Основные проблемы социологии религии 36 страница

*                                                                                                                      301

«расколдовываются», теряют свое магическое содержание события в мире — они только «суть», происходят, но уже ничего не «озна­чают» — тем настойчивее становится требование, чтобы мир и жизнь в целом были подчинены значимому и «осмысленному» порядку. Противоречие этого постулата реальности мира и его институтам, жизненному поведению в существующем мире служит причиной типичного для интеллектуалов бегства от мира, бегства в полное одиночество или — более обычно для современности — в нетрону­тую человеческими порядками «природу» (Руссо), либо в далекую от мира романтику, к неиспорченному социальными условиями «народу» (русские народники), бегства более созерцательного или более активно аскетического, ищущего прежде всего индивиду­ального спасения или коллективного этического революционного преобразования мира. Все эти тенденции, в равной мере свойст­венные интеллектуалам, могут принимать характер религиозных учений спасения, что действительно и случилось. Специфический характер религии интеллектуалов с ее бегством от мира отчасти коренится и в этом.

Однако этот вид философского интеллектуализма, обычно воз­никающий в социально и экономически благоденствующих клас­сах — в среде аполитичных аристократов, рантье, чиновников, настоятелей церковных приходов, монастырских доходов, универ­ситетских должностей или любых других источников существова­ния — является не единственным и даже не наиболее значимым его видом в развитии религии. Ибо наряду с ним существует ин­теллектуализм близких к пролетариату кругов, связанный сколь­зящими переходами с аристократическим интеллектуализмом и от­личающийся от него только типичной направленностью мыслей. Носителями этого второго типа интеллектуализма являются: имею­щие минимальные средства существования мелкие чиновники и владельцы небольших доходов, обладающие обычно лишь случай­ным образованием, грамотные люди, не входившие в привилеги­рованные слои во времена, когда умение писать означало опреде­ленную профессию; учителя низших школ разного рода, странст­вующие певцы, чтецы, сказители, декламаторы, представители дру­гих свободных профессий такого рода. Но прежде всего — это интеллигенты-самоучки из низших слоев, классическим типом которых является в Восточной Европе русская крестьянская ин­теллигенция, близкая к пролетариату, на Западе — социалисти­ческая и анархическая пролетарская интеллигенция. В качестве примера, правда, совсем иного по своему содержанию, можно на­звать известных знанием Библии голландских крестьян еще в пер­вой половине XIX в., а в XVII в. — пуритан Англии из среды

302

I

мелких бюргеров, а затем религиозно настроенных подмастерьев всех времен и народов и прежде всего набожных евреев (фарисеев, хасидов и вообще массу религиозных ежедневно читающих Биб­лию людей).

Интеллектуализм «париев» (к ним относятся владельцы неболь­шого дохода, русские крестьяне, в той или другой мере «странст­вующие люди») основан на том, что большей частью слои, стоя­щие вне социальной иерархии или на нижней ее ступени, занима­ют как бы архимедову точку опоры по отношению к обществен­ным условностям — как в том, что касается внешнего порядка, так и в том, что касается общепринятых мнений. Поэтому они спо­собны к непосредственному, не связанному условностями воспри­ятию «смысла» мироздания и сильному, не сдерживаемому мате­риальными соображениями этическому и религиозному пафосу. Религиозные потребности представителей средних классов — само­учек из мелкобуржуазных слоев принимают этически ригористи­ческий или оккультный оттенок. Интеллектуализм ремесленни­ков-подмастерьев занимает среднюю позицию, поскольку они спо­собны служить миссионерами в своих странствиях.

В Передней Азии и Индии, насколько нам известно, почти полностью отсутствует как интеллектуализм пария, так и интел­лектуализм средних городских слоев, потому что во втором случае у жителей нет чувства общности и в обоих случаях — не соверши­лось освобождение от магических верований, необходимое для возникновения интеллектуализма любого вида. Их Гаты придают религии, возникшей среди низших каст, формы, преимуществен­но заимствованные у брахманов. В Китае также отсутствует неза­висимый от конфуцианства неофициальный интеллектуализм. Конфуцианство — этика «благородного» человека, «джентльмена» (как с достаточным основанием перевел этот термин уже Двор­жак). Оно в полном смысле этого слова является сословной эти­кой, вернее, системой правил, этикетом, соблюдение которого обязательно для представителей знатного, литературно образован­ного слоя общества.

Подобным же образом обстоит дело, насколько нам известно, на Древнем Востоке, и в частности в Египте; интеллектуализм еги­петских писцов, в той мере, в какой он вел к этическим и религи­озным рефлексиям, полностью принадлежит к типу при опреде­ленных обстоятельствах аполитичного, но всегда аристократичес­кого, далекого от обывательских представлений интеллектуализ­ма. Иначе было в Израиле. Автор Книги Иова также исходит из того, что носителями религиозного интеллектуализма были знат­ные роды. Мудрость притчей и близких к ним высказываний уже

303

самой своей формой свидетельствует о большом значении интер­национализации и соприкосновении образованных представите­лей различных высших, аполитичных по своему характеру слоев, что стало возможным на Востоке в результате завоеваний Алек­сандра Македонского. Дело в том, что притчи в ряде случаев при­водятся как изречения иудейского царя, и вообще на всей литера­туре, связанной с именем «Соломона», лежит известный отпечаг ток интернациональной культуры. Именно то, что Иисус сын Си-рахов всячески подчеркивает мудрость отцов, противопоставляя ее эллинизации, свидетельствует о наличии названной тенденции. И, как справедливо указывает Бусса, «книжник» того времени вы­ступает у Иисуса сына Сирахова как много путешествующий «джен­тльмен», человек большой культуры; через всю книгу проходит, на что указывает и Мейнхольд, ярко выраженная антиплебейская ок­раска, совершенно в духе греческой литературы: как может крес­тьянин, кузнец, гончар обладать «мудростью», которую дает толь­ко досуг, заполняемый размышлением и занятиями? Ездру, прав­да, называют «первым книжником», но, во-первых, толпящиеся вокруг пророков монахи, идеологи с их чисто религиозными инте­ресами, без которых было бы невозможно введение Второзакония, располагали влиятельным положением значительно раньше; во-вторых, высокое, почти равное положение муфтия в исламе, по­ложение «книжников», т.е. умеющих читать по-древнееврейски и излагать божественные заветы, относится к значительно более позд­нему периоду, чем время жизни этого официального создателя тео­кратии, получившего свои полномочия от персидского царя. Между тем социальный ранг книжников претерпел изменения. Во време­на Маккавеев благочестие — по существу достаточно трезвая жиз­ненная мудрость (нечто подобное ксенофилии) — идентично «об­разованию», а оно (musar, paideia) считалось путем к добродетели, которой можно научиться, как полагали греки.

Правда, благочестивый интеллектуал, как и большинство авто­ров псалмов, уже в то время ощущал себя в оппозиции к высоко­мерным богачам, среди которых редко можно встретить верность закону; но при этом сами они принадлежали к тому же социаль­ному классу. Напротив, из школ книжников времени Ирода, ког­да очевидная неотвратимость чужеземного владычества способст­вовала возникновению приниженности и внутреннего напряже­ния, вышел слой близких к пролетарским кругам толкователей за­кона; они служили советниками по вопросам спасения души, про­поведниками и учителями в синагогах (их представители заседали и в синедрионе) и придавали определенный характер народному благочестию тех членов иудейской общины, которые строго сле-

304

довали закону в узком понимании его фарисеями. В дальнейшем эта деятельность осуществляется раввинами и должностными ли­цами общины времени Талмуда. Они способствовали широкому распространению интеллектуализма мелкого бюргерства и интел­лектуализма пария, не известного ни одному народу. Уже Филон Александрийский считал, что распространение грамотности и сис­тематическое обучение казуистическому мышлению в своего рода «всеобщих народных школах» является специфической чертой иу­деев. Влияние раввинов среди городского населения привело к замене деятельности пророков культом верности закону и изуче­нием священных книг.

Мелкобуржуазный интеллектуализм в иудаизме и раннем христианстве

Эти иудейские интеллектуалы из низших слоев, очень далекие по своим воззрениям от какой бы то ни было мистики, в соци­альном отношении значительно ниже философов и мистагогов переднеазиатского и эллинистического общества. Но, очевидно, на эллинистическом Востоке уже в дохристианское время суще­ствовал интеллектуализм, охватывавший различные социальные слои, который посредством аллегорий и умозрений создавал в разного рода сакраментальных посвящениях и культах спасения сотериологические догматы, подобные догматам орфиков, также принадлежавшим в своем большинстве к средним слоям. Эти мистерии и сотериологические умозрения, безусловно, были из­вестны и ненавистны такому образованному деятелю диаспоры, каким был апостол Павел. Следует напомнить, что во времена Помпея культ Митры был распространен в Киликии как верова­ние пиратов, хотя неопровержимые письменные доказательства этому стали известны в Тарсе только после установления там христианства. Вполне вероятно, что сотериологические надежды самого различного толка и происхождения с давних пор сущест­вовали и в иудаизме, особенно в провинциях; в противном случае там не могло бы уже во времена пророков наряду с ожиданием будущего монарха господствующего иудейского народа возник­нуть представление о въезжающем на осле царе бедных людей и идея «сына человеческого» (грамматически, безусловно, семит­ское образование). Однако в возникновении любой сложной со-териологии, выходящей за пределы чистого мифа, связанного с явлениями природы, или простого предсказания доброго прави­теля, который придет когда-либо и уже теперь ждет этого часа где-нибудь в тиши, в сотериологии, пользующейся абстракциями

305

и открывающей космические перспективы, всегда так или иначе участвует интеллектуализм мирян.

Упомянутая образованность книжников и подготовленный ими интеллектуализм низших городских слоев перешли из иудаизма в христианство. Апостол Павел, ремесленник, как многие книжни­ки позднего иудаизма (что резко отличало их от антиплебейской мудрости времени Иисуса сына Сирахова), был выдающимся пред­ставителем этого типа (разве только в нем есть нечто большее и более специфическое); его «гносис», как ни далек он от того, что понимали под этим склонные к умозрительному мышлению ин­теллектуалы эллинистического Востока, тем не менее в дальней­шем мог послужить отправным пунктом учения Маркиона. Ин­теллектуализм, который находил свое выражение в гордой уверен­ности, что лишь призванные богом понимают смысл притчей, ярко выражен и у него, поскольку он гордится тем, что истинное зна­ние «для иудеев — соблазн, для эллинов — безумие». Его дуализм «плоти» и «духа» родственен, хотя и в рамках иной концепции, типичному для сотериологического интеллектуализма отношению к чувственности; по-видимому, это свидетельствует о несколько поверхностном значении греческой философии. Его обращение было не только видением в смысле галлюцинации, но и внутрен­ним ощущением близости личной судьбы воскресшего к хорошо известным ему общим концепциям восточной сотериологии с их идеей спасителя и прагматическим культом, в которые укладыва­ются обещания иудейских пророков. Аргументация в его послани­ях — ярчайшее выражение диалектики интеллектуализма мелких городских слоев: поразительно, какой уровень прямо «логической фантазии» он предполагает, например, в Послании к римлянам у людей, к которым он обращается; впрочем, не вызывает никакого сомнения, что действительно воспринята была в те времена не его доктрина оправдания, а его концепция соотношения между пнев-мой и общиной и характер относительного приспособления к по­вседневной жизни в миру. Бешеный гнев именно против апостола Павла иудейской диаспоры, которой его догматический метод дол­жен был представляться гнусным злоупотреблением иудейской образованностью, свидетельствует о том, насколько этот метод соответствовал типу интеллектуализма, присущего низшим город­ским слоям. Им пользовались позже харизматические «учителя» ранних христианских общин (еще в Дидахе); Гарнак обнаружива­ет в Послании к евреям образец этого метода.

С ростом монополии епископов и старейшин в управлении общиной этот тип интеллектуализма исчезает, и его место занима­ет сначала интеллектуализм апологетов, затем отцов церкви и догма-

306

тиков, почти сплошь принадлежавших к клиру и обладавших гре­ческой образованностью, и, наконец, императоров — дилетантов в вопросах теологии. Завершением этого был на Востоке после по­ражения иконоборцев рост влияния монашества, вышедшего из низших негреческих социальных слоев.

В восточной церкви никогда не удалось полностью устранить этот вид формалистической диалектики, общей всем этим кругам и связанной с полуинтеллектуальным, полупримитивно-магичес­ким идеалом самообожествления. Однако решающим для судьбы раннего христианства было то, что оно по своему происхождению, по своей социальной основе и по содержанию своего образа жиз­ни было религией спасения, которая, несмотря на то, что ее соте-риологический миф обладал многими общими чертами со схемой восточных религий, что она кое-что прямо заимствовала из нее, переработав в нужном ей направлении, что апостол Павел пере­нял метод книжников, — тем не менее с самого начала сознатель­но и последовательно противостояла интеллектуализму, противо­стояла иудейской ритуальной книжной образованности и сотери­ологии гностиков с их аристократическим интеллектуализмом и уж более всего — античной философии. Отказ от гностического презрения к непосвященным, вера в то, что «нищие духом», обла­дающие боговдохновенной благодатью, а не «ученые» являются примерными христианами, что путь к спасению открывает не зна­ние космических или психологических основ жизни и страдания или условий жизни на земле, тайного значения обрядов, будущей судьбы души в потустороннем мире — все это, а также то обстоя­тельство, что довольно значительная часть истории раннехристи­анской церкви и формирование ее догматов представляли собой самоутверждение в борьбе с интеллектуализмом всех видов, явля­ется характерной чертой христианства.

Социального носителя и протагониста так называемых миро­вых религий можно кратко определить следующим образом: в кон­фуцианстве это — упорядочивающий мир бюрократ, в индуизме — упорядочивающий мир маг, в буддизме — странствующий по миру нищенствующий монах, в исламе — побеждающий мир воин, в иудаизме — странствующий торговец, в христианстве — странст­вующий ремесленник, причем все они — не в качестве представи­телей своих профессий или материальных «классовых интересов», а в качестве идеологических носителей такой этики или религии спасения, которая особенно легко сочетается с их социальным положением.

Что касается ислама, то в его специфическую религиозность интеллектуализм вторгся — если оставить в стороне официальные

307

20-

школы права и теологии и временный расцвет научных интере­сов — только после проникновения в него суфизма, общая же ори­ентация была иной: в народной религии дервишей полностью от­сутствует рациональная направленность, а интеллектуальны по свое­му характеру в исламе только отдельные неортодоксальные, хотя подчас и очень влиятельные секты, в дополнение к этому в уни­верситетах ислама, как и в средневековом христианстве, зароди­лись начатки схоластики.

Мы не можем здесь заниматься вопросом о связи между ин­теллектуализмом и религией в средневековом христианстве. Во всяком случае ориентация этой религии в ее социологически зна­чимом воздействии происходила не под влиянием интеллектуаль­ных факторов; сильное же влияние монашеского рационализма относится к области культуры и могло бы быть охарактеризовано только посредством сравнения западного монашества с восточным, что будет очень кратко сделано впоследствии. Ибо своеобразие культурного воздействия западной церкви преимущественно объ­ясняется своеобразием западного монашества. Западное средневе­ковье не знало ни религиозного интеллектуализма низших город­ских слоев, ни интеллектуализма париев (достаточно значимого), хотя в сектах он иногда обнаруживается. Роль образованных пред­ставителей знати в развитии церкви была достаточно значитель­ной. Образованные круги империи времени Каролингов, Отгонов, Салической династии и Штауфенов выступали в качестве некоей имперско-теократической культурной организации, подобно ио­сифлянам в России XVI в.; но больше всего идеология знатных интеллектуалов, боровшихся вместе с возникающим бюргерством против власти феодалов, служила поддержкой папе Григорию VII при проведении им клюнийской реформы и в борьбе за власть. Рост университетского образования, с одной стороны, и стремле­ние папства (из материальных соображений или просто для усиле­ния своего влияния) монополизировать предоставление епархий, служивших экономической опорой названного слоя, — с другой стороны, вели к тому, что все больше образованных представите­лей знати отходили от папства, руководствуясь сначала главным образом экономическими интересами, а после схизмы и по идео­логическим мотивам. Они стали «носителями» соборных движе­ний за реформу церкви, а впоследствии опорой гуманизма. Сама по себе не лишенная интереса социология гуманизма, прежде все­го как переход рыцарской и духовной образованности в образо­ванность, поддерживаемую двором и меценатами (со всеми выте­кающими отсюда последствиями), выходит за рамки нашей рабо­ты. Двойственное поведение гуманистов Реформации обусловле-

308

но преимущественно идеологическими мотивами. В качестве но­сителей определенной религии (в действительности целого ряда религиозных воззрений) гуманисты длительного воздействия не оказали. Они участвовали в деле образования при церквах, связан­ных с Реформацией и Контрреформацией, и играли очень значи­тельную, хотя и не решающую, роль в организации и систематиза­ции преподавания и развития доктрины. В соответствии с образом своей жизни классически образованные гуманисты были в целом настроены антиплебейски и антисектантски, далеки от распрей священников и проповедников и прежде всего от их демагогии, близки по своим воззрениям Эрасту и Иренею и по одному этому уже обречены на все большую утрату влияния в жизни церкви.

Наряду с остроумным скепсисом и рационалистическим про­светительством им иногда, особенно в англиканской среде, прису­щи мягкость и тонкость религиозного чувства, а также либо, как в Пор-Руаяле, серьезный, часто аскетический морализм, либо как на ранней стадии в Германии и Италии, склонность к мистике. Однако те, кто был с ними связан общим стремлением к власти и экономическими интересами, вели борьбу если не путем насилия, то с помощью демагогии, к которой эти круги совсем не были готовы.

Плебейский интеллектуализм и сектантская религия

Нет сомнения в том, что те церкви, которые хотели поставить себе на службу влиятельные слои и прежде всего университеты, нуждались в классически, т.е. теологически образованных поле­мистах и проповедниках. В лютеранстве, заключившем союз с кня­жеской властью, профессиональные теологи очень скоро стали сочетать образованность с религиозной активностью. Еще Гудиб-рас иронизировал над чрезвычайной философской ученостью про­тестантских кругов. Но несгибаемую силу придавали пуританам, и в первую очередь баптистским сектам, не аристократический, а плебейский интеллектуализм и подчас интеллектуализм париев (у баптистов он на ранней стадии распространялся странствующими ремесленниками или апостолами). Здесь отсутствует специфичес­кий слой интеллектуалов со своим особым образом жизни: после завершения краткого периода миссионерской деятельности стран­ствующих проповедников их интеллектуализмом прониклось сред­нее сословие. Необычайно широкое распространение знания Биб­лии и растущий интерес даже в крестьянских кругах к крайне за­путанным и сублимированным догматическим контроверзам, об-1 наруживаемый у пуритан XVII в., создали своего рода интеллек-

---

Дата добавления: 2021-03-18; просмотров: 51; Мы поможем в написании вашей работы!

Поделиться с друзьями:

---

---

Мы поможем в написании ваших работ!