Классификация буддийских практик

Садхана сопровождается множеством практик для достижения самадхи. Полный список практик представляет собой сосредоточенное изучение и разотождествление с сорока объектами, которые создают карму человека (карматтхана).

Первую группу составляют десять концептуальных объектов (касина-мандала): земля, вода, огонь, воздух, голубой, желтый, красный, белый цвет, свет, пространство;

Вторая группа связана с тленностью и смертью живого – десять нечистот (асубха). В качестве объекта медитации выбираются составные части и состояния трупа: вздутость (уддхуматака), трупные пятна (винилака), нагноения (випуббака), рассеченный труп (вичиддака), обглоданные куски (виккхаитака), разбросанные части трупа (виккхиттака), изуродованные части трупа (хата-виккхиттака), окровавленный труп (лохитака), изъеденные червями куски трупа (пулавака), скелет (аттхика).

Третья группа. Следующие десять объектов являются предметами размышления и сосредоточения (аннусати): Будда (буддханус-сати), дхарма (дхармануссати), сангха (сангхануссати), добродетель (силануссати), терпимость (чагануссати), небожители (деватануссати), успокоение (упасамануссати), смерть (маранануссати), тело и материя (каягатасати), дыхание (анапанасати).

Четвертая группа. Последние десять высших объектов размышления предполагают достижение архатства и пробуждения. Это четыре возвышенных объекта (брахмавихара): доброжелательная любовь (любящая доброта – метта), сострадание (каруна), симпатия ко всем существам (радостность – мудита), невозмутимость (равностность – упекха). Пятый объект – воздержание от материальной пищи (ахаре патиккуласаньня); Шестой – размышления о четырех элементах (чатудхутатуваваттхана); Следующие четыре: созерцание каждого из четырех уровней арупалоки (сферы отсутствия форм), наполняющих сознание радостью, экстазом, спокойствием, свободой.

Все эти практики сосредоточения в совокупности с соблюдением норм буддийской морали позволяют раскрыть сущность бытия. Идущий по «срединному пути», достигая глубин сосредоточения, может постигнуть изначальную мудрость за пределами страдания.

Но принцип срединности является еще и приципом буддийской практики. Это мы можем понять внятно из текстов буддизма («Виная» 1, 5 §13): «Некто Сона Коливиса, сын богатого отца, получил посвящение и полное наставление от Учителя.

И вот досточтимый Сона вскоре после того, как он получил полное посвящение, пребывал в Прохладной Роще. Там он из-за чрезмерного усердия в ходьбе взад и вперед (стремясь к цели) стер ступни, так что то место, где он ходил взад и вперед, было покрыто пятнами крови, как это бывает на бойне, у мясника. И тогда к досточтимому Соне, пребывающему отдельно от прочих бхикку, в уединении, пришла целая вереница таких мыслей: «Вот я, один из тех учеников, один из бхикку Возвышенного, пребывающих в серьезном рвении. Однако мое сердце от асав, от привязанности к асавам, не освободилось. А ведь меня ожидает дома большое богатство; и я могу употребить это богатство для того, чтобы с его помощью совершать добрые дела. Что, если мне сейчас вернуться к низшей жизни (мирянина), употребить в дело свое богатство и с его помощью совершать добрые дела?»

И вот Возвышенный прочел своим собственным умом мысли, появившиеся в уме досточтимого Соны; и так же быстро, как сильный человек вытягивает вперед свою руку и опускает ее, так же точно и он исчез с Пика Коршуна и появился в Прохладной роще. Тогда вместе со многими бхикку Возвышенный пошел от одного жилища к другому со своим обычным обходом и пришел туда, где ходил взад и вперед досточтимый Сона.

И вот когда Возвышенный увидел то место, забрызганное кровью, подобное бойне у мясника, он сказал бхикку: «Кто ходит здесь, бхикку, чьей кровью обрызгано это место, подобное бойне у мясника?»

«Господин, – отвечали они, – досточтимый Сона вследствие чрезмерных усилий в ходьбе взад и вперед разбил себе ноги; потому то это место для ходьбы находится в таком состоянии».

Тогда Возвышенный направился к жилищу досточтимого Соны и сел на приготовленное для него место. А досточтимый Сона приветствовал Возвышенного и сел подле него. Когда он уселся таким образом, Возвышенный сказал досточтимому Соне:

– Верно ли, Сона, что когда ты пребывал в одиночестве, тебе в голову пришла вереница таких мыслей: «Вот я, один из тех учеников Возвышенного, которые пребывают в серьезном рвении; однако мое сердце не освободилось от асав, хотя и не привязано к ним; а меня дома ожидает большое богатство; и я мог бы употребить его для того, чтобы с его помощью совершать добрые дела; так не лучше ли мне сейчас вернуться к низшей жизни (мирянина), употребить в дело свое богатство и с его помощью совершать добрые дела?»

– Да, это так, господин!

– Теперь что скажешь ты, Сона? Прежде, когда ты жил дома, не был ли ты искусен в игре на струнах вины?

– Да, господин.

– Теперь что скажешь ты, Сона? Когда струны твоей вины были чрезмерно натянуты, издавала ли звуки твоя вина, была ли она пригодна для музыки?

– Нет, господин.

– А теперь что скажешь ты, Сона? Когда струны твоей вины не были ни чрезмерно натянуты, ни слишком ослаблены, но оказывались натянуты умеренно, издавали ли звуки эти струны, была ли вина пригодна для музыки?

– Да, господин.

– Точно так же, Сона, чрезмерное усердие предрасполагает нас к самовозбуждению, тогда как недостаток усердия предрасполагает к лености. Поэтому ты, Сона, упорствуй в равномерности усердия, подчиняя себе свои способности, сделай это своей целью.

– Да будет так, господин, – ответил Сона, внимая тому, что сказал ему Возвышенный.

И Возвышенный, дав таким образом наставление досточтимому Соне этими словами, исчез из вида Соны в Прохладной роще, исчез так быстро, как сильный человек протягивает руку или снова опускает ее; и он вновь появился на вершине Пика Коршуна.

После этого досточтимый Сона упорствовал в равномерности усердия, подчинил свои способности и сделал это своей целью. И досточтимый Сона, который жил в уединении и в отдалении, серьезный, ревностный и решительный, в непродолжительное время пришел к постижению для себя в самой этой жизни силами собственного ума той непревзойденной цели святой жизни, для достижения которой члены рода уходят из дома для бездомного существования; так что он познал безошибочно: разрушено повторное рождение; прожита святая жизнь; выполнена задача – нет более для меня жизни в условиях, подобных этим. Таким образом досточтимый Сона стал еще одним из арахантов».

В силу непривычности многих практик буддизма для человека с европейским мышлением, мы будем излагать их в «рабочей» версии, то есть те практики, которые апробированы нами на ритритах в разных странах мира с русскоязычными участниками и показали свою понятность и выполнимость.

В наставлении «Об основах внимательности» Будда свел всю медитативную практику всего лишь к четырем основам. Эти основы – тело, чувства, состояния ума и психические события. Мы будем придерживаться в основном этой модели, иногда обращаясь к более широкому реестру буддийских практик.

Но прежде чем изложить европейское представление об этих практиках, обратимся к текстам «Сатипаттхана-сутты» («Дигха-никая» II, 314 – 314, «Мадджхиманикая» I, 62):

Созерцание тела

«Так я слышал. Однажды Возвышенный пребывал среди куру; есть город куру, именуемый Каммаса дхамма. Там Возвышенный обратился к бхикку и сказал: «О бхикку!» «Да, господин!» – отвечали те бхикку Возвышенному. Тогда Возвышенный говорил так:

– Существует единственный путь, бхикку, который ведет к очищению живых существ, к преодолению горя и скорби, к разрушению горя и отчаяния, к достижению способа постичь ниббану, и это – четыре способа установления внимательности, каттаро сатипаттхана. Что же это за четыре?

…При этом, бхикку, пребывает бхикку в созерцании тела (как сложного образования); он усерден, полон самообладания и сосредоточен на подчинении алчности и отвращения по отношению к миру. Точно так же поступает он по отношению к чувствам, мыслям и состояниям ума (идеям).

И как же, бхикку, пребывает бхикку в созерцании тела (как сложного образования)?

При этом способе, бхикку, такой бхикку удаляется в лес, или к подножию дерева, или в какое то уединенное место; там он садится со скрещенными ногами и выпрямленной спиной; сохраняя внимание прямо перед собой, он ровно и внимательно делает вдох и ровно и внимательно делает выдох.

Делая долгий вдох, он знает: «Я делаю долгий вдох»; делая долгий выдох, он знает: «Я делаю долгий выдох». Делая короткий вдох, он знает: «Я делаю короткий вдох»; делая короткий выдох, знает он: «Я делаю короткий выдох».

С мыслью: «Я буду вдыхать в полном осознании тела»,– упражняется он; с мыслью: «Я буду выдыхать в полном осознании тела», – упражняется он. С мыслью: «Я буду вдыхать, успокаивая состав своего тела», – упражняется он. С мыслью: «Я буду выдыхать, успокаивая состав своего тела», – упражняется он.

И подобно тому, бхикку, как искусный токарь или подмастерье токаря, если он долго точит дерево, знает: «Я долго точу дерево», – а когда недолго точит дерево, знает: «Я недолго точу дерево», – так и упражняется бхикку, делая вдохи и выдохи.

Так пребывает он внутри тела, или вне его, или вне и внутри, созерцая тело; он пребывает, наблюдая подъем процессов в теле, или их падение, или одновременно подъем и падение. Или же при мысли: «Вот тело», – его внимательность к телу оказывается установившейся в достаточной мере для того, чтобы знать его существование и погрузиться в сосредоточенность. Так пребывает он в непривязанности и не жаждет ничего в этом мире.

Так, бхикку, пребывает бхикку в созерцании тела.

Затем опять-таки, бхикку, когда этот бхикку шагает, осознает он: «Я шагаю»; или когда он стоит, осознает он: «Я стою». Когда он сидит или лежит, он осознает, что он делает; и в любом положении тела он осознает его. Так пребывает он в созерцании тела – внутри, или вовне, или в обоих состояниях – и не жаждет ничего в этом мире.

Затем опять-таки, бхикку, приближаясь или уходя, он действует внимательно. Глядя вперед или назад, сгибаясь или выпрямляясь, во время ношения одеяния, когда несет чашу и верхнюю одежду, он действует внимательно. Во время еды, разжевывая пищу, пробуя ее, испражняясь, он действует внимательно. Во время ходьбы, стояния, сидения, во время сна, во время пробуждения, говоря или сохраняя молчание, он действует внимательно. Так созерцает он тело – внутри, или вовне, или в обоих состояниях – ...и не жаждет ничего в этом мире. Так пребывает бхикку в созерцании тела.

Затем опять-таки, бхикку, рассматривает этот бхикку свое тело от подошв ног до макушки головы. Он видит его как нечто обтянутое кожей и наполненное разнообразным содержанием, как нечто нечистое, говоря себе: «Вот в этом теле волосы на голове, волосы на теле, ногти, зубы, кожа, мясо, сухожилия, кости и костный мозг; почки, сердце, печень, плевра, селезенка, легкие, желудок, кишки; испражнения, желчь, слизь, кровь, пот, жир, слезы, сукровица, слюна, мокрота; суставная жидкость и моча». Точно так же, бхикку, как если бы имелся мешок с образцами, открытый для каждого, и в этом мешке были бы разные зерна, как рис, кунжут, бобы, стручковый рис, горох; и если бы человек с острым зрением развязал мешок и просмотрел содержимое, говоря: «Это рис, это овес», – и так далее. Точно так же, бхикку, рассматривает бхикку это тело от подошв ног до макушки головы; он видит его как нечто обтянутое кожей и наполненное разнообразным содержимым, как нечто нечистое... Так пребывает он в созерцании тела.

Далее опять-таки, бхикку, созерцает бхикку это тело в его соответствующем месте и положении с точки зрения его существенных свойств таким образом: «Есть в этом теле элементы земли, воды, воздуха и огня...» Так пребывает он в созерцании тела...

Далее опять-таки, бхикку, предположим, что этот бхикку видит мертвое тело, выброшенное на погребальное поле через день после смерти, через два дня или через три дня после смерти, раздувшееся, темное и посиневшее, разлагающееся; и он сравнивает с ним свое собственное тело, говоря: «Вот мое тело; и оно такой же природы; и оно будет таким же; и оно не избегнет этой участи!» И так пребывает он внутри тела в созерцании тела; или пребывает он снаружи тела в созерцании тела; или пребывает он внутри и снаружи в созерцании тела... и не жаждет ничего в этом мире. Так пребывает он в созерцании тела.

Затем опять-таки, бхикку, этот бхикку может увидеть тело, выброшенное на погребальное поле и пожираемое воронами, стервятниками, коршунами или собаками, или шакалами, или разнообразными червями. Тогда сравнивает он свое тело с этим, говоря (как выше)... Так пребывает он в созерцании тела.

Далее опять-таки, бхикку, предположим, что этот бхикку видит тело, выброшенное на погребальное поле, – просто скелет, покрытый мясом, кости, удерживаемые лишь сухожилиями; или же скелет, лишенный мяса, лишенный крови и удерживаемый лишь сухожилиями; или видит одни лишь кости, не скрепленные одна с другой, разбросанные во все стороны: здесь лежит кость ступни, там кость голени, там – бедра, или позвоночник, или череп. Тогда сравнивает он свое тело с этим, говоря: «Вот мое тело; и оно такой же природы; и оно будет таким же; и ему не избежать этой участи!» Так созерцает он тело, пребывая внутри или вовне... и пребывает в созерцании тела.

Или опять-таки, бхикку, этот бхикку может увидеть тело, выброшенное на погребальное поле, – просто побелевшие кости, нечто цвета морских раковин, или просто куча костей, лежавших целый год, или кости, рассыпавшиеся в пыль. Тогда он сравнивает свое тело с этим, говоря: «Вот мое тело; и оно такой же природы; и оно будет таким же; и ему не избежать этой участи!»

Так, бхикку, пребывает он внутри тела в созерцании тела; или пребывает он снаружи тела в созерцании тела; или пребывает он внутри и снаружи тела в созерцании тела. Созерцая явления в их возникновении, пребывает он в теле; созерцая явления в их исчезновении, пребывает он в теле; или созерцая явления в их возникновении и исчезновении, пребывает он в теле. С мыслью: «Вот тело!» – установлена его внимательность к телу в достаточной мере для того, чтобы знать его существование и стать сосредоточенным. Так пребывает он в непривязанности и не жаждет ничего в этом мире.

Вот так, бхикку, пребывает бхикку в созерцании тела».

Созерцание чувств

«При этом способе, о бхикку, если ощущает бхикку приятное чувство, осознает он: «Я ощущаю приятное чувство»; или если ощущает он болезненное чувство, осознает он: «Я ощущаю болезненное чувство»; или если ощущает он чувство не приятное и не неприятное, осознает он: «Я ощущаю безразличное чувство».

Или если он таким же образом захвачен приятным, или болезненным, или безразличным чувством по отношению к материальным предметам, или если он захвачен каким-то чувством по отношению к нематериальным предметам, осознает он свое чувство таким же образом.

Так пребывает он внутри чувств, созерцая чувства; или пребывает он снаружи чувств, созерцая чувства, или пребывает он внутри и снаружи чувств, созерцая чувства. Созерцая явления в их возникновении и исчезновении, пребывает он в чувствах; созерцая явления в их возникновении и одновременно исчезновении, пребывает он в чувствах. «Вот чувство!» – говорит он себе; так установлена его внимательность к чувству – в достаточной мере для того, чтобы видеть его существование и стать сосредоточенным. Так пребывает он в непривязанности и не жаждет ничего в этом мире.

Так, бхикку, пребывает бхикку в созерцании чувств».

3.2.2.3 Созерцание мыслей

«И как же теперь, бхикку, пребывает бхикку в созерцании мыслей, как таковых? При этом способе бхикку осознает страстную мысль как страстную, осознает бесстрастную мысль как бесстрастную; о мысли, полной ненависти, знает он, что она полна ненависти, о мысли, свободной от ненависти, знает он, что она свободна от ненависти. О спутанной мысли знает он, что она спутана, о ясной мысли знает он, что она ясна. Сосредоточенную мысль осознает он как сосредоточенную, рассеянную мысль он осознает как рассеянную. О возвышенной мысли знает он, что она возвышенна; о низменной мысли знает он, что она низка. О мысли, направленной к высшему, знает он, что она направлена к высшему; о мысли, направленной к низшему, знает он, что она направлена к низшему. О сложной мысли, о мысли, состоящей из простых мыслей, о мысли, которая освобождена, о мысли, которая скована, также в каждом случае знает он.

Так пребывает он в созерцании мыслей снаружи, или внутри, или внутри и снаружи. Он созерцает возникновение явлений в мысли, он созерцает их исчезновение, он созерцает также их возникновение и исчезновение. При мысли: «Вот мысль!» – его внимательность к мысли оказывается установившейся как раз настолько, чтобы знать ее существование и стать сосредоточенным. Так пребывает он в непривязанности и не жаждет ничего в этом мире. Вот так, бхикку, пребывает бхикку по отношению к мыслям, созерцая мысли».

Созерцание объектов ума

«Как же теперь, о бхикку, пребывает бхикку в созерцании объектов ума по отношению к этим объектам?

При этом способе, бхикку, пребывает бхикку в созерцании объектов ума при помощи пяти препятствий.

Как же тогда созерцает он объекты ума?

При этом способе, бхикку, осознает этот бхикку чувственное желание как чувственное желание; и когда у него нет чувственного желания, он знает это. Когда у него возникает чувственное желание, не ощущавшееся ранее, он осознает это. Когда налицо отбрасывание чувственного желания, он осознает это. И он осознает также, когда отвергнутое им подобное желание не возникает вновь.

То же самое происходит по отношению к недоброжелательству, неподвижности и сонливости, волнению, беспокойству и сомнению. Точно так же он осознает каждое из этих препятствий, когда оно налицо или отсутствует, осознает его возникновение, когда оно не ощущалось ранее, осознает его отбрасывание, когда оно ощущается, осознает, что оно не возникает вновь, будучи отброшено.

Так пребывает он в созерцании объектов ума снаружи, внутри или снаружи и внутри... и не жаждет ничего в этом мире.

Так, бхикку, пребывает бхикку в созерцании объектов ума при помощи пяти препятствий».

Тело представляет собой наиболее плотный и материальный предмет, считающийся «моим» и «мною». Это отношение, имеющее прочные корни в неведении (авидья), создает многочисленные печали и несчастья (дукха), когда тело совершенно ясно показывает, что не является «моим», как это бывает во времена болезней, разрушения и смерти.

Познание истины отсутствия «я» должно начинаться с самых грубых привязанностей и затем переходить к более тонким, поэтому Будда начинает с созерцания тела. Однако даже одно из созерцаний этого цикла, одно из основных упражнений, оказывается достаточным для достижения просветления; и нет необходимости в том, чтобы бхикшу практиковал все четыре аспекта.

Первая основа внимательности – тело, а дыхание, как один из аспектов тела, принимается за объект медитации.

Дыхание – телесный процесс, который продолжается день и ночь, начинаясь с рождения, и кончается лишь со смертью. Это идеальный объект для созерцания, так как его никогда нельзя отбросить. Оно может стать (и действительно становится) с нарастанием сосредоточенности более тонким и поверхностным.

---

Дата добавления: 2018-09-20; просмотров: 226; Мы поможем в написании вашей работы!

Поделиться с друзьями:

---

---

Мы поможем в написании ваших работ!