Часть ІI: ВОРОБЬИ, ПАДАЮЩИЕ С НЕБА 9 страница
Я был почти счастлив. Я, Ари, почти счастлив.
– Твоя улыбка вернулась, – сказал Данте.
– Улыбки всегда такие. Они приходят и уходят.
Но моя рука все равно болела. Мой врач показал несколько упражнений. Посмотрите, я могу шевелить рукой. Посмотрите на меня.
Одним утром я проснулся, пошел в ванную комнату и посмотрел на себя в зеркало. Кто ты? Потом я пошел на кухню. Мама была там, она пила кофе и смотрела на расписание уроков следующего года.
– Планируешь будущее, мам?
– Я люблю быть готовой.
Я сел напротив нее.
– Ты была хорошим скаутом.
– И ты ненавидь это, не так ли?
– Почему ты так говоришь?
– Ты же ненавидел все это, все, что связанно со скаутами.
– Папа заставлял меня ходить.
– Ты готов вернуться в школу?
Я поднял костыли.
– Да, мне придется носить шорты каждый день.
Она сделала мне чашку кофе и провела рукой по моим волосам.
– Хочешь подстричься?
– Нет. Мне так нравится.
– Мне тоже, – улыбнулась она.
Когда мы с мамой пили кофе, то почти не разговаривали. В основном, я смотрел как она листает свою папку. Утром на кухне всегда было светло. И в этом свете она выглядела очень молодо. Она была красивой. Она была красивой. Я завидовал ей. Она всегда знала, кто она.
Я хотел спросить ее, когда я пойму, кем я являюсь . Но я промолчал.
Я и мои костыли пошли в мою комнату, и я взял свой дневник. Я почти ничего не писал в нем. Думаю, я боялся, что вся моя злость выльется на его страницы. И я просто не хотел смотреть на это. Это был особый вид боли. Боль, которую я не мог вытерпеть. Я старался не думать и просто начал писать:
|
|
|
– Школа начинается через пять дней. Младший класс. Думаю, мне придется ходить в школу на костылях. И все будут замечать меня. Черт.
– Я представляю, как еду по пустынной дороге в своем пикапе, и никого нет рядом. Я слушаю Лос Лобос. Я представляю, как лежу в прицепе пикапа, смотря на звезды. Никаких городских огней.
– Физическая терапия скоро начнется. Доктор сказал, что плаванье пойдет мне на пользу. Но оно напоминает мне о Данте. Черт.
– Когда я достаточно выздоровею, я начну качаться. У папы в подвале есть его старые гантели.
– Данте уезжает через неделю. Я рад. Мне нужен перерыв. Я устал от его ежедневных приходов. Он приходит только из жалости. Я не знаю, сможем ли мы снова стать друзьями.
– Я хочу собаку. Я хочу выгуливать ее каждый день.
– Гулять каждый день! Мне нравится эта мысль.
– Я не знаю, кто я.
– Что я действительно хочу на день рождения: чтобы кто‑то рассказал о моем брате. Я хочу увидеть его фотографию на одной из стен в доме.
– Я надеялся, что этим летом я пойму, что я жив. Мама и папа сказали, что предо мной открыт весь мир.
|
|
|
Но на самом деле это не так.
Этим вечером снова пришел Данте. Мы сели на ступеньках крыльца.
Он потянул руку, ту самую, которую сломал в результате несчастного случая.
– Так‑то лучше, – сказал он.
Мы оба улыбнулись.
– Когда что‑то ломается, это можно починить, – он снова потянул руку. – Она как новенькая.
– Может и не такая как новенькая, – сказал я. – Но она тоже нечего.
Шрамы на его лице тоже зажили. В вечернем свете, он снова был идеален.
– Сегодня я ходил плавать, – сказал он.
– И как?
– Я люблю плавать.
– Я знаю, – ответил я.
– Я люблю плавать, – повторил он. Несколько секунд он просто молчал. А потом сказал:
– Я люблю плавать. И я люблю тебя .
Я ничего не ответил.
– Я люблю плавать, и я люблю тебя, Ари. Вот, что я люблю больше всего.
– Ты не должен был говорить это.
– Но это правда.
– Я и не говорил, что это не правда. Я просто сказал, что ты не должен был говорить этого.
– Почему?
– Данте, я не…
– Ты ничего не должен отвечать. Я знаю, что мы не похожи. Мы разные.
– Нет, мы не похожи.
Я знал, что он говорит и умолял Бога, чтобы он не произносил этого вслух. Я просто продолжал кивать.
|
|
|
– Ты ненавидишь меня?
Я не знаю, что произошло. С тех пор, как произошел несчастный случай, я был зол абсолютно на всех, я ненавидел всех, я ненавидел Данте, маму и папу, я ненавидел себя. Всех. Но в этот момент я понял, что никого не ненавижу. Не по‑настоящему. Я не ненавидел Данте. Но я не знал, как быть его другом. Я не знал, как быть чьим‑либо другом. Но это не значит, что я ненавижу его.
– Нет, – сказал я. – Я не ненавижу тебя, Данте.
И мы просто сидели молча.
– Мы будем друзьями? Когда я вернусь из Чикаго?
– Да, – сказал я.
– Правда?
– Да.
– Обещаешь?
Я посмотрел в его идеальное лицо.
– Обещаю.
Он улыбнулся. Он не плакал.
ОДИННАДЦАТЬ
Родители Данте зашли к нам за день до их отъезда в Чикаго. Наши мамы вместе готовили. Я даже не удивился, что они так быстро поладили. В какой‑то степени, они были похожи. Но я удивился, как хорошо поладили мой отец и мистер Кинтана. Они сидели в гостиной, пили пиво и говорили о политике. И они даже соглашались друг с другом.
Мы с Данте сидели на крыльце.
Нам обоим нравилось проводить время на крыльце.
Мы особо не разговаривали. Думаю, мы просто не знали, что друг другу сказать. И тут мне в голову пришла мысль. Я играл со своими костылями.
|
|
|
– Твой альбом для рисования у меня под кроватью. Не принесешь его?
Данте заколебался. А потом кивнул.
Он пошел в дом, а я остался ждать его.
Когда он вернулся, он протянул мне альбом.
– Я должен кое в чем признаться, – сказал я.
– В чем?
– Я не смотрел на рисунки.
Он ничего не ответил.
– Мы можем посмотреть на них вместе? – спросил я.
Он снова ничего не сказал, так что я просто открыл альбом. Первый рисунок был автопортретом. Он читал книгу. На втором рисунке был изображен его отец, который также читал книгу. А потом был еще один автопортрет. Просто его лицо.
– На этом рисунке ты выглядишь грустно.
– Возможно, в этот день не было грустно.
– Тебе грустно сейчас?
На этот вопрос он снова не ответил.
Я перевернул страницу и увидел рисунок меня. Я ничего не сказал. На следующих рисунках тоже был я. Он сделал их в один день. Я осторожно рассматривал их. В этих рисунках не было ничего небрежного. Совсем ничего такого. Они были точными и полными его чувств. Но в то же время они были спонтанными.
Данте молчал.
– Они правдивые, – сказал я.
– Правдивые?
– Правдивые и настоящие. Однажды ты станешь великим художником.
– Однажды, – сказал он. – Слушай, ты не должен оставлять альбом у себя.
– Ты подарил его мне. Он мой.
Это все, что мы сказали. А потом мы снова начали сидеть молча.
Мы даже не попрощались. Не по‑настоящему. Мистер Кинтана поцеловал меня в щеку. Он всегда так делал. Миссис Кинтана положила руку на мой подбородок и приподняла мою голову вверх. Она посмотрела мне прямо в глаза, будто хотела напомнить мне, о том, что говорила мне в больнице.
Данте обнял меня.
Я обнял его в ответ.
– Увидимся через несколько месяцев, – сказал он.
– Да, – ответил я.
– Я буду писать.
Я знал, что он будет.
Но я не был уверен, что буду писать ему в ответ.
Когда они ушли, я и мои родители сели на крыльце. Начался дождь. А мы сидели и наблюдали за ним в тишине. Я продолжал представлять Данте, стоящим под дождем и держащим птицу с поломанным крылом. Я не мог разобрать, улыбался он или нет.
А что, если бы он потерял свою улыбку?
Я закусил губу, чтобы не расплакаться.
– Я люблю дождь, – прошептала мама.
Я тоже люблю дождь. Я тоже.
Я чувствовал себя самым грустным парнем во Вселенной. Лето приходит и уходит. Оно пришло и ушло. И наступил конец света.
Часть ІV: БУКВЫ НА СТРАНИЦЕ
Есть слова, которые я никогда не научусь произносить.
ОДИН
Первый день школы. Старшая школа Остина, 1987.
«Что с тобой произошло, Ари?» На этот вопрос я мог ответить двумя словами. «Несчастный случай». Джина Наварро подсела ко мне за ленчем и спросила:
– Несчастный случай?
– Ага, – ответил я.
– Это не ответ.
Джина Наварро. Каким‑то образом она начала меня преследовать, потому что она знает меня с первого класса. Единственное, что я знал о Джине, это то, что она не любит простых ответов. Жизнь – это сложная вещь. Это было ее девизом. Что сказать? Что сказать? Я ничего не сказал. Я просто посмотрел на нее.
– Ты никогда не изменишься, не так ли, Ари?
– Изменения переоценивают.
– Откуда тебе знать?
– Да, откуда мне знать.
– Я не уверенна, что ты мне нравишься, Ари.
– Я тоже не уверен, что ты мне нравишься, Джина.
– Ну, не все отношения основаны на симпатии.
– Думаю нет.
– Слушай, я самый близкий человек, с которым у тебя были долговременные отношения.
– Ты сводишь меня с ума, Джина.
– Не вини меня в своей меланхолии.
– Меланхолии?
– Послушай. Твое отстойное настроение – это только твоя вина. Просто взгляни на себя. Ты запутался.
– Я запутался? Иди прогуляйся, Джина. Оставь меня в покое.
– Вот в чем твоя проблема. Ты слишком много времени проводишь наедине с собой. Ты должен общаться.
– Я не хочу, – я знал, что она не собирается отступать.
– Послушай, просто расскажи мне, что произошло.
– Я уже рассказал тебе. Это был несчастный случай.
– Какой несчастный случай?
– Это сложно.
– Ты насмехаешься надо мной.
– Ты заметила.
– Ты баран.
– Конечно.
– Конечно.
– Ты уже заколебала меня.
– Ты должен поблагодарить меня. По крайней мере, я разговариваю с тобой. Ты самый не популярный парень во всей школе.
– Нет, вот самый не популярный парень во всей школе, – я указал на Чарли Эскобедо, который выходил из кафетерия. – Я даже не на втором месте.
Именно в этот момент к нам подошла Сьюзи Берд. Она села возле Джины и уставилась на мои костыли.
– Что случилось?
– Несчастный случай.
– Несчастный случай?
– Именно это он и утверждает.
– И что же это был за несчастный случай?
– Он не скажет.
– Я вам не мешаю?
Джина уже начинала злиться. Последний раз, когда я видел ее такой, она кинула в меня камень.
– Скажи нам, – сказала она.
– Ладно. Это было после урагана. Помнишь, когда был град?
Они синхронно кивнули.
– В этот день все и произошло. На дороге стоял парень, и из‑за угла выехала машина. Я прыгнул и оттолкнул его. Я спас его жизнь. А по моим ногам проехала машина. Вот и вся история.
– Ты идиот, – сказал Джина.
– Это правда, – ответил я.
– Ты думаешь, я поверю, что ты герой?
– Ты опять кинешь в меня камень?
– Ты действительно идиот, – сказала Сьюзи. – И кто же этот парень, которого ты спас?
– Не знаю. Просто парень.
– Как его звали?
Я немного заколебался, прежде чем ответить.
– Думаю, его звали Данте.
– Данте? Его звали Данте? И ты думаешь, что мы поверим тебе? – Джина и Сьюзи переглянулись. Наверняка они думали: «Этот парень просто невероятен». Вот, что выражал это взгляд. Они обе встали из‑за стола и ушли.
Весь остальной день я улыбался. Иногда, все, что ты должен сделать – это просто сказать людям правду. Они все равно не поверят тебе. И после этого они оставят тебя в покое.
ДВА
Моим последним уроком был английский с мистером Блокером. Новый учитель, полон улыбок и энтузиазма. Он еще думает, что ученики старшей школы бывают хорошими. Больше он ничего не знал. Он бы понравился Данте.
Он хотел узнать нас поближе. Конечно же, он хотел. Мне всегда было жалко новых учителей. Они так сильно старались. Мне было неловко.
Как только мистер Блокер зашел в класс, он попросил рассказать об одном интересном событии, которое произошло с нами этим летом. Я всегда ненавидел эту ерунду. Я подумал, что должен расспросить у мамы про учителей и их упражнениях.
Джина Наварро, Сьюзи Берд и Чарли Эскобедо были в моем классе. Мне это не нравилось. Эти трое постоянно задавали мне кучу вопросов. Вопросы, на которые я не хотел отвечать. Они хотели узнать меня. Но я не хотел, чтобы меня узнавали. Я хотел купить футболку с надписью: «Меня невозможно узнать». Но из‑за этого Джина Наварро начала бы задавать еще больше вопросов.
Так что, вот он я, застрял в одном классе с Джиной, Сьюзи и Чарли… новым учителем, который любил задавать вопросы. Я наполовину слушал ответы других ребят, которые казались интересными. Джонни Алварез сказал, что он научился водить. Филип Кальдерон сказал, что он навещал кузину в Лос‑Анджелесе. Сьюзи Берд, сказала, что ходила на «Girls State» в Остине. Карлос Галлинар утверждал, что потерял девственность. Все начали смеяться. Кем она была? Кем она была? После этого мистеру Блокеру пришлось установить несколько правил. А я решил просто помечтать. Я был замечательным выдумщиком. Я подумал о грузовике, который мне подарят на день рождения. Я представлял, что еду по грязной дороге, небо было голубое, а на фоне играла группа U2. Мои мечтания прервал голос мистера Блокера.
– Мистер Мендоза? – По крайней мере, он правильно назвал мою фамилию. Я поднял на него взгляд. – Вы с нами?
– Да, сэр, – сказал я.
А потом я услышал крик Джини:
– С ним никогда не происходит ничего интересного.
И все засмеялись.
– Так и есть, – сказал я.
Я подумал, что мистер Блокер перейдет к кому‑то другому, но он этого не сделал. Он просто ждал, пока я что‑то расскажу.
– Одно интересное событие, а? Джина права, – сказа я. – Этим летом со мной не произошло ничего интересного.
– Ничего?
– Ну, я сломал обе ноги, когда попал в аварию. Думаю, это подходит, – я кивнул, но чувствовал себе неудобно, так что решил быть таким же умником, как и все. – О, – сказал я, – раньше я никогда не пробовал морфий. Было прикольно.
Все снова рассмеялись. Особенно Чарли Эскобедо, который любил принимать всякие вещества.
Мистер Блокер улыбнулся.
– Должно быть, тебе было очень больно.
– Ага, – ответил я.
– С тобой все будет хорошо, Ари?
– Да, – я начинал ненавидеть этот разговор.
– Тебе все еще больно?
– Нет, – сказал я. Это было ложью. Настоящий ответ был длиннее и сложнее. Джина Наварро была права. Жизнь – сложная штука.
ТРИ
Я взял свой дневник и пролистал несколько страниц. Я рассматривал свой подчерк. У меня отвратительный подчерк. Никто не мог разобрать его. Это были хорошие новости. Потому что никто не захочет прочитать его. Я решил написать что‑то. Вот что я написал:
Этим летом я научился плавать. Нет, это не правда. Кто‑то научил меня. Данте.
Я разорвал страницу.
ЧЕТЫРЕ
– Ты задаешь вопросы своим ученикам в первый день школы?
– Конечно.
– Почему?
– Мне нравится узнавать своих учеников.
– Зачем?
– Потому что я учитель.
– Тебе платят за то, что ты преподаешь право. Первую, вторую и третью поправки в Конституции. И так далее. Зачем тебе узнавать учеников?
– Я учу своих учеников. А ученики – это люди, Ари.
– Мы не настолько интересные.
– Вы намного интереснее, чем вы думаете.
– Мы сложные.
– Это часть вашего очарования.
На ее лице появилось интересное выражение. Я узнал этот взгляд. Иногда моя мама пребывала в состоянии между иронией и искренностью. Это было частью ее очарования.
ПЯТЬ
Следующий день в школе был нормальным… Не считая того, что после школы я ждал маму и ко мне подошла девочка Илеана. Она достала маркер и написала свое имя на моем гипсе.
Она посмотрела мне в глаза. Я захотел отвернуться. Но я не сделал этого.
Ее глаза были как ночное небо в пустыне.
Мне показалось, что в ней живет целый мир. И я ничего не знал об этом мире.
ШЕСТЬ
Охотничий пикап 1957 года. Вишнево красный с желтыми крыльями, желтыми колпаками и белыми полосками. Это был самый красивый грузовик в мире. И он был моим.
Я помню, как посмотрел папе в глаза и прошептал: «Спасибо».
Я чувствовал себя глупым и недостойным, так что я решил обнять его. Неуверенно. Я был благодарен и хотел обнять его. Этого я и хотел.
Настоящий грузовик. Настоящий грузовик для Ари.
Но я так и не получил фотографию моего брата на одной из стен дома.
Ты не можешь получить все, что хочешь.
Я сидел в грузовик, но должен был заставить себя присоединится к вечеринке. Я ненавидел вечеринки… Даже те, которые устраивали в мою честь. Прямо сейчас, я хотел бы вывезти грузовик на открытую дорогу, и чтобы рядом со мной сидел мой брат. И Данте. Этого было бы достаточно.
Я скучал по Данте, но несмотря на это, я старался не думать о нем. Проблема в том, чтобы не думать о чем‑то – это то, что именно об этом ты и думаешь.
Данте.
По какой‑то причине я вспомнил Илеану.
СЕМЬ
Каждое утро я просыпался очень рано и прихрамывая направлялся к своему грузовику, который стоял в гараже. Потом я выезжал на дорогу. Все вселенная ждала, пока я изучу ее на своем пикапе. Когда я сидел на месте водителя, то мне казалось, что я способен на все. И было немного странно чувствовать себя так оптимистично. Странно и прекрасно.
Сидеть в грузовике и слушать радио было моей версией молитвы.
Одним утром мама подошла к грузовику и сфотографировала меня.
– Куда ты собираешься? – спросила она.
– В школу, – ответил я.
– Нет. Я не это имею в виду. Когда ты поедешь на этой штуке в первый раз, куда ты направишься?
– В пустыню, – сказал я. Я не сказал ей, что хочу поехать туда, чтобы посмотреть на звезды.
– Сам?
– Ага, – сказал я.
Я знал, что она хотела спросить завел ли я новых друзей в школе. Но она этого не спросила. А потом она посмотрела на мой гипс.
– Кто такая Илеана?
– Одна девочка.
– Она красивая?
– Слишком красивая для меня, мам.
– Дурачок.
– Да, дурачок.
Той ночью мне приснился кошмар. Я ехал по улице в своем пикапе. Илеана сидела возле меня. Я посмотрел на нее и улыбнулся. Я не видел, что он, Данте, стоял на дороге. Я не мог остановиться. Я не мог остановиться. Когда я проснулся, я был весь мокрый от пота.
Утром, когда я сидел в своем грузовике и пил кофе, моя мама вышла из дома. Она села на ступеньках крыльца. Затем она похлопала по ступеньке рядом с собой. И я кое‑как выбрался из грузовика. А мама уже над чем‑то задумалась.
Дата добавления: 2021-01-21; просмотров: 199; Мы поможем в написании вашей работы! |
Мы поможем в написании ваших работ!