Ким просит, Сталин отказывает. Март—сентябрь 1949 г. 29 страница

⇐ ПредыдущаяСтр 29 из 81Следующая ⇒

Однако остановить процесс консолидации западного блока было практически очень сложно, тем более что произошедший в феврале 1948 г. коммунистический переворот в Чехословакии, а также опасения, что подобные события могут иметь место в Финляндии и особенно в Италии, в свете приближающихся парламентских выборов сыграли важную роль в минимизации разногласий потенциальных участников Западного союза при выработке проекта Брюссельского пакта. В американской прессе ситуация, сложившаяся в Европе, использовалась для активизации обработки общественного мнения в пользу поддержки Соединенными Штатами усилий западноевропейских стран по противодействию «советской угрозе». Об этом же собирался говорить Дж. Маршалл на открытии 16 марта слушаний в сенате относительно закона о всеобщей воинской повинности²⁵.

В целом, как об этом было сказано в заявлении Г. Трумэна от 17 марта 1948 г., США не только поддержали Брюссельский договор, но и были готовы оказать военную помощь западноевропейским странам.

Обострение ситуации в Берлине в связи с подготовкой в западных зонах сепаратной денежной реформы и требованием советской военной администрации соблюдать четырехстороннее соглашение по Германии, активизировали призывы участников Западного союза к США решить, «какую военную помощь они могут оказать европейским странам»²⁶. Одновременно участники Западного союза были готовы начать с Вашингтоном переговоры о дальнейших шагах в области укрепления обороны стран Запада, создав с этой целью Консультативный совет, а также в соответствии со статьями Брюссельского пакта Постоянный военный комитет. В послании Дж. Маршаллу от Бевина и Бидо, согласованном с министрами иностранных дел стран Бенилюкса на апрельской встрече в Париже, подчеркивалось: «Несмотря на трудности, с которыми сталкивается американская администрация, мы настоятельно обращаем Ваше внимание на то, что, если мы не хотим упустить благоприятную возможность и не хотим придать новый импульс делу коммунизма, необходимо незамедлительно начать переговоры в соответствии с имеющимися намерениями правительства Соединенных Штатов»²⁷.

Вашингтон не мог не откликнуться на западноевропейские инициативы, тем более что они уже обсуждались и совпадали с американской концепцией европейской безопасности — создание экономически сильной и сплоченной Европы для противодействия «советской угрозе» — и доктриной «сдерживания» коммунизма.

Не останавливаясь на деталях подготовки вашингтонских переговоров о формировании широкого западного военно-политического блока с участием США и Канады, а также с включением в него скандинавских стран и Италии, отметим, что официальные переговоры в Вашингтоне с пятью участниками Брюссельского пакта начались 6 июля 1948 г., т. е. в разгар Берлинского кризиса (1948— 1949 гг.). При выборе подходящего момента для переговоров во внимание принимались два главных момента: резолюция американского сенатора А. Ванденберга и советский фактор. Что касается последнего, то инициаторы переговоров преждевременно не хотели вызвать нежелательную реакцию со стороны СССР.

Одобрение в сенате конгресса США 11 июня 1948 г. резолюции № 239, предложенной А. Ванденбергом, согласно которой Соединенные Штаты могли участвовать в военно-политических союзах в мирное время, не только означало окончательный разрыв с одним из самых главных принципов американской политики изоляционизма в отношении Европы, но и открывало дорогу полномасштабным переговорам о создании многостороннего североатлантического блока. На встрече Маршалла с представителем английского Форин Оффиса О. Фрэнком 14 июня государственный секретарь США отметил, что принятие резолюции Ванденберга «расчистило путь к тому, чтобы начать переговоры по военным вопросам»²⁸. Открывая вашингтонские переговоры, другой активный сторонник Североатлантического союза Р. Ловетт оценил резолюцию Ванденберга как основу американского подхода к «проблемам взаимной безопасности» и обороны Западной Европы.

Однако военные аспекты переговоров, прежде всего касавшиеся степени американского участия в случае вооруженного конфликта в Европе, были наиболее трудными для согласования. Ссылаясь на особенности конституции США, по которой объявление войны являлось прерогативой конгресса, а не президента, американская сторона уделяла большое внимание вопросу об оказании европейскими участниками будущего союза отпора агрессии собственными силами и пыталась ограничить свое участие лишь поставками вооружений (наподобие ленд-лиза). В то же время, Франция и Бельгия также не изъявляли желания посылать свои войска в случае, если жертвой агрессии станут Соединенные Штаты²⁹.

Обстановка повышенной секретности, в которой происходили переговоры (были наложены ограничения на записи заседаний, обмен телеграммами, исключались телефонные переговоры представителей европейских государств со своими внешнеполитическими ведомствами и т. д.), диктовалась, как уже отмечалось, опасениями спровоцировать жесткий ответ СССР, но учитывалась и предвыборная президентская кампания в США—стремление Г. Трумэна избежать потери голосов избирателей, настроенных произоляционистски. Однако Москва была информирована о содержании переговоров. Как следует из отчета о первом дне вашингтонских переговоров, среди присутствовавших английских дипломатов находился и Д. Маклейн³⁰, один из членов знаменитой «кембриджской пятерки», которая по идейным соображениям сотрудничала с советской разведкой. Через него, а затем и К. Кернкросса, работавшего в министерстве обороны Великобритании, советское руководство имело полное представление обо всех мероприятиях по созданию НАТО, а также о ее структурах и финансовых делах³¹. Кроме того, в конце августа—начале сентября 1948 г. в американские газеты просочилось довольно большое количество информации о подготовке Североатлантического союза. Госдепартаментом США было проведено тщательное расследование утечки секретных сведений (под подозрением находились сотрудники бельгийского посольства), но оно оказалось безрезультатным³².

С самого начала на заседаниях в Вашингтоне большое внимание уделялось толкованию «советской угрозы». Исходя из общего постулата, что советской системе присуща тенденция к мировой экспансии, всеми участниками переговорного процесса отмечались, с одной стороны, потенциальная возможность военной агрессии Советского Союза, а с другой — опасность подрывной коммунистической деятельности на территории стран североатлантического региона, т. е. идеологический аспект «угрозы» (об этом говорилось в выступлениях Ж. Боннэ, Р. Ловетта, Ч. Болена и др.)³³. Таким образом, консолидация атлантического сообщества, по мысли его творцов, должна была прежде всего покончить с чувством незащищенности западного общества, опасавшегося угрозы с Востока, и не дать СССР возможности использовать «страх» перед его военной мощью «как оружие»³⁴.

Примечательно, что, отрицая наличие у Советского Союза планов военного завоевания Западной Европы ввиду необходимости восстановления разрушенной войной экономики, Дж. Кеннан, принимавший участие в переговорах как глава отдела внешнеполитического планирования госдепартамента, придавал важное значение именно идеологической угрозе. Однако, заявляя, что Запад может выиграть «эту холодную войну» (т. е. борьбу идей), он уповал на военную силу и оборонительные союзы³⁵. При этом Кеннан выступал против того, чтобы «советская угроза» становилась единственным обоснованием создания атлантического сообщества. Помимо военных факторов, в качестве причин создания союза он называл общность интересов и традиционных исторических связей государств, расположенных в Северной Атлантике³⁶. В дальнейшем эти формулировки использовались в качестве контраргументов в ответах западных держав на советскую характеристику НАТО как агрессивного блока.

Судя по документам, секретные вашингтонские переговоры проходили отнюдь не гладко³⁷. Разногласия возникали не только по поводу непосредственного участия американских войск в случае вооруженного конфликта в Европе. Дискуссии касались и таких принципиальных вопросов, как состав нового союза (США настаивали на приеме всех скандинавских стран, начиная с Исландии, а также на включении Португалии, Испании, Ирландии и даже Австрии), но и судьба Брюссельского пакта. Позиция представителя госдепартамента США сводилась к тому, чтобы создаваемый многосторонний союз поглотил Брюссельский пакт. Французский представитель Ж. Боннэ, напротив, занимал прямо противоположную позицию, предлагая усилить Брюссельский пакт за счет включения туда США, Канады, Исландии и Гренландии. Страны Бенилюкса полагали, что Североатлантический союз дополнит Брюссельский пакт. Великобритания же последовательно отстаивала точку зрения о необходимости существования двух военно-политических союзов.

Обращаясь к Э. Бевину за подтверждением его указаний английской делегации, присутствовавший на переговорах помощник министра иностранных дел Г. Джебб писал: «Вы полагаете, что в настоящее время нашей линией поведения должна быть не просто поддержка предлагаемого Атлантического пакта, но нам необходимо сказать американцам, что должны быть две отдельные организации:

а) Организация стран Брюссельского договора, которой США должны гарантировать поддержку (в случае агрессии. — Н. Е.);

б) Атлантический пакт в том составе, который сейчас рассматривается, т. е. США, Канада, Великобритания, Франция и столько западноевропейских демократий, сколько намерено вступить, возможно, исключая Швецию и Италию»³⁸.

Джебб предлагал включить Италию, наряду с Грецией, Турцией, Англией и Францией, в Средиземноморский или Средневосточный пакт, в который также вошли бы Сирия, Ливан и Египет. Идея Средиземноморского пакта не получила практического воплощения и была реанимирована в 1951 г. в планах создания Средневосточного командования, тесно связанного с НАТО.

В целом Лондону, несмотря на давление США, удалось отстоять точку зрения, что Атлантический пакт станет отдельным инструментом в обороне Западной Европы. Тем более, что уже были предприняты первые шаги в реализации оборонительных планов Западного союза. Так, к началу сентября 1948 г. Англия поставила Франции 60 военных самолетов³⁹, а со стороны США, которые принимали участие в заседаниях военного комитета Западного союза, его членам, прежде всего Великобритании, была обещана военная материально-техническая помощь.

Что касается расхождения во мнениях относительно потенциальных участников Североатланического блока (помимо тех стран, которые вели переговоры), то наиболее сложную проблему представляла Италия. Она не принадлежала к Североатлантическому региону и имела ряд ограничений по мирному договору 1947 г., в том числе на строительство новых военных баз на ее территории, общую численность вооруженных сил, разработку атомных и некоторых других видов вооружений. Однако Италия была крайне важна для нового союза с точки зрения геостратегии, а также сохранения ее в орбите западного влияния. В итоге 29 марта 1949 г. Италия приняла приглашение присоединиться к НАТО. Членство Турции, Испании и Западной Германии было сочтено преждевременным, поскольку многие страны могли возражать против этого.

Среди тех государств, которые 4 апреля 1949 г. подписали Североатлантический договор, были два представителя Западного полушария — США и Канада — и 10 западноевропейских государств; Великобритания, Франция, Бельгия, Нидерланды, Люксембург, Исландия, Норвегия, Дания, Италия, Португалия.}

Вопреки ожиданиям создателей НАТО, которые предполагали, что реакция Советского Союза будет очень резкой, Советское правительство в официальном порядке ограничилось «Заявлением Министерства иностранных дел» от 29 января 1949 г. и «Меморандумом Советского правительства» от 31 марта 1949 г.⁴⁰ Избранная советским руководством форма реакции на подготовку и создание НАТО в традиционном ключе пропагандистских разоблачений и предупреждений о последствиях агрессивной политики империализма была обусловлена рядом соображений. Прежде всего, это диктовалось присущей Сталину и его соратникам установкой о том, что нельзя проявлять перед противником своей тревоги или растерянности. Именно в этом ключе заместитель министра иностранных дел А. А. Громыко формулировал свои предложения В. М. Молотову относительно статьи или заявления СССР в ответ на опубликованное в январе 1949 г. заявление госдепартамента США «Строим мир. Коллективная безопасность в Североатлантическом регионе». «Статья должна быть написана в твердом, но спокойном тоне. Нужно избежать (подчеркнуто Молотовым. — Н. Е.), чтобы она могла быть расценена за рубежом как знак проявления тревоги Советского Союза», — заключал свой меморандум Громыко⁴¹.

Кроме того, имея в своем распоряжении донесения разведки о ходе переговоров, разногласиях среди участников будущего альянса по ряду вопросов (особенно военных), в Кремле отдавали себе отчет в том, что новый многосторонний союз являлся на первых порах политическим объединением, а не военным блоком.

Наконец, существовал еще один, весьма весомый фактор, объясняющий, почему Сталин не приступил к созданию многостороннего блока наподобие НАТО. Данным фактором оперировали западные, а не советские аналитики, но его следует иметь в виду, обращаясь к предыстории Организации Варшавского Договора. Это наличие системы договоров СССР с восточноевропейскими странами и между ними, включавших военные статьи, в соответствии с которыми функционировал институт советских военных советников, осуществлялась стандартизация вооружений союзников и с мая 1951 г. стали проводиться совместные боевые учения. В английском министерстве иностранных дел, пытаясь найти наиболее весомые контраргументы против обвинений советского руководства, что вступление Великобритании в Североатлантический пакт является нарушением советско-английского договора 1942 г., делали акцент на том, что «...Советское правительство само создает военную коалицию в Восточной Европе» и что, несмотря на ее номинальную направленность против Германии или ассоциированной с ней державы, заявления лидеров стран—сателлитов СССР, а также события двух последних лет «не оставляют сомнений в том, что вся система фактически направлена против западных держав»⁴².

Позднее эта точка зрения Форин Оффис, с которой солидаризировались американские дипломаты и военные, стала активно использоваться в дебатах о включении Западной Германии в НАТО. Вместе с тем западное представление о степени военной консолидации восточного блока было весьма преувеличенным, поскольку, несмотря на наличие советских военных советников в странах «народных демократий», стандартизацию вооружений по советским образцам, подготовку командного состава в советских военных академиях, не существовало единой военной организационной структуры. Кроме того, опытные военные кадры были уничтожены вследствие репрессий 1948—1949 гг., а военная промышленность стран Восточной Европы находилась в начальной стадии реконструкции. И вплоть до 1951 г. Сталин не ставил перед политическим и военным руководством восточноевропейских стран более широких задач укрепления обороны восточного блока.

В то же время, стратегическая угроза НАТО отнюдь не сбрасывалась со счетов в Советском Союзе. В выступлении Громыко 13 апреля 1949 г. в ООН, в котором он разоблачал агрессивный характер Североатлантического блока, немало говорилось о военных базах иностранных государств по периметру советских границ. Эта угроза национальной безопасности СССР действительно волновала советское руководство. В дальнейшем в МИДе и других ведомствах тщательно собиралась информация овоенных базах НАТО вокруг территории Советского Союза и Советское правительство пыталось включить вопрос о военных базах США и других стран в повестку дня многих международных встреч⁴³.

По мере того, как с начала 19550-x годов развивались события в Европе и на Дальнем Востоке, в советских оценках НАТО усиливался акцент на ее стратегической угрозе. Война в Корее, спровоцированная вооруженной агрессией северокорейских войск 25 июня 1950 г., послужила катализатором таких принципиально важных по своим последствиям для Европы процессов, как принятие взаимосвязанных решений о дальнейшем укреплении системы коллективной безопасности стран Запада с участием Западной Германии (получившей в 1948 г. государственный статус), создании европейской армии и объединенных вооруженных сил НАТО. Происходившая милитаризация западного блока требовала более активных действий сталинского руководства, чем пропагандистская риторика и развертывание широкой кампании «мирного наступления», через активизацию движения сторонников мира.

B начале 1950-х годов центральной проблемой европейской безопасности по-прежнему оставалось неопределенное будущее Германии и полярное отношение сторон в холодной войне к возрождению ее военного потенциала. Можно согласиться с существующей в российской историографии точкой зрения, что Сталин и другие советские лидеры не опасались непосредственной угрозы агрессии со стороны Западной Германии⁴⁴. Однако отсюда не следует, что «германская угроза» вообще была политическим блефом.

Для оценки реальности германской угрозы в восприятии советского руководства, конечно, нельзя сбрасывать со счета воспоминания о недавней войне, но в начале 1950-х годов германская угроза воспринималась не сама по себе, а как важная составляющая усиления военно-экономического потенциала западного блока через экономическую и военную интеграцию стран Западной Европы, расширение его стратегических границ и рост влияния США на Европейском континенте. В восприятии Кремля угроза НАТО и германская угроза оказались тесно взаимосвязаны.

9 мая 1950 г., в преддверии совещания министров иностранных дел США, Англии и Франции по вопросу о будущем Германии, глава французского внешнеполитического ведомства Р. Шуман от имени своего правительства выступил с предложением о слиянии французского и германского производства и распределения угля и стали, и о создании Европейского объединения угля и стали (ЕОУС), открытого для присоединения других стран Европы. Однако подлинным творцом этого проекта являлся Ж. Монне, который не только рассматривал его в качестве «фермента европейского единства»⁴⁵, но и полагал, как он сообщал об этом в письме канцлеру ФРГ К. Аденауэру накануне открытия совещания в Лондоне 10 мая, что главный смысл французской инициативы имел политический подтекст: контроль за производством тех отраслей промышленности, от которых зависело ведение современной войны, чтобы предотвратить их эволюцию в опасную сторону военных приготовлений⁴⁶. Подписание 18 апреля 1951 г. 6 европейскими странами (Бельгией, Италией, Люксембургом, Нидерландами, Францией и ФРГ) Договора о создании ЕОУС заложило основы европейской экономической интеграции и в целом обеспечивало привлечение экономического потенциала Западной Германии к укреплению обороны Запада, в то время как военные аспекты германского вопроса находились в стадии переговоров. Естественно, что в контексте франко-германского примирения одновременно решались острые вопросы экономической конкуренции двух стран и устранялась напряженность во франко-германских отношениях, связанная с вопросом Саара и управления Руром.

Следует подчеркнуть, что советское руководство, начиная с первых мероприятий европейских стран по военно-политической и экономической интеграции, рассматривало эти инициативы сквозь призму политической и экономической экспансии США⁴⁷. В одной из аналитических записок МИДа, посвященной Совету Европы (который был создан 5 мая 1949 г.), говорилось, что помимо цели вовлечения Западной Германии через этот «гражданский орган» в политику Западного союза и НАТО его задачей также является с помощью пропаганды «об «общеевропейской» и «сверхнациональной» интеграции замаскировать империалистическую колонизацию Западной Европы и уничтожить национальный суверенитет независимых европейских стран в целях осуществления англо-американских планов господства». На основании подобной трактовки западноевропейской интеграции делался вывод, что, потерпев неудачу с использованием Совета Европы в указанных целях, США инспирировали выдвижение ряда «отраслевых» планов: «плана Шумана», а также других планов по объединению сельскохозяйственных и транспортных ресурсов стран Европы, и «плана Плевена» (о котором речь пойдет ниже).

Дата добавления: 2018-08-06; просмотров: 260; Мы поможем в написании вашей работы!

Поделиться с друзьями:

⇐ Предыдущая 24 25 26 27 282930 31 32 33 Следующая ⇒

Мы поможем в написании ваших работ!