Основные проблемы социологии религии 34 страница

Религиозности низших слоев в отличие от аристократического культа военной знати свойственно предоставление равных прав женщинам. Различная степень допуска женщин к отправлению

285

религиозных культов, их более или менее активное или пассивное участие в них или полное исключение повсюду зависят от степени мирной настроенности или милитаризации данного общества (в прошлом или настоящем). При этом, конечно, существование свя-щеннослужитсльниц, прорицательниц или колдуний, короче го­воря, почитание отдельных женщин, обладающих, по общему мне­нию, сверхъестественной силой или харизмой, не играет никакой роли в вопросе о равенстве женщин при отправлении культа. На­оборот, принципиальное равенство в отношении к божеству, как в христианстве и иудаизме, менее последовательно в исламе и офи­циальном буддизме, может существовать одновременно с монопо­лией на функции священнослужителей и с правом на активное участие в решении дел общины исключительно мужчин, получив­ших специальную подготовку и обладающих, по общему призна­нию, соответствующей квалификацией, как это и происходит в упомянутых религиях.

Большая восприимчивость женщин к любому религиозному пророчеству, если только оно не носит ярко выраженного воен­ного или политического характера, отчетливо отражается в не­принужденном, свободном отношении к женщинам почти всех пророков — Будды, Христа и Пифагора. Однако это отношение женщин к пророчеству обычно проявляется только на ранней ста­дии образования общин, когда в первую очередь ценится духов­ная харизма как признак специфической религиозной возвы­шенности. Вслед за тем в повседневной жизни общины с ее рег­ламентацией отношений наступает реакция, и духовность жен­щин в религиозных вопросах начинают воспринимать как прояв­ление неспособности следовать установленному порядку и болез­ненности. Это обнаруживается уже у апостола Павла. А уж всякое военно-политическое пророчество, например ислам, вообще об­ращено только к мужчинам. Культ воинского духа часто прямо связан с использованием и подлинным разграблением хозяйства женщин (при периодических явлениях обожествленного героя) мужчинами, принадлежащими к дому воинов, типа некоего кази­но или клуба. Повсюду, где господствует или когда-либо господ­ствовало аскетическое воспитание воинов с присущим ему пред­ставлением о «новом рождении» героя, считается, что женщина лишена высшей героической души; тем самым она деклассирова­на в религиозном смысле. Это характерно для большинства арис­тократических или милитаристских культовых сообществ. Жен­щины полностью исключены из официального китайского, а так­же римского и брахманского культов; интеллектуальной религии буддизма также чужд феминизм. Еще во времена Меровингов на

286

церковных синодах высказывалось сомнение в равноценности жен­ской души.

В отличие от этого специфические культы индуизма, часть буд-дийско-даосских сект в Китае, а на Западе прежде всего раннее христианство и позже боговдохновенные и пацифистские секты в Восточной и Западной Европе были в значительной степени обя­заны успехом своей пропаганды тому обстоятельству, что они при­влекали женщин, предоставляя им равные права с мужчинами. В Греции культ Диониса на его ранней стадии был связан с неслы­ханной там ранее свободой от всех условностей участвовавших в оргиях женщин; однако чем дальше, тем больше эта свобода ис­кусственно и по характеру своих церемоний стилизовалась и рег­ламентировалась и в связи с этим огранчивалась процессиями и отдельными другими праздничными актами различных культов, а затем постепенно вообще потеряла всякое практическое значение. Серьезное преимущество христианства в кругах мелкого бюргер­ства перед своим основным соперником, религией Митры, объяс­нялось тем, что оно, в отличие от этой религии, культ которой носил чисто мужской характер, не исключало женщин. В период общего мира сторонники религии Митры вынуждены были искать для женщин какой-либо замены в форме других мистерий, напри­мер мистерий Кибелы, что сразу же привело к уничтожению един­ства и универсальности религиозного сообщества даже внутри от­дельных семей, — также в отличие от христианства. То же, если не в принципе, то по своим результатам, происходило и во всех под­линно интеллектуальных культах — гностиков, манихеев и им подобных. Отнюдь не все религии, требующие «любви к брату и врагу своему», сложились под влиянием женщин или носят феми­нистский характер, это, например, ни в коем случае не относится к этическому принципу индуистской религии — к ахимсе. Влия­ние женщин обычно сказывается только в усилении эмоциональ­ных, истерических аспектов религиозности. Так происходит в Индии. Однако нельзя, конечно, не признать, что, поскольку в религиях спасения прославляются немилитаристские и антимили­таристские добродетели, это должно быть близко настроению жен­щин и угнетенных слоев.

, k

" Отношение религий спасения к классам и сословиям

Особое значение религии спасения для неимеющих полити­ческих и социальных привилегий слоев в отличие от слоев при­вилегированных можно определить и рядом более общих положе­ний. При рассмотрении «сословий» и «классов» нам еще предсто-

287

ит говорить о том, что чувство собственного достоинства высших привилегированных слоев (не священства), в первую очередь зна­ти, их «аристократичность» покоится, и по самой своей природе только и может покоиться, на сознании «совершенства» их образа жизни как выражения качества их «бытия», внутренне завершен­ного и не выходящего за свои пределы. Напротив, чувство собст­венного достоинства непривилегированных классов всегда осно­вано на данном им «обетовании», которое связано с порученной им «функцией», «миссией», «признанием». То, чем они не могут «быть», они заменяют достоинством того, чем они когда-нибудь будут, к чему они «призваны» в будущей жизни на земле или в мире ином или (и обычно одновременно) тем, что они прови­денциально «значат» и «совершают». Жажда достоинства, не дан­ного им в этом мире, создает концепцию, из которой выводится рационалистическая идея «провидения», значимости перед боже­ственной властью с ее иным, чем в мире людей, установлением рангов.

Повернутое вовне в своем отношении к другим социальным слоям это внутреннее ощущение создает еще ряд характерных про­тиворечий, которые показывают, что религии должны «давать» различным социальным слоям. Потребность в спасении всегда вызывается «нуждой», и социальная или экономическая прини­женность естественно является источником ее возникновения. Привилегированные в социальном и экономическом отношении слои вряд ли испытывают при прочих равных условиях подобную потребность. Для них роль религии состоит в том, чтобы «легити­мизировать» их образ жизни и положение в обществе. Это весьма распространенное явление коренится в общей психологической установке. Из повседневного опыта нам хорошо известна потреб­ность в душевном комфорте, в легитимизации счастья: счастли­вый человек в своих отношениях с менее счастливым не удовле­творяется самим фактом своего счастья, но хочет еще обладать «правом» на него, а следовательно, сознанием, что он, в отличие от менее счастливого, это счастье «заслужил» (тогда как тот, веро­ятно, так или иначе «заслужил» свое несчастье). При этом речь может идти о политическом успехе, о различиях в экономическом положении, о здоровье, удаче в соперничестве эротического ха­рактера или о чем угодно. Именно такой внутренней «легитимиза­ции» требуют от религии представители привилегированных сло­ев, если они вообще что-либо от нее требуют. Конечно, не все привилегированные слои ощущают эту потребность в равной мере. Для героев-воинов боги — существа, которым не чужда зависть. Солон разделяет с древнеиудейскими мудрецами мнение об

288

опасности, связанной с высоким положением. Герой утверждает свое необычное положение, завоеванное без помощи богов, часто вопреки их желанию и власти. Это характерно для эпоса Гомера и части древнеиндийского эпоса и полностью противоречит харак­теру бюрократической этики китайских хроник, как и хроник иу­дейских священнослужителей, где значительно сильнее выражено представление о «легитимности» счастья в качестве награды за угод­ные богу добродетели. С другой стороны, повсюду распространена уверенность в том, что несчастье связано с гневом или завистью демонов или богов. Почти в любой народной религии — в древ-неиудейской особенно, но также, например, и в современной ки­тайской — физические недостатки рассматриваются как указание на то, что данный человек или его предки (это свойственно иуда­изму) совершили грех магического или нравственного характера, и человек, физически неполноценный или вообще преследуемый ударами судьбы, будучи отмечен божьим гневом, не может участ­вовать в общих жертвоприношениях политических союзов, пред­стать перед богом в кругу счастливых, и, следовательно, угодных богу людей; точно так же почти в каждой этической религии при­вилегированных слоев и служащего им священства социальное положение индивида считается в какой-то мере заслуженным с религиозной точки зрения, меняются только формы легитимиза­ции успеха.

Соответственно иным является положение низших слоев. Их специфическая потребность — избавление от страданий. Не всег­да они ощущают эту потребность в форме религии; не испытывает ее, например, в такой форме современный пролетариат. Потреб­ность в спасении, там, где она существует, может вести различны­ми путями. Прежде всего она может сочетаться с надеждой на спра­ведливое «воздаяние» за свои добрые дела и за несправедливость других. Поэтому самым распространенным видом массовой веры на всем земном шаре является наряду с магией связанное с ней довольно «расчетливое» ожидание воздаяния и надежда на него: если пророчества в своей исконной форме отвергали во всяком случае механические проявления этой веры в воздаяние, то по мере того, как они все более популяризовались и принимали обыден­ный характер, происходило их преобразование в этом направле­нии. Тип и степень надежды на воздаяние и спасение различны в зависимости от ожиданий, сложившихся на основе религиозных обетовании, особенно, если эти ожидания проецируются из зем­ной жизни индивида в потустороннее будущее. Особенно ярким примером значения подобных обетовании служит вера иудеев (вре­мени вавилонского пленения и после него).

19-527 !.

Иудейская религия. Обиды и мщения

После вавилонского пленения фактически, а после разруше­ния храма и формально, иудеи стали «народом-парнем» в опреде­ленном смысле, который будет пояснен ниже. (От особого поло­жения индийской «касты париев» положение иудеев так же отли­чается, как, например, понятие «юстиция кади» от действитель­ных принципов юрисдикции кади.) Иудеи образовали замкнутое наследственное сообщество, лишенное политической организации, соблюдающее ограничения в совместных трапезах и бракосочета­ниях, первоначально основанное на магических предписаниях, ри­туальных правилах и табу; это сообщество было лишено социаль­ных и политических привилегий и занимало особое положение в экономике. К иудеям относительно близки низшие профессио­нально специализированные индийские касты с их установлен­ным табуированием, обособлением и наследственными религиоз­ными правилами образа жизни, поскольку и они связывают со своим положением надежды на спасение. Тех и других характери­зует одинаковое воздействие религии пария: она заставляет их тем самым теснее объединяться и тем больше связывает их с особым положением, чем тяжелее положение народа и чем сильнее на­дежда на спасение, обусловленная выполнением требуемых богом религиозных правил. Как уже было указано, именно низшие кас­ты особенно тщательно выполняют кастовые предписания, видя в них условие более благоприятного перерождения. Связь между Яхве и его народом становилась тем неразрывнее, чем больше иудеи несли на себе бремя презрения и преследований. Именно поэтому все попытки насильственного массового обращения иудеев в хрис­тианство, что дало бы им привилегии господствующего слоя, были безрезультатны, в отличие, например, от христиан на Востоке, которые в правление Омейядов в таком количестве переходили в привилегированную религию — в ислам, что властям пришлось затруднить этот переход, исходя из экономических интересов при­вилегированных слоев. Единственным средством спасения как для индийских париев, так и для иудеев, было выполнение специаль­ных религиозных заветов, данных народу-парию, заветов, от вы­полнения которых никто не может уйти, не опасаясь действия злых сил и не подвергая опасности свои шансы на будущее или судьбу потомков.

Различие между религиозностью иудеев и религиозностью ин­дийской касты проистекает из характера надежды на спасение. Индиец ждет от выполнения им религиозных предписаний улуч­шения своих шансов в процессе перерождения, т.е. перехода его

290

души после переселения в более высокую касту. Иудей же надеет­ся на то, что его потомки войдут в царство мессии, в результате чего все его сообщество перестанет быть народом-парием и зай­мет господствующее положение в мире. Ибо своим обещанием, что все народы земли будут занимать у иудеев, а они ни у кого, Яхве имел в виду, конечно, не мелкого ростовщика из гетто, но. типичных для античности могущественных горожан, должниками которых являются жители подчиненных им деревень и селений. Индиец трудится для некоего будущего существа, связанного с ним только с точки зрения учения о переселении душ, для будущего воплощения его души, тогда как иудей — для своих потомков, в анимистически воспринятой связи с которыми состоит его «зем­ное бессмертие». Однако в отличие от индийца, для которого де­ление общества на касты и место его касты остаются навек неиз­менными и который стремится улучшить будущую судьбу своей души именно внутри этого деления на ранги, иудей ждет личного спасения от полного крушения существующего порядка и преоб­разования его на благо своего народа. Ведь народ его призван и избран богом не для существования в качестве пария, а для завое­вания могущества и престижа.

Поэтому в религии спасения иудеев большое значение обрета­ет элемент обиды и гнева, полностью отсутствующий в анимисти­ческой кастовой религиозности. Как впервые заметил Ницше, он присущ религиозной этике непривилегированных слоев, предста­вители которых в полном противоречии с учением древних утеша­ются тем, что неравное распределение земных благ вызвано гре­ховностью и несправедливостью благоденствующих, а это рано или поздно должно навлечь на них божью кару. В этой теодицее мо­раль служит средством легитимизации сознательной или неосо­знанной жажды мести, что прежде всего связано с «религией воз­даяния». Там, где существует представление о религиозном воз­даянии, именно страдание как таковое, поскольку оно порождает надежду на воздаяние, способно принять оттенок чего-то самого по себе ценного в религиозном отношении. Эту настроенность могут усиливать определенные аскетические учения, с одной сто­роны, специфически невротическая предрасположенность — с Другой.

Религия страдания обретает свой особый характер лишь при вполне определенных предпосылках; так, она отсутствует у инду-истов и буддистов. Ибо там считается, что страдание заслужено самим индивидом. Иное у иудеев. Религиозное чувство, выражен­ное в псалмах, преисполнено жажды мести; то же обнаруживается в переработанных священнослужителями древних израильских

и-                                                                                        291

верованиях. В большинстве псалмов отчетливо проступает нравст­венное умиротворение от сознания неизбежности воздаяния и ле­гитимизации открытой или с трудом сдерживаемой жажды мести, пусть.даже соответствующие места являются интерполяцией в древ­ние, свободные от этого чувства тексты. Это выражается либо в обращении к богу с напоминанием о том, что иудейский народ следует его заветам и тем не менее несчастен, тогда как язычники горды и счастливы в своем безбожии и поэтому смеются над обе­щаниями бога и не верят в его могущество; либо принимают фор­му смиренного признания собственной греховности и просьбы, чтобы бог наконец забыл о своем гневе и вернул милость народу, который ведь является единственным его народом. В обоих случа­ях в основе лежит надежда на то, что месть умиротворенного на­конец бога с удвоенной силой обрушится на безбожных врагов и превратит их когда-нибудь в подножье народа Израиля (что ожи­дало врагов-хананеев по концепции священнослужителей), если Израиль не вызовет гнев божий своим непослушанием и тем са­мым не заслужит своего унижения и подчинения язычникам.

Даже если некоторые из этих псалмов отражают, как полагают современные комментаторы, личное возмущение против пресле­дований Александра Янная, то характерна подборка и сохранение их; к тому же другие псалмы со всей очевидностью отражают по­ложение иудеев в качестве народа-пария. Ни в одной религии мира нет единого бога с такой неслыханной жаждой мести, как та, которой преисполнен Яхве; об исторической достоверности данных в переработках, сделанных священнослужителями, мож­но судить едва ли не с полным основанием по тому факту, что такое событие, как, например, битва при Мегиддо, не соответст­вует этой теодицее воздания и мести. Иудейская религия стала религией воздаяния: требуемой богом добродетели следуют в на­дежде на воздаяние. И оно носит прежде всего коллективный ха­рактер; возвышен будет народ в целом, и лишь таким образом обретет свое достоинство отдельный человек. Наряду с этим и в связи с ним с давних пор существует, конечно, и теодицея от­дельной человеческой судьбы, проблематика которой находит свое выражение в Книге Иова, совершенно иной по своему характеру и созданной другими слоями общества. В этой Книге с ее отказом от решения упомянутой проблемы и подчинения человека абсо­лютной власти бога предвосхищается пуританская идея о предоп­ределении, которая должна была бы здесь возникнуть, если бы к упомянутой идее присоединился пафос вечных адских мук. Одна­ко этот пафос не возник, и Книга Иова в том значении, которое ей придавал автор, осталась, как известно, почти непонятой, на-

292

столько непоколебима была в иудейской религии вера в коллек­тивное воздаяние.

Надежда на возмездие, неразрывно связанная в сознании бла­гочестивого иудея с нравственной стороной закона (ею проникну­ты все священные книги времени вавилонского пленения и пос­ледующего периода), сознательно или бессознательно в течение двух с половиной тысячелетий поддерживалась в народе, твердо соблюдавшем освященное религией обособление от остального мира и хранящем веру в обещанное богом посюстороннее могущество; однако, поскольку мессия не являлся, эта надежда все время осла­бевала в сознании интеллектуалов и вытеснялась значением внут­ренней близости богу как таковой или мягкой верой в божествен­ное милосердие и готовность к примирению со всем миром. Это происходило особенно тогда, когда положение общин, лишенных всех политических прав становилось сколько-нибудь терпимым: между тем, как, например, в эпоху крестовых походов, когда евреи подвергались жестоким преследованиям, они либо вновь столь же проникновенно, сколь бесплодно взывали к богу, либо обраща­лись к нему с молитвой: пусть душа евреев «обратится в прах пе­ред проклинающими их врагами, но они не прибегнут ни к дур­ным словам, ни к дурным поступкам», открывая богу свое сердце, молча ждут выполнения его завета.

Несмотря на то что считать чувство мести собственно решаю­щим элементом исторически сильно меняющейся иудейской ре­лигии было бы сильным искажением, нельзя все-таки недооцени­вать его влияние на своеобразие этой религии. Ибо наряду со мно­гими свойствами, роднящими иудаизм с другими религиями спа­сения, оно является одной из специфических черт и не играет столь заметной роли ни в одной религии угнетенных слоев. Прав­да, в той или иной форме теодицея непривилегированных слоев является компонентом каждой религии спасения, которая преиму­щественно в них находит своих последователей, и этика священ­ства принимала эту теодицею повсюду, где она становилась со­ставной частью общинной религиозности этих слоев. Ее почти полное отсутствие, так же как отсутствие всех элементов социаль­но-революционной, религиозной этики в религиозности благочес­тивого индийца и азиатского буддиста, объясняется характером теодицеи «перерождения», в соответствии с которой кастовая сис­тема вечна и совершенно справедлива. Ибо добродетели или пре­грешения в прошлой жизни служат причиной рождения в данной касте, а поведение в настоящей жизни определяет шансы на луч­шую судьбу в будущем. Поэтому здесь нет и следа того бросающе­гося в глаза противоречия между социальными притязаниями,

---

Дата добавления: 2021-03-18; просмотров: 52; Мы поможем в написании вашей работы!

Поделиться с друзьями:

---

---

Мы поможем в написании ваших работ!