Посвящается Тимофею Пахомову, который на свой страх и риск читает рассказ за рассказом 4 страница
Паладин снова огляделся, убедился в том, что ни уродца, ни ведьмы поблизости нет. Изнутри дома доносился говор. Мерзопакостный голос лепетал, а ведьма металась по дому. Изредка доносился голос Квази и… Человека?
А, возможно, это был кобольд, гном или эльф – не исключено, но Эрик сразу решил для себя, что это человек. Он спас так много невиновных, что мог по манере речи определить нуждающегося в помощи. Гномы, например, частенько матюкались, поносили недруга на чем свет стоит и угрожали ему; кобольды пытались договориться, а эльфы и вовсе молчали; не тратили свои силы на лишние слова, старались выпутаться и дать отпор обидчику.
4
Квази продолжал беспокойно ходить возле еще живого человека.
Ноги и руки жертвы были крепко связаны заскорузлой веревкой.
Горбатый уже было взял со стола длинный булатный нож, и направился к будущей жертве, но его остановил муторный голос хозяйки:
– Этого пока жрать нельзя! – рявкнула колдунья высоким голосом. – Иди жри дохлого!
– Не… не хочу! – мерзким тенором ответил Квази, топчась на месте. – Не хочу тухлятину… Мне нужна свежатина! Дай мне мясо!
– Я те щас дам мяса, урод! Щас как дам!..
– Аааа! – взвизгнул Квази. – Стой! Прошу…
– То-то же! А ну, упердывай отсюдова, стервец, не то второй раз получишь, мало не покажется!
Квази уже подползал к двери, как ведьма остановила его.
– Стой… – шепнула она. – Отойди от двери. Кому говорю, отойди! Там кто-то есть.
|
|
|
– Кто? Храмовщики? Солдаты?
– Нет, – продолжая шептать, колдунья двинулась к правому окну хижины. – Хуже… Кто-то посильнее оных.
– Бред… Сюда никто не сунется; разве что какой-нибудь идиот, аль самоубийца.
– Не бред, говорю тебе, козлина ты горбатая! – едва ли не крикнула ведьма. – Точно знаю, он стоит за дверью… Выжидает, мразь. Так, кончай с тем, – она указала на связанного солдата.
– М? Мммм! – завыл пленник.
5
Говор не прекращался ни на мгновение. Ведьма что-то бубнила – разобрать что-либо было крайне сложно, но паладин сумел понять, последнюю фразу. Колдунья приказала горбатому помощнику убить связанного солдата. После этого Эрик услышал безнадежное завывание и ругань.
Ждать нельзя.
Пора.
6
– Рано его мочить! – протестовал Квази, закрывая пленнику рот веревкой, мешающей громко говорить. – Сама сказала… Ты права… Надо сперва с теми разобраться, не то пропадет мясо. Этот сукин сын еще нужен…
– Нет времени, сейчас сюда ворвется какой-то стервец! Кончай, говорю, горбатый.
– Повторяю: никто сюда не ворвется, – убежденно сказал Квази, качая головой. – Чего ты ерунду какую-то мелишь, старуха?
– Погоди, погоди, окоянец, – сказала она, – щас придет!
– А чего годить-то, старуха? Коль был бы там какой окоянец, так уже явился бы, аль забыла, что ль, боятся нас поселенцы… Кто сюды сунется, так мы его хва-ать! Вот что в поселках говорят.
|
|
|
– Коли не боишься ничего, горбач, дак иди, проверь!
– Оно, конечно, так, – заржал уродец, обнажая кривые зубы, – чуть что – поди проверь… Тьфу на тебя за это, старуха.
– Иди, говорю. Али боишься тоже?
– Фиг!
Не успел Квази притронуться к двери, как ее с грохотом открыл пепельноволосый мужчина. Дверь сильно стукнула горбатого – тот отлетел в сторону, к скамье, над которой пучками и гирляндами висели коренья, склянки, грибы и прочее. Рядом с небольшой печуркой ведьмы лежал связанный солдат, стонущий и молящий.
– Зря ты явился! – заявила ведьма, пятясь к обшарпанному столу, на котором, помимо водочной бутылки и мисок, стояла изящная амфора сливового цвета.
Колдунья быстро схватила оную амфору, и бросила в Эрика.
Паладин отскочил и ударил в ведьму потоком воздуха. Aer повалил колдунью, но амфору она все же запустила метко. Если бы Эрик не отскочил в сторону, сосуд благополучно достиг бы его и кто знает, что могло произойти. Но амфора ударилась о дверь. Внезапно, когда кусочки сосуда разлетелись во все стороны, из него вырвался душераздирающий вопль, к нему присоединился глубокий, липко-стеклянный звон, словно кто-то запустил в дверь банку с медом.
|
|
|
Из сосуда с узким горлом и двумя ручками, закрутившись в спираль, вырвался кианитовый дым.
Дым вертелся, полз по потолку, пульсировал над головой Эрика, и продолжал вопить. Собравшись в нечто, напоминающее эллипс, оно тут же потеряло свою форму и распространилось по хижине. В дыме виднелись два огромных красных глаза. Из бесформенной зеленой концентрации выделялись ручища, длинный острый нос и наконец, образовав провал, – пасть. Огромная рожа широко раскрыла рот, показывая Эрику клиновидные клыки, растущие в два ряда.
– Грю, приказываю тебе, – сказала ведьма, пятясь, – изгони недруга из дома! Да побыстрее!
Эрик обнажил меч. Серебряный клинок блеснул и нарисовал в воздухе дугу. Подскочив к постепенно принимающему формы существу, Эрик рубанул. От уха. Грю, как его назвала ведьма, приобрел окончательную форму: он напоминал огромного тролля с широкой, словно бездна, пастью и клиновидными зубами, напоминающими острые рифы. Тело все еще меняло размеры, но уже не столь кардинально.
Жуткая пасть раскрылась, взвизгнула, и Грю отбросил паладина к двери.
|
|
|
Эрик сконцентрировался и метнул в великана Копье Аргуса. Копье, посланное в грудь, значительно встряхнуло Грю и пробило его насквозь. Колдунья решила помочь своему спасителю и в ответ метнула в Эрика энергию, какую только сумела сконцентрировать за короткий промежуток времени. Энергия сбила паладина с ног, расплылась по всему телу поваленного, охватила его ярким свечением.
К несчастью для ведьмы, Эрик недолго пробыл в отключке. Он быстро пришел в себя, собрался и принялся щедро заливать хижину огнем, используя заклинание Ignis. Снопы искр повалили из кончиков пальцев правой руки паладина, а яркий смертоносный поток жадно впился во все, что было вокруг.
Чудовище рявкнуло, раздулось, взметнулось ввысь, пробив крышу. Оно закружилось над головой паладина и, завыв, улетело вдаль, наполняя округу душераздирающим воплем.
Эрик переключился с Грю на ведьму. Она уже лежала обугленная, неподвижная. Квази все еще валялся в отключке. Убогое тело не выдержало одного-единственного удара. Что ж… его можно убить, пока он неподвижен.
Паладин покачнулся и решил не трогать горбатого.
«Увезу градоправителю, – подумал он, распутывая веревки солдата».
–Спасибо, милсдарь, во век не забуду! – пролепетал солдат. – Клянусь памятью своих предков…
– Оставь клятву себе, – отрезал Эрик. – Мне хватит и простого спа…
– Что с вами, милсдарь паладин? Больны?
– Нет… просто… нехорошо…
– Да вы бледнее преставившихся. Милсдарь!!!
Солдат наклонился к паладину, упавшему на пол.
– Милсдарь? Вы в порядке? Пекло! Скажите что-нибудь!
Эрик перевернулся, выругался и завыл, корчась.
Солдат вскочил, дотронулся до холодного лба паладина. Громко выругался.
7
За широкой дверью послышался говор. Эрик открыл глаза. Огляделся, с огромным трудом двигая шеей.
Он лежал в алькове; над головой располагался балдахин. Внушительных размеров комната умещала в себя – помимо постели – бержер, письменный стол, длинную полку с пухлыми фолиантами и шкаф. Свечи, запрятанные в углублениях стен, наполняли помещение мягким светом, отбрасывали безобразные карикатурные тени.
Паладин громко вздохнул, пошевелил головой и сморщился от боли. Застонал. По телу пробежала дрожь, боль заставляла его кривиться. Его грудь крест-накрест обхватывали карминовые руны, светящиеся слабеньким огоньком.
– Лежи, паладин, – услышал он мягкий голос и удивился тому, что не заметил, как в комнату вошла девушка. – Не шевелись, не то будет хуже.
– Как… долго…
– Три дня. – Торопливо ответила девушка, и села на край постели.
– Три? – поборов боль, он все же сумел на нее взглянуть.
Эрик сразу же определил в девушке чародейку.
Девушка выглядела прямо-таки прекрасно. Каскады темно-каштановых волос со светлыми, как полированный медный лист концами струились по плечам и завивались на концах. Она убрала прядь волос за ухо, открыв остальную часть прекрасного лица: круглые, как плошки, карие глаза, глядящие на паладина с пугающим теплом и вызовом. Эрик с трудом выдерживал ее вопрошающий взгляд, но он не мог оторваться от нее. Все в ней казалось идеальным: под миниатюрным, чуть вздернутым носиком в улыбке кривились тонюсенькие контуры губ, выделяющиеся карминовым цветом помады, лебединую выю украшал цветок с серебряными лепестками. В середине цветка, между изящными филигранными лепестками, сияла жемчужина. Цветок был изготовлен мастерски, и явно не обошлось без колдовства; впрочем, это лишь подтверждало то, что в чародейке все было идеальным; по крайней мере, для Эрика. Не совсем ладная, но в то же время прекрасная, лишенная вмешательства магии волшебница надолго задержала внимание паладина на себе.
«Elementarum omnium domina,[15]– подумал он, – как она прекрасна… Divina facies[16]».
– Да, – подтвердила чародейка, – три… А чего ты хотел? Нарвался на лесную ведьму… Повезло, что вообще выжил.
– Мое… оружие…
– Не волнуйся, паладин, твой меч в порядке.
– Эрик… Генриетт…
– Я знаю твое имя, можешь не стараться. Не знать тебя, по-моему, сложно. Меня зовут Элли Торнуэль.
– Спасибо… Элли… спасибо.
Паладин прикрыл глаза.
– Позже поблагодаришь, – Элли поднялась, – отдыхай.
Эрик уже спал.
8
Спустя четыре дня
Эрик, конечно, предполагал, что появление паладина в кругу чародеев вызовет бурные эмоции – как положительные, так и отрицательные – но у него не было оснований подозревать, что его пригласят на банкет. Он никогда не был на подобных мероприятиях, поэтому предполагал, что волшебники сумеют его удивить.
Паладина сумели удивить еще до начала банкета: Верховный маг Ордена Асгрим лично посетил его и пригласил на банкет, пообещав радушный прием. Сперва он хотел отказаться и поскорее покинуть город, ибо паладин в обществе волшебников будет – ну, как минимум – чем-то диковинным, даже – экзотическим, а для некоторых – вовсе парией. Мысль о последнем его беспокоила, но он все же решился. Но – стоит сказать – решился он по большей мере для того, чтобы еще раз встретить Элли, эту прекрасную чародейку, которая, в отличие от других магичек, не использовала волшебство для корректировки внешности. Она сумела сделать то, что для многих является невозможным – приняла себя такой, какая есть. Ее образ не покидал его все дни, что он пролежал в алькове. Особенно он был счастлив в те мгновения, когда Элли заходила к нему и они часами обсуждали что-либо. Это могла быть история из жизни, философия, политика, история и прочее, что приходило в голову. В общем, беседы были кулуарными и сблизили чародейку и паладина.
До встречи с Элли Эрик пытался разузнать о ней что-нибудь, что было неловко спрашивать у нее самой, но ее коллеги по цеху лишь смеялись и предлагали паладину самому поговорить с ней, и узнать все, что его интересует. И вот, когда он присоединился к процессии чародеев и лекарей, идущей к замку Гельдейберг, он пытался найти ее среди других магов, но так и не сумел. Даже после того, как он оказался со всеми в зале, ему так и не удалось отыскать Элли. Паладину оставалось лишь надеяться, что он не зря сюда явился.
Центральный зал имел форму буквы «Т». Его длинное плечо, освещал ряд окон, забранных витражами. Окна были узенькими, но длинными; они доходили чуть ли не до теряющегося где-то над головой свода, который поддерживали колонны, украшенные рунами и ползущими вверх нефритовыми змеями. Детали фресок, украшающих свод, разглядеть было сложно; Эрику удалось это в основном из-за своего невероятного зрения. От его проницательности также не скрылись и изящные канделябры, и стены украшенные гобеленами да гирляндами. Как раз там – вдоль стены, под гобеленами и цепями гирлянд – и располагались столы, отяжеленные яствами. Он снова изумился, но его изумление было недолгим.
Да, на столах располагались довольно-таки изысканные блюда, теснились замысловатые фигуры, сделанные из глыб льда и совершенно устойчивые к теплоте; да столы были прямо-таки нагружены этими пестрыми композициями, изысками и всей витиеватостью, но ее было больше – значительно больше – чем самих яств. Это можно было разглядеть лишь вглядевшись.
– М-да, – вздохнул он, – похоже, буду голодать и скучать. Никакой расслабляющей музыки, никаких стульев… Даже столы не расположены так, как положено – подковой.
– Располагать столы подковой ни к чему, – заметил нежный голосок.
Эрик обернулся и обрадовался. Это была Элли. Она была в блузке, сшитой из черного шифона и земляничной юбке, стянутой пояском с пряжкой в форме красного лютика. На левом боку юбка была разрезана и являла миру привлекательную ножку чародейки.
– Отличный камзол, – продолжала она, улыбаясь, – тебе идет.
– Спасибо. – Эрик почувствовал себя неловко, и уже было хотел уйти, но что-то его удерживало. Он не мог оторвать взгляд от чародейки.
Она тоже посмотрела на него волооким взглядом.
– Видимо, ты впервые на подобном мероприятии?
– Эм… Да. Раньше мне не приходилось присутствовать там, где свыше двух сотен волшебников.
– Что ж, тогда я помогу тебе… Эм… влиться в компанию. Мы не слишком-то отличаемся от других, но, пожалуй, пару правил я озвучу: начнем с того, что мы уже несколько минут стоим у стола и ничего не делаем…
– И что? Мы же разговариваем…
– Это бестактно, паладин, – улыбнулась она, сверкнув глазами, – может в обществе северян и принято подобное, но здесь нет.
– А откуда ты родом?
– Patria mea totus hic mundusest[17], паладин. Ubi patria, ubi bene.[18]
– Зря я согласился прийти сюда; многие чародеи мне не рады. Я уверен.
– Тебя пригласил Асгрим, паладин. А значит, никто не посмеет что-либо тебе сказать. К тому же я рада, что ты пришел.
– Даже не знаю, как мне на это реагировать.– Улыбнулся Эрик.
– Я знаю: возьми меня под руку и пошли. Мы и так уже задержались у столов. Как бы не получить незаслуженный реприманд.
Чародейка прижалась к нему; от нее исходил густой сладкий аромат земляники. И женственности. Они начали ходить по зале, все еще наполняющейся гостями. Эрик, пролежав в алькове несколько дней, ничего не ел и сейчас – понятное дело – ему зверски хотелось есть, но эта мысль со временем ушла на второй план. Сейчас он любовался чародейкой и старался делать это украдкой, чтобы она не заметила и не подумала чего лишнего про него.
– Не волнуйся, паладин, – она снова взглянула на него волооким взглядом и шельмовски улыбнулась. – Я не кусаюсь, можешь смотреть сколько угодно.
– Читаешь мои мысли?
– Не специально. В тебе так много всего бурлит, что любой присутствующий здесь чародей сумеет прозондировать тебя.
– Кажется, я их не интересую… К счастью.
– Тебе только кажется, паладин. Взгляни повнимательнее.
На первый взгляд казалось, что волшебники и вправду заняты своим. Этикет обязывал всех присутствующих вести с кем-либо совершенно бессмысленные диалоги ни о чем, любезничать и проявлять фальшивую радость. Приветствия были многословны и эквивалентно жеманны; а эти фальшивые улыбки могли сбить с толку любого – уж больно сильно они походили на настоящие. Но оная улыбка быстро сходила с лиц после обязательной имитации неискренних комплиментов, которым сопутствовал разговор, включающий в себя – как правило – осуждение кого-либо из гостей. После полного анализа одного из присутствующих они переходили к другому, и так до бесконечности. Ну, то есть, вполне возможно, что Эрик уже подвергся обсуждению.
Паладин внимательно осматривался, но потом оставил это занятие, ощутив как Элли крепко к нему прижимается. Чародейка оттеснила его от пажа, а вернее будет сказать от серебряного подноса с вином и, лавируя между гостями и другими пажами, вывела его к своим коллегам.
– К чему эта демонстрация? – заинтересовался Эрик, явно не желая становиться темой для дальнейших разговоров.
– Торчать на одном месте претенциозно, паладин, надо двигаться.
– Почему ты все время называешь меня паладином?
– А ты что, не паладин? Может, ты друид, шаман или ведьмак, а? – она сверкнула зубками.
– Нет. К счастью.
– Вот и я о том же. Ты – паладин, Воин Света…
– Как же. – Прервал он. – Я им был. А сейчас я, как и все другие паладины, наемник. Неважно, кем я был.
– Важно. Человек без прошлого не имеет будущего, пал… Эрик. Давай отвлечемся; сделай мне комплимент, что ли…
– Ты прекрасна, Элли… – растерянно сказал Эрик, ожидая реакции.
Она улыбнулась. Искренне.
Эрик с трудом выдержал этот взгляд. В янтарных глазах молнией сверкал вызов. Паладин не хотел его принимать так скоро. Он боялся подобной реакции.
– Ну, волокита из тебя несносный, – засмеялась она, – но паладин из тебя выдался прямо-таки прекрасный.
Звонкий смех чародейки поднял Эрику настроение и, к тому же, привлек внимание остальных волшебников. Паладин со стоическим спокойствием выдержал сотни взглядов полных любопытства. Томным взглядам сопутствовали ухмылки, жалкие подобия улыбок и надменные взгляды. Эрик уже понял, что все присутствующие прозондировали его и выяснили все, что необходимо. Его интерес к Элли был раскрыт за несколько секунд и неудивительно, что на него смотрели с осуждением.
Паладины и чародеи издревле не уважали друг друга. Воины Света считали магов недостойными подобной силы, а вторые утверждали, что паладины – жалкая пародия на все сверхъестественное. Конечно, вторые были в чем-то правы, особенно после распада Каменных сердец, когда некогда доблестные воины стали простыми наемниками на манер ведьмаков и прочих. Некоторые и вовсе стали разбойниками, что являлось немалой проблемой для всех. В общем – паладины и чародеи были как кошки с собаками. Каждый считал, что он прав; каждый думал, что он лучше…
Поэтому неудивительно, что после Эрика долю осуждающих взглядов получила и Элли. Элли же, зная это, выставляла спасенного ею паладина на всеобщее обозрение. Чародеи зондировали ее, читали мысли, узнавали все больше о ее желаниях, чего – к сожалению – не мог сделать Эрик.
Паладину оставалось лишь догадываться, отчего все вокруг вздыхают и прямо-таки на глазах теряют свою самоуверенность. Элли лукаво улыбалась, смотрела по сторонам и изредка глядела на паладина, явно довольного результатом.
«Да, – повторял он про себя, не боясь, что они прочитают его мысли, – смотрите. Завидуйте!».
– Не заигрывайся, паладин. – Хихикнула Элли. – Они мстительны. К тому же, они посчитают твои мысли странными. Мы едва знакомы, а тебе такое идет на ум. За пять секунд в человека не влюбишься, паладин…
– Я согласен: за пять секунд в человека не влюбишься, но предчувствие любви может заронить в душу и пятисекундная встреча… [19] К тому же, мы знакомы уже достаточно…
– Я и не ожидала подобного, паладин… Прекрасное замечание… ну, волокита. – Она снова улыбнулась.
– Вот только, боюсь, ничего из этого предчувствия не получится, не так ли?
– Почему же?
– Ты ведь чародейка, верно?
– Верно, – согласилась она, уже заметно погрустнев от сказанного Эриком. – И что с того?
– Чародеи, скажем так, от природы не любят таких, как я…
– Ну, это решать мне, а не природе. Если мне кто-либо понравился, то почему я должна избегать его? Что будет, если я пойду против устоявшихся принципов и традиций; против природы, так сказать. Меня накажут?
– Природа – вряд ли. А вот Орден – вполне может.
– А ты что их боишься?
Дата добавления: 2018-05-12; просмотров: 154; Мы поможем в написании вашей работы! |
Мы поможем в написании ваших работ!