Властные механизмы дальневосточного квазигосударства 18 страница



самом деле, легко убедиться, сопоставив два варианта августовских тезисов 1920 г. о задачах коммунистов в "буфере". Первый предназначался для комиссии ЦК РКП (б) (Чичерин–Крестинский–Преображенский), готовившей проект директивы к заседанию Политбюро 13 августа 1920 г. Это изначальный проект, предложенный от имени верхнеудинской группы Дальбюро (автором которого, как уже отмечалось выше, был сам А.М. Краснощёков) – детально разработанная программа строительства "буфера". Второй, более сжатый – итоговый проект комиссии (под авторством самого Г.В. Чичерина).

При определении территориальных рамок дальневосточного "буфера" Краснощёков отмечал, что "экономические интересы Советской России в настоящий момент кончаются у Кузнецкого бассейна". Поэтому для избежания столкновения с Японией и "ввиду экономической невыгодности занятия Дальнего Востока при настоящей международной конъюнктуре" необходимо создать государство-"буфер" к востоку от Байкала. Чтобы оно обладало устойчивым статусом, его территория должна включать всё Забайкалье (включая сюда и Прибайкалье), Амурскую, Приморскую (с Приамурьем), Камчатскую, Сахалинскую области и полосу отчуждения КВЖД211.

Политический управление "буфером" предполагалось осуществлять через партийный руководство. Назывался и инструмент такого руководства – ЦК РКП (б), который должен осуществлять "непосредственный фактический контроль" над всей внешней и внутренней политикой "буферного" государства. Этот контроль предполагалось реализовать через

________________________

211 Фукс М.В. Роль региональных властных структур во внешней политике Советской России …. С. 145.

Дальневосточное бюро как инстанцию, назначавшуюся непосредственно ЦК РКП (б) "на правах нелегального Дальревкома". Любопытно подметить одну деталь: в сознании большевистского аппаратчика (Краснощёкова) отсутствовало какое-либо разделение между сугубо партийной инстанцией (бюро) и органом государственной власти (ревком). И то, и другое понималось как единое целое.

Особо позаботился Краснощёков о том, чтобы в будущем обезопасить себя как руководителя создаваемого Москвой квазигосударства от разного рода оппозиций в Дальбюро по поводу различных толкований смысла столь своеобразного "буфера". Дальбюро должно было официально рассматривать "буфер" как независимое самостоятельное государство, находящееся в договорных отношениях с РСФСР, фактически же – "как временное, дипломатическое образование"212.

  При этом в задачи "буфера" как "временного дипломатического образования" должны были входить: "ликвидация империалистической интервенции"; "прорыв (дипломатической) блокады" и "создание базы для нелегальной интенсивной пропаганды идей III Интернационала в Восточной Азии, особенно в Китае и Корее"213.

В качестве "буферной" тактики предполагалось использовать "фактический контроль Верхнеудинского правительства" в регионе и "советское настроение масс". Признавая "для внешнего пользования" демократический характер власти в "буфере", Краснощёков предлагал посредством ряда "законных ограничений" постараться "свести электорат к советскому масштабу"214.

________________________

212 Там же. С. 145.

213 Там же. С. 146.

"Буферная" армия, согласно предложению Краснощёкова, должна была получить статус одной из армий Советской России с подчинением и снабжением непосредственно РВС РСФСР. Официально снабженческие услуги могли быть оформлены как заём со стороны правительства "буфера"215.

Итоговый, чичеринский проект директивы по "буферу" почти дословно, хотя и в усечённом виде, воспроизводил текст Краснощёкова, лишь детализируя некоторые внешнеполитические фрагменты. Так, помимо первоочередной, с точки зрения Краснощёкова, роли японского фактора Чичерин отмечал необходимость принимать во внимание и развитие отношений с США, а также Китаем для "придачи устойчивого характера ДВР" (очевидно, здесь имелось в виду использование "межимпериалистических противоречий" держав)216.

Там, где Краснощёкову было важно, прежде всего, максимально ослабить своих владивостокских конкурентов, Чичерин исходил исключительно из внешнеполитических соображений: так, он исключал Владивосток в качестве возможной столицы "буфера" в силу его внешней уязвимости217.

    В отношении "буферной" армии чичеринский вариант ещё больше "усиливал" формулировку Краснощёкова: "Все сношения ведутся из Центра со Штабом Главкома Нарревармии, всякие непосредственные сношения промежуточных инстанций запрещаются"218.

________________________

214 Там же. С. 145.

215 Там же. С. 146.

216 Там же.

217 Там же.

218 Там же. С. 147.

Чего конкретно добился дальневосточный руководитель, используя свой ресурс "личного присутствия" в Москве? Во-первых, непосредственного подчинения Дальбюро – ЦК РКП (б), минуя промежуточную инстанцию (Сиббюро ЦК РКП (б)). Кроме того, утвердив августовскую директиву по "буферу", Политбюро предполагало в скором времени осуществить и кадровые замены в Дальбюро: место усилившего было своё влияние в качестве регионального лидера Б.З. Шумяцкого (А.С. Червонного) (особенно в период более чем двухмесячного отсутствия Краснощёкова в связи с поездкой в Москву: в столице Краснощёков также присутствовал на проходившем в июле 1920 г. II Конгрессе Коминтерна) должен был занять А.М. Краснощёков219. Тем самым, именно последний становился полновластным сатрапом Москвы на Дальнем Востоке.

Во-вторых, Краснощёкову удалось переподчинить "буферную" армию Реввоенсовету РСФСР в обход Сибревкома и командования 5-й сибирской армии. Тем самым, Сибревком и Сиббюро ЦК РКП (б) полностью теряли какой-либо контроль над "буфером" и возможности воздействовать на его политику. Краснощёкову совершенно однозначно удалось расширить свои полномочия, сузив сферу влияния и потеснив И.Н. Смирнова.

Разумеется, всё это не могло не вызвать крайнее неудовольствие сибирской региональной элиты, и прежде всего "патрона" Краснощёкова И.Н. Смирнова. Последний, хотя никогда и не поддерживал идею советизации Дальнего Востока, тем не менее, не мог и смириться с решением Москвы узаконить автономию руководства "буфера" от сибирского начальства. Поэтому Сиббюро и Сибревком принялись лоббировать свои интересы, добиваясь от Москвы пересмотра августов-

_____________________

219 Там же. С. 144.

ских решений комиссии Чичерина и директив Политбюро. Создаётся даже впечатление, что сибирские регионалы преднамеренно затрудняли передачу соответствующей информации по решению Политбюро в Верхнеудинск (тем более, что такая передача могла осуществляться только поэтапно через Омск–Иркутск)220.

16 августа 1920 г. Сиббюро ЦК на заседании в Омске заслушало доклад В.Д. Виленского (Сибирякова) о задачах коммунистической работы в странах Дальнего Востока, постановив, что именно Владивосток станет столицей "буфер" и "центром международной игры" на Дальнем Востоке. А 18 августа И.Н. Смирнов телеграммой уже "повторно" информировал Верхнеудинск о планируемых Москвой кадровых перестановках в Дальбюро, позволив себе назвать решение Политбюро об отзыве Б.З. Шумяцкого "крайне неудачным". При этом сибирский лидер дал понять, что решение Москвы может быть "переиграно": "еще идут переговоры с ЦК" и "может, дело уладится"221.

И действительно, Сиббюро и Сибревкому отчасти удалось если не "торпедировать" принятую Политбюро августовскую директиву, то, по крайней мере, заставить центр немного "отыграть назад".

Так, произошла корректировка некоторых пунктов директивы от 13 августа. В отношении субординации Дальбюро в директиве Политбюро (в качестве дополнения) теперь документально фиксировалось, что "Дальбюро, не подчиняясь Сиббюро, должно быть в тесном контакте с ним и все его распоряжения и распоряжения Дальневосточного правительства должны немедленно доводиться до сведения Сиббюро. В состав Дальне-

______________________

220 Там же. С. 147.

221 Там же.

восточного правительства Сибревком делегирует своего постоянного представителя"222. Такое дополнение к директиве Политбюро от 13 августа давало сибирской элите возможность продолжать вмешиваться в дела "буфера" и в споры его руководителей, апеллируя к Москве. Столь невнятное решение центра привело к тому, что вплоть до конца 1920 года по данному вопросу в Омске, Иркутске, да и в Москве не стихали ожесточённые дискуссии223.

Правда, А.М. Краснощёкову удалось-таки избавиться от присутствия "постоянного представителя" Сибревкома в правительстве "буфера" на том основании, что сначала Временное (а затем и постоянное) правительство единой Дальневосточной республики были выборными структурами, а потому соблюдать данное решение центра оказалось технически невозможно. Так что непосредственное подчинение Москве (а конкретно ЦК и НКИД), которое, из-за "укорачивания" партийно-административной цепочки, исключению промежуточных звеньев (Сиббюро и Сибревкома) Краснощёкову всё же удалось отстоять, привело к расширению полномочий региональных властей "буфера" и определённой, вполне реальной автономии дальневосточного региона в период с осени 1920 г. и до осени 1922 г.

Зато решительное сопротивление Омска сужению своей "сферы влияния" увенчалось успехом в отношении "буферной" армии. НРА ДВР была оставлена в подчинении военного командования Сибири вплоть до 1929 г. – до образования Особой дальневосточной армии (ОКДВА) под командованием В.К. Блюхера224 (кстати, получившей свой "особый", авто-

______________________

222 Там же. С. 143-144.

223 Там же. С. 147-148.

номный статус как раз благодаря "выходу" напрямую на Москву, минуя не только сибирскую, но и дальневосточную региональные промежуточные инстанции).

Принимая во внимание административную подчинённость НРА ДВР Реввоенсовету Сибири, можно зафиксировать сохранение очень важного, по сути дела ключевого "плацдарма влияния" сибирских властных структур на дальневосточный "буфер". Тем более, что руководителям "буфера" самим приходилось неоднократно и едва ли не регулярно обращаться к сибирским инстанциям за конкретной помощью, в том числе экстренной (например, для снабжения той же НРА продовольствием, обмундированием, для использования военного "административного ресурса" во время выборных кампаний, с просьбой о помощи против войск барона Унгерна, для борьбы с белобандитизмом на территории ДВР и т.д.). Чрезвычайно много значили транспортные и в целом коммуникационные возможности военных структур, особенно использование прямого военного провода для связи225. Но особенно незаменимой эта помощь со стороны Сибири стала в период каппелевского наступления на ДВР, когда положение "красного" "буфера" стало отчаянно катастрофическим. 12 февраля 1922 г., в разгар Волочаевской операции народоармейцев и партизан ДВР против белоповстанцев генерала В.М. Молчанова, Дальбюро ЦК РКП (б) рассмотрело вопрос "О НРА и её содержании" и приняло решение, гласившее: "…Считать целесообразным ввод 5-й Советской Армии в Забайкалье и на Амур…"226. Так что на деле, без весомой, конк-

______________________

224 Там же. С. 147.

225 Там же. С. 164-165.

226 Протокол заседания Дальбюро ЦК РКП (б) от 12 февраля 1922 г. (документ заверен).

ретной, масштабной и незаменимой помощи от сибирского регионального руководства дальневосточный "буфер", без преувеличения, просто не смог бы просуществовать в течение даже нескольких месяцев.

И, тем не менее, постоянная борьба руководителей "буфера" за подчинение Москве напрямую, без промежуточных инстанций в лице Сиббюро, Сибревкома и Реввоенсовета Сибири, как и ответные меры сибирских регионалов создавали атмосферу разлада, взаимного непонимания, недоверия и конкуренции. Хотя обе региональных элиты были связаны выполнением одной и той же задачи по строительству "буфера" и укреплению влияния РКП (б) в нём.

Таким образом, в отношениях "центр–регионы" в 1920-е годы (по крайней мере, в начале десятилетия и в случае с такими удалёнными от центра окраинами, как Дальний Восток и Сибирь) принцип, требовавший безусловного подчинения вышестоящим инстанциям (и аккумулированный в ёмкой ленинской фразе "слушаться ЦК, а то выгоним"227), существовал лишь в теории. На практике неформальные "группы влияния", сформированные на основе "личностных цепочек", продолжали добиваться (и иногда добивались!) корректировки или даже пересмотра решения часто уже после того, как оно было "кодифицировано", причём на уровне самых высоких центральных инстанций – ЦК и Политбюро ЦК РКП (б).

    Однако все представленные версии и предположения относительно механизма конфликтов по поводу дальневосточного "буферного" государства, хотя, безусловно, и справедливы, но всё же вторичны. Основной причиной дискуссий, интриг и ожесточённой личностно-группо-

__________________

– РГАСПИ. Ф. 372. Оп. 1. Д. 1189. Л. 19.

227 Ленин В.И. Полн. собр. соч. Т. 54. С. 428-429.

вой борьбы в большевистском региональном руководстве всё же видятся идейные разногласия по поводу вынужденной корректировки или даже возможного отхода от жёсткой военно-коммунистической политической линии, проводимой в Советской России. Ведь фактически Дальний Восток был первым регионом страны, где, что бы ни думали и ни говорили сами руководители "буфера", жизнь вынуждала, не мешкая, поворачиваться от доктринёрских экспериментов к более продуманной, реалистичной политике, учитывающей момент практической целесообразности. Идеологические расхождения, преломляясь сквозь групповую борьбу в Дальбюро, и даже принимая форму личной борьбы за лидерство, тем не менее фактически раскалывали коммунистическое руководство ДВР на две группы – доктринёров ("леваков") и прагматиков ("правых"). 

Причём, одновременно с "внутрирегиональными" разногласиями в самом "буфере", "идейные" дискуссии не утихали и в региональных элитах Сибири (на уровне Сиббюро ЦК РКП (б) и Сибревкома). Споры велись по поводу самого широкого круга вопросов, например, путей и сроков "советизации" (в основном в видах её форсирования), степени формальной и реальной самостоятельности партийных и государственных структур "красного" "буфера", перспектив развития отношений с Японией и США и т.д. Но в любом случае эти разногласия неносили характера какого-то противостояния между центром и регионом. Не являлись они и противоречиями институционального характера. Любопытно, что продолжались дискуссии практически непрерывно, по крайней мере, вплоть до момента ликвидации ДВР. Интересную мысль в этом контексте высказала ведущий научный сотрудник Института русской истории РГГУ Марина Вячеславовна Фукс. По её мнению, сам факт создания ДВР заключал в себе глубокое противоречие. Суть его сводилась к тому, что чем успешнее "буферное" государство выполняло намеченные для него Москвой задачи, тем реальнее становилась возможность отказа Москвы от "буфера" и объединения дальневосточных территорий с Советской Россией228.

В отличие от других, куда более "спокойных" регионов страны, обострение "идейной" борьбы по поводу практики строительства "буфера", безусловно, было связано с тем обстоятельством, что в оперативном режиме требовалось вырабатывать совершенно определённую и конкретную линию практической политики в духе директив центра. "Получается сложная ситуация, – сообщал в этой связи А.М. Краснощёков В.И. Ленину. – Всякая уступка правым укрепляет позицию, воскрешает надежду Японии. Всякая демонстрация влияния Советской России, коммунистической линии раздражает Японию, развязывает ей руки"229.

Например, по мере приближения срока выборов в дальневосточное Учредительное собрание в Дальбюро ЦК РКП (б) всё больше выявлялись два противоположных тактических и стратегических подхода к вопросу о дальнейших путях строительства "буфера". Насколько далеко должна зайти его внешняя демократизация, не приведёт ли декоративный демократизм к изменению существа нового государства, да и к определённой трансформации политики РКП (б) в сторону соглашательства и реформизма? Эти вопросы и оказались в центре развернувшейся полемики.

Большинство членов Дальбюро ЦК – М.А. Трилиссер, В.И. Хотимский, М.Э. Дельвиг (возглавил эту "группу" А.А. Знаменский) выступили реши-

________________________

228 Фукс М.В. Роль региональных властных структур во внешней политике Советской России на Дальнем Востоке … С. 154.

229 РГАСПИ. Ф. 17. Оп. 65. Д. 283. Л. 2.

тельными противниками использования демократических форм в ДВР. Подчинившись, в силу партийной дисциплины, решению Москвы не создавать в "буфере" советовластия, они по существу саботировали его выполнение. "Левые" полагали, что уступки в направлении "буржуазной" демократии означают сознательное предательство идеалов пролетарской революции и отход от "диктатуры пролетариата". Заложенные в демократических институтах многопартийности, всеобщих и равных выборов, плюрализма мнений, свободы печати и т.д. политические и идеологические потенции рано или поздно, но непременно должны проявиться. А это приведёт к неизбежному отстранению коммунистов от власти и к победе режима реставрации. Поэтому большевистские доктринёры предлагали ограничиться в "буфере" простым копированием структур и функций советовластия под демократическими вывесками, а при первой возможности вернуться к "диктатуре партии" ревкомовского образца230.

Справедливо расценивая сам "буфер" в качестве уступки внешним силам и в первую очередь Японии, "левые" категорически возражали против какой бы то ни было гибкости во внутриполитическом курсе правящей партии. В частности, они настаивали на однозначно жёсткой линии в отношении социалистических группировок: "Правые социалисты были и

__________________________

230 "Мы идём в Учредительное собрание лишь подчиняясь сложившимся здесь политическим обстоятельствам... Оно является исторически определённой формой кооперации различных классовых групп, а потому и неприемлемой для нас в момент осуществления диктатуры пролетариата", – заявлял, например, М.А. Трилиссер на краевом совещании РКП (б) в ноябре 1920 г. – См.: Протокол Дальневосточного совещания РКП (б) (I краевой партконференции) от 28 ноября 1920 г. – АДОПОД ГАНО. Ф. 1. Оп. 1. Д. 43. Л. 44об.

будут агентами иностранного капитала, наступающего на Советскую Россию. Запутанные политические условия дали им развернуться"231.


Дата добавления: 2018-04-04; просмотров: 252; Мы поможем в написании вашей работы!

Поделиться с друзьями:






Мы поможем в написании ваших работ!