Республика Казахстан: в поисках государственной идеологии

⇐ ПредыдущаяСтр 25 из 26Следующая ⇒

Поиск национальной идеи, способной стать основой новой государственной идеологической системы независимой Республики Казахстан (РК), роли и влияния на процесс национально-государственного строительства «общеказахстанской идеологии» и ее структур пока остается малоизученной проблемой. Имеется множество разнородных, несистематизированных материалов, сосредоточенных в подавляющем большинстве в периодической печати. В то же самое время степень воздействия идеологических установок на все сферы жизни общества без преувеличения можно назвать огромной.

Рассмотрение проблемы осложнено рядом серьезных обстоятельств:

• существенно ограничена источниковая база, поскольку, вследствие разрыва некогда единого информационного пространства Советского Союза, доступ к казахстанским источникам (в первую очередь, в СМИ) серьезно затруднен;

• системный кризис, переживаемый экономикой Казахстана, не способствует строительству собственно казахстанского информационно-идеологического поля, ведет к его дроблению и фрагментации. Объективная информация часто недоступна не только для российских аналитиков — картина умонастроений, например, в Ак-тау, Караганде или Усть-Каменогорске порой остается неясной и для самой центральной казахстанской власти и независимых социологов и политологов РК;

• полностью закрыты многие проблемы и темы: родоплеменное деление и его влияние на современную правящую элиту и казахский этнос, региональное соперничество новых государств Центральной Азии, ситуация вокруг обеспечения национальной безопасности Казахстана, обороноспособность, распределение финансовых потоков и, в частности, реальная отдача от приватизированных иностранными корпорациями «флагманов» экономики РК и крупнейших сырьевых месторождений. Относительно этой тематики информация существует либо на уровне частных контактов с представителями истэблишмента страны, либо лишь в виде часто противоречивых, неподтвержденных слухов и оценок;

• жесткими действиями по закрытию оппозиционных СМИ власти республики сильно ограничили влияние «четвертой власти» на политическую обстановку в Казахстане. За последние два-три года указанный процесс существенно сократил возможности реального анализа положения дел в идеологической жизни государства.

Данная статья, ни в коей мере не претендуя на всеобъемлющий охват этой обширной темы, по мнению автора, может высветить наиболее значимые аспекты строительства новой идеологии, поиска «казахстанской идеи» в республике с момента получения независимости до настоящего времени.

При ее написании использованы материалы ряда независимых казахстанских экспертов, публикации СМИ Республики Казахстан (как на русском языке, так и переведенные с казахского) и Российской Федерации, а также длительный личный опыт работы автора в Главном Управлении экспертно-аналитической работы и обработки информации (ГУЭАР) тогдашнего Министерства печати и массовой информации Республики Казахстан.

Основные этапы поиска общереспубликанской идеологии для суверенного казахстана и ее главные составляющие

Для независимой Республики Казахстан, как и для остальных постсоветских республик, оказавшейся ко времени крушения коммунистических догм в идеологическом вакууме, характерны непрекращающиеся попытки сконструировать новую идеологическую систему с использованием разнообразных средств. Наиболее эффективным инструментом воздействия на массовое сознание политическая элита страны признала средства массовой информации (СМИ).

Первоначально (1990—1992 гг.) был взят курс на формирование идеологии «общеказахстанского патриотизма», превращающего все этносы РК в некий сплав «казахстанцев». Однако полиэтнич-ность и геополитическая раздробленность республики на демографически опустошенный и экономически неразвитый Центр, преимущественно руссконаселенные Север и Восток, ресурсодобывающий, малонаселенный Запад и сравнительно перенаселенный (по большей части казахский) Юг и Юго-Восток не позволили быстро создать реальную общеказахстанскую идеологию. Региональные различия (наряду с этническими) страны остаются сегодня основным препятствием к построению объединяющей казахстанский социум «общенациональной идеи».

Учитывая эти, объективно существующие и труднопреодолимые в ближайшее десятилетие ограничения, с первых дней существования Казахстана как суверенного государства руководство республики не прекращает целенаправленные попытки идейной консолидации казахского этноса. Данный процесс, наряду с «бесконфликтным отступлением бывшей имперской нации» ', призван стать первым шагом на пути консолидации всего общества республики. При этом в той или иной мере (с различной степенью успешности) используется ряд идеологических установок, направленных на превращение казахов в реальную государствообразу-ющую нацию.

Ha первых порах в этих целях (еще с начала 1990 г.) активно использовались отдельные элементы туранизма и общетюркской солидарности. Активную роль в данном процессе играло стремление Турецкой Республики утвердиться в постсоветских тюркских государствах. Первоначально основной упор Анкары делался на культурно-историческую и этническую общность. Экономическое сотрудничество всерьез не рассматривалось. Особенно отчетливо это направление проявило себя при президенте Тургуте Озале. В свою очередь, с 1990 г. в речах высшего казахстанского руководства, в периодической печати и электронных СМИ тогдашней Казахской ССР усиленно подчеркивалась необходимость «возвращения к истокам». Причем как в независимой, так и в государственной — «Горизонт», «Казахстанская правда» и пр. — прессе. Ожидалось, что укрепление связей с вестернизированной и светской Турцией откроет перед Казахстаном широкие перспективы привлечения западных инвестиций, создаст условия для безболезненной модернизации его общественно-политической системы. Надежды оказались чрезвычайно завышенными: слабость турецкой экономики, научно-образовательной сферы и рост социально-экономической напряженности в РК вынудили казахстанское руководство серьезно пересмотреть прежние расчеты. Кроме того, даже среди самого казахского населения через 2—3 года опасения того, что «старшего брата» сменит «старшая сестра», стали значимым психологическим фактом.

Турки, столкнувшись с «похмельем туранизма», в настоящее время пытаются переориентироваться на экономическое проникновение в Казахстан, но экономического и военного оборонного потенциала Турецкой Республики явно недостаточно для того, чтобы стать донором и защитником Центрально-Азиатского региона. Августовско-октябрьское обострение ситуации на юге Киргизии в 2000 г. не только осложнило взаимоотношения ННГ ЦАР, но и укрепило руководство Казахстана, Таджикистана, Киргизии и Узбекистана в мысли о недостаточной надежности Запада и, особенно, Турции в качестве гаранта безопасности постсоветской Азии.

Использование в качестве ядра новой идеологии ислама также не представляется возможным по множеству причин. Обретя го-

сударственную независимость, руководители РК первоначально стремились подчеркнуть свою конфессиональную общность с единоверцами: Н. Назарбаев совершил «малый хадж», при встречах с лидерами Узбекистана и Турции участвовал в публичных богослужениях, присутствовал на многочисленных церемониях открытия мечетей в различных городах страны. Но говорить о государственной политике, направленной на исламизацйю страны, конечно, не приходится — это были скорее имиджевые акции, рассчитанные на внимание лидеров мусульманских государств. И Н. Назарбаев, и вся властная элита Казахстана были и остаются людьми сугубо светской культуры.

В целом состояние ислама в Казахстане характерно иллюстрирует история со строительством главной соборной мечети в Алма-Ате. В свое время первый камень в ее фундамент заложил сам президент, но денежные пожертвования прихожан быстро закончились — по некоторым данным, значительная их часть оказалась расхищена, а государственный бюджет эту стройку не потянул. В итоге мечеть строилась более пяти лет.

Говорить о серьезном влиянии ислама можно только применительно к трем самым южным областям Республики: Южно-Казахстанской, Джамбульской и Кзыл-Ординской, особенно ощутимо его влияние в двух первых. Во многом это объясняется наличием крупной (порядка 320—350 тыс. человек) узбекской диаспоры². Какой-либо значимой политической партии или организации типа различных «исламских партий возрождения», или «союзов братьев-мусульман» в Казахстане никогда не было и нет. Малочисленные и невлиятельные — так называемая «партия Алаш» или Лига женщин-мусульманок Казахстана какой-либо самостоятельной политической роли в жизни страны не играют. Это наглядно подтвердили последние парламентские выборы в Казахстане (10 и 24 октября 1999 г.). Из пяти партий, прошедших в Мажилис (Парламент) РК, ни у одной в программах нет даже упоминания о какой-либо религии. Среди самовыдвиженцев и депутатов, выдвинутых общественными объединениями, также нет лиц, заявивших о приверженности исламу. Специалист по религиозным проблемам Казахстана А. Султангалиева считает в этой связи, что «осознание

принадлежности к общине единоверцев — умме, не является основным в самосознании казахов»³.

В Казахстане отдельные опыты по внедрению ислама через СМИ и книгоиздание не дали пока заметных результатов. Сочинения аятоллы Хомейни («Исламское правление»), изданные в Алма-Ате в 1993 г., лежат на алма-атинских книжных прилавках по сию пору, несмотря на невысокую цену. Попытки издания исламоори-ентированных, или традиционалистских, периодических изданий («Иман», «Наше время», «Аль-Хабар») стали провальными. Немногочисленные попытки создания исламских передач на радио и телевидении также оказались малоэффективными. Свою роль при этом сыграл, как представляется, ряд факторов:

• слабое владение подавляющим большинством журналистов азами исламской религии;

• отсутствие в среде мусульманского духовенства РК талантливых проповедников, способных доходчиво объяснить населению страны основные постулаты религии;

• общая настороженность казахстанского общества и политического руководства к так называемому «исламскому ренессансу» (Афганистан, Таджикистан, узбекская оппозиция, Северный Кавказ). События на юге Кыргызстана (август—октябрь 1999 г.) усилили эти настроения.

Отправной точкой следующего этапа можно считать апрель 1992 г., когда появилось программное заявление Н. Назарбаева «Стратегия политического и экономического развития Казахстана до 2005 г.», растиражированное во всех дотируемых государством СМИ республики. В «Стратегии...» впервые на высшем государственном уровне озвучивается идея о том, что Казахстан — государство самоопределившейся казахской нации. Был сделан выбор между национальным этнократическим (этно-национальным) типом государства. Тезис президента был законодательно закреплен в преамбуле Конституции, принятой в начале 1993 г.

Этно-национальная идея, активно внедряемая властью в массы казахского населения страны, способствовала консолидации лишь части общества. Главным при этом стало чувство национальной идентичности и комплекс «враждебного окружения» (подозри-

тельность и недоверие к «имперской России», «северным сепаратистам», «казакам-нагаечникам», «желтой опасности», А. Солженицыну, В. Жириновскому, а с недавних пор — к «братскому оскалу Узбекистана» и «ваххабитам»). Именно казахскоязычные СМИ сконцентрировали свои усилия на постоянном подчеркивании «исторической вины русских перед казахами», напоминаниях живущим здесь русским о необходимости преодолеть представление о «ненужности государственного языка» как «свидетельстве уважения к народу, на земле которого они проживают» ⁴. Той же журналистикой еще с 1990 г. применительно ко всем неказахам был введен в оборот термин «гости», позднее сменившийся другими — «пришельцы»⁵, «колонизаторы» и «захватчики»⁶.

Официальные казахские демографы, этнологи и социологи к настоящему времени ясно сформулировали основной, по их мнению, постулат консолидации народа Казахстана: «Чем однороднее национальная среда, тем легче увлечь ее национальной идеей и сотворить экономическое чудо» ⁷. Данная формулировка «главного демографа Казахстана» М. Татимова, по нашему мнению, остается одной из центральных в процессе политико-идеологического воздействия казахстанских властей на социум. Множество деклараций (в том числе закрепленных в Конституции РК и ряде законодательных актов), подчеркивающих приоритетность одной нации — казахской — перед остальными, явно оказали и продолжают оказывать значительное негативное воздействие на «некоренные» этнические общины страны. Этноцентризм, став идеологией власти, превратился в идеологию (и, что особенно значимо, каждодневную практику) молодой казахской государственности. Для наиболее полного и эффективного воздействия на массы казахов была использована как модификация старых тезисов о колониальной политике царизма, опирающаяся на разработки советских историков 30-х — 40-х годов, так и «новейшие исследования», укладывающиеся в русло так называемой «фолк-хистори» (точнее, «тюрк-фолк-хистори»), «нетрадиционных историков» — Фадли Али, Мурад Аджи и множества других. В последнее время наиболее националистические казахскоязычные издания напечатали даже выдержки из «Повстанческой армии Имама» Магомеда Та-

гаева — «труда», обосновывающего необходимость «загнать русских в тундру», где, по мнению автора, и есть их «историческая родина».

Тем не менее руководство Казахстана понимает, что казахи, находясь в численном меньшинстве, в силу множества объективных и субъективных причин в настоящее время не в состоянии эффективно строить национальное государство. Сказывается культурно-профессиональное превосходство русскоязычного населения, отсутствие серьезного исторического опыта государственности у казахов, а также множество иных как субъективных, так и объективно существующих факторов. Поэтому идеологический аппарат РК продолжил попытки поиска «общеказахстанской идеологии». Основное место было отведено «Стратегии Евроазиатской интеграции» (подробнее речь о ней пойдет ниже).

Законченные контуры казахстанской идеологии были прорисованы к началу 1997 г. и окончательно закреплены в 1999 г. с выходом программного произведения Н. Назарбаева «В потоке истории». Это — «евразийство» и так называемая доктрина «национального согласия», представляющая собой набор простых и понятных пропагандистских лозунгов, усиленно озвучиваемых государственными СМИ, особенно электронными. Они призваны поддерживать и укреплять имидж «всенародно избранного президента-реформатора». Основные составляющие новой идеологии таковы:

• президент стоит над государством, «без правых и левых», он гарант стабильности, в первую очередь — межэтнической, он неподсуден, критика его абсолютно недопустима ни в каких формах, поскольку подрывает основы межнационального согласия и всю систему национальной безопасности страны;

• периодически собирающаяся Ассамблея народов Казахстана — совещательно-представительный орган, состоящий из назначаемых исполнительной властью представителей культурно-национальных центров, государственных профсоюзов и чиновников разного ранга, призвана с позиций «центризма и здравого смысла» одобрять решения президента;

• закрепленная в последней Конституции РК формулировка

«Мы — народ Казахстана», подводящая идеологическую базу под продолжение процесса формирования единого «синтетического» этноса;

• постоянно декларируемая идея построения демократии «с учетом казахстанской специфики». Данный тезис предназначен исключительно для западных государств и неправительственных правозащитных организаций.

Кроме того, с 1995 г. Н. Назарбаев на периодических встречах с интеллигенцией республики неоднократно подчеркивает назревшую необходимость написания свободной от «европоцентрического» подхода истории Казахстана. Находясь в русле вышеуказанных ориентиров, ученые, писатели и журналисты РК часто вынуждены преступать не только границы научной объективности, но и элементарного здравого смысла. Образцом необъективности социально заданного подхода может служить выступление на международной конференции, посвященной книге Н. Назарбаева «На пороге XXI века» (февраль 1997 г.), историка, академика М. Козыбаева. Он заявил, что исторически укоренившиеся в Казахстане русские «неадекватны» русским, проживающим собственно в России. Было еще раз указано на санкционированное властями требование скорейшего создания «немосковской» версии истории местных русских с тем, чтобы прививать им «общеказахстанский патриотизм» и «общеказахстанскую идею» ⁸.

Ведущее место в идеологическом строительстве Астаны занимает «евразийская идея» Н. Назарбаева. Лидера Казахстана с полным основанием принято считать сверхгибким политиком: псевдоинтегризм постоянно декларируемого сотрудничества с Россией он сочетает с проектами центральноазиатского, казах-стано-кавказского и прочих союзов. Определить, где кончается демагогия и начинается реальная политика президента РК, зачастую не просто. В России, через ряд СМИ, умело создан и до недавнего времени поддерживался имидж «президента-интегратора», «евразийца» и «лучшего друга Кремля». Ряд широкомасштабных поездок российских журналистов в Казахстан, работа с редакторами некоторых российских периодических изданий по «индивидуальному плану» (данному утверждению есть немало фактических под-

тверждений) наглядно показывают насколько профессионально работают имиджмейкеры и аналитики казахстанского лидера. Большое количество хвалебных статей о политико-экономической ситуации в РК, появившихся в декабре 1998 — январе 1999 гг. (перед президентскими выборами в Казахстане) в «Независимой газете», «Комсомольской правде», «Сегодня» и других газетах РФ, наводят на определенные размышления.

Кроме вышеупомянутых основ идеологической концепции Н. Назарбаева в рамках «евразийства» задействованы, помимо хорошо известной идеи Евразийского Союза — ЕАС (разработана в начале 1994 г. Информационно-аналитическим центром аппарата президента РК), также усиленно пропагандируемые в последнее время проекты «союза государств срединного меридиана Евразии» и «геополитического союза стран пояса выжидания». Еще в 1990 г. Н. Назарбаев озвучил тезис о Казахстане — «мосте между Европой и Азией», который в дальнейшем вылился в собственно проект ЕАС. Изначально данные построения предназначались непосредственно для идейного воздействия на казахстанское общество. При этом преследовался ряд целей:

• снятие напряжения в русской и русскоязычной среде;

• формулирование максимально доступной для общественного сознания основы построения «новой идеологии»;

• близость достаточно расплывчатого понимания «евразийства по-казахстански» всем влиятельным региональным элитам страны и ее бюрократическому аппарату.

Как санкционированные государством, так и независимые зач меры общественного мнения в республике указывают на сильную поддержку «идеи ЕАС» именно среди некоренных этносов Казахстана: русских, украинцев, корейцев. Использование таких инте-гристских предпочтений придает сегодняшнему казахстанскому политическому режиму дополнительный потенциал внутренней ус-> тойчивости. Необходимо отметить и то, что «евразийство по казахстански» власти РК стремятся превратить также и в некое по|1 добие «идеологии переходного периода», усиленно пропагандируя ее через подконтрольные СМИ. Характерно, что в независимы*! печатных изданиях и электронных СМИ количество публикаций и

передач по «евразийской» тематике представлено гораздо слабее, чем в бюджетных средствах массовой информации.

Упомянутые идеи призваны решать и внешнеполитические задачи, дезориентируя российскую политическую элиту и широкую общественность. Продуманной и организованной идеологической компании в немалой степени содействует также «срастание» части представителей российской элиты с их казахстанскими коллегами.

Особое место в казахстанской государственной идеологии заняла тема соотношения унитарности и федерализма. С момента обретения независимости власти РК однозначно и жестко взяли курс на пресечение любых автономистских настроений и идей. Все рассуждения на тему о культурно-национальной автономии, расширении прав самоуправления этнических меньшинств в районах их компактного проживания трактуются как безусловно «сепаратистские», направленные на подрыв «внутренней стабильности». От федерализма как основы устойчивого развития и одного из признаков демократического устройства многонационального государства с рыночной экономикой руководство Казахстана отказалось решительно и бесповоротно. Унитарность, опирающаяся на иерархическое построение общества, — принцип, позволяющий иметь массу преимуществ в обществе для «своих» и направленный, как правило, на подавление «иных», стал «характерной особенностью «казахстанского суверенитета» ⁹. Языковая политика, выражающаяся в недопущении распространения статуса государственного на русский язык, стала производной от идеи государственной унитарности «любой ценой».

В конечном виде президент Казахстана сформулировал свое видение основных приоритетов государственно-идеологического строительства таким образом: «...Можно выделить следующие общие социально-политические установки: национальная государственность; унитарное государственно-политическое устройство; территориальная целостность республики; нерушимость границ страны; президентская форма правления; казахский язык как государственный» ¹⁰.

«Новая мифология» как основа строительства «общеказахстанской идеологии»

Многие процессы в актуальной сфере государственно-идеологических построений РК объясняются, по нашему мнению, целенаправленными, но еще малоизученными шагами казахстанских властных элит в области «нового мифотворчества», призванного заменить существовавшие до 1991 г. коммунистически-интернационалистские лозунги.

Особенно заметно это было в 1990—1994 гг. и нагляднее всего проявилось в области гуманитарных наук. С одной стороны, усиленно пропагандировалась необходимость резкого повышения роли казахского языка как основы консолидации казахов в качестве государствообразующего этноса. Такой взгляд первоначально наиболее часто озвучивали казахские национал-патриоты из среды научной и творческой интеллигенции и разделяющие их взгляды чиновники из Наробраза Казахской ССР (сегодня — Министерство образования и науки РК) и иных структур Кабинета министров. В то же время аналитики и спичрайтеры аппарата лидера Казахстана (в этническом плане до 1994 г. подавляющее большинство их составляли неказахи) указывали на несвоевременность принятия радикальных мер по мобилизации «титульного» этноса на преимущественно национально-языковой основе.

Но, несмотря на рекомендации специалистов-политологов Ад-1 министрации президента, Кабинета министров и Верховного Совета, основной курс внутриэтнической консолидации был взят именно на выработку «нового понимания истории» и полный отказ от обсуждения равноправия казахского и русского языков.

1 октября 1992 г. в программной речи на торжественном заседании Всемирного курултая казахов Н. Назарбаев заявил: «В результате самоотверженной, упорной борьбы наши далекие предки сумели сохранить не только свою целостность и единство, но и создать в XV веке (абсолютно антиисторичное утверждение. — А. Г.) сильное Казахское ханство. Но независимое Казахское государство не смогло отстоять мир и спокойствие. Слишком многие J

покушались на бескрайнее богатое пространство. И, в коШе концов, дивный и благодатный край, чье единство и достоинство в пору страшных потрясений отстояли мудрые бии Толе, КаМбек и Айтеке, чью честь как зеницу ока сберегли славные сыны отечества Аблай, Кабанбай, Богенбай, Наурызбай, Есет, КарасайЖани-бек, Олжабай, Раимбек, все равно очутился под пятой чужеземного насилия. В XVIII—XIX веках наш народ лишился свободы и независимости....Колониализм царской России ни в чем * уступал, если не превосходил другие колониальные системы. Безбрежная наша степь обернулась собственностью империи. Мы оказались перед угрозой потери веры и языка, культуры и традийй» ". Естественно, после настолько ясно очерченных подходов к оценке казахско-российских взаимоотношений любая иная трактойа стала абсолютно неприемлемой.

При создании «суверенной мифологии» основное мест» отводилось и отводится историческим и филологическим дисциплинам. В значительной мере это объясняется как возможностями превращения их в инструмент идеологической и политически обработки населения, так и личностными характеристиками И. Назарбаева. Казахстанский лидер, не обладающий серьезные гуманитарным образованием (в ВПШ такого не давали), в последние два—три года демонстрирует явный интерес к различны* «нетрадиционным» историческим концепциям, «номадическо)* традиционализму» и «метафизике Степи». Свидетельство томуи его недавняя личная встреча, и длительная беседа с одним из наиболее ярких представителей так называемой «фолк-хисторй» России Мурадом Аджи — автором псевдонаучного трактата «Йлынь Половецкого поля».

В начале 1999 г. вышла последняя книга Н. Назарбаева «Впото-ке истории» ¹², ориентированная на формирование ядра идейогии суверенной РК. Основной смысловой нагрузкой этой работысгали упорные усилия подтвердить объективность и историческую обусловленность образования национального государства казайв на территории (и в границах) современного Казахстана. Сам автор очертил круг интересующих его проблем более чем широко Это: «судьба последнего номадического материка в центре Евразии,

национальное самосознание и тайна могильников на семи холмах, тоталитаризм и великий правитель Бейбарс, диаспоры современного Казахстана и средневековая Индия, национальная консолидация и "Алаш"». Президенту удалось ярко и образно сказать и о «железной поступи Хроноса по евразийской Степи» (с. 292) и о «едином пироге Великого Эля, имевшем, как минимум, трехслойную начинку» (с. 275) из племен кипчаков, огузов и тюркутов, и о том, что «тоталитарная государственность завела в тупик внешнеполитический компас крупнейшего европейского государства» (имеется в виду Россия. — А. Г.) (с. 252) и о многом другом. Интересно, что в книге имеется масса смысловых, а иногда и текстуальных совпадений именно с текстами М. Аджи.

Переписывание непродолжительной и весьма противоречивой истории и историографии Казахского ханства и государственных образований, возникших на его обломках, превратилось в едва ли не основное занятие ученых республики. В научный оборот при этом отнюдь не вводятся новые документы. Сегодняшняя казахстанская историография представлена, в подавляющей своей массе, жанром «исторических очерков», «опытов анализа» и иной публицистики. Мифологизируя историческое сознание общества, историки, этнографы, демографы и социологи РК заимствуют из работ советского периода те факты, положения и выводы, которые «работают» на формирование национально ориентированных концепций. В одном из главных на сегодняшнее время обобщающем исследовании казахстанской истории — «История Казахстана с древнейших времен до наших дней. Очерк» ^|3 — явно прослеживается тенденция разрыва исторической преемственности. Сам жанр «Очерка» свидетельствует о том, что после полувекового существования Института истории республики, огромного количества диссертаций и трудов по различным аспектам истории Казахстана (в том числе фундаментальной пятитомной «Истории Казахстана», изданной в 1977—1981 гг.) историки страны возвращаются к традиции казахстанской историографии, изжитой еще в 30—40-х годах.

В работе присутствует масса не просто псевдо- и околонаучных идей (особенно касательно генезиса казахского этноса, исто-

рии Тюркского и Огузского каганата), но и прямые фальсификации фактов новейшей истории. Так, заявляется: «Выступление казахской молодежи в декабре 1986 г., национальное по форме, не было националистическим. Оно не было направлено против других народов, в том числе против русского. Демонстрация была мирной и носила политический характер, не содержала призывов к свержению государственного строя» (с. 379). В связи с данной цитатой уместно напомнить, что существует документальная фото- и кинохроника на десягтки часов телевизионного времени, сотни свидетельских показаний и десятки медицинских освидетельствований избитых (в случае дружинника А. С. Савицкого, охранявшего телецентр — убитых) «казахской молодежью», которая указывает на иживость приведенного выше утверждения.

Практически so всех государственно одобренных исторических «исследованиях» о Казахстане 20—30-х годов XX века из одной работы в другую, из статьи в статью «кочуют» совершенно фантастические данные о людских потерях Казахской ССР в годы коллективизации и сталинских репрессий. В жертвах, понесенных республикой, обвиняются — в русскоязычной государственной прессе — намеками и полунамеками, а в казахскоязы-чной прямо — «русские колонизаторы», проводившие якобы политику неприкрытого геноцида в отношении казахов. При этом не говорится о том, что ни репрессии, ни коллективизация в Казахстане, как и на всем пространстве СССР «не разбирали национальностей» и косили людей вне зависимости от их этнической принадлежности. Академик М. Козыбаев, более двух десятков лет исследовавший «интернационалистскую ленинскую политику», «творчески переосмыслив» работу Р. Конквеста «Большой террор» (цифры жертв голода, приводимые Конквестом, при этом увеличились им едва ли не вдвое), вывел следующие данные: «...Весной 1922 года, от голода умерли 1 миллион 250 тысяч казахов, в 1931 — 1933 гг. эта участь постигла 1 млн. 750 тысяч казахов» ¹⁴. Стоит заметить, что цифры, исчисленные М. Козыбаевым, М. Татимо-вым и рядом менее известных казахских ученых, абсолютно антинаучны: исходя из подобной «статистики» выходит, что менее чем за десятилетие погибло около 42% казахского населения того

времени (!) — мировая история указывает на то, что при столь необратимых потерях этнос бесследно исчезает с лица земли. Авторы нигде не указывают на то, что значительную часть пострадавших от коллективизации в Казахстане составили земледельцы-славяне. В погибшие зачислены сотни тысяч казахов, откочевавших за пределы СССР — сам Н. Назарбаев в 1995 г. в докладе на первой сессии Ассамблеи народов Казахстана указал на то, что «в 1930—1932 годах 1,3 миллиона казахов безвозвратно откочевали за пределы СССР» ¹⁵. Да и сама методика приводимых «корифеями казахстанской науки» расчетов никак не раскрывается.

На телевидении и в прессе в 1995—1996 гг. наиболее радикальные казахские национал-патриоты попытались развернуть кампанию по дискредитации значения Великой Отечественной войны для Казахстана и даже для всего мира. По их мнению, то, что СССР оказался в числе держав-победительниц, законсервировало колониальный статус союзных республик, отодвинуло сроки приобретения ими национальной независимости. Аргументация была примерно следующей (Ф. Али, известный в последнее время в РК «тюрколог»): «Немцы не воевали на казахской земле. Казахов и другие тюркские народы насильно заставили участвовать в войне, они невольно стали жертвами за чужую землю. Россия этого до сих пор не оценила, наоборот, она то и дело показывает кулак. А мы эту войну помним и почитаем лучше русских. Мы до сих пор гордимся тем, что защитили Москву, умирали за Ленинград» ¹⁶. Ревизия ВОВ велась в Казахстане исключительно на казахском языке. Она встретила дружный отпор ветеранов, неодобрение подавляющего большинства властной элиты и общества РК и была свернута.

К настоящему времени в Казахстане в области построения новых идеологических мифов сложилась двойственная ситуация. С одной стороны, основные «достижения» уже получили полное одобрение высших руководителей страны, «канонизированы» официозной наукой РК. В то же время, общественное сознание оказалось маловосприимчивым к подобного рода новациям. Наибольшее отторжение «переписывания» истории демонстрируют представители европейского населения республики. Да и сами творцы «новой идеологии» сплошь и рядом допускают совершенно непроститель-

ные «ляпы», способные вызвать не только недоумение, но и определенные ассоциации, связанные со временем идеологического догматизма. Теперь место «трех источников и трех составных частей марксизма-ленинизма» заняли «три ветви или части единого тюркского эпоса — это как бы три кольца становления тюркской духовности в Казахстане, оставивших след в культурно-исторических архетипах современных тюркских народов, в том числе и казахского...

Тюркизм-огузизм как единое вероучение опирался на мощную генеалогическую историю, на степную историологию, на родословные, возродившие племенных вождей в семье потомков Небесного отца. Это была новая степная идеология, а фактически и новая религия» '⁷. Апелляция к национальным духовным основам, на совершенно новом этапе развития этноса, сама по себе вполне обоснована. Однако, по-нашему мнению, она должна: а) дистанцироваться от безудержного мифотворчества; б) опираться на достоверные и научно доказанные факты; в) строиться на элементах, консолидирующих полиэтническое общество, а не дробить его на «национальные квартиры».

«Образ врага» — составная часть «новой идеологии» Республики Казахстан

Составным элементом стратегии поиска национальной идеи и консолидации казахов в единую общность в Казахстане стали опыты по актуализации во внутригосударственной жизни бинарной оппозиции: «свои» — «чужие». Главной «скрытой угрозой» были объявлены «противники суверенитета» из среды активистов русских и казачьих организаций РК. Шире под это определение подпадало все неказахское население страны: «потомки колонизаторов», «носители имперского сознания» и т. д.

Призывы к этнической мобилизации для отпора «чужим» в 1991—1992 гг. публиковались, в основном, в казахекоязычной прессе, а потому были малодоступны не владеющему в подавляющем большинстве казахским языком европейскому населению РК.

Примерно с середины 1993 г. масса антироссийских и русофобских публикаций начала распространяться и на русском языке, в основном в государственных многотиражных изданиях: «Казахстанской правде» и ее дочерних газетах, а также в дотируемых из республиканского бюджета «Азамат Тайме», «Экспресс-К», «Горизонт-Оркен» и других. Наибольшего накала поиск «внешних» и «внутренних» врагов в РК достиг к концу 1994 г. Россия, ее политика, русские — как в РФ, так и в РК — превращаются в настоящее «пугало», страну, несущую Казахстану потенциальную угрозу. Весьма точно данную ситуацию описал казахстанский журналист и аналитик Д. Найман: «Казахскоязычная пресса, будучи поголовно привязанной к госдотациям, обходит такие острые углы (проблема русского и казахского языка в РК. — А. Г.), а если быть откровенным, элементарно не в состоянии осмыслить системно данную реальность и потому либо молчит, либо просто плачет по поводу упадка аула, либо мелет чепуху, вроде того "неужели русский язык считается великим только по той простой причине, что русских 220 миллионов?"» ⁱ⁸. В последние годы русские журналисты, а также издания, возглавляемые русскими (русскоязычными) редакторами, говорят об этом намеками или вообще стараются не связываться с такими щепетильными моментами, справедливо опасаясь обвинений в шовинизме и т. п. ¹⁹

Концентрированный удар был нанесен по казачьему движению в РК. Казаков в государственно дотируемых СМИ (как казах-скоязычных, так и в пишущих и вещающих на русском языке) неоднократно объявляли прямыми «врагами государства». Вот мнение одного из наиболее известных журналистов, исповедующих «рациональный национализм» в Казахстане, Д. Сулеева: «То казаки не хотят принимать гражданство Казахстана, то стараются заполучить права, каковых никто, кроме них, в республике не требовал, то апеллируют к казакам близлежащих областей России, открыто требуя присоединения к иностранному государству, то вдруг: "Мы хотим начать свою жизнь — мирную, станичную без призывов и лозунгов". Так кем же в таком случае являются новоявленные казаки в нашем юном и родном государстве? Они являются «пятой колонной»²⁰.

Первая «чеченская война» 1994—1996 гг. породила десятки резко антироссийских высказываний в среде казахской интеллигенции. Вот лишь некоторые из них:

М. Жылкайдаров, журналист: «События в Чечне — зеркало русской демократии. Они показали истинные намерения русской империи. Разве они не дают представления о том, что будет с теми, кто захочет выйти из Федерации? И кто теперь осмелится это сделать?... Надо думать, братья. Мы постоянно слышим речи о том, что, дескать, север Казахстана — это Южная Сибирь, что это — русская земля. Все прошлое лето тамошние русские националисты требовали отделения от Казахстана и присоединения к России. Не прекращаются требования двойного гражданства и двуязычия» ^2!.

Т. Абсалимулы, историк, член Союза журналистов Казахстана: «Русский язык не имеет никакого права быть государственным языком в Казахстане. Казахстан — не Россия. Попытки сделать русский язык господствующим в нашей стране — это попытки сделать господствующей русскую нацию. Это великодержавная шовинистическая политика, которую начала проводить Советская империя.... Кровопролитие в Чечне было оценено как «внутреннее дело Росиии». Но весь мир понимает, что этот конфликт — следствие агрессивной политики, проводимой в целях подчинения чеченского народа, уничтожения его независимости. Кто гарантирует что завтра с казахами не поступят так же, как с чеченцами, и, наверное, тогда тоже скажут: "Это внутреннее дело России". Мы же почему-то не опасаемся и не защищаемся от такой внутренней и внешней агрессии» ²².

М. Ермуканов, сотрудник отдела внутренней политики Северо-Казахстанской областной администрации: «Совершенно непонятно, почему наши парни должны погибать в Таджикистане, защищая неправедные интересы кровожадной России, ведь это не война за родину, которую ведут, например, храбрые чеченцы. Почему мы берем пример не с передовых стран, а с вырождающейся страны? Проливать кровь на чужой земле ради чужих интересов — это не принесет славы, а только беду, чтобы понимать это, не нужно политической прозорливости ²³. Сейчас нашим бойцам нужны не

вооруженные столкновения и неоправданные жертвы, а патриотическое воспитание» ²⁴.

М. Магауин, писатель, лауреат Государственной премии Республики Казахстан: «Та же империя. Та же армия, те же генералы. Только вооружена эта армия еще лучше, чем прежде. Если она не может покорить отважный народ с алмазным сердцем и стальными нервами, говорит ли это о ее слабости? Как может быть слабой армия, использующая против чеченских повстанцев самые современные реактивные самолеты и ракеты, сотни танков и бронемашин? Нет, это мощная армия. Вот если бы она ворвалась в Европу, то эти сочувствующие увидели бы своими глазами насколько эта армия "слаба!"» ²⁵.

Одновременно с валом публикаций, обвиняющих Россию и русских во всех смертных грехах, началась и продолжается идеологическая обработка общества в пользу кардинальной переориентации внешнеполитических ориентиров Казахстана. Поскольку «имперская Россия» представляется в качестве «дракона», в пасти которого вполне может оказаться суверенный Казахстан ²⁶, у творцов идеологии РК, «мастеров культуры», возникает масса самых смелых «геополитически — демографических» идей.

А. Бейсембайулы, зав. кафедрой философии и социальной политики Высшей школы Государственного следственного комитета, д. и. н.: «Сегодня нам надо максимально приблизиться к США и НАТО. Казахстан подписался под договором "Партнерство во имя мира", но проводить в жизнь его положения не хватает решимости. Политическое безволие не дает нам возможности выйти из круга интересов Китая и России... Мы должны участвовать в военно-политических союзах западных стран и, в конечном счете, войти в НАТО» ²⁷.

А. Галиев, демограф, доктор исторических наук, член-корреспондент Академии социальных наук: «Америка, не располагающая собственными неограниченными ресурсами рабочих рук, обеспечит работой казахов» ²⁸.

А. Дюсенбаев, психофизиолог: «Как бы мы ни лукавили, тем не менее, в будущем неизбежна мягкая казахизация некоторой части некоренного населения... Казахизация пока коснулась тюркоязыч-

ных и исламских народов, проживающих в Республике Казахстан. Это такой же нормальный процесс, как русификация в бывшем Союзе. Ее главный инструмент — язык» ²⁹.

И наконец, М. Татимов, член Национального совета по государственной политике при президенте РК: «Выезд из Казахстана европейских народов и возвращение казахов — историческая закономерность, исправление прежних ошибок. Сейчас демографическая закономерность сама исправляет ошибки истории» ³⁰.

Отличительной особенностью психологического воздействия на часть социума РК является, помимо вышеозначенных манипуляций с «новыми мифологемами» (при всей своей антинаучности, ориентированных на рациональное мышление), аппеляция к меркантильным интересам, желании «заглянуть в карман соседа».

«Мы каждый день видим множество объявлений "продам квартиру". Я вот думаю, где эти квартиры были раньше?...Если приглядеться, то эти квартиры тех самых пришельцев, которые в свое время, как саранча, заполонили столицу, получали квартиры по знакомству, за взятку, или в крайнем случае купили по дешевке. Это люди, которые всегда ищут местечко потеплее, где легче жить, а чуть похуже станет, они готовы переселиться еще куда-нибудь. Казахи, которые в свое время не смогли получить квартиры, вынуждены покупать жилье у этих жуликов по рыночной цене, залезая при этом в большие долги»^3|. Автор совершенно не утруждает себя не только анализом изменения этнического состава городского населения за последние десятилетия или такой мелочью, как национальная структура в области промышленности, строительства, энергетики, но и элементарными представлениями о культуре речи. Самым досадным является то, что подобного рода настроения и высказывания имеют массовое хождение в казахстанских СМИ.

Попытки подчеркнуть негативные черты русских порой приобретают исключительно причудливые формы, граничат с абсурдом. Журналист М. Атабек совершенно серьезно утверждает, будто пищевые предпочтения русских (и вообще славян) определяют «негативные черты их национального характера»: «Ну а то, что свинина для человека вредна, это сейчас уже доказано. Если говорить конкретно, есть три доказательства ее вредности. У тех, кто ее

употребляет, между мышцами и кожей образуются воздушные пузырьки, а в кишечнике поселяются мелкие черви. Во-вторых, человек, в кишечник которого внедрились эти черви, постоянно испытывает аппетит к горьким вещам и все время тянется к ним. В-третьих, свинья очень безжалостная тварь. Она способна растоптать, раздавить и даже съесть своих новорожденных поросят. Разве может быть доброта и отзывчивость у человека, употребляющего мясо столь недостойной твари?! А что остается делать человеку, если его изнутри гложут и все тело колют черви?! Если к тому же еще добавить, что этот безжалостный недуг проникает во все 62 кровеносных сосуда, то никто не должен сомневаться, почему в итоге у него портится потомство, возникает нечуткость, жестокость и страсть к бродяжничеству» ³².

Целенаправленная политика по формированию у титульного этноса недоверия и даже неприязни к «иным» не просто создала и создает постоянное ощущение дискомфорта, беспокойства у множества людей, проживающих на территории Казахстана. То, что подобные мнения выражают представители «духовной элиты» страны, воспринимается массовым сознанием как прямой идеологический заказ власти, составная часть новой идейно-политической реальности суверенного Казахстана. Н. Назарбаев в своей последней работе «В потоке истории» также отдал дань идее деления на «Мы» и «Другие»: «Без таких архетипов вообще невозможно, видимо, говорить о национальной памяти, национальной картине мира» ³³.

Помимо русского населения «свою долю» подозрений в нелояльности к казахстанскому суверенитету получают уйгуры ³⁴(цикл статей под красноречивым заголовком «Осторожно: вели-коуйгурский шовинизм»), евреи (дело дошло до сочувственного, сугубо антисемитского цитирования «Протоколов сионских мудрецов» в органе Министерства юстиции!) ³⁵, немцы, а с недавних пор — «среднеазиатская экспансия» ³⁶ и все «лица кавказской национальности». Тем не менее основная масса критики приходится на славянское население Казахстана.

Казахстанские русские: поведение на этапе поиска новых идеологических ориентиров республики

Русские, проживающие в Казахстане, после распада Советского Союза неожиданно оказались в совершенно новой для себя ситуации: отрезанными от своей исторической родинй жителями суверенного государства. Долгое время клиенталистски настроенная по отношению к государству (и, шире, государственной власти) часть русского населения убеждала себя в том, что казахстанская независимость существует лишь де-юре, а де-факто Казахстан остается частью внешне видоизменившегося СССР. Таким настроениям способствовало и то, что политическое руководство республики имело глубокие «партийно-советские» и «идейные» корни в КПСС, а государственные институты не претерпели серьезных изменений. Поэтому суверенитет Казахстана, хотя и создал у большинства казахстанских русских ощущение тревоги, все же оставлял надежду на сохранение прежних русско-казахских отношений. Такое положение характерно для начального периода существования русскоязычного населения в республике.

Затем идеологическое воздействие на неказахское население РК усилилось. Русские оказались совершенно не готовыми к курсу на построение этноцентристского (казахского) государства. Сказался ряд причин: отсутствие ярких, известных лидеров, собственных СМИ, общественных организаций, развитой и консолидированной гуманитарной интеллигенции, слабое представительство во властных структурах еще с 80-х годов. Сыграли роль и такие психологические феномены, как боязнь, отстаивая собственные национальные интересы, быть обвиненными в шовинизме, сепаратизме, саботаже казахстанского суверенитета. Влияние на формирование у части русских «чувства исторической вины» оказали подконтрольные власти СМИ. Создавать свои общественные движения («Лад», «Русская община», казачьи объединения) русским пришлось в условиях тотального административного прессинга, а часто и судебных преследований.

В таких условиях наиболее прагматично настроенные русские уже в 1992 г. осознали бесперспективность и даже принципиальную

невозможность для себя диалога с властью. Следствием этого стала массовая эмиграция населения из Казахстана. По официальным, явно заниженным, данным, в 1993 г. выехали 170 129 русских, в 1994 г. — 283 154, в 1995 г. — 160 883. Отрицательное сальдо русских миграций составило в 1993 г. —-123 777 чел., в 1994 г. — 251 934 чел., в 1995 г. — 126 468 человек. Независимые эксперты утверждают, что эти цифры реально, как минимум, в полтора раза больше, а всего в миграционные процессы (включая внутреннюю миграцию) было вовлечено более 20 % населения страны. Сейчас, по различным опросам общественного мнения, не менее 65,5 % русских хотели бы выехать из Казахстана, около 19 % окончательно не определились с ответом и лишь 16 % намерены не уезжать. Ввиду этого основные психологические ориентации русских направлены либо в прошлое и проникнуты ностальгией по СССР, либо вовне — в Россию, когда возможность любого поступательного развития Казахстана мыслится только в рамках интеграции с РФ. Подтверждается это и данными независимых казахстанских и российских социологов. Около 60—70 % русских РК в различных опросах считали себя гражданами СССР или людьми без гражданства, а гражданами Казахстана называли себя 15—19 % русских, причем 75—60 % опрошенных являлись уроженцами Казахстана.

Нам кажется, что основной причиной массового выезда русских из бывших советских республик стал глубокий психологический дискомфорт и перманентный стресс, испытываемый ими в процессе приспособления к возникшим этнократическим режимам, тем более при больших трудностях адаптации к рыночным отношениям. Но если в Средней Азии и на Кавказе («безусловно уехать»), Прибалтике («пытаться интегрироваться»), Украине и Беларуси («этнически близкая среда») тактика приспособления русских к изменившейся действительности достаточно определена, то в Казахстане складывается иная ситуация. В силу ряда геополитических, этно-демографических и культурных причин русские в РК лишены определенности в выборе миграционной установки. Для них наиболее реален выбор: «уехать или попытаться интегрироваться». Это бинарное оппозиционирование распадается на десятки

других оппозиций и, в свою очередь, порождает отсутствие ясных поведенческих моделей у русских, в отличие, например, от 1994 г., когда массовой установкой стало: «уехать любой ценой».

Следует отметить, что особо негативную реакцию и чувство внутреннего неприятия у казахстанских русских вызывают административное навязывание казахского языка во всех областях общественной жизни (особенно в школе), переписывание истории страны, переименование городов, улиц, фамилий и тому подобное, сокращение российского теле- и радиовещания, постоянная критика России и ее политиков.

Несмотря на высокие миграционные настроения, стратегия выживания русских в Казахстане сильно дифференцирована в пространственном, социальном и образовательном плане и зависит от степени осознания ими реальной или ощущения мнимой опасности ассимиляции. Значительная часть русских состоит из лиц так называемого «низкого» социального статуса (индустриальные и сельскохозяйственные рабочие) с невысоким образовательным уровнем, далеких от власти, сфер кадровой и языковой политики. Они легко инкорпорируются в сферу материального производства. Проблема ассимиляции для этой части русских существует лишь как нечто абстрактное, отдаленное, способное реально затронуть лишь их детей. Миграция для них остается делом будущего. Гораздо труднее русским, ориентированным на государственную службу: чиновничество, работники медицинской и социальной сфер, преподаватели средних и высших учебных заведений. Проблема выезда из страны после столкновения с этнобюрократией стала для них актуальной потребностью. Их шансы интегрироваться в изменившуюся систему незначительны и сохраняются только при условии добровольной частичной ассимиляции (принятия традиционалистской атрибутики «восточного» образа жизни: «подарки—отдарки», подчеркнутая лояльность ко всем вышестоящим, участие в многочисленных застольях и «юбилеях» и многие другие нюансы) и отказа от продвижения по кадровой лестнице. В этом случае складывается модель преданной службы самих объектов дискриминации как способа интеграции в новую реальность. Они сильнее других ощущают прессинг «новой казахстанской идеологии», вы-

нуждающей их кардинально менять устоявшиеся представления об окружающем мире и своем месте в нем.

В целом русское и, шире, русскоязычное население Казахстана испытало жесткий психологический дискомфорт и было вынуждено избрать одну из двух моделей поведения: либо эмигрировать, либо попытаться приспособиться к изменившейся ситуации и интегрироваться на новых условиях. Первая половина 1997 — середина 1998 г., затем — лето—осень 1999 г. были отмечены новыми витками антироссийской пропаганды в казахстанских СМИ. Причем качественным отличием этих этапов от предыдущих было то, что с прямыми обвинениями России выступили первые лица страны во главе с Н. Назарбаевым и премьером Н. Балгимбаевым, которые прежде дистанцировались от наиболее радикальных националистов. В конце 1999 — начале 2000 г. данный процесс значительно усилился — особенно в связи с двумя авариями ракетоносителей «Протон» на Байконуре. Свою роль сыграла и весьма похожая на провокацию казахстанских спецслужб история с «неудавшимся переворотом», якобы готовившимся группой российских граждан под руководством некоего Пугачева (Казимирчука) в Восточном Казахстане.

С полным основанием можно сделать вывод, что колебания миграционных настроений русских и русскоязычных жителей Казахстана указывают на прямую связь с формами и методами идеологического строительства в стране: направленность информационных материалов и характер их подачи казахстанскими средствами массовой информации влияет как на самочувствие «казахстанских русских», так и на выстраивание моделей их базового поведения (по линии «принятие — отторжение суверенитета РК»). Поэтому ссылки на преимущественно социально-экономические причины, вынуждающие «нетитульное» население в массовом масштабе покидать пределы РК, кажутся не слишком обоснованными: ситуация в России, принимающей 4/5 мигрантов из Казахстана, до последнего времени остается весьма тяжелой.

Кроме влияния СМИ на русских в республике продолжает оказывать воздействие весь комплекс проблем, создающих для них постоянное ощущение идеологического пре^винга: обвинения в

имперском сознании и «геноциде» казахского народа, отсутствие сколько-нибудь влиятельных лидеров, готовых отстаивать их права, слабая способность к самоорганизации и национальной консолидации, помноженные на частые проявления бытового национализма, с которыми приходится сталкиваться множеству «некоренных» и отсутствием перспектив на будущее.

Власть, общество и СМИ: вопросы идеологии

С возникновением государственной идеологии РК как относительно целостной и развивающейся системы начал формироваться властный заказ на темы, рекомендуемые для пропаганды в обществе. Главенствующая роль ретранслятора «новой идеологии» на массы при этом отдавалась СМИ. Параллельно образовался круг «табуированных» тем: эмиграция из РК русских, немцев и, особенно, казахов (по данным бывшего премьер-министра РК А. Кажегельдина, среди уезжающих в Россию из Казахстана казахи составляют 2 %) ³⁷, коррупция в высших эшелонах власти, кла-ново-семейные группы в политической элите, трайбализм, состояние казахстано-узбекских и казахстано-китайских взаимоотношений, ситуация в армии страны. По данным российского Центра стратегического развития, «закрытыми директивами по Национальному агентству был введен запрет на освещение СМИ событий, особенно связанных с проявлением недовольства действиями руководства страной» ³⁸. Была создана и продолжает совершенствоваться система наказаний и поощрений политологов и публицистов, разрабатывающих общественную проблематику: отказ в аккредитации, затруднение доступа к теле- и радиочастотам, с одной стороны, премии Союза журналистов республики, президентские гранты и премии в области журналистики, участие в работе Ассамблеи народов Казахстана и т. п. — с другой ³⁹.

В отличие от российских, в казахстанских СМИ очень немного «острых» публикаций и журналистских расследований, а если они и появляются, то сильно уступают и по объему, и по качеству. По-

нуждающей их кардинально менять устоявшиеся представления об окружающем мире и своем месте в нем.

Кроме влияния СМИ на русских в республике продолжает оказывать воздействие весь комплекс проблем, создающих для них постоянное ощущение идеологического превяинга: обвинения в

Власть, общество и СМИ: вопросы идеологии

С возникновением государственной идеологии РК как относительно целостной и развивающейся системы начал формироваться властный заказ на темы, рекомендуемые для пропаганды в обществе. Главенствующая роль ретранслятора «новой идеологии» на массы при этом отдавалась СМИ. Параллельно образовался круг «табуированных» тем: эмиграция из РК русских, немцев и, особенно, казахов (по данным бывшего премьер-министра РК А. Кажегельдина, среди уезжающих в Россию из Казахстана казахи составляют 2 %)³⁷, коррупция в высших эшелонах власти, кла-ново-семейные группы в политической элите, трайбализм, состояние казахстано-узбекских и казахстано-китайских взаимоотношений, ситуация в армии страны. По данным российского Центра стратегического развития, «закрытыми директивами по Национальному агентству был введен запрет на освещение СМИ событий, особенно связанных с проявлением недовольства действиями руководства страной» ³⁸. Была создана и продолжает совершенствоваться система наказаний и поощрений политологов и публицистов, разрабатывающих общественную проблематику: отказ в аккредитации, затруднение доступа к теле- и радиочастотам, с одной стороны, премии Союза журналистов республики, президентские гранты и премии в области журналистики, участие в работе Ассамблеи народов Казахстана и т. п. — с другой ³⁹.

добная «беззубость» объясняется, в первую очередь, позицией казахстанской власти, считающей, что подобные публикации, теле-и радиоматериалы могут дестабилизировать положение в стране, «раскачать лодку» и т. п. Курс на сохранение «стабильности любой ценой» определяет и тематика востребованных информационных материалов: о якобы отсутствии межнациональных проблем, социальном партнерстве, историко-культурном наследии казахского народа, гармонии во внешнеполитических отношениях, о «евразийстве» Н. Назарбаева и умеренном (в рамках интеллектуальных забав) интегризме. В зависимости от динамики внутриказахстан-ских политических и экономических процессов, а также от внешнеполитической ситуации появляются и новые темы, в привлечении к которым общественного внимания заинтересовано руководство Казахстана. Не успел Н. Назарбаев в июле 1997 г. в «Независимой газете» указать на то, что многие русские, уехавшие из Казахстана в Россию, возвращаются назад ⁴⁰, как дотируемые государством СМИ начали разворачивать кампанию по внедрению этой информации в общественное сознание: брать интервью у «возвращенцев», описывать то, как «российские русские» недружелюбны к русским из Казахстана и т. д. Назывались даже не поддающиеся никакой проверке цифры в 100 и даже 300 тысяч вернувшихся. При этом на бессмысленность всех таких аргументов в сопоставлении с числом выехавших из страны и в свете причин, вызывающих отъезд десятков тысяч человек из РК, никто, естественно, не обращает внимания.

Другой излюбленной темой последнего времени в казахстанских СМИ стало противопоставление «казахстанских русских» «русским российским». На эту тему написаны десятки материалов. Вот лишь один из примеров. К. Жумадилов, писатель, лауреат Государственной премии имени Абая: «Русские, с которых призывал брать пример Абай, чьей культурой и наукой он восхищался, — это совсем не те русские, которых мы знаем, это не русские Красной империи... Русская нация за несколько лет лишилась своей аристократии, дворянства, предприимчивого купечества, мастеровых и зажиточных крестьян, превратилась в страну, населенную толпой мужиков. Если бы все эти 70 лет представители других на-

ций под русскими фамилиями не создавали музыку, кино, не играли бы, в конце концов, за Россию в шахматы, эта страна сейчас влачила бы жалкое существование» ⁴ⁱ. В казахстанских СМИ с 1995 г. по настоящее время продолжается кампания по опубликованию писем «раскаявшихся возвращенцев» из России — граждан, эмигрировавших из РК, не сумевших интегрироваться в российскую жизнь и вернувшихся обратно. Подобные материалы построены по одной и той же схеме: эмиграция объясняется неким массовым «помрачением умов», затем идет одинаковый набор тезисов о «пьющем и ленивом» местном населении в России, патологически завидующем трудолюбивым «азиатским русским» («Вьп — пришлые, а мы родились здесь, так что не высовывайтесь, не поднимайте головы, все равно жить не дадим!»)⁴².

Стандартным выводом из каждой подобной публикации или телепередачи является утверждение о необходимости оставаться в РК и интегрироваться в «казахстанский народ», поскольку жизни лучше все равно не найти. Параллельно было найдено «научное» объяснение сверхвысокой миграции из Казахстана: «Специалисты, занимающиеся вопросами миграции, сразу заметили такую особенность: русские как представители великой державы хорошо чувствуют себя только тогда, когда их много. Поэтому причины их отъезда из республик Средней Азии нужно искать не в межнациональных отношениях, а в их психологии» ⁴³. Идеологи РК попытались распространить вышеуказанную схему и на немецкое население Казахстана, но ввиду отсутствия вернувшихся из ФРГ или несооиветствия их «психологии» критериям «представителей великой державы», из этой затеи ничего не вышло.

Отдельно следует остановиться на оценках руководством страны роли и места интеллигенции в процессе формирования новой идеологии РК. В отличие от оценки властями Казахстана социума страны как межэтнической категории — «казахстанцев», в случаях, когда речь заходит о интеллигенции и ее влиянии на умонастроения общества, они говорят только о ее казахской части. Настоящий факт подтверждается стенографическими отчетами как Аппарата президента страны, так и материалами СМИ РК. С одной стороны, это объясняется, по нашему мнению, тем, что подав-

ляющее большинство сколько-нибудь значимых фигур писателей, филологов, историков, искуствоведов, работников театра и кино из среды неказахов уже покинули страну. Косвенным доказательством тому служит то, что до сих пор никто не может внятно сформулировать основные позиции русских и русскоязычных граждан Казахстана. В то же время русскоязычная казахстанская интеллигенция почти не принимается властью во внимание, и это указывает на целенаправленный характер отсечения «некоренной» и «некорректной» интеллигенции от участия в формировании новой идеологии и казахстанской идентичности.

Дата добавления: 2016-01-06; просмотров: 15; Мы поможем в написании вашей работы!

Поделиться с друзьями:

⇐ Предыдущая 17 18 19 20 21 22 23 242526 Следующая ⇒

Мы поможем в написании ваших работ!