Основные проблемы социологии религии 35 страница

293

возникшими вследствие данных богом обещаний, и реальной при­ниженностью, противоречия, которое полностью уничтожило не­посредственное восприятие жизни евреями, находящимися в веч­ном напряжении и ожидании, питающими бесплодную надежду на изменение своего положения; религиозная критика, направ­ленная против безбожников-язычников и вызывавшая безжалост­ные насмешки, преобразовалась в вечно бодрствующее, часто ожес­точенное внимание к добродетельному следованию закону и, на­ряду с этим, в угрозу возникновения тайного критического отно­шения к своим действиям.

К этому присоединилось казуистическое, привитое на протя­жении всей жизни размышление о религиозном долге иудейского народа, от выполнения которого в конечном счете зависело мило­сердие Яхве, и столь явно обнаруживаемое в период после вави­лонского пленения отчаяние перед невозможностью познать смысл суетного мира, сочетающееся с покорным приятием божествен­ной кары, с опасением оскорбить бога гордыней и с заботливым старанием выполнять ритуальные и нравственные предписания; все это привело к отчаянному борению не за уважение других, а за самоуважение и сохранение чувства собственного достоинства. Чувство собственного достоинства, которое — если все-таки вы­полнение обещаний Яхве должно служить критерием своего зна­чения перед богом — все время подвергалось сомнению, что могло привести к полному крушению, утрате смысла всей своей жизни.

Ощутимым доказательством милости божьей становился для еврея из гетто успех в делах. Однако это не «утверждение» в бого­угодной «профессии» в том смысле, в каком оно присуще аскезе. Ибо благословение божье здесь в значительно меньшей степени, чем у пуритан коренится в систематической, аскетической, раци­ональной жизненной методичности в качестве единственно воз­можного источника уверенности в спасении. Не только сексуаль­ная этика, например, оставалась прямо аскетической и натуралис­тической, не только хозяйственная этика древних иудеев была в постулированных ею отношениях традиционалистской, преиспол­ненной чуждой всякой аскезе непосредственной почтительности к богатству, но и вообще весь синергизм иудеев имеет ритуальную основу и сверх того часто бывает связан со специфически эмоци­ональным содержанием религиозной веры. Традиционалистские требования иудейской хозяйственной этики полностью относятся (конечно, как вообще во всех древних этиках) только к брату по вере, но не к чужим. Таким образом, в целом обещания Яхве при­вели к тому, что в иудействе в самом деле возникло в качестве важного компонента веры чувство обиды и гнева. Но совершенно

294

неправильно было бы представить себе, что потребность в спасе­нии, теодицея или общинная религиозность вообще возникают только в среде непривилегированных слоев общества или тем бо­лее как следствие мести и гнева, как своего рода продукт «нравст­венного восстания рабов».

Это неверно даже по отношению к раннему христианству, хотя в нем всячески подчеркивается, что воздаяние получат духовно и материально «нищие». Из противоположности пророчества Иису­са и ближайших последствий этого пророчества очевидно, к чему приводят обесценение и устранение ритуальных законов, наме­ренно направленных на обособление от внешнего мира, и уничто­жение связи между религией и положением верующих внутри зам­кнутого в виде касты народа-пария. В раннехристианском проро­честве, безусловно, содержатся специфические черты «воздаяния» в смысле будущего уравнения судеб (это особенно очевидно в ле­генде о Лазаре) и мести, которая находится в руке божьей. Царст­во божье здесь также земное царство, которое прежде всего долж­но быть предназначено иудеям, испокон веку верующим в истин­ного бога. Именно специфическая жажда мести, свойственная на-роду-парию, здесь исключена новыми религиозными обещания­ми. И опасность богатства для спасения мотивируется отнюдь не аскетически, по крайней мере, в тех частях учения, которые по традиции относятся к собственной проповеди Иисуса, и не может быть мотивирована чувством гнева против привилегированных, о чем свидетельствует его общение не только с мытарями (а они были в Палестине большей частью мелкими ростовщиками), но и с богатыми знатными людьми. Для этого слишком сильны были его безразличие к делам мира и страстность его эсхатологических чаяний. Правда, если богатый юноша хочет стать «совершенным», т.е. учеником Христа, он должен без всяких оговорок уйти от мира. Однако со всей ясностью утверждается, что богу все доступно, и даже если богатый человек не решается расстаться со своим богат­ством, он может, хотя и*"с большим трудом, достичь блаженства.

«Пролетарские инстинкты» столь же чужды пророку немир­ской любви, который принес духовно и материально нищим бла­гую весть о близости царства божьего и освобождение от власти демонов, как Будде, для которого полный уход от мира является непреложной предпосылкой спасения. Близость понятий «обиды» и «мстительности» и осторожность, с которой следует применять схему «вытеснения», убедительнее всего проявляется в заблужде­нии Ницше, распространившего свою схему на буддизм — совер­шенно неподходящий для этого объект. Буддизм является полной противоположностью морали, основанной на мщении; это — ре-

295

лигия спасения интеллектуалов, последователи которой почти без исключения принадлежат к привилегированным кастам, преиму­щественно к касте воинов, гордо и свысока отвергающей иллюзии как земной, так и потусторонней жизни. По своим социальным корням ее можно сравнить, как ни различны они во всем осталь­ном, с религией спасения греков, в первую очередь неоплатони­ков, а также с учением о спасении у манихеев или гностиков. Тому, кто не стремится к спасению, погружению в нирвану, буддийский бикшу охотно предоставляет весь мир, включая возрождение в раю. Именно этот пример показывает, что источником религии спасе­ния и этической религиозности может быть не только социальное положение угнетенных и обусловленный практической жизнью рационализм бюргерства, но и интеллектуализм как таковой, прежде всего метафизические потребности духа, в силу которых размыш­лять над этическими и религиозными проблемами заставляет не материальная нужда, а внутренняя потребность постичь мир как осмысленное целое и занять по отношению к нему определенную позицию.

Интеллектуальная среда и религия

Судьба религии в значительной степени обусловлена тем, в каком направлении будет развиваться интеллектуализм, и в каком отношении он будет находиться к священству и политической влас­ти, а это в свою очередь обусловлено социальной природой того слоя, который является в первую очередь носителем интеллектуа­лизма. Сначала им было само священство, особенно там, где из-за характера священных писаний и необходимость дать их интерпре­тацию, научить правильному пониманию их содержания и уме­нию правильно пользоваться ими священнослужители преврати­лись в своего рода гильдию литераторов. Это полностью отсутст­вовало как в религии античных народов — финикийцев, греков, римлян, — так и в китайской этике. Поэтому здесь все метафизи­ческое и этическое, а также очень незначительное собственно тео­логическое (Гесиод) мышление было связано с кругами, далекими от священства.

Совершенно иную ситуацию мы обнаруживаем в Индии, Египте и Вавилоне, у последователей Заратустры, в исламе, в раннем и средневековом (в области теологии и современном) христианстве. В религии Египта, в зороастризме, время от времени в раннем христианстве, в ведийский период (следовательно, до возникнове­ния светского аскетизма и философии Упанишад), также в брах­манизме, в меньшей степени (поскольку этому препятствовало

296

светское пророчество) в иудейской, столь же ограничено из-за су­фийской спекуляции в исламе священнослужители сумели в очень значительной степени монополизировать развитие религиозной ме­тафизики и этики. Наряду с ними или вместо них во всех разно­видностях буддизма, в исламе, в раннем и средневековом христи­анстве область не только теологии и этики, но и метафизики, и значительную часть научного мышления, а также литературного творчества захватили монахи или близкие к ним круги. Включе­ние эпической, лирической, сатирической поэзии Индии в веды, эротической поэзии иудаизма в Священное писание, психологи­ческая близость мистической и боговдохновенной эмоциональности к литературной, роль мистика в лирике Востока и Запада — все это объясняется принадлежностью певцов к сферам, имевшим зна­чение для культа.

Однако здесь речь пойдет не о литературной продукции и ее характере, а о том отпечатке, который накладывает на религию своеобразие влияющих на нее интеллектуальных слоев, Влияние священства как такового там, где оно создавало литературу, было весьма различным в зависимости от соотношения его с влиянием противостоящих ему слоев. Вероятно, сильнее всего было воздей­ствие священнослужителей на поздний зороастризм, на египет­скую и вавилонскую религии. Сильный отпечаток пророчества, но и влияния священнослужителей присутствует в иудаизме времени Второзакония и вавилонского пленения. В позднем иудаизме глав­ной фигурой является уже не священнослужитель, а раввин. Вли­яние священников, а также монахов очень сильно в христианстве эпохи поздней античности, средневековья и Контрреформации; влияние пастора — в лютеранстве и раннем кальвинизме. Необычай­но сильно влияние брахманов в формировании индуизма, во вся­ком случае его институциональной и социальной сторон; это от­носится прежде всего к кастовой системе, которая возникла везде, куда приходили брахманы, социальная иерархия которой повсюду обусловлена в конечном итоге установлением брахманами ранга различных каст. Воздействие монашества пронизывает все разно­видности буддизма, включая ламаизм и в меньшей степени также широкие пласты восточного христианства.

Нас прежде всего интересует, с одной стороны, отношение монашеской и светской интеллигенции к священству, с другой — отношение интеллектуальных слоев к религии и их место в рели­гиозных общинах. Здесь в первую очередь необходимо отметить следующий фундаментально важный факт: все великие религиоз­ные учения азиатских стран созданы интеллектуалами. Учение о спасении в буддизме, так же как и в джайнизме, и все родствен-

297

ные им учения были созданы знатными интеллектуалами, полу­чившими ведийское (хотя не всегда строго специальное) образова­ние, обязательное для воспитания индийской знати; это были пре­имущественно кшатрии, находившиеся в оппозиции к брахманам. В Китае как сторонники конфуцианства, начиная с самого его основателя, так и официально считающийся основателем даосиз­ма Лао-цзы — либо чиновники, получившие классическое литера­турное образование, либо философы с соответствующим образо­ванием. Почти все основные направления греческой философии находят в Китае и Индии свое отражение, правда значительно модифицированное. Конфуцианство как официально признанная этика господствует среди классически образованных претендентов на государственные должности, тогда как даосизм стал народной магической практикой. Важные реформы в индуизме были прове­дены знатными интеллектуалами, получившими необходимое для брахманов воспитание; правда, впоследствии дело создания об­щин частично перешло к членам более низких сект и, следова­тельно, протекало иначе, чем реформация церкви в Северной Ев­ропе, также совершенная людьми, получившими специальное ду­ховное образование, или католическая Контрреформация, опорой которой были прежде всего прошедшие диалектическую школу иезуиты, такие, как Сальмерон и Лайнез; и иначе, чем сочетавшее мистику и ортодоксальное учение преобразование доктрин ислама (аль-Газали), которое проводилось частично представителями офи­циальной иерархии, частично теологически образованными людь­ми из кругов новой должностной аристократии.

В Передней Азии доктрины спасения — манихейство и гнос­тицизм — являются типичными религиями интеллектуалов, что относится как к их основателям, так и наиболее затронутым ими слоям и к характеру их религии, причем во всех этих случаях, несмотря на различия, сторонниками этики или учения о спасе­нии являются интеллектуалы, занимающие относительно высокое положение и имеющие философское образование, которое не ус­тупало образованию в философских школах Греции или наиболее высокому уровню монастырского или гуманистического образова­ния конца средневековья. Эти группы интеллектуалов занимаются в рамках определенной религии преподаванием в школах типа Платоновской академии; с существующей религиозной практикой, они открыто ее не отвергают, но философски перерабатывают или вообще игнорируют. В свою очередь официальные представители культа (в Китае — занятые отправлением культа государственные чиновники, в Индии — брахманы) считают эти учения либо орто­доксальными, либо еретическими (например, в Китае — матери-

298

мистические учения, в Индии — дуалистическую философию сан-кхья). Мы не будем здесь заниматься более подробно этими пре­имущественно научными по своему характеру и лишь косвенно связанными с практической религиозностью движениями. Нас интересуют иные учения, направленные на создание религиозной этики, о которых мы упоминали выше (в античности к ним наи­более близки пифагорейцы и неоплатоники), т.е. такие интеллек­туальные течения, которые либо возникали в социально привиле­гированных слоях, либо определенным образом направлялись ими и испытывали их влияние.

Социально привилегированные слои создают длительно дей­ствующую религию спасения обычно в тех случаях, когда они не связаны с милитаристскими или политическими интересами. Поэ­тому такая религия, как правило, возникает там, где господству­ющие слои — аристократические или бюргерские — лишились политического влияния внутри военно-бюрократического государ­ства или по каким-либо причинам сами отошли от политики, вслед­ствие чего процесс интеллектуального формирования — вплоть до его предельных мыслительных и психологических последст­вий — стал для них важнее, нежели внешняя посюсторонняя дея­тельность.

Это не означает, что религия спасения возникает только при таких обстоятельствах. Напротив, соответствующие концепции появляются в ряде случаев именно в политически и социально бурные периоды как следствие не обусловленного такими предпо­сылками размышления. Но преобладающими подобные настро­ения, существующие сначала подспудно, становятся обычно толь­ко с деполитизацией интеллектуалов. Конфуцианство, этическая доктрина могущественного чиновничества, отвергает всякое уче­ние о спасении. Джайнизм и буддизм, полностью противополож­ные конфуцианской адаптации реальному миру, были явным вы­ражением антиполитической, пацифистской, отражающей мир­скую жизнь установки интеллектуалов. Однако мы не знаем, объ­ясняется ли значительный рост сторонников этих религий в Ин­дии в определенный период событиями, действовавшими в сторо­ну де политизации. Самый факт существования до Александра Ма­кедонского карликовых индийских князьков, лишенных какого бы то ни было политического значения, на фоне импонирующего единства постепенно расширяющего свое влияние брахманизма уже должен был направить интересы образованных представите­лей знати в область, не связанную с политикой. Поэтому предпи­санное брахманами отрешение от мира в качестве ванапрастха, их доля в старости и отношение к ним в народе как к святым нашли

299

свое продолжение в поведении небрахманских аскетов (шрама-нов); хотя не исключено, что развитие шло в противоположном направлении, и совет брахманам, которые «увидели сына своего сына» отрешиться от мира является более поздним явлением, вос­принявшим черты более раннего. Во всяком случае вскоре шра-ман в качестве обладателя аскетической харизмы стал цениться в народе выше, чем официальный священнослужитель. Монашес­кий аполитизм знати существовал в Индии с давних пор, задолго до появления аполитических религий спасения. Переднеазиатские религии спасения, будь то мистагогического или пророческого характера, а также философские учения о спасении, связанные с интеллектуализмом восточных и греческих светских кругов, неза­висимо от того, носят ли они в большей степени религиозный или философский характер, почти без исключения (в той мере, в ка­кой они вообще охватывают социально привилегированные слои) являются следствием вынужденного или добровольного отказа представителей образованных кругов от политического влияния и политической деятельности.

В Вавилоне обращение к религии спасения под влиянием ком­понентов религий, существовавших вне Вавилона, произошло толь­ко в мандеизме, в переднеазиатской религии интеллектуалов, — сначала как результат участия в культе Митры и других сотериоло-гических культов, затем в гностицизме и манихействе, причем и здесь после того, как представители образованных слоев утратили всякий интерес к политике. В кругах греческих интеллектуалов религия спасения, безусловно, существовала всегда, еще до воз­никновения секты пифагорейцев. Однако она не господствовала в тех слоях общества, которые обладали политической властью. Ус­пех пропаганды культов спасения и философских учений о спасе­нии в кругах светской знати в Греции позднего периода и Риме сопутствует полному отказу представителей этих слоев от полити­ческой деятельности. И так называемые «религиозные» интересы несколько «болтливых» немецких интеллектуалов в наши дни так­же тесно связаны с политическим разочарованием и вызванным им отсутствием политической заинтересованности.

Аристократическому стремлению к спасению, сложившемуся в привилегированных кругах, свойственно предрасположение к мистике «озарения», связанной со специфически интеллектуаль­ными качествами, служащими условиями спасения (анализ этой мистики будет дан ниже). Это ведет к полному пренебрежению всем природным, плотским, чувственным, рассматриваемым как искушение, способным (что известно из психологического опыта) отвлечь от пути к спасению. Гипертрофия и претенциозное ра-

300

финирование сексуальности наряду с ее подавлением и заменой другими чувственными реакциями в жизни людей, занятых только интеллектуальной деятельностью, также могли играть известную роль, еще не выраженную современной психопатологией в одно­значных правилах, о чем свидетельствует ряд явлений, в частности гностические мистерии — сублимированная замена естественной сексуальности, присущей крестьянским оргиям. Эти чисто психо­логические условия иррационализации религии перекрещиваются с естественной рациональной потребностью интеллектуалов по­стичь мир как осмысленный Космос; ее продуктом являются ин­дийское учение о карме (к нему вскоре вернемся) и его буддий­ский вариант, а в Израиле — Книга Иова, возникшая, по-видимо­му, в кругах знатных интеллектуалов; близкие постановки этих проблем — в египетской литературе, в гностической спекуляции и дуализме манихейства.

Интеллектуализация религии спасения и этики приводит, ког­да религиозность становится массовой, как правило, с одной сто­роны, к эзотеричности религиозных верований в определенных кругах, с другой стороны, к созданию аристократической сослов­ной этики образованных интеллектуалов в рамках официальной религии, популяризованной и магически-сотериологически пре­образованной применительно к потребностям интеллектуальных слоев. Такова совершенно чуждая идее спасения конфуцианская сословная этика бюрократии, наряду с которой продолжает суще­ствовать даосская магия и буддийская сакраментальная и ритуаль­ная благодать в качестве застывших народных религий, презирае­мых теми, кто получил классическое образование. Такова этика спасения буддийского монашества, наряду с которой продолжали существовать колдовство и идолопоклонство мирян, табуистичес-кая магия и вновь развивающаяся вера в спасителя в индуизме. Религия интеллектуалов может также принять форму мистогогии с иерархией посвящений (как в гностицизме и родственных ему культах), к которым не допускались непосвященные.

Спасение, которое ищет интеллектуал, всегда является спасе­нием «от внутренних бед», поэтому оно носит, с одной стороны, более далекий от жизни, с другой — более принципиальный и систематически продуманный характер, чем спасение от внешней нужды, характерное для непривилегированных слоев. Интеллек­туал ишет возможность придать своей жизни пронизывающий ее «смысл» на путях, казуистика которых уходит в бесконечность, ищет «единства» с самим собой, с людьми, с Космосом. Именно он превращает концепцию «мира» в концепцию «смысла». Чем ; больше интеллектуализм оттесняет веру в магию, и тем самым

---

Дата добавления: 2021-03-18; просмотров: 46; Мы поможем в написании вашей работы!

Поделиться с друзьями:

---

---

Мы поможем в написании ваших работ!