Княжеское храмоздательство и культ русских святых
Еще одним аспектом княжеского ктиторства в домонгольскую эпоху было участие князей в формировании культа русских святых. Конечно, наиболее яркий пример этого процесса - развитие культов Бориса и Глеба, хотя первым примером сочетания ктиторской инициативы князя с пропагандой определенного культа была Десятинная церковь, куда князь Владимир поместил мощи св. Климента, папы Римского. Что касается вышгородского мартирия "святою мученику", то летописные описания двух перенесений мощей в новопоетроенные храмы (1072 и 1115 г.) дают интересное сочетание и даже конкуренцию коллективной и индивидуальной инициативы (о связанной с этим княжеской конкуренции писал Н.Н. Воронин^О). Главными героями торжеств 1072 г. являются трое Ярославичей, что соответствует родовой природе борисоглебского культа. Тем не менее, строителем деревянной церкви, согласно летописи, был именно Изяслав Ярославич^І. Его сын Святополк претендовал на продолжение деяний своего отца: когда по инициативе двоюродного брата Святополка Олега Святославича была возведена и расписана новая каменная церковь, Святополк препятствовал перенесению мощей святых, поскольку не принимал участия в строительстве храма («...многашьды понужаше убо и моляше Святоплъка, да быша перенесли святая мученика в съзьданую цьрьковь. Он же пакы, акы зазря труду его (Олега. - А. П.), и не хотящее ею пренести, зане не сам бяше ее съзьдал, цьрькве тоя»22).
|
|
|
19 ПСРЛ. Т. 1. Стлб. 465, 467.
20 Воронин Н.Н. У истоков русского национального зодчества... С. 269-274.
21 "...преложиша я в новую церковь юже сдела Изяслав" (ПСРЛ. Т. 1. Стлб. 181; ПСРЛ. Т. 2. Стлб. 171).
22 Сказание о чудесах святых страстотерпцев Христовых Романа и Давида // Кусков В.В. Древнерусские княжеские жития. М., 2001. С. 79.
Нечто подобное произошло при перенесении мощей Бориса и Глеба в 1115 г. На этот раз в число собравшихся князей не вошли выпавшие из родовой системы потомки потерявшего Киев Изяслава: мощи переносили Владимир Мономах, Давыд и Олег Святославичи. Хотя летописное сообщение приписывает постройку церкви всем троим князьям ("бяху бо создали церковь има камяну"), некоторые данные указывают на то, что хозяевами праздника все же были Святославичи. Во-первых, после освящения храма обед для всех присутствующих давал именно Олег. Во-вторых и в-главных, описание знаменитого спора о расположении внутри храма раки Бориса и Глеба свидетельствует о том, что традиционалистская точка зрения Святославичей опирается на ктиторские права их покойного отца, начавшего строительство церкви ("Давыд и Олег хотяшета поставити я в комару, идеже отец мои назнаменал на правой стороне, идеже бяста устроене комаре има"). Поэтому неудивительно, что жребий оказался на стороне Святославичей, апеллировавших к привычным формам княжеских захоронений. Мономах же, пытавшийся воплотить в вышегородском мартирии еще более древнюю идею свободно стоящих в храме саркофагов, получил право оковать гробы и комару Бориса и Глеба серебром и золотом^З.
|
|
|
Таким образом, возведение вышгородского храма считается общеродовым делом, в соответствующих мероприятиях первенствует или пытается первенствовать князь, который в данный момент занимает киевский престол (в их числе были Изяслав, Святослав и Владимир Мономах), но в то же время представители отдельных ветвей претендуют на особый патронат над храмом. Претензии Ольговичей явно не ограничились размещением рак Бориса и Глеба, поскольку именно к этой
23 ПСРЛ. Т. 2. Стлб. 280-282.
ветви Рюриковичей принадлежал единственный похороненный в вышгородском мартирии князь - Всеволод Ольгович24.
Нетрудно заметить, что эта сложная ситуация не удовлетворила русских князей, пытавшихся контролировать борисоглебский культ. Даже черниговская ветвь, декларирующая свое особое покровительство вышгородекому храму, возводит в Чернигове Борисоглебский соборе 5. Храмы "святою мученику" находились и в "отнем" монастыре Ольговичей - киевской обители св. Кирилла, и в столице другой ветви потомков Святослава Ярославича, Рязани^б. Мономах и его наследники, не довольствующиеся количеством своих вышгородских "паев", возводят храмы-мемории в местах княжения, гибели и становищ святых князей -Борисоглебскую церковь на Альте 1117 г. ("милая церковь" Мономаха), монастырь на Смядыни в Смоленске 1145 г., церкви в Кидекше 1150-х гг.
|
|
|
и в Ростове 1214 г.27 В стороне не остаются даже давно обособившиеся от Ярославова потомства полоцкие князья с их Бельчицким монастырем и Новгород, где крупный, находящийся в детинце Борисоглебский храм 1167-1173 гг., был выстроен не имеющим отношения к княжескому роду Сотко Сытиничем28. Нужно сказать, что известны другие, хотя и менее впечатляющие примеры подобной ктиторской конкуренции. Среди них постройка изгнанным из Печерского монастыря игуменом Стефаном альтернативного этой связанной с влахернским культом Богородицы обители храма Влахернской Богородицы, который находился неподалеку -
24 ПСРЛ. Т. 2. Стлб. 321, 679-680.
2$ Черниговский храм был возведен при Давиде Святославиче, т. е. между 1097-1123 или даже 1115-1123 гг. (Раппопорт П.А. Русская архитектура... С. 41-42).
|
|
|
26ПСРЛ. Т. 2. Стлб. 680; ПСРЛ. Т. 1. Стлб. 412 (См. также: Раппопорт П.А. Русская архитектура... С. 49-50).
27 ПСРЛ. Т. 1. Стлб. 291, 294, 295. Раппопорт П.А. Указ. соч. С. 38; Полное собрание русских летописей.
Т. 3. Новгородская первая летопись старшего и младшего извода. M., 2000 (далее - ПСРЛ. Т. 3). С. 27.
Раппопорт П.А. Указ. соч. С. 82-83; ПСРЛ. Т. 1. Стлб. 349. Раппопорт П.А. Указ. соч. С. 60.; ПСРЛ. Т. 1.
Стлб. 438. Раппопорт П.А. Указ. соч. С. 62.
28 Раппопорт П.А. Указ. соч. С. 98; ПСРЛ. Т. 3. С. 32. Раппопорт П.А. Указ. соч. С. 66-67.
на Кловке29. Следует упомянуть и о соответствующих трем основным компонентам новгородской элиты трех Преображенских монастырях, которые появились в окрестностях Новгорода в 1180-х - 1190-х гг.: Нередицкий монастырь был основан князем, монастырь в Русе обстраивался архиепископом, а обитель на Хутыни воздвиг монах Варлаам - судя по всему, представитель местной аристократии^.
В то время как культ Бориса и Глеба провоцировал на масштабное строительство в первую очередь князей, культ Феодосия Печерского обладал другими качествами. Печерский монастырь не относился к числу княжеских, хотя в двух шагах от него находилось княжеское Берестово. Покровительство киевских князей не могло приравнять связанный с дружинной средой Печерский монастырь к княжеским обителям (в этом отношении примечательны желание Изяслава переманить печерского игумена Варлаама в свой Дмитриевский монастырь, а также летописная реакция на это событие: "хотя створити вышний сего манастыря, надеяся богатьству, мнози бо манастыри от цесарь и от бояр и от богатьства поставлени, но не суть таци, каци суть поставлени слезами, пощеньем,
молитвою, бденьем"31). Соответственно, нет оснований считать Великую Печерскую церковь, возведенную Феодосием и Стефаном с помощью варяга Шимона, который был погребен в соборе, княжеской постройкой32. Перенесение мощей Феодосия сделало монастырь привилегированным некрополем и местом вкладов. В 1091 г. в соборном нартексе против гроба Феодосия хоронят Марию, жену Яна, которой еще Феодосии, явно рассчитывавший, что его все-таки погребут не в пещере, а
29 Киево-Печерский патерик // Древнерусские патерики. Подг. Л.А. Ольшевская и С.Н. Травников. М,
1999. С. 16; ПСРЛ. Т. 2. Стлб. 222; ПСРЛ. Т. 1. Стлб. 283. Раппопорт П.А. Указ. соч. С. 21-22.
30 ПСРЛ. Т. 3. С. 40, 43-44; Раппопорт П.А. Указ. соч. С. 74-76.
31 ПСРЛ. Т. І.Стлб. 159.
32 ПСРЛ. Т. 1. Стлб. 183, 198; Киево-Печерский патерик... С. 9-Ю; Раппопорт П.А. Древнерусская
архитектура... С. 23-25. В летописном известии под 6599 г. церковь названа "своей церковью" Феодосия,
и это является аргументом для перенесения его мощей в нартекс храма - печерский игумен занимает это
место не только как чтимый подвижник, но и как ктитор собора (ПСРЛ. Т. 1. Стлб. 209-211).
в достроенной церкви, обещал место рядом с собой; примерно в то же время на пожертвование некоего Захарии, сына Иоанна, к собору пристраивается Предтеченский храм - явно с патрональным посвящением;
наконец, в 1106 г. в нартексе, видимо, рядом с женой, хоронят Яна^З. Однако уже в начале XII в. на Печерский монастырь как на общерусскую святыню распространяется княжеская ктиторская инициатива, подразумевающая появление княжеских погребений. При этом среди новых донаторов, относящихся к разным ветвям рода Рюриковичей, есть даже представители полоцкой династии. Так, Глеб Минский спонсировал строительство законченной в 1108 г. "тряпезницы"; над гробом умершей в 1109 г. сестры Мономаха Евпраксии поставили часовню-"божонку"; постригшийся в 1106 г. Святослав Давыдович (Никола Святоша) был, вероятно, ктитором Троицкой надвратной церкви; скончавшаяся в 1158 г. восьмидесятичетырехлетняя вдова Глеба Минского, давшая в монастырь села, серебро и золото, была погребена вместе с мужем в головах у святого Феодосия34. Нартекс Великой Печерской церкви на глазах превращается в элитарный некрополь с заметной долей княжеских захоронений. Любопытно, что в этом процессе весьма заметную роль сыграли донаторы женского пола или постригшиеся князья. Таким образом, Печерский монастырь все равно дистанцируется от обычных княжеских монастырей, поставленных богатством, а не'слезами, пощеньем и бденьем.
4. Идеальный образ ктитора
Проведенный нами обзор летописных данных, разумеется, не отличается полнотой и не претендует на всестороннее освещение проблем, связанных с княжеским, епископским и боярским храмоздательством, а
33 ПСРЛ. Т. 1. Стлб. 212; Киево-Печерский патерик... С. 16-17; Раппопорт П.А. Указ. соч. С. 23; ПСРЛ.
Т. 1. Стлб. 281.
34 ПСРЛ. Т. 1. Стлб. 283, Раппопорт П.А. Указ. соч. С. 113; ПСРЛ. Т. 1. Стлб. 283, Раппопорт П.А. Указ.
соч. С. 23 ("божница"), 25-26 (Троицкая церковь); ПСРЛ. Т. 2. Стлб. 492-493.
также с погребальной традицией XI-XIII вв. в их историческом развитии. Тем не менее, мы можем судить о том, что для домонгольского периода идеальным ктитором является князь - "законодатель мод" в этой сфере. Утратив свое политическое значение, князь теряет и это качество - тогда, как это случилось в Новгороде, летопись начинает обращать внимание и на ктиторов другого происхождения, и на деревянные храмы. Ктиторы, в свою очередь, активно заполняют возникший вакуум. Вполне возможно, что это происходило не только в Новгороде с его уникальной политической системой. Если об активизации новгородской элиты свидетельствуют летописные данные и существующие храмы второй половины XII - начала XIII вв., то в других землях на это намекают результаты архитектурно-археологических исследований - прежде всего, обнаружение погребальных галерей и приделов, пристроенных к уже существовавшим княжеским, монастырским и кафедральным храмам^. Постепенное появление этих пристроек говорит о иерархической системе погребений: пространство самого храма или даже его нартекса было доступно лишь ктиторам, тогда как захоронения в приделах и галереях были рассчитаны, во-первых, на вторичных донаторов более низкого ранга, и во-вторых, на духовенство, обслуживавшее чью-то "задужбину".
В нормальных условиях княжеская инициатива охватывает наиболее репрезентативные типы церковных построек и стремится к освоению даже тех храмов, которые изначально не относились к княжеской юрисдикции. Княжеское ктиторство в большинстве случаев связано с княжескими погребениями - как запланированными заранее, так и устроенными уже впоследствии. Храмоздательство Рюриковичей как правило имеет сильный родовой оттенок (отние монастыри, почитание гробниц предков, культ Бориса и Глеба), но летописи постоянно
35 Кирилловская церковь, Великая церковь Печерского монастыря, собор Выдубицкого монастыря, Михайловский собор в Переяславле, Спасский собор в Чернигове, Борисоглебский собор на Смядыни,
подчеркивают индивидуальность княжеского патроната над храмом. Князь-ктитор постоянно балансирует между общеродовой традицией и складывающимися обычаями своей ветви - разновидностью такого компромисса являются отние монастыри сыновей Ярослава и их потомков в Киеве. Храм, выстроенный определенным представителем рода Рюриковичей, участвует в формировании идеального образа княжеской власти на нескольких уровнях - на уровне всего рода, на уровне отдельной его ветви и на персональном уровне. Компонентами этого образа традиционно являются мудрость, благочестие, щедрость по отношению к подданным, духовенству и нищим, почитание отеческих гробов как своеобразное проявление родового культаЗб, а также причитающаяся от Бога награда в сем и в будущем веке. Поэтому постройка храма для летописца - с одной стороны, повод для создания панегирика князю, а с другой стороны, важная часть княжеского некролога.
Незначительное количество сохранившихся памятников не позволяет нам судить о том, был ли ктиторский или надгробный портрет обязательным атрибутом подобных ситуаций, но мы вправе констатировать, что во всех соответствующих случаях он был бы очень к месту (об этом с гораздо большей степенью уверенности писал Ф. Кемпфер37). Известные к настоящему времени портретные композиции XI-XII вв. соответствуют довольно протяженному временному отрезку (почти двести лет) и, несмотря на свою немногочисленность, связаны с
церкви Петра и Павла и Иоанна Богослова в Смоленске (Раппопорт П.А. Русская архитектура... С. 21, 24, 27, 32-33, 39-40, 83, 87).
->" Комарович В.Л. Культ рода и земли в княжеской среде XI-XIII вв. // Труды Отдела древнерусской литературы. Т. 16. M.; Л., 1960. С. 84-104. Идея Вл.В. Седова, пытавшегося показать восприятие княжеских останков как реликвий, связанных с сакрализацией княжеского рода, несколько утрирует реальную ситуацию, фактически уподобляя русских Рюриковичей "святородной" династии сербских Неманичей и экстраполируя почитание князей в эпоху позднего средневековья на домонгольское время (Седов Вл.В. "Святые князья": архитектурные формы княжеских усыпальниц древней Руси // Реликвии в истории и культуре восточнохристианского мира. Тезисы докладов международного симпозиума / Ред-сост. A.M. Лидов. M., 2000. С. 70-72; Он же. Погребения «святых князей» и архитектура княжеских усыпальниц Древней Руси // Восточнохристианские реликвии / Ред.-сост. A.M. Лидов. М., 2003. С. 447-481).
сооружениями разных, но объединенных княжеским заказом и погребальными функциями типов - это и кафедральный собор русского митрополита, и храм киевского отнего монастыря, и церковь небольшого княжеского монастыря в Новгороде, и храм-мемория Бориса и Глеба. Следовательно, мы вправе говорить как о континуитете, так и о широкой сфере бытования портрета. Появление в храме соответствующего изображения не противоречило мотивам, побуждавшим князя или другого ктитора к возведению храма - будь то постройка церкви по обету, в обмен на спасение или победу (этот мотив, судя по летописным данным, был особенно действенным для начального периода христианизации Руси)38, желание основать монастырь-усыпальницу, "праотеческим стопам воследовати трудолюбиемь"39, почтить своего патронального святого^О, оставить "память собе" или "роду своему", и во всех случаях - уподобиться архетипическим образам библейских царей-строителей Иерусалимского храма. Последнее, очевидно, было par excellence княжеским делом, и летопись не фиксирует побудительные мотивы других ктиторов. Даже в Новгороде этого крайне редко удостаиваются архиепископы: в одном случае заслугой иерарха-ктитора (Ильи) является устройство "крестьяном прибежища", а в другом эта же задача уравновешивает желание архиепископа Мартирия стяжать себе "память вечную"41. Подобная формулировка не претендует на княжеский размах, однако и здесь, и там
-*' Kampfer F. Das russische Herrscherbild. Von den Anfangen bis zu Peter dem Ersten. Recklinghausen, 1978. S. 104.
38 См. известия о постройке Владимиром Преображенской церкви в Василеве в связи со спасением от печенегов и о возведении Мстиславом Владимировичем Богородичной церкви в Тьмуторокани после победы над Редедей (ПСРЛ. Т. 1. Стлб. 125, 147).
3" о Рюрике Ростиславиче - строителе подпорной стены в Выдубицком монастыре, основанном его предком Всеволодом (ПСРЛ. Т. 2. Стлб. 710).
40 "Того же лета (6705 г. - А. П.) созда великыи боголюбивыи князь Рюрик церковь святаго Василья во имя свое в Кыеве на Новом дворе" (ПСРЛ. Т. 2. Стлб. 707). Обычай возведения храмов в честь патрональных святых, безусловно известный при Ярославе (строителе храмов Георгия и Ирины - ПСРЛ. Т. 1. Стлб. 151), зародился, вероятно, еще при Владимире: в княжеском Вышгороде к моменту гибели св. Бориса (1015 г.) стояла церковь св. Василия - соименного святого Владимира Святославича (ПСРЛ. Т. 1. Стлб. 134). Кроме того, храм княжеского святого, согласно летописи, заменил собой знаменитое языческое святилище с "кумирами" Перуна и прочих богов в самом Киеве (Там же. Стлб. 118).
не обошлось без отчетливых эсхатологических и мемориальных коннотаций, материализации которых в византийском мире традиционно служили надписи и портреты. Это значит, что ктиторство осмыслялось в близких категориях вне зависимости от того, кто был ктитором, и новгородский архиепископ конца XII в., пожалуй, мог рассчитывать на портрет.
Просмотр летописных известий, относящихся к XI-XIII вв., позволяет говорить о стабильной традиции характеристики княжеских ктиторских инициатив. Однако возникает вопрос о том, насколько все эти вписывающиеся в традиционное восприятие ктиторства представления летописцев соответствовали убеждениям самих князей-храмоздателей -потенциальных заказчиков портретов. Кажется, на этот вопрос можно ответить положительно: уже тот факт, что для летописца ктитор практически тождествен князю, а другие ктиторы его почти не интересуют, говорит о том, что летописные данные выражали княжескую точку зрения и совпадали с самосознанием ктитора, который не мыслил осуществляемой с помощью постройки храма репрезентации своей власти без участия соответствующих концепций. По меньшей мере он был о них информирован: здесь важную роль играли такие рассчитанные на нужную аудиторию произведения гомилетической литературы, как "Слово о законе и благодати", "Слово о князьях" или "Слово Моисея Выдубицкого". Во всяком случае летописную точку зрения невозможно считать прежде всего точкой зрения духовенства - последнее тоже не было единым в своих высказываниях, о чем свидетельствует уже цитировавшееся сравнение Печерского монастыря с монастырями ктиторов-мирян - сравнение не в пользу последних. Летописные пассажи о княжеских храмах, конечно, в первую очередь отражают образ мысли летописца, но в то же время представляют собой отредактированную им фиксацию намерений князя.
41 ПСРЛ. Т. 3. С. 43-44.
Наличие довольно тщательно разработанной теории княжеского ктиторства и ее соответствие ктиторской практике, существенной частью которой является ктиторский портрет, наряду с другими данными подтверждает идею о широком распространении этого типа изображений, которые вводили князя в систему христианской иконографии примерно так же, как летописи и "слова" вводили его в круг вербальных образов ветхозаветного и новозаветного происхождения.
Итак, засвидетельствованная памятниками княжеская монополия на портреты прекрасно согласуется с продемонстрированным летописями вниманием к княжеским заказам в ущерб другим категориям ктиторов. К сожалению, мы вряд ли узнаем о том, считал ли ктитор-Рюрикович нужным документировать своими портретами все выстроенные им и упомянутые в летописи храмы, а также о том, какой из них выполнял роль главной и любимой "задужбины" вроде "милой церкви" Владимира Мономаха и мог рассчитывать на индивидуальную, сфокусированную на акте заказа программу монументальной декорации.
Дата добавления: 2018-09-20; просмотров: 265; Мы поможем в написании вашей работы! |
Мы поможем в написании ваших работ!