Как гром во всей вселенной прогремит
От каждого из нас зависит, сбудутся ли эти слова старца. Вся жизнь отца Серафима была озарена пламенной верой, и в свете этой веры и жизни, отданной Богу и людям, многое может открыться нам не только в нашей личной судьбе, но и в судьбе Отчизны, издревле называемой Домом Пресвятой Богородицы.
Жизнеописание вырицкого старца составленного на основе воспоминаний его духовных чад, а так же устных рассказов тех, кто общался с людьми, посещавшими старца, нам удалось собрать немногое, но думается, что и через это немногое раскрывается образ великого молитвенника и чудотворца, воздвигнутого Господом в нашей Отчизне.
Часть первая
Жизнеописание преподобного Серафима Вырицкого
Василий Николаевич Муравьём, будущий преподобный старец Серафим, родился 31 марта 1866 года (старого стиля) в деревне Вахромеево. (В опубликованных жизнеописаниях старца иногда указывалось место рождения – деревня Черёмушки (бывшее Кобылино) Рыбинского уезда Ярославской губернии. Однако в метрической книге о родившихся и крещённых в церкви Спаса на Ухре Рыбинского уезда указано, что и отец будущего старца, и сам он, и его сёстры родились в деревни Вахромеево, вотчине графа Мамонова).
Родители его – Николай Иванович (1837 – 1876) и Хиония Алимпьевна были крестьянами. Младенца крестили 1 апреля 1866 года, восприемниками были крестьянин Егор Акимович и крестьянская девица Александра Егоровна. После Василия в семье родились две дочери – Елизавета (1871 г.) и Евдокия (1875 г.). Обе они умерли во младенчестве, не прожив и года. 5 сентября 1876 года умер от чахотки глава семьи, и десятилетний Василий остался с больной матерью. Господь помог осиротевшей семье: среди соседей нашёлся добрый человек, работавший приказчиком в Санкт-Петербурге. Вместе с ним Василий направился в столицу на заработки, где устроился на службу в купеческой лавке. До революции ярославцы славились как отличные приказчики: недаром в тогдашнем Гостином дворе они составляли большинство.
|
|
|
В душе мальчика жила заветная мечта – уйти в монастырь. Однажды он решил попытать счастья: испросив разрешения хозяина, ранним утром пришёл к вратам
Александро-Невской Лавры, желая встретиться с наместником. Из-за раннего часа ему предложили побеседовать с лаврским схимником. Василий встал пред старцем на колени, умоляя взять его в монастырь на любую работу. Ответ прозорливого старца был таков: остаться в миру, создать благочестивую семью, воспитать детей и вместе с супругой посвятить оставшуюся жизнь монашескому подвигу. Отец Серафим спустя много лет сам рассказывал об этом, но имени схимника не назвал.
|
|
|
По своей кротости, смирению и молитвенной настроенности Василий воспринял слова лаврского старца как Божие благословление и всю последующую жизнь прожил так, как определил ему Господь через Своего посланника.
Во время работы в купеческой лавке он не только самостоятельно научился грамоте, но обнаружил прекрасные способности к наукам. В шестнадцать лет хозяин назначил его младшим приказчиком, а в семнадцать – старшим. Старший приказчик считался заместителем хозяина. Жалованье Василия к этому времени поднялось до двенадцати рублей. Все деньги он отсылал матери в деревню.
Будущая супруга Василия, Ольга Ивановна Нетронина 1872 года рождения (В прежних публикациях указана фамилия Найдёнова. Однако, по уточнённым данным (см. Соколова Л. И. Несение скорбей. Семья Муравьёвых. «С.-Петербургские Епархиальные ведомости». Спб., 2003, вып. 28-29, с. 150), Ольга Ивановна в девичестве носила фамилию Нетронина.), происходила из крестьянской семьи деревни Кобылино (после революции – Черёмушки).
Ольга с отроческих лет мечтала о монашеской жизни и однажды упросила родственников взять её на богомолье в Иверский женский монастырь. В обители Ольга имела со схимонахиней Пелагией беседу, определившую всю её будущую жизнь. Старица благословила Ольгу жить в миру, выйти замуж за благочестивого человека и только после долгих лет семейной жизни по обоюдному согласию принять семейный постриг.
|
|
|
Ольга восприняла это пророческое благословление с полным доверием и в 1890 году вышла замуж за двадцатичетырёхлетнего Василия Николаевича Муравьёва. После свадьбы хозяин купеческой лавки, в которой служил Василий Николаевич, не пожалел довольно крупной суммы денег для своего любимого и исполнительного приказчика, что бы тот мог начать самостоятельное дело.
Василий Николаевич занялся заготовкой пушнины. Торговля пошла успешно не только в России, но и во Франции, Германии, Англии и других европейских странах. Василий Николаевич стал миллионером, но никогда не забывал о благословлении лаврского старца: старался творить добро, помогал нуждающимся. Большую часть своих доходов он отдавал в монастыри, храмы, богадельни.
В 1897 году Василий Николаевич закончил трёхгодичные Высшие Коммерческие курсы в Санкт-Петербурге. В семье Муравьёвых родился сын Николай, а затем дочь Ольга. После смерти годовалой дочери супруги по обоюдному согласию жили как брат с сестрой. В 1903 году супруги Муравьёвы побывали на торжествах прославления Серафима Саровского и привезли несколько икон преподобного, одна из которых хранилась в келье старца до последних дне его жизни.
|
|
|
Чета Муравьёвых духовно окормлялась у знаменитого старца-утешителя иеромонаха Варнавы (Меркулова), который, вероятно, и дал благословление на большие перемены в их жизни. Господь призывал Своего избранника на особое служение.
По коммерческим делам Василий Николаевич не раз бывал за границей. Последняя из поездок была довольно долгой. Говорят, что он побывал и на Афоне. Видимо, уже тогда созрело у него желание всецело посвятить себя служению Богу и ближним. Принятию окончательного решения помог случай, посланный, конечно же, не без Промысла Божия.
Когда Василий Николаевич возвратился из-за границы, его встретил на вокзале в Петербурге личный кучер и повёз на квартиру. На одной из улич Василий Николаевич увидел сидевшего на мостовой крестьянина в рубище, который громко повторял:
- Не как ты хочешь, а как Бог даст!
Почувствовав, что ему нужно поговорить с этим крестьянином, Василий Николаевич, к большому неудовольствию кучера, пригласил «оборванца» в свою карету и стал его расспрашивать. Крестьянин рассказал, что в родной деревни остались у него больные тифом семеро детей, жена и отец. Соседи боялись заразиться и в дом к ним не заходили. Отец сказал ему:
- Ты один у нас в силах. Иди, продай лошадь – теперь весна, кто-нибудь купит на полевые работы, - а на вырученные деньги купи корову. Может быть, с ней мы выживем.
Повёл крестьянин лошадь в город, продал её, но деньги у него отняли, так как он был очень слаб от голода и не мог сопротивляться обидчикам. Тогда он сел на мостовую и заплакал. Домой с пустыми руками возвращаться было невозможно. Решив умереть здесь, крестьянин повторял как бы сам себе:
- Не как ты хочешь, а как Бог даст1
Тогда Василий Николаевич поехал с ним на рынок, купил пару лошадей, телегу, нагрузил её продуктами, привязал к ней корову, затем подвёл крестьянина к телеге и дал ему в руки вожжи. Тот стал отказываться, не веря своему счастью, на что получил ответ:
- Не как ты хочешь, а как Бог даст.
Василий Николаевич приехал к себе домой, отпустил кучера и, перед тем как идти к жене, вызвал парикмахера. Тот пригласил его сесть в кресло, но Василий Николаевич взволнованно ходил по комнате, произнося вслух:
- Не так, как ты хочешь, а как Бог даст.
Парикмахер снова предложил свои услуги, но хозяин повторял:
- Не как ты хочешь, а как Бог даст.
Вдруг парикмахер упал на колени:
- Барин, откуда ты узнал про меня окаянного? – и признался, что хотел убить его и ограбить.
Василий Николаевич велел ему исчезнуть из города.
После этого случая он раздал большую часть своего состояния, сделал вклады в Александро-Невскую Лавру, в Воскресенский Новодевичий женский монастырь Санкт-Петербурга, в Иверский женский монастырь, оставил значительные суммы и служащим в его деле. Об этом периоде жизни сохранился рассказ самого старца.
Однажды в квартиру его забрался вор, собрал самое ценное, связал в узел и вышел. Почти у самого дома узел неожиданно развязался. Вор стал лихорадочно собирать рассыпавшиеся вещи. Тут возвратился хозяин. Вор перепугался, но будущий старец подошёл к нему и помог уложить все вещи, взвалил вору узел на спину и пошёл в дом. Старец говорил, что тем самым грех с этого человека снят: он не украл, ему подарили. Отец Серафим часто повторял своим духовным чадам:
- Потерял – не огорчайся; нашёл, получил что-то – не радуйся слишком, а за всё благодари Бога.
Сохранились свидетельства, что ещё до революции 1917 года Василий Николаевич принимал людей, давал духовные советы, помогал своей молитвой в житейских проблемах и в болезнях. К сожалению, уже не осталось в живых тех, кто мог бы лично подтвердить это, но всё же до нас дошло несколько случаев из того времени. Один из них мы приводим. Рассказывает женщина, ставшая впоследствии духовной дочерью Старца.
«В молодости я была необыкновенно красивой. Многие женихи сватались, но я всем отказывала, пока не встретила молодого человека, который мне очень понравился: скромный, совершенно неиспорченный и так любил меня. Был он крупным заводчиком-миллионером. Рабочих на заводах трудилось больше восьмидесяти тысяч. В Петербурге у него было много доходных домов. Жили в старинном особняке. Родилось у них двое деток. Муж приходил с работы в одно и то же время. Всегда ждала его: хорошо было вместе, скучала без него. Но постепенно деньги стали портить. Миллионы твои – трать, на что хочешь. Стала уговаривать мужа:
- Почему мы не устраиваем балы и вечера – неужели денег жалко?
Устроили первый грандиозный приём с сотнями приглашённых. Все веселились, танцевали. И понеслось: один за другим вечера, балы, приглашения. Я как в угаре каком-то стала жить. Деток совсем забросила. И муж постепенно изменился, как будто чужим стал. Раньше никогда не опаздывал с работы, а тут начал задерживаться. Я забеспокоилась, места себе не находила, а когда спрашивала, в чём дело, он отвечал, что рабочие бастуют и он должен допоздна беседовать с ними. Но сомнение закралось. На душе появилась тяжесть, сама стала нервной, раздражительной, между мной и мужем как будто каменная стена поднялась.
Однажды он не пришёл совсем. Не знала, куда себя деть, что думать. Звонила в разные места, спрашивала – никто не знал, где муж. Явился он только на следующий день: совершенно пьяный, еле на ногах держится. Я ужаснулась:
- Ты в таком виде, что это значит?
А он в ответ:
- Что я не мужчина, выпить не могу?
У меня нервы были на пределе. Убежала в свою комнату и, решив, что покончу с собой, достала револьвер. Но тут обожгла мысль: «А как же дети! У меня ведь двое сирот останутся».
И такое ожесточение, и безумие нашло, что подумала: вот приведут детей с прогулки, я их застрелю, потом себя. Сидела я за столом и ждала детей, а револьвер - на столе. В душе всё было черным-черно, такая тяжесть навалилась. Вдруг какая-то волна охватила меня: подняла взгляд на икону Казанской Божией Матери, висевшей в углу комнаты. Я зарыдала, упала на колени: «Помоги, Матерь Божия1 Что я хочу сделать – страшное! Помоги!» - и слёзы, слёзы.
А надо сказать, что все семь лет счастливого времени супружества мы с мужем ходили в церковь, не пропускали ни одного большого праздника. В последний год, когда началась развесёлая жизнь, оба мы перестали появляться в храме.
Встала я на колени, молюсь. Вдруг вошла подруга, увидев револьвер и меня плачущую у иконы, всё поняла, схватила меня за руки и сказала:
- Поехали скорее к старцу!
Сели мы в карету, помчались. Когда прибыли в дом, я попросила передать, что хозяина хочет видеть жена фабриканта такого-то (а мужа, наверное, весь Петербург знал – я очень гордилась этим). Мне ответили:
- Он не принимает, напишите записку.
Я написала: «Вас очень хочет видеть жена такого-то». И вот принесли мою записку, а в ней ответ старца: «Что, довели банкеты? Господа забыли. Вспомни, как семь лет жили. Нечего мне сказать тебе».
Прочитала эту записку – и так стыдно стало, показалось, что все на меня смотрят и знают, до чего я дошла. Только тогда поняла я весь ужас своего состояния и того, что хотела совершить.
Вернулась домой – и к мужу. Всё ему рассказала, и мы оба поехали к старцу. На этот раз он принял нас сразу. Долго беседовал, обличил во всём, что мы делали. С этого момента наша жизнь совершенно изменилась. Мы опять повернулись лицом и сердцем к Отцу Небесному, снова стали ходить в храм. Жизнь потихоньку налаживалась.
А тут начали приходить счета. Оказывается, муж во время поездок за границу, да и в России вёл крупную игру в карты, проигрывал огромные суммы. Пришлось продавать многие предприятия, чтобы уплатить долги. Сбережения ушли на погашение долгов и процентов. Оставался у нас один завод, правда, самый крупный: так старец благословил.
Мы занимались благотворительностью, помогали бедным, много давали на храмы. Незадолго до революции 1917 года старец сказал мужу:
- Скоро будет революция, у тебя отберут завод. Ты лучше сам его отдай властям и оставайся на нём работать.
Так муж и сделал – после революции заявил властям, что передаёт свой завод в полной сохранности народной власти и просит оставить его работать в той должности, в какой сочтут возможным. Его назначили директором завода, и он трудился на этой должности до самой своей кончины».
Согласно опубликованным документам, в сентябре 1920 года Василий Николаевич Муравьёв в возрасте пятидесяти четырёх лет был принят в братство Александро-Невской Лавры, а 16 (29) октября того же года он был пострижен с именем Варнава в Лаврской Святодуховной Церкви. Тогда же приняла постриг в Воскресенском Новодевичьем монастыре Петрограда и супруга его с наречением имени Христина. Уходя в монастырь, она взяла с собой внучку Маргариту.
Вскоре отца Варнаву рукоположили во иеродиакона и дали послушание заведующего кладбищенской конторой. А в 1921 году, в день усекновения главы Иоанна Предтечи, 29 августа (11 сентября), митрополит Вениамин (Казанский) посвятил отца Варнаву в сан иеромонаха. После этого он нёс послушание свечника, а затем казначея монастыря. Здесь особенно проявились его знания и навыки прежней коммерческой деятельности. В июле 1922 года отец Варнава съездил на родину, в Ярославскую губернию, чтобы навестить мать.
В 1927 году он принял схиму (перед принятием схимы отец Варнава сорок дней не вкушал пищи.) с именем Серафим – в честь преподобного Серафима Саровского, и братия выбрала его духовником Лавры.
Примечателен пророческий сон, который Василий Николаевич рассказал своему духовному отцу – старцу Варнаве Гефсиманскому (Жизнеописание в Бозе почившего старца-утешителя отца Варнавы, основателя и строителя Иверско-Выксунского женского монастыря. Сергиев Посад, 1907, с. 160-161.) «Виделось мне, будто я иду на богомолье в Никольский монастырь, что близ моей родины в Гороховецком уезде. Во сне дорога показалась мне незнакомою, и я блуждал по лесу. Вдруг вижу: впереди меня идёт старец с сумой за плечами и в руках топорик. Поравнявшись со старцем, я спросил у него, как пройти в Никольский монастырь, Старец сказал:
- Пойдём, проведу тебя, я туда же иду.
Вглядываясь в своего спутника, я признал в нём отца Серафима (Преподобного Серафима Саровского.) и сам спросил у него:
- Батюшка, вы будете отец Серафим?
- Да, я Серафим, - ответил мне старец, и мы продолжали свой путь по лесу. Отец Серафим остановился подле попавшего нам большого пня и сел на него, положив около ног суму и топорик. Сел рядом с ним и я. Вдруг с другой стороны от меня неожиданно явился батюшка Варнава и сел подле меня так, что я оказался среди обоих старцев, которые были очень радостны, облобызались и стали что-то говорить. Но что они говорили между собой, я не мог понять и проснулся.
Батюшка Варнава, выслушав этот рассказ, только весело заметил:
- Ну вот, был между нами, а не слыхал, что говорили!»
Этот сон ясно показывает, что не случайно Василий Николаевич получил в монашеском постриге имя Варнава, а в схиме – Серафим. Сам батюшка не раз говорил, что чувствует особую близость своего небесного покровителя – преподобного Серафима Саровского. Из дальнейшего жизнеописания мы увидим, что он стал верным последователем и подражателем подвигов преподобного Серафима.
Сохранилась фотография старца в схимническом одеянии, сделанная в 1929 году. По ней видно, столь страшной была та брань, которую вели старцы и подвижники Русской Церкви. Это взгляд сурового воина, стоящего насмерть в битве за спасение духа народа. Недаром старец сказал в те годы кому-то из близких: «Мы, монахи, - воины…»
«Александро-Невская Лавра! Монахи-красавцы, голосистые, изумительно отчеканенные дикции, чтецы непревзойдённые! Собраны со всей России, очень редкие голоса, абсолютные октавы… А какое пение было в Лавре – нигде не было такого. Какие таланты собрались, кто там только не был! Сколько там было прозорливых старцев, святителей. Как будто вся сила монашеского духа, что была только на Руси, собралась в Лавре. Многие закончили свою жизнь мученически».
Эти слова о послереволюционной Александро-Невской Лавре сказаны иеросхимонахом Сампсоном (Сиверсом), бывшим в то время в числе братия Лавры. Самым заветным его желанием перед кончиной (+ 1979 г.) было помолиться в её «царственных», как он говорил, храмах. Часто в беседах он вспоминал о Лавре, о своих духовных друзьях и братьях, подвизавшихся там, очень хотел составить альбом с фотографиями подвижников из числа братии Лавры.
Не случайно процитировали мы строки воспоминаний отца Сампсона – ведь он был келейником старца Серафима после того, как тот стал духовником обители. Приведём случай из лаврской жизни старца Серафима, рассказанный его келейником:
2Монастырь – золотая школа: младшим иметь послушание, а не только старшим. Кротость и абсолютное повиновение. Вот иеродиакон идёт в Лавре, а ему духовник (отец Серафим) имеет послушание. Иеродиакон говорит:
- Батюшка, принеси мне пуговицу.
- А какую ты хочешь?
- А такую, ясную.
И духовник бежит и ищет ясную пуговицу. Вот это святость!»
Весть о прозорливости духовника Лавры скоро распространилась среди верующих бывшего столичного града. Отец Серафим часто служил в Покровском приделе лаврской церкви, исповедовал и причащал народ. Его постоянно ожидала толпа посетителей. Принимал он людей и в своей келье. Когда пришедших было особенно много или батюшка заболевал, подавали записки через келейников с вопросами и получали ответы. Одна женщина вспоминала, что никак не могла из-за толпы подойти к старцу, стеснялась проталкиваться, да и сил недоставало. Но всякий раз, как только она приходила, батюшка тут же посылал келейника, который спрашивал:
- Где тут такая-то? Батюшка велит пройти к нему.
В 1927 году (по другим сведениям, в 1929 году.) к старцу Серафиму пришёл за советом архиепископ Хутынский Алексий (Симанский), управляющий Новгородской епархией. Владыке Алексию предложили помочь в выезде за границу, чтобы спастись от почти неминуемо надвигающегося ареста и даже расстрела. Ещё до того как был задан вопрос, отец Серафим ответил:
- Многие сейчас хотели бы за границу уехать. А на кого Россию оставляют? Ничего не страшитесь, Владыка, вы нужны России. Вы будете Патриархом всея Руси и будите править 25 лет. После Святейшего Патриарха Тихона у нас долго не будет патриарха. Митрополит Сергий и года не будет патриархом, потом вы станете патриархом. Будет война, и война страшная, всемирная, она приведёт народ России к Богу. И у нас эти же правители будут открывать храмы, хотя сейчас закрывают.
К отцу Серафиму в Лавру стекались духовные чада, которых становилось всё больше и больше. От ежедневной многочасовой исповеди у батюшки начались постоянные боли в ногах. Однажды он принимал исповедовавшихся двое суток без перерыва. Великим утешением для верующих была в те годы Лавра и её старец. Среди ненависти, предательств, братоубийств он свидетельствовал о Боге своей любовью, сердечной молитвой, великими благодатными дарами.
Рассказывают, как в конце 20-х годов к отцу Серафиму пришла женщина, одержимая злым духом. Батюшка помазал ей лоб маслом от лампады, горевшей пред иконой Божией Матери, после чего бес вышел из больной.
Многое было открыто старцу, а его духовные подвиги были ведомы только Богу. Он избранником и печальником земли Русской в те страшные годы. Поэтому столько страждущих искали у него поддержки и утешения, так что отец Серафим стал известен далеко за пределами града святого Петра.
Люди со всех сторон России притекали в Лавру получить благословение, разрешить жизненные вопросы, получить утешение и назидание, как жить в сложной обстановке послереволюционных лет.
Приведём воспоминания монахини Вероники (Котляревской) о лаврском периоде жизни старца Серафима (воспоминание монахини Вероники. «Русский паломник». – Валаамское общество в Америки. 2000, № 25, с. 51-76.).
«Бог сподобил меня келейницей у отца Серафима в то время, когда он был духовником Александро-Невской Лавры. Много светлого и много тяжёлого я переживала в эти годы. Надо было уметь поговорить со всеми приходящими и очень внимательно следить, чтобы благословение батюшки было передано в точности. В его келию стучались непривычные гости: профессора, люди искусства и литературы. Интеллигенция, так долго стоявшая вдали от Православия, теперь упорно стремилась к Церкви. Пришёл раз к ранней обедне старик-профессор, известный специалист. Красивое, умное лицо, седые волосы и борода. Смиренно он опустился на колени перед иконой Спасителя и простоял так всю обедню, низко опустив голову. Только изредка, чтобы никто не видел, смахивал потихоньку набегавшие слёзы.
Отец Серафим принимал несчётное количество посетителей. Иногда он буквально падал с ног от усталости. Мне было жаль его, и я пыталась уговорить приходивших в поздний час к дверям его келии перенести встречу на другой день, но батюшка уже звал их к себе. Чаще всего он ничего не спрашивал, а прямо передавал, как надо поступить и что делать, словно наперёд знал, о чём с ним будут говорить. Сколько человеческого горя и страдания проходило перед нами! Были здесь и бесноватые, и больные, жаждавшие исцелений, и другие, со сложными запросами внутренней духовной жизни, - интеллигентные и простые, нищие и богатые, старики и юноши. Людской поток неудержимо проносился перед смиренным иеросхимонахом, который раскрывал своё чуткое сердце чужим скорбям и радостям, словно собственным.
Я очень мучилась, если не понимала тайного смысла какого-либо его благословения. Однажды больная плевритом монахиня в схиме прислала к нему испросить благословения, чтобы доктор выкачал ей жидкость из плевры. Батюшка не благословил. «Но ведь она умрёт», - думала я, не смея ничего сказать. А старец прекратил приём посетителей и стал на молитву. На другой день больная монахиня скончалась. Потрясённая такими непонятными для меня повелениями старца, я выбежала в коридор и прочла молитву у дверей архимандрита Сергия.
- Аминь! – откликнулся он.
- Батюшка, - со слезами подошла я к нему, - помолитесь обо мне. Не судить я хочу, а просто не думать, если понять не могу.
Он посмотрел на меня поверх очков, отодвинул рукопись на столе и тихонько погладил по голове.
- Я молюсь. Знаю, нелегко тебе. Наша жизнь идёт иногда совсем не так, как у мирян. Ничего. Справишься. Господь поможет. Спать ложись вовремя. Устаёшь ты, вот искушения и приходят. Хорошо, что помыслы открываешь. Тогда легче. Враг пользуется случаем, если таишь в себе мысли. Ты не голодная? Поешь что-нибудь. Хочешь яблоко? Или вот пирожок кто-то принёс. Ешь во славу Божию.
Спокойная, я возвращаюсь в келию отца Серафима. Худенький, среднего роста, с небольшой седой бородкой и ясными голубыми глазами, он был очень живописен в полной схиме, точно сошёл со старинной новгородской иконы.
- Ведь что такое моё послушание? – говорил он. – Я словно хранилище, куда люди всё своё горе складывают.
В редкое свободное время он любил, что бы ему читали или сам читал жития святых. Из святых отцов очень любил преподобного Исаака Сирина и Святителя Василия Великого. Как-то раз я застала его за чтением «Шестоднева».
- А как птицы-то небесные Бога славят! Я и сам такое переживал, - со слезами тихо улыбался он своим воспоминаниям.
Природу он очень любил. Через неё прославлял Творца. С умилением смотрел он, как прыгают воробьи по веткам деревьев под окнами его келии.
- Для монаха весь мир, вся его жизнь – его келия. Тут он или погибнет, или спасётся, - говорил он.
Временами меня очень тяготило одиночество – тоска по умершим близким, нападало гнетущее уныние. Подойдёшь к батюшке Серафиму во время всенощной, когда он стоит у аналоя и исповедует.
- Да что это вы? Какое одиночество? Посмотрите кругом: сколько родных и близких слышат вас, откликаются и помогают, - он указывает на иконы с такими знакомыми, дорогими ликами. Мирно теплятся лампадки. И на душе опять светло и тихо – я не одна…
Рассказать обо всех происходивших батюшки чудесах и исцелениях нет возможности. Для примера передам такой случай. Среди духовных чад отца Серафима были один инженер с женой. Детей у них не было. Молодая женщина попросила у батюшки благословения взять из приюта приёмного сына. Он благословил. Мальчик оказался очень милым, с хорошим характером. Когда ему исполнилось три года, он тяжело заболел. Доктора и лекарства не помогали. Ребенок был при смерти. Приёмный отец пригласил одного известного специалиста по детским болезням. Тот осмотрел ребёнка и объявил родителям, что мальчик ночью умрёт. Обещал заехать утром, что бы написать свидетельство о смерти. Уходя, доктор указал рукой на иконы:
- Наша наука здесь бессильна. Разве только святые его спасут.
Маленький страдалец метался в бреду. Черты личика обострились, губы посинели, изо рта сочилась пена, ноги тоже были синие. Он хрипло дышал.
Мать не выдержала и побежала в Лавру к батюшке. Отец Серафим посоветовал ей, вернувшись, домой, помолиться Божией Матери, Николаю Угоднику и преподобному Серафиму. Опустилась она на колени возле кроватки, спрятала голову в одеяльце и стала молиться. Ночью незаметно для себя задремала. Когда забрезжило утро, она побоялась поднять глаза, думая, что ребёнок уже скончался. Вошёл муж. Они откинули одеяло: мальчик мирно спал, и на его щёчках проступил чуть заметный румянец. Дышал он ровно и спокойно. В радостном испуге, не веря себе, родители позвали жившего по соседству врача. Он посмотрел на спящего ребёнка и рассердился:
- Зачем вы меня беспокоили, вызывая к здоровому мальчику? Он ни чем не болен.
Явился и вчерашний доктор.
- Где усопший? – тихо спросил он.
Ему показали на мальчика, который завтракал, сидя в постели.
- Ничего не понимаю! – пожал плечами знаменитый врач. – Тут действительно произошло чудо. Не раз потом я видел эту чету и ребёнка, которому тогда было уже 6-7 лет.
Иногда в моей жизни случались сильные искушения: то размолвка с руководящей старицей, то недоразумения с неверующими родными. Мучительно бывало, тяжело и одиноко. Иду к батюшке, прошу благословения навестить знакомых, чтобы отвлечься.
- Это зачем? Помощи от людей ждёте? Только один Бог силен помочь. Если хотите, поезжайте к блаженной Ксении или к окошечку батюшки отца Иоанна. А к людям за утешением идти нечего.
Исключительное влияние оказывал лаврский схимник на молодёжь. Целые общины юношей и девушек, сбитых с толку различными еретическими учениями, но искренне стремившихся к познанию истины, после его проповедей приходили к Православию.
Несомненно, что все обращавшиеся к отцу Серафиму обретали через него всеблагую волю Божию. О самом же старце Промысл Божий позаботился особым образом: незадолго до начавшихся в начале 30-х годов массовых арестов священнослужителей отец Серафим тяжело заболел. Врачи объявили, что его может спасти только пребывание в деревне. Батюшка категорически воспротивился переезду. Но правящий архиерей решил не так. Он вызвал из Новодевичьего монастыря монахиню, которая в миру была женой батюшки, и благословил её увезти больного старца в деревню…»
Во дни раздоров и нестроений в Церкви старец своей молитвой и мудрым советом сохранял души многих православных людей в верности родной Матери-церкви. Вспоминает духовная дочь батюшки: «Моя бабушка часто бывала в Лавре, где отец Серафим исповедовал почти ежедневно. Было такое время, когда верующие люди перестали ходить в те церкви, где поминали власти. Однажды на исповеди у отца Серафима бабушка высказала недовольство:
- Зачем в храмах молятся о богоборческой власти?
Тогда отец Серафим спросил:
- Как твоё имя?
- Елена, - ответила бабушка.
- Ну, так вот, Елена, будь мудрой, как святая царица Елена, в честь которой ты наречена. Не нравиться тебе – а надо!»
Тем временем тучи сгущались над Лаврой. И вот наступила страстная седмица для обители. В одну ночь 18 февраля 1932 года вся братия была арестована и отправлена в ссылки и лагеря, многие приняли мученическую кончину. Большая часть братии попала тогда на Соловки.
Старца Серафима в это время уже не было в Лавре. Ввиду резкого ухудшения здоровья врачи рекомендовали ему выехать за город. Батюшка наотрез отказался, тем более что он предвидел грядущее разорение Лавры и как духовник не мог оставить братию в самое трудное время. Но правящий архиерей Петроградской епархии митрополит Серафим (Чичагов), сам многоопытный врач, ознакомился с медицинским заключением и благословил старца Серафима покинуть Лавру.
Однако в Вырицу батюшка попал не сразу. В 1930-м, а может быть, и раньше, в 1929 году, он поселился в посёлке Поповка бывшего Царскосельского уезда, в 25 км от Петербурга, на даче у протоирея Леонида Богоявленского (Сведенья об этом содержаться в статье Л.И. Соколовой «Несение скорбей. Семья Муравьёвых». См. «С.-Петербургские Епархиальные ведомости». Спб., 2003, вып. 28-29, с. 157.). На участке отца Леонида, кроме дома хозяина, стоял ещё один небольшой домик, в котором и жил старец Серафим до 1932-го или, возможно, до 1933 года (Как провёл эти годы старец Серафим, почти ничего не известно. В книге А. Краснова-Левитина «Лихие годы» (изд-во YMCA-Press, Париж, 1977, с. 115) есть упоминание о том, что в 1932 году митрополит Серафим Чичагов через своего келейника пытался послать деньги схимнику Серафиму, живущему под Питером, в Поповке). Вместе с ним жила и его внучка Маргарита.
Рассказывают, что в Вырицу старца привёз военный из числа его чад. Врачи обнаружили у батюшки множество болезней. Только благодаря тому, что он находился в столь немощном состоянии и жизнь, на внешний взгляд, едва теплилась в нём, власти разрешили ему поселиться в Вырице. Здесь же нашла приют и матушка Христина (в схиме Серафима) (Где до 1933 года находилась матушка Христина, когда именно она приняла схиму с именем Серафима, так же нет достоверных сведений. Внучка отца Серафима Маргарита, по данным Л. И. Соколовой (в упомянутой выше статье), проживала с отцом Серафимом в Поповке, а в 1934 году вышла замуж и уехала в Тбилиси.). По некоторым устным свидетельствам, до приезда в Вырицу старец какое-то время был в заключении (Возможно, это произошло именно в то время, когда батюшка жил в Поповке. В. П. Филимонов в своей книге «Старец иеросхимонах Серафим Вырицкий и Русская Голгофа» (Спб., 1999, с. 100) пишет, что старец Серафим поселился в Вырице уже летом 1930 года (в действительности он в это время в Поповке) и что его никогда не арестовывали. Однако, по свидетельству протоирея Василия Швеца, который ссылается на личные беседы со старцем Серафимом и его духовными чадами, батюшка был некоторое время в заключении, где, как рассказывал сам старец, его избивали и сломали несколько рёбер. Быть может со временем будут найдены документы, подтверждающие эти свидетельства.).
В Вырице у старца Серафима в полную меру раскрылся дар прозорливости, дар вдохновенной молитвы, дар чудотворений. Едва оправившись от болезней, немощный физически, он стал принимать всех в молитвенной помощи, в исцелении и в утешении. Вырица стала тем местом, где, по промыслу Божию старец Серафим продолжал свой подвиг молитвенника и печальника нашей земли. Здесь он находился под покровом Божией Матери и преподобного Серафима Саровского (о чём сам старец говорил духовным чадам).
Следует кратко рассказать о том месте, в которое направил Господь отца Серафима. Недаром старец называл Вырицу «святой землёй и нашим северным Иерусалимом».
Имя посёлка происходит от русского слова «вырь», что значит «пучина», «водоворот». Название это следует отнести к протекающей здесь реке Оредеж, правому притоку реки Луги, берущему начало в болотах Царскосельского уезда и имеющему немало водоворотов. Первое упоминание о Вырице относиться к 1711 году. К концу 19 века посёлок благодаря сосновому лесу, живописным берегам реки, здоровому климату превращается в одно из излюбленных дачных мест жителей Петербурга. Земли Вырицы с середины 19 века становятся владением князей Витгенштейнов. Местность поэтому именовалась княжеской долиной. В 1913 году в Княжеской долине воздвигли прекрасную двухэтажную деревянную церковь в честь Казанской иконы Божией Матери в память 300-летия царствующего Дома Романовых (6 июля 1914 года храм освятил епископ Гдовский Вениамин (Казанский), впоследствии митрополит Петроградский (священномученник). Верхний храм с двумя престолами – в честь Казанской иконы Божией Матери и святителя Николая, нижний – в честь преподобного Серафима Саровского. Храм построен на средства Православного Братства в честь Казанской иконы Божией Матери. Почётным председателем Братства был великий князь Иоанн Константинович, принявший мученическую кончину вместе с преподобномученицей Елизаветой Фёдоровой в городе Алапаевске в 1918 году. В рабочих документах автора проекта архитектора М. В. Красовского записано на рисунке храма: «И дают, дают прохожие… Так из лепты трудовой вырастают храмы Божии по лицу земли родной» (Некрасов)).
С этим храмом неразрывна, связанна судьба преподобного Серафима Вырицкого и многих близких ему людей. Здесь старец изредка служил, а после своей кончины упокоился на маленьком кладбище возле церкви.
Монахиня Таисия вспоминает: «В Вырице старец жил сначала у кого-то из знакомых на Ольго-польской улице, затем в доме на Пильном проспекте Господь меня сподобил жить с восьми до двадцати лет.
У батюшки там была небольшая келейка на первом этаже. Дом был двухэтажный, очень красивый, выкрашенный розовой краской, с резными башенками. Похоже, выглядел и дом на Майском, со шпилем, как в старину. Оба дома сохранились и доныне.
Хозяевами дома на Пильном были Лидия Томовна и её брат Владимир Томович Томберг. Боа были глубоко верующие, добрейшие и благороднейшие люди. На первом этаже батюшке выделили комнату (которой после кончины старца они не пользовались, благоговейно храня память о нём).
Лидия Томовна рассказывала, что за несколько лет до войны отец Серафим говорил одной из своих духовных чад – Евдокии Михайловне (их дом стоял потом по соседству с нашим):
- Стройтесь-ка в Вырице, потому что может быть война, голод.
Они заранее построились в Вырице. Это лишь один из многих случаев прозорливости старца».
Батюшке открывалось духовное состояние его чад, где бы они ни находились, и если кому-то было особенно трудно, он кроме молитвенной помощи отправлял к скорбящим или больным своих посланцев, призывая приехать к нему в Вырицу или посылая просфору, какой-то гостинец. Приведём несколько подобных случаев.
Как-то батюшка сказал своей духовной дочери Евдокии:
- Вот тебе адрес, там живёт раба Божия Анна. У неё горя выше головы, пусть она ко мне придёт.
По слову старца Евдокия разыскала Анну. Действительно, у той расстроилась жизнь с мужем, очень болели дети, и сама она была в отчаянии. Анна не знала, что отец Серафим живёт в Вырице. Она до разгрома Лавры ходила к нему и очень скорбела, потеряв своего старца и утешителя. И в трудную для неё минуту старец сам позвал её к себе, успокоил, помог разрешить жизненные проблемы.
Духовная дочь старца – Феодосия, будучи до революции состоятельной женщиной, всячески помогала материально Александро-Невской Лавре. Но пришло время, когда монахов Лавры отправили в ссылку и саму Феодосию репрессировали.
Вернулась она из лагерей, лишённая здоровья, средств к существованию, жилья, и, находясь в отчаянии, решила, что настал её смертный час. В это время к ней пришла посланница от старца со словами:
- Батюшка зовёт тебя к себе в Вырицу.
О том, что было дальше, рассказала сама Феодосия. «Яне поверила, так как слышала, что батюшка находится в заключении, набралась нахальства и сказала:
- Если это мой духовный отец, то пусть он меня исцелит, тогда я поеду к нему!
Услышав эти дерзкие слова, посланница батюшки ушла. Наутро я с изумлением почувствовала в себе прилив сил, бодрости, полное выздоровление и решила, что нужно поехать в Вырицу; хотя и не до конца верила словам посланной, но все, же решила проверить. Когда приехала на место и в самом деле увидела старца, он сказал евангельскими словами: «Блаженны не видевшие и уверовавшие» (Ин. 20, 29). Я в слезах радости упала в ноги духовному отцу, который не забывает чад своих и укрепляет их в вере».
…Пришли к батюшке мать с дочкой, у которой левая рука была сухая. Мать, наслышанная о чудесах, совершённых по молитвам старца, привела к нему больную дочь с надеждой на исцеление. Когда они в келье отца Серафима подошли под благословение, батюшка встал с кресла и как бы невзначай облокотился на левое плечо девочки. В этот момент девочка почувствовала приток крови к сухой руке, и рука стала двигаться. Вся дальнейшая жизнь этой исцелённой девочки была связана с дорогим для неё батюшкой. Впоследствии, счастливо выйдя замуж, она привозила своих детей получить благословение у старца.
…Как-то, ещё до войны, один из посетителей обратился к батюшке и, видимо, жалея его, сказал:
- Батюшка, вы за нас столько перенесли: и тяготы, и болезни, и страдания. Помоги вам Господи!
- Помоги и тебе Господи, - ответил старец.
Вопрошавший впоследствии был арестован, попал в лагерь и очень многое пережил там, не раз вспоминая слова отца Серафима.
Многие духовные чада старца, особенно из духовенства, оказывались в лагерях, тюрьмах и ссылках. При первой же возможности батюшка начинал переписку с ними, посылал продукты и деньги.
В великом множестве шли к Вырицкому старцу люди за духовной поддержкой и помощью, что, конечно же, не могло укрыться от властей. Неоднократно в его келии проводились обыски. Обычно приезжали ночью. Но однажды машина подъехала среди бела дня, и трое в штатском потребовали впустить их, чтобы забрать отца Серафима. Внучка старца, Маргарита Николаевна, встала на пути пришедших и сказала:
- Через мой труп переступите, но дедушку вам не отдам. Он очень болен и не выдержит никаких переездов.
Тогда старший из приехавших приказал позвать своего врача – и тот подтвердил, что при тех болезнях, которые обнаружились у отца Серафима, его вряд ли смогут довести куда-либо. Так Господь сохранил старца. В те годы к нему не раз наведывались сотрудники НКВД в поисках якобы укрытия ценностей Лавры.
Был случай, когда во время очередного визита лежащий на постели, больной отец Серафим подозвал к себе одного чекиста. Посмотрев на него с добротой и лаской, внутренне молясь о нём, старец взял чекиста за руку, погладил её, затем приложил к голове его свою правую руку и произнёс:
- Да простятся грехи твои, раб Божий, - назвав имя.
И сила любви победила. Лицо грозного визитера смягчилось. Дальнейший разговор происходил так, будто они со старцем были близкими друзьями. Умягчились и сердца остальных, производивших обыск.
В жизни святых нередко бывает так, что враг рода человеческого мстит избранникам Божиим через близких им людей. Для преподобного Серафима таким испытанием стала судьба его сына Николая. Приведём сведения о его жизни, собранные Л. И. Соколовой («С.-Петербургские Епархиальные ведомости». Спб, 2003, вып. 28-29).
Родился Николай 30 января 1895 года в Петербурге. Учился в знаменитой Императорской Николаевской Царкосельской гимназии, по окончании которой поступил на юридический факультет Санкт-Петербургского университета. В 1914 году, ещё во время учёбы, он изменил Православию, перешёл в католическую веру и даже мечтал стать ксендзом. Вскоре он бросил учёбу, но так и не смог осуществить свои планы и желания – началась Первая мировая война. Во время войны он служил в авиации, после контузии в 1916 году оставил воинскую службу, долго лечился.
В 1917 году женился на Е.И. Любарской, в семье родилась дочь Маргарита. В период 1917-1920 годов сменил много профессий. В 1921 году Николай развёлся с женой, которая вступила во второй брак. Дочь некоторое время жила с бабушкой – монахиней Христиной (в схиме Серафимой) в Воскресенском Новодевичьем монастыре. В 1922 году Николай женился на артистке эстрады М. Н. Кузьминой, через год у них родилась дочь Ольга – вторая внучка отца Серафима. В 1925 году супруги разошлись.
26 сентября 1924 года Николая арестовали и выслали на три года из Ленинграда. В 1925 году Николай вступил в третий брак, он женился на А.А. Горностаевой, родившей в 1927 году сына Александра, семья жила в городе Кинешме. В 1934 году Николай приехал в Вырицу, но находиться нелегально у Отца было опасно, и он вернулся в Кинешму. В 1935 году прописался в деревни Кремено Оредежского района, в 40 км от Вырицы, где женился на А.А. Барановой, которая родила ему сына Эрмильгельда. В этом же году Николая вновь арестовали, но вскоре выпустили на свободу.
В 1940 году семья перебралась на станцию Чаща, расположенная недалеко от деревни Кремено. В январе 1941 года Николай тайно приехал к родителям в Вырицу. Здесь же, в доме, на Пильном проспекте, жила третья его жена Антонина Александровна. В ночь на 22 января 1941 года Николая арестовали в её доме сотрудники НКВД, которые давно следили за всеми его передвижениями. Заключённого Муравьёва Н. В. Отправили в Свердловск. Трибунал Уральского военного округа приговорил его к расстрелу за связь с иностранцами (католическим кседзом0, шпионаж и контрреволюционную деятельность. Свою вину Николай не признал, что говорит о его незаурядном мужестве. 4 сентября 1941 года его расстреляли там же, в Свердловске. В 1989 году Н. В. Муравьёв был реабилитирован посмертно.
Несмотря на немощи болезни, отец Серафим ночи напролёт молился, а днём сотни людей приносили к нему свои скорби, болезни, заботы. Не будет преувеличением сказать, что море чудес совершалось в Вырице по молитвам старца – и особенно в годы Великой Отечественной войны.
Накануне войны старец сказал своей духовной дочери:
- В пятницу обязательно приезжай, а то в воскресенье начнётся война, и мы с тобой долго не увидимся.
Она не приехала в пятницу, а следующее воскресенье пришлось на 22 июня 1941 года.
Когда началась война, многие вырицкие жители приходили с вопросами: как быть, покидать ли свои дома, уезжать в эвакуацию или оставаться. Старец уверенно говорил:
- Дома ваши будут целы. Вырица сохраниться, ни один человек здесь не погибнет.
Так всё и исполнилось. Немцы вошли в Вырицу в сентябре 1941 года, но никаких грабежей и убийств в посёлке не было. В это время отец Серафим особенно молился о спасении душ людских, о сохранении посёлка и его храмов.
По рассказам старожилов Вырицы, Казанскую церковь власти закрыли после Пасхи 1938 года, а перед самым приходом немцев произошёл такой случай. Кто-то из советских командиров из стратегических соображений приказал взорвать церковь. Со станции была послана подвода с зарядами взрывчатки в сопровождении лейтенанта и красноармейцев. Лейтенант оказался верующим человеком. Не исполнить приказа он не мог, взорвать храм тоже не мог. Он решил отдать жизнь и тем спасти храм. Лейтенант отошёл за северную стену Казанской церкви – и через несколько мгновений красноармейцы услышали одиночный револьверный выстрел. Кинувшись на звук, они обнаружили лейтенанта уже мёртвым. Рядом валялся револьвер. Красноармейцы положили тело погибшего на подводу и вернулись на станцию. За общей суматохой отступления о взрыве забыли, а через короткое время в Вырицу вошли немцы.
Почти сразу после оккупации церковь открыли, в ней совершались богослужения, молящихся было много. В годы войны Казанский храм был единственным действующим храмом прифронтовой полосы в зоне оккупации.
Со стороны немецких властей возражений не было, так как в Вырице размещалась тыловая команда из православных румын (бывших в войну союзниками Гитлера). Румыны эти оказались уроженцами восточной части своей страны, прилегавшей к России. Они говорили немного по-русски, понимали богослужение на церковно-славянском языке и потому часто ходили в Казанскую церковь. Прихожане вначале косились на солдат в немецкой форме, но потом привыкли, видя, как те молятся, соблюдают церковные правила. Начальником команды был немецкий капитан.
Немцы, прослышав о святом старце и его прозорливости, приходили к нему, интересовались, чем закончиться война,0 победит ли Гитлер. Отец Серафим откровенно отвечал, что Гитлеру России не победить:
- Ленинград вы никогда не возьмёте. Мы - православная держава. Вера сейчас гонится, но через короткое время Церковь снова возродится.
Капитану, начальнику команды, отец Серафим сказал:
- Дойдёшь до Польши, там твой конец. Домой не вернёшься!
…Много лет спустя, где-то в семидесятые годы, в Вырицу приехал пожилой румын, служивший в этой команде, и поведал, что их начальник – капитан – был убит под Варшавой, как и предсказал отец Серафим.
Старец провидел, что в Княжеской долине, на которой стоял Вырицкий Казанский храм, не будет пролито человеческой крови. И хотя в 1944 году в трёх километрах от посёлка, на станции Вырица, шли ожесточённые бои, в самой Княжеской долине не было разрушено ни одного дома.
Старец постоянно говорил, что немцы уйдут:
- Они у нас гости, а долго в гостях не бывают: надо домой уходить.
Кто-то донёс об этих словах коменданту, и тот приказал убить отца Серафима. Ворвавшимся к нему немецким солдатам старец сказал:
- О, убийцы пришли! А в кого вы будете стрелять? Видите, у меня крест со Спасителем. В Христа будете стрелять, а ещё говорили, что верующие.
Сказал он это по-немецки, так как прежде по торговым делам ездил в Германию и изучил немецкий язык. Ещё добавил, обращаясь к каждому из солдат:
- Zwei Kinder, drei Kinder (т. е. У одного два ребёнка, у другого – три), - и завершил свою беседу словами:
- А коменданту скажите: то, что он посеял в России, то и пожнёт дома.
Солдаты не тронули старца, а пошли и доложили коменданту. Тот отменил свой приказ (В одном из воспоминаний свидетелей этой беседы говорят, что старец велел передать некую тайну, касающеюся лично коменданта.).
Во время войны отец Серафим, кроме строгих постов и непрестанной келейной молитвы, принял на себя особый подвиг ради спасения России и её народа от гибели: тысячу ночей стоял он на камне «в саду, в тиши ночной» пред иконой преподобного Серафима Саровского и с воздетыми руками молился, подражая подвигу своего небесного покровителя.
Об этом стоянии старец написал в 1942 году духовный стих:
Дата добавления: 2018-02-28; просмотров: 231; Мы поможем в написании вашей работы! |
Мы поможем в написании ваших работ!