Ким просит, Сталин отказывает. Март—сентябрь 1949 г. 30 страница



В то же время в одном из первых аналитических документов МИДа относительно ЕОУС не была обойдена вниманием экономи­ческая сторона его создания, в частности, указывалось на желание Франции сохранить за собой ведущую роль на континенте и осла­бить опасность экономической конкуренции со стороны Западной Германии. Но в обстановке обострения отношений с Западом и отрицательного отношения к процессу европейской интеграции со стороны советского руководства акцент в оценке многофункциональ­ного плана ЕОУС был сделан (по прямому указанию Молотова) на его направленности на восстановление военно-промышленного по­тенциала Западной Германии и ее ремилитаризацию48.

Официальная позиция Советского правительства по вопросу о ЕОУС была изложена 22 октября 1950 г. в Пражском заявлении ми­нистров иностранных дел СССР, Албании, Болгарии, Венгрии, Польши, Румынии, Чехословакии и ГДР. В документе подчеркивалось, что создание ЕОУС имело целью возрождение военно-промышленно­го потенциала Западной Германии «в целях подготовки новой войны в Европе и приспособления западногерманской экономики к планам англо-американского военного блока»49. Тем более, что к этому вре­мени уже были известны далеко идущие решения встречи министров иностранных дел США, Англии и Франции, состоявшейся в Нью-Йорке в сентябре 1950 г., о ремилитаризации Западной Германии и интеграции ее вооруженных сил в систему обороны Запада.

Те же оценки ЕОУС были повторены в нотах правительству Франции от 20 января, 11 сентября и 19 октября 1951 г., хотя к этому времени главное беспокойство Кремля вызывала новая инициатива французского правительства, прямо связанная с военными аспекта­ми германской проблемы.

План французского премьер министра Р. Плевена, который был изложен в его декларации, зачитанной в октябре 1950 г. в Нацио­нальном собрании Франции, был разработан все тем же Ж. Монне50 с учетом как решительных возражений французской общественнос­ти против возрождения вермахта, так и позиции самого канцлера Аденауэра, не желавшего ремилитаризации Западной Германии пу­тем создания национальных вооруженных сил и предпочитавшего включение немецкого военного контингента в европейскую армию51. Суть «плана Плевена» сводилась к созданию европейской армии (строившейся на основе опыта наднациональных организационных структур ЕОУС) под единым европейским командованием, с едины­ми органами и бюджетом52.

Начавшиеся с февраля 1951 г. официальные переговоры Франции и стран Бенилюкса о создании европейской армии (Великобритания отказалась участвовать в ЕОС, хотя именно по инициативе У. Чер­чилля Консультативная ассамблея Совета Европы 11 августа 1950 г. приняла резолюцию о необходимости создания европейской армии) отразили неготовность европейских правительств, в том числе поли­тических сил в самой Франции53, к подчинению и контролю со сто­роны административных и финансовых органов ЕОС. Лишь после переговоров на уровне министров иностранных дел и нажима Соеди­ненных Штатов, предупредивших, что обструкция переговоров о ЕОС может повлечь за собой прекращение американской финансо­вой и военной помощи Европе, договор о ЕОС был подписан в Париже 27 мая 1952 г.

Но первоначально «план Плевена» не вызвал энтузиазма не толь­ко у английского правительства, но и у американской администра­ции. 24 октября Д. Ачесон заявил, что приветствует инициативу Франции, однако ее следует изучить. США потребовался почти год, чтобы к сентябрю 1951 г. прийти к окончательному решению о под­держке курса на создание европейской армии54. Изначальная причи­на, по которой английское правительство также первоначально оце­нило предложение Франции о создании европейской армии как ма­лопривлекательное, состояло в опасении, что это вызовет задержку в создании вооруженных сил НАТО с участием Западной Германии55.

Весьма показательной с точки зрения разногласий членов НАТО относительно включения Западной Германии в Североатлантический блок, а также внешнеполитических приоритетов (с учетом вовлече­ния США в войну в Корее) явилась сессия Совета НАТО, проходив­шая в октябре—ноябре 1950 г. в Нью-Йорке. В серии выступлений западноевропейских делегатов говорилось, что, несмотря на события в Корее, главная угроза Западу, по-прежнему, находилась в Европе и американское общественное мнение, как подчеркивали англий­ский премьер-министр К. Эттли и глава Форин Оффис Э. Бевин, должно понять, что западноевропейские державы не могут быть глу­боко втянуты в дела Дальнего Востока, поскольку именно на это рассчитывало советское руководство56. Начиная с К. Аденауэра, за­являвшего, что Корея является генеральной репетицией и что Ста­лин имеет подобный план в отношении Германии, такие же идеи поразному высказывали и другие европейские лидеры, в том числе французы57.

Взаимосвязь войны в Корее и германского вопроса действитель­но существовала в умах советского руководства, но совсем в ином плане, чем это представляли в западных правительственных кругах. В советском МИДе считали, что корейская война не только оказа­ла воздействие «на переход к открытой ремилитаризации Западной Германии», но и создала благоприятные условия «для организации активной борьбы против ремилитаризации и за объединение Герма­нии»58. Одним из дипломатических шагов, предпринятых СССР для достижения этой цели, было предложение Москвы, изложенное в ноте французскому, английскому и американскому правительствам от 3 ноября 1950 г., созвать сессию Совета министров иностранных дел (СМИД) для рассмотрения вопроса о ремилитаризации Западной Германии.

Во Франции советское предложение вызвало определенные на­дежды на возможность урегулирования столь жизненно важного для этой страны германского вопроса на четырехстороннем совещании по Германии. Поэтому на встрече министров иностранных дел и министров обороны Североатлантического блока в рамках сессии Совета НАТО, проходившей в декабре 1950 г. в Брюсселе, француз­ские представители выражали опасения, что принятие на этой сес­сии окончательных решений о милитаризации Западной Германии послужит предлогом для срыва намечавшегося совещания четырех держав. Однако именно на этой сессии Совета НАТО завершилось создание экономических и военных организационных структур НАТО. В качестве верховного главнокомандующего объединенных вооруженных сил блока был утвержден генерал Д. Эйзенхауэр. Было также подтверждено принятое ранее решение о военном вкладе За­падной Германии в оборону Западной Европы (хотя на протяжении зимы 1950 г. комитеты экспертов разрабатывали два возможных ва­рианта — немецкая армия в составе НАТО и в составе ЕОС), а так­же доведено до сведения участников решение президента Г. Трумэ­на об увеличении американского военного контингента в Европе59. Помимо этого было решено продвигать как можно дальше на вос­ток линию обороны Западной Европы и интегрировать западный, центральный и южный фланги в ходе боевых действий60.

Контрмеры Советского правительства в ответ на планы ремили­таризации Западной Германии и ее вовлечения в западный блок предпринимались как по линии официальной дипломатии, так и на уровне партийно-государственных отношений со странами Восточ­ной Европы. В настоящее время становится известно все больше фактов о состоявшемся 9—12 января 1951 г. в Кремле совещании советского руководства с генеральными секретарями и министрами обороны стран народных демократий. К сожалению, пока историки не располагают документами из российских архивов относительно этой важной встречи. Мы можем оперировать лишь косвенными свидетельствами, скупыми сведениями из болгарских архивов и опубликованными мемуарами61.

Основной пафос выступления Сталина на этом совещании сводил­ся к тому, что «народным демократиям» за 2—3 года, пока не сфор­мирована армия НАТО, предстоит создать «современные и мощные вооруженные силы», которые в настоящее время уступают армии КНР. В целом Сталин полагал, что в случае войны армии стран народных демократий должны составлять 3 млн человек, хорошо вооруженных и оснащенных62. Это совещание высветило насущную необходимость координации военно-организационных мероприятий и планов воен­ных поставок. С этим предложением выступил представитель Румы­нии. Его активно поддержал Сталин, по инициативе которого и был создан специальный комитет для обеспечения союзных армий необ­ходимым военным снаряжением, а также для решения вопросов, свя­занных со специализацией некоторых стран Восточной Европы в про­изводстве отдельных видов оборонной продукции63. 12 января по предложению министра вооруженных сил СССР маршала А. М. Ва­силевского и с одобрения Сталина председателем Военно-координа­ционного комитета был избран Н. А. Булганин64.

Кроме того, к этому времени в армиях восточноевропейских стран сложилась и стала функционировать система военных советников. Как отмечают российские исследователи, специально изучавшие деятель­ность института советских советников в странах восточноевропейского региона, «по сути дела, советские военные советники в начале 1950-х годов выполняли подготовительную работу к объединению ар­мий стран Восточной Европы в военно-политический блок, к созда­нию организации Варшавского Договора в 1955 г.»65

Таким образом, в последние годы жизни кремлевский диктатор предпринял ряд шагов по созданию некоторого подобия организаци­онных структур военного сотрудничества стран Восточной Европы66, а также наращивания военной составляющей восточного блока.

Следующим, не менее важным направлением советской внешней политики были инициативы, связанные с решением германского вопроса. Однако состоявшееся в Париже 5 марта —21 июня 1951 г. предварительное совещание заместителей министров иностранных дел четырех держав, на созыве которого настояли западные страны в ответ на советское предложение от 3 ноября 1950 г. и которому предстояло согласовать повестку дня намечавшейся сессии СМ ИД, потерпело неудачу. Позиции участников совещания относительно приоритетности вопросов повестки дня расходились изначально. Для Советского Союза важнейшим вопросом, как указывалось в дирек­тивах Политбюро советской делегации от 1 марта 1951 г. и решени­ях Политбюро от 19 марта, направленных А. А. Громыко, являлся вопрос о выполнении Потсдамских соглашений о демилитаризации Германии. В директивах, полученных Громыко, подчеркивалось, что нельзя «согласиться с тем, чтобы в момент, когда над Европой на­висла угроза возрождения германского милитаризма, в повестке дня СМИДа не был бы поставлен вопрос о выполнении соглашения четырех держав о демилитаризации Германии»67. Западные державы считали более актуальной постановку вопроса о причинах междуна­родной напряженности и мерах по улучшению отношений между Востоком и Западом, поскольку в основе оправдания их курса на экономическую и военную интеграцию ФРГ в западный блок лежа­ли ссылки на «советскую угрозу». Западные делегации как раз мень­ше всего были заинтересованы в конкретном обсуждении проблем демилитаризации. В разведывательном донесении из Берлина, посту­пившем высшему советскому руководству 10 января 1951 г., говори­лось о том, что государственный департамент США в директиве сво­ему верховному комиссару в Западной Германии не только предпи­сывал оказать нажим на К. Аденауэра, чтобы он согласился с решением брюссельской сессии НАТО 1950 г., но настаивал на не­обходимости приступить к проблеме перевооружения ФРГ до созы­ва совещания четырех держав, с тем «чтобы СССР не имел возмож­ности на этой встрече подорвать единый военный фронт стран За­падной Европы»68. Следует также отметить, что параллельно работе совещания в Париже в Петерсберге, где находилась резиденция вер­ховных комиссаров западных держав, происходили секретные пере­говоры их заместителей с делегацией ФРГ (январь—июнь 1951 г.) по вопросу отмены оккупационного статуса Западной Германии, про­должались переговоры о создании ЕОС, а в апреле 1951 г. получил завершение проект ЕОУС.

Но разные подходы советской и западных делегаций к проблеме ремилитаризации не исключали поиска точек соприкосновения69, а также обсуждения других вопросов повестки дня, среди которых было советское предложение об ускорении заключения мирного договора с Германией; вопрос об улучшении обстановки в Европе; о начале сокращения вооруженных сил четырех держав и ряд других вопросов. Камнем преткновения для продолжения переговоров в Париже явил­ся новый пункт повестки дня «Атлантический пакт и создание аме­риканских военных баз в Англии, Норвегии, Исландии и в других странах Европы и Ближнего Востока», который в соответствии с ре­шением Политбюро от 28 марта 1951 г. Громыко внес на обсуждение 30 марта. Хотя первопричиной этого решения Кремля было недоволь­ство «оборонительной» позицией главы советской делегации и стрем­ление ответить на предложение западных делегатов внести в повест­ку дня и другие вопросы, не имевшие прямого отношения к заявлен­ной теме сессии СМИД, этот пункт стал в дальнейшем настойчиво отстаиваться советскими делегатами. Как подчеркивалось в заявлении Громыко от 25 мая и особенно в ноте, направленной западным дер­жавам 4 июня 1951 г., «Советское правительство считает, что откро­венное обсуждение вопроса об американских базах и Атлантическом пакте, послужившем главной причиной ухудшения отношений меж­ду СССР и тремя державами, значительно разрядило бы атмосферу напряженности в Европе и облегчило бы работу совещания Совета министров иностранных дел»70.

С точки зрения западных держав упорство, с которым советская делегация отстаивала данный пункт, было убедительным свидетель­ством того, что Москва вознамерилась внести раскол в ряды участ­ников и сторонников НАТО, используя неоднозначное отношение общественного мнения и политических кругов к вопросу о ремилитаризации ФРГ и увеличению военных бюджетов стран Западной Европы. Данный вывод экстраполировал на текущую ситуацию хо­рошо известную на Западе советскую внешнеполитическую установ­ку, базирующуюся на марксистско-ленинском принципе об усилении противоречий империалистических государств: углублять любые раз­ногласия среди противников, в том числе и средствами пропаганды. В этой связи любопытно заметить, что английская делегация еще 2 марта получила развернутую директиву Форин Оффис относитель­но той контраргументации, которую она должна использовать в слу­чае, если советские участники совещания поднимут вопрос об агрес­сивности НАТО71.

Однако, на наш взгляд, смена акцентов в директивах Политбю­ро, с ремилитаризации Германии на политику Североатлантического блока в целом отражала происходивший" в советском руководстве поворот в восприятии самого альянса как источника множества «уг­роз», в том числе перевооружения ФРГ и эскалации процесса созда­ния кольца военных баз вокруг СССР. Ведь не случайно Дж. Дал­лес, государственный секретарь в администрации Эйзенхауэра, сме­нившего Г. Трумэна в 1953 г. на посту президента США, разработал план военно-политического окружения СССР путем создания цепи военных баз по его периметру72. В директивах Политбюро делегации СССР на VI сессии Генеральной Ассамблеи ООН, которая проходи­ла также в Париже в ноябре—декабре 1951 г., рекомендовалось вне­сти предложение «О мерах против угрозы новой войны и по укреп­лению мира и дружбы между народами», в которых пунктом первым значилось объявление несовместимости с членством в ООН участие в «агрессивном Атлантическом блоке», а также создание военных баз на чужих территориях. Советское предложение завершалось призы­вом к США, Великобритании, Франции, Китаю и СССР «заключить Пакт мира»73.

Но все же основное внимание советской делегации на этой сес­сии Генеральной Ассамблеи было сосредоточено на германском воп­росе. Возражая против предложения западных держав о создании комиссии ООН для проверки условий проведения общегерманских выборов, советский представитель, руководствуясь указаниями По­литбюро, должен был воспользоваться моментом для внесения пред­ложения «об ускорении заключения мирного договора с Германией с последующим выводом всех оккупационных войск»74. Дело было в том, что к осени 1951 г. в комплексе мероприятий, которые раз­рабатывались в МИДе в противовес «ремилитаризации Западной Германии и ее вовлечения в Атлантический пакт» важное место стало отводиться заключению мирного договора с Германией75.

Подробно не останавливаясь на том, какую эволюцию претерпе­вали документы Министерства иностранных дел, связанные q реа­лизацией принятого по согласованию с руководством ГДР сентябрь­ского решения ЦК ВКП(б) (в соответствии с которым немецкие друзья должны апеллировать к правительствам Англии, Франции, США и СССР с просьбой об ускорении заключения мирного дого­вора с Германией, а в ответ Советское правительство выступит с проектом его основ)76, обратим внимание на следующие принципиаль­ные моменты. На наш взгляд, весьма красноречиво о целях появле­ния советской ноты США, Англии и Франции от 10 марта 1952 г. с предложением заключить мирный договор с Германией (известной как «нота Сталина») свидетельствует проект письма А. А. Громыко на имя Сталина и окончательный вариант данного письма, отосланный 25 января 1952 г., а также принятое на его основе указание ЦК ВКП(б) главе советской Контрольной комиссии в Германии В. И. Чуй­кову и ее политическому советнику В. С. Семенову, разъясняющее суть расхождений с руководством ГДР в тактике реализации сентябрьско­го решения ЦК. Отвергая предложение правительства ГДР начать масштабную кампанию против готовившегося «Общего (general) до­говора» трех западных держав с ФРГ (который должен был отменить оккупационный статус Западной Германии и заменить его ограни­ченным суверенитетом), а также его желание взять на себя инициа­тиву выступления с проектом основ мирного договора, что умаляло роль СССР как державы-победителя, Политбюро следующим обра­зом разъясняло приоритетность борьбы за мирный договор: «Вы­двинув на первое место вопрос о мирном договоре, необходимо по­казать, что предложение трех держав о «генеральном договоре» с Западной Германией является попыткой, направленной как на срыв урегулирования для Германии, так и на срыв решения вопроса о восстановлении единства Германии». Директива коснулась и связи «Общего договора» с НАТО, поскольку договор «является средством вовлечения Западной Германии в подготовку третьей мировой вой­ны, осуществляемой Атлантическим блоком»77. В подготовленном документе ЦК немало слов было сказано относительно того, что помимо противопоставления мирного договора «Общему договору» выступление СССР с проектом основ мирного договора по Герма­нии послужит мобилизации сил сторонников единства Германии и противников ремилитаризации Западной Германии.

О том, что Советское правительство внимательно изучало добы­тые агентурным путем проекты «Общего договора», свидетельству­ют документы, отложившиеся в партийных архивах. Первые сведе­ния стали поступать в ЦК в декабре 1951 г., однако представители компетентных органов предостерегали, что это могут быть фальшив­ки. Последнее оказало свое влияние на нежелание советского руко­водства развязать политическую кампанию против готовившегося «Общего договора», отвлекая силы от подготовки мирного догово­ра78. Лишь в феврале 1952 г. руководство советского внешнеполити­ческого ведомства смогло представить копию подлинного докумен­та, одобренного министрами иностранных дел трех западных держав и канцлером ФРГ Аденауэром в Париже 22 ноября 1951 г.79

Уже после обращения правительства ГДР 13 февраля 1952 г. к правительствам четырех держав и к боннскому правительству, на которое западные державы не откликнулись, а Бонн выдвинул ряд условий, в проекте письма Сталину, подготовленном в начале марта 1952 г. за подписью Громыко, предлагалось в ближайшее время на­править ноту Советского правительства США, Англии и Франции, приложив проект основ мирного договора с Германией. Этот шаг должен был усилить борьбу германского народа против ремилитари­зации, предупредить возможность публикации «Общего договора» и противопоставить советскую «положительную программу» «агрессив­ным мероприятиям трех западных держав»80.


Дата добавления: 2018-08-06; просмотров: 270; Мы поможем в написании вашей работы!

Поделиться с друзьями:






Мы поможем в написании ваших работ!