., после открытия В.В.Хвойко на Киевщине трипольской культуры. Совместное филологом И. А. Л инниченкоондаже выдвинул предположение о зачатках письменности на необычайно ярко орнаментированной керамике этой раннеземледельческой культуры [438]. Были попытки истолкования и находок из «степных пирамид». В. А. Городцовсвоей книгой «Бытовая археология» (1910г.) заложил основы этнографического истолкованияархеолошческих фактов, объяснив (вслед засвоими немногочисленными п ftn i зеиішклми )скорченноеположениепогребён- ных имитацией плода в материнской утробе, а разновидности положения — позами спяшего. всадника, молящегося; наличие охры в могилах—символикой крови, тепла., жизни; преобладание восточных ориентаций—почитанием восходящего солнца [162].
Создание в конце 20-х годов Академии истории материальной культуры стимулировало изучение и культуры духовной. Приоритет изучения сохранился за более ярким и реалистичным искусством Триполья [87; 88; 496;], — но появились также интересные исследования о подкурганных кромлехах и рвах [495] и о совместных погребениях катакомбной культуры. Послед ние были объяснены М. И. Артамоновым как захоронения патриархов с домочадцами [45], а В. И. Селинови Е. Ф. Лагодовская впозднетрипольском к. 2-11 у с. Усатово под Одессой, наряду с выводом о социальном неравенстве погребенных, впервые предположили человеческое жертвоприношение (связанное с культом быка) [709, с. 253]. А. П. Круглов и Г. В. Подгаецкий в книге «Родовое общество степей Восточной Европы» углубили научные представления о могиле как о потустороннем жилище и подчеркнули необходимость тщательного изучения курганных насыпей, которые могут скрывать пеннейшие данные о явлениях «надстроечного порядка» [381, с. 17—19]. В этой связи немаловажно отметить, чтодаже высокий полевой уровень и вдумчивое отношение к памятникам не предохранили исследователей усатовских курганов от серьёзнейших просчётов; они не заметали фигурности каменных конструкций и дажеантропоморфности стел. Спустя десятилетия некоторые из таких просчетов были исправлены по архивной документации [611; 748]. Этот пример показывает недостаточность сугубо археологических знаний для понимания курганов и др. памятников; нужны ешё знания этнографии и других исторических (и не только) дисциплин.
Образцом такого всестороннего подхода стала на долгие годы капитальная монография С. Н. Бибикова «Раннетрипольское поселение Лука-Врублевецкая наДне- стре» (1953г.), посвященная реконструкции быта и обычаев древнейших .земледельческо- скотоводческих племён Юго-Восточной Европы. Немалое местобыло уделено здесь и вопросам духовной культуры [76]. Вместес публикациями Т. С. Пассек грунтовых [600; 602], а Е. Ф. Лагодовской курганных могильников усатовскоговарианта Триполья [416] эта работа стала основой дяя углубления в духовный мир и скотоводов-земледельцев Азово-Черноморских степей.
Дата добавления: 2018-09-20; просмотров: 211; Мы поможем в написании вашей работы! |
Мы поможем в написании ваших работ!