ПРОБЛЕМА ИНТЕРФЕРЕНЦИИ В ПЕРЕВОДАХ ТЕКСТОВ



НА РУССКИЙ ЯЗЫК В ЛАТВИИ

 

Инесса Иванчикова

Балтийская международная академия, Латвия

inessai @ inbox . lv

Русский язык в Латвии имеет официальный статус иностранного языка и используется в соответствии с «Законом о государственном языке» достаточно ограниченно – в повседневно-бытовой сфере, в средствах массовой информации, в сфере предпринимательской деятельности. Общение в официальных учреждениях возможно только на государственном латышском языке.

Представляется необходимым немного подробнее осветить и положения «Закона об образовании», принятого Сеймом Латвийской Республики 29 октября 1998 года и вступившем в силу 1 июня 1999 года. Закон определяет перевод системы школьного образования на программный принцип, предоставляет возможность школам, изначально считавшимся школами с русским языком обучения, разрабатывать и реализовывать программы образования для национальных меньшинств. Наряду с этими прогрессивными статьями в закон включены статьи, реализация которых, по мнению автора данной статьи (и не только), лишает национальные и лингвистические группы права на получение полноценного образования на родном языке. Например, в соответствии с пунктом 1 статьи 9 обучение за государственный счёт возможно только на латышском языке; в пункте 3 статьи 9 сказано, что выпускные экзамены для получения основного или среднего образования разрешено сдавать только на государственном (латышском) языке, который, между тем, не является родным для русскоязычного населения Латвии. Для получения научных степеней необходимо подготовить и защитить научную работу на государственном языке. Повышение квалификации, финансируемое государством, также возможно лишь на государственном языке.

Таким образом, закон резко ограничивает возможности получения качественного образования представителями национальных меньшинств, и прежде всего, русских. По опросу, проведённому в 1999 году специалистами исследовательского и аналитического центра под руководством доктора исторических наук, профессора А.И. Иванова, 75 % родителей заявили, что желают, чтобы их дети получили школьное образование на родном языке. Ситуацию с русским языком усугубила так называемая реформа «60:40», предусматривающая, что 60 % предметов в русских школах должно преподаваться на государственном латышском языке. За введение этой реформы высказались всего 13 % родителей школьников. Однако по оценке правительства, введение данной реформы проходит успешно. Насколько успешно, судить могут преподаватели вузов, о чём будет сказано ниже.

В связи с изложенным уместно вспомнить о прогрессивном опыте европейских стран, где государственными могут быть несколько языков. Например, Швейцарию с её четырьмя государственными языками, где проблемы культурной идентичности возникают сравнительно нечасто. Под культурной идентичностью понимается чувство принадлежности индивидуума или социальной группы к определённому культурному коллективу. Это может быть всё общество, какая-либо культурная среда или даже субкультура. Аспектами культурной идентичности являются язык, религия, нация, система ценностей, обычаи и традиции и пр. Понятие культурной идентичности стало популярным в начале 90-х годов, и часто это понятие употребляется в связи с конфликтами между различными культурами, например, сопротивление попыткам культуры большинства ассимилировать культуру меньшинства. Поскольку культурная идентичность выражается в сравнении с иной культурной идентичностью, контакты культур имеют для неё большое значение. Эти контакты, протекающие часто в конфликтной форме, можно разделить на несколько групп:

· контакт культур внутри общества, при котором часто наблюдается доминирование культуры большинства над культурой меньшинства, могущее привести к возникновению параллельных обществ. Дискриминация культуры меньшинства выражается в том, что большинство пытается ассимилировать меньшинство. Положительные примеры удачной интеграции культур наблюдаются в истории человечества сравнительно редко, поэтому действительно терпимое мультикультурное общество по сей день остаётся утопией;

· соприкосновение культур (колонизаторы – коренное население), когда обе культуры сравнительно независимо существуют, не перемешиваясь и не вникая в особенности иной культуры;

· столкновение культур, выражающееся в насильственном подавлении одной культуры другой;

· отношения культур по принципу взаимного заимствования каких-либо особенностей из иной культуры, обогащающего как одну, так и другую культуру [Hall, Stuart 1994; Meyer, Thomas 2002] .

По нашему мнению, в Латвии наблюдается контакт культур, ведущий и уже практически приведший к существованию параллельных обществ. В качестве примера можно привести праздники: если протестанстская Пасха является государственным выходным днём, то православная Пасха таковым не является, кроме случаев, когда обе Пасхи совпадают, как это иногда бывает. Далее, русскоязычное меньшинство, составляющее более 40 % населения, читает, в основном прессу на русском языке, а латышское большинство – на латышском. Если сравнить тематику, угол отражения действительности, акценты в русскоязычной и латышской прессе, то замечается явное несоответствие, т.е. параллельное существование двух культур. Всё это, как и вышеописанная система образования, оказывает несомненное влияние на уровень владения русским языком со стороны русскоязычного населения.

Однако вследствие того, что более 40% жителей Латвии считают русский язык родным, а также благодаря активным экономическим и культурным контактам между Латвией и Россией, русский язык в Латвии широко востребован в различных ситуациях перевода. Его используют чаще всего при переводе юридических документов в нотариате, на семинарах для нотариусов и администрации коммерческих фирм, проводимых представителями ЕС для представителей нескольких государств – Латвии, Литвы и Эстонии, в суде, в деловой документации, при проведении конкурсов (например, «Новая волна»), кинофестивалей, в сфере образования и учебно-научной деятельности. Да и в любой профессии, связанной с общением, необходимо знание обоих языков, будь то профессия банковского оператора, таксиста, официанта.

Функциональная ограниченность русского языка в Латвии снижает качество переводов. Переводы же на русский язык были относительно непопулярны в начале 90-х годов, когда латышский язык укреплял свои позиции, однако в нынешнем тысячелетии наблюдается повышенная востребованность именно переводов на русский язык. Причин здесь несколько: во-первых, экономические связи с Россией и другими государствами бывшего СССР стали укрепляться, и само собой разумеется, что общаться, например, с литовскими или белорусскими бизнесменами гораздо проще на русском языке, чем на английском, поскольку далеко не у всех хватило времени на то, чтобы изучить английский язык в достаточной для делового общения степени.
Во-вторых, западные предприниматели и крупные фирмы продолжают активно развивать сотрудничество с государствми бывшего СССР, открывая в них свои филиалы, производственные мощности, работая через представителей. В качестве примера можно привести семинары, проводимые крупными западными компаниями для своих представителей в Прибалтике. Семинары ведутся на немецком или английском языках, а перевод для литовцев, эстонцев и латышей обычно осуществляется на русский язык. Автор данной статьи неоднократно сталкивался с такой ситуацией в процессе своей переводческой деятельности. Во-третьих, различные документы, выданные в Латвии, договоры, заключённые на латышском языке, для легализации в России должны быть переведены на русский язык присяжным переводчиком и нотариально заверены. Эта ситауция также знакома автору данной статьи на личном опыте. И здесь иногда возникают курьёзные проблемы: переводчик является носителем русского языка, но многие термины из области юриспруденции уже настолько привычны на латышском языке, поскольку, как было сказано выше, в официальных инстанциях разрешено использование только государственного (латышского) языка, что иногда с трудом подбираются эквиваленты элементарных понятий. Пример: amata atlīdzība – служебное вознаграждение

Что интересно, в судебной системе Латвии очень востребованы судебные переводчики с латышского на русский язык (и наоборот), однако образование им получить практически негде. Существуют высшие школы и университеты, где обучают переводу с иностранных языков (немецкого, английского, французского), но достаточно редко обучают переводу с латышского на русский язык, хотя он тоже имеет статус иностранного. В результате во время судебных процессов перевод осуществляют пусть и опытные, но непрофессиональные переводчики, основная профессия которых часто далека от языковой сферы. Автор данной статьи проводил семинар для судебных переводчиков по вопросам переводческих сложностей и убедился на собственном опыте, что среди участников четырёх групп судебных переводчиков (каждая группа примерно по 20 человек) не было ни одного хотя бы филолога, не говоря уже о профессиональном переводчике. При этом большая часть переводчиков является носителем латышского языка, хотя в основном им приходится переводить на русский. Это идёт против неписаного правила переводоведения, в соответствии с которым переводчик должен быть носителем языка перевода.

Русский язык в переводах находится под сильным влиянием, с одной стороны, латышского языка, а с другой, английского. Автор данной статьи преподает методику перевода русским студентам, а также студентам, изучающим русский язык как иностранный. В методических целях были обобщены типичные ошибки в переводах на русский язык (здесь не упоминаются ошибки, допускаемые переводчиками из-за непрофессионализма, например, нежелания лишний раз проверить перевод или написание слова).

  • Употребление латышских суффиксов (традициональный, интеркультуральный идр.). Это можно считать как интерференцией латышского языка, так и влиянием иностранного языка (английского, немецкого), с которого осуществляется перевод.
  • Неоправданно частое употребление иностранных слов (релевантный, реновация), существующих и в русском языке, по той простой причине, что эти слова являются интернационализмами, причём очень часто их значение остаётся непонятым. Тут вспоминается блестящий пример от Ильфа и Петрова: что такое домкрат – нечто такое, стремительно падающе е.
  • Вкрапления латышских (и английских) слов в русскую речь (один комма восемь вместо одна целая восемь десятых и др.). Причиной этого является в первую очередь то, что для русских в Латвии иногда удобнее употребить латышское слово, поскольку с возникновением новых реалий их именовали, естественно, на государственном языке (apsaimniekošana – обслуживание дома, «обхозяйствование»), а иногда и то, что русское слово уже стирается из памяти. Когда автор данного сообщения предлагал русским студентам употребить вместо «комма» русское слово, многие призадумались, вспоминая, как это было по-русски, ведь часть русских изучала математику уже на латышском языке.
  • Смешение лексики (реферат вместо доклад, кресло вместо стул и др.). Здесь ощущается явное влияние латышского языка, ведь по-латышски стулkr ēsls .
  • Использование латышского термина вместо русского (агентура вместо агентство, ПВН вместо НДС, SIA вместо ООО). Автор данной статьи поймал себя на том, что для произнесения аббревиатуры
    НДС вместо латышской аббревиатуры надо напрячь память.
  • Неадекватное употребление грамматических конструкций латышского языка в русском языке, например, слитное написание частицы «не» с глаголами по аналогии с латышским языком, неправильное употребление падежей – Какая ему фамилия? Моему брату сегодня день рождения.
    У него сегодня исполнилось 42 года.;
  • Нарушение пунктуации и порядка слов (в латышском языке определение стоит перед определяемым – Моей мамы книга. Всё не кончилось так, как мы надеялись).
  • Неправильное интонирование.
  • Употребление чисто латышских словосочетаний в русском переводе (Что, пожалуйста? так само, оба два, не берите близко к сердцу, 2 года обратно, лучше всего я люблю).
  • Написание одной согласной буквы там, где надо писать две (в латышском языке очень редко встречаются сдвоенные согласные, поэтому и русские, получившие 60% образования на латышском языке, пишут коммерция с одной буквой «м»).
  • Неправильный выбор эквивалента при многозначности слова (копировальная бумага вместо бумага для копирования).
  • Ошибочное исключение окончания –s из фамилий при переводе на русский язык (в латышском языке большая часть фамилий мужского рода имеет окончание –s, в том числе и иностранных, например, фамилия Иванов превращается в фамилию Ивановс). Очень часто переводчики на русский язык при переводе текста с латышского убирают конечную букву –с, например, из немецких фамилий типа Бартельс, полагая, что это окончание латышское и в русском языке оно не требуется.

Научных работ на эту тему, к сожалению, мало, однако проблема налицо. Большое количество ошибок такого типа в переводах требует разработки специальной системы заданий и рекомендаций. Такие методические материалы были бы полезны не только будущим, но и профессиональным переводчикам, которые стремятся повышать уровень своей квалификации и заботятся о сохранении русского литературного языка, функционирующего в инокультурной среде.

Автор данной статьи применяет в преподавании перевода на русский язык методику сопоставительного анализа и сопоставительных упражнений. Было бы неплохо, если бы при преподавании русского языка в русских школах Латвии учителя обращали внимание учеников на лексические, грамматические, синтаксические и словообразовательные различия между латышским и русским языками. Например, предлагали параллельные упражнения по русскому и латышскому языку на предмет написания «не» с глаголами, двойных согласных, употребления суффиксов, падежей. Очень полезным является сравнение лексем латышского и русского языков, имеющих одинаковое происхождение. Ведь русский и латышский языки достаточно близки, в отличие, например, от русского и японского. Оба языка относятся к индоевропейской семье и к наиболее близким её группам – славянской и балтийской. Общеизвестно также и то, что познавать что-либо лучше в сравнении. Здесь уместно привести цитату из Гёте: wer fremde Sprachen nicht kennt , wei ß nicht s von seiner eigenen (тот, кто не знает иностранных языков, ничего не знает и о своём родном). К сожалению, существует очень мало, если не сказать, вообще не существует, учебников по сопоставительной грамматике или лексике латышского и русского языков. В качестве примера назову «Сопоставительную грамматику русского и латышского языков» М. Семёновой [Семёнова М. 1994]. Неплохо зарекомендовала себя методика перевода одного и того же текста и на латышский, и на русский язык. Это позволяет проанализировать переводческие трансформации, применяемые в одном и в другом случаях, лучше понять структуру обоих языков – и неродного (латышского), и родного (русского). Причём, как показала практика, начинать лучше с перевода, например, немецкого текста, на латышский язык. В этом случае перевод на русский будет, с одной стороны, легче, ведь все незнакомые слова уже найдены, а с другой стороны – труднее, ведь над переводчиком уже довлеет сделанный им же перевод на латышский. После перевода на русский язык можно сравнить оба перевода, и, как показывает опыт, найдётся множество нюансов, которые можно ещё доработать. Ещё одним способом улучшения знаний родного языка является сопоставление опубликованных переводов при наличии оригиналов, хотя бы рекламных текстов. Для примера – реклама бумаги для принтеров и копировальных аппаратов.

В заключение хотелось бы отметить небезынтересный факт, что в последнее время в Латвии набюдается повышение интереса к русскому языку и русской культуре. В Латвийском университете, например, проректор Юрис Круминьш на открытой конференции «Актуальные проблемы освоения в странах Балтии русского языка как иностранного» сказал следующее: «Сейчас различные факультеты ЛУ предлагают освоение русского языка, углубление понимания русской культуры, истории и политической ситуации. Это надо было бы объединить в одной программе, в которую важно было бы включить также экономические и другие вопросы» [газета «Час» от 17.02.2007]. Даже политики с явно националистическим мироощущением стали, по крайней мере, высказываться по поводу русского языка положительно [ВВФ, газета «Час» от 07.10.2010] Эту тенденцию можно только приветствовать.

 

ЛИТЕРАТУРА

 

1. Закон о государственном языке. 09.12.1999 – Valsts valodas likums. Latvijas V ēstnesis . 428/433 (1888/1893). 21.12.1999.; Ziņotājs. 1. 13.01.2000. [вступил в силу 01.09.2000]

2. Закон об образовании. 29.10.1998 – Izglītības likums. Latvijas V ēstnesis . 343/344 (1404/1405). 17.11.1998.; Ziņotājs. 24. 24.12.1998. [вступил в силу 01.06.1999.]

3. Семёнова М. 1994 – Сопоставительная грамматика русского и латышского языков. Рига.

4. Hall, Stuart 1994 – Rassismus und kulturelle Identität. Hamburg.

5. Meyer, Thomas 2002 – Identitätspolitik. Vom Missbrauch kultureller Unterschiede. Frankfurt/Main.

6. Периодика: Газеты «Час», «Телеграф».

Электронные ресурсы: google.de, google.ru, google.lv

 

PROBLEMS OF INTERFERENCE IN TRANSLATIONS INTO RUSSIAN LANGUAGE IN LATVIA

 

Russian language in Latvia is officially considered a foreign language and is used rather scantly according to the “State Language Law”. This lowers the quality of translations into Russian. Russian language in translations is heavily influenced by Latvian on the one hand, and English on the other. Due to a large number of mistakes in translations related to this influence, a special system of tasks and recommendations has to be developed. The methods of comparative analysis and comparative exercises as well as the method of translating one and the same text into both Latvian and Russian have proved to be quite effective.


Русистика и современность.
13-я Международная научная конференция. Сборник научных статей, с. 186-189. ISBN 978-9984-47-044-3

Рига: Балтийская международная академия, 2011.

 

Эстетическая функция разговорности в публичном дискурсе носителей полнофункционального типа речевой культуры

Ирина Иванчук

Северо-Западная академия государственной службы, Россия.

Категория разговорности получает в исследованиях конца XX – начала XXI в. двоякое содержание: с одной стороны, она отражает экспансию речи в речь публичную, что обусловлено экономическими, политическими, социальными изменениями в жизни общества: либерализацией, снятием запретов, расширением круга лиц, участвующих в публичной вербальной коммуникации, и др. Эти процессы получают обозначение как экспрессивизация, эмоционализация, устнизация, огрубление, жаргонизация, расширение массового стандарта и т.д. [Е.А. Земская, О.Б. Сиротинина, В.Г. Костомаров, Ю.Н. Караулов, М.В. Китайгородская, А.П. Сковородников, И.А. Стернин и др.] и рассматриваются как «заимствование» публичной речью «идеологии речевого поведения» [В.И. Коньков].

С другой стороны, категория эта получает особое осмысление речевых культур [Н.И. Толстой,
О.Б. Сиротинина, В.Е. Гольдин]. В рамках этой теории, которая служит основой нашего исследования, разговорность (Р) рассматривается как категория эстетическая и риторическая, отличная от естественной разговорной речи и находящая свое воплощение в высшем – полнофункциональном (или элитарном) – типе речевой культуры (ПРК). Если разговорная речь – это «система неофициального непринужденного персонально ориентированного общения», то разговорность (Р) характеризуется «созданием впечатления говорения» в словесном искусстве и «впечатления некнижной речи» в публичной вербальной коммуникации [Сиротинина О.Б. 1998:348-351].

Своеобразие видов Р проявляется в их функциональной природе: эстетическая Р мотивирована многообразными компонентами художественного текста - соотношением писатель/«образ автора»
[В.В. Виноградов], «образ автора»/образы персонажей; движением сюжета, развитием характеров и т.д.; риторическая же категория Р обусловлена прагматикой дискурса и связана только с коммуникативной цепью адресант/адресат.

Однако, при всем своеобразии эстетической и риторической Р, их многое объединяет: риторическая Р играет большую роль в самовыявлении говорящего, в отражении его креативных способностей, в реализации его языковых вкусов и представлений о хорошей речи, т.е. тех особенностей публичной речи, которые сближают ее с речью художественной.

Идея родства публичной речи как ораторского искусства с речью художественной лежала в основе античных теорий красноречия [Аристотель, Цицерон, Квинтиллиан и др.].

Сближение публичной речи как особого вида искусства с речью художественной последовательно проводится и русскими теоретиками риторики как предшествующих эпох: М.В. Ломоносовым,
М.М. Сперанским, Н.Ф. Кошанским, – так и XX – начала XXI в.: В.В. Виноградовым, Т.Г. Винокур,
Л.К. Граудиной, Г.З. Апресяном и др.

Общность этих двух категорий Р проявляется не только в осознанности, намеренности привлечения разговорных элементов, но и в том, что они выполняют близкие, хотя и не тождественные эстетические функции.

Среди функций Р в публичной речи нами выделяются: макрофункция – оптимизация общения, создание непринужденной атмосферы публичной коммуникации – и микрофункции, реализующие эту макрофункцию: номинативная, экспрессивно-характеризующая, эмотивная, стилизации и эстетическая. Последняя и отражает в наиболее явных формах близость речи публичной и художественной.

В публичном дискурсе говорящий преследует экспрессивные цели, стремясь сделать речь выразительной, уйти от стандарта, добиться дополнительного эффекта воздействия новой, неожиданной, а потому доставляющей удовольствие слушающему формой речи. Выразительные средства этой формы производят впечатление, аналогичное стилистическим приемам художественной речи.

В теории коммуникации эстетический компонент публичной речи выразительно определен
Т.Г. Винокур: «… информативно-познавательная задача оптимизируется привнесением в высказывание элементов риторического искусства. Последнее же не существует без использования возможностей эстетической функции слова (завлекающая манера изложения, выразительность и стильность, своеобразная красота, внешняя и внутренняя соразмерность» [Т.Г. Винокур 1993:111].

Эстетическая микрофункция разговорных элементов в публичной речи изучается нами на материале публичных дискурсов выдающихся деятелей русской культуры, профессионально связанных со словом: писателей, ученых, журналистов, государственных деятелей, политиков, актеров, режиссеров.

Среди эстетически мотивированных элементов Р в изучаемых дискурсах как наиболее активные выделяются: метафоры, фразеологические единицы, языковая игра, сниженные элементы в составе афоризмов и риторических фигур. (В рамках статьи мы рассматриваем два проявления Р в их определяющих чертах и иллюстрируем их отдельными примерами)

I. Метафора.

Метафора – наиболее экспрессивное средство языка, в современном мире ставшее самым активным способом выражения не только эмотивных отношений и оценочной характеристики объекта, но и хранения категорий сознания, входящих в «концептосферу языка» [Д.С. Лихачев].

Силу эстетического воздействия разговорная метафора развивает не в любом случае семантического переноса, но в особых стилистических и коммуникативных условиях.

К их числу относятся когнитивный аспект метафоры, ее интертекстуальность, степень ее индивидуальности, семантический механизм ее функционирования. Эстетический потенциал разговорной метафоры в публичном дискурсе может быть осмыслен в аспекте понятия «поэтической энергии слова», которая обусловлена тем, что слово «подпитывается из различных энергопотоковых источников», к числу которых относятся как «ценностно-смысловая ориентация людей» [Алефиренко Н.Ф. 2002:7], так и креативные свойства личности говорящего, порождающие трансформацию типовых моделей метафоры, коммуникативно-прагматическая ситуация.

«Поэтическая энергия» метафоры в публичной речи активизируется рядом факторов.

1) Когнитивная природа разговорной метафоры.

Когнитологическое изучение метафоры подходит к интерпретации ее природы как моделирования картины мира сквозь призму сознания субъекта-автора. Свойство метафоры как реализации миропонимания играет первостепенную роль в использовании этого риторического компонента носителями ПРК.

Метафора привлекается в таких контекстах, которые имеют иллокутивную направленность на гуманистические идеалы, защиту добра, духовных и общественных ценностей, традиций культуры, на соблюдение высоких нравственных принципов, толерантности, в том числе и в тех случаях, когда содержит грубо-просторечную, инвективную и даже жаргонную лексику и несет экспрессию несогласия, протеста.

Например: Объелись мы чернухой, истосковались по голубому небу [журн. Е. Кириллова]; Есть еще одна совершенная аксиома. Как бы ты ни обижался на кого-то, упаси Господь, поливать за рубежом свое отечество. Это принцип. В оппозиции ли ты, в конструктивной или в деструктивной [С. Степашин]; Когда Ельцин ушел в отставку, люди, которые раньше облизывали его с ног до головы, принялись поливать экс-президента грязью. Селезнев его маразматиком назвал – Селезнев, который в Кремль на четвереньках входил[В. Шендерович].

2) Экспрессивная сила, «энергия» разговорной метафоры связана с ее функционированием в публичном дискурсе как категории интертекстуальности.

И.В. Арнольд отмечает: «Стилистически окрашенная лексика при использовании вне привычной сферы создает ассоциативные связи со своей сферой и таким образом вносит в текст дополнительную образную, эстетическую, оценочную и другую информацию. <…> Такие включения часто оказываются метафорами» [Арнольд И.В. 1997:37].

Сниженные метафоры привлекаются во всех дискурсах носителей ПРК, но среди дискурсов выделяются 2 типа: 1) умеренно экспрессивные и 2) напряженно экспрессивные, т.е. остающиеся в границах традиционных разговорно-просторечных экспрессивных метафор (1) и построенные как отражение современных процессов экспрессивизации публичной речи (2).

Образная информация, вносимая разговорной лексикой, относящейся к бытовой сфере или конкретным действиям человека как физического существа, передает авторизованность, оценочность характеристик и вместе с тем служит проявлением эстетического начала речи, делающего дискурс неординарным, запоминающимся: Так мир напичкан трагедией и фарсом, что жуть берет [Г. Боровик];
Я думаю, что это не самое радостное событие в его [С. Степашина] жизни. Поэтому никакого восторга у него быть не может. Но он человек достаточно мужественный, волевой. Поэтому говорить о том, что он раскис, будет неправильно. [В. Путин]

Сниженная метафора, привлекаемая для характеристики социальных событий, лиц, явлений общественной жизни, – один из активных источников экспрессивизации современной речи. Именно разговорно-бытовой облик образности соответствует современным представлениям об эстетических качествах публичной речи, о риторическом идеале конца XX – начала XXI в., когда, по справедливой характеристике В.В. Колесова, потерял свой престиж высокий стиль.

Характерный для современной публичной речи процесс жаргонизации не затрагивает публичные дискурсы носителей ПРК, ни одного из которых нельзя упрекнуть в приверженности к жаргонизмам. Это не значит, что жаргонные метафоры вообще чужды изучаемому типу дискурсов, однако метафоризация в них жаргонизмов происходит мотивированно, включение их передает оригинальный ход мысли говорящего, его творческую речевую активность, как правило, сопровождаясь иронической тональностью.

Ср.: Я знаю, что у меня есть постоянные зрители. Общаясь с ними, я понимаю, что сумел рассказать им очень многое – и не про себя, а про них самих. Как-то сумел, на чувственном уровне, прояснить и немного утихомирить их собственные внутренние разборки. Я думаю, что это хороший результат для театра
[В. Фокин]. Я и мои друзья не были революционерами, но были, что называется, «диссидентами системы». Мы не выходили с плакатами на улицу. Но расшатывали догмы аналитическими фомками[Е. Евтушенко].

3) Важным фактором усиления «поэтической энергии» метафоры вообще и разговорной метафоры
в том числе является степень ее индивидуальности, неожиданность лежащих в ее основе ассоциаций.

Ср. свежую образную характеристику драматургом Н. Садур русского языка: он любит развалиться, разложиться и какую-нибудь простенькую мысль потягивает <…> Он добродушен и созерцателен, ему спешить некуда. Или нетривиальный ассоциативный ход мыслей В. Маканина, характеризующего бытовой метафорой творческий процесс писателя: Пишущий человек заботится о создании своего мирка. Это не состоялось, не сбилось, как масло, – ни один режиссер не сделает ничего [В. Маканин].

4) «Поэтическая энергия» метафоры публичного дискурса связана и с таким ее свойством, как актуализация двуплановости метафоры окружающим контекстом.

Особенно характерный путь такой актуализации – развертывание на основе метафоры-доминанты целой образной картины, в которой ассоциативную осложненность, «метафорический заряд» [Скляревская Г.Н. 1993:33] получают все слагаемые: Один умный философ определил Россию: «Россия существует только в двух измерениях: либо она жидкая, либо крестообразная». Сейчас она разлилась. [Д.С. Лихачев].

II. Языковая игра.

Внимание к языковой форме, чувство потенциальных возможностей слова самого разного характера: словообразовательных грамматических, семантических, стилистических – отличает интеллигентский речевой узус [Е.А. Земская, М.В. Китайгородская, Н.Н. Розанова, Л.П. Крысин].

Интерес носителей ПРК к языку, его богатым потенциям, тонкое чутье к способам «эстетических преобразований» [В.В. Виноградов] слов и их сочетаний порождает языковую игру – умение извлечь эмоциональный и эстетический эффект из творческой трансформации элементов.

Термин «языковая игра» понимается нами (вслед за Е.А. Земской, М.В. Китайгородской, Н.Н. Розановой, В.И. Карасиком, И.Н. Гореловым, К.Ф. Седовым и др.) в ее связи с категорией комического и рассматривается в пределах разговорности как способ реализации разговорными средствами комического эффекта в форме иронии, шутки, юмора, сарказма и т.д. Языковая игра не только эмоционально воздействует на адресата, но производит эстетический эффект, придает особый артистизм дискурсу и тем самым сближает публичную речь с художественным текстом.

Специфика языковой игры в изучаемом типе речевой культуры – не в самом обращении к эстетической микрофункции, а в арсенале языковых единиц и характере их семантики: в отсутствии грубых, вульгарных единиц, экспрессии оскорбительного характера, адресной издевки, агрессивной тональности.
В языковой игре выделяются два типа, две «стихии» - балагурство, не связанное с «передачей содержания речи», и острословие, «когда необычная форма выражения связана с более глубоким выражением мысли говорящего и более образной, экспрессивной передачей содержания» [Земская Е.А., Китайгородская М.В., Розанова Н.Н. 1983:175].

Для балагурства характерны шутливая тональность общения, желание создать эмоциональную атмосферу дружелюбия и веселости.

Языковая игра этого типа не встречается в информационных, например, новостных жанрах, не характерна для политического дискурса или проблемных интервью. Активно используется она в развлекательных диалогических жанрах, например, телепередаче «Пока все дома» Т. Кизякова. Ср. каламбурное сталкивание разных значений слова в одном контексте: Предчувствуя, что нам с вами предстоит пережить в ближайшие минуты, у меня такое чувство, что вы эти чувства разделяете (чувство – 'ощущение' и чувство – 'душевное переживание').

Острословие сопровождает экспрессивно-характеризующую, эмотивную микрофункцию Р, оно типично для микрофункции стилизации, привлекается во всех типах институционального дискурса (политическом, культурно-просветительском, искусствоведческом); но главным источником мотивации его служит не тип дискурса, не жанр, а индивидуальные свойства говорящего, обладающего повышенной склонностью к иронии, игре. В отношении к языковой игре особенно явно проявляются разновидности двух психологических типов говорящих – экстравертов и интровертов.

Когнитивная основа острословия в дискурсах носителей ПРК – толерантность, установка на сохранение социального мира, бережное отношение к общечеловеческим ценностям; чувство меры в ироническом отрицании, развитие самоиронии.

Иронические приемы острословия многообразны. Приведем типичные:

- антитезы, построенные как противопоставление однокоренных образований, подчеркивающих контрастность понятий при кажущейся их близости: Нам нужны патриотически настроенные профессионалы, а не профессиональные патриоты [В.В. Путин];

-  каламбуры, основанные на соотнесении прямых и переносных значений: Пусть сейчас нами управляют бывшие комсомольские вожди, те, кто уснул красным, а проснулся трехцветным. Этот этап должен пройти [Н. Михалков];

- игра внутренней формой слова: окказионализм-антропоним Тютькин своими лексическими ассоциациями на основе звуковых перекличек (тю-тю, тютелька, титька) контрастивно соотносится с другим антропонимом – Гамлет – и становится знаком актера беспомощного, серенького, бесталанного: распределение Гамлет тире Тютькин<…> – только кажется абсолютной истиной. Потому что в результате таких распределений в голове человека происходит подмена, ему кажется, что Тютькин – тире Гамлет, и все дела. На самом деле, это далеко не так [Я.А. Додин].

Таким образом, эстетическая микрофункция Р в публичных дискурсах ПРК соотнесена с ее другими функциями, представляя собой их «эстетическую надбавку» [Винокур Т.Г. 1993:53].

Р публичного дискурса носителей ПРК близка Р художественной речи: она активно участвует в обогащении выразительными возможностями речи говорящих публично, а тем саамы усиливает основную функцию Р – оптимизации общения. Своеобразие эстетической микрофункции Р в изучаемом типе речевой культуры проявляется как на коммуникативном уровне (характер интенций, прагматические смыслы), так и на языковом: в отборе языковых средств, в их частности и функционировании.

Современные тенденции экспрессивизации и эмоционализации отражаются в дискурсах носителей ПРК в умеренных формах, которые не разрушают эстетического впечатления от дискурсов, воплощающих современные представления о речевом идеале, и способствуют, с одной стороны сдерживающему влиянию на современные тенденции в публичной речи, с другой – утверждению этих тенденций в более строгой, облагороженной форме, что открывает перспективы языкового развития.

ЛИТЕРАТУРА

 

1. Алефиренко Н.Ф. 2002 – Поэтическая энергия слова: Синергетика языка, сознания и культуры. Москва: Academia. 394.

2. Арнольд И.В. 1997 – Проблемы диалогизма, интертекстуальности и герменевтики (в интерпретации художественного текста). Лекции по спецкурсу. Санкт-Петербург: "Образование".

3. Винокур Т.Г. 1993 – Говорящий и слушающий: Варианты речевого поведения. Москва: «Наука». 172.

4. Земская Е.А., Китайгородская М.В., Розанова Н.Н. 1983 – Русская разговорная речь : Фонетика. Морфология. Лексика. Жест. Москва: «Наука». 238.

5. Сиротинина О.Б. 1998 – О терминах «разговорная речь», «разговорность», «разговорный тип речевой культуры». Лики языка / Институт русского языка РАН. Москва. 348-353.

6. Скляревская Г.Н. 1993 – Метафора в системе языка. Санкт-Петербург: «Наука». 151.

 

AESTHETIC FUNCTION OF SPEAKING IN THE PUBLIC DISCOURSE
OF FULL-FUNCTION TYPE LANGUAGE SPEAKERS

The category of speech receives the double maintenance (content) in research of the end XX - the beginning of XXI century. On the one hand, it reflects expansion of speech to the speech public, which is caused by economic, political, and social changes in the life of the society, e.g. liberalization, removal of interdictions, expansion of the circle of persons, participating in public verbal communication, etc. These processes receive a designation of expressiveness, expansion of the mass standard, etc. [E.A.Zemskaja, O.B.Sirotinina, V.G.Kostomarov, M.V.Kitajgorodskaja, A.P.Skovorodnikov, I.A.Sternin, et al.] and are considered as "borrowed" by public speech “ideologies of speech behavior”.

On the other hand, this category receives special judgement of speech cultures [O.B.Sirotinina, V.E.Goldin]. Within the framework of the theory which forms the basis of our research of speech, it is examined as a aesthetic and rhetorical category, which is distinct from natural informal conversation and finding the embodiment in the maximum - full-function - type of speech culture. Once informal conversation is seen as a “system of informal easy person-oriented dialogue”, speech [Sirotinina O.B. 1998:348-351] is characterized “as creation of an impressive speech act” in oral art and the “impression of not being a written speech” in public verbal communication.


Русистика и современность.
13-я Международная научная конференция. Сборник научных статей, с. 190-194. ISBN 978-9984-47-044-3

Рига: Балтийская международная академия, 2011.

 

ДЕМОТИВАТОРЫ В ИНТЕРНЕТЕ КАК ДИСКУРСИВНАЯ ПРАКТИКА И ЛИНГВОКОГНИТИВНАЯ ИГРА

 


Дата добавления: 2021-04-07; просмотров: 82; Мы поможем в написании вашей работы!

Поделиться с друзьями:






Мы поможем в написании ваших работ!