Мировой авториритет и. бананы 2 страница
— Я могу дать вам совет, где добыть необходимое количество бумаги, — сказал Костромин, обращаясь ко мне.
— Где?
— На Кондровской бумажной фабрике. Мы изложим от имени Калужского губнаробраза просьбу о необходимости издания книги Константина Эдуардовича, но наше письмо следовало бы лично отвезти вам, и я думаю, что вы там договоритесь.
Кондрово — город Калужской губернии, стоит на реке Шане в 40 километрах от Калуги, там и находится бумажная фабрика (бывш. Гончаровых), которую посещал А. С. Пушкин, будучи влюбленным в Наталию Николаевну Гончарову.
На другой же день с письмом Н. Н. Костромина я выехал в Кондрово. Остановился там у моей калужской знакомой Т. Д. Грибановой, проживавшей с мужем на Кондровской фабрике. С семьей Грибановых я был знаком еще со студенческих лет и находился в лучших дружеских отношениях.
Однако добыть бумагу было не так-то просто. За бумагу директор фабрики инженер А. В. Кайяц, узнав, что я научный работник, потребовал лекций для рабочих фабрики. Я согласился на это и прочел несколько лекций по вопросам биофизики, физиологии и медицины. Столовался я в фабричной столовой, у директора фабрики или у Тамары Дмитриевны. Моими лекциями рабочие фабрики остались довольны, и бумага была отпущена. Правда, бумага была посредственного качества, но раза в три больше, чем требовалось. Ее погрузили на розвальни, и мы с возницей по заснеженному проселку поплелись в Калугу. Только к вечеру добрались до типографии и бумагу сдали на склад. Первая часть дела была сделана.
|
|
|
За эти дни мой отец Леонид Васильевич (дабы не терять зря времени) переводил на немецкий язык текст статьи К. Э. Циолковского, а Константин Эдуардович писал энергичное предисловие к своей книге. Из этого громокипящего предисловия легко увидеть, в каком взволнованном состоянии находился Константин Эдуардович, все его дела и все помыслы. Теперь, по истечении стольких лет, не нужно таить того, что было на самом деле. И не нужно кого-либо обманывать и гримировать тогдашнюю действительность, как это делают многие только для того, чтобы продвинуть свои прилизанные писания через типографский станок.
На следующий же день после прибытия бумаги с Кондровской фабрики я направился в типографию, чтобы окончательно договориться о наборе книги К. Э. Циолковского. Название книги было придумано мною в противовес книге профессора Г. Оберта, а именно: «Ракета в космическое пространство». Немецкий (латинский) шрифт после долгих поисков был найден, но, увы, обнаружилось, что его слишком мало, чтобы набрать книжку в два печатных листа. По-видимому, большая часть латинского шрифта была рассыпана в годы революции и таким образом погибла. Оставшегося латинского шрифта хватило только на набор моего предисловия. Пришлось ограничиться тем, что было. Мы рассчитали, что если немецкое предисловие будет прочитано, то переведут и книгу: настолько вопрос этот был животрепещущим. Русских переводчиков в Германии было сколько угодно. Предисловие было написано 14 ноября 1923 года, и книга на другой же день пошла в набор.
|
|
|
Для оплаты типографских расходов было решено прибегнуть к подписке на издание. Но, увы, это дело сразу же провалилось. В уцелевшей после эвакуации части моего архива оказалась копия письма № 9075 об открытии подписки на издание за подписью Костромина и Тутелева. Память мне сохранила курьезный финал этой подписки. Подписчиками оказались: К. Э. Циолковский, В. Е. Циолковская, О. В. Лесли-Чижевская, М. А. Чижевская, В. А. Сухорукова, В. И. Смирнов, С. В. Щербаков, Ф. М. Шахмагонов, И. Д. Смирнов, М. П. Шольц, С. А. Лебединский, я и еще пять-шесть человек.
Раза два М. П. Абаршалин заводил речь об оплате типографских расходов, но каждый раз я говорил ему, что ни у Константина Эдуардовича, ни у меня средств для этих целей нет и что данные расходы, по-видимому, оплатит губернский отдел народного образования. На этом наши разговоры обычно и заканчивались. М. П. Абаршалин соглашался с моими доводами.
|
|
|
В январе следующего года в издательстве первой Калужской государственной типографии вышла книжка К. Э. Циолковского «Ракета в космическое пространство», датированная автором двумя датами: по первому изданию — 1903 г. и по второму — 1924 г.; тираж равнялся одной тысяче экземпляров. В своем предисловии на немецком языке я дал хронологический перечень журналов, где были опубликованы основные работы К. Э. Циолковского в данной области:
1896 год - «Природа и люди»
1903 год - «Научное обозрение»
1911-1913 годы - ряд статей в «Вестнике воздухоплавания»
1920 год - книга «Вне Земли»
Книга К. Э. Циолковского была отпечатана, сшита и вполне готова в трагический для нашей страны день — день смерти Владимира Ильича Ленина, 21 января 1924 года Красные флаги с черной каймой были развешены на всех домах города Калуги, когда я шел в типографию. Жестокий мороз стоял на дворе, и мои шаги звенели по улице. Перед этим, совсем недавно, я был в Москве, и корректуру держал наш общий знакомый И. Д. Смирнов, допустивший ряд небольших опечаток. В типографии, как и всюду, царило молчаливое уныние. Только через несколько дней тираж был выписан на мое имя, и я частично доставил его Константину Эдуардовичу.
|
|
|
После того как в начале 1924 года книга К. Э. Циолковского с немецким предисловием была издана, я, захватив с собой более 350 экземпляров, отправился в Москву. В ближайшие же дни в библиотеке Московского университета я нашел по «Минерве» и другим справочникам необходимые адреса в европейских странах и Америке и в течение нескольких дней разослал почти все экземпляры, приблизительно в десять стран, в наиболее известные технические учреждения, библиотеки и многим ученым, которые, по моему мнению, не могли не интересоваться работами Константина Эдуардовича. Профессорам Оберту и Годдарду я послал по десяти экземпляров. Таким образом дело было сделано, гражданский долг мой выполнен, и теперь оставалось ждать резонанса. Книжку К. Э. Циолковского я раздал или разослал также некоторым отечественным специалистам. Адрес Константина Эдуардовича был обозначен на всех бандеролях. В калужской газете «Коммуна», № 53 (1950), от 5 марта 1924 года было помещено письмо в редакцию от имени двух лиц — К. Э. Циолковского и моего. В этом письме мы выражали благодарность всем тем, кто помог публикации.
Вскоре после того, как рассылка книги К. Э. Циолковского была закончена, можно было подумать о легализации ракетодинамики как науки.
Еще года за два до выхода в свет работы «Ракета в космическое пространство» Циолковский в разговоре со мной говорил о необходимости организации научного центра по ракетам в Москве с привлечением специалистов, занимающихся этим вопросом. В 1923 году Константин Эдуардович благословил данное начинание и написал по этому вопросу обоснованное письмо. Копия письма до марта 1938 года хранилась у меня. На письме К. Э. Циолковского была поставлена резолюция, и в течение нескольких дней нам предоставили помещение для собраний недалеко от Мясницкой улицы, в каком-то техническом управлении. Тогда же мы разослали письма ряду видных инженеров и физиков, а также некоторым другим лицам с указанием дня организационного собрания.
По предложению Константина Эдуардовича этому обществу (или бюро) было дано соответствующее название. Уже на первом совещании в 1923 году было предложено несколько наименований, в том числе и Бюро по изучению реактивных двигателей. Данная организация должна была иметь лабораторию по проектированию ракетных двигателей и специальные стенды вне Москвы для экспериментов. К сожалению, Константин Эдуардович не смог приехать в Москву. Он был заочно избран почетным председателем бюро. Председателем бюро я хотел выдвинуть кандидатуру Ф. А. Цандера, впоследствии первого председателя ГИРД'а, но он на собрание не пришел. Председательство на организационном собрании было возложено на меня. В следующий раз К. Э. Циолковский также не смог быть, и председателем собрания опять был избран я, хотя и предложил избрать профессора Л. К. Мартенса, председателя по делам изобретений при ВСНХ СССР, но он заявил, что я являюсь непосредственным представителем К. Э. Циолковского, и он считает, что я лучше знаю о том, что надо сейчас для успешного продвижения работ выдающегося калужского изобретателя. Публики было немало, человек около пятидесяти — шестидесяти. Были представители: от университета — профессор В. К. Аркадьев, от Ассоциации натуралистов — А. П. Модестов, от Ассоциации изобретателей— инженер С.М. Павловский, был представитель от Академии воздушного флота, от Реввоенсовета. Некоторым заблаговременно были разосланы приглашения. Были приглашены профессора К.А.Круг, К.И.Шенфер, Г.А.Кожевников, А.В.Леонтович и др. Я пригласил профессора-физика МГУ А.О.Бачинского и А.А.Глаголеву-Аркадьеву. [ Круг Карл Адольфович (1873—1952) — видный советский электротехник и деятель электротехнического образования в нашей стране, член-корреспондент АН СССР. Принимал участие в разработке плана ГОЭЛРО, а также в организации и деятельности Всесоюзного электротехнического и Московского энергетического институтов. Основные труды относятся к теоретической электротехнике и технике преобразования постоянного тока в переменный. Автор широко распространенного, можно сказать, классического учебника по электротехнике для вузов.] [ Шенфер Клавдий Ипполитович (1885—1946) — видный русский электротехник, академик, один из организаторов электротехнического факультета МВТУ (в 1918 г.) и Всесоюзного электротехнического института. Его труды связаны с созданием новых типов и схем электрических машин и с исследованием электромагнитных процессов в них. Автор учебников по машинам постоянного тока. Воспитал большое число учеников.] [ Глаголева-Аркадьева Александра Андреевна (1884—1945) — видный советский физик. Была профессором в Московском университете и 2-м Московском медицинском институте. В 1916 г. изобрела рентгеностереометр для точного определения положения пуль и осколков в теле раненых. В 1923 г. с помощью открытого ею нового источника электромагнитных волн (так называемого массового излучателя) получила наиболее короткие радиоволны (от нескольких сантиметров до 8г микронов), т.е. волны, с избытком перекрывавшие существовавший тогда пробел на шкале электромагнитных волн. Для изучения свойств новых лучей сконструировала многочисленные приборы. Дала теорию действия массового излучателя.]
Спустя тридцать восемь лет об этом бюро мы читаем следующее примечание полковника В. М. Бузинова к странице 93 книги Вилли Лей «Ракеты и полеты в космос» (М., 1961 г.).
«Известно, что еще в 1924 году (в 1923 — А. Ч.) в Москве было организовано «Центральное Бюро по исследованию ракетных проблем», в состав руководителей которого входили К. Э. Циолковский, профессор Рынин, доктор Чижевский, инженер Горохов и другие видные ученые». Аналогичное сообщение мы находим в книге Г. Мильке «Путь в космос. Проблемы полета в мировое пространство», выпущенной Издательством иностранной литературы в 1959 году (стр. 66): «К наиболее важным научным мероприятиям 1924 года следует отнести организацию в Москве «Центрального Бюро по исследованию ракетных проблем». В руководящий центр этого Бюро в числе других входил К. Э. Циолковский, которого поддерживали ведущие ученые — проф. Рынин, инж. Горохов, д-р Чижевский и многие другие». Можно с сожалением отметить, что русские авторы забыли об этом факте, и ни в одной из бесчисленного количества книг на данную тему об этом не говорится. Чем объяснить эту странную забывчивость историографов космонавтики? Крайне небрежным составлением своих работ или влиянием какого-нибудь упорного монополиста? Например, одному такому деятелю упоминание моего имени и некоторых других было, видимо, крайне неприятно, и он повсюду вычеркивал эти имена, где только мог, не считаясь с истинным положением дела, с печатным текстом самого К. Э. Циолковского. Кто обеспечил произвол этого монополиста? Кто дал ему право искажать текст К. Э. Циолковского? Конечно, такого права никто ему не давал.
Многие с интересом пришли на заседание бюро. Я выступил первым и сделал часовой доклад о ближайших задачах ракетостроения на основе данных Циолковского, Пельтри, Годдарда, Оберта, Валье и др. Я чувствовал себя технически и физически подкованным для подобного выступления. Основной задачей моего доклада была необходимость общими силами довести до Советского правительства о существовании такого рода смелых работ и идей, поскорее опубликовать собрание трудов К. Э. Циолковского и новые расчеты Ф. А. Цандера в области ракетной техники и космонавтики и принять меры к восстановлению советского приоритета во всем мире путем соответствующих публикаций этих работ за рубежом. Я сказал, что имеется угроза утраты отечественного приоритета 1903 года вследствие нашей халатности и безразличного отношения к выдающимся достижениям отечественной науки и техники, особенно когда они не разделяются всеми и почти в одиночестве прокладывают пути в новое, неизведанное, но величественное. Вкратце, но довольно откровенно я коснулся той борьбы, которая исподволь ведется против идей К. Э. Циолковского, — борьбы завуалированной, но тем не менее мешающей ему работать. Никаких имен при этом я дипломатично не называл. Я рассказал также, что некоторые ученые считают, что приоритет принадлежит Н. И. Кибальчичу, хотя это не вполне точно, так как до 1918 года идея Н. И. Кибальчича никому не была известна и хранилась в архиве царской охранки. В русской литературе тех времен, издаваемой за границей (Тихомиров), имя Н. И. Кибальчича встречается нередко, однако никаких сведений о межпланетных полетах в этой литературе не содержится, а говорится лишь о воздушном транспорте с помощью ракетного устройства.
Вторым выступал профессор Г. А. Кожевников. Он сказал, что его, как зоолога, интересует вопрос о возможности жизни на соседних планетах Венере и Марсе и вообще в Космосе. Он сделал анализ физико-химических условий жизни на Марсе и пришел к заключению, что низкая температура вряд ли благоприятствует развитию там высокоорганизованной жизни. Но он допускает наличие на планете ряда низших растительных организмов, мхов и лишайников. Принципиально же отрицать существование жизни на планетах других миров он не брался. «Жизнь, — говорил Г. А. Кожевников, — развивается при первой же возможности. Вопрос заключается в том, до какой высоты она может развиться. Только наука будущего может решить этот вопрос».
Затем с краткой речью к присутствующим обратился профессор Л.К.Мартенс. Он обещал поддержать бюро и отвести помещение для заседаний и опытов, а также обещал построить стенд. Ассоциация изобретателей прислала своих представителей, которые приветствовали это начинание. После этого последовало еще несколько выступлений энтузиастов космонавтики, потребовавших немедленного строительства большой ракеты для запуска на Луну и Марс и т. д. Одним словом, это заседание было интересным и обещало смело продвинуть важное начинание к практическому решению. Бюро по изучению ракетных двигателей собиралось еще раза три, в меньшем составе, затем появились трудности с помещением и т. д. Вскоре обнаружилось, что Академия воздушного флота и другие крупные организации по этому вопросу имеют собственные соображения. [ Мартенс Людвиг Карлович (1874—1948) — известный специалист в области машиностроения и теплотехники. В 1924—1926 гг. был председателем Комитета по делам изобретений при ВСНХ СССР. В 1926—1936 гг. — директор Научно-исследовательского дизельного института, в 1927—1936 гг. — профессор Московского механического института им. М. В. Ломоносова. Занимался вопросами дизелестроения и теорией поршневых двигателей внутреннего сгорания. В 1930 г. сконструировал быстроходный двигатель высокого сжатия с одноклапанной системой распределения. Один из создателей и главный редактор (с 1927 г.) Технической энциклопедии.]
В конце лета 1924 года Константин Эдуардович приезжал в Москву и несколько раз посетил меня. Он выступал с докладом в Академии воздушного флота по вопросу о металлическом дирижабле его системы. Он рассказывал мне, что на его предложение выступить с сообщением о космической ракете получил категорический и даже насмешливо-гневный отказ под неуважительным предлогом, а именно: якобы эта тема не представляет никакого научного интереса. Тем не менее от молодых слушателей академии он узнал, что разработкой ракетной техники занимаются некоторые преподаватели, но держат это в большом секрете. В частности, ему указали, что профессор В. П. Ветчинкин далеко не безразличен к этому вопросу. Через день Константин Эдуардович снова был у меня, и мы целый вечер были заняты оживленным обсуждением этих странных обстоятельств, которые заставили моего друга насторожиться. Он жаловался на то, что его намерены «оттереть» от звездоплавания, что люди, на содействие которых он рассчитывал, не оказали ему никакой помощи.
В 1924 или в начале 1925 года кто-то сильной рукой нарушил планы Константина Эдуардовича. В ближайшее затем время одна за другой возникали и исчезали ракетные лаборатории, и я увидел, что отстаивать существование нашего бюро не имеет никакого смысла. Чья рука властно рассеивала в те годы ракетные коллективы как излишние увлечения, осталось загадкой. Материальное положение К. Э. Циолковского также шло под уклон. Тем не менее инженер Фридрих Артурович Цандер совместно с астрономом Всеволодом Васильевичем Шароновым в конце 1924 года выступил в Москве и других городах с лекциями на тему «Полет на другие миры». Лекции проходили с большим успехом и привлекали большое количество слушателей.
Ф. А. Цандер почти не говорил о К. Э. Циолковском; он предлагал собственный проект и утверждал, что еще с 1908 года, т. е. двадцати одного года от рождения, стал заниматься ракетной техникой и изучать реактивное движение. Никаких печатных материалов тех времен вообще не было, но солидному автору необходимо было верить на слово. Что же касается утверждения о том, что в те годы он не читал работ К. Э. Циолковского и до всего дошел сам, то это следует считать невольным заблуждением, ибо знаменитая статья «Исследование мировых пространств реактивными приборами» (1903 год) в те времена упоминалась сотни раз в русской научно-популярной литературе и не могла быть неизвестной человеку, научные интересы которого лежали как раз в той же самой области. В 1908 или 1909 году, т. е. когда мне было 11—12 лет, я впервые услышал имя К. Э. Циолковского и прочитал о его работах волнующую статью в каком-то научно-популярном, скорее даже детском журнале. Это запало в мою память навсегда!
Возможно, однако, что в последующие годы работы Константина Эдуардовича выпали из памяти Фридриха Артуровича. По-видимому, именно этим объясняется его упорное нежелание считать себя последователем К. Э. Циолковского и также желание упорно отстаивать свою научную самостоятельность. С точки зрения авторского права, т. е. юридически, это нежелание не имело решительно никакого значения. В те далекие годы (1920—1924) Ф.А.Цандер считался все же единственным в СССР широко известным последователем К. Э. Циолковского.
Вот что пишет по этому вопросу в 1934 году наиболее осведомленный в данной области ученый С. П. Королев:
«Основоположником и теоретиком ракетного полета справедливо считается Константин Эдуардович Циолковский, наш русский ученый, известный своими работами в различных областях науки. Ближайшим последователем идей К.Э.Циолковского и горячим сторонником и энтузиастом ракетного дела был высокоталантливый инженер-изобретатель Фридрих Артурович Цандер».
Всем известно, что Ф.А.Цандер, изучая ракетную технику и практически работая в области строения ракетных двигателей, всегда старался внушить, что его работы ничего общего с работами К.Э.Циолковского не имеют, что он и К.Э.Циолковский идут разными путями, независимо друг от друга. Правда, он никогда не критиковал К.Э.Циолковского и всегда был корректен по его адресу. Таким образом, никаких официальных претензий к Фридриху Артуровичу и не предъявлялось.
Но ныне можно лишь пожалеть о том, что Ф.А.Цандер не объединил свои огромные усилия с таковыми же К.Э.Циолковского, о том, что они еще тогда, с самого начала 20-х годов, не пошли рука об руку в деле создания не только ракеты, но и учения о космизме. Идейное и техническое объединение двух высокоталантливых людей принесло бы отечественной науке громадную пользу.
Нужно сказать, что люди, имевшие весьма толстую пачку статей К.Э.Циолковского по реактивному движению и космонавтике более чем за двадцать лет, были крайне удивлены подобным положением дела. Многие даже ничего не знали о Ф.А.Цандере, ибо его первая маленькая печатная работа относится к 20 июля 1924 года (журнал «Техника и жизнь»), и мне в разговорах приходилось оправдывать Фридриха Артуровича, ибо я знал его с хорошей стороны.
Свой особый приоритет Ф.А.Цандер отстаивал при всяком удобном случае в течение ряда лет, но вопрос этот относится к серии тех сложных чисто психологических проблем, которые не решаются одним взмахом пера. Ф.А.Цандер много и самоотверженно работал над проблемой реактивного двигателя, посвятил этой работе сотни бессонных ночей, тысячи раз вычислял и тысячи раз проверял свои расчеты, связанные с реактивным движением, с траекторией полета космического корабля, и самоотверженно экспериментировал.
Итак, в то время в нашей стране было два замечательных человека, разных по натуре, не схожих по мировоззрению, чуждых по характеру, но делавших одно и то же громадное дело. Это К.Э.Циолковский, человек мировой славы, гениальный провидец, теоретик воздухоплавания и ракетной техники, предсказавший за много десятилетий развитие науки, истинный зачинатель космизма, и Ф.А.Цандер — выдающийся инженер-конструктор, практик, создатель первого отечественного реактивного двигателя, энтузиаст, положивший начало современному строению реактивных двигателей в СССР. К.Э.Циолковский не мог бы самостоятельно построить реактивного двигателя, ибо у него не было инженерной практики, но он мог произвести математические расчеты и, конечно, обладая даром высокой технической фантазии, с каждым днем все больше и больше усовершенствовал бы этот двигатель, взлетая мыслью до звезд. Он просил Главнауку (я вместе с К.Э.Циолковским 3 раза ездил в Главнауку к Ф.Н.Петрову по этому вопросу) и другие учреждения о создании маленькой лаборатории, надеясь пригласить Ф.А.Цандера для совместной работы, но, увы, этого сделано не было, и развитие ракетной техники шло на тормозах в течение ряда лет. [ Петров Федор Николаевич (1876—1973) — по образованию врач, активный участник революционного движения в России, научный деятель и организатор науки и здравоохранения в стране. В 1923—1927 гг. — начальник Главного управления научных и музейных учреждений Наркомпроса РСФСР. В 1929—1933 гг. — председатель Всесоюзного общества культурных связей с заграницей (ВОКС). С 1927 г. один из руководителей и директоров издательства «Советская энциклопедия».]
— Ах, — неоднократно говорил Константин Эдуардович, — если бы нам с Цандером можно было бы объединить наши усилия, у нас заплясали бы лес и горы. Грустно, очень грустно, что никто этого не понимает, и мое желание не будет воплощено в жизнь.
Да и могло ли это осуществиться вообще? Ф.А.Цандер обладал огромной эрудицией, талантом конструктора и не меньшим индивидуализмом, которые не позволили бы ему делить творческие усилия с другим человеком, даже с таким гением, каким был К. Э. Циолковский. Он не хотел понять, что только огромный коллектив ученых разных специальностей и инженеров-конструкторов может решить вопросы ракетодинамики и космонавтики. Он полагался только на свой выдающийся талант, на свое глубокое чутье инженера. Впрочем, и ему мешали, мешали долго и упорно. Его нельзя обвинять в непонимании того, как следовало бы повести дело... Только в наши дни стало ясно, как надо успешно работать в грандиозной области этих новых наук! Как нужно дорожить выдающимися людьми!
Во время наших последующих разговоров в Калуге и в письмах ко мне К.Э.Циолковский начал жаловаться на домашнее неустройство и чье-то таинственное влияние, которое систематически задерживало дальнейшее развитие его работ, в основном их публикацию. Для опубликования своих работ ему приходилось теперь преодолевать значительно большие трудности, чем раньше! В связи с этими неблагоприятными влияниями здоровье К.Э.Циолковского также заметно сдавало, старение организма давало знать о себе.
Теперь рассмотрим, каков был резонанс за рубежом на книгу К.Э.Циолковского 1924 года.
Ближайшим помощником профессора Германа Оберта был инженер, кандидат физико-математических наук Александр Борисович Шершевский, русский по подданству, поляк по национальности, кажется, сын человека, переселившегося в Германию еще до войны 1914 года. Так говорил мне о нем Константин Эдуардович. Когда книга К.Э. Циолковского с предисловием на немецком языке была получена профессором Обертом, последний передал ее для перевода А.Б.Шершевскому. Вскоре после этого Константин Эдуардович получил от А.Б.Шершевского дружественное письмо, и таким образом между ними завязалась переписка. В одном из своих последующих писем А.Б.Шершевский просил Константина Эдуардовича передать мне привет как «помощнику» Константина Эдуардовича. Вот что по этому поводу писал мне из Калуги в Москву К.Э.Циолковский:
«7 декабря 1926 г. Глубокоуважаемый Александр Леонидович, я бы давно выслал Вам книжку, если бы знал точно Ваш адрес. Я не знал даже, что Вы в Москве. Посылаю наугад. Вам нужно было бы побывать у меня. Шершевский (из Берлина) просил передать Вам коллегиальный привет, как моему «помощнику». Вероятно, Вас произвели в эту должность по Вашему немецкому предисловию. Всегда сообщайте в письмах Ваш адрес. После получения его вышлю Вам немного книжек. Будете в Калуге — тогда возьмете больше. Хотя я болен, но работаю. Ваш К. Циолковский. Жореса, 3».
Вот что писал в последующем письме А.Б.Шершевский Константину Эдуардовичу: «Ракета — наше будущее. Ракеты Оберта и Годдарда, по-видимому, Вам известны. Последний хочет послать небольшую ракету на Луну. Вы видите, что таким образом Ваша мечта и мечта других великих людей, предусматривающих будущее, исполнится не через 100 или 1000 лет... и я надеюсь, что Вы, как пророк межпланетного сообщения, доживете до знаменательного дня первого полета к звездам. А так как Вы обладаете бесспорным приоритетом (факт, на который я здесь указываю всем и каждому без устали), то святая обязанность Ваша, а также Вашего правительства начать практические работы...»
«Для межпланетного сообщения ракета является пока единственной возможностью... Но Вы не указали в своих трудах, что ее можно с успехом применить для полета в высших разреженных слоях атмосферы. А именно над этим здесь много работают... В Англии всеми такими трудами заведует полковник Робертсон, в Германии — профессор Оберт и Валье, в Австрии — профессор Вольф».
«...Надеюсь, что Вы получили посланные Вам журналы... с моей заметкой о Вашем труде «Ракета в космическое пространство». Вашими трудами здесь многие заинтересовались, и посыпались запросы...»
Наконец, с опозданием на пять лет пришло письмо и от профессора Г. Оберта. Привожу копию этого письма, написанного по-русски, со всеми опечатками:
«Проф. Г. Оберт. Берлин-Шарлоттенбург. Кантштрассе, 56-а. у Паземана. Берлин, 24-го октября 1929 г. Профессору Константину Эдуардовичу Циолковскому. Калуга, СССР. Жореса, 3.
Многоуважаемый коллега, большое спасибо за присланный мне письменный материал. Я, разумеется, самый последний, который оспаривал бы Ваше первенство и Ваши услуги по делу ракет, и я только сожалею, что я не раньше 1925 года (! — А. Ч.) услышал о Вас. Я был бы в моих собственных работах сегодня гораздо дальше и обошелся бы без многих напрасных трудов, зная раньше Ваши превосходные работы.
Вам будет наверно интересно сообщение, что мне наконец удалось конструировать такое бензиновое сопло, которым я доволен во всех отношениях. Оно горит превосходно и потребляет на пространство приблиз. в 10 куб. см 40 куб. см бензина и 6о куб. см жидкого кислорода в секунду, веся немного больше одного килограмма. До сих пор старания конструировать годную ракету не приводили к результатам из-за трудностей изготовить годное сопло. Теперь, однако, дорога к исследованию мировых пространств реактивными приборами кажется открытой.
С совершенным почтением Г. Оберт».
В этом письме Г. Оберт полностью признает приоритет К. Э. Циолковского и даже делает по адресу русского ученого любезные комплименты. Не лишено интереса, что Г. Оберт обратился к К.Э. Циолковскому на русском языке, отыскал в Берлине машинку с русским шрифтом, что говорит о большом внимании Оберта к К. Э. Циолковскому. В это письмо вкралась ошибка. Впервые Оберт узнал о работах К. Э. Циолковского не в 1925, а в 1924 году (не позднее мая 1924 года) из книги К. Э. Циолковского «Ракета в космическое пространство».
Не менее важным в деле закрепления приоритета К. Э. Циолковского является приветствие, полученное им в день 75-летнего юбилея от Германского общества звездоплавания: «Общество звездоплавания всегда считало Вас, многоуважаемый г. Циолковский, одним из своих духовных руководителей и никогда не упускало случая указать словом и в печати на Ваши высокие заслуги и на Ваш неоспоримый русский приоритет в научной разработке нашей великой идеи».
В другом письме на имя К. Э. Циолковского Г. Оберт писал: «Вы зажгли огонь, и мы не дадим ему погаснуть, но приложим все усилия, чтобы исполнилась величайшая мечта человечества».
А.Б.Шершевский в журнале «Техника воздухоплавания» (№ 10, 1926 год, Берлин) сообщал следующее: «Престарелый русский ученый К. Э. Циолковский является первым, кто научно обосновал проблему космического корабля. Его первые сочинения об этом появились в 1903 году, а в 1924 году данный труд был переиздан. Продолжение работы 1903 г. было напечатано в 1911-1913 годах в русском «Вестнике воздухоплавания», который первым из специальных журналов обнародовал классическое обоснование проблемы космической ракеты. В этом труде теория изумительным образом предвосхитила практику. В предисловии к изданию 1924 года молодой ученый Чижевский дает обзор работ Циолковского о ракете, подчеркивает его научный приоритет и жалуется на почти преступное безразличие людей к представителям умственного труда и точного знания».
Дата добавления: 2015-12-20; просмотров: 24; Мы поможем в написании вашей работы! |
Мы поможем в написании ваших работ!