Шесть правил, которым я собираюсь следовать весь выпускной год и которые, я надеюсь, хоть немного смягчат маразм моего пребывания здесь, хотя ручаться в этом я бы не стала. 22 страница
Как я позволила себе влипнуть в отношения, которых не хотела?
– Как я позволила себе? – вслух простонала я, хлюпая носом.
– Всякое бывает, – вздохнул Пепе, протягивая мне платок.
Я высморкалась и вспомнила, что Пепе пришел ко мне в гости первый раз. Он был кем‑то бо́льшим, нежели просто чуточку прибабахнутым французским другом. Он был настоящим другом. Другом, которому я нравилась…
– О господи, – вскричала я, – прости, что отвергла тебя!
Пепе бросил быстрый взгляд на Бриджит.
– Все в ажуре, ma belle, я вернулся.
– И вот что тебе нужно сделать, – сказала Бриджит.
Они начали говорить, что понедельник – это отличный день для того, чтобы преобразиться из отшельника в отличника, потому что Скотти, Лена и Мэнды в этот день не будет. Очевидно, Скотти хорошенько налимонил задницу Лену, когда узнал, что тот ухлестывает за Мэндой, и заполучил отстранение от занятий на две недели. После того как Скотти увели в кабинет директора, побитый Лен вломился туда следом и отвесил обидчику мстительный хук справа. Тоже две недели блокады. А потом Мэнда нашла Скотти и напинала в мешочек с бобами. И опять две недели домашнего ареста.
– И поделом Лену, если он не попадет в Корнуэлл, – заявила Бриджит.
– Ха! – гоготнул Пепе.
– Гм, – я думала о чем‑то более общем. – Мне кажется, что Лен не занимался со мной сексом, потому что он гей.
Пепе с Бриджит нервно переглянулись, не зная, как на это реагировать.
|
|
|
– Вы знаете, у меня пунктик насчет гомосексуалистов.
Теперь они заулыбались. Я подала признаки жизни.
– Возвращайся, – прогудел Пепе. – Мы скучаем по твоей физиономии.
– По этой физиономии скучать невозможно, – улыбнулась я.
– Ну не по этой, а по ее неиспорченной версии, – сказала Бриджит.
– Ты не можешь прятаться вечно, – добавил Пепе.
Меня это тронуло, правда. Пепе и Бриджит заботились обо мне, как могла бы заботиться Хоуп.
– Хорошо, – пообещала я.
Но я должна кое‑что сделать в первую очередь. После того как приму душ.
Двадцать четвертое февраля
В ту долю секунды, в которую я переступила порог «Серебряных лугов», я поняла, что мой жуткий День святого Валентина уже стал достоянием местной престарелой общественности. Меня встретили сочувственные перешептывания и взгляды, нацеленные на меня пальцы и беззубые улыбки.
Я нашла Глэдди в комнате отдыха, как всегда. Единственная разница в том, что как только я вошла, все, кроме Глэдди и Мо, подхватились и слиняли, словно боялись, что могут подцепить от меня заразу поражения.
– Расслабься, красоооотка, – пропела Глэдди.
– Хочешь, я преподам ему урок? – грозно вопросил Мо, поднимая артритную руку.
|
|
|
– Нет, – ответила я. – Хватит уже. Я хочу только избежать всех этих ссор, драк и отстранений от занятий.
– А ты взгляни с другой стороны, Джей Ди, – проговорила Глэдди. – В море полно рыбы. И первая твоя рыба – не последняя.
Глэдди нежно похлопала Мо по руке, и он улыбнулся, словно она была самая первая красотка в мире, даже со своими девяностолетними морщинами, с размазанной губной помадой, в красном берете, фиолетовой кофте и синих штанах. Может быть, это было умышленно? Красный и синий дают фиолетовый. Я хотела спросить об этом, как вдруг позади раздался его голос:
– Привет.
– Тутти‑Флюти! Рада видеть тебя!
– Привет, – повторил он. – Привет, Джессика.
– Привет, – ответила я, не глядя на него.
– Можем поговорить?
Я кивнула. Повернувшись, я увидела его ноги. Те же старые кроссовки с дырочкой на большом пальце. В таком состоянии я не могла заставить себя взглянуть ему в глаза. Я последовала за ним в пустую библиотеку. Камин не горел, в комнате было холодно и темно, пахло будто бы сырой бумагой. Я села в кожаное кресло, он сел напротив, на приступку у камина. На нем была футболка с надписью: ВОЗВРАЩАЕМСЯ ДОМОЙ. Буквы побледнели и истерлись. Я упустила шанс почувствовать их мягкость кончиками пальцев.
|
|
|
– Прости меня.
– За что? Ты не кидал меня в День святого Валентина, чтобы трахнуть другую. – Это прозвучало вовсе не так непринужденно, как мне бы хотелось. И как только я сказала «трахнуть», я почувствовала себя отвратительно. Мне не хотелось выражаться в доме для престарелых – многие из них ходят туда‑сюда, подслушивают и прочее. Вроде как в церкви.
– Он не тр… – Маркус вовремя остановился. – Он не занимается с ней сексом.
Я недоверчиво хмыкнула.
– Нет, правда, – он склонился ко мне, балансируя на цыпочках. – Нет. У него и намерения такого не было. Очевидно, Мэнда поняла, что устала от столь частого использования своих женских чар, и ей захотелось испытать прелесть сексуального воздержания.
– Она что, хочет возродиться девственницей?
– Вероятно.
– Дерьмо.
– Типа того, – согласился он.
– Что ж, я надеюсь, что они счастливы, не занимаясь сексом друг с другом. Но я одного не понимаю – почему ради этого он порвал со мной?
Чем больше я об этом говорила, тем меньше смысла было в этом. Маркус знал, что спорить со мной бесполезно, пока я не закончу мысль, так что он просто покачивался вперед‑назад, сидя на корточках.
– Почему бы ему не воздерживаться с нами обеими?
|
|
|
Он пожал плечами.
– Почему ты свел нас вместе тогда?
Он близко склонился ко мне и положил руку на колено. И как тогда, когда он в первый раз коснулся моего плеча в кабинете медсестры, перед тем как я пописала с баночку, меня шибануло электрическим разрядом, переполнившим тело изумительными ощущениями.
Но, в отличие от того первого раза, в этом его жесте была искренность, а не греховные побуждения.
– Я попытался свести вас, потому что подумал, что вы сможете сделать друг друга счастливыми.
– Правда?
– Правда.
– Я не думала, что меня можно в этом убедить.
– Тогда почему ты стала с ним встречаться?
В библиотеке стало очень тихо, пока я пыталась придумать ответ. В этой тишине я слышала знакомую мелодию, доносящуюся из гостиной. Музыка и память. Это хрипящее пианино и заунывный голос могли принадлежать только одному престарелому артисту.
– Барри Манилоу, – проговорила я.
Маркус поднял голову и прислушался, затем улыбнулся.
– Да. Шоумен своего времени.
Господи, разговор становится ностальгическим.
– У тебя в машине все еще лежит сборник лучших хитов?
Его глаза быстро обежали комнату.
– Умеешь хранить секреты?
– Ты же знаешь, что да.
– Я заслушал его до дыр, – он понизил голос до конспиративного шепота. – В буквальном смысле. Диск просто взорвался. Дым и все такое.
– Ты врешь для того, чтобы развеселить меня! – я засмеялась и закашлялась.
– Хотел бы.
Когда я вспомнила о его вопросе, снова замолчала. Барри пел: «Я снова готов сделать вторую попытку/Я готов подстроить под тебя свою любовь».
– Ну вот и он, – сказала я и хлопнула в ладоши.
– Что?
– Ответ.
– Уточни.
– Я воспользовалась шансом. Я решила, что отступлюсь от собственных правил и попытаю счастья с Леном. Видишь, что из этого вышло. И я, в отличие от Барри, не готова сделать вторую попытку.
Маркус снова сел на приступку. Вынул зажигалку. Щелк‑щелк‑щелк.
– Ты знаешь, что в подростковом возрасте мозг человека вступает в активную фазу развития, сопоставимую с фазой развития мозга новорожденного ребенка?
– Это имеет отношение к нашему разговору? – спросила я.
– Нет, – ответил он. – Но у меня появилась одна мысль.
– Выкладывай.
– В этот период клетки, которые используются чаще всего, постоянно обновляются и всячески процветают. А те, которые остаются без дела, отмирают.
– Так в чем мысль‑то?
– Правильно, что ты дала Лену шанс, даже если он не сработал. Ты должна тренировать ту часть мозга, которая отвечает за любовь к кому‑либо, даже если ты ни в кого не влюблена.
Я взглянула на Маркуса. Он сидел на приступке у камина – полуулыбка, лукавые глаза, скулы, словно вырезанные из стекла. Я хотела спросить: «Эй, Маркус, а что происходит с людьми, у которых проблема наоборот? С теми, кто влюбляется тридцать три раза?»
Вместо этого я поблагодарила его за урок психологии и вышла.
Позже, приехав домой, я пролистала учебник и обнаружила, что Маркус не врал насчет мозга. В период полового созревания передняя доля мозга производит нервные клетки в избыточном количестве, и мозг избавляется от излишков. Действие укрепляет нервные клетки, и они выживают. Бездействие ослабляет их, и клетки умирают. Маркус прав на все сто.
Но то, что умственные усилия должны касаться любви – это сомнительно.
Первое марта
Дорогая Хоуп!
Я НИКОГДА не думала, что доживу до того дня, когда увижу между твоими сообщениями письмо от ПОЛА ПАРЛИПИАНО! Моя любовь на все времена. Гей‑мужчина моей мечты! ОООХ!
Я все еще не могу в это поверить. Он так мило извинялся, что не мог написать раньше… Между Всемирным экономическим саммитом и Олимпийскими играми в Солт‑Лейк‑Сити ему поступали предложения организовывать митинги. С тех пор как мы с тобой последний раз разговаривали, он пригласил меня присоединиться к самой мощной демонстрации ЛПКУ против дискриминации и любых форм тирании – к Ежегодному Маршу Змеи (в марте, надо думать).
Я отреагировала так: «Да! Я приеду! Это так КРУТО!», хотя это была, во‑первых, поездка в Нью‑Йорк, а во‑вторых, я понятия не имела, что это за марш. Благодарение «Гуглю», я теперь знаю, что так называется огромная толпа, которая хаотично движется по улицам, становясь причиной пробок и прочих дорожных неприятностей. Это антитоталитарное шествие, которое является отображением демократии, поскольку у него нет лидера, и каждый решает сам, в какую сторону ему идти.
ЗВУЧИТ ОФИГИТЕЛЬНО! Более офигительно, нежели торчать в спальне. И это мероприятие приходится как раз на середину весенних каникул, так что даже школу пропускать не придется. Разве не судьба?
Кроме того, он все еще считает, что я обязательно поступлю в Колумбийский университет, а именно это мне и надо от него услышать. Он уверяет меня, что не стоит волноваться, что это учебное заведение славится своей неорганизованностью и высылает уведомления о зачислении позже, чем прочие школы «Лиги плюща». Надеюсь, он прав.
Я, наверное, никогда не выберусь из этой одержимости геями. Это я такая или гомосексуалисты хороши до безумия? Или я мазохистка?
Одержимо твоя,
Дж.
Март
Четвертое марта
Сегодня – первый день в школе Лена, Мэнды и Скотти, вернувшихся после вынужденного отсутствия. У меня была неделя, чтобы попрактиковаться вести себя тихо и с достоинством.
– Это классический способ поведения кокеток, – уверила меня Глэдди, когда я навестила ее в последний раз.
– Глэдди, – скептически возразила я, – я никогда не видела, чтобы ты вела себя тихо и с достоинством.
– Это потому что меня никто не пытался увлечь и обмануть, Джей Ди!
– Да и кому бы взбрело в голову сделать это с такой девчонкой, – нежно сказал Mo, обхватив ладонями лицо Глэдди и запечатлев долгий сочный поцелуй на ее сморщенных губах.
– А вот я, похоже, лакомый кусок для обманщиков, – вздохнула я.
Отличный момент для того, чтобы позади меня неожиданно появился бы Маркус и сказал бы что‑нибудь ободряющее, что все будет хорошо. Что‑то вроде: «Джессика, я тебя никогда не увлеку и не обману».
Но он этого не сделал. В «Серебряных лугах» его сегодня не было, хотя я и не искала особенно (ну хорошо, искала). Мы с Маркусом почти не разговаривали с тех пор, как беседовали тогда в библиотеке. Он избегал смотреть мне в глаза и едва здоровался. Думаю, что он все же за Лена из мужской солидарности.
В любом случае, я поклялась не показывать Лену, Мэнде или остальным сплетникам нашей школы, будто я расстроена. Я даже в класс не хотела заходить, пока не поняла, что вечно так бегать не будешь.
– Боже мой! – заверещала Сара, увидев меня в холле перед классом. – Ты не умрешь, если увидишь Лена и Мэнду вместе?
– Я их пока не вижу.
– Смотри!
Она схватила меня за плечи и развернула в противоположном направлении, как раз вовремя: Лен нежно целовал Мэнду, словно он был рыцарем, а она растреклятой дамой или чем‑то в этом роде.
«Тихо и с достоинством», – напомнила я себе.
– Боже мой! Ты не хочешь умереть?
– Нет, – мрачно сказала я. – Не совсем.
– Если бы мой парень унизил меня так, как Лен, я бы точно хотела умереть.
– Вот и хорошо, что у тебя нет парня, – приторно‑сладким тоном отозвалась я. – И не было никогда, правда?
Она заткнулась и потащилась в класс.
Я закрыла глаза и привалилась затылком к дверце шкафчика. В этот момент меня постучали по плечу. Я совершенно четко знала, кого хочу увидеть.
– Гм. Джесс.
Последний человек, которого я хочу видеть.
«Тихо и с достоинством», – напомнила я себе, открывая глаза.
– Что тебе, Лен?
– Я просто хотел. Гм. Извиниться за то, что сделал тебе больно.
Я подняла руки, обрывая его тираду.
– Во‑первых, ты извиняешься не потому, что ждешь прощения, а потому, что так ты чувствуешь себя менее виноватым. Во‑вторых, не думай, что сделал мне больно. Если ты так думаешь, то ты просто самолюбивый психопат, как и твоя мамочка.
Да, вот так. Я опустила тебя до мамочкиного уровня. Он этого заслуживает.
– Это был удар исподтишка, вот что я думаю, – продолжила я спокойно. – И мне это не понравилось, и не потому, что ты спутался с Мэндой, хотя все знают, что ты просто очередная ее игрушка. Нет, мне это не понравилось по единственной причине: ты бросил меня, прежде чем я сделала это. И я еще оказалась бо́льшей скотиной, чем ты. Но наконец‑то я это выяснила!
Когда я закончила свою речь, раздались аплодисменты. Я была настолько поглощена тирадой, что не заметила слушателей. Бриджит, Пепе, Скотти, Тэрин и целая куча народу, которого я не знала, стояли и хлопали вслед поджавшему хвост Лену.
Прозвенел звонок, и народ кинулся по классам. И наконец я услышала голос за своей спиной:
– Это чересчур для тихого и достойного поведения, – сказал Маркус, поджав губы и скрестив руки на груди – прямо напротив вылинявшей надписи на футболке: Monday.
– Это не мой стиль, – проговорила я. – Обычно я скандалю почем зря.
– Да, – он медленно расплылся в усмешке, которую я отлично знала. – Да, ты такая.
И когда мы вошли в класс рука об руку, я подумала, что его уверения в том, что все будет хорошо, все же прозвучали. Лучше поздно, чем никогда.
Девятое марта
Я только что вернулась из адского круга, приправленного цветастыми мотивами от Лоры Эшли.
Мои родители настаивали, чтобы я поехала на традиционное чаепитие в Пьедмонтский университет, которое устраивается для абитуриентов из Нью‑Джерси.
– Но я уже говорила вам, что выбрала Уильямс!
– Джесси, – сказала мама, – но Пьедмонт вкладывает деньги в твое обучение.
– И как люди, которые подписывают чеки за твое обучение, – добавил отец, – мы настаиваем, чтобы ты поехала.
Мне надо было сказать им по поводу Колумбии. Мне стоило прямо сейчас прекратить это безумство. Но я этого не сделала. Потому что сдрейфила.
– Отлично, – раздраженно вздохнула я.
Потащилась наверх и стала одеваться.
Вот доказательство, что месяцы, которые я провела без пробежек и в компании йоги, наконец‑то окупились сполна. Я поправилась, но в лучшую сторону. Я не знаю, насколько, потому что никогда не взвешивалась, но джинсы стали приятно обтягивать задницу, а под джемпером появились две выпуклости по меньшей мере первого размера.
Пепе откомментировал мое преображение так:
– Черт побери! Tue s belle! (Да ты красотка!)
– Vreiment? (Правда?)
– J’aime une fille avec un peu de jonque dans le tronc. (Мне нравится девушка с кой‑чем в кильватере.)
– Comment?! (Что?!)
– J’ai dit, «J'aime une fille avec un peu de jonque dans le tronc». (Я сказал: «Мне нравится девушка с кой‑чем в кильватере».)
– Il у a un probleme avec ta traduction. (У тебя проблемы с переводом.)
– J’aime une fille avec un booty. (Мне нравится девушка с задницей.)
– Oh. Je le recous maintenant. (О. Понятно.)
– Oh, tu l’as recu! (О, понятливая какая!)
«Кой‑что в кильватере» – должно быть, причина того, что Пепе влюблен в Бриджит, которая располагала задницей и прочими атрибутами аж с седьмого класса. У меня это заняло восемнадцать лет, но я наконец‑то напоминаю девушку, может быть, лет на пять моложе, чем я есть, однако уже кое‑что. Когда я смотрю в зеркало, мне нравится то, что я там вижу.
К сожалению, мне не удалось проскользнуть мимо бдительного ока матери.
– Ты не можешь пойти в таком виде.
– Почему это?
– Потому что это чаепитие, Джесси, – сказала мать, – а не пивная вечеринка.
– Но послушай, – попыталась возразить я, поднимая ногу, – я же не в кроссовках.
– Ты поднимешься и переоденешься во что‑нибудь более подходящее.
– Мааааааам, – заныла я. – Я думала, это вполне подойдет.
Мать зашагала наверх и устроила шухер в моем шкафу.
– Нет, нет, нет, нет, – говорила она, перебирая вешалки, пока не добралась до тайных глубин гардероба, где висели шмотки, которые я не надену никогда в жизни.
– Мам, – сказала я, – там ничего н…
– Вот это просто прелесть! – сказала она, вытаскивая один из нарядов, доставшихся мне от Бетани: темно‑серый костюм в пластиковом чехле.
– Ни за что! – взвизгнула я. Меня до чертиков напугала перспектива быть похожей на клерка с Уолл‑стрит. Неработающая домохозяйка, которая периодически подрабатывает на Уолл‑стрит.
– Джесси, – сказала мама. – Это же от Барни. Очень дорогой и великолепно сшитый костюм. Тебе повезло, что сестре не подошел этот цвет. – Она хмыкнула. – Забавно.
Ничего забавного.
– С ее стороны было очень мило подарить его тебе, и поскольку ты немного поправилась, он должен сидеть как влитой.
– У меня уже есть стипендия, мам, – возмутилась я. – Я не понимаю, почему должна одеваться так, чтобы произвести впечатление.
И тут моя мать пустилась в воспоминания о том, как устраиваются чаепития в доме мисс Сьюзен Петрон, блестящей выпускницы Пьедмонта 1986 года. Теперь она – преуспевающий адвокат, и если я не поступлю в Пьедмонт, она сможет наилучшим образом помочь мне устроиться на работу, и бла‑бла‑бла.
– Второго шанса произвести первое впечатление не бывает.
Мне нравится, когда моя мама изрекает коммерческие истины.
– Мам?
– Да?
Еще одна прекрасная возможность исповедаться насчет Колумбии.
– Ничего.
Верно. Я сдалась и напялила этот колючий, тесный до боли костюм. Сдрейфила.
– Ты выглядишь настоящим профессионалом, – сказала мама, оглядывая меня.
Да уж, очень важно выглядеть профессионалом, когда единственная работа, обозначенная в резюме, это подавать жирные закуски и пиво упитанным кретинам в забегаловке «Уолли Ди» на побережье. Господь наш Иисус. И как я позволила себе вляпаться во все это?
Мы приехали в Ошенхед, классический американский кукольный городок на самом побережье, ничего особенного. Мисс Сьюзен Петрон жила в одном из огромных домов с окнами от пола до потолка, откуда открывался великолепный вид на кремовый песок и пенный прибой. Частный пляж, никаких окурков, пивных банок и оберток от мороженого.
Дата добавления: 2021-01-21; просмотров: 39; Мы поможем в написании вашей работы! |
Мы поможем в написании ваших работ!