Арриан постарался достоверно воспроизвести высказывания Эпиктета, которые он услышал, однако не запретил себе самому кое-что вставить.

⇐ ПредыдущаяСтр 4 из 17Следующая ⇒

Роль, которую сыграл Арриан, в изложении Бесед Эпиктета, подвергается спорам^{^[53]}. Долго бытовала точка зрения, что Арриан скрупулёзно воспроизвёл то, что он услышал, и что он даже обратился ради этого за помощью к стенографу. Наоборот, Т. Вирт^{^[54]} в 1967 г. попробовал доказать, что Арриан не довольствовался тем, что просто-напросто воспроизвёл высказывания Эпиктета, но что он захотел, издавая свои школьные заметки, стать уже тогда тем новым Ксенофонтом, которым он захочет стать позднее через свои разнообразные произведения. Таким образом, он создал как будто бы литературное произведение, то есть Меморабилии этого нового Ксенофонта, которым был Эпиктет.

В конечном счёте, представляется разумным придерживаться нюансированной точки зрения. Прежде всего нужно учесть высказывания самого Арриана в посвятительном письме, которое он посылает некому Луцию Геллию: «…^{^[55]}».

В следующих строках, Арриан резко противопоставляет эти две ступени литературной продукции, которыми являлись в Античности, с одной стороны, ὑπομνήματα, то есть набор записей без литературных притязаний, которые могли при случае послужить материалом для будущего произведения, а, с другой, συγγράμματα, то есть литературное произведение, снабжённое разработанным планом и выполненное в изысканном стиле:

« Всё, что я услышал от него пока он говорил, я постарался записать насколько это возможно его собственными выражениями, для того чтобы аккуратно сохранить записи (ὑπομνήματα), думая о будущем, с целью запомнить его мысль и откровенность. Естественным образом эти записи словно речи, с которыми мы под влиянием теперешних обстоятельств^{^[56]} обратились бы к собеседнику, и отнюдь не те, которые мы написали бы [это συγγράμμα] в перспективе найти в будущем читателей. В этих условиях я ни знаю, каким образом и без моего ведома эти записи оказались в свободном доступе. Впрочем, я не придаю особого значения тому, чтобы о мне сложилось впечатление, что я неспособен написать литературного произведения, и для Эпиктета тоже не играет большой роли, гнушатся ли его стилем, так как пока он говорил он ничего не хотел кроме как направить внутреннее расположение его слушателей к тому что ни на есть лучшему.»

Вирт сомневается в правдивости данных высказываний, говоря, что здесь идёт речь об условной скромности, которой принято придерживаться в прологе к книге. Однако в пользу их правдивости есть одно важное указание. В то время как все остальные произведения Арриана написаны в архаизирующем стиле, то есть на литературном языке классической эпохи (аттическом или ионийском), который больше не был использован в повседневной жизни в эпоху Арриана, диалект Бесед и Энхиридия является тем, что грамматики называют koinè. Это хорошо доказывает то, что он не имел намерения придать высказывания Эпиктета литературную форму. Koinè был тем греческим языком, на котором говорили после завоевательных войн Александра Македонского начиная с IV в. до нашей эры в эллинистических государствах, а затем в Римской империи. В удивительной мешанине народов и культур, которое характеризует эту эпоху, греческий язык изменился под воздействием различных государственных языков, на которых говорили в этой огромной империи. Среди них koinè был языком общим для самых разных народов, но также для многочисленных писателей. С точки зрения пуристов, он, само собой разумеется, представлял стадию упадка по сравнению с изяществом аттического стиля. Это употребление koinè соответствовало устному характеру высказываний Эпиктета. Арриан ясно противопоставляет, как мы сказали, устный стиль высказываний Эпиктета возможному произведению, которое было бы обращено к читателям.

Вирт придаёт значение рассказам о частных беседах, которые Эпиктет вёл с различными личностями и которые должны были происходить в тесном кругу. Арриан их якобы сам выдумал. Однако, с другой стороны, вполне возможно, что некоторые выговоры Эпиктета, обращённые к тому или иному собеседнику, могли произойти при слушателях. Эпиктет был откровенен и даже склонен к грубости. С другой стороны, некоторые диалоги очень личного характера могли вполне быть рассказанными самим Эпиктетом его ученикам в качестве примера. Таким образом, создаётся впечатление, что Арриан действительно ничего не придумал.

Из этого, тем не менее, следует, что он, может быть, с большей или меньшей степенью скромности вмешался, чтобы придать своему произведению определённый литературный оттенок. В самом начале, можно было бы спросить, является ли порядок глав преднамеренным; это означало бы, что высказывания скорее всего не были приведены в их хронологическом порядке. Например, Арриан поместил в самом начале Бесед, как он это сделал в самом начале Энхиридия, главу, относящуюся к различию между вещами, которые зависят от нас, и теми, которые от нас не зависят. Можно подумать, что он хотел таким образом обозначить, что, согласно Эпиктету, здесь имеется ввиду основополагающее положение. Мы также замечаем довольно трудно объяснимые странности на уровне строения глав. Например, рассказ, приведённый в Б., III, 8, 7, не имеет ничего общего с главой о представлениях, в которой он находится.

Не входя в слишком специальное обсуждение этих проблем, можно подумать, что Энхиридий в том виде, в каком он был издан Аррианом, находится в некой промежуточной стадии между обыкновенными неупорядоченными записями (ὑπομνήματα) и совершенно слаженным литературным произведением (συγγράμματα). Т. Доранди^{^[57]} был прав, когда привлёк к этому внимание, приводя, между прочим, пример врача Галена. Мы увидели выше, что Арриан жаловался на то, что списки его Энхиридия переходят из рук в руки без его согласия. Эта же неудача приключилась и с Галеном, которому принадлежит заслуга того, что он нам объяснил, каким образом это всё случилось у него и, вероятно, у Арриана^{^[58]}. Гален имел обыкновение делать для своих друзей и учеников записи (ὑπομνήματα) или памятку своих лекций: «Эти произведения не предназначались для публикации, но составлялись в зависимости от способностей и нужд тех, которые меня о этом попросили: было совершенно естественно, что одни мысли в них были изложены очень пространно, а стиль и учение в них было временами удачны, а иногда оставляли желать лучшего.» Таким образом, мы видим, что в Античности существовали произведения, которые, подобно тем, которые написал Гален, или подобно Энхиридию Эпиктета, в каком-то смысле, находились на полпути между простыми записями и изящно изложенным трактатом. Изначально они были простыми записями, которые затем были либо переложены в литературное произведение, либо оставались в виде черновиков и не предназначались для широкой публики для того, чтобы иметь применение только в тесном кругу друзей и учеников. Последние, в свою очередь, делали с них копии для своих друзей и, таким образом, тексты постепенно получали своё распространение. Итак, автор был вынужден издавать своё творчество, чтобы избежать подделок. Это вероятно и произошло с Аррианом. Он бережно сохранил записи, сделанные вовремя лекций Эпиктета, но постепенно их перелагал в книги, делал их одновременно может быть и более внятными и улучшал стиль, всегда стараясь, как он говорит, сохранить те термины (в том числе специальные), которыми пользовался Эпиктет. Подобно Галену, он несомненно делился ими с друзьями и наблюдал, как они постепенно распространялись в кругу читателей. Как нам кажется, составляло сложность для Арриана то, что под его собственным именем и именем Эпиктета распространялся текст, не имеющий литературной ценности, поскольку он был написан на koinè. Это не важно, — в конечном счёте говорит Арриан, — так как Эпиктет на придавал никакого значения чистоте слога. Было бы небесполезно по этому поводу процитировать одну беседу, которая имела место между философом и одним ритором, который прибыл в Рим на следствие. Последнее он возбудил ради одного звания, которое он для себя требовал. Он вошёл в аудиторию^{^[59]} и попросил Эпиктета дать ему в этом деле совет. Эпиктет ему ответил, что он ничего не может ему сказать по этому поводу, так как если его собеседник пришёл ради этого, это походило бы на то, как если бы торговец овощами обратился к портному: «Вести беседу с человеком как с человеком значит научиться познавать свои собственные суждения и в свою очередь показывать собеседнику, каковыми являются его собственные… Испытаем друг друга. Если я имею какое-либо злокачественное суждение, вырви его с корнем; а если это ты, подвергни его обсуждению. Это не то, что ты сделал, но ты сказал себе: «Мы проездом, и пока мы не наняли корабль мы можем тоже пойти навестить Эпиктета. Посмотрим-ка, что он может там рассказывать.» А затем, когда ты будешь уходить, ты скажешь: «Этот Эпиктет не представляет из себя ничего значимого; его речь испещрена солецизмами и варваризмами.»»

Краткий обзор содержания Бесед

Высказывания Эпиктета, собранные Аррианом, принимают самые различные формы. Они часто начинаются как классический и безличный философский экскурс, однако быстро появляется диалог, то есть замечание или возражение фиктивного или настоящего собеседника, что приводит Эпиктета к использованию «ты», которое он употребляет, обращаясь к диалектическому методу. Однако чистой диалектики не нигде, и Эпиктет обращается к живым собеседникам, которых он иногда очень грубо окликает. Есть также диалоги с посетителями, пересказы диалогов, которые он вёл с различными личностями, среди которых был и сам Музоний, а также истории о его бывшем хозяине, Эпафродите. Он обращается к своим ученикам в случае затруднений, которые они испытывают в ведении философского образа жизни, или потому что они скучают по своей семье и родине, готовятся к тому, чтобы вернуться домой и сделать там карьеру. Либо же они думают о том, чтобы стать преподавателями философии сами. Он часто говорит о себе самом, о своих воспоминаниях, опыте и часто предаётся излияниям о своей собственной персоне (Б., I, 16, 20). Основная тема Бесед, к которой чаще всего возвращается Эпиктет, заключается в упрёке, который он делает своим ученикам в том, что они понимают философию слишком, книжно, школярски и софистически (Б., II, 23, 42). «…^{^[60]}» Этот текст послужит нам переходом к тому, что последует, так как его заслуга заключается в том, что он довольно достоверно охватывает содержание как Бесед, так и Энхиридия, который мы сейчас прочтём и в котором мы найдём это описание философской жизни, предлагаемое Эпиктетом.

Энхиридий

Анализ Энхиридия в перспективе общей образовательной концепции Эпиктета.

Симплиций, комментатор неоплатоник Энхиридия, говорит нам, что Арриан захотел собрать в этом небольшом произведении самые полезные и необходимые^{^[61]} учения, которые находятся в Беседах. Однако для того, чтобы понять, что точно захотел сделать Арриан и к какой публике он обращался, нам понадобится внимательно проанализировать содержание этого небольшого произведения, комментируя каждую отдельную главу, что, как я надеюсь, сможет облегчить чтение этого подчас загадочного текста. Я дал каждой главе или группе глав Энхиридия заглавия, дающие в общих чертах возможность понять их содержание. Эти заглавия не принадлежат Арриану. Нужно просто в них видеть помощников для понимания.

1-6. Разница между тем, что от нас зависит и тем, что от нас не зависит^{^[62]}.

Энхиридий начинается группой глав, где речь идёт о различии того, что от нас зависит и того, что от нас не зависит. Арриан правильно счёл, что в глазах Эпиктета это различие является основополагающим. Оно становится темой всей первой главы, которая открывает Беседы, и шести первых глав Энхиридия. Первая глава определяет различие, противопоставляя то, что зависит от нас, то есть суждение, желание и позыв к действию, тому что от нас не зависит, то есть внешним вещам, как например, богатству, здоровью, славе и т.д. Это различение приносит нам свободу и счастье при условии, что оно является правилом для всех наших суждений, которые обосновывают наши желания и вдохновляют действия (1, 1-5). Это различение позволяет нам знать, то, чего мы должны желать, к чему мы должны испытывать неприязнь и как мы должны себя вести (2). Нужно будет осуществлять это различение в наших суждениях, по поводу каждого нашего желания и каждого действия (3-4). Именно признавая то, что от нас зависит, то есть суждение (5) и обращение к представлениям (6), мы узнаем то, за что мы несём ответственность, и то, что нам свойственно.

Почти все главы Энхиридия в том или ином отношении являются приложением этого основополагающего различия.

Дата добавления: 2018-06-01; просмотров: 433; Мы поможем в написании вашей работы!
Поделиться с друзьями:

⇐ Предыдущая 1 2 345 6 7 8 9 10 Следующая ⇒

Мы поможем в написании ваших работ!