В высшей степени захватывающая экскурсия по историческим 8 страница
– Вот и славно, – быстро сказала Белль. – Чудовище, ты пока можешь почистить яблоки.
Она полагала, что управляться с опасными острыми ножами ему понравится больше, чем долго и нудно вымешивать тесто. В самом деле, Чудовище с готовностью схватилось за нож. Увы, тот оказался слишком мал для огромной лапищи, которая, хоть и была пятипалой, не могла сравниться в гибкости и ловкости с человеческой кистью.
Зажав яблоко в одной лапе, а нож в другой, Чудовище принялось снимать с плодов шкурку так, будто обстругивало веточку. Очевидно, когда‑то оно любило это занятие.
Однако спустя два с половиной яблока и три пореза – которые оно попыталось скрыть от Белль, – Чудовище сдалось и с такой силой метнуло нож на стол, что тот почти по рукоятку вонзился в деревянную столешницу.
– Бесполезно! – прорычало оно. – Нож слишком маленький. Яблоки слишком мягкие. У меня не получается.
– Хорошо… – сказала Белль, глубоко вздохнув. – Тогда попробуй месить тесто. Это весело!
Она выбрала самую большую миску и попыталась на глазок положить туда верное количество ингредиентов. Чудовищу очень понравилось растирать муку с маслом: его здоровенные неуклюжие лапы отлично для этого подходили. И тесто с когтей оно слизывало, только когда Белль отворачивалась.
Они работали в дружеском молчании.
Интересно, как бы сложилась жизнь, если бы в детстве рядом с ней была мать. Они могли бы вот так же готовить вдвоем, возможно, даже повязывали бы головы одинаковыми косынками…
|
|
|
Конечно, ей приходилось готовить вместе с отцом, но что, если с мамой все было бы по‑другому? Или так же?
– Значит… любой, кто… не родился принцем… умеет это делать? – спросило Чудовище, прерывая молчание.
– Более или менее, – ответила Белль, пожимая плечами. – Мой отец умеет. Девочек, наверное, учат готовить больше, нежели мальчиков… но большинство людей могут сами о себе позаботиться.
– Потому что вы выходите замуж и готовите для мужей, – блеснуло познаниями Чудовище – видимо, почерпнуло эту глубокую мысль в какой‑то книге. «Экскурс в жизнь селян. Издание для испорченных принцев».
– Точно. Да. Готовим для мужей. – Белль от души замахнулась и одним ударом отделила куриную ножку от тушки. – Милые женушки.
У Чудовища округлились глаза, оно не отрываясь смотрело на расчленяемую курицу.
– Что… что я такого сказал?
– Ой, ничего особенного… – вздохнула Белль. – Я не хочу быть «милой женушкой». Я хочу приключений, хочу… сама стать героиней истории. Вот только окружающие хотят, чтобы я вышла замуж, слушалась мужа, родила семерых‑восьмерых детей, стирала его носки… ТВОИ НОСКИ ВОНЯЮТ, ГАСТОН!
|
|
|
Она размахнулась и отхватила вторую ножку.
Если бы ее мать была где‑то неподалеку, приехала бы она на свадьбу дочери? Превратила бы всех гостей в свиней за то, что осмелились нарушить покой ее дочурки?
– Гастон? Это тот… охотник, о котором ты недавно говорила? – кротко поинтересовалось Чудовище.
– Это любитель устраивать засады на невест. Жених – любитель сюрпризов. Чурбан неотесанный, вот он кто. – Тут Белль осеклась. Чурбан неотесанный.
А ведь это правда – почему она раньше об этом не подумала?
Нанимать оркестр, заказывать торт, устраивать свадьбу‑сюрприз не нормально и не романтично. Особенно принимая во внимание тот факт, что она никогда не отвечала Гастону взаимностью – чего он, похоже, совершенно не замечал. Вся эта выходка – полный ужас и дикость. И в каком‑то смысле этот поступок не далеко ушел от заточения в темнице человека, случайно вторгшегося в ваш дом.
– В городе Гастон важная персона, – сказала она более спокойным тоном и отложила нож. – Все мечтают выйти за него замуж. Он высокий, красивый, сильный, отлично стреляет, у него удивительные синие глаза, он всегда душа компании…
Чудовище на секунду перестало месить тесто и посмотрело на девушку. Белль увидела, что морда у него испачкана в муке. Чудовище, проследив за ее взглядом, осторожно слизнуло муку длинным розовым языком.
|
|
|
Белль только покачала головой и возвела глаза к потолку.
– Но если… – смущенно проговорило Чудовище, – если он такой… красивый и идеальный, что все хотят выйти за него замуж, почему он не женится на ком‑нибудь другом? На девушке, которая захочет за него выйти?
Белль улыбнулась, покраснела и отвернулась обратно к курице.
– Это прозвучит ужасно тщеславно, но он полагает, будто я самая красивая девушка в городе. Ему нужна не я… он, знаешь ли, просто хочет заполучить «красивейшую девушку в городе». Думает, что достоин этого, раз он самый красивый парень в городе.
Чудовище посмотрело на свои огромные уродливые лапы, перепачканные в муке, потом снова на Белль.
– Ты… красивая, – проговорило оно угрюмо. – Так почему бы тебе не выйти замуж за самого красивого парня? Разве ты не достойна лучшего?
– Кажется, кое‑кто совсем меня не слушал. – Белль подбоченилась, но осторожно, дабы не испачкать платье. – Он тупой, невежественный, эгоистичный, убивает животных ради забавы, шумный, совершенно не любит читать…
– Я тоже не люблю читать, – пробурчало Чудовище, уставившись в миску.
|
|
|
Белль вздохнула.
– А еще я большой, – продолжало Чудовище еще тише. – И шумный.
– И определенно отъявленный эгоист, раз перевел весь разговор на себя, хотя изначально мы говорили обо мне, – поддела его Белль, делая вид, что возмущена до глубины души.
Чудовище тут же пошло на попятный.
– Держу‑пари‑из‑тебя‑получилась‑бы‑очаровательная‑невеста, – тихо пробубнило оно, с удвоенной силой набрасываясь на тесто, словно больше его ничто в этой жизни не интересовало.
Белль рассмеялась.
– Благодарю. – Об этом она как‑то не подумала: интересно, заказал ли Гастон для нее букет или фату? Не мог же он не подумать о том, как будет выглядеть самая очаровательная невеста в городе рядом с самым красивым женихом. Белль улыбнулась, представив, как Гастон договаривается со шляпником, выбирает, что именно заказать…
– ПРОКЛЯТИЕ!
Ее размышления прервал страшный грохот: Чудовище схватило миску с тестом и швырнуло на пол, так что та разлетелась на тысячу фарфоровых кусочков. %ар был такой силы, что тесто расплющило об пол тонким слоем, и через него просвечивала каменная плитка.
Чудовище рычало и фыркало, пока еще стоя на задних лапах, но явно намеревалось опуститься на четвереньки, при виде его оскаленной морды Белль почти испугалась.
– И что это сейчас было? – медленно проговорила она.
– Я повернулся, чтобы взять еще масла, и задел миску! – провыло Чудовище. – Лапой! А миска упала! ГЛУПО! Не стоило мне этого делать!
– Верно, тебе не стоило так поступать. И не стоит вести себя, точно большой испорченный ребенок, который, чуть что не по нем, сразу же закатывает истерику. Сколько тебе лет? Двадцать один? Чтобы принц так себя вел в таком‑то возрасте?
– Я НЕ ПРИНЦ, Я ЧУДОВИЩЕ!
Белль обдало горячим дыханием, как будто в летний день повеяло зловонным ветром или рядом кипит, грозя взорваться, плод неудачного эксперимента ее отца.
– Неужели? Тогда зачем вообще заботиться о том, как выглядишь? – Она потянула за золотую застежку его плаща. – Зачем ты надеваешь одежду и живешь в замке, а не в лесу? Зачем борешься с проклятием? Почему бы не сдаться и стать настоящим чудовищем во всем?
Чудовище разевало и закрывало пасть, то ли примеряясь, как половчее откусить девушке голову, то ли не находя слов.
– ЭТО ТРУДНО! – заорало оно в конечном счете.
– Конечно, трудно, тебе же раньше не приходилось готовить, – твердо сказала Белль. – Или ты полагал, что принцам все удается с первого раза?
Она отвернулась и продолжила разделывать курицу.
Чудовище помолчало.
Потом наклонилось и принялось собирать тесто с пола.
– Только попробуй положить это в другую миску, – сказала Белль, не глядя на него.
– Я и не собирался! – тут же откликнулось Чудовище. – Я просто… хочу взять другую миску.
Хозяин замка неуклюже заковылял к мусорному ведру, а Белль не смогла сдержать улыбку.
Ужин подан
Два часа спустя кухня наполнилась всевозможными изумительными запахами. Белль слегка опьянела от тепла, ароматов и страшной усталости. Готовить ужин на пару с Чудовищем нелегко, а заставить его потом прибраться еще труднее. Нет, оно не протестовало, но так и норовило выронить неодушевленную швабру, словно держало ее в лапах впервые в жизни – впрочем, возможно, так оно и было.
Белль вытерла пот со лба. Никогда еще ей не приходилось готовить на такой удивительной кухне. Девушка никогда не стремилась к кулинарным изыскам: еду она воспринимала просто как топливо, которое нужно время от времени забрасывать в себя в перерывах между чтением. «Хотя готовить на такой кухне, как эта, одно удовольствие. Здесь просторно… великолепные приправы… огромная печь…»
– И что же, скажите на милость, тут происходит? – осведомился Когсворт, влетая на кухню такими огромными прыжками, какими только позволяли его деревянные ножки. При виде Чудовища, снимающего импровизированный фартук, мажордом резко затормозил. – О, хозяин, простите, я просто…
Тут мажордома догнал Люмьер.
Канделябр сделал вид, что принюхивается. Белль мимоходом подумала, способны ли одушевленные вещи улавливать запахи и чувствовать вкус еды. Они определенно зрячие, а как у них обстоит дело с другими органами чувств, присущими живым людям? Чего еще их лишило проклятие?
– Так‑так, что у нас тут такое? – жизнерадостно изрек Люмьер. – Курица? Грибы? Любовь?
Пламя центральной свечи канделябра замигало, словно он играл бровями. Когсворт стукнул не в меру болтливого приятеля.
Белль улыбнулась.
– Мы с вашим хозяином сами приготовили себе ужин.
Когсворт залепетал:
– Это в высшей степени… Это так…
– Предприимчиво с вашей стороны, – подхватил Люмьер, отвешивая поклон и с любопытством косясь на Чудовище.
– Это не я придумал, но готовили мы вместе, – похвастался его хозяин.
– Ну, тогда мы вас оставим, – сказал Люмьер и замахал на Когсворта свечами‑руками, прогоняя. – У нас свободный вечер! Чем бы заняться?
– Э‑э‑э… сыграем в криббедж? [карточная игра]
Белль поглядела вслед удаляющейся парочке почти с нежностью, потом проверила столовую.
Та оказалась пустой и неуютной. Несмотря на настойчивое требование девушки позволить им с Чудовищем все сделать самим, кто‑то уже успел сервировать стоявший в центре столовой длиннющий стол. Чудовище посмотрело на Белль. В ответ девушка улыбнулась и принялась собирать все ложки, вилки и тарелки с одного конца стола, а потом разложила все это на другом конце, так чтобы два места оказались рядом.
Потом они вернулись на кухню, чтобы забрать еду, где застукали миссис Поттс: домоправительница перекладывала блюда на поднос, чтобы подать. Заслышав их шаги, она с виноватым видом обернулась.
– Миссис Поттс, – сказала Белль с легкой укоризной. – Сегодня мы обслужим себя сами. Вы заслужили отдых.
– О, я просто чувствовала вину за недавний инцидент, я просто… – забормотала домоправительница. – Вы великолепно готовите, моя дорогая!
– Пусть и немного elementaire [просто (фр.)] , – подсказала печь.
Надо отдать Чудовищу должное: приподняв крышку горшка и вдохнув широкими ноздрями божественный аромат, источаемый курицей, оно не запустило туда лапу – хотя, судя по его виду, отчаянно мечтало это сделать. Вместо этого хозяин замка аккуратно положил крышку на место, разве что прижал чуточку сильнее необходимого. Белль одобрительно улыбнулась. Она собирала остальные блюда, опасно балансируя на одной руке блюдом с луковым пирогом.
Чудовище протянуло лапу и без всяких видимых усилий забрало у нее блюдо так, словно то весило не больше крутого яйца. Девушка засмеялась, Чудовище тоже улыбнулось этой сиюминутной неловкости.
– Ужин подан, – объявила Белль, грациозно входя в столовую.
Чудовище внимательно наблюдало, как она расставляет еду на столе, а потом наполняет свою тарелку, пользуясь соответствующими каждому блюду приборами, и наконец садится. Тут‑то Чудовище сообразило, что обслуживать его девушка не собирается.
Оно поспешно ухватило половник и налило себе супа, пролив самую малость.
Белль с аппетитом принялась за еду, наслаждаясь вкусом. Дома‑то ей часто приходилось экономить ингредиенты или вовсе обходиться без чего‑то.
– Очень вкусно, – сказало Чудовище. – Elementaire , – повторило оно ремарку печи, очевидно, полагая, что это комплимент.
Белль приподняла одну бровь.
– Я не люблю всякие разносолы, – быстро продолжало Чудовище, очевидно, сообразив, что похвала не удалась. – Мне нравится… мясо.
Белль чуть не выронила ложку. А она‑то старалась соответствовать высокому кулинарному искусству. «Ну, по крайней мере, я сама ем с удовольствием», – решила она.
Глаза Чудовища вдруг округлились, в них плескался ужас.
Сначала девушка подумала, что оно случайно разгрызло перчинку – кажется, она читала, что собаки не любят перец, – но потом увидела, что Чудовище смотрит куда‑то вверх.
Лепестки роз.
Б воздухе медленно кружились черные лепестки роз и в полной тишине опускались в центр стола, на темную деревянную столешницу. В полумраке столовой выглядело это зловеще – словно из морского тумана показался мрачный «Летучий голландец», на мачте которого реет Веселый Роджер.
– Не слишком… романтично, – через силу попыталась пошутить Белль.
А сама мысленно считала лепестки.
У диких роз обычно пять лепестков, у розы центифолии их может быть сотня, а у обычной садовой розы – от двадцати пяти до сорока. Десять лепестков уже упало, и на морде Чудовища отчетливо проступила тревога.
Девятнадцать… Двадцать…
Чудовище побледнело, насколько это вообще возможно, его пасть приоткрылась – так человек, осознав некую ужасную истину, может замереть, приоткрыв рот.
Белль начала подниматься, чтобы собрать лепестки.
Двадцать один.
Лепестки перестали падать.
«Ну конечно. Двадцать один лепесток – это двадцать один год, возраст, до которого можно было снять проклятие».
Вот они лежат на столе, точно черные бархатистые хлопья.
– Я просто… – Белль встала, намереваясь смахнуть лепестки, убрать подальше от Чудовища. Ужасное видение потрясло девушку, и все же в ее душе боролись противоречивые чувства: с одной стороны, она пришла в ужас, с другой – хотела утешить и защитить Чудовище.
Однако стоило ей коснуться лепестков, те замерцали и исчезли – просто растаяли в воздухе, как лепестки настоящей розы накануне.
Все это время Чудовище сидело неподвижно, но Белль заметила, что его когти глубоко вонзились в деревянную столешницу, и поняла: хозяин замка вот‑вот сорвется.
– Может, моя мать хотела таким образом что‑то мне сказать, – предположила она.
– Или это действие проклятия, – мрачно отозвалось Чудовище. – Оно все больше опутывает замок, чтобы напомнить мне о моем приговоре.
– Так, – сказала Белль, глубоко вздохнув. Она лихорадочно соображала, пытаясь придумать, как сменить тему и отвлечь их обоих от мрачного видения.
Хотя… возможно, не стоит этого делать. Им во что бы то ни стало нужно придумать, как разрушить проклятие, так что призрачные лепестки просто сурово напомнили об этой необходимости. С тем же успехом она могла бы притащить сюда слона, вцепившись в его бивни.
И все же что‑то сказать нужно.
– Давай освежим в памяти факты. Во‑первых, моя мать прокляла тебя десять лет назад. Мы не знаем, жива она или мертва. Хотя, должна сказать, мне все время кажется, будто здесь витает ее призрак. Мы знаем, что рядом с ее именем в документах стоит странный значок, и этим же знаком отмечены все люди, которые в дальнейшем исчезли из списков. Мы знаем, что Аларик Поттс исчез… проклятие. Я забыла проверить, есть ли рядом с его именем тот символ: слишком сильно расстроилась. Нужно заняться этим сразу же после ужина. Как тебе мои рассуждения?
Чудовище пожало плечами, но, похоже, слова Белль немного отвлекли его от переживаний.
– Звучит разумно. Не знаю, правда, чем это нам поможет.
– Я тоже этого не знаю, но тут кругом загадки… как будто открываешь ящик, а в нем лежит второй, открываешь второй – а там третий. – Белль вздохнула. Она поскребла кончиком ложки по тарелке, поболтала остатки подливки. – По крайней мере… теперь я знаю, что все твои слуги прежде были… людьми. А значит, мы можем спросить кого‑то из них, что здесь происходило до проклятия. Это значительно упростило бы нам жизнь.
– Раньше мне и в голову не приходило с ними поговорить, – задумчиво пробормотало Чудовище. – Мать с отцом всегда меня учили… что слуги – просто инструменты… почти как неодушевленные вещи, которыми мы владеем. К ним нельзя слишком сильно привязываться, потому что тогда они попытаются меня использовать… Вот поэтому они так сердились из‑за Аларика.
– О, вот как.
Белль положила в рот кусочек курицы, не зная, что еще сказать. Можно ли винить кого‑то за его взгляды, если его таким воспитали?.. А потом на десять лет превратили в чудовище. После превращения время для Чудовища словно застыло. Понимала ли ее мать, что проклятие подействует именно так: ничего не исправит, а только еще больше навредит?
Бедняга расплачивается за ошибки родителей.
– Похоже, твои родители были не очень просвещенными и современными людьми, – сказала она наконец.
Чудовище передернуло плечами.
Девушка снова вспомнила слова из видения: «В твоем сердце нет любви, принц, как не было ее у твоих родителей».
– Какими они были? Король и королева?
– Они были моими родителями. Правили королевством. – Чудовище пожало плечами.
– Но… как они правили? Что они делали во время эпидемии? Попробуй вспомнить.
Чудовище перестало жевать и мрачно уставилось в тарелку.
– Они заперли замковые ворота и никого отсюда не выпускали, потому что здесь было безопасно… тут были священники и доктора. Не помню почему. Помню запах благовоний… еще мне не разрешали кататься верхом.
– А что они делали для народа, чтобы облегчить страдания людей?
Хозяин замка посмотрел на нее озадаченно и медленно проговорил:
– Они… закрыли границы. Я огорчился, потому что мне больше не привозили свежие ягоды с севера, которые я так любил. Никому ни при каких обстоятельствах не позволялось въезжать и выезжать, чтобы не дать заразе распространиться.
– Это, конечно, умно. Но устраивали ли они… полевые госпитали? Обеспечивали едой тех, кто из‑за болезни не мог выйти из дома?
Чудовище повозило лапой под столом.
– Твои родители делали что‑то…
Чудовище вдруг взревело и вскочило из‑за стола, опрокинув стул.
– Они делали всё! – прорычало оно в лицо девушке. Белль отвернулась и заслонилась руками, пытаясь защититься – ее внезапно ужаснули желтые клыки и оскаленная морда.
А потом, не говоря больше ни слова, Чудовище удалилось на четырех лапах, расшвыривая в стороны все, что попадалось ему на пути.
Белль окинула взглядом разбросанную по столу еду и разбитые тарелки.
Потом взяла салфетку и механическими движениями принялась медленно вытирать разлитый соус.
«Никогда не забывай, что имеешь дело с чудовищем», – печально сказала она сама себе.
Спросите у посуды
К тому времени, когда Белль закончила наводить порядок, она страшно вымоталась и осталась на кухне совсем одна. Плита, похоже, уснула, предварительно потушив огонь в духовке. Мебель тоже притихла и не двигалась.
Дата добавления: 2020-04-25; просмотров: 119; Мы поможем в написании вашей работы! |
Мы поможем в написании ваших работ!