Мировой авториритет и. бананы 4 страница
Упрямство зарубежных ученых в деле непризнания приоритета К. Э. Циолковского очень велико. По прошествии четверти века проф. А. А. Космодемьянский пишет: «Только в результате настойчивости многих русских инженеров и ученых и большого числа статей в советской прессе Оберт в частных письмах к Циолковскому признает его приоритет в разработке ракет для космических полетов». В другом месте А. А. Космодемьянский пишет: «Только благодаря широкой кампании в советской печати и возмущению ряда видных советских ученых Оберт в частных письмах к Циолковскому вынужден был признать его приоритет в разработке ракет для космических полетов».
К сожалению, эти слова не вполне точно освещают истинное положение вещей. Говорить об участии в этом деле «многих русских инженеров и ученых и т. д.» нельзя, ибо профессор Оберт вынужден был считаться с существованием К. Э. Циолковского и официально признать его в результате письма к нему лично, а о работах Константина Эдуардовича в области ракетодинамики узнал из его брошюры «Ракета в космическое пространство», посланной нами в 1924 году профессору Оберту в десяти экземплярах.
Если до сих пор приоритет К. Э. Циолковского за рубежом не везде признан, то опять-таки винить надо не только зарубежных ученых, но и нас за удивительное безразличие к вопросам, касающимся приоритета и авторитета российских или советских ученых, за ревностное замалчивание русских или советских работ, за извраение истории того или другого открытия или изобретения, за искажение смысла и значения той или иной работы. Борьба с этим злом в научной среде не ведется, в то время как следовало бы наказывать людей, повинных в нем,— и наказывать больно, как за уголовное преступление против Родины.
|
|
|
Чаще всего, читая огромную иностранную литературу по ракетодинамике и космонавтике, приходится сталкиваться с фактом отсутствия указаний на труды «отца ракетодинамики» К. Э. Циолковского. В этих случаях при переводе с иностранных языков на русский переводчики или редакторы этих трудов должны указывать, кто является истинным «отцом ракетодинамики». Так, например, в книге «Ракета с атомным двигателем» Р. Бассарда и Р. де Оауэра на стр. 18 русского издания (1960) переводчик верно отметил: «Впервые это соотношение было получено в несколько ином виде выдающимся русским ученым К. Э. Циолковским».
«Замалчивание буржуазными исследователями трудов великого русского ученого, основоположника новой научной дисциплины — ракетодинамики, продолжается до наших дней, — пишет профессор А. А. Космодемьянский в 1952 году. — В научно-популярных книгах и научно-технических компилятивных трактатах, вышедших за границей за последние 5—6 лет, упоминается лишь наша русская «катюша», преподносимая как одно из необъяснимых чудес «этих странных русских». А о том, что русские создали теоретические основы всех реактивных аппаратов задолго до работ заграничных ученых, что русские дали ракетодинамике необычайный размах и глубину заключений, которые характерны для бессмертных творений человеческого ума, буржуазные авторы «скромно» умалчивают».
|
|
|
Для меня было большой радостью прочесть в книге «Исследование пространства» известного английского ученого Артура С. Кларка, бывшего президента Британского межпланетного общества, члена Королевского астрономического общества, следующие строки: «Первым человеком, кто преодолел трудности серьезных и глубоких математических исследований по обоснованию принципов полета в пространстве, был русский школьный учитель К. Э. Циолковский». Эти строки были опубликованы в Нью-Йорке в 1959 году.
В фундаментальном издании Жюля Дюгема, вышедшем в Париже в 1959 году, на странице 226 читаем: «Научное обоснование межпланетного полета открывается в 1896 году работами профессора Циолковского. Тот же ученый в 1903 году дал схему первого ракетного мотора на жидком топливе».
|
|
|
Некоторые немецкие авторы в Германии оказываются более справедливыми, чем профессор Г. Оберт. Так, например, в книге Мебуса указывается, что еще в 1895 году К. Э. Циолковский научно разрабатывал проблему реактивного движения. Г. Гартманн (1958) неоднократно упоминает о работах К. Э. Циолковского и называет его «пионером астронавтики».
В книге «Покорение воздуха» Г. де Льюв (Нью-Йорк, 1960) пишет:
«На рубеже столетия, избегая обычной точки зрения XIX столетия относительно путешествий в космос, мы познакомились с действительно научной работой в области космических полетов и ракет, принадлежавшей перу К. Э. Циолковского, появившейся в 1903 году в русском журнале «Научное обозрение». Эта работа могла бы привлечь к себе внимание, если бы мир мог понимать и читать по-русски. Явившись результатом глубоких знаний в области математики, химии и физики, его глубокие исследования и эксперименты по созданию космических кораблей были опубликованы лишь в 1903 году. После этого в 1911 году в одном русском журнале была опубликована серия его статей относительно путешествия в космос. Затем появились первые послереволюционные работы К. Э. Циолковского, весьма популярно излагавшие тему путешествия в космос. Известен и другой труд его — «Вне Земли», появившийся после первой мировой войны. А впоследствии ученые пришли к единогласному выводу, что К. Э. Циолковский значительно опередил свое время. Спустя много лет после его смерти, последовавшей в 1935 году; космонавтика перестала быть делом лишь математиков и физиков и сформировалась в самостоятельную науку. Во время первой мировой войны американский ученый Роберт Годдард, который уделял большое внимание (не верно. — А. Ч.) работам Циолковского, ставшего при жизни национальным героем России, изучал возможности использования ракет для исследования больших высот».
|
|
|
Для того чтобы такие строки могли появиться в мировой прессе, должны были пройти четверть века после смерти К. Э. Циолковского. Он не мог даже представить себе, каков будет резонанс на его труды по космонавтике через эти четверть века! Надо сказать, что ни он сам, ни кто-либо иной не мог бы себе этого представить!.. Мы могли лишь допускать всю грандиозность этих исследований. Дело жизни Константина Эдуардовича ныне захватило всю самую передовую технику, тысячи, десятки тысяч передовых умов, тысячи грандиозных заводов и потребовало от правительств крупнейших держав мира многомиллиардных ассигнований. Его идеи в области звездоплавания завоевали и покорили умы человечества.
Еще при жизни Константина Эдуардовича, примерно с 1930 года, в США и других странах стали создаваться многочисленные технические общества по изучению ракетных двигателей. К настоящему времени только в США имеется несколько десятков ракетных обществ.
Литература о реактивных двигателях и космонавтике достигла к настоящему времени колоссального размаха — многих тысяч отдельных изданий и периодических органов. Вышли в свет «Ракетные энциклопедии». Имя К. Э. Циолковского с величайшей почтительностью цитируется в десятках тысяч книг и статей по астронавтике. Ни один исторический обзор вопроса не обходится без упоминания этого знаменитого имени. Да, Россия в лице своего сына — К. Э. Циолковского впервые в истории науки подняла эту проблему до недосягаемых научных высот, теоретически разрешила ее и осуществила практически с необычайным совершенством и поразительным блеском.
Американский генерал Джеймс Гэвин в журнале «Америкэн уикли» пытается дать ответ на вопрос, как Россия туда (т. е. в космос) попала первой... После изложения ряда несущественных соображений он пишет: «Подлинная причина, почему Советы имеют такие невероятно мощные двигатели на первой стадии, заключается в том, что они начали создавать ракеты за много лет до того, как это начали делать мы». Надо сказать, что американский генерал в этом своем суждении безусловно прав.
Еще тогда, когда во всем мире пренебрежительно относились к проблеме развития реактивных двигателей и не видели в них никакого будущего, В. И. Ленин в самом начале 20-х годов беседовал с инженером Ф. А. Цандером, прямым последователем К. Э. Циолковского, и поощрял его работу. Через несколько дней после этого разговора Ф. А. Цандер был у меня и восторженно рассказывал об этой исторической встрече. Немногие знают об этой встрече и о том, что сказал В. И. Ленин Цандеру. А сказал Владимир Ильич примерно следующее: «Люди должны иметь самый быстрый транспорт и возможность полетов вне атмосферы. Тут реактивный двигатель не может быть заменен ничем другим. Это будет грандиозная революция в технике. Желаю вам полной удачи!» Еще задолго до встречи В. И. Ленина с Ф. А. Цандером Константин Эдуардович Циолковский теоретически разрабатывал идею о реактивном двигателе.
После издания в 1924 году брошюры К. Э. Циолковского «Ракета в космическое пространство» прошло более третьей части века — срок большой не только в жизни отдельного человека, но и в жизни общества. Многое в этом мире изменилось до неузнаваемости, произошли грандиозные сдвиги в социальных устройствах, в политических и научных перспективах, и потому теперь весьма интересно посмотреть на то, как и что думают уже современные нам люди о тех далеких годах. Такой интерес оправдан и законен.
В 1958 году в Констанце вышла первая книга капитального издания по астронавтике под редакцией мюнхенского профессора Карла Шютте. В первой книге опубликована статья Вилли Лея, посвященная «Истории межпланетных путешествий». Вот как представляет себе роль Константина Эдуардовича и значение издания его брошюры 1924 года немецкий (ныне американский) историк данного вопроса:
«Поворот в судьбе Циолковского произошел после опубликования в 1923 году книги Германа Оберта. Немецкая книга обсуждалась в русской прессе, и оригинальная работа Циолковского 1903 года была немедленно переиздана в виде брошюры. Брошюре было дано новое название — «Ракета в космическое пространство». Вверху на титульном листе над русским названием был его перевод на немецкий язык. Брошюра начиналась предисловием Александра Чижевского, также написанным на немецком языке. В первом абзаце этого предисловия говорилось следующее:
«Лишь после того, как в Германии книга Германа Оберта (Мюнхен) о ракетах к планетам вызвала такой большой интерес и заметка об этой книге случайно попала в русскую прессу, мы, русские, вспомнили о том, что около 30 лет назад теоретик воздухоплавания г-н К. Э. Циолковский (Калуга) выступил перед общественностью с обстоятельной и математически обоснованной работой о реактивном аппарате — аппарате для межпланетных сообщений».
Чижевский перечислил все ранние публикации Циолковского и закончил свое предисловие, датированное 14 ноября 1923 г., словами: «Все эти работы остались почти не замеченными, и открытие К. Э. Циолковского не нашло всеобщего признания. Целью перечисленных выше сведений является не установление приоритета К. Э. Циолковского в изобретении аппарата, имеющего исключительное научное значение, поскольку его приоритет не вызывает никаких сомнений, а лишь желание вскрыть равнодушие и, я бы даже сказал, почти преступное безразличие наших соотечественников к людям умственного труда и представителям точных наук, которые наблюдаются в течение всего периода развития русской научной мысли. Неужели нам всегда суждено перенимать из-за границы то, что в свое время родилось в глубинах нашей родины, жило в одиночестве и погибло?»»
Так я писал в конце 1923 года, и так было в действительности. В те далекие годы я обладал не только большой энергией воплощения своих замыслов, но и бескомпромиссным чувством справедливости, которые помогли мне восстановить мировой приоритет великого русского научного открытия и тем самым поставить нашу Родину на первое место в области ракетодинамики и космонавтики. Изучение позднейшей литературы вопроса, как видим, полностью подтверждает эту мысль.
В том же 1958 году тот же автор, Вилли Лей, издал в США новую книгу, переведенную в 1961 году на русский язык и вышедшую в Москве под названием «Ракеты и полеты в космос». Опять-таки на стр. 82 перевода он останавливается на издании книги К. Э. Циолковского «Ракета в космическое пространство». Вот что пишет Вилли Лей:
«До 1923 года в России не была издана ни одна из фундаментальных научных работ Циолковского. Только после того, как профессор Герман Оберт опубликовал в Мюнхене работу о теоретической возможности полета в космос, Калужское губернское издательство переиздало большую статью, впервые опубликованную в «Научном обозрении» в 1903 году... В предисловии Александра Чижевского говорилось, что, после того как в официальных русских ежедневных газетах был опубликован краткий обзор книги Оберта, русские вспомнили, что их соотечественник Циолковский разработал теорию полета в космос еще за тридцать лет до этого. После этого, быстро сменяя друг друга, появились многочисленные статьи ученого. Циолковский чувствовал себя вознагражденным за свои труды».
Итак, зарубежный историограф космонавтики считает 1924 год — год издания книги К. Э. Циолковского — поворотным годом в судьбе великого ученого, годом, когда был восстановлен в значительной мере русский приоритет и обращено внимание на то, что автор ракетодинамики и космонавтики жив и как живой человек нуждается в пище, жилище и внимании.
Но не только иностранные специалисты так квалифицируют 1924 год. В 1924 году Я. И. Перельман писал: «Будущий историк отметит 1924 год как дату одного из крупнейших этапов эволюции техники» (Последние новости, 1924, апр. Цит. по: Циолковский К. Э. Отклики литературные. Калуга, 1928. С. 12). Следовательно, и сам Константин Эдуардович признавал некоторое значение этого года. Может быть, я ждал большего. Увы, этого не случилось...
Этот очерк я хочу закончить одним совершенно неожиданным событием, которое рассмешило меня своей нелепостью, именно нелепостью, иного слова не придумаешь для характеристики всего того, что произошло через год с лишним после выхода в свет книги К. Э. Циолковского «Ракета в космическое пространство».
Казалось бы, вопрос об издании и распространении книги К. Э. Циолковского был исчерпан, и плоды этого издания и всех моих усилий были налицо. Открытое письмо с благодарностью за двумя подписями — К. Э. Циолковского и моей — было отпечатано 5 марта 1924 года в местной газете «Коммуна». Казалось бы, все формальности соблюдены... Однако это мнение было ошибочным по не зависящим от нас обстоятельствам.
Дело заключалось в том, что в 1925 году в калужской губернской типографии произошла смена бухгалтера. Новый человек, не знавший всех горьких перипетий издания, нашел незакрытый счет и предъявил его, конечно, мне. Когда я получил в Москве эту миленькую бумажку, я понял свою некредитоспособность. Счет не был большим, но в течение года мне пришлось бы отказаться от завтраков, обедов и ужинов. Дело, как видите, неожиданно осложнялось. Помимо неприятностей, которые я получил за издание, возникли новые и для меня совершенно неожиданные осложнения, так как и Н. Н. Костромин, и М. П. Абаршалин обещали издать бесплатно, но, очевидно, свое намерение вовремя не закрепили на бумаге соответствующим актом, а я, не будучи искушен в бухгалтерских тонкостях, попался в ловушку.
В самом деле, положение было не из приятных, и я раздумывал, откуда взять деньги для расплаты. Можно было бы воззвать к чувству патриотизма и таким образом ликвидировать задолженность. Но беспокоить этим делом Константина Эдуардовича я не мог. Надо было все сделать самому. В душе у меня было сознание того, что вследствие отсутствия в нашей стране долговых тюрем в каземат я не попаду. Однако надо было действовать, ибо через пять дней пришло второе напоминание. Я понял, что в Калуге спешат привести бухгалтерию в полный ажур...
Меня выручил счастливый случай. Зайдя в Ассоциацию изобретателей, помещавшуюся в нижнем этаже дома, в котором я жил, — дома имени Томаса Альвы Эдисона, по Тверскому бульвару № 8, я встретил председателя правления АИЗа Павла Полуэктовича Осипова и рассказал ему о неприятном положении, в которое попал. Он дружески посмотрел на меня, улыбнулся и сказал:
— Пустяки, Александр Леонидович! В обиду вас не дадим. Вы сделали большое дело для Советского Союза, и с вас же еще хотят содрать шкуру!
На другой же день — 15 июля 1925 года — АИЗ направила в Калугу мотивированное письмо за № 1964. Из сохранившейся у меня копии приведу выдержку:
«Что касается книги К. Э. Циолковского, то имя известного автора говорит само за себя. В настоящий момент идеи Циолковского признаны правительством СССР, как имеющие огромную научную ценность, и ныне приступают к сооружению моделей его летательных аппаратов. Указанная книга была издана с целью восстановления приоритета ученого СССР перед заграницей, что и привело к желательным результатам. Важность проведения этой задачи в жизнь стоит вне сомнения».
Скоро сказка сказывается, да не скоро дело делается. Еще несколько месяцев длились мои хлопоты, прежде чем с меня была снята оплата этого счета.
Не всем известна та борьба, которая велась К. Э. Циолковским и мною за русский приоритет ракетодинамики и космонавтики. Даже историографы обычно проходят мимо этого существенного факта. Проходят мимо даже те, кто по своему положению должен был бы знать о нем. Но в те суровые годы борьбы они и пальцем не пошевелили, чтобы твердо отстоять этот приоритет.
Текли годы, протекали десятилетия. Можно указать на одну из ошибок, допущенных при редактировании академического издания собрания сочинений К. Э. Циолковского. Так, например, во втором томе на стр. 446 издание книги 1924 года считается «изданием автора», когда на обложке издания значилось: «второе издание». Это издание наконец-таки было принято на себя местными органами власти.
Возмутительными фактами искажения наполнена участь ракетодинамики и космонавтики. Все, что так или иначе приходило в соприкосновение с этими областями науки, таило в себе угрозу поношения — в первые десятилетия от полного непонимания значения этих наук в общей сокровищнице человеческого знания, позже — в результате именно понимания их значения, особенно в Германии и в США. Выход в свет книги К. Э. Циолковского «Ракета в космическое пространство» вызвал бурную реакцию среди ученых. Это негодование быстро отразилось на судьбе Константина Эдуардовича.
Этот очерк еще не окончен. Хочется сказать, с какой насмешкой и каким презрением относились к космическим полетам некоторые люди из авиационных кругов. Мы уже сталкивались с этим именем, столкнемся еще, а теперь перенесемся к 13 февраля 1925 года и развернем подшивку старых пожелтевших номеров газеты «Известия» и найдем среди них № 36 (2369). Там мы без труда отыщем статью «Полеты на планеты» (лекция в Политехническом музее). Вот что там написано:
«...Однако и здесь имеется большое «но». Проф. Ветчинкин, выступавший вторым, в своем докладе, чрезвычайно изобилующем сложнейшими формулами и диаграммами, доказал, как дважды два четыре, что... если мы и полетим на планеты, то не так скоро. Для полета потребовались бы огромнейшие запасы горючего и продовольствия, превосходящие по весу в несколько десятков раз вес самих людей и их аппаратов.
Для избежания необходимости брать с собой большие запасы продовольствия Циолковский предлагает... разводить внутри ракеты бананы, которые, мол, восстанавливая постоянно своим ростом запасы пищи, кроме того, поглощали бы образующуюся в ракете углекислоту.
Насколько это предложение осуществимо, сказать трудно, но, — говорит проф. Ветчинкин, — одно пока ясно — в настоящих условиях при полетах на планеты... без бананов никак не обойтись».
Действительно, К. Э. Циолковский писал о том, что в космических кораблях совершенно необходимо иметь полный биологический цикл, связанный с разведением растений, выделяющих кислород под влиянием солнечного света и поглощающих углекислоту. В книге «Вне Земли» (1916—1920) есть главы: «Ракета превращается в цветущий сад», «Оранжерея», «Сооружение оранжереи», «Неиссякаемые жизненные продукты». В последней главе Константин Эдуардович писал: «Клубника, земляника, разнообразные овощи и фрукты росли не по дням, а по часам. Множество плодов давало урожай через каждые десять, пятнадцать дней. Сажали карликовые яблони, груши и другие небольшие плодовые кусты и деревья. Эти без перерыва цвели и давали изумительные большие и вкусные плоды. Одни деревья зацветали, другие имели уже спелые ягоды. Особенно удавались арбузы, дыни, ананасы, вишни, сливы. Но приходилось постоянно подрезать подрастающие кусты и деревца. Плоды всякого сорта собирались непрерывно во всякое время, так как времен года не было: был один непрерывный, неизменный климат. Только искусственно можно было менять его — и даже в весьма широких пределах. Вот почему можно было разводить растения всех стран».
Аналогичные мысли повторяет он и в более поздних сочинениях. Всем известно, что мысль К. Э. Циолковского ныне принята обязательной для ракет, совершающих длительные рейсы. Пока что специалисты рекомендуют разводить водоросль хлореллу, отличающуюся быстрым ростом и другими необходимыми качествами. Считается, что без наличия в ракете полного биологического цикла растений длительные рейсы невозможны.
Таким образом, в те годы, когда Константин Эдуардович напрягал все силы своего ума для удержания русского приоритета в своих руках, профессор В. П. Ветчинкин, хорошо знакомый с вопросом и с его необъятными трудностями, открыто смеялся над ученым, якобы одобряя предложение в космических теплицах разводить бананы, но как курьез! Язвительная насмешка известного специалиста не прошла даром... Ее заметили... Многие спрашивали недоумевая: «Какую же почву имеет издевка Ветчинкина над Циолковским? Уж не прав ли Ветчинкин, когда он так злобно отзывается о проекте Циолковского! Ведь это человек — ответственный, ему и карты в руки!» Другие возражали. Они говорили: «Обычная отсталость ученых от жизни и от новых идей!» На самом деле все это было куда более сложным, как это увидит читатель. Константин Эдуардович хмурился и говорил:
— Увы, при жизни мне трудно будет чего-либо достичь. Мешают ветчинкины.
Опять Калуга насторожилась: уж в самом деле, не проживает ли в пределах города умалишенный старик, мечтающий о бананах в межпланетном пространстве? Опять возникли новые трудности жизни и трудности в деле публикации работ. К голосу Москвы прислушивались в Калуге внимательно, особенно перестраховщики: как бы чего вдруг не вышло! Не зевали и в Москве: в публикации статьи о ракете К. Э. Циолковскому было категорически отказано. Есть тому и некоторые документальные доказательства.
В своих письмах ко мне от 1 и 7 января 1926 года Константин Эдуардович жалуется на редакцию журнала «Техника и жизнь»: то по невниманию к К. Э. Циолковскому не выслали ему журнала с его статьей о дирижабле, то вернули его статью о ракете... Теперь кажется почти невероятным, чтобы гениальному ученому могли вернуть его статью о ракете, не почувствовав при этом даже упреков совести за свой поступок. Через столько лет после этого события, для многих тогда безразличного, после запуска спутников Земли, космических лабораторий и кораблей такой поступок можно было бы рассматривать как кощунство, как преступление против науки и государства.
Дата добавления: 2015-12-20; просмотров: 22; Мы поможем в написании вашей работы! |
Мы поможем в написании ваших работ!