Неисполнение К., являвшимся генеральным директором общества, требований законодательства Российской Федерации о проведении обществом обязательного аудита. 26 страница
Аналогичная ситуация складывается с правом оперативного управления: распоряжение имуществом здесь также производится с согласия собственника, назначение органов управления учреждения или казенного предприятия, утверждение устава и т.д. осуществляются собственником.
Таким образом, все правомочия собственника в отношении имущества, находящегося в хозяйственном ведении или в оперативном управлении, по существу являются не правомочиями собственника, а правомочиями субъекта корпоративного управления в отношении юридического лица (учреждения или предприятия).
Что касается содержания собственно прав хозяйственного ведения или оперативного управления, то они действительно ограничены по сравнению с правом собственности. Однако эти ограничения по существу ничем не отличаются от ограничений на совершение определенных сделок любым юридическим лицом, являющимся собственником своего имущества, со стороны органов юридического лица, предусмотренных законом или учредительными документами юридического лица, например акционерного общества.
Наконец, еще одним и, наверное, самым главным аргументом против корпоративной природы отношений между публичным образованием и государственным юридическим лицом выступает отождествление корпоративных отношений с объединением нескольких лиц (участников), преследующих общую цель, или с отношениями членства (участия), что с точки зрения доктрины и действующего ГК РФ немыслимо в унитарных организациях, каковыми являются государственные юридические лица. Как указывает В.А. Белов, "конструкции унитарных предприятий и учреждений не допускают объединения усилий и имущества нескольких учредителей во имя достижения общей цели, т.е. того самого элемента, без которого юридической формы, достойной квалификации в качестве корпоративных правоотношений, вообще не может быть создано" <1>. Однако данный аргумент полностью опровергается отсутствием у членства какой-либо особой содержательной корпоративной природы, поскольку по существу оно представляет не что иное, как обычную множественность лиц в отношениях по управлению юридическим лицом <2>. Кроме того, такой подход оставляет открытым очень существенный вопрос: какова тогда природа отношений между публичным собственником и созданной им организацией при том, что ничем, кроме количества участников, данные отношения не отличаются от "корпоративных"?
|
|
|
--------------------------------
<1> Белов В.А. Указ. соч. С. 63.
<2> Подробнее см.: § 1 настоящей главы.
Попытки ответить на этот вопрос, равно как и обоснование качественно иных "корпоративных" отношений в корпоративных организациях, отличающихся по своей природе от отношений между учредителем и государственным юридическим лицом, а также сохранение и обоснование "особых" вещных прав хозяйственного ведения и оперативного управления, на наш взгляд, как раз и является ярким примером умножения сущностей без необходимости, которое допускает сегодня и действующее законодательство, и господствующая доктрина. Если рассматривать корпоративное право как особого рода субъективное гражданское право, то более логично отталкиваться не от наличия или отсутствия множественности лиц на стороне субъекта такого права, а от его содержания, которое, очевидно, сводится к комплексу правомочий, связанных с управлением любым юридическим лицом.
|
|
|
Таким образом, государство и государственные организации являются полноправными участниками корпоративных отношений. При этом государство, как и в любых гражданско-правовых отношениях, должно участвовать в корпоративных отношениях на равных началах с иными субъектами, а к самому государству должны применяться нормы, определяющие участие юридических лиц в отношениях, регулируемых гражданским и корпоративным законодательством (п. п. 1 и 2 ст. 124 ГК РФ). Если конструировать субъективное право корпоративного управления, то его субъектами мыслятся любые субъекты гражданского права, в том числе и публично-правовые образования в отношении создаваемых ими государственных юридических лиц, а государственные предприятия и учреждения, как и любые унитарные юридические лица, тем самым становятся участниками корпоративных (управленческих) отношений.
|
|
|
Данное обстоятельство, однако, большинство исследователей настойчиво отрицает <1>, иногда при этом противореча собственным выводам. Так, например, С.А. Синицын, утверждавший ранее, что членство не может считаться предтечей корпоративных отношений <2>, в другом месте своей работы, непосредственно касающемся унитарных организаций и прав хозяйственного ведения и оперативного управления, неожиданно говорит о членстве "как предтече корпоративного права", в связи с чем "нет никаких предпосылок и правовых оснований для отождествления корпоративных правоотношений и отношений, складывающихся в связи с участием и управлением в юридическом лице некорпоративной формы, в том числе в унитарных организациях", а "в юридическом лице, не основанном на принципе членства, имущество которого принадлежит собственнику и неделимо в силу закона <3>, корпоративных прав и правоотношений быть не может" <4>. Кроме того, препятствием к предположению о наличии корпоративных правоотношений между учредителями и унитарными юридическими лицами, по мнению указанного автора, служат также последние изменения ГК РФ <5>.
|
|
|
--------------------------------
<1> См., например: Гражданское право России: Общая часть: Курс лекций / Отв. ред. О.Н. Садиков. М., 2001. С. 147 (автор соотв. главы - В.А. Рахмилович); Корпоративное право: актуальные проблемы теории и практики / Под общ. ред. В.А. Белова. С. 62, 63 (автор соотв. очерка - В.А. Белов).
<2> См.: Синицын С.А. Абсолютные и относительные субъективные права. Общее учение и проблемы теории гражданского права: сравнительно-правовое исследование: Монография. С. 364.
<3> Отметим, что аргумент о неделимости и принадлежности собственнику имущества юридического лица может быть отнесен и к корпорациям, имущество которых также неделимо и принадлежит собственнику (корпорации).
<4> Синицын С.А. Абсолютные и относительные субъективные права. Общее учение и проблемы теории гражданского права: сравнительно-правовое исследование: Монография. С. 369.
<5> Там же. С. 370.
Однако если говорить о действующем ГК РФ, содержащем результаты реформы законодательства о юридических лицах, и рассмотреть его с позиций субъективного корпоративного права на управление, то можно отметить его непоследовательность, которая дает основания рассматривать деление юридических лиц на корпоративные и унитарные как весьма условное и не проводящее четкого водораздела между этими видами юридических лиц <1>.
--------------------------------
<1> Подробнее об этом см.: § 2 гл. 1 настоящей работы.
В силу изложенного в настоящее время тот функционал, который выполняет конструкция ограниченных вещных прав хозяйственного ведения и оперативного управления в государственных унитарных организациях, может в полном объеме замещаться корпоративными правами государства в отношении создаваемых им организаций. Государство и создаваемые им юридические лица должны признаваться полноценными субъектами корпоративных отношений, в которых государство будет обладать корпоративным правом на управление государственным юридическим лицом.
В связи с этим показательна ситуация, возникшая на практике в спорах на товарные знаки на водочные бренды, принадлежащие Российской Федерации. Права на эти знаки, изначально принадлежащие государству, были закреплены за федеральным казенным предприятием "Союзплодоимпорт", а товарные знаки, соответственно, считались находящимися в оперативном управлении этого предприятия. Однако в судебных процессах в США, где не знают, что такое право оперативного управления, необходимо было обосновать, что материальным истцом является сам Союзплодоимпорт, а не Российская Федерация. Для этого нужно было показать, что права на товарные знаки принадлежат не Российской Федерации как собственнику имущества казенного предприятия, а непосредственно Союзплодоимпорту. Поправки в часть четвертую ГК РФ исключили распространение на интеллектуальные права правового режима вещных прав (хозяйственного ведения и оперативного управления), после чего наши адвокаты настояли на полном отчуждении этих товарных знаков в пользу ФКП "Союзплодоимпорт" с тем, чтобы "собственником" товарных знаков считалось предприятие, являющееся истцом. Однако у некоторых государственных органов такой поворот событий вызвал резкое неприятие по причине того, что после отчуждения товарных знаков из "оперативного управления" в "собственность" Союзплодоимпорта государство утратит контроль за этими активами, а государственная собственность "пойдет с молотка".
В то же время все "вещно-правовые" ограничения распоряжения товарными знаками, вытекавшие из права оперативного управления, могли быть полностью заменены их эквивалентами корпоративной природы путем принятия соответствующих поправок в устав Союзплодоимпорта. Это было одним из решающих аргументов в пользу принятия решения об отчуждении в пользу ФКП "Союзплодоимпорт" соответствующих товарных знаков <1>.
--------------------------------
<1> См.: Постановление Правительства РФ от 12.02.2015 N 117 "О передаче федеральному казенному предприятию "Союзплодоимпорт" исключительных прав на товарные знаки на алкогольную и спиртосодержащую продукцию" // СЗ РФ. 2015. N 7. Ст. 1054.
Таким образом, правовой режим хозяйственного ведения и оперативного управления в перспективе полностью может быть заменен особенностями корпоративного управления в государственных предприятиях и учреждениях, которые будут выполнять те же функции, что и право хозяйственного ведения и оперативного управления, при правильном понимании существа корпоративных отношений и права корпоративного управления юридическим лицом.
Право собственности государства на имущество создаваемых им юридических лиц в условиях развития корпоративных отношений как отношений по управлению любыми юридическими лицами в настоящее время лишено своего содержания и должно быть отменено.
Вместо этого должна развиваться система норм о корпоративных правах учредителей унитарных юридических лиц, в том числе создаваемых государством.
Глава 3. КОРПОРАТИВНАЯ ОТВЕТСТВЕННОСТЬ КАК ВИД
ГРАЖДАНСКО-ПРАВОВОЙ ОТВЕТСТВЕННОСТИ <1>
--------------------------------
<1> Данная глава написана с использованием следующих более ранних работ автора по данной теме, переработанных и актуализированных с учетом последних изменений законодательства: Гутников О.В. Корпоративная ответственность в гражданском праве России // Журнал российского права. 2018. N 3. С. 39 - 52; Он же. Юридическая ответственность в корпоративных отношениях // Вестник гражданского права. 2014. N 6. С. 51 - 117; Он же. Юридическая ответственность в корпоративных отношениях // Юридические лица в российском гражданском праве: Монография. Т. I. С. 279 - 382; Он же. Контролирующие лица как субъекты корпоративной ответственности // Правосубъектность: общетеоретический, отраслевой и международно-правовой анализ: Сборник материалов к XII Ежегодным научным чтениям памяти профессора С.Н. Братуся. М., 2017. С. 204 - 221.
§ 1. Значение гражданско-правовой ответственности
в отношениях, связанных с управлением юридическими лицами
Принцип отделения как основополагающий принцип корпоративного права, являющийся одной из основных причин его императивности <1>, предопределил раздельную имущественную ответственность юридического лица и его участников (учредителей) в гражданском обороте. В силу этого принципа юридическое лицо как имущественная масса (персонифицированное имущество), формально "оторванная" от своего людского субстрата, выступает от своего имени в гражданском обороте и создает тем самым повышенные риски потери имущества как во внутренних (для собственных участников (инвесторов), так и во внешних отношениях (для кредиторов, работников, потребителей, выгодоприобретателей и т.д.).
--------------------------------
<1> См.: § 3 гл. 2 настоящей работы.
В то же время практическое значение необходимости разработки категории ответственности в отношениях, связанных с управлением юридическими лицами (корпоративной ответственности), сложно переоценить. Достаточно назвать лишь три примера, показывающих, как отсутствие четкой концепции корпоративной ответственности влечет за собой негативные последствия для гражданского оборота и правовую неопределенность.
Первый из них касается субсидиарной ответственности контролирующих лиц в деле о банкротстве. Привлечение контролирующих лиц к ответственности по обязательствам юридического лица при банкротстве представляет собой яркий пример применения в отечественном правопорядке известной за рубежом судебной доктрины "снятия корпоративной вуали". Вред различным субъектам причиняется контролирующим лицом не непосредственно, а через управляющее воздействие на подконтрольное юридическое лицо, которое терпит убытки, что вызывает уменьшение активов должника и невозможность удовлетворения требований кредиторов.
Федеральный закон от 26.10.2002 N 127-ФЗ "О несостоятельности (банкротстве)" (далее - Закон о банкротстве) признает контролирующими лицами любых лиц, которые юридически или фактически имеют возможность определять действия должника. Классическим примером применения доктрины "теневых директоров", фактически определяющих действия юридического лица, является дело С.В. Пугачева, которого привлекли к субсидиарной ответственности по обязательствам Межпромбанка на рекордную сумму более 75 млрд руб. именно в связи с тем, что было доказано: С.В. Пугачев осуществлял функции теневого директора, который имел в банке рабочий кабинет, проводил там встречи с работниками банка, давая им указания, и позиционировал себя в качестве бенефициара банка <1>.
--------------------------------
<1> См.: Определение Верховного Суда РФ от 29.01.2016 N 305-ЭС14-3834 по делу N А40-119763/2010; Постановления Арбитражного суда Московского округа от 01.10.2015 N Ф05-10535/2011, Девятого арбитражного апелляционного суда от 24.06.2015 N 09АП-24715/2015, 09АП-22993/2015, 09АП-22353/2015 по тому же делу.
Однако субсидиарная ответственность при банкротстве очень редко применялась, в законодательство постоянно вносились изменения, и в итоге летом 2017 г. был принят новый Закон, согласно которому была признана утратившей силу ст. 10 Закона о банкротстве ("Ответственность должника и иных лиц в деле о банкротстве") <1>, а вместо нее введена новая гл. III.2 "Ответственность руководителя должника и иных лиц в деле о банкротстве" (ст. ст. 61.10 - 61.22).
--------------------------------
<1> См.: Федеральный закон от 29.07.2017 N 266-ФЗ.
В то же время новый Закон чрезмерно расширяет понятие контролирующих лиц, а также увеличивает число случаев привлечения к субсидиарной ответственности и упрощает порядок такого привлечения. При этом наблюдается явно "прокредиторский" подход, при котором новые возможности для привлечения к ответственности не уравновешены пропорциональными мерами защиты прав и интересов участников и бенефициаров должника, что в явной степени нарушает баланс интересов в пользу кредиторов. Не в последнюю очередь это обусловлено фискальными интересами государства, выступающего кредитором по обязательным платежам в бюджет. Не случайно сразу же после принятия Федерального закона от 29.07.2017 N 266-ФЗ Федеральная налоговая служба выпустила подробные разъяснения о порядке применения новой главы Закона, в которых налоговым органам даются детальные инструкции о том, как применять вновь открывшиеся возможности при привлечении к ответственности в деле о банкротстве <1>.
--------------------------------
<1> См.: письмо ФНС России от 16.08.2017 N СА-4-18/16148@ "О применении налоговыми органами положений главы III.2 Федерального закона от 26.10.2002 N 127-ФЗ" // СПС "КонсультантПлюс".
Верховный Суд РФ попытался сгладить отрицательные последствия нового Закона. Постановление Пленума Верховного Суда РФ от 21.12.2017 N 53 "О некоторых вопросах, связанных с привлечением контролирующих должника лиц к ответственности при банкротстве" начинается с того, что особо обращается внимание на необходимость соблюдения принципа отделения и на то, что привлечение к субсидиарной ответственности по обязательствам юридического лица может иметь место лишь в исключительных случаях.
Как указал Верховный Суд РФ, "привлечение контролирующих должника лиц к субсидиарной ответственности является исключительным механизмом восстановления нарушенных прав кредиторов. При его применении судам необходимо учитывать как сущность конструкции юридического лица, предполагающей имущественную обособленность этого субъекта (пункт 1 статьи 48 Гражданского кодекса Российской Федерации (далее - ГК РФ)), его самостоятельную ответственность (статья 56 ГК РФ), наличие у участников корпораций, учредителей унитарных организаций, иных лиц, входящих в состав органов юридического лица, широкой свободы усмотрения при принятии (согласовании) деловых решений, так и запрет на причинение ими вреда независимым участникам оборота посредством недобросовестного использования института юридического лица (статья 10 ГК РФ)" <1>.
--------------------------------
<1> См.: п. 1 названного Постановления // Бюллетень Верховного Суда РФ. 2018. N 3.
Можно констатировать, что последние поправки в законодательство ввели чрезмерно широкие возможности привлечения к ответственности контролирующих лиц и привели по существу к размыванию границ юридического лица и девальвации принципа отделения в корпоративном праве. Смешение корпоративной ответственности с деликтной и отсутствие понимания их отличительных особенностей привели к появлению и дальнейшему развитию в законодательстве о банкротстве специфических видов гражданско-правовой ответственности контролирующих лиц, представляющих собой с теоретической точки зрения гибридные формы традиционных видов ответственности, а с практической - трудноприменимые правовые конструкции, не отвечающие признакам правовой определенности <1>.
--------------------------------
<1> Подробнее см.: гл. 5 настоящей монографии.
Другой пример - судебное дело по иску компании "Роснефть" к ПАО "АФК "Система" о взыскании убытков, причиненных компании "Башнефть" ее бывшим контролирующим акционером <1>. АФК "Система" являлась акционером "Башнефти" с 2005 по 2014 г. и провела в 2014 г. ее реорганизацию. Впоследствии в октябре 2014 г. "Башнефть" была возвращена в государственную собственность в связи с незаконностью приватизации акций компании, а в октябре 2016 г. 51% акций "Башнефти" приобрела "Роснефть", после чего "Роснефть" предъявила бывшему контролирующему акционеру - "АФК "Система" иск о возмещении убытков, которые были причинены в результате реорганизации "Башнефти" в 2014 г., на сумму 136,3 млрд руб. Иск был заявлен на основании общих норм о деликтной ответственности (ст. 1064 ГК РФ), а также п. п. 2 и 3 ст. 6 Закона об акционерных обществах, согласно которым акционеры дочернего общества имеют право требовать от основного общества возмещения убытков, причиненных по его вине дочернему обществу <2>. При этом убытки считаются причиненными по вине основного общества только в случае, когда основное общество использовало имеющиеся у него право и (или) возможность в целях совершения дочерним обществом действия, заведомо зная, что вследствие этого дочернее общество понесет убытки.
Дата добавления: 2021-04-15; просмотров: 72; Мы поможем в написании вашей работы! |
Мы поможем в написании ваших работ!