ЧАСТЬ V. ТЕНЬ СЭТА НАД АРГОСОМ. 2 страница



* * *

П

 осле обеда король Мило велел пригласить во дворец своего испытанного друга

 графа Троцеро. Со стигийской каравеллы было хорошо видно, как изящный, ра-вно девушка и быстрый, как юноша, владетель Пуантена вскакивает на поданного ему гнедого коня и уверенно правит его ко дворцу.

— Этот человек может нам всё испортить, — озабоченно заметил Ронтакис. — Все знают, каково его влияние на Мило. Мы должны были нейтрализовать Троцеро за-ранее.

Мефрес загадочно улыбнулась и сказала:

— На свете найдется немного людей, которые бы ненавидели принцессу Камию так, как ненавидит ее благородный Троцеро. Пусть сперва найдет коса на камень, а затем пора будет и нам заняться графом Пуантена.

— Ох, с огнем играете, Ваше Величество, — вздохнул старый дипломат.

— Я не боюсь огня, князь, я всю жизнь с ним играю, — пожала плечами его госпожа. — А кто бегал и боялся, все уже сгорели!

* * *

 - М

 ефрес?! Ее зовут Мефрес? А откуда она вдруг взялась, ты подумал?

 Гибкий и горячий, как настоящий леопард, моложавый граф Троцеро ходил по королевскому кабинету. Король Мило едва успевал следить за его движениями.

Троцеро, наконец, остановился перед креслом короля и запальчиво проговорил:

— Так вот я скажу тебе, откуда она взялась. Король Джосер — это брат покойно-го Ктесфона, так?

— Так, — кивнул Мило.

— А Мефрес — соправительница Джосера?

— Да, ну и что?

— Ну а кто, по-твоему, соправительница Джосера, если не его жена? А знаешь ли ты, как зовут жену Джосера?

— Мефрес, как же еще, — развел руками аргосский король.

— Клянусь Митрой, по крайней мере три года тому назад она называлась Ками-ей! — рявкнул пуантенский граф, и лицо его исказилось гримасой ненависти. — Ме-фрес и Камия — одно лицо, ясно тебе?

Король задумчиво потрепал бороду.

— И чего? Взойдя на трон, она сменила имя. Многие так поступают.

— О, Митра, вразуми моего друга! — воскликнул Троцеро.— Какая же у тебя, од-нако, короткая память!.. Послушай меня, Мило. Выгони стигийского посла вон. Ес-ли ты заключишь с Камией какой-то договор, любой, какой угодно договор, ты со-вершишь самую страшную ошибку в своей жизни. Роковую ошибку, клянусь Митрой!

— Я всегда мечтал заключить прочный мир со стигийцами… Только представь, как расцветет наша торговля с дальними странами, если аргосские негоцианты смо-гут беспрепятственно заходить в города Стигии! Через Стигию мы получим доступ к рынкам Черных Королевств, Иранистана и самого далекого Зембабве! Мессантия ста-нет великим центром мировой торговли! А это — новые доходы в нашу казну и но-вые блага для моих подданных… И вот нынче, когда стигийцы сами предлагают за-ключить мирный договор, ты, мой друг, предлагаешь мне выкинуть их вон! Они протягивают мне руку дружбы, а я, по-твоему, значит, должен плюнуть в нее? — с немалым огорчением заметил король.

— Да они одну руку протягивают тебе для мира и дружбы, а другой рукой гото-вятся всадить стилет тебе в самое сердце! Это же стигийцы, и это Камия! Глупец тот, кто примет её руку!

Мило побагровел: — Ты называешь меня глупцом, Троцеро?

Граф страстно прижал ладони к груди:— Прости меня, Мило, я погорячился! Но, ради всего, что тебе дорого, молю тебя: не веди дела с Камией или, как ее там, Мефрес!

— Хорошо, я подумаю, — холодно отозвался король.

Терпения пуантенского леопарда хватило ненадолго: — Нечего тут думать! Пой-ми, пока ты думаешь, стигийцы действуют! Бьюсь об заклад, если тут замешана Ка-мия, очень скоро твои вельможи начнут браниться меж собой!

Король поморщился.

— Ступай, Троцеро. Я устал. Очень устал. Я ведь уже старик…

Троцеро горестно покачал головой. В этот момент ему трудно было вообразить, что он, гордый пуантенский изгнанник, и этот человек, правитель богатейшего и важнейшего государства Западной Хайбории, называющий себя усталым стариком, — ровесники.

— Прошу тебя, Мило, думай скорее. Ты прежде всего король Аргоса. У тебя нет права на слабость. И запомни: если ты заведешь дела с Камией, эта женщина погу-бит тебя, твоих детей и твою страну, погубит всё, что тебе дорого. Одумайся, пока не поздно!

—Уйди, Троцеро, ради Митры,—прошептал аргосский король.—И без тебя тошно.

* * *

 - А

 вот возвращается наш добрый друг Троцеро… Взгляните на выражение его ли-

 ца, князь, — сказала Мефрес, передавая Ронтакису зрительную трубку.

— Он удручен, вне всякого сомнения, — отметил тот.

— Я победила, — улыбнулась королева Стигии. — Старые друзья повздорили из-за меня.

— Итак? — спросил Ронтакис.

— Пригласите моих мефреситов. Пора проверить их в деле.

Пятью минутами спустя четверо молодых людей в мундирах гвардейских офи-церов Стигии уже выслушивали высочайшие указания своей Повелительницы. А еще через двадцать минут эти же люди, одетые совершенно иначе, незаметно покинули борт посольской каравеллы.

В тот же день граф Троцеро получил печальное известие о пожаре на своей вил-ле, которая располагалась в двадцати милях севернее Мессантии. Граф быстро на-чертал письмо королю Мило и послал слугу отвезти его во дворец. Сам же собрал-ся и в сопровождении пятерки верных телохранителей отбыл с яхты. Он благополу-чно покинул пределы столицы, пересек мост через один из рукавов Хорота, выехал на дорогу, ведущую к вилле, — но до нее так и не доехал.

А письмо от пуантенского графа принес во дворец совсем другой человек; тот же, кому Троцеро поручил это сделать, в это время уже лежал на дне бухты, и к ноге его был привязан увесистый булыжник. Соответственно, само послание, начер-танное рукою графа, закончило свой путь не в руках короля Мило, а в руках коро-левы Мефрес.

Послание же, прочитанное аргосским королем, гласило:

«Милостивый государь! Полагаю, с момента нашей последней встре-чи прошло достаточно времени, чтобы вы смогли принять какое-то оп-ределенное решение. Судя по тому, что презренные змеепоклонники ни-чуть не собираются покидать пределы вашей столицы, я заключаю, что вы пренебрегли советом своего испытанного друга. Засим считаю де-лом чести откланяться. Я покидаю Мессантию. Вам скажут, наверное, что я уехал на виллу, где случился пожар; но не ищите меня там — я отправляюсь в мой солнечный Пуантен. Ваши аргосские дела отныне интересуют меня не более, чем мои собственные. Троцеро».

— Ишь ты, какой обидчивый, — пробурчал король Мило. — Ну и отправляйся в свой Пуантен. Больно надо нам тебя искать. Мы, аргосцы, как-нибудь сами разбе-ремся, что к чему.  И выбросил письмо графа в огонь.

* * *

В

 тот же вечер в своей загородной резиденции первый министр граф Молинарио

 читал донесения осведомителей.

Мессантия полнилась слухами самыми невероятными. Главной темой слухов уже третий день кряду оставалось стигийское посольство. Говорили, будто стигийцы из-винились перед светлым королем за прошлые свои темные дела. Еще говорили, бу-дто новая королева змеепоклонников сама женщина добропорядочная, в злобного Се-та не верит и очень стыдится черных стигийских колдунов. А сами колдуны ее люто ненавидят и готовы извести, и особливо за то, что желает она вернуть Барахские острова Аргосу, как того требует справедливость.

И еще говорили, будто новая королева пригласила наследного принца Кассио на Барах, чтобы показать ему Острова, которые вскорости перейдут Аргосу, а принц не едет, потому что боится, как бы стигийцы не сделали ему чего дурного. Защитники Кассио возражали: ничего наследник не боится, а хочет ехать, вот только вельможи, враги принца, его не пускают, потому что не хотят, чтобы лавры достались ему. Были и третьи, которые говорили, будто принц Кассио и рад бы поехать, но в силу своей неспособности принимать самостоятельные решения ждет, когда светлейший граф Молинарио подаст королю такой совет. А первый министр, мол, никогда не сделает этого, потому что намерен ехать на Барах сам и славу с наследником делить не собирается.

Вот такие сплетни гуляли по Мессантии. Они представляли собой искуснейше сготовленный коктейль из правды и лжи. Умудренный опытом министр чуял, что здесь не обошлось без чьей-то указующей руки. Такие слухи сами собой не рожда-ются. И точно: все схваченные по приказу светлейшего графа сплетники быстро со-знавались, что впервые услышали все это от каких-то стигийцев, с головы до ног закутанных в черное и щедро заплативших за дальнейшее распространение слухов.

Может быть, кто другой на месте Молинарио и счел бы вопрос исчерпанным. Однако граф был слишком умен и слишком хорошо знал изысканные манеры князя Ронтакиса, а потому был уверен, что тот не стал бы действовать столь безыскусно. «Стигийцы», заказчики слухов, выглядели как-то уж чересчур карикатурно. Это явно кто-то другой, и этот кто-то, бесспорно, желает, чтобы он, граф Молинарио, поду-мал на стигийцев.

Двое сплетников сознались на допросе с пристрастием, будто им показалось, что те стигийцы говорили с зингарским акцентом. У одного из сплетников, — того, кто так и не признался, — обнаружили три золотые песеты с профилем герцога Гварра-лидского Панто. Сей герцог был давним недругом Аргоса, его разбойники частенько нападали на аргосские рубежи. Сообразительный Молинарио заключил, что, возмо-жно, Панто желает подставить стигийцев; следовательно, союз Аргоса и Стигии не-выгоден правителю Гварралида.

Первый министр Аргоса еще не скоро поймет, что его опыт и сообразительность сыграли тогда с ним злую и страшную шутку.

* * *

С

 ледующим утром к графу Молинарио явился секретарь стигийского посла Хам-

 син. Он привез стигийский вариант церемонии вручения послом верительных грамот, чтобы сверить его с аргосским вариантом. Чиновники занялись согласовани-ем документов, а министр тем временем пригласил молодого стигийца побеседовать наедине. Тот поблагодарил за честь и почтительно проследовал за светлейшим гра-фом в его кабинет.

Хамсин показался Молинарио человеком скромным, воспитанным и, что было еще важнее, простым. Граф надеялся прощупать его; очень может быть, молодой и малоискушенный в дипломатии секретарь посла скажет больше, чем сам посол, и проговорится о вещах, которые сам князь Ронтакис не выдал бы под пыткой. К тому же смотреть на Хамсина было одно удовольствие; Молинарио давно не встречал та-ких утончённых красавцев…

— У вас отменный аргосский, — сделал своему гостю комплимент граф, чтобы начать беседу. — Словно вы выросли на берегах не Стикса, а Хорота!

Хамсин пригубил вино и уважительно заметил: — Это неудивительно, Ваша Све-тлость: я полукровка. Мой отец — стигиец, но мать — дочь Аргоса.

Министр заинтересованно воздел брови.

— Вот как? Ваш отец женился на аргоссийке? А я слышал, что стигийцы считают нас варварами.

Молодой человек стыдливо потупил взор.

— Вы правы, Ваша Светлость, к сожалению. Моя мать была не женой, а налож-ницей моего отца, рабыней в его доме. Я незаконнорожденный сын стигийского ба-рона. Но я любил свою мать! Она обучила меня аргосскому языку. Она хотела, что-бы я полюбил Аргос так же, как и Стигию. Умирая, она завещала мне это.

— И вы полюбили?

— Точно так, Ваша Светлость. В Аргосе великая культура! Ведь именно здесь, в прекрасной Мессантии, сходятся дороги со всего мира. А ваш язык такой приятный, такой певучий. Мне доставляет удовольствие изъясняться на нем. А служить секре-тарем аргосского посла святейших владык — величайшая честь для меня.

Молинарио любовался молодым человеком. Хамсин говорил так страстно и так убежденно, его большие темные глаза столь искренне смотрели в карие глаза графа, что тот еле сдерживался, чтобы не прослезиться.

— А почему я прежде не видел вас в свите князя Ронтакиса?

Хамсин горестно вздохнул, и красивое лицо его омрачилось.

— Все из-за моего происхождения, Ваша Светлость. Я незаконнорожденный сын барона, как уже сказал Вашей Светлости. Стигийские нобили не признавали меня равным. Я не имел возможности сделать карьеру в армии. Трудился простым пис-цом при знатных вельможах; так и попал к сиятельному князю… Но, когда на прес-тол взошли Их Святейшие Величества король Джосер и королева Мефрес, все изме-нилось для меня! — с юношеской горячностью заявил Хамсин. — Меня признали и вот, видите, я уже секретарь посла! Хотя навряд ли мне дадут добиться чего-то бо-льшего… — молодой человек снова понурил взгляд.

Бедный мальчик, подумал Молинарио. Такой красивый и талантливый, а уже такой несчастный! О, если б не был он наполовину стигийцем, я б нашел ему место при дворе. А он бы меня отблагодарил, как водится, в моей постели…

—Должно быть, вы очень любите свою королеву,—осторожно предположил граф.

— О, да я готов отдать за нее жизнь! — пылко воскликнул Хамсин и тут же усты-дился своей горячности: — Великодушно простите, Ваша Светлость, я не сдержался!

—Вам не в чем извиняться, достойный юноша. Любовь подданного к своему вла-дыке — не грех, а добродетель. К тому же вы обязаны вашей королеве возвышени-ем. Косвенно, разумеется, но обязаны. А скажите, какова она, ваша королева?

Хамсин прижал руки к груди.

— Она само совершенство! Умна, красива, благородна. Она жаждет мира. Вы же знаете, Ваша Светлость, что какая страшная беда случилось со Стигией при Тхутме-ртари. Увы, стигийская держава еще не скоро обретет былую мощь…

И слава Митре, нам на счастье, тут подумал Молинарио.

— Ну а есть ли у вашей королевы враги? У такой незаурядной женщины должны быть враги, я полагаю.

— И они есть, Ваша Светлость не ошибается. Это жрецы.

— Жрецы?!

— Точно так, Ваша Светлость, — вполголоса молвил молодой человек. — Жрецы всегда ненавидели мою госпожу. Тот-Амон отлучил ее от двора. Жрецам всегда была ненавистна сама мысль о мире Стигии с Аргосом.

— А король Джосер как считает: нужен мир или нет?

Хамсин замялся. Прямой вопрос графа ставил его в затруднительное положение. Молинарио ждал ответа, желая посмотреть, как выкрутится гость.

— Его Святейшее Величество король Джосер — такой же сторонник мира, как и Ее Святейшее Величество королева Мефрес, — взвешивая каждое слово, проговорил юноша. — Однако мой сир далеко, и я не исключаю, что во имя высших интересов Стигии ему в чем-то приходится уступать жрецам.

Ответ, достойный дипломата, мысленно похвалил собеседника граф. Этот чело-век не только красив и воспитан, но также умен.

— Если я вас правильно понял, благородный юноша, королева Мефрес менее подвержена влиянию жрецов.

— На Барахских островах присутствуют лишь младшие жрецы, а они ничего не решают. Поэтому там королева чувствует себя свободнее, чем король в Луксуре.

Вот из-за этого, возможно, она и не спешит возвращаться в Стигию, подумал Молинарио. Если королева Мефрес такая сторонница мира, можно понять, почему она желает поскорее заключить Договор с Аргосом. Если промедлить с договором, король Джосер, уступив влиянию жрецов, может выступить против, а так королева поставит своего мужа-соправителя перед свершившимся фактом.

Граф был очень доволен беседой с Хамсином. Как и ожидалось, юноша поведал множество интересных вещей.

— Вы можете обрадовать сиятельного князя Ронтакиса, — сказал Молинарио. — Его Величество король Мило повелел мне отправиться с ответным посольством на Барах.   Юноша вдруг омрачился лицом и упал на колени.

— Молю вас, Ваша Светлость, скажите это князю сами! Я не хочу так быстро впасть в немилость!

— Но отчего? — удивился министр.

— Королева пригласила наследного принца Кассио. Если он не приедет, она со-чтет наше посольство неудачным. Сиятельному князю Ронтакису ничего не сделает-ся, он большой человек, королева ценит его, ну а я… что будет со мной, Ваша Свет-лость? Молю вас, не губите!

Молинарио внезапно почувствовал себя виноватым перед этим бедным юношей. Он только-только поднялся по службе, и вот вдруг немилость… Такой умный, веж-ливый, красивый, почти что аргосец… Но самое обидное заключалось в том, что и сам Молинарио нисколько не хотел ехать на Барах. Особенно после рассказа Хам-сина о коварных жрецах, заклятых врагах королевы. Такие жрецы на все способны — что для них устроить покушение на аргосского министра. И — прощай, мир! С ми-ром-то ладно, но графу менее всего хотелось выступать в качестве жертвы возмож-ного покушения… Тем более, сама королева Мефрес ждет не его, а принца Кассио.

— Король Мило воспретил своим сыновьям ехать на Барах и поручил эту поездку мне, — сказал Молинарио.

— Но почему, Ваша Светлость?

В порыве откровенности граф ответил:

— А потому, мой юный друг, что, если принц поедет на Барах, это будет счита-ться признанием стигийского суверенитета над Островами.

Лицо Хамсина озарилось радостью. Он как будто расцвел на глазах. Вмиг под-нявшись с колен, юноша негромко воскликнул:

— Ничего подобного, Ваша Светлость! Наша королева будет принимать вашего наследника не на самом Барахе, а на своем флагманском корабле. Я это знаю сове-ршенно точно!

— О, Митра! — воскликнул Молинарио, вскакивая тоже. — Значит, принцу Кассио не придется ступать ногой на барахскую землю?

— Разумеется, Ваша Светлость, не придется, если он того не пожелает! Ну сами посудите, будет ли великая королева Стигии принимать высокого гостя там, где еще три седмицы тому назад гуляли грязные пираты?! Она живет на своем корабле и там же примет аргосского наследника…

— А корабль сей — собственность и суверенная территория Стигии, с этим никто не станет спорить, — пробормотал граф.

Мысленно он беседовал уже не с Хамсином, а с самим королем аргосским Мило.

Покидая часом позже загородную резиденцию первого министра, королева Меф-рес признавалась себе, что беседа с графом Молинарио доставила ей высшее нас-лаждение, — подобное тому, что испытывает каждая истинная актриса по заверше-нии грандиозного спектакля, в котором она блестяще сыграла наисложнейшую роль.

В самом деле, размышляла она, умный человек реже попадает в ловушки, неже-ли глупый. Но уж когда умный увязает в ловушке, шансов выбраться у него нет ни-каких! Ибо, в отличие от глупого, умный полагает, что это не он попал в чужую западню, а его враги попали в западню, расставленную им. Таким образом, умный чувствует себя великим кукловодом и не понимает, что сам является жалкой марио-неткой. А когда приходит запоздалое прозрение, умный тем более отказывается пр-изнавать свои фатальные ошибки — именно потому, что он умный и в этом своем качестве просто-напросто не может так страшно ошибиться!

К себе подобную философию королева Мефрес не применяла, поскольку не счи-тала себя умной.

Она полагала себя гениальной — а тут работает совсем иная философия!

* * *

В

 ечером все и решилось, к удовлетворению высоких сторон.

 Король Мило разрешил своему старшему сыну Кассио принять официальное при-глашение королевы Мефрес и посетить с визитом Барахские острова — с тем обяза-тельным условием, чтобы нога наследного принца не ступала на спорную землю.

Кассио остался очень доволен королевским решением, от души расцеловал отца и принялся готовиться к поездке. Брат его, Ариостро, был доволен тоже, поскольку на радостях Кассио простил ему вчерашнее.


Дата добавления: 2020-11-15; просмотров: 80; Мы поможем в написании вашей работы!

Поделиться с друзьями:






Мы поможем в написании ваших работ!