В высшей степени захватывающая экскурсия по историческим 3 страница



Без какого‑либо сигнала или шума волки признали поражение: вприпрыжку помчались в лес и растворились во тьме, из которой появились.

Белль посмотрела на Чудовище – теперь оно стояло на задних ногах, угрожающе рыча вслед беглецам. Волки вырвали клочья шерсти из его шкуры, и одно ухо свисало под странным углом. Вся его фигура, и без того неестественная, теперь скособочилась еще больше.

Из правой передней лапы текла кровь, и у ног Чудовища уже образовалась красная лужица.

Чудовище открыло пасть, словно хотело что‑то сказать Белль…

А потом медленно, как подрубленное дерево, упало к ее ногам.

 

Чудовище

 

Белль замерла, как кролик перед удавом, глядя на развернувшуюся перед ней сцену, снова и снова проигрывая в памяти все случившееся.

Чудовище – здоровенное, уродливое, гротескное существо, которое сейчас лежит без сознания в луже собственной крови, – заточило ее отца только лишь за то, что тот «вторгся» в замок, а потом обменяло жизнь Мориса на ее собственную, как какой‑то средневековый тиран. Как ни напрягай воображение, а представить его добрым созданием не выходит.

И все же… оно спасло ее от волков.

Пошел снег.

Белль вдруг поняла, что не помнит, сколько уже простояла вот так, на холодном ветру.

Поводья Филиппа зацепились за длинную ветку дерева у края поляны, и конь нервно приплясывал на месте.

Запах волков и смерти его пугал.

Белль сморгнула с ресниц снежинки. Оцепенение, охватившее ее во время сражения с волками, постепенно проходило, и она начинала приходить в чувство – кстати говоря, ее ноги вновь обрели чувствительность, а ступни просто ломило от холода. Если она сейчас же не сдвинется с места, то просто не сможет идти и замерзнет насмерть.

Девушка медленно поднялась, потопала ногами, пытаясь хоть немного согреться. Потом заковыляла через поляну к Филиппу и, с трудом шевеля окоченевшими пальцами, распутала накрутившуюся на ветку уздечку. Бормоча что‑то успокаивающее, она уговорила здоровенного коня развернуться.

Тела волков – и Чудовища – застыли безжизненными холмиками, и снег медленно покрывал их холодным покрывалом.

Белль повернулась, намереваясь уйти.

Чудовище замерзнет насмерть, если она его здесь бросит.

Оно спасло ей жизнь.

Бормоча проклятия себе под нос, она провела нервничающего Филиппа мимо волчьих туш. Вопреки опасениям Белль Филипп не шарахнулся от Чудовища, очевидно, оно пугало его меньше, чем трупы волков.

С огромным трудом – поначалу Филипп ни в какую не желал опускаться на колени в холодную снежную кашу, щедро политую кровью, – Белль все‑таки удалось взгромоздить Чудовище поперек конской спины, при этом собственную спину она сильно потянула. Чтобы коснуться Чудовища, пришлось перебороть отвращение, однако вопреки опасениям его мех вовсе не смердел… зверем.

От шерсти исходил едва уловимый запах чисто вычищенного хлева, но она не была ни сальной, ни грязной. Девушка мимоходом подумала, умывается ли Чудовище языком, как кошка, или ныряет в водоемы на манер собаки.

Итак, что теперь делать, куда идти?

Снег повалил гуще, и Белль, поглядев на окружающий ее лес, поняла, что совершенно не представляет, где находится. Когда они столкнулись с волками, ей волей‑неволей пришлось позволить Филиппу выбирать направление. Белль нахмурилась и посмотрела на небо, но звезд, разумеется, не увидела. Небо заволокло тучами, мела метель, и разглядеть какие‑то привычные ориентиры не представлялось возможным.

Девушка никак не могла унять дрожь.

Мыски ее туфель отвердели и покрылись инеем – прямо как паутина, опутавшая замок. Белль почувствовала себя несчастной русской девушкой, которую зимой бросили на произвол судьбы в глубокой сибирской тайге.

Белль никогда не жаловалась на недостаток сообразительности, и сейчас ей совершенно не нравилось решение, на которое намекало все вокруг.

«А ведь я, вообще говоря, дочь волшебницы, – подумала она. – Так… может, я умею колдовать?»

Она закрыла глаза и представила тепло. Солнечные лучи в небесах, пушистые облака… снег тает…

Ничего не произошло.

Белль сжала кулаки и представила огонь. Была не была, пускай вон то дерево ЗАГОРИТСЯ!

Она открыла глаза.

Ничего.

– Я приказываю вам, ветры! – закричала она повелительным тоном. – Отнесите меня домой!

Помолчала несколько мгновений и добавила:

– Пожалуйста?

Снова ничего.

Тяжело вздохнув, она развернула Филиппа и медленно побрела обратно к замку, ориентируясь по конским следам.

Каждый шаг давался с трудом. Белль старалась не удариться в панику из‑за потерявших чувствительность ступней, отгоняя подальше воспоминания о прочитанных сказках, в которых девушки замерзали насмерть в безлюдных дебрях.

«Я дочь волшебницы», – твердила она про себя, чтобы не падать духом. Вдобавок ей нравилась эта фраза. В тех видениях она видела именно мать, а ведь до сего дня в ее памяти оставались лишь полузабытое красивое лицо, любящая улыбка и ощущение того, как удобно сидеть на материнских коленях. В этих картинках, чудом уцелевших в памяти, не было ничего волшебного, только ощущение тепла, любви и потери.

Когда они наконец добрели до замка, Белль с ужасом поняла, что он полностью опутан белесой паутиной. Новые ее нити продолжали расти из‑под земли, медленно, но неотвратимо.

Щель между створками ворот, через которую она протиснулась, убегая из замка, оказалась полностью затянута нитями паутины, толстыми, как веревки. Однако едва Белль надавила на них в надежде оттянуть в сторону, толстые нити вдруг пошли трещинами и осыпались под ее пальцами. Справившись с потрясением, девушка сообразила, что задача паутины – не выпускать Чудовище из замка, а вовсе не в том, чтобы не впускать.

Несколько ударов – и паутины на воротах как не бывало. Белль открыла железную створку и впустила Филиппа внутрь. Стоило воротам закрыться у нее за спиной, как они тотчас же начали зарастать паутиной.

У дверей замка ее встречала забавная сценка: Когсворт, Люмьер и… какая‑то половая швабра стояли, понурившись, время от времени всматриваясь в ночь. Люмьер сочувственно похлопывал Когсворта по плечу рукой‑свечой.

При виде Белль все трое подпрыгнули и в изумлении на нее уставились.

– Занесите его внутрь, нужен огонь и бинты, – распорядилась Белль. – Как можно скорее.

Certainement [конечно, несомненно (фр.)] , – воскликнул Люмьер и заспешил внутрь.

– Первая помощь прежде всего, разумеется! – добавил Когсворт мрачно.

Навстречу Белль выскочило множество оживших вещей и безделушек, которых она до сих пор не видела: все стремились помочь. Девушка заметила, как миссис Поттс, источая пар, решительно командует кухонной посудой, велит накипятить воды и принести горячие полотенца.

Пока Чудовище заносили внутрь и обихаживали, Белль неохотно вернулась во двор.

– Спасибо, старый друг, – поблагодарила она Филиппа, похлопывая коня по носу. – А теперь отправляйся домой. Скачи к папе.

Она подвела коня к воротам, вздрогнув при виде медленно разрастающейся ледяной паутины. После того как они осторожно вышли за ворота, девушка по‑дружески сильно шлепнула коня по крупу.

Филипп заржал и припустил рысью через лес домой.

Белль стало очень жаль себя, но она уже приняла решение.

– Мне нужна веревка, – объявила она Когсворту, входя в кабинет.

– Да, конечно, сейчас же принесем, – кивнул мажордом, потом опомнился. – Что вам нужно?

– Я не отпущу его, пока не получу ответы на некоторые вопросы, – проговорила Белль сквозь зубы. – Помогите мне его связать.

– Связать? Хозяина? – поперхнулся Когсворт.

– Он бросил моего отца в холодную темницу, а потом оставил меня вместо него! Думаю, учитывая обстоятельства, вполне милосердно будет связать вашего хозяина и усадить в тепле, у горящего камина! – отрезала Белль.

Когсворт колебался.

– Да… Я вас понимаю… хорошо… БУФЕТНАЯ КОМНАТА? Кладовая? Вам нужно…

Он вперевалочку удалился, заламывая руки, – идея подобного святотатства его ужасала.

Белль наблюдала за суетящимися вещами и немного удивлялась тому, как легко она приняла все происходящее. Всего несколько часов назад она узнала о существовании заколдованного замка, а теперь отдает приказы его обитателям, как будто всю жизнь этим занималась. Интересно, что случилось бы, если бы она не пошла в запретное западное крыло? Она так и осталась бы узницей Чудовища? Или стала бы королевой этого места?

Библиотеку она так и не увидела…

Белль не слишком‑то доверяла столовому серебру и лично проверила, крепко ли затянут каждый узел. Случалось, им не хватало денег на металл, и тогда отцу приходилось на скорую руку соединять несколько своих изобретений при помощи кожаных ремней и веревок. Так что Белль отлично умела затягивать узлы.

Приехал столик на колесиках, а вместе с ним – миссис Поттс, с горячим чаем и бренди, миской бульона и закрытой супницей, в которой, судя по запаху, лежала обычная пища Чудовища – сырое мясо.

Белль решила помочь, и сама промыла раны Чудовища: все живые вещи были слишком низенькими (если не считать швабру и метлу) и недостаточно сильными, чтобы намочить тряпицу в горячей воде и отжать, а потом осторожно промыть рану.

«Интересно, могла ли моя мать исцелить его? Щелкнула бы пальцами – и готово!»

Белль напрягла память – может, мама лечила ее в детстве, – но вспоминался только Морис: вот он бинтует ей ногу, вот накладывает мазь, вот целует оцарапанную руку, чтобы быстрее заживало. Она не помнила, чтобы мать ее лечила. По правде говоря, она вообще ничего не помнила о маме.

Промыв раны Чудовища, Белль налила себе чаю, изрядно сдобрив его сахаром. Дома сахара всегда не хватало, здесь же на подносе лежала целая груда искрящихся коричневых кубиков.

«Интересно, волшебницы пьют чай? Или моя мама питалась исключительно питательными отварами, приготовленными из диких трав?» В том видении ее мать отнюдь не походила на лесного духа. Когда она сбросила личину уродливой старухи, то оказалось, что на ней надето великолепное платье, немного вычурное, но в целом довольно модное. Такое могла бы надеть современная зажиточная дама, если бы захотела произвести впечатление на заносчивого принца.

«Чародейки в платьях с турнюрами, ведьмы с воздушными белыми крыльями…» Белль сонно подумала: а как, собственно, положено выглядеть современному магу?

Наверное, она в конце концов заснула, сидя на полу, привалившись к креслу, в котором лежало связанное Чудовище. Очнулись они с Чудовищем одновременно.

«Забавно, – подумала Белль. – У него есть ресницы».

Несколько мгновений хозяин замка моргал, а потом, полностью придя в себя, заревел и напрягся в тщетной попытке подняться, потом снова заревел, поняв, что не может сдвинуться с места.

– Тихо! – строго одернула его Белль. – Тебя весь замок слышит.

– ПОЧЕМУ Я СВЯЗАН? ЧТО ЗА… А‑р‑р‑р! – Веревка врезалась в одну из ран, и Чудовище обмякло в кресле, прикусило губу и заскулило, как собака.

– Спасибо, что спас меня от волков, – сказала Белль мягко. Она надеялась потянуть время и успокоить хозяина замка, потому что с его огромной силой не составит большого труда разорвать веревки.

– Если ты меня благодаришь, то почему я связан? – проворчало Чудовище.

Вот теперь у Белль появился шанс договориться: таким тоном – ворчливым и очень человеческим – Чудовище уже говорило однажды, в башне.

– Дай‑ка подумать. – Девушка принялась загибать пальцы. – Ты заточил моего отца в тюремной камере. Потом сделал пленницей меня. Вдобавок ты проклят, и, сдается мне, не без причины. К тому же у меня есть к тебе вопросы.

– Мне теперь все равно. Хочешь держать меня связанным – вперед. Я застрял здесь навечно, в этом… – пробормотало Чудовище и принялось с мрачным видом зализывать рану на передней лапе.

– Прекрати! – Белль легонько шлепнула его по лапе.

Чудовище так и подпрыгнуло.

– Ай!

– Ой, не притворяйся. – Белль возвела глаза к потолку. – Я видела, как тебя покусали волки. – Уж наверняка больнее, чем легкий шлепок.

Чудовище надулось и промолчало. В неверном свете камина оно выглядело еще более страшным и в то же время похожим на человека. Огромная голова казалась еще крупнее, однако походила не на волчью морду, как у волка‑оборотня. Скорее она напоминала заросшую длинной шерстью голову быка, а довершали картину длинные рога.

В оранжевых глазах Чудовища отражался оранжевый свет камина, а еще в них светился живой ум.

– Погоди‑ка, – вдруг спохватилось оно. – Как ты узнала, что меня прокляли?

– Я поняла это, коснувшись твоей розы… Прости!

Чудовище моментально сникло, съежилось в огромном кресле, нахохлилось, как еж, и вроде бы даже заскулило.

Теперь Белль понимала, почему оно так озлобилось.

Подробностей она, разумеется, не знала, зато осознавала, что случайно уничтожила единственную для Чудовища возможность расколдоваться.

– Дотронувшись до розы, я увидела, что произошло. Я увидела тебя, мальчика, в замке, проклятом волшебницей. Мне… очень жаль. Прости за то, что я сделала, – тихо проговорила Белль. – Но… по правде говоря, не думаю, что ты сумел бы сам разрушить проклятие. Большая часть лепестков уже облетела, не так ли? К твоему двадцать первому дню рождения мы должны были бы стать очень близки. Даже если бы ты попытался влюбить меня в себя… Не знаю… Месяца, или сколько там осталось времени, для этого недостаточно.

Чудовище отвело взгляд, видимо, стыдясь своего поступка.

– К тому же, – сухо добавила Белль, – меня сегодня уже пытались выдать замуж против моего желания. Так что, уж поверь, ничего бы у тебя не вышло.

Чудовище посмотрело на нее с удивлением и интересом, потом сжало зубы и снова уставилось в пол.

– За что она тебя прокляла? – настойчиво спросила Белль.

Чудовище не ответило.

– Ну же… Расскажи мне!

– Чокнутая колдунья, кто ее разберет. – Чудовище сердито пожало плечами.

– Пожалуйста, – не отставала девушка.

– Мне было одиннадцать лет! – заревел хозяин замка. – Что, по‑твоему, я мог сделать?

Белль помолчала. Действительно, мальчик из видения выглядел очень маленьким.

И все же это был мальчик…

И, кстати говоря, не простой мальчик, а принц.

Как там говорила волшебница, ее мать? «В твоем сердце нет любви, принц, как не было ее у твоих родителей…»

– А она… Женщина, которая тебя прокляла, знала твоих родителей?

Сначала ей показалось, что Чудовище будет и дальше дуться и промолчит, но потом оно, похоже, задумалось – так, словно раньше эта мысль не приходила ему в голову.

– Родители правили королевством, разумеется, она их знала.

Белль озадаченно потерла виски.

– А сама волшебница была знаменита? Может, она ополчилась на твоих родителей не просто так?

Ужасно не хотелось верить, что женщина, о которой она вдруг так много узнала, оказалась ничуть не лучше вредных фей, ведьм и колдуний из сказок, имевших привычку проклинать людей ни с того ни с сего.

– Теперь‑то… какая разница? – проворчало Чудовище.

– А такая, что я заточена здесь вместе с тобой из‑за того, что случилось десять лет назад, и, кстати говоря, та волшебница, оказывается, была моей матерью!

Изумление на мохнатой морде Чудовища смотрелось почти комично.

«Нет, на самом деле комично», – решила Белль.

– Ч‑что?

– Волшебница была моей матерью, – терпеливо повторила девушка.

Как это странно звучит.

До сего дня она не помнила матери, а теперь у нее в голове появился образ молодой женщины, возможно, лет на десять старше самой Белль. Она выглядела такой прекрасной, одухотворенной и разгневанной… Что же заставило ее устроить маленькому принцу проверку, а затем проклясть?

Необдуманный поступок . Вот как Белль назвала бы такое поведение.

«Ой, – хихикнул внутренний голос. – А приходить в заколдованный замок и предлагать себя вместо отца – это о‑о‑очень обдуманно. Разве ты подумала о последствиях, поступая подобным образом?»

Белль помахала в воздухе рукой, как будто это помогло бы прогнать неприятную мысль.

– Твоя мать? – повторило Чудовище, очевидно, не в силах прийти в себя от изумления.

Потом завозилось в кресле, точно непоседливая собака, и спросило с надеждой:

– Ты тоже волшебница? Можешь освободить меня от этого уродливого тела?

– Я не волшебница, – мягко сказала Белль. Чудовище огорченно поникло, и девушка с изумлением поняла, что ей очень его жалко. – До сего дня я вообще не верила в существование волшебства, проклятий и заколдованных замков.

Тут как по заказу в комнату, передвигаясь прыжками, влетели две серебряные ложки, аккуратно вытерли маленьким полотенцем несколько пролитых на пол капель чая и опять ускакали.

– Ну… и… где же она? Твоя мать сейчас дома? Можно ее увидеть?

Чудовище с надеждой подалось вперед.

– Я… никогда не знала свою мать, – призналась девушка. – И понятия не имею, где она теперь: мама покинула нас с отцом много лет назад. Мне бы очень хотелось увидеть ее снова, особенно теперь, коль скоро она волшебница. Мне так много нужно у нее спросить.

– Тогда чего ради ты здесь? – проворчало Чудовище. – Твоя мать заявилась сюда и прокляла меня, и вдруг спустя десять лет ты тоже появляешься на пороге. Немного странно, не находишь?

– Пожалуй, что так, – согласилась Белль. – Только я здесь исключительно из‑за отца. Филипп, наш конь, вернулся домой без него, и я отправилась на поиски.

– Врешь. Наверняка ты явилась посмотреть, действует ли еще заклятие.

Белль выгнула бровь.

– Я не лгу. Даже и не знаю, с чего мне поступать так, как ты говоришь. Вообще‑то не привези я тебя обратно в замок, ты бы замерз насмерть.

Чудовище промолчало – очевидно, сильно расстроилось.

– Что… что мы теперь будем делать? – наконец спросило оно еле слышно.

Белль изумленно посмотрела на него.

Чудовище развело передние лапы в стороны, насколько позволяли веревки, показывая на комнату, замок, а может, и весь мир.

– Мы… заперты здесь. Навечно. Паутина… скоро покроет весь замок, дабы проклятие окончательно свершилось.

Белль посмотрела на потолок, стены, надеясь увидеть там ответ или какую‑то подсказку. В свете камина казалось, будто темные углы комнаты танцуют, то приближаясь, то отдаляясь – выглядело это очень зловеще. Девушка вдруг осознала, что охватившее ее тяжелое чувство – вовсе не страх, а ужасная усталость. Казалось, она сейчас в изнеможении упадет на пол.

Разум, за который ее так хвалил отец, вдруг оказался чрезмерно перегружен, переполнен впечатлениями.

Все, чего ей сейчас хотелось, – это сесть тихонько в уголок и подумать, упорядочить разрозненные обрывки воспоминаний о матери.

Например, ей всегда казалось, что у мамы волосы золотисто‑каштановые. Примерно как у нее самой, только более рыжего оттенка, но никак не белокурые. Почему она так ошиблась? Даже маленькие дети могут сказать, какого цвета волосы у их родителей. Белль понятия не имела, как пахли волосы мамы. Она совершенно не помнила, чтобы мать держала ее на руках, фактически у нее вообще не было настоящих воспоминаний, только общие представления об идеальной матери, почерпнутые из волшебных сказок и романов.

Новый образ матери, этакого ангела мщения, совершенно не вязался со старым, идеальным образом матери. В видении Белль увидела вовсе не мать, а женщину, человека, к тому же творившего вещи, с которыми Белль не имела ничего общего.


Дата добавления: 2020-04-25; просмотров: 113; Мы поможем в написании вашей работы!

Поделиться с друзьями:






Мы поможем в написании ваших работ!